Фигуристы

Пролог

Аня поднимается на локтях и в тот же момент обнаруживает, что лежит на снегу, и словно от осознания этого холод тут же пронзает её незащищённые ладони. Она смотрит на Иру и понимает, наконец, что не так. У Иры волосы короче. А у самой Ани – наоборот длиннее. Она прикасается к своим внезапно отросшим волосам, мокрым от снега и замечает на безымянном пальце левой руки тоненькое серебряное колечко. Откуда оно взялось?

Аня снова обращается взглядом к Ире, словно та может прояснить ситуацию. Но та только улыбается, и Аня видит на безымянном пальце её руки такое же кольцо. Ей хочется спросить, откуда это и что значит, но голос не слушается, как это часто бывает во сне.

– И долго ты собираешься тут валяться? – спрашивает Ира и проводит рукой по волосам Ани. – Замерзнешь же, а если заболеешь… что я тогда с тобой делать буду?

– Как «что»? Лечить, конечно, – отвечает Аня против своей воли. – Я знаю один замечательный способ лечения, – её губы словно отвечают заученное стихотворение. Или сценарий. И она сама не понимает, почему говорит именно это. Словно это – и не она вовсе.

На щеки Иры наползает лёгкий румянец. Она наклоняется и целует Аню в губы. Та ещё не успевает сообразить, в чем дело, а сама уже отвечает на поцелуй. И это выходит так естественно, словно они уже делали это много раз.

А потом Ирка помогает ей подняться, и Аня оглядывает место, где они оказались. Это небольшой парк с редкими молодыми деревцами. Они идут по чуть присыпанной снегом тропинке и выходят к набережной. Аня оглядывает здания с незнакомой архитектурой, и ей удается, наконец, спросить то, что она сама хочет спросить:

– Где мы?

– Как это «где»? – Ира усмехается. – Ты случаем не ушиблась головой при падении, моя дорогая? Мы в Стокгольме, разумеется. А это набережная. И мы возвращаемся домой. Ну как, прояснилось немного?

– Кажется…

Часть 1. «Разговоры еле слышны…»

– Ты собрала вещи? – спрашивает папа за завтраком.

В лагерь. На целых три недели! Вместе со льдом и коньками. И теперь меня точно не отправят на каникулах к бабушке в деревню – путевку купили ещё в начале весны.

Я киваю, ставлю на стол чашку, в которой осталось немного кофе, и направляюсь в школу. На улице прохладно. Ноль. В конце апреля. Нет, ладно, Сибирь. Снег на девятое мая иногда выпадает, но все же… Где можно найти человечка, который погоду придумывает? Я бы хотела пожаловаться.

Иду по двору, одновременно пытаясь включить музыку. Наконец, приложение загружается, и я надеваю наушники. Можно идти дальше. Слушая музыку, я представляю себя звездой какого-нибудь клипа, и обязательно кружащейся в ливне.

Поднимаю глаза вверх. Какое удивительное небо! Облака-барашки плывут по нему в поисках счастья. Или дождевика. Они явно не ожидали нулевой температуры. Зато с другой стороны остались тучки, намерения которых понятны всем.

У меня сумасшедший класс! Вот дверь у нас открывается только с ноги, и хорошо, если, зайдя, я не увижу одноклассника с мусоркой на голове. Первоклассники идут, держась за ручки в столовую, а наши несутся наперегонки, чуть ли не перепрыгивая через парты.

– На что гадаете? – подхожу к знакомым из параллельного класса.

– На суженного… или -ную… суженную, м? Тебе погадать? – ехидно улыбается Катя. – Классный лук, кстати. Так что, погадать? На Ирочку, например.

– Стой! Па-да-жди! Какую еще Ирочку? Не надо.

– На ту, в которую ты была влюблена. Давай-давай, надо! – она театрально размахивает колодой над пуфом, а потом швыряет ее. Так же театрально что-то шепчет и начинает вытягивать карты. Раз. Два. Три. Потом возвращает их в колоду. Когда она начинает говорить, я вздрагиваю. – Карта «2 кубка»! Партнерство. Романтические отношения! Или тесный личный союз! Страсть в любовных отношениях! – лозунгами выкрикивает подруга. – Вовлеченность! Ой… подожди… наивный оптимизм, принятие желаемого за действительное… блиин, сочувствую, – это уже медленно и почти шепотом.

– Ну ты ж понимаешь, что все это неправда?

Она вздыхает:

– Какая ты скучная!

– Ну ничего. Скоро уеду.

Катя вопросительно поднимает бровь.

– Куда?

– В лагерь.

– Тем более, скукотища! – вздыхает. – И когда уезжаешь?

– Через три дня. Папа, – (будучи моим же тренером), – сильно настаивал. Доп-тренировки не помешают. Да и соревнование…

– Желаю тебе отсутствия тараканов в комнате!

Я иду на урок биологии, любимый второй этаж пустует. Кажется, в кабинет уже пустили.

Учительница уже что-то говорит классу, хотя ещё идет перемена.

– … На прошлой неделе у вас была контрольная. Сейчас все придут, и я скажу оценки.

Посмотрев на недовольное лицо Елены Александровны, молча направляюсь к своему месту – третьей парте первого ряда. Ее я отметила, как располагающуюся недостаточно далеко от доски, но и не очень близко, так что можно спокойно переговариваться с кем-нибудь на уроках и быть в курсе происходящего в классе.

Рядом садится моя лучшая подруга Алена, которая принимается говорить о любимой корейской группе, которая мне, кстати, не нравится.

Я, прервав ее пламенную речь: «Ой, какой же Чимин милый, я хочу за него замуж!», обещаю посмотреть, послушать и оценить достоинства корейских сенпайев (Вру, конечно, и Алена это знает).

Звонок с урока, мелкие ребята бегут в столовую. Перемена – время, когда в коридор без особой надобности лучше не выходить. Но мы направляемся на третий этаж и занимаем диванчик в своеобразном закутке в самом конце этажа, рядом с лестницей.

– А как ты решила третью задачу по алгебре? – спрашивает Алена. – Свериться хочу… Ань, ты меня слушаешь? – окликает Аленка.

– Прости… задумалась.

– Ну, ты даёшь. Давай просыпайся. Сейчас – история. Проверочная будет, Ленка из "В" сказала. Прикинь, заснёшь, – я представляю себя, мирно спящей в кабинете истории. И учительницу, как дракон пышущую огнем, спрашивающую класс, разбудить меня или нет, будто у нее выбор есть. Жуткое, однако, зрелище. – А как проснёшься, увидишь разгневанное лицо исторички. И скажет она: "Два тебе, Романова… – подруга выдерживает театральную паузу – за год!". И будешь до конца своих дней…

Что я буду делать "до конца своих дней", никогда уже не узнаю. Треклятый звонок ударяет прямо в ухо! Нельзя было нормальную мелодию поставить что ли? Поприятнее.

После этого урока я решаю-таки подойти к человеку, к которому подойти очень боялась. Я точно знаю, что она сидит в своем кабинете, даже проверять не требуется. И самое главное, у нее сейчас окно. Тихонечко скребусь в дверь. Дверь отвечает глухо. Но я уверена, что все она слышит. Раз. Два. Три. Мне Лида говорила, что надо быть решительнее.

– Здравствуйте, – я вдыхаю какую-то особую атмосферу кабинета русского, и дышать становится легче. – Екатерина Владимировна? Можно?

В ответ я слышу глубокомысленное «Уху». Что ж, забавно. Она, наконец, оборачивается.

– Ты как? – интересуется она, заметила, наверное, что не очень.

– Я окончательно рассорилась с Валентиной Игоревной!

Она вздыхает:

– И зачем?

Я всегда считала, что жаловаться ей – гиблое дело. Она ж не подружка мне, чтобы успокаивать, и не мать, чтобы решать мои проблемы. По сути, она мне никто. А я всегда хотела назвать ее подругой. Да и день этот мне не нравится вообще, хочется с кем-нибудь кроме подруг поделиться. И я сама не замечаю, как начинаю рассказывать все ей. Эмоционально и яростно.

– Екатерина Владимировна, я не понимаю, как можно так относиться к работе!

