Фрай Уэнсли – экзорцист

ГЛАВА 1. Посвящена семье Уэнсли

— Уверуешь ли ты, сын мой, в Святого Духа, что наделил тебя разумом?

— Уверую.

— Клянешься во имя Всевышнего, соблюдать все каноны церкви, нести слово Божье в массы, соблюдать положенные догмы, почитать монархов Английских и взыскивать с поданных положенную десятину.

— Клянусь святой церковью и крестом, отныне возложенным на меня, что буду соблюдать постулаты церкви, нести слово Божье миру, проповедовать только истину христианскую, проводить богослужение каждое воскресенье и изымать положенное.

— Тогда, сын мой, я объявляю тебя рабом Божьим, отныне слово святое несущим. Ты должен четко придерживаться учений Англиканской церкви и не допускать проявлений отступничества в положенном тебе приходе.

С такими назидательными речами, епископ Глостерский провел обряд рукоположения новоиспеченного пастыря Фрая Уэнсли. Молодой человек, получивший образование в Итоне, был выдвинут на дальнейшее обучение на доктора теологии, но в последний момент отказался от заманчивого предложения. Мотивы он четко не мог изъяснить, преобразовывая все в теоретические загадки. Но видимо, всему помешало тяжелое денежное положение его семьи. Отец не мог ссудить достаточную сумму на образование, и сыну — если он уж хочет чего добиться — надобно самому сыскать средства.

Приход мог бы обеспечить неплохой доход, если не вести жизнь расточительную, то даже материнского наследства в три тысячи фунтов и годового дохода станет достаточно, чтобы позволить себе дальнейшее образование и развитие. Фрай не был мечтателен, более прагматик, хотя катахезисы соблюдал, не задаваясь вопросами и не углубляясь в размышления. Он выбрал тот путь, который отказался принять его дядя, пустившись в авантюрное плаванье по жизни.

Эта очень печальная страница в истории рода Уэнсли имела определенно пагубный исход — дядя исчез, а два его брата впали в немилость графа Шеффилдского, за что поплатились упущенными возможностями. Фрай рос в условиях ограничений, особенно, свободного мышления. Второго такого авантюриста ни одна приличная семья не потерпит, не говоря уже о семье Уэнсли.

Он не испытывал недостатка в знаниях. Старинная родовая библиотека деловых справочников, хрестоматий и разного рода полезных талмудов, была к его распоряжению.

Но все легковесные истории, не несущие в себе полезных исторических повествований либо нравоучительное послесловие, приравнивались к запретной литературе. Отец лично уничтожил добрый десяток книг, вручив своим малым детям псалтырь да историю Великобритании. У Фрая была сестра — премилая вертушка Мария. Пока что ее беззаботный возраст семнадцатилетия не внушал девушке ничего горького и тяжкого, но ведь отец не помышлял вывозить дочь в свет. Младший брат старика Уэнсли избрал стезю преподавания, он достиг определенных высот, был назначен помощником декана, но выше прыгнуть просто не мог. Преподавательская коллегия ограничивалась полномочиями, а в столице его кандидатуру не рассматривали на должность декана, бумаги на получение титула лежали в пыльном архиве. А всему виной был Эдвард Уэнсли — средний брат и темная лошадка. Самое печальное для Фрая, сказалось то, что он был похож на дядю — тот же красивый ясный взор больших синих глаз, прямой нос, мягко очерченный овал лица, прелестные ямочки на подбородке — ангельское создание в человеческом облике. Одним словом — он был красив, образован, рассудителен и умен. Поэтому старшие представители рода Уэнсли, ограничили его во всем: взрастили в мягкой натуре недоверчивость и сомнительность. Он был неуверен во всем, что касалось его. Сказал отец, что Фрай — прирожденный священник, и молодой человек пошел по этому направлению, не задумываясь, какая профессия наиболее благодатна для его натуры.

— А что, священник — дело непыльное: упитанный холуй, живущий себе в удовольствие, да еще и достойный человек, — рассуждал его отец. — Хитрый народ, ничем не рискующий. Только если не заниматься миссионерством. Миссионерство нынче не модно, это раньше пасторы отправлялись в новый свет на золотые рудники и там обогащались за счет тупого народа; а в пыльный и гнойный край, полный заразы, умный человек не сунется.

Подобными нравоучениями отец наставлял своего отпрыска. Тот послушно кивал, в принципе, жизнь священника для тихого, молодого человека — неуверенного в себе — подходила по мировоззрению. Он мог писать и проповедовать о спокойной, сытой жизни, не обуреваемой всякими проступками. Фермер должен заботиться о преувеличении достатка, приросте поголовья скота, выгодно арендовать пригодные пашни. Его работники чтить работодателя и его имущество, быть исполнительными, богобоязкими, не воровать.

А их наниматель не обманывать и платить в срок. Богатые прихожане должны заботиться об искуплении грехов: заниматься благотворительностью, не злоупотреблять крепкими напитками, не усердствовать с рукоприкладством. Их жены быть прилежными супругами, даже в помыслах не изменять мужу, почаще исповедоваться, вносить пожертвования. А больных и страждущих надобно исповедать словом, ведь слово священное порой излечивает и облегчает боль — легкая смерть бывает благодеянием. Эти умозаключения молодой человек уяснил для себя в шестнадцать лет и в скорости пошел учиться на клирика. Хотя в университете он не находил должного просветительства: его сокурсники частенько нарушали каноны их будущего предназначения, ввязывались в сомнительные дела. Но Фрай избегал тлетворного общества и не обзавелся друзьями, исключая разве что нескольких корреспондентов, но до того занудных и дотошных, что делиться с такими людьми великою правдою не возникало желания.

Но сегодня его отрочество закончилось. Благодушие подсказывало, что он вполне справиться с поставленным жизненным кредо. В отцовский дом вернется разве для того, чтобы собрать свои вещи, тем более, что ему пообещали приход. А значит, не придется исполнять обязанности младшего священника, то есть, мальчишки при старшем наставнике. Это казалось невероятной новостью, сам епископ походатайствовал заранее, заботясь о дальнейшем благополучии скромного выпускника. Его ясный взор осветила искорка надежды, когда он узнал, что ему подыскали приличное место, не где-нибудь в глуши, а в маленьком городке.

— Благодарю вас, — ответил новоиспеченный пастор, — буду признателен.

Он откланялся его преосвященству, благоговея пред великим человеком, благодетелем детей церкви. Но как только дверь за Фраем закрылась и молодой пастор легкой, возвышенной (а может и окрыленной) походкой прошествовал в конец коридора, друг епископа, случайно приехавший в гости и слышавший разговор о приходе, заметил:

— А ведь вы, ваше преосвященство, не обмолвились, что приход за пять лет сменило семь священников. Не надобно ли, в таких случаях, предупреждать о странностях подобных мест?

— Что вы, милейший друг, — удивился епископ Глостерский. — Если уж быть предельно честными со всеми агнцами, они подымут бунт. Я же предлагаю ему место священнослужителя, и его отцу не придется и пальцем пошевелить в обустройстве сына.

Да где еще Уэнсли разрешат или предоставят такое заманчивое место? Семьсот фунтов в год — небывалый доход.

— Ну а что вы скажете, милорд, по поводу слухов, что частенько доносятся из тех краев? Городок Дарквудс только на карте обозначен, как захолустный городишко, вот только долина черных рощей на самом деле такою не является. Еще лет двадцать назад там произошли скандальные пропажи достопочтенных господ, а самоубийства и вовсе в обиходе.

— Я не верю до конца, что все упомянутое — правда. Не спорю, последний священник сошел с ума, а его помощник загадочным образом скончался: его обезображенное тело выбросило рекою на западных равнинах. Но ведь это может быть и человеческих рук дело.

— Этот паренек тоже недолго продержится. Уж больно слабая натура, да еще весь такой испуганный да замкнутый.

— Выпьем за его удачу, милейший друг, — более фривольно ответил епископ, доставая первосортный портвейн из тайных уголков рабочего стола.

Господа поговорили и забыли, предоставив молодому пастору самому во всем разобраться. А сам упомянутый священник, тем временем, нанял кеб, чтобы добраться до станции омнибусов, пересел в вышеупомянутый транспорт и уже назавтра добрался до родных краев. Железную дорогу даже в проекте не расчертили из-за скалистой местности, но добирался молодой человек комфортно.

