Фессалийцы

Использование в театральном действии нескольких разнообразных дубинок уместно в каком-нибудь фантастическом вздоре фессалийских мастеров, но когда они появляются на сцене современного спектакля, и совсем не для того, чтобы произвести особый эффект, впору хвататься за киноаппарат!

Менеджером у нас был старый Хипурбили Джонс, хитрый, как все менеджеры в этой стране. Мы закончили сезон в Милфорде и отправлялись на гастроли. В репертуаре нашей труппы была первоклассная драматургия, а не какие-нибудь пошлые водевильчики. Мы играли Шекспира, Марло, Гете и пьесы хороших современных авторов. Было у нас и несколько вполне оригинальных пьес, принадлежащих перу ведущей актрисы театра, мисс Арименты Джеппс. Две из них, а именно: "Что такое любовь?" и "Малиновое, красное, алое" – всегда шли с аншлагом, отрывки их них мы и играли в последний вечер.

Не все в спектакле шло гладко, и мне на память пришло представление, которое мы давали в одном большом городе Невады. На афишах вписали строку "Всего один вечер", и это сослужило нам хорошую службу. В тот вечер мы играли "Женщину в маске" – пьесу Эфраима Джуба, нашего "резонера" и поэта по совместительству. Это увлекательный спектакль, полный неожиданных коллизий, тайных страстей, внезапных убийств – и на сцене одни короли, лорды, графы и принцессы!

"Оперный дом", как называют его местные жители, был забит до отказа. Все шло прекрасно, если не считать того, что в окнах не хватало стекол и по залу гулял ветер, раздувая бакенбарды Алонсо Чаба, исполнявшего роль короля Керамуза. В целом пьеса имела успех, только во втором акте с головы Чаба ветром сдуло шляпу и она упала на ногу героини, с уст которой сорвались слова, отсутствовавшие в тексте пьесы. Перед началом четвертого акта за кулисами появился старый Хипурбили Джонс и сообщил, что нам предстоит провести в дороге всю ночь, потому что единственный в эту неделю поезд отправляется через двенадцать минут после окончания спектакля. Он предупредил, что уже погрузил весь багаж, кроме реквизита, находящегося на сцене, и просил нас сразу, как упадет занавес, собрать костюмы и поспешить на вокзал.

Обычно мы никогда не оставались в городе после представления дольше, чем это было необходимо, из-за неистребимой страсти билетера Томсона и бутафора Сомолии Стейтса присваивать вещи, забытые зрителями в зале.

Мы попросили нашу танцовщицу, Белл Джимсонвид, обожавшую выходить на поклоны, раскланиваться не слишком долго, а Хипурбили вышел на сцену и предупредил зал, что труппа спешит на поезд.

Пришло время упомянуть, что у нас был свой маленький зверинец – безобидная гремучая змея, несколько белых мышек, пара морских свинок и совершенно не вонючий фиолетовый скунс по имени Аврелий, – питомцы которого иногда принимали участие в спектаклях.

Начинался последний, четвертый акт, в котором довольно легкомысленная комедия превращалась в драму: королевскому шуту предстояло поколотить главного злодея надутой дубинкой. Вышеупомянутой дубинки на месте не оказалось, и когда настала сцена избиения, нам пришлось срочно искать другую.

Шут хотел воспользоваться частью подпорки занавеса, но Эфраим пустил в ход все свое красноречие, а Сомолия Стейтс, проявив недюжинную изобретательность, раздобыл палку болонской колбасы длиной в три фута. Я должен был стоять за кулисами, держа наготове "дубинку", а шуту надлежало в нужный момент не забыть подойти ко мне, схватить колбасу и начать дубасить ею поэтический череп Эфраима Джуба.

А тем временем те, кто не был занят в спектакле, сновали туда-сюда, упаковывая ненужные больше костюмы и прочий реквизит. Наконец момент настал, заинтригованная публика подалась вперед, шут схватил болонскую колбасу, замахнулся на Эфраима, но невесть откуда взявшаяся кошка вцепилась в ароматную "дубинку".

Как ей и полагалось, "дубинка" описала дугу вместе с вцепившейся в нее кошкой, та не удержалась, выпустила из когтей желанную добычу и, с криком пропащей души пролетев по воздуху футов двадцать, шмякнулась прямо в лицо мэра, сидевшего в первом ряду. Последовало короткое сражение, кошка, пусть и без военных трофеев, но с видом победительницы удалилась с поля боя, а мэр встал и сделал несколько остроумных замечаний о долгих тяжбах. Спектакль пришлось прервать, и наша ведущая актриса очаровательнейшим образом принесла свои извинения. Старый добряк ухмыльнулся и сел на место, после чего мы продолжили представление.

Но Алонсо Чаб считал делом чести провалить спектакль окончательно. Он решил помочь Сомолии подтащить за кулисы ковер и во время страстной любовной сцены выставил на обозрение зрителей свой внушительный зад. Он, как болван, всецело поглощенный своим занятием, стоял спиной к залу, не подозревая, какую часть его тела приходится изучать зрителям. В этот момент какой-то подающий надежды гений из публики выстрелил из рогатки. Что-то острое вонзилось в штаны Алонсо, тот пронзительно заорал, взлетел по кулисе чуть ли не до потолка и, сделав несколько красноречивых жестов, исчез в окне. Его крик "Пожар!" подхватили еще семь тупиц. Публика разом встала и бурно зааплодировала, а на сцену выбежал человек в маске.

– Священная кошка! – провыл главный герой, Адджернон Репплз. – Что это значит?

В довершение всеобщего удовольствия как раз перед тем, как упал занавес, на сцене появилась дама, и тоже в маске.

– Давай же! – подсказал Сомолия, и Адджернон, бросившись вперед, сорвал маску, под которой оказалась веселая, пьяная физиономия Августа Баффа, рабочего сцены. В тот же момент женский вой из-за кулис сообщил публике, что мисс Аримента Джеппс дает выход своему артистическому темпераменту, так как обиженная героиня сообразила, что ее переиграли.

Сомолия тоже завопил, а Алджернон изо всех сил ударил Августа, который полетел в оркестровую яму, повалив две скрипки и свирель.

Вдруг среди всего этого переполоха в зале с притворной застенчивостью появилось маленькое скромное существо, надумавшее именно сейчас устроить променад между рядами.

Сомолия решил, что это Аврелий, наш фиолетовый скунс, и, не обращая внимания на зрителей, пошел между рядами, чтобы выгнать его, но в нескольких футах от животного бутафор застыл с выражением крайнего изумления на лице, развернулся и направился обратно. Это оказался совсем не Аврелий.

Жители города как-то хвастались, что оперный театр можно очистить за три минуты, но на этот раз рекорд был побит за две минуты тридцать секунд.

А те, кто находился тогда на улице, могли лицезреть труппу высококлассных актеров, побивающих самые вьщающиеся рекорды Нурми и на три прыжка опережающих кровожадную толпу, которая хотела их линчевать или совершить с ними что-нибудь не менее абсурдное.

Поезд тронулся, едва мы успели сесть, и я сомневаюсь, что кто-нибудь из нас когда-либо вернется в этот город. По-моему, это совершенно невероятно. Совершенно.