– Тшшш… – успокаивает она. Голос у нее мягкий и нежный, я таю. – Ты права и не права одновременно. По сути, твоя мысль верна. Но ссориться с учителями – плохая идея, вам ещё какое-то время надо будет сосуществовать.

Она улыбается, сердечко мое трепещет. Мне становится тепло и уютно. Как-то магически она умеет на меня влиять.

Екатерина Владимировна обнимает меня, и разум мой от счастья растекается мороженым на летнем солнышке. Но объятья длятся недолго.

– Знаете, я понятия не имею, как проживу без вас все это время!

– Ты ж уезжаешь! – вспоминает она. – Все будет хорошо, я уверена. Пиши мне, если хочешь.

***

Следующим вечером мы собрались у Алены. Ее мама уехала на дачу, согласившись оставить свою квартиру на растерзание подружкам, которые решили «вместе делать домашнее задание». Естественно, ничем подобным мы заниматься и не думали. Мне не слишком актуально, а подруги за компанию.

Вечер не задался с самого начала. Мне пришлось остаться после уроков, чтобы сдать работы, которые я делала ради хорошей оценки по физике. А учительница еще и пристала типа почему так мало. Ага, всего-то три листа доклада! И пять решенных задач по пройденным ранее темам.

– «Ладно, поставлю четыре, за старания».

«Какие старания? Вы где-то букву «Д» потеряли?»

Конечно, вслух я говорю робкое: «Спасибо».

Сразу после я иду к подругам. Поднимаюсь на лифте. Звоню в дверь. Открывает Алена:

– Я уже думала, что ты не придешь. Сдала Леночке доклад?

– Кому? – я аж поперхнулась, нет, я знала, что в нашей параллели физичку стали называть так еще в конце прошлой четверти, но не думала, что это дойдет до нашего класса.

– Ну, физичке.

– Я сдала свой доклад Елене Константиновне, – мрачно говорю я. – Пустишь?

– Ну проходи.

Подруги уже начали смотреть фильм. На диване, удобно устроившись, сидит Лида. Алена садится к ней.

– А как же я? Вы без меня смотрите? – запускаю в нее подушкой, промахиваюсь. Меткостью я, собственно, никогда не славилась.

Аленка смеется, хватает подушку и кидает в меня, но попадает в Лиду. Та уже целится. Мы могли бы играть так долго, но Лидка говорит, что ей надоела и включает фильм.

Она выбрала невероятно странный фильм о любви двух девушек.

***

Аксель, вращение, сальхов.

Она идеальна. Девушка с красивой прической в викторианском стиле из темных волос. Девушка с идеальной фигурой, одетая в платье с градиентом от белого к нежно-лавандовому цвету. Да она сама – идеал!

Девушка танцует, делает прыжок… затем – волчок, переходящий в ласточку.

Я иду к ней, прорываясь через толпы поклонников, выхожу на лёд. Но… падаю. Понимая, что на мне нет коньков, продолжаю ползти к ней. К той, которую я так долго искала.

Девушка подъезжает, и я могу различить черты ее лица. Голубые глаза, чуть пухлые губы, обворожительная улыбка. Она смеётся, смеётся надо мной. Ее смех буквально рушит весь представленный образ. Я узнаю ее лицо.

Да это же Ирка! Девушка из моей группы по Фигурному. Была когда-то. Она давно учится, насколько я знаю.

– Ты никогда не выиграешь, даже не пытайся, – глаза ее угрожающе блестят. Ира протягивает мне руку, и когда я поднимаюсь, целует в губы.

Колени мои дрожат, горло будто сжимают чьи-то руки. Все еще смеясь, она уезжает, а я снова падаю, по щекам бегут слезы. Сил возвращаться нет. Меня трясет то ли от холода, то ли от страха.

– Аня!

***

– Земля вызывает Аню, – слышу я, но не могу узнать голоса. Алена трясет меня, и я, наконец, открываю глаза.

– Дай поспать! – возмущаюсь я.

– Серьезно? Сама ведь сутками не спишь!

– И что? Это не повод на меня кричать. Лучше бы дома осталась.

– Да вы достали, успокойтесь уже, – пытается завершить конфликт Лида. – Давайте еще что-нибудь посмотрим.

Я понимаю, что фильм уже закончился.

– Она проспала целый час! На общей тусовке!

– Я тогда пойду лучше домой… не хочу портить вам вечер, – говорю подругам.

– Как хочешь. – пожимает плечами Алена.

До чего же она быстро остывает, при этом испортив настроение всем вокруг!

Вот реально, чего она на меня взъелась, ну уснула и что? И ночью я, между прочим, спала.

Иду домой, а из головы не выходит Ирка. Она поцеловала меня? Это всё влияние того ужасного фильма! Как можно встречаться с девушкой?

Поспать мне так и не дали, телефон завибрировал, и я, мысленно обругав посмевшего разбудить меня, открыла сообщение. Это Алена отправила мне ссылку на фильм, который мы смотрели позавчера.

«Ты уснула и все пропустила. Посмотри, думаю, тебе понравится» – написала она.

Я решаю последовать совету подруги и включаю фильм, который оказался сериалом с целыми десятью сериями.

За просмотром я провожу почти четыре часа. Еще три серии скачиваю на телефон в дорогу. Надеюсь, в лагере будет интернет, и я, если захочу, смогу досмотреть оставшиеся серии и узнать, будут ли Маргарет и Лили вместе. Сериал мне нравится.

Еще час я провожу в поиске фанатских групп. Оказалось, у сериала их немало. Вступаю в три, в одной группе пишут фанфики, в другой выкладывают отрывки и склейки любимых моментов, в третьей – арты. Смотрю, читаю, комментирую. В третьей группе все такие добрые, никто не спорит, не поливает других грязью. Видимо, админы хорошо чистят комментарии.

Может, они еще подписчиков накрутили. Вроде почти тысяча участников в группе, а осмысленных комментариев очень мало.

Наконец, в пять утра я решаю уснуть. Но не хочется, да и автобус приедет уже в восемь. А мне еще доехать до вокзала надо.

***

В девять часов я стояла на вокзале. Автобус должен был отходить через полчаса. Рядом со мной стояла девушка из параллельной группы. Она нервно теребила шнурки капюшона, шумно вздыхает, постоянно поправляя волосы.

– Нервные клетки не восстанавливаются. Ты знала, эм… Юля, верно?

– Да. Я не нервничаю… я не нервничаю! Вообще-то восстанавливаются. А ты кто есть? И чего тебе надо?

– Аня. Думаешь я не вижу, – я усмехнулась. – Не хочешь вместе сесть?

Юля кивнула.

Сопровождающая, девушка со светлыми волосами, одетая во все белое, называла имена ребят. Те, подходя к ней, отдавали документы и заходили в автобус. Она произнесла фамилию, и Юля направилась к автобусу.

Меня назвали чуть ли не самой последней. По какому принципу, спрашивается, они составляли списки? Точно не по алфавиту. Зайдя, я сразу увидела Юлю, та выбрала место в самом конце салона.

– Ну, как дела?

– Ну, нормально.

– Вот и поговорили!

Всю дальнейшую дорогу мы говорили о разных вещах. Обсуждали и осуждали звезд в тиктоке, музыку, блогеров.

– Хочешь? – Юля протянула мне печеньку.

Сама я не додумалась взять и теперь страдала голодной.

Я благодарно кивнула.

– Треш! Ну сколько можно уже ехать! – простонала Юля – Я уже с ума скоро сойду!

– Сколько нужно! – ответила ей я и, наконец, уткнулась в телефон.

– Девчонки! Хватит болтать, а! Дайте поспать! – долетает до нас голос парней спереди, и мы, тихо хихикая, снова утыкаемся в телефоны.

***

В отличие от прошлого года, в этом я точно знала, что хочу жить с Юлькой, а она была и не против. Мы заселились в одну комнату, правда еще вместе с Олесей из моей группы, которая тут же заняла душ, да так, что мы ждали не меньше получаса, а Юлька даже предлагала позвать на помощь кого-нибудь.

– Нам же нельзя выходить из номера до двенадцати! – заметила я, нарушив новоиспеченной подруге все планы. И мы еще минут десять ждали, пока освободится ванная.

Наконец, мы слышим, как поворачивается дверная ручка. Олеся, завернувшись в полотенце, проходит к шкафу, начинает переодеваться. Переодевается, кстати, в платье белого цвета.