Его встречала обеспокоенная сестра и невозмутимый отец. Фрай придерживался семейных уз, и как бы было не тяжело сейчас покидать все знакомое, новая жизнь открывала новые горизонты.

— Как прошел разговор с епископом? — поинтересовался старик. — Получилось выудить себе местечко?

— Епископ Глостерский посвятил меня в сан и предложил только что освободившийся приход в небольшом городке, семьсот фунтов в год, представляете!

— О! — издала восклицание сестра, но тут же стыдливо опустила голову, девушке не полагается бурно выражать свои эмоции.

— Значит, помнят еще великую славу рода Уэнсли, — возгордился старик. — Скоро сам граф заговорит о нас почтительней. А сейчас это нужно отметить. Мария прикажи сегодня подать штропшот 18** года, да холодные закуски. На ужин пусть миссис Лэнси поджарит гуся. Я знаю, что это для воскресного обеда, но мой сын принял сан — великое благодеяние для семьи — и возможно в воскресенье он произнесет свою первую проповедь. Так что гуся подавайте уже сегодня.

— Нет, батюшка, в это воскресенье я еще проповедовать не буду. Но как только я обустроюсь, не буду медлить со своим назначением.

— Все равно, гуся мы съедим сегодня, — гордо молвил старик Уэнсли.

Мария четко выполнила указания отца. Хотя с миссис Лэнси пришлось повоевать: упрямая кухарка нарекала на недостающие руки; и что давайте перебьем всю птицу уже сейчас, а на следующей неделе начинаются приготовления к майскому празднованию в округе, а у них только горох из еды останется. Что ж, Марии не в новинку было помогать сварливой кухарке, особенно, когда дело казалось незапланированных пиршеств. Сегодня девушке пришлось самолично ощипывать гуся, а днем ранее готовить десерты, а там поди и еще чего стряпать. Прислуга, при таком попустительстве, эксплуатирует хозяев. Миссис Уэнсли отошла в мир иной уж пять лет как. Молодую девицу на пару лет сдали в пансион для образованных барышень, но к ее пятнадцатилетию отец вызвал ее вести домашние дела. В суматохе, милое создание все же успело черкнуть письмо тете Розерри, чтобы они по возможности приехали увидеться с Фраем перед его отъездом. Тетя Розерри (жена младшего брата Уэнсли — заместителя декана) поддерживала отпрысков Уэнсли-старшего.

Бездетная чета, не обремененная наследниками, принялась опекать осиротевших племянников. Правда, дядя не мог влиять на Фрая, а вот его супруга прекрасно ладила с племянницей. Мы забыли упомянуть, что Фрай не приходился отцу старшим сыном, его брат Стивен наследовал имение отца, а младшему улыбнулась судьба получить приход и зажить вольной жизнью. Отец даже не пожалел уже сейчас разделить материнское наследство между двумя младшими детьми, только почему-то дочери в приданное досталось всего полторы тысячи фунтов; а брату — в двое больше.

Стивену тоже сообщили о приезде брата, он сам отсутствовал несколько дней, исполняя роль управляющего делами отца. Собственно, по характеру и повадкам, старший сын был копией родителя, поэтому, если Фрая отец осекал, то старшему предоставил свободу; да и что ужимать, если Стивен был человеком дела, особенно в нем проявлялась хозяйственность и ответственность. Большим умом не отличался, в демагогию не впадал, искать приключения не брался, зато старался сделать имение более прибыльным. Отец гордился наследником, но нынче он уже гордился двумя сыновьями — первым за сходство с собой и деловитость, вторым — за небывалую удачу в получении прибыльного прихода.

Мария сдержанно радовалась за брата, она любила Фрая больше, потому что он один относился к ней очень хорошо, а теперь он уезжает, и сестра останется жить с двумя абсолютно чуждыми ей людьми. Ее старую няню уволили, пообещав найти новую компаньонку, и вот вчера она познакомилась с женщиной, которую при ней приставили.

Мария была утонченной натурой, а вот миссис Ридс — женщиной грубой и резкой.

Нянюшка Элен привила своей воспитаннице хорошие манеры, руководствуясь интуицией: воспитала в податливом ребенке добросердечного человека. Но что могла дать девушке грубая женщина? Видимо, мистер Уэнсли поскупился на хорошую, образованную компаньонку, наняв простачку задешево. И она теперь не будет видеть своего брата Фрая и окончательно замкнется в том пространном мирке, что вытесали для нее ее родные.

Но сегодняшним вечером, во время смакования нежным гусем и разбавленным штропшотом, что его готовили только представители рода Уэнсли — из красного сорта винограда с добавлением жгучих специй и сладких ягод — она искренне радовалась за дальнейшее благоустройство брата. Печаль девушка оставила на завтра, когда карета увезет родного человека в дальний край, тогда она зальется жгучими слезами. Фрай решил не медлить с отъездом. Вещей у него имелось не так много, чтобы упаковывать их несколько дней, а вожделенный приход уже сейчас нуждается в пасторе, как стадо овец в пастухе. Стивен тоже радовался за брата, на свой собственный лад: похлопал по плечу, коротко отрезал, что обязательно погостит, даже если ему предложат койку в чулане. А если будет чулан и комнатка, то возьмет сестру. Мария аж расцвела от таких слов — увидеться с братом, погостить у брата. Фрай уверял, что пока не интересовался совершенно, каким будет его новый дом, но если его родные захотят приехать, он найдет для них местечко.

— Если дом маленький, — ответил отец, — сделаешь пристройку. Если же большой — заколоти лишние окна, налоги нынче разоряют состоятельные семьи, из-за таких вот мелочей. Слуг держи в узде, а вообще, не плохо бы обзавестись разумной женой, чтоб держала служанок в кулаке.

— Отец, я еще не уверен, что хочу жениться. Моя избранница — не сиюминутное увлечение, ибо с такой женщиной я не смогу жить потом. Она должна выдержать испытание временем.

— Тогда, ты останешься холостяком, — хихикнул брат. — Девицы нынче нетерпеливые, вон Энн-Бетси, посчитала в прошлом сезоне себя влюбленной в меня, но стоило мне не ответить пылкой заинтересованностью тогда — в этом сезоне, я узнаю, что она уже помолвлена с другим.

— Не все девушки такие ветреные, — решилась вставить слово сестра, — бывают особы порывистые, корыстные и неблагонадежные, но я знакома с дюжиной прилежных, тихих и верных будущих спутниц своих избранников. Правда, они не блистают в обществе.

— Откуда тебе такое может быть известно? — удивился отец.

— Она переписывается много, — заметил Стивен.

— Ах, вот почему у нас такой расход бумаги, чернил, перьев и свеч, в придачу. Я-то думал, что это Стивен ведет деловую корреспонденцию, а вот ты можешь сократить свои письмеца до одного в месяц.

Мария совсем сникла, это было единственное ее увлечение — она взращивала в себе беллетристический стиль написания, ее художественные очерки природы и явлений общественности корреспондентки подавали заметками в местной газете, и девушка этим гордилась, но что такое одно коротенькое письмо в месяц для пылкой и чуткой натуры?

Не успели господа закончить пиршество, как слуга сообщил, что приехал помощник декана со своей женой.

— Это я сообщила нарочным, — заметила робко Мария, опасаясь вспыльчивости отца, — хотела порадовать тетю.

— Ну, это можно, — хмыкнул Уэнсли-старший, — давно не видывал старину Роджера, да и Розерри не часто нас навещает, думал, уже возгордились…

Роджер Уэнсли, брат Джона Уэнсли и опального отступника Эдварда Уэнсли, вошел в гостиную, когда господ еще там не было. Все семейство собралось чуть позже. Тете Розерри оставили в собеседницах Марию, а мужчины удалились обсуждать дела без посторонних ушей. Фраю выпал карт-бланш — многие разговоры велись о его удачном посвящении, да еще уютное местечко в придачу. Тем временем, Розерри и Мария беседовали. Племянница поверяла тете самую сокровенную печаль — предстоящую разлуку с братом и ограничение отца на письма. Миссис Уэнсли, женщина возвышенных мировоззрений, тоже не оценила новую компаньонку, называя ее простолюдинкой.

— Как же ограничена моя жизнь, — тяжко вздыхала Мария, — я уже жду, что когда-то Фрай позовет меня в гости, иных развлечений я не имею.

— Это плохо, что отец не вывозит тебя в свет, — заметила тетя Розерри. — Попрошу Роджера поговорить с ним, но он же такой упрямец. А Фрай наш молодец, дай Бог ему удачи на предстоящем поприще, из него получиться прекрасный проповедник и блюститель истины.