– Ну и кто счастливый жених? – спрашивает Юлька, которая сама только что сняла худи и осталась в футболке и джинсах.

– Не знаю. Темыч, наверное, – с каменным лицом произносит соседка.

– Какой? Рожнев что ли? – называет Юлька фамилию парня, сидевшего в автобусе прямо перед нами.

Олеся как-то странно на нас смотрит. Наверно, уже считает сумасшедшими. Улыбается.

– Пишите фанфики! – визжит Юлька.

Олеся гневно шипит что-то нечленораздельное.

Мы втроем идем искать актовый зал, который оказывается на третьем этаже. Это большая комната с деревянным полом, заставленная стульями, с интерактивной доской на стене и надписью: «Добро пожаловать в лагерь «Лесной»!».

М-да уж. Наверное, надпись тоже со времён Союза осталась.

Ее я увидела случайно и, конечно, узнала сразу. Невозможно за два или три года забыть человека, с которым соперничал больше десяти лет.

Но Ира удивляется:

– Аня? Привет! Как ты, дорогая? – это определение меня сразу и смущает. Даю себя обнять, потом отхожу в сторонку.

– Меня больше интересует, почему здесь ты, – выделяю последнее слово. – Тебе ж уже есть восемнадцать.

– Мне и двадцать уже есть…

– Я знаю, – обрываю ее. – Но почему?

– Вожатой приехала. Ты из какого отряда?

– Да, не распределили ж еще.

– В любом случае, не из моего. Ко мне мелких в основном хотят. Десять-одиннадцать лет. Так что, как ты? Как школа?

Мы с ней долгое время проучились в одной школе, и про что, про что, а про нее она спросить еще могла. А вот про меня…

Ира выпустилась пару лет назад. С тех пор мы слышали о ней только из телевизора – Ира даже участвовала в чемпионате страны по фигурному. С тех пор она была весьма известной в городе.

Теперь, насколько я знаю, она катается в известном ледовом шоу. Мой папа очень ей гордится. Его бывшая ученица и такие успехи.

Ведущая, Светлана Владимировна, начинает рассказывать о расписании, экскурсиях, о лагере, в целом. Привычно. Типично.

– В шесть вечера вы идете на ужин, потом – на отрядное место, оттуда – на вечернее мероприятие, на стадионе…

Ее нещадно перебивают:

– Прям на льду?

– Ага… – Светлана Владимировна мнется, видимо, прикидывает реакцию зала.

И тут же проносится разочарованное «Ууу».

– А мы там не замерзнем? – слышится голос в другом конце зала.

– Дети, совесть имейте. И чувство юмора! Вы – фигуристы, – говорит кто-то сзади. Этого достаточно, весь зал успокаивается.

– Все мероприятия будут проходить в этом зале…

Я поворачиваю голову. Девушка, сидящая на заднем ряду, с русыми волосами до плеч и грозным взглядом, смотрит мне в глаза и пожимает плечами, но я уверена, что реплика принадлежала ей. И как же она похожа на Екатерину Владимировну!

– Там либо вожатые будут плясать для вас, – продолжает ведущая. – Бедняги! Либо вы для них. Еще будут конкурсы, игры, сольные номера и так далее, так далее, так далее.

За всю речь свое «так далее» на произносит раз тридцать, и некоторые ребята с камчатки уже ржут, не стесняясь.

Нас распределяют во второй отряд. Их всего семь, по пятнадцать человек в каждом. Знакомят с вожатыми – Лерой и… той самой девушкой, чей голос мы слышали и чье замечание смогло успокоить весь зал.

– Зовите меня Саша, мм… Александра Андреевна, Алекс, Александрина. Как хотите, короче, – говорит она по пути с столовую. Мне кажется, что это имя ей очень подходит. Твердое, уверенное, как она сама.

– А меня – Валерия или просто Лера, – робко добавляет вторая вожатая.

Мы спускаемся на первый этаж, по переходу идем в соседнюю пристройку, заходим в огромный зал, отделанный под дерево, с большим количеством пластиковых столов и стульев вокруг них. Вид этого зала напоминает школьную столовую. Потолок скошен, под ним находится большая люстра. Столы уже накрыты. Я подхожу и сажусь. Шесть тарелок. Значит, здесь сидеть я буду точно не одна.

– Садитесь! Или мне все съесть можно? – обращаюсь к ребятам.

Юля резко плюхается рядом со мной:

– Сразу видно кто из нас самый голодный!

Я улыбаюсь. Мне смешно смотреть на ее почти детские жесты, эмоции. Что удивительно, ведь мы ровесницы. Наверное, было бы не плохо научиться у нее такому легкому отношению к жизни.

– Ну, не все так плохо! – рассматривая макароны с котлетой, говорит Юлька, прерывая мои внутренние рассуждения.

– Ты шведский стол ждала?

– Нам типа обещали пятиразовое питание! Высшего качества!

Я пожимаю плечами. На питание мне все равно.

Потом нам разрешают уйти в комнаты на своеобразный сончас, который здесь называют «Горизонтом». Но ни я, ни Юлька, ни Олеся спать не собираемся. Вместо этого мы решаем разобрать вещи.

– Вы на Северный полюс собирались? Зачем столько вещей? – удивляется Олеся, увидев на наши с Юлей чемоданы.

– Эм… нет. Я, лично, взяла самое нужное, – отвечаю.

– А по итогу будешь ходить в одной футболке и, например, джинсах. Сразу видно, вы первый раз в лагерь приехали.

– А ты типа опытная? – спрашивает Юлька.

Олеся гордо кивает:

– Три раза была.

– Смею огорчить, но в лагере мы уже были, – отвечает Юля за нас двоих.

Сегодня нет тренировки. Все очень устали и желания, на нее идти нет ни у кого, даже у тренеров.

Мы сидим в комнате. Я лежу на кровати, пытаюсь смотреть видео в тиктоке, что с местным интернетом довольно проблематично. Надо будет спросить про вайфай. Юля сидит на своей кровати, читает «Детство» Толстого.

Олеся ушла к подруге:

– «Мне плевать, что вы думаете. Я – к Кате. С вами скучно»

Внезапно открывается дверь в комнату.

– Спасибо, что не с ноги! – кричит Юлька, но осекается.

– И вам доброго дня, девочки, – с улыбкой говорит Александра.

– Ой, простите. Я думала, что Олеся вернулась.

Вожатая Юльку игнорирует.

– Короче, планы меняются, мы идем гулять. А вы? С нами?

Мы соглашаемся, и через пять минут уже выходим в холл. Там стоит и Ирка со «своими» детьми.

Саша открывает дверь, и мы всей толпой взрослых и детей вываливаемся во двор. Идем к площадке.

Кто-то убегает крутиться на карусели или кататься на качелях, мы с Юлей усаживаемся на лавочку и начинаем светский разговор. О птичках там, о погоде.

– Знаешь, а мне кажется забавно получилось, – делится со мной она, когда Ира грозной фигурой нависает над нами.

– Ань, отойдем?

Я киваю, она тащит меня куда-то далеко.

– Рассказывай!

– Что рассказывать?

– Про вас с ЕВ! Ты что там вообще творишь?

– В смысле, про нас с ЕВ…? У нас ничего нет.

– Милая моя! У меня связи по всему городу. Вы встречаетесь?

– Нет, – отвечаю ровно и спокойно. Но где-то на грани сознания возникает вопрос «Кто ей такое рассказал?»

– Так ладно. Ты сама как? Куда поступать будешь?

– На психолога. Не знаю пока, куда.

– Ирина Сергеевна, там Миша с лесенки упал! – доносится до нас голос девчонки, а уже через три секунды показывается она сама.

***

Самое первое в моей жизни лагерное утро началось около девяти в раздевалке в ожидании занятия. О том, что происходило до этого умалчивает не только история, но и моя память.

Сначала – разминка в зале, потом – лед. Сидела, значит, никого не трогала, и тут ко мне подошел высокий блондин. Мерзко так улыбнулся. Я пристально взглянула ему в глаза мол, «чего тебе?».

– Привет. Как тебя зовут?

– Аня, – ответила я ему куда-то вверх.

– А меня Петя, приятно познакомиться, – с нахальной улыбочкой продолжил блондин.

– И что тебе надо?