— Тетушка, если б мне было позволено погостить у тебя, но я даже боюсь озвучить такую смелую дерзость. Отец не отпустит меня, на мне лежит управление домашними делами.

— Ах, милая, ты нуждаешься в нормальном женском обществе. А вот запрет на письма — просто чудовищно, ну ничего, я постараюсь раздобыть тебе все необходимое, такой талант зарывать в землю не стоит, — племянница горячо поблагодарила свою тетю, хоть в этом ей была отрада.

Но тихие женские вздохи тонули в мужском хохоте и веселье. Представители семьи Уэнсли, кроме того, кто не имел права носить это славное имя, не часто собирались вместе. Но теперь в полную наслаждались обществом друг друга. Фрай рад был сообщить дяде, что не прочь продолжить дальнейшее образование на магистрата теологии.

Помощник декана сразу же похвалил племянника, посоветовал пару нормальных хрестоматий в сиим предмете и толкового учителя, а Уэнсли-старший и Стивен завели разговор о ферме Маклая, который хотел поторговаться за три акра пастбищ. Видите ли, они все заболочены, значит, цену обязаны скинуть втрое, но наследник имения Уэнсли отстаивал свою точку зрения, и поступаться не хотел; отец рьяно поддерживал отпрыска — невиданная наглость, так это удешевление его имущества.

— Такие сочные травы, а летом вообще не найдешь такого райского уголка, да за такие смешные деньги, а ему видите ли местность топкая, — жаловался сын отцу.

Семейство Роджера Уэнсли пригласили погостить еще недельку, а вот Фрай отправлялся в путь уже назавтра. Молодой человек позавтракал со всеми напоследок, общаясь с каждым с особенным радушием, его взор излучал надежду, хотя будущность вызывала сомнения и страхи. Но для родных он хотел казаться веселым и беззаботным.

Особенно его заботило мнение Марии, ее так мало ценили нынче, но ведь в преданности сестры он не сомневался. Отец суров — загнать ее в четыре стены и не выпускать в общество вовсе, лишая даже крохотной надежды устроить свое личное счастье. Да и погостить у тети ей тоже не разрешалось, видите ли, от этого у девушек портиться репутация. Пригласить ее погостить у себя, было интересной идеей, жаль, что сейчас он едет в неведомое место и не знает, как сложиться его дальнейшее существование.

ГЛАВА 2. Страшной ночи посвящена

Поначалу карету трясло, и лошади шли практически шагом, но стоило лишь спуститься с узкой, горной тропинки, как шаг ускорился, а сердце забилось в предвкушении. Он едет вступать в новые дали, жить жизнью, не расчерченной законами отца. Тропинка спустилась в низину, где пушистыми лапами, обволок все белесый туман.

Пела одинокая птица, но песнь ее звучала ужасающе, будто предупреждение ступающим путникам на новую тропу. Фрай не прислушивался ни к птичьему крику, ни к нетерпеливой лошади, недовольно фыркающей на каждом шагу, будто все окружающее раздражало благородное животное, пока что сердце его билось из других причин.

Городок в действительности был заурядным, только одна промышленная фабрика, но хорошо развито кустарное ткацкое производство, да изготовление гончарных изделий. Три улочки, сходившиеся в круговороте в центральную площадь, на которой серой глыбой возвышалась вековая церковь, да приходской дом; была тут еще городская ратуша, но она стояла напротив церкви и меркла в ее величии. Деревянное, квадратных размеров, однокомнатное помещение, где собирались представители местного управления и решали дела горожан. Возле церкви пристроен был приходской дом, из того же камня, как продолжение величественного храма. Все ставни второго этажа были наглухо заколочены, видимо эта часть здания простаивала за ненадобностью, хотя по количеству окон, первый этаж вполне удовлетворял требования бывших хозяев. Крышу недавно меняли, да и печная труба выглядела новенькой, это уже радовало, значится, дом не должен оказаться таким старинным и ветхим, что в нем потолок будет лететь трухой. Вечерний закат багряным маревом пробивался сквозь густой туман, весеннее солнце не могло предъявить права природе, но пыталось. Ночью обязательно хлынет дождь, без этого, увековеченная во многих романах хрупкая и сердобольная, как девичье сердце, природа туманного и дождливого Альбиона, не представлялась на материке. Значит, мешкать с распаковкой вещей не стоит, да и вообще, требуется торопливый перенос имущества, хотя его не так уж много, чтобы не подавать соблазны людям неимущим и бездомным. У дверей пасторского дома, Фрая встретил привратник, что приглядывал за местным храмом, в отсутствие должностного лица. И хотя на вид привратнику было не больше сорока, преподобному Уэнсли показалось, что перед ним совершеннейший старик. Поскольку тот еле ходил, прятал в широких рукавах скрюченные пальцы и не смел взглянуть молодому человеку открыто в лицо. Внутри здание отталкивало так же, как и снаружи. Будто здесь двадцать лет никто не жил.

— А как давно дом опустел? — поинтересовался Уэнсли, рассматривая проржавевшую каминную решетку и пыльный пол в предполагаемой гостиной.

— Два месяца назад, — невозмутимо ответил привратник Хопкинс, занося последний чемодан. Фамилию он сказал неохотно, будто ему все равно было, как к нему обращаются, но Фраю не откажешь в упорстве, когда этого требовали приличия. Странноватый тип или усталость организма достигла апогея и недоверчивость проснулась ко всем обитателям земным и насущным.

— Странно, — выговорил Фрай, — такое чувство, что здесь не жили больше года.

Видимо, предыдущий владелец вел слишком аскетический образ жизни: не принимал посетителей и обходился малым в жилье? Видимо, солидный возраст сослужил недобрую службу, приковав человека в четырех стенах, — про себя размышлял Уэнсли.

— Преподобному Джеферсону было чуть больше вашего. Он вел здоровый, активный образ жизни и любил общество, — ожидая дальнейших указаний, или когда надоедливый молодой священник его отпустит, нехотя ответил Хопкинс.

— Тогда, почему дом настолько запущен? — Фрай не мог удержаться от жеста рукой.

— Потому что, господа тут не задерживались.

Уэнсли взглянул на собеседника с толикой недоверия, но тот смотрел безразлично в пол, никак не выказывая своих эмоций, будто ему все равно. Наконец, прислужника отпустили, но пригласили назавтра еще помочь. Нашего пастора все равно мучил вопрос, почему прибыльный провинциальный приход, где обитала немногочисленная паства, не привлекал преподобных отцов, что они предпочитали отсюда съезжать. Хотя могли присутствовать очаги опасных болезней, но его собеседник отрицательно покачал головой на подобное предположение, да и похороны в последний раз проходили тут давненько.

Молодой пастор, как здравомыслящий человек, счел, что у него есть предостаточно времени, чтобы начать разбираться во всем, но свои начинания он продолжит завтра, а после полтора дня в пути следует немного передохнуть. Жилые-то комнаты в доме имеются. Наутро он наймет работниц, чтобы вымели и выдраили его пасторский домик, присмотрит кухарку и экономку из местных женщин, а в церковь закажет парочку маляров да кровельщиков, ибо опасался, что раз жилое здание в запустение, что уж говорить о храме Божьем.

Действительно, одна комната в доме казалась не такой запущенной. Здесь чудесным образом находились все необходимые принадлежности: чистое постельное белье, острые цирюльные приспособления, новые рубашки, фарфоровый умывальник и таз. На полках стояли книги, постель была аккуратно заправлена, будто ожидала возвращения хозяина.

Прикроватный столик со свечей и кувшином для питья, пара стеклянных стаканов, ночной горшок и все прочее. Был и рабочий стол у окна, на котором лежали стопка чистой бумаги, закупоренные чернила и пара наточенных перьев. Комната будто специально для него приготовлена, вот только воды для умывания не было, некому ею запастись. А еще в камине заложены сухие дрова для растопки и кочерга стоит, только тонкий слой пыли намекал, что помещение подготовлено уже давно и некому этим воспользоваться.

Преподобный Уэнсли оценил знак гостеприимства и разжег огонь в камине, правда за водой ему придется отправиться, без этого никак. Колонку он видел неподалеку пасторского дома, подъезжая к крыльцу, всего пару шагов ступить. Она примыкала к жилому дому, но сделана была так, что отсекалась от выброса предполагаемых нечистот, которые сбрасывались в сточную яму, что выводила зловонные воды за пределы городка.

Поздним вечеров выходить на опустевшую площадь стало даже слегка страшновато, но преподобный Уэнсли порицал себя за минутное замешательство — луна проступает сквозь облака, освещая бледным светом территорию, незнакомца он явно заметит издалека, да и пустынная тишина ему на руку. Дождя сегодня не предполагалось, туман отступил, ветер гнал облака прочь. Набрав необходимое количество воды, молодой человек быстренько постарался зайти внутрь и запереться, теперь у него все есть, чтобы привестись перед сном в порядок и отдохнуть с дороги. Ужинать молодому человеку довелось сухим провиантом, что так заботливо упаковала его сестра — вяленый балык, да присоленный бекон, вареные яйца и бутылка домашней наливки, краюха мягкого испеченного хлеба.

Мария будто бы знала, как выручит, нынче сей нехитрый провиант ее брата. Он вознес благочестивую молитву, поблагодарив Всевышнего за то, что удачно добрался до нового жилища и наскоро перекусил хлебом насущным, ибо уже с ног ввалится от усталости.

Наливка из домашних фруктов и ягод приятным теплом разлилась по телу, которое он наскоро обмыл и переодел в чистые одежды — рубаху и нательные домашние штаны из полотна. Постель манила в свои объятия и Фрай не смог ей дольше противиться. Как только уставшее тело удобно умостилось и расслабилось, молодого человека сразу сморило.

Поначалу, сновидения не тревожили разум пастора, лишь приятная пустота. Но в скором времени он забылся, чуткое ухо слышало слегка уловимый шум, что пронесся над ним, будто шуршали крылья. Пастор открыл глаза или это сонное воображение нарисовало ему такую картину — у его изголовья с левой стороны сидела сова с красивым серебристо — серым отливом и ярко-рыжим загривком, ее глаза светились изумрудным светочем, а удлиненные зрачки внимательно рассматривали гостя. С другой стороны тоже послышался звук, и пастор повернул голову — справа его с любопытством рассматривала серая летучая мышь, выставив напоказ свои маленькие, заостренные клыки, будто улыбаясь. Фрай улыбнулся ей в ответ и снова закрыл глаза — забавное сновидение. Но тут его что-то коснулось — рука, несущая приятную прохладу, легонько очертила овал лица. Он снова открыл глаза, все та же сова, вот только она протянула крыло, которое плавно переросло в человеческую руку. И тут Уэнсли будто бы проснулся от приятной дремоты, потер руками глаза, но не увидел, ни красивой совы, ни ее спутницы — летучей мыши.

Молодой человек поудобней сбил подушку и умостился дремать дальше, вот только следующие звуки его явно насторожили — за дверью скрипели рассохшиеся деревянные половицы, кто-то к нему подбирался. Дверная ручка начала проворачиваться и на игру воображения это уже не смахивало. Угасающий огонь в камине давал слабый свет, а свечу молодой человек зажечь не успевал. На прикроватной тумбочке, к которой интуитивно потянулась рука Фрая, ничего опасней талмуда со святым писанием да перочинного ножа не обнаружилось. А меж тем дверная ручка поддалась напору.

Уэнсли конечно предполагал, что в любом городе имеются воры, которые обчищают обычных жителей по ночам, но ему не верилось, что встреча с ними состоится сию же минуту, когда он только прибыл на новое место, да еще когда один и беззащитен. Правда, то, что увидел наш герой потом, ни шло ни в какое сравнение с уличными жуликами, а главное испугало на порядок сильнее. Хотя поначалу он недоумевал, ведь в дверях нарисовалась фигура привратника Хопкинса. Луна как раз заглянула в окно пасторского домика и млечным свечением озарила белый силуэт церковного помощника. Уэнсли сел на кровати, сжимая в руках нож и книгу. Возможно, столь поздний визит имел под собой какое-то неотлагательно-срочное обстоятельство.

— Хопкинс, что-то произошло? — вполне спокойно спросил священник, всматриваясь в непривычно бледное лицо привратника.

— Кровь… — ответил тот и в голосе проскочили металлические нотки, но разве разыгравшееся воображение не искажает слуховые и зрительные образы. Подчас мы можем уловить что-то ужасное, что на самом деле таким не является.

— Что? Кто-то ранен или умер? — еще раз задал вопрос Уэнсли.

Но Хопкинс тоже выразился вполне спокойно, даже немного торжественно и протянуто:

— Кровь, свежая кровь… вкусная свежая кровь, — и двинулся на священника.

Уэнсли испугался и подскочил с кровати, его здравый смысл буквально отказал ему, — тот человек сошел с ума. Меж тем, белый как снег, Хопкинс оскалил зубы, и это были нечеловечьи зубы, а клыки опасного животного, предназначенные, чтобы разрывать плоть:

— Погодите, мистер Хопкинс, — отскочил к камину Уэнсли. — Давайте объяснимся.

— Вкусная, теплая кровь, — шептало нечто в человечьем облике, плавно опускаясь на четвереньки, чтобы уподобится на зверя. Поистине, это был не человек!

У Фрая до сих пор в руках была только Библия и ножик, но разве можно отбиваться от ненормального таким орудием?

— Сгинь! — воскликнул он. — Прочь, нечистый!

Ответом ему послужил смех отнюдь не веселый, а жуткий; человекоподобный зверь даже остановился, чтобы воссоздать всю силу этого жуткого звука. Крамольный смех — если обозначить его чем-то жутко-запретным, не поддающимся пониманию для обычного человека. Но нечто не могло долго продолжать издавать такие звуки, оно снова взглянуло на Фрая и продолжило свое шествие.

Фрай приготовился распрощаться с жизнью, вслух произнося молитвы Всевышнему, Деве Марии и всем святым, которых помнил, прося пощадить его и уберечь, особенно душу. Но перехватив у очага еще горячую кочергу, которая зашипела в его руке, попытался отмахиваться ею от монстра. Шаг, удар, прыжок, выпад вперед и книга полетела в чудовище. Тот не успел увернуться от увесистого фолианта и взвыл, будто получил кирпичом. Но это ни сколько причинило ему боль, сколько рассердило. В руках оставалась одна единственная кочерга, что обожгла его ладонь, но боль физическая отступала перед паническим страхом, что возымел верх над молодым человеком. Кочерга была необычной, с заостренным наконечником, будто предназначалась для широко использования, нежели обыденное перемешивание угля в камине.

Прыжок на Фрая, оскал зубов, замах металлическим орудием, мгновенье, и атака отбита. Человекоподобный монстр отлетел и снова принял наступающую позу, оскалил сердито зубы, намереваясь все-таки вцепиться в живую плоть. Фрай отбежал в противоположный угол, бросил еще что-то, но промахнулся, а его противник довольно оскалился. Священник схватил туалетный столик и поставил преграду, нападающий перецепился, преодолевая преграждение, рыкнул и пополз, уподобляясь червяку, поистине непривычное зрелище — видеть, как человеческое тело ползет. И взгляд, этот стеклянный пространственный взгляд, будто смотрит на тебя мертвец. Рациональный Фрай хватался за крупицы здравого убеждения: но не может же быть, в самом деле, это мертвецом? Но одно он точно знал — есть Бог, и есть Дьявол, так вот — это происки Дьявола. Он послал на землю нечто из пекла, что приняло человеческий облик и нынче хочет проверить, сильна ли вера служителя церкви. В остальном, он никак не мог объяснить происходящее, но как бороться с адским выродком, прикажите? Бросая в тварь все, что попадалось ему под руку, он начинал отчаиваться, а бесовское отродье сокращало расстояние. Нечто не останавливали тяжелые вещи, оно извивалось подобно змее, его глубокие увечья не заливала кровь, просто зияли дыры на мертвецком теле.