– Хочу познакомиться с красивой девушкой, – подошел ближе.

«Надо валить, это может плохо кончиться».

– Пожалуйста, только без моего участия.

– Ты красивая. Мне же все парни завидовать будут, – положил руку мне на плечо.

«Все, милый, грань ты перешел. Теперь можешь спасаться бегством. Но что-то останавливает меня от смертоубийства.»

– Убери немедленно. И иди, Ромео, подальше.

– Окей, понял. Встретимся позже.

Интересно, это вид у меня был слишком зловещий или он все-таки передумал?

«Надеюсь, встретимся мы минимум где-нибудь в космосе через пару тысячелетий.»

Я, наконец, осталась одна. Тренировка должна была начаться через пять минут, так что надо спешить.

Когда нас пустили в зал, я поняла, что по кругу мы бегать не будем – там стояли беговые дорожки. Классно, что сказать.

– Кто знает, что такое спиннеры? – спросила тренерша.

– Такая штука популярная несколько лет назад, – послышался чей-то голос.

Кто-то особо умный заржал на весь зал.

– Неправильно, – Виктория Сергеевна показала нам какую-то доску размером со среднестатистическую человеческую стопу.

– Хорошая штуковина, – Петя подошел и взял в руки это самый спиннер. – Можно ей кому-нибудь по голове дать.

– Какой ты, однако, добрый! – усмехнулась я.

Он обрадовался.

– Вот идите сюда кто-нибудь, – позвала Виктория Сергеевна. – Ирина, иди.

Ирка подошла.

– Вставай, – тренерша указала на спиннер. – Давай руку. Да что ж вы такие нежные-то! Плечи опусти! Спину выпрями! Помнишь, как делать?

Ирка кивнула.

– Покажи ребятам. Ваш ведь не удосужился научить вас этим пользоваться.

Мы, конечно, поняли, кто «наш». Наш тренер Евгений Александрович, мой папа и Виктория Сергеевна слишком давно конфликтовали.

Ирка встала на спиннер. Повернулась к группе, уверенно улыбнулась.

«Ее улыбка действительно ослепительна. На кого-то она ведь действует. Мне она действует исключительно на нервы. А скольким людям эта кокетка вскружила голову? Интересно, а ей девушки нравятся? Ань, о чем ты думаешь! У тебя тренировка вообще-то».

Ирка оттолкнулась ногой от пола. Вытянулась, как струна. Руки ее – в пятой позиции. Ноги – в группировке. Повращалась… И вдруг на третьем обороте, спиннер выскользнул и отлетел к стене. Ирка запнулась. Мы услышали резкое «ой». Журавлева упала на живот. «Неправильно, падать так, больно. Она ж кататься не сможет!» Зрители разбрелись по залу, кто-то помог Ире встать, кто-то просто смотрел, а некоторые вообще пить ушли. Виктория Сергеевна поглядела на Ирку так, что всем захотелось пятый угол найти.

***

Мы заходим в спортивный зал. Александра пообещала, что ждет нас что-то «вот прям нереальное». И мы тут же все понимаем. Понимаем по дяденьке с бородкой и в очках, который настраивает колонки.

– Либо это йог, и нас ждет сеанс медитации и самоанализа, либо мы будем танцевать хип-хоп, – шепчет мне Юлька – Даже не знаю, что в этом случае хуже.

Но дядечка с бородкой не спешит представляться. Так и сидит на полу рядом с колонкой. Мы привычно выстраиваемся в ряды для разминки. А он будто не видит нас. Вита мнется, вроде порывается позвать, обратить на нас его внимание, но молчит. Олеся пихает ее в бок. Что-то говорит, и Вита, благоговейно улыбаясь, решается:

– Извините! У нас вообще занятие будет?

Оборачивается. И как крикнет:

– Что? Пришли уже? И че молчите-то? – голос у него очень высокий, и даже писклявый, и я на секунду теряюсь.

И, видимо, не только я.

– Ну вот сказали, – Вита отвечает очень тихо, но у дядечки с бородкой еще и замечательный слух. Он громко хмыкает.

– А вы у нас, девушка, самая смелая, да?

Вита тихонечко отходит назад.

– Итак, – хмуро начинает тренер – давайте уже вставайте. Барышни с первого ряда, ну-ка расслабьтесь! Вы сюда танцевать пришли или стоять на прямых ногах? Давайте расслабьтесь. Вы кто? Вы – фигуристы! Вас же учат при катании колени чуть сгибать. Вот и здесь также!

– Какое-то подозрительное количество букв «В» на предложение! – шепотом восклицает Юля, и я шикаю на нее. Не сейчас, мол, услышит еще.

– Давайте по быстренькому разминочку. Потом все остальное.

И мы делаем привычную всем фигуристам разминку. Повороты головой, рывки руками. Вращение кистями и ступнями одновременно. Выпады. Поднятия на носочках – два подхода по тридцать раз. Ласточка.

Здесь он нас останавливает:

– Зачем вы всю эту ерунду выделываете мне! Я ж вам сказал: «разминку (!!!) делайте». А это что вообще?

– Застрелиться! – говорит кто-то из ребят, и я мысленно с этим человечком соглашаюсь.

Тем временем дядечка включает уже другую музыку. Более спокойную. Нежную даже. Усмехнувшись, говорит:

– Емаё! Я ж не представился! Зовите меня Слава. Нам все равно видеться один или два раза. Так что, можете не запоминать…

– Мы будто собирались! – перебивает Игорек, и Вита кивает аж три раза.

– Да хорош меня перебивать! – слабо возмущается Слава. – Итак, задание таково: я переключаю музыку, в этот момент вы начинаете делать движения. Песен будет три. Движения такие. Вы сначала, на первой мелодии делаете так…

Он медленно размахивает руками, будто плывет.

– Вы плаваете, расслабляетесь, вам хорошо. Далее – геометрия.

Он поднимает руки в импровизированный домик, точно робот, по очереди опускает. Движения его резки и четки.

– Потом на третьей песне вы расслабленно косплеите молекулы воздуха. Просто ходите по залу. Неважно, врежетесь или нет. Скорее, врежетесь. Здесь постарайтесь отключить мозг, абстрагироваться от реальности.

Играет музыка. Мы плывем. Куда? Никто не знает. Зачем? – тоже.

– Цель здесь не выполнять что–то правильно. Цель – быть и играть. Цель – расслабиться, не напрягать мозг! – он расслабленно качается из стороны в

И мы начинаем изображать роботов. Коллективно.

А я думаю: почему так? Почему этот дядечка пытался показать свою авторитетность, зачем рычал непонятно из-за чего? И что, наверное, эти упражнения для него актуальнее. Он тут злой был, не мы. А потанцевал и все хорошо стало. Какие же люди бывают разные! Даже не в смысле «хорошие и плохие», просто разные. Я бы из ничего не стала конфликт устраивать.

Мы начинаем «косплеить молекулы жидкости». Какое же определение подобрал! Как знал, что я химию сдаю. Я уже глубоко в своих мыслях, когда слышу Витино «Ай!», чувствую удар. И тут понимаю, что мы столкнулись. Недовольно кошусь на нее. Она, слабо улыбнувшись, поднимается:

– На этом занятии могло произойти все что угодно.

– Сегодня вам нужно приготовить визитку отряда. Рассказать, что вы хорошие детки… – начинает Лера.

Но ее нещадно перебивают – никому не хочется слушать задание, даже в окно смотреть было бы интереснее, удивительный талант у человека: максимально скучно изъясняться:

– Детки! – передразнивает ее кто-то из ребят, вероятно, себя таковым не считающий.

– Или, что с вами вообще связываться не стоит… – заканчивает за нее Саша и складывает руки на груди.

– Это может быть танец… – стремится добавить свое Лера.

– Когда же она по шапке-то получит? – слышу шепот Ирки. Хочу отпустить что-нибудь очень ехидное, но в последний момент решаю этого не делать. Все же пока меня считают девочкой интеллигентной.

– Можете прочитать стихи.

– Это может быть песня, – снова добавляет Лера.

– А можете придумать сами, – заканчивает Саша. А сама смотрит на Леру, мол, как посмела прервать старшую.

– Давайте это будет клип – предлагает кто-то из отряда.