Луна устала заглядывать в окно, пологие тучи все чаще прятали небесный светоч, и в краткие мгновенья тьмы, Фрай испытывал неподдельный ужас, когда не мог видеть хотя бы очертания нападающего. А тот становился осторожней, замирал, прислушивался, выжидал. Его жертву было слышно по биению живого и трепетного сердца, учащенному дыханию и молитвам. Человекоподобная тварь не могла подобраться вплотную, ей не нравились святые изречения, а Уэнсли уже по какому кругу, часто сбиваясь, в голос обращался ко Всевышнему. Хорошо, что молодому священнику образование давалось легко, и он много зазубривал из Нового и Ветхого завета, и ныне все сказанное из святого писания, действовало, как незримый щит и не нравилось адскому посланнику. Оно не могло приблизиться, когда до него долетали изречения святого отца, чтобы как следует напасть — приходилось действовать рывками, когда голос надрывался и на мгновенье смолкал. В последний момент, Уэнсли сорвал с себя нательный крестик и постарался перекрестить демоническую тварь, действовал пастырь наугад, возможно сознание или подсознание подбросило картину Джотто об изгнании бесов, что видел на уроках теологии в университете. Там, молодой монах Джованни преклонившись перед одром умирающего, читал святые молитвы. В момент написания картины на его устах застыли слова: «Изойди, нечистый, из глубин души человеческой раба божьего Себастьяна, дай покой страждущему, освободи дух человеческий и возьми во власть животное неразумное, ибо не крещено оно…». Затем ритуальное животное забивали (чаще на такие ритуалы приводили свиней) и сжигали, развеяв потом пепел по ветру.

Фрай тяжело выдохнул, а если ему провести обряд экзорцизма, правда Англиканская церковь не практиковала пресловутую науку, но в конкретный миг безысходности и сейчас, отступление от доктрин может спасти ему жизнь. Смахнув крупные капли пота со лба, облизывая сухим языком пересохшие губы, Уэнсли начал повторять вымышленные постулаты изгнания бесов, пытаясь даже спеть псалмы «Верую в Бога и требую нечистый, изойди из раба божьего Хопкинса, оставь душу страждущего…».

Нечисть на время замерла, прислушиваясь к ритуальному бреду святого отца, поначалу она слушала, потом завыла, как гиена, но в следующий миг, глаза наполнились адским жаром, вспыхнули двумя огнями в темноте и вой стал напоминать надрывистый хрип и дым повалил из ноздрей. Теперь адский посланник разозлился не на шутку.

Перестав выискивать способ выпить кровь жертвы, просто захотел убить преподобного Уэнсли, потому что, тот зацепил нечто грандиозное — струну, которая удерживала его в этом теле, и теперь струна рвалась и бес должен был покинуть тело. Уэнсли одной рукой держал впереди себя нательный крест, другой — пытался нащупать дверную ручку. Удача!

Вожделенный предмет послушно закрутился в его руке, рывок, вылет, хлопок и демоническая сущность по ту сторону двери. Уэнсли едва сдерживает монстра, что рвется к нему. Драматизма сцене добавляет кромешная тьма, священник читает молитвы, ответом ему служит разъяренный рык бесовской силы. Сцена в театральной пьесе приукрашена была бы органной музыкой, стуком по железу и завыванием дворовой собаки. Из-под двери клубнями бы сочился дым и вспыхивал красный свет. Но в этот момент рядом не плясали переодетые и воображаемые черти, а то, что рвалось к Фраю, не произносило грозных речей, оно определенно гадко выло. Пастор терял надежду, взывал к небесной помощи. Если б разверзлись небеса в тот самый момент, он бы не удивился, а только обрадовался, — и строй величественных ангелов трубил в небесные трубы, выступив из тьмы — не обомлел бы от подобного благодеяния, а лишь возблагодарил за помощь. Но ночную пелену не разрывал чудодейственный искристый свет, не пели псалмы. Все, что было здесь — это жуткое нечто, разъяренное и увеличивающее силы. Старые створки уже не выдерживали напора того, что их рвало. Мгновенье, и сам Фрай отлетел в сторону, дверь швырнуло об стенку в нескольких шагах от него. Во тьме снова загорелись красные огоньки, из пасти вырвался рык. Пастор не мог увидеть, как обезображено лицо привратника, но нарисовал в голове достаточно убедительный образ. Чудовище двинулось мерным шагом, путь жертве отсечен, куда ей деваться, а Фрай тоже постарался подняться на ноги и в последний раз заговорить с чудовищем:

— Мистер Хопкинс, если ваша душа захвачена бесом, умоляю, не поддавайтесь. А ты, нечистый — изойди из тела страждущего, ибо на то воля Божья…

Его нога за что-то зацепилась — это кочерга, да-да, а ведь он ее бросил еще в той комнате. Быстро подняв с пола нужный предмет, пастор опять взмолился к Богу:

— …К тебе, Боже, милостивый обращаюсь, раб твой покорный, если телу суждено умереть в сей час, позаботься о душе, ибо верую в Тебя и преклоняюсь пред твоим величием, — на мгновенье новоиспеченный священник закрыл глаза, пытаясь опомниться.

Тварь приблизилась вплотную, облизала клыки змеиным языком, попыталась когтистыми руками вцепиться пастору в шею. И вот Фрай, схваченный за горло, безвольно повис в воздухе на уровне морды нечисти, а тот, вкушая каждую минуту страха, сценически растопырив пасть пошире и с адским хохотом вознамерился размозжить пастора, как желе. И тут Фрай вспомнил про кочергу, будто это ритуальный нож, другой мысли в его голове просто не было.

— Изойди, нечистый… — хрипел он, и тяжелый металлический предмет вонзился в нечисть сбоку. Бесовское отродье на миг потерялось, всматриваясь в железяку, торчащую в боку, потом отбросило Фрая так, что тот перелетел почти весь коридор, и попыталось эту самую кочергу из себя вытащить. Не получалось. Оно заревело, подобно раненому зверю, аж уши заложило, и ветер погнал пыль на пастора. Тот поднялся, опираясь об стену, все тело болело, шея ныла, левое запястье тоже. Фрай отступал назад, опираясь, убежать он не мог из боязни и от бессилия, язык ему не повиновался, в горле пересохло, жажда мучила, будто он в пустыне побывал. Да и тьма не позволяла ничего увидеть, кроме страшных огоньков в другом конце коридора. Нечисть снова схватилась за кочергу, как-то сильно она вошла в нее. Уэнсли подивился своей силе, подступающую слабость он разорвал словами, которые лились через ватный рот:

— Изойди дух нечистый, из раба божьего Хопкинса, ибо его тело тебе не принадлежит.

Вернись в пекло, ибо только там твое место. — Эти слова звучали шепотом, сипло, а потом сморенный пастор присел, а в другой стороне коридора, наступила тишина. Занавес опущен.

ГЛАВА 3. Рассказывает о посетителях

Солнце не могло озарить темный коридор через узенькое окошко первого этажа, в холле и предполагаемой гостиной так же стоял полумрак. Неподалеку послышался звон колоколов, что находились близ ратуши. Отбивали девять раз. Это были своеобразные часы, звонить начинали с шести утра и до девяти вечера каждый день в любую погоду.

Этим занимался особый человек, живущий поблизости и постоянно сверяющий время.

Площадь потихоньку наполнялась людьми, как актерами на сцене. Пока что они суетились, создавая атмосферу городской жизни: разговаривали, делились новостями.

Главной новостью было прибытие нового священника в пасторский домик, вот только его приезд видели пару запоздалых зевак, а больше никто. Да и где остановился на ночлег святой отец, неужели в приходском доме — невероятно!?

— Может и вовсе не приезжал, — говорила одна дородная, просто одетая женщина с румяными щеками, другой. Это были две кумушки, вышедшие на промысел. — Видит Бог, здесь такие вещи происходят.

— Да, только Харли его видел, карету и поклажу…

— Старый пьянчуга, как всегда, ползет домой в сумерках. А кто ж встречал святого отца?

— Да Бог его знает, я в такое время не выхожу…

В нескольких шагах от товарок — что так бесцеремонно, уперев руки в бока, громко разговаривали — шли и беседовали пожилые дамы:

— Ох, проклятое тут место, Анна. Мой благоверный присматривается снять дом в соседнем городке. Я же его упрашиваю свозить меня к морю, низинный туман плохо действует на мои легкие…

— Ох, миссис Баркли, коли б мой супруг мог тоже отсюда уехать…

Неподалеку от них разговаривали господа, жаловались на повышение цены на табак, проклятых спекулянтов, удушливые налоги и на владельца таверны, что так подло повысил цены на пиво и что благородный напиток больше смахивает на пойло для скота.

Тот джентльмен, что был одет посолидней, да и возрастом опережал собеседника, обреченно заметил:

— Поговаривают, к нам приехал новый священник?

— Почитай, каждый год приезжают, да никто не задерживается: кто съехал, кто разума лишился, а кто и грех на душу взял.