– Ну, и где и как мы его снимать будем за три часа? – узнаю голос того самого Темыча, в которого влюблена соседка по комнате.

– А почему бы и нет, – поддерживает Алиса.

Я слышу так много предложений или просто восторженных криков: «Давайте», что голова у меня идёт кругом.

Обычно такие активисты потом ничего не делают.

– У нас есть певцы? – спрашиваю я.

– Ну, мы здесь все фигуристы. Профессиональных певцов нет, – отвечает какой-то парень.

– Может кто-нибудь занимался? В детстве, например.

Лично меня мама очень хотела отдать на вокал. Но придя и отсидев целое занятие, я туда больше не пошла.

Ко мне подходит Алиса:

– Да я и сейчас занимаюсь.

– Ну, певца я вам нашла, – обращаюсь к отряду. – Что поём?

– Я тоже, – перебивает меня только что подошедшая девушка с короткими синими волосами.

– Интересный дуэт получается, – хмыкает Саша. И я с ней согласна: маленькая Алиса и эта длинная синеволосая.

– Мы если что и снять, и смонтировать поможем, – кажется, Саша загорелась идеей с клипом.

«Только определитесь!» – мысленно заканчиваю я.

– У меня есть идея. Давайте в клипе сделаем типа мы сидим под лавочкой… – начинает парень, имя которого я запомнила, еще только приехав. У него очень простое и яркое имя – Вася.

– И что же мы там делаем, боюсь спросить? – голос Александры выдает насмешку, и парню тоже становится не по себе. Глаза его больше не блестят.

– Ну сидим. И болтаем…

Он, очевидно, не понимает, что не так.

– Вась, под лавочкой?

– Эх, и здесь я сумел опозориться, – опустив взгляд бормочет он.

– Окей, сидим на лавочке, болтаем, и вдруг внезапно, лишь богу известным образом включается музыка? Так?

– Ну, типа.

– И мы начинаем петь, какие мы крутые?

Он кивает.

– А можно, чтобы это просто сценка была. Ребята сидят и обсуждают выступление. Кто-то говорит, что можно спеть и поет, кто-то читает стихи, кто-то танцует… – предлагает Вита. – Это проще.

– Вит, ты гений! – Васины глаза снова загораются. Он, видимо, хочет что-то ещё сказать

Она хмыкает.

***

Катя сама написала стихотворение: простое, незамысловатое, но сама.

Светлана Владимировна очень ее хвалила:

– Катя, так классно. Ты стихи пишешь! Вот уж не знала.

«Конечно, не знали, вы нас видите третий раз в жизни!» – подумалось мне.

Алиса спела песню популярной исполнительницы. Что-то про свободу и юность, очень ей подходящее. Такое же ярко-желтое, солнечное, как и она сама. На сцене держалась уверенно. Не зажималась.

Номера от вожатых были глупы и местами странноваты. Но больше всего меня поражает Иркино выступление.

Она решила танцевать.

Она приходит в бальном платье. Серьезно. В переливающемся всеми оттенками синего пышном бальном платье!

Поднимается на сцену. Включается музыка. Я впервые замечаю, что голос-то у нее хороший. Ира поет известную песню, под которую часто снимают клипы в тиктоке. Сама она изображает то ли сирену, то ли русалку.

Зачаровывающая мелодия, образ, ее жесты добавляют в номер зловещести. Она то и дело убирает свои почти черные локоны назад. На лицо Ира нанесла очень много блесток, и мне кажется, что она вся светится.

– Море волнуется раз, море волнуется два…

– Это же та, которая на чемпионате России была, – слышу я восхищенный вздох. Но это мне не интересно. Мне нравится смотреть на Ирину.

Поклонившись, она подходит к нашей группке стульев. Не хочется признавать, но она, действительно, молодец.

Подхожу к ней. Улыбается очаровательно, и вдруг… я понимаю, что улыбка предназначена мне. Вспоминаю тот странный сон у Алены дома. Кажется, я краснею. Ээх… А если мои мысли кто-то читает? Ой, грешник, наверное, раз ему я досталась. Я хочу забыть этот сон, но в самый неудачный момент он возвращается и сбивает меня.

– Ты была прекрасна. Серьезно!

– Спасибо, Аня.

Она говорит это так искренне, кажется, ей действительно приятны мои комплименты.

Я счастлива видеть настоящую Иру Журавлеву. Без маски, без гордости. Это приятно. Приятно, что она доверяет мне.

Только непонятно, почему она решила показать себя. Может хочет подружиться?

Я представляю, как Ирка подходит ко мне и говорит:

«Аня, мне кажется, мы могли бы быть хорошими подругами. Аня, прости, что я тебя обижала почти всю жизнь.»

Мысленно ухмыляясь, я, наконец, обращаю внимание на сцену, где танцует кто-то из вожатых.

***

– Все, что сказано на огоньке, остаётся на огоньке. Вы проходите-проходите, – говорит нам Александра, распахивая дверь на этаж.

– А что мы делать будем? – вдохновенно спрашивает Юля.

– Для начала, присядете в кружок. Давайте-давайте! Энергичнее!

Переглядываясь, мы повинуемся. Слева от меня плюхается Юлька, справа – Вита.

– Итак, из-за опасности возникновения пожаров нормального огонька… – она озирает нас, скучающих и уставших, и поясняет – Ну, у костра, с гитарами и прочей пионерской романтикой… у нас не будет. Но огонек мы вам организуем. Лер! Лера! Не спи! М-да уж! Из-за вас, между прочим, мы с ней не спим ночами! – невинно заканчивает Саша и ухмыляется.

– Ань! – Юля наклоняется к самому моему уху. – Ты слышала? Они же точно встречаются!

Я отмахиваюсь от нее и от мысли, в целом. Обиженная Юля замолкает.

– Ку–ку! – к нам стучится Ира. – Я своих гавриков уложила. Можно с вами, как в старые добрые времена?

– Садись быстрей! – шипит Александра.

Лера зажигает свечу. Тонкую и длинную. И я искренне надеюсь, что мы тут все не сгорим к чертям.

– Сегодня мы поговорим о мечтах и о том, как они сбываются… Вот с каким городом или местом вообще у вас ассоциируется любовь? – загробным голосом начинает Александра. – Я начну. Любовь бывает разная. Дружеская, любовь к семье…

На пару минут мы окунаемся в восхитительную историю их с Лерой поездки в Питер. Они идут по узенькой улочке. В лицо дует ветер, но им все равно. Саша и Лера абсолютно счастливы.

Я задумываюсь, как хорошо было бы вот так же выйти по улочке самого романтичного города к морю. Держа за руку любимого человека. Желательно, девушку. Фотографировать ее в лучах заката, проходя по набережной. Наша историчка говорила, что Питер – город филологов. Чушь! Он для всех. Романтичный и мрачный – идеально!

– Катя! Бери свечку, – возвращает нас к реальности Саша. – Какое место для тебя романтично?

– Я никогда не была в лагере, но очень хотела. Читая книжки про пионеров, мечтала, что когда-нибудь я сама буду сидеть у костра. Буду носить галстук. Эээх. И вот теперь я здесь. И можно сказать, что да, счастлива. Хотя галстука все же не хватает.

– Ооо… – протягивает Юлька. – Сеанс психоанализа. Раунд очередной.

– Ира? Может что-то скажешь ты? Сидишь тут, отмалчиваешься.

Ирка протягивает руку, и мне на мгновенье кажется, что она дрогнет, и огонек побежит по ковру.

– Я долго думала, что могу рассказать, но так ничего и не придумала именно про сбычу мечты. Так что расскажу про мечту. Я всегда мечтала побывать в Стамбуле. Особенно на реке Босфоре. Там башня стоит. Девичья. С ней связано трагичное предание. Турецкий султан безумно любил свою дочь. Однажды ясновидец напророчил, что его дочь умрёт в восемнадцать. Султан приказал построить башню. После того, как башня была построена, султан приказал привезти его дочь в башню, чтобы уберечь от смерти. Когда дочери султана исполнилось восемнадцать лет, поклонники или же сам султан – здесь версии расходятся – подарил ей корзину с фруктами. В фруктах оказалась ядовитая змея, которая укусила девушку, вследствие чего она умерла, как и было предсказано. От судьбы не уйдешь! – заключает Ира.