— Да Грег, что-то нехорошее живет в нашем краю, мы ведь и сами боимся по ночам выходить, да соль у порогов сыпем, а святые отцы, они ведь больно образованные, в приметы не верят…

— Да, мистер Стоксон, жутко ученые, вот и страдают…

Но, какая же площадь без торговцев едой, а те рады стараться, да свой съестной товар покупателям предлагать, да еще и зычно зазывать. А вот и кофейная лавочка подъехала, вернее, тележка оббитая деревом, уложенная разными тряпками, чтобы дольше тепло сохранять. Две товарки сразу достали то, с чем сюда явились: яблоки моченные, да пирожки с ливером; благородные дамы пошли выпить кофе, господа и дальше жалуясь на несносных торговцев, пошли покупать табак, а шустрый мальчишка-газетчик громко провозглашал самые свежие на свете новости:

— В городе появился новый священник, таинственно приехав ночью, покупайте «Утренний вестник Дарквудса»; ужасные новости — пропал Свилфордский всадник!

На этот возглас мальчишки откликнулся тот, кто обитал в приходском доме. Фрай открыл глаза, вокруг него еще стоял полумрак, свет лился только через пыльное окошко.

Молодой священник боялся пошевелиться, боялся взглянуть в глаза ужаса минувшей ночи.

Но ему, так или иначе, придется выйти на улицу, не сидеть же здесь в ожидании новых призраков? Но любопытство возобладало в молодом человеке — хоть бы глазком взглянуть на тело привратника Хопкинса. В том, что тот мертв, пастор уже не сомневался, а иначе сейчас бы предстал на суд Божий. Джентльмен осторожно поднялся и пошел по коридору, проснулись боль в теле и неимоверная жажда, сумрак мешал оглядеться дальше своего носа, страх боролся с любопытством, как сражаются два отважных рыцаря — один в белых латах, другой — чернее воронова крыла. Он подошел ближе, как ему показалось, на то место, где вчера у него произошла драка с нечистью. Вот валяются щепки от разбитой двери и его кочерга, значится, тварь сумела вытащить из себя оружие, вот только нет следов отступления, лежит грудка пепла на ковровой дорожке и все, кстати, откуда она взялась? Постепенно комната залилась дневным светом, все в ней напоминало о борьбе: вещи разбросаны, мебель опрокинута, книги плавают в луже. Фрай с ужасом осматривал свое жилище, его эмоциональное состояние не позволяло сейчас стать таким как прежде.

Кроме того, горло драла непередаваемая жажда, и какое же счастье увидеть целым графин с водой, который чудом уцелел. Он бросился к нему и прижался, будто не пил уже целую вечность, его внешний вид, чего таится, отпугивал приличных людей, да и манеры подрастерялись.

— Что же тут такое было? — задался он вопросом. Реальность происходящего противоречила его взглядам о жизни и вечности, сознание не принимало всей той чертовщины, что творилась накануне. Это ж надо такое — обычный человек, приветствующий его в дневные часы, нападает на вас, будто хищный зверь. И это не помутнение рассудка — все происходящее реальность, такая же, как и боль ушибленного запястья. Но время для долгих рассуждений о бытие резко отняли, кто-то постучался в дверь.

Поначалу, Уэнсли решил никому ничего не открывать, как знать о планах нечисти, она ведь и в дневные часы может напасть, но если так — он скоро сойдет с ума никому никогда не доверяя, сомнения в душе закрались в потайные уголки, но храбрость решила взять верх. Меж тем, пока в душе пастора соперничали противоположные чувства, стук повторился, в этот раз настойчивее. Фрай поднялся и пошел открывать, не отдавая отчета себе, в каком виде предстанет перед посетителем. Дверь широко открылась и на пороге показалась первая посетительница — рыжая девица в светлом наряде и соломенной шляпке. Стоило удивляться только ее неподходящей одежде — слишком легко одета для прохладного весеннего утра, даже накинутый плащ показался тонюсеньким. Ее красивые, зеленые глаза прищурились, стоило только взглянуть на священника. Фрай осознал, наконец, в каком наряде предстал перед дамой, он ведь даже не накинул халат, так и стоял в рубахе и нательных подштанниках, да еще и растрепанный, будто провел ночь в каком-то сарае.

— Здравствуйте, — молвил пастор, когда уже было поздно смущаться.

— О-у, здравствуйте, вы наш новый священник?

— Да, мисс…

— Мисс Фрейлин, можете меня так называть.

— Просто мисс Фрейлин? Это ваша фамилия?

— Нет, имя.

— Такое странное имя, а фамилия какая?

— Святая простота, — улыбнулась девушка. — Но это все, чем я располагаю.

Фрай недоверчиво хмыкнул, ох уж этот городок и горожане, может не поздно написать епископу о переводе, только тогда самому придется искать приход, подключать отца, дело может потерпеть неудачу.

— Да, новый приход найти нынче сложно, — заметила дама.

Уэнсли смерил девушку изучающим взглядом, откуда она взяла такие умозаключения, будто мысли прочла, ибо он не произносил ничего вслух. Мисс Фрейлин, слегка стрельнув понимающим взглядом, прошла в гостиную, ну не будет же она стоять у дверей, пока джентльмен разложит все по полкам в своей голове. У сего джентльмена, между прочим, сейчас именно плясали кузнечики вместо мыслей. Только зажглась заря наступившего дня, а жизнь подкидывает следующую загадку. Вот и желудок проснулся, предательски подал о себе знать, после таких приключений, силы нужно пополнить.

— Невеселая ночка? — заметила дама. — Вам досталось прилично, но ваш подвиг вдохновляет и вселяет надежду…

Если она не прекратит говорить загадками, ему придется ее выставить, хотя это серьезнейшее нарушение правил этикета, но определенно, дама сейчас загоняет джентльмена в тупик. Извечная проблема мужчин — опасаться умных женщин.

— Я понимаю, вы растеряны, все еще пытаетесь объясниться с собой. Но скажу вам честно, как человек, что преклоняется перед самоотверженным мужеством — такое постичь не каждому дано. А то, что вы увидели, а главное — сделали, свидетельствует о том, что наш край давно на вас ожидал — героя чистого сердцем и душою.

Девушка замолчала, она и так высказалась довольно горячо, теперь же пришлось унимать все порывы души. Но Фрай только смотрел, для него это был определенно какой — то бред, откуда ей — незнакомке — все это известно, не могла же она это подглядеть в окно.

— Да, я смотрела на вас с чердачного окна, ближе боялась…

Вот теперь не помешал бы стул, да еще пару глотков воды, унять волнение, эта девица не просто так зашла в гости, она прямо пытается уничтожить крохи восстановления равновесия мыслей в его голове, да еще и мысли читает. Фрай отошел от не прошенной гостьи на несколько шагов, чтобы лучше ее рассмотреть, да она и не противилась такой вольности, наоборот, загадочно улыбнулась в ответ, деликатно и кокетливо опустив густые ресницы.

— Кто вы такая, мисс? — поинтересовался Уэнсли, когда его воображение сдалось на милость победителя.

— Мисс Фрейлин, — повторила девица.

— Нет, я не имя ваше спрашиваю, а кто вы на самом деле?

— Вот как, вас интересует, что я из себя представляю?

Фрай развел руками, намекая, что его интересует абсолютно все.

— Предсказательница прошлого, — ответила девица, изучая помещение, — вам бы тут не помешала помощь в обустройстве.

— Предсказательница прошлого?! — удивился Уэнсли, не обращая внимания на замечание дамы.

— Да, а что? Вполне себе серьезная должность.

— Я думал, предсказывают только будущее, знаете, сидят шарлатанки в темных задрапированных комнатах и колдуют над шарами…

— Тише вы, — возмутилась дама, — не гневите высшие силы. Конечно, есть предсказатели будущего, но это сильные ведуны, они ведь могут вплетать в судьбу различные нити фатума, надобно ли вам с этим связываться?

— Да я вообще не знаю, с чем уже сумел связаться?

— В первую очередь, вы связались с этим городком. Вас же предупредили, что местность необычная.

— Нет, меня никто ни о чем не предупреждал.

— Странно, сколько священников здесь перебывало, и никто ничего не сказал?

— Нет! — даже сам себе удивился молодой человек, а ведь он был в полном неведенье.

Неужели епископу известно было о дурной славе этого края, но он не счел нужным предупреждать новых пасторов, с чем тем придется столкнуться. Поэтому, с легкой руки предложил прибыльный приход первому попавшемуся простофиле без надежных связей.

И дело удачи не в уважаемой родословной, просто так совпали обстоятельства.

— Ну что, теперь вы перестанете искать рациональное зерно, там, где его нет?

— Я не перестану размышлять о происходящем, ибо такова моя натура. Сейчас я расцениваю свои возможности, и поверьте, такого со мной никогда не случалось.

— Потому что вы ограничили свой мир четырьмя неприступными стенами — столько сомнений, неуверенности, взвешиваний. Как можно жить с таким грузом в душе?

— Ну, это вас не касается. Я есть тот, кем являюсь. И если вы умеете заглядывать в душу, прошу вас, перестаньте подобное делать — это очень нетактично.

— Но, вы же рассматривали меня, изучали.

— Но я делал это общедоступным способом, вы тоже можете меня рассматривать, но я не врываюсь в ваши думы. И как вы представляете мою реакцию на ваш внезапный приход — должен же я составить о вас первое впечатление. Да и ваши загадочные недомолвки, ваше заявление, что вы являетесь свидетелем моей ночной схватки с нечистым…

— Я не вламывалась к вам в дверь, постучалась, вы открылись.

— А что, мне по вашему суждению, теперь запрещено принимать посетителей?

— Нет, в дневное время суток вы в безопасности и можете принимать гостей, но по вечерам желательно запирать ставни понадежней. Мало ли кого в такое время суток принесет нечистый, о, кстати, к вам сейчас гость…

В дверь снова постучались, Фрай удивленно взглянул в лицо девицы и пошел открывать. Теперь в дверях стоял мужчина, одетый в шерстяной костюм по погоде, без лишнего лоска, что свидетельствовало о его незначительном социальном статусе.

— Здравствуйте, вы, наверное, наш новый священник? А вот я решил к вам заглянуть, жаль не встретил вас вчера, только ж вы без весточки приехали, да и епископ ничего не написал…

— Кто вы? — первым делом поинтересовался Фрай, сказано было довольно грубо, но в целях предосторожности воспитание отходило на второй план.

— Я привратник, приглядываю за церковью и пасторским домом, правда, не живу тут на постоянной основе, как большинство, но бываю каждый день.

— Привратник? А где же делся мистер Хопкинс, он ведь тоже привратник?

— Дык, помер Хопкинс, еще семь лет назад. А я — Грег Хэнкинс, занимаю эту должность после его смерти.

Фрай выдохнул, унял немного разыгравшийся страх и повернулся в ту сторону, где в последний раз стояла его посетительница, только ее и след простыл:

— Где она? — ошарашено, прошелся по комнате Уэнсли.

— Кто, сэр? — поинтересовался у него Грег Хэнкинс.

— Дама, что была здесь?

— Дама? Я никого не видел.

Да, мир действительно изменился, то давно умершие помощники у дома встречают, причем, они материальны и выглядят живо, то девушки в воздухе растворяются, будто их вовсе не было, чего прикажите ожидать этой ночью?

— Сэр, я вижу, вам нужна помощь в обустройстве? Могу посоветовать добросовестных работниц, мигом дом вычистят, если надобно что починить — так я знаю хорошего столяра.

— Мне нужна помощь, — честно ответил Фрай. — Всех зовите — и убраться, и починить.

Хочу сегодня же оказаться в нормальном доме.

— Хорошо, сэр. Сейчас я мигом.

Уэнсли остался один, только оглядываясь в поисках пропавшей дамы, может она в соседнюю комнату вошла? Так не было ее нигде. Тут на пути попалось маленькое зеркальце, наконец, молодой человек решил, что все же стоит привести себя в надлежащий порядок, иначе он опасается слыть неряшливым и некультурным джентльменом, что не соответствовало его натуре. Да и прибудет много народу, надобно выглядеть подобающе хозяину, чтобы раздавать указания. Он снова вошел в многострадальную комнату, сгреб одежду, кое-как привел себя в порядок и тут же к нему постучались. В этот раз на пороге стояло пять дородных женщин, которые представились служанками из местной гостиницы и были присланы от имени Грэга Хэнкинса. Потом пришел столяр с помощником. Работа в доме закипела — женщины наводили чистоту, мужчины починили дверь и поломанную мебель, прибили намертво скрипучие половицы и ступеньки, поставили на входные двери надежные петли. И никто особо не удивлялся бардаку, не задавал лишние вопросы, все шептались, но в основном, изучали нового пастора, будто все знают, что тут происходит и все молчат.

Грэг Хэнкинс появился спустя несколько часов, пригласил пастора на городское собрание в субботу, пообещал, что церковь завтра приведут в надлежащий вид, и пусть о средствах пастор не волнуется, все за счет общины.

— Может, перекусите сегодня вечером у нас? Жена отлично готовит, а жильцы нашего дома очень дружелюбные. А потом мы вас гуртом проводим.

— Благодарю, от ужина не откажусь, а домой и сам могу дойти, если это недалеко.

— Что вы, в пяти минутах от церкви живу, но мы вас сопроводим, таков обычай.

Все местные обычаи, что водились у жителей этой местности, начинали понемногу пастора пугать. Но стоит немного познакомиться с местными обитателями, потому что впредь ему придется со всеми общаться, а уделять внимание пастве — главнейшая обязанность священника. Собирались на шесть, в Дарквудсе всегда ужинают рано, потому что работу заканчивают в полшестого, так принято: свечи дорогие, керосиновых ламп маловато, а на улицах не установлены газовые фонари, а ходить по ночам неосвещенными улицами почитай согласятся только самые отчаявшиеся — такие страшные события происходят вокруг. Так что, преподобный отец пусть не удивляется, если его сопроводят несколько человек с факелами. Они, знаете, сами бы рады показать, что их городок не остановился в развитии, но необходимые нововведения доходят до этого края с запозданием, поскольку приезжих мало, никто и надолго не задерживаются, особенно конструкторы.

ГЛАВА 4. В которой рассказывается о местных легендах и жителях Дарквудса

Вечерком, в назначенное время, приглашенное общество собралось за столом.

Преподобному пресвитеру Уэнсли выделили почетное место возле хозяев. И хотя ужин предполагался в тесном кругу — как возможно думал Фрай — народу собралось много. Да так, что пришлось ставить дополнительный стол, отчего в крохотной столовой стало очень тесно. Шестеро мужчин с их супругами и взрослыми отпрысками, не считая хозяев и Уэнсли. И это только квартирные жильцы многоэтажного дома на Булок-стрит. Всем интересно взглянуть на нового священника и всех пришлось приглашать. Молодые девицы выездного возраста, коих тут было пятеро, сочли Фрая Уэнсли красавцем, а их мамаши согласились с тем утверждением, что молодой человек не лишен привлекательности.

Своими изысканными манерами, Фрай покорил женское общество, а хорошим воспитанием и образованностью заимел уважение у мужского. Хозяйка дома, как и ее муж, были людьми простыми, немного суеверными, по-деревенски наивными и набожными.