Дальше я думаю. Думаю много. О легенде. О дочери Султана. А возможно ли убежать от судьбы? Наверное, нет. Но еще более навязчива мысль о мечте поехать в Стамбул.

– Теперь встаем! – голос Саши врывается в мои мысли. – Правая рука – на плечо соседа справа, левая – на талию соседа слева.

Ирка тем временем нажимает кнопочку на гирлянде, теперь та мигает синим цветом.

– Разговоры еле слышны, и над нами – ночная тень, – начинает Лера, и песня ее мгновенно подхватывается Олесей и ещё какими-то ребятами, в свете свечи не разбираю. – В круговерти забот не заметили мы, как был прожит ещё один день. В круговерти забот не заметили мы, как был прожит ещё один день…

Лагерь – набор действий, четко следующих традициям. Часть из них исходит ещё из пионерии. И удивительно ведь, с каким трепетом давно придуманное, не сказать бы, устаревшее заворачивают в новые обложки. С неистовым остервенением засовывают в коробочку и хранят в самом сердце.

– Промелькнет и утихнет в сердцах гроза, затвердеет дружбы гранит… промелькнет и утихнет в сердцах гроза, станет крепче дружбы гранит…

– Подъем! – слышу я голос, внезапно перебивающий, мой сон. Встаю с кровати, в попытках осознать, что это было

Вдруг понимаю, что мне снова снилась Ирка.

На этот раз мы сидели на качелях, по очереди раскачивая их. Держались за руки и много разговаривали. Я смеялась.

«Ты такая красивая», – покраснев, сказала она.

Я улыбнулась:

«Спасибо».

«А знаешь, Ань. Ты мне нравишься.»

Я-из-сна промолчала, обдумывая сказанное.

«Аня, ты будешь моей девушкой?» – продолжила Ира.

Но я-из-сна ее не слышала.

Мы все еще раскачивались. Сильнее и сильнее.

«Ты мне тоже. Конечно, буду». – резко ответила я-из-сна.

И вдруг Ира отпустила мою руку. Качели раскачались до такой степени, что могли бы сделать «солнышко».

Я отпустила. Осознала, что улетаю далеко-далеко от моей любимой. Возможно, я никогда в жизни ее не увижу. Ирка посмотрела мне в след равнодушно, как будто только что не улыбалась и не признавалась в любви.

– Да ну, бред какой! – авторитетно заявляю я в воздух.

– Ты чего? – спрашивает Олеся.

Я вздрагиваю.

– Я это в слух сказала?

– Все норм? – настороженно интересуется она, а брови ее взлетают, и мне кажется, что у них-то побольше шансов отделиться и улететь, чем у меня из сна.

– Ну вроде, – говорю я, протягивая букву «о». – Сон странный приснился.

– Ирочка?

– В смысле? Ты откуда знаешь?

На ее лице – зловещая гримаса. Это никак не портит ее образа. Она надела все тоже белое платье, подчеркивающее ее фигуру.

Аня, ты в курсе, что заглядываешься на девушек?

Нет, никогда мне парни и не нравились. С Лешей мы часто ссорились, потому что я хотела гулять с подругами. Когда я сказала, что мы расстаемся, он ответил:

– «Мы и не встречались. Иди, и гуляй со своими подружками.»

Тогда я не придала этому значения. А сейчас поняла, что он имел ввиду. Он ревновал. Как странно, что о моем притяжении к дамам он узнал раньше меня.

Все стало четко. Я поняла все буквально за минуту.

– Так вы – главный шип смены! – отвечает Олеся.

– Что? – возмущенно выкрикиваю я.

– Да шучу, ты во сне орала: «Ира, помоги», как дикая, – смеется Олеся.

Какой позор!

– За такие шутки голову бы тебе оторвать!

– Я это… пойду, пожалуй, – нервно улыбается Олеся и уходит в закат. Точнее, за дверь.

– Сегодня к нам приедет Пушкин!

Так получилось, что не все успели к началу смены. Видимо этот тоже.

– Спокойно, он не поэт, – доверительно поясняет Саша, заметив недоверчиво покосившихся на нее ребят.

– Ну хоть что-то! – говорит Катя Ладе.

– Ваша задача – встретить его как-нибудь креативненько, – начинает Лера, но Саша, как всегда, перехватывает инициативу.

– Плакатик там нарисовать, музычку подобрать. Давайте, давайте! Активизируйтесь!

Лена стремительно идет к шкафу, берет ватман.

– Кто поможет рисовать?

– А можно я стих напишу? – спрашивает Катя.

– Да, пожалуйста! Любая самодеятельность приветствуется.

Я отхожу в сторонку, дабы не мешаться.

– А можно я на гитаре сыграю? – доносится до меня.

Ну чем я здесь помогу? Я ни петь, ни танцевать, ни рисовать не умею.

Интересно, как этот Пушкин выглядит?

Я представляю себе парня в общих чертах похожего на Онегина. Ага, наверняка такой же самовлюбленный засранец. Может он еще и стихи пишет. Может он в меня влюбится и напишет стихотворение-признание.

«Я помню чудное мгновенье…»

И избавит меня от странного чувства к Журавлевой.

«Передо мной явилась ты…»

– Собираемся после обеда на лестнице, – наконец, объявляет Александра, и я нахожу в себе капли совести и возвращаюсь ко всем, которые, к слову, уже разработали целую концертную программу для этого Саши.

Нахожу глазами Юлю. Она стоит и смотрит на горы. Вдруг резко оборачивается и, кажется, пугается.

– Такое чувство, что этот… как его там… Саша даже богаче, чем его знаменитый однофамилец.

– Знаешь, мне кажется, да. Пушкин постоянно играл в карты, причем, чаще неудачно. И его жене даже в один момент пришлось заложить свои украшения.

Юлька смотрит озадаченно. Ну а что? Да, могу прочесть лекцию по литературе.

– Ну, все равно. Может у этого Пушкина родственники знаменитые или богатые?

– Богатые точно бы не стали отдавать ребенка в летний лагерь, мне кажется.

И вот настает тот момент, когда мы должны встретить Пушкина. У Лены и Кати – плакат с гордой надписью «Добро пожаловать в Hogwarts». Серьезно, так отряд и назвали. Алиса стоит с гитарой.

Как удивительно видеть в сборе весь отряд! Так весело и дружно они все стоят вместе. И только два человека здесь не соответствуют торжественностям. Я и Ира – две одиночки по жизни. Удивительно, что до лагеря я этого не замечала. У меня ведь подруги были, которые за последние три дня не написали ни слова.

– Идет! Идет! Приготовьтесь, – кричит Александра, и мы слышим шаги: тихие и будто несмелые.

Алиса начинает бренчать на гитаре какую-то песенку. Отряд восклицает: «Добро пожаловать!» А мы с Витой стоим в сторонке. Переглядываемся. Она улыбается, и взгляд ее теплый и будто волшебный. Я думаю, что надо улыбнуться в ответ, но вижу Сашу. Того самого, которого мы ждали.

Конечно, я не могла подумать, что этот Саша окажется…

Ребенком.

Вполне милым таким. Курносым. Со светлыми волосами.

Но ребенком…

У меня вырывается легкий смешок. Все ждали поэта, похожего на знаменитого однофамильца. А этот малыш, еще толком не понимающий, что вообще происходит, хлопает своими длинными ресничками.

«Ох, ты ж…» – разочарованно восклицает Юлька. И на душе мне становится тепло.

Я сбегаю на первый этаж, как только выдается минутка. На лестнице сбавляю шаг. В «отрядке» мне делать особо нечего, а еще хочется понять, почему Ирка поменяла свое ко мне отношение.

Открыв дверь, я застаю идиллическую картину: «Хаос в раю». Часть детей рисует плакат «Мир во всем мире», другие играют в «UNO».

– Уна-а-а! – кричит мальчик.

Как же громко!

– Ты жульничал, – заявляет другой.

А Ирка сидит на полу и старательно вырезает снежинку.

– Ты, подруга, временем года ошиблась? – вкрадчиво интересуюсь я.

Ирка вздрагивает. Смотрит на меня внимательно.

– А-а-а. Ты про это. Да, это для выступления. Сценку готовим, а вы?

– Понятия не имею, – пожимаю плечами.

– Как так? – она аж рот от удивления открывает.

– Давай я тебе помогу, – перевожу тему я, и Ира протягивает ножницы.

Складываю листок пополам:

– Куда поступила?

– Никуда. Каталась последний год по всяким соревнованиям. Ну и в программе, – вымученно отвечает она.

– Когда-то я даже смотрела ее программу.

– Как славно! – ее голос такой нежный и легкий. Она очень похожа на мою маму в молодости. Я теряюсь, когда до меня сей факт доходит. – И перестань, пожалуйста, агрессировать. Мы враждовали тогда, но годы-то идут. Мне надоело ругаться.

В шоке я киваю. Дальше мы просто молчим.

Мне не спится. Беру телефон. На часах два ночи. Вздыхаю. Не хотелось бы будить соседок. Встаю с кровати. И зачем-то иду из комнаты. Вероятно, к кулеру. Почти не соображаю.

Пока набирается вода, осматриваюсь. В конце этажа кто-то ходит. Кто бы это мог быть? Лунатик?

А вдруг меня сейчас заметят вожатые? А если в корпус зашел кто-то посторонний? Брр… О подобном даже думать не хочется.

Решаю мгновенно. Пойду и узнаю кто там!

«Да-да, Аня. А кто-то недавно ругал героев в американских ужастиках!»

– А ты что тут делаешь? – в подвесном плетеном кресле с алой подушечкой сидит Ирка.

Смотрит, точнее смотрела до моего прихода на горы.

– Пить ходила, – поясняю я зачет-то. – А ты чего?

– Не спится. Ну, садись, чего стоишь?

Учитывая время, ее голос удивительно бодрый.

Я улыбаюсь. Еще несколько недель назад я бы не представила себя рядом с ней в одном кресле. Сейчас же мы сидим рядом, соприкасаясь плечами. Черт возьми, это приятно.

– Знаешь, – она вздыхает. – Люди слишком зациклены на любви.

Ее голос мягкий, нежный, обволакивающий. Хочется слушать ее вечно. Тут до меня доходит, что она ждет ответа:

– Ты – в порядке?

– Относительно.

Как бы мне хотелось обнять ее, успокоить. Моя милая, что случилось?

Она грустно смотрит в окно. Бесконечно поправляет роскошные черные, словно мрак, волосы.

Я накрываю ее ладонь своей. Чувствую запах цветочных духов: окутывающий и даже туманящий. Надо спросить, что за аромат.

Никогда меня так не тянуло к этой девушке, как сейчас. Может, я влюбилась?

– Даже у моей десятилетней двоюродной сестры неделю назад парень появился. Каждый в наше время подросток имеет опыт отношений, как у двадцатилетних с десяток лет назад. Я завидую!

– А мы с тобой особенные, – я подмигиваю ей. – Это плохо что ли? Нет, совсем не плохо. Лучше понять себя в восемнадцать и не иметь отношений до этого, чем находиться в отношениях, где ты была бы несчастлива… Личный опыт, – добавляю я.

– Сочувствую.

– Не надо. Лучше сделать выводы.

– Слушай, а когда тебе восемнадцать-то исполнилось? Удивительно, но я вообще не помню, когда у тебя день рождения. Да и отец твой не писал.

– Третьего апреля. Стоп, ты что, переписываешься с моим папой?

– Кивает.

***

– И зачем нам сюда? – продолжала ныть Юлька, когда мы затащились наверх.

Честно, мы обе вообще туда не хотели и ждали дискотеку. А желательно, просто уйти в комнату и завалиться на кровать.

Но Светлана Владимировна была очень убедительна, а взгляд Александры – грозным и будто готовым убить каждого, кто решит исчезнуть после второго ужина. И нам пришлось вернуться.

– Вы все садитесь пока в кружок, а вы, – Светлана Владимировна подозвала к себе самых старших ребят. – Мне поможете. Будем в мафию играть.

Пока мы ждали, я смотрела на Иру. Та увлеченно болтала с кем-то из отряда. Лада сидела в противоположном конце зала.

«Интересно, что же произошло между этими двумя, способное разлучить их более, чем на десять минут?»

Я снова перевела взгляд на Иру. На ней была кремовое платье. Тоже что ли на дискотеку собиралась? Вероятно.

– А ведь в колоде карт не хватит. Да, Ань? – услышала я голос Юльки.

– Наверно.

– И что они сделают? Колоды смешают?

Я пожала плечами. Я продолжала разглядывать Иру как куклу на витрине, и в ее образе что–то тоскливое появилось. Она была расстроена чем-то.

– Правила, я надеюсь, все знают?

Зал вздыхает, и Светлана Владимировна все равно решает объяснить.

Ведущим выбрали Темыча. И все те же ребята раздали карточки-бумажки, на которых написали роли. Я развернула свою. Тема сказал: «Город засыпает». Послышался тяжкий вздох, похоже, это была наша соседка. Юлька заржала в голос.

– Для знакомства просыпаются представители касты «Мафия», – Темыч говорил сложными предложениями, и, кажется, искренне желал, чтобы его запомнили умным мальчиком, умевшим говорить, потому что, судя по личному опыту, начиная проживать с Олесей, ты обрекаешь себя на вечное страдание. А там и повеситься недолго. Бедный Темыч! Держись парень подальше!

– Просыпаются ночные бабочки, – услышав, открыла глаза.

М-да, перспектива быть жрицей любви не сильно вдохновляла. Но вдруг я заметила, что прямо напротив меня сидела Ира, она взглянула на меня так, что я чуть не расхохоталась.

Так и сидели, улыбаясь.

Пока я не наткнулись на взгляд Темыча, который не понял (и слава Богу) причины нашего восторга. И грозно рассматривал нас.

– Двусмысленно, однако! – Ирка подошла ко мне уже после игры. И мы рассмеялись уже вместе.

И пусть ни вожатые, ни Юлька, вообще никто не поняли. Все равно! У нас появился общий секрет, общая шутка. И ни одна живая душа не смогла бы остановить наш смех… Кроме Александры, вошедшей в актовый зал и разом разогнавшей всех по комнатам.

***

Мы гуляем по лагерю, доходим до озера, идём обратно.

А началось все с того, что Ира зашла ко мне в комнату:

– Анька, ты говорила, что спать не будешь, можешь помочь?

Я сидела и учила ненавистную ботанику, в городе на ее повторение у меня никак не хватало времени. И я, наконец, пересилила лень, и пошла учить. Скажем честно, в пятом классе, я ЕГЭ сдавать не собиралась.

– Да, иду! – облегчённо выдохнула я.

– Ты представляешь, мы с Васькой расстались… – Ирина болтает без умолку, и я счастлива, что она теперь мне доверяет. Хоть это и непривычно. А ей действительно важно, чтоб я ее слушала, а я и рада.

Сейчас ей явно лучше, чем было тогда, когда она была в одиннадцатом.

Она замолкает на секунду, а продолжает уже очень тихо:

– Мне вчера такой сон приснился. Я сидела в кабинете русского. Одна. Писала что-то. И вдруг ты влетаешь. Начинаешь метаться и звать ЕВ. А её нет. Ты медленно отодвигаешь ее кресло. Садишься, опускаешь голову. Начинаешь всхлипывать.

– Это та-ак странно! – восклицаю я, а сама думаю совсем о другом.

Сегодня мне тоже снился сон, точнее повторялся.

Ира стояла на льду, а я пробиралась через толпы поклонников, но она оттолкнула меня и поцеловала. Сон был такой же, как у Аленки дома.

И я не замечаю, как начинаю рассказывать.

– Это тоже странно, но я не дорассказала. Дальше были обрывки. Мы обе стояли на льду, потом шли по лесу. Рядом с нами стоял старый собор. Потом лишь тишина и пустота. Боль утраты и печаль. Тьма.

– Да! Я уверена, что это как-то связано!

Ира вздыхает:

– На самом деле я не могу нормально спать уже несколько лет. Но это сейчас не важно. Говоришь, хочешь докопаться до истины и разобраться в чем дело?

– Да. Точнее даже, это жизненно необходимо, – почему-то мне кажется, что это действительно важно, докопаться, найти причину.

– Понимаю, – Ира робко улыбается. – Ты ведь не успокоишься, да?

Киваю.

Ирина улыбка становится шире, она таинственно, без капли стеснения наклоняется к моему уху:

– Может, вместе мы сможем сообразить что-нибудь, а? В конце концов, этот твой сон касался только нас двоих.

– Да… Но, Ир, мне страшно!

– Отчего же? – ее брови вопросительно изгибаются.

– Я не знаю. Я просто хочу, чтобы всё было хорошо.

– Как в волшебных сказках? – ее голос становится мягким, я чувствую, что она снова перехватывает инициативу. И мне это нравится.

– Да, как в сказках.

– Значит, так всё и будет, – Ира ободряюще улыбается. Ей, наверное, давно не приходилось внушать кому-то уверенность. Давно ли? Как бы ободряюще она не улыбалась, я вижу, что ей тоже страшно. Она потеряна. – Все будет хорошо…

***

Весь следующий день проходит мимо меня. Ира занимает все мои мысли, не даёт жить спокойно. Мне безумно хочется ее увидеть. Рассказать про сон, где она валялась на улице Стокгольма и где они целовались, увидеть реакцию. Как же она удивится, наверное! И ещё более интересно узнать, не снилось ли ей что-то подобное.

Я точно знаю это состояние, но всеми силами отталкиваю мысли о нем.

Во влюблённом состоянии человек познаёт другого человека, ему открывается новый мир, который каким-то образом притягивает, отзывается в душе. Но разве бывает, что вместо ощущения открытия и познания возникает непреодолимое, необъяснимое чувство, что с этим человеком ты уже знаком? Причем, не просто знаком. Этот человек вдруг оказывается для тебя настолько близким, словно он продолжение тебя самого. И кажется, ты знаешь о нём всё, и он знает всё о тебе. Не потому, что вы похожи. А потому, что давно знаете друг друга. Насколько давно?

Мы, наверное, могли бы быть друзьями. Хоть с Иркой мы и враждовали всю сознательную жизнь, я знала о ней многое, она знала многое обо мне. Мы очень похожи.

Так было бы, наверное, если б не сны… Все осложняется снами. И у меня появляется ощущение дежавю. Я все это уже делала, проходила эти этапы, но понятия не имею, где. Это пугает.

«А еще она очень похожа на ЕВ» – эта мысль прилетает колючей кактусовой иголкой – не сможешь достать с первого раза. Да, черт возьми, они очень похожи. Внешне. А еще голос ее со временем обрел новые оттенки. Она кажется мне мудрее себя прошлой. Боже, как могла я влюбиться в Ирину?

«Можем встретиться?»

«Не сейчас. Работы много. Некрасиво будет сгружать все на Ладу. У нас у одного гаврика сегодня днюшка. Будем поздравлять. Давай после отбоя, в кресле»

«Ахахах, удачи!»

В одиннадцать я уже жду Иру на нашем этаже.

Мое внимание привлекают горы. Далекие, не обремененные временем, чувствами. Здесь они почти священны. Люди любят их за красивые виды летом, за возможность кататься с них – зимой. Но если горы вдруг утратят эти способности, тоже останутся одинокими. Ах, горы-горы…

– Привет, – о боже, я вновь слышу голос, от которого на душе становится тепло. – Ты сегодня рано.

Я бросаю на нее презрительный взгляд. Холодность – лучший способ скрывать свои чувства. А надо ли скрывать? Какой в этом смысл?

Так хочется подойти приблизиться, сказать, что она – чудо. Ведь это так? Нет, она не должна об этом знать. Это слабость. А я сильная, справлюсь. Всю жизнь меня в этом убеждали. Всю жизнь я должна была доказывать это Журавлевой. Зачем? Чтобы сейчас все разрушить? Я чувствую, как по моей щеке пробегает одинокая слеза.

Хотела бы я, чтобы она меня успокаивала. Говорила, что любит. Ну или хотя бы намекнула.

– Аня? Ты чего? – она подходит ближе. Я чувствую тепло ее рук на своих плечах. Дыхание мое сбивается. Да и как тут можно нормально дышать, когда ты находишься в объятиях такого солнца. Хотя нет, на солнце она совсем не похожа, скорее – на луну: темную для всех, но такую очаровательную только лишь для меня. – Ты в порядке?

Мотаю головой. Конечно, не в порядке! Из-за тебя, между прочим. Из-за тебя, дорогая Ирина, я сошла с ума! Прямо как в песне…

– Ира… – протягиваю ее имя, будто пробуя давно забытое блюдо. Теперь оно уже не кажется мне таким простым и скучным. Вдруг возлюбленная представляется мне королевой. В бальном платье, и, разумеется, с короной. Элегантная, шикарная, невероятная. Моя дама! Прекрасная дама!

Я пересказываю ей свой сон, и сама вспоминаю каждую его деталь. Вот я лежу на снегу. Она слушает, но как-то безэмоционально. Залипает на горы что ли?

– Я спросила: «Где мы?». «Как это «где»?» – удивилась ты, будто это было очевидно. – «Аня, ты случаем не ушиблась головой, моя дорогая? Мы в Стокгольме, разумеется. И мы возвращаемся домой».

– Ужас, – ровно отвечает Ира.

– В моём сне мы были знакомы… – выдавливаю я, подумав, что ей не интересно. – Как мне показалось, довольно близко…

«Довольно близко?! Да мы были по меньшей мере любовницами!», – возмущается внутренний голос, но я его затыкаю, и заставляю себя продолжить.

– И я словно была не я, у меня даже волосы были длиннее. А ты тоже как будто была не совсем ты, и у тебя, наоборот, волосы были короче. А ещё… у нас на безымянных пальцах было по одинаковому кольцу.

Ира вскидывает брови, готовясь к продолжению.

– А потом мы пошли гулять по набережной, и было очень красиво. И я спросила тебя, какой это город, а ты рассмеялась и сказала, что Стокгольм. И мы шли, держась за руки почему-то… – я запинаюсь. Всё. Финиш. Это был максимум того, что я могу произнести. Щеки и без того уже пунцовые, словно я призналась в чём-то до отвращения неприличном.

Одно утешает – Ира уже не кажется такой спокойной.

– Я мечтаю жить в Стокгольме. Была в Швеции этой зимой. Учу язык. Может, это не прошлое, а наоборот – наше совместное будущее? Когда я была там, вдруг почувствовала: «Это мой город. Я хочу быть здесь». И знаешь, что? Меня преследовала мысль, что когда-то я там уже была. Я знала, что это невозможно, но каждая улочка казалась мне знакомой. А ещё я очень любила гулять по набережной. Наверное, я мазохистка, потому что именно на набережной мне всегда становилось, особенно грустно, а иногда – просто невыносимо одиноко. И я не знаю, почему.

– Как же сложно!

– Наверное, будь я младше, я бы точно решила, что это связано…

– А сейчас? – мне очень хотелось закричать.

– Не уверена. Но я верю всему, что ты говоришь. Мне интересен ход твоих мыслей. И ты, я верю, обязательно во всем разберешься.

– Ты, права, я действительно со всем этим разберусь, не успокоюсь, – говорю твёрдо, мне стоит нечеловеческих усилий придать голосу эту твёрдость, в то время как сердце стучит, нет, гремит в груди отбойным молотом. – По правде говоря, я уже кое с чем разобралась. Кое-что я знаю совершенно точно.

– И что же? – ее голос срывается.

Я изгибаюсь и запечатлеваю на её губах быстрый, сухой и горячий поцелуй.

И будь что будет. Мне уже всё равно. Но после этого ты поймёшь. Ты всё поймёшь. По-другому мне никогда не суметь объяснить.

А потом просто убегаю в никуда. В комнату, точнее. И мне страшно.

– Ань, подожди! Пожалуйста, остановись!

Но я не останавливаюсь. У меня нет сил еще что-то выдерживать

«Если я грохнусь в обморок, будет совсем не удивительно!».

А на улице льет дождь. Да такой, что его очень хорошо слышно из корпуса.

***

Ира:

Мне тогда восемь лет было. Отчетный концерт. Показательные выступления лучших ребят. Мое, в том числе. За год своих занятий на подобных мероприятиях я была не впервые.

Так вот разминалась, никого не трогала, и вдруг ко мне подошел тренер, державший за ручку ее. Я уже хотела спросить, кто она, но Евгений Александрович сообразил быстрее.