Когда разговор зашел о потустороннем, каких только баек о нечистом не услышал Фрай сегодня. И все вели беседу мило, будто сидел за столом сам Оберон с его магическим рожком, трубил в него и забавлял публику. Многие россказни казались Уэнсли просто сказками, помилуй Бог, леди Мэри — дартмутский призрак проезжала однажды мимо их краев. Время было за полночь, и ее карета, громыхая человеческими костями, остановилась у дальнего дома, там жила вдова миссис Виллибж, она только недавно отпела своего благоверного. Вот леди ее позвала на свидание с любимым. Говорят, вдова надела свое самое нарядное платье, села в карету, та с тех пор ее никто не видел. Для надежности, конечно, утроили похороны, только вот гроб был пуст и неясно теперь вернется ли покойница за своими вещами. Тут старшие дамы заохали, у каждой ведь была кое-какая вещица вдовы. Ну а мужчины посмаковали эту историю, про мистера Виллибжа тоже всякие слухи ходили, он ведь в замок нанялся в качестве садовника, а потом пришло его жене похоронное письмо, мол — почувствовал себя не хорошо, умер, похоронили на замковом кладбище, отпели в замковой молельне, можете не приезжать, дабы не тратиться. И говорят, леди Мэри именно туда бедную женщину и повезла. Больше она не появлялась, потому что: «… уж лучше топать сотню миль, или бежать бегом. Чем, встретив этот экипаж, увидеть леди в нем…». Все согласились, что история уж очень поучительная, особенно для непослушной молодежи. Фрай мог бы списать все на местный фольклор, вот только вчерашняя пережитая им ночь, доказывала, что любая из этих сказок может оказаться вполне реальной, во всяком случае, он никого не высмеивал за столом и не опровергал сказанное. И все же ему удалось под конец разговора обобщить все сказанное в одно русло — местность здесь всегда славилась своей приверженностью к потустороннему, с самых ранних веков, густые рощи были священными местами поклонения кельтских друидов. Тогда ублажали самых разных богов, и даже священные деревья, такие как тис, которых в данной местности произрастает не мало. Даже в наши дни, фермеры оставляют на деревьях корзины с урожаем, для задабривания местных духов. Дарквудс стараются объезжать стороной жители других городов, потому что ныне тут действительно творится сплошная чертовщина. А все началось с давнишней, печальной и загадочной истории местного вельможи. Род виконта Беррингтона (старшего и непутевого внука графа***) очень старинный, повидал достаточно феодальных стычек, реформаций, королевских противостояний, но в большинстве не утратил своих владений и значимости. Сэр Льюис Гретсби, виконт Беррингтон, поговаривают, был обладателем красивой внешности, но несчастливой звезды. Во времена Войны роз он влюбился в замужнюю даму, учинил с ней побег в родовой замок. Вот только муж этой дамы с таким исходом дела мириться не собирался, он решил восстановить утраченную репутацию и пошел войной на похитителя. Он проклял род Беррингтона, что отныне все отпрыски знатного рода будут страдать психическими расстройствами, а сам замок станет вместилищем нечисти, которая будет выходить на охоту по ночам. Так и случилось, все потомки знатного рода страдали неизлечимыми галлюцинациями и подолгу не жили в родовом гнезде. От того замок пришел в упадок, и только поддерживался штатом слуг, которые тоже не могли выносить всей той ереси. Вот и бедняга, мистер Виллибж, устроился на солидное место, да скончался от разрыва сердца — так считали его знакомые.

В последнее время местность особенно претерпевает от набегов бесовских сил, по ночам никто не шатается без толку, только отчаянные безумцы могут выйти в полночь на улицу и прогуляться.

Во время этого рассказа, все собравшиеся за столом молчали, каждый думал и присовокуплял какие-то свои наблюдения по случаю, но тишину не нарушали, пока рассказчик не потянулся за стаканом, чтобы утолить жажду. Да и после этого как-то вести пустяковые беседы не хотелось, вкушали яства, практически, молча. Фрай не мог в полной мере последовать их примеру, его распирало от любопытства, как ребенка от продолжения сказки. Но почему церковь — как оплот в борьбе с мракобесием — находиться в таком запустении?

— Видите ли, святой отец, в этом и кроется ужасная наша бытность, — ответил ему Грэг Хэнкинс, — только старый отец Вейт организовал сопротивление от нечистого, сколько душ он спас, да жилищ очистил. Да это зверье так просто не отступает, они начали нападать на самого отца, видит Бог, сколько слуг нечистого он на тот свет отправил, вот только не уберегли мы его, однажды нашли мертвым у себя — ужасное зрелище.

Фрай выдохнул, будто под ногами разверзлась пропасть, суеверия суевериями, а чертовщина реальная, и единственное, что ее сдерживает — вера. Да только нечисть теперь взялась священников изводить, чтоб эту самую веру отнять, видимо, его стычка с нечистым первая, но не последняя. А еще эта странная дамочка, может и о ней что-то расскажут:

— Скажите, дорогой Грэг, известна ли вам личность по имени или фамилии мисс Фрейлин?

Все собравшееся общество переглянулось между собой, девицы, конечно, только кокетливо стрельнули глазками, никакая мисс их не интересовала, их головки были заняты пастором Уэнсли, а вот старшее поколение — кто развел руками, кто опустил глаза. Фрай не мог понять, почему они поступают именно так, может не знают, то ли не все договаривают и умалчивают правду, но ему так и не ответили на вопрос.

Но тему быстро сменили, жильцы наперебой стали расспрашивать, когда преподобный отец примется к своим обязанностям, они ведь с нетерпением ждут возобновления воскресной службы, благодатного пения псалмов и напутственного слова.

А еще многие не прочь исповедаться, замолить грешки. Уэнсли пообещал, что если он приведет церковные дела в порядок, то в следующее воскресенье постарается примерить рясу. Наверное, к этому воскресенью он просто не успеет, нынче четверг, а нужно еще столько всего сделать.

— Завтра мы все отправимся ремонтировать церковь, — заверил его привратник, он заведовал пожертвованиями и вел церковные счета. — Святой храм нуждается в кое-каких обновлениях, и к воскресенью мы не успеем, но на следующей неделе Паркинсон и Дрю обязательно все починят.

После сытного поглощения различных блюд, наступил обязательный час — мужские посиделки господ с кофе и кое-чем погорячее, дамы вышли в гостиную. И хотя от этого крошечность жилища Хэнкинсов не увеличилась, но дышать стало сравнительно легче, во всяком случае, никто не поджимал плечи преподобному Уэнсли. Мужское общество не спешило присоединяться к дамам, что им там делать, только слушать причитания благоверных, зато сейчас они могли без стыда, приправив разговор крепкими словечками, рассказать о своих потерях вследствие плохой репутации местности. Мол, стоило только упомянуть название Дарквудс, и начинались какие-то извинения и недомолвки, год так пятьдесят назад, сюда было проще приехать, люди не пропадали так часто, бывало, собьется путник, да в чащах потеряется, но нынче, лишь солнце коснется горизонта, все стараются уже прятаться в своих жилищах. Потом господа начали выспрашивать какие меры святой отец попытается принять против нечисти. Фрай честно признался, что ему не приходилось в полной мере сталкиваться с подобным, но верою, святой водой и молитвами можно упрочнить рубеж между людьми и нечистью. Ему бы не помешало изучить записи преподобного Вейта, если таковы имеются, на что Грэг уверил, что какие — либо записи хранятся в церковном убежище в полной сохранности, сам он там ничего не трогал, но присматривал, чтобы все было на местах. А потом попробовать организовать сопротивление, правда, как это сделать, Фрай еще не придумал. Его честный взгляд синих глаз смог убедит господ. Вот с дамами пришлось труднее, тут не последнюю роль играли симпатии молодежи и их матрон. Первые совершенно бесцеремонно кокетничали с Уэнсли, расспрашивали, нет ли у него невесты или тайной любви?

Святой отец никак не хотел затрагивать его личные дела, но разве можно утаиться от проницательного женского разума? Это стало самой интересной темой на устах у дам.

Если б не спасительное предупреждающее покашливание некоторых отцов и супругов, Фраю не удалось бы, так легко отделаться, его бы осадили со всех имеющихся фронтов.

Но молодежь Дарквудса обладала храбростью и бесстрашием, которое рождается вопреки всем опасениям старшего поколения, потому что, чем больше пугаешь детей байками, тем меньше они в них верят, а если продолжают верить, то не из блеющей боязни, а как данность. Фраю не удалось полностью уйти от неприятной ему темы:

— Мистер Уэнсли (чей-то нервный смешок), ой извините, преподобный отец, скажите, неужели ваше сердце не занято? — Кэтрин была весьма настырной особой, яркой красавицей Дарквудса, которая не имела возможности выйти в свет. Ее отец не имел достаточно средств, чтобы вывозить дочь, да и приданное полагалось очень мизерное, она была не столь интересна для молодых людей, но ведь всякая девушка мечтает выйти замуж за галантного человека с собственным состоянием:

— Нет, мисс Уорвик, мое сердце не занято (еле сдерживаемый облегченный вздох нескольких девиц) мимолетными увлечениями, в моем сердце живет Всевышний, — на него покосились любопытствующие взгляды.

— Но ведь любовь тоже относится к заповедям Божьим, — не унималось прелестное создание. — «Возлюби ближнего своего» — кажется, так говорится в Библии. А если быть таким черствым чурбаном всю жизнь, разве это не грехопадение?

Поистине, такому уму нужно применение гораздо шире, нежели, однотонное прозябание в глуши. Уэнсли с удивлением посмотрел в огромные карие глаза, что так настырно искали его внимания, да и расположения, пожалуй.

— Вы говорите совершенно противоречивые вещи, мисс Уорвик. Возлюбить ближнего — не обязательно обозначает любовь, это милосердие и сострадание. Тем более, что в Библии сказано о любви к родителям, ибо тогда на нас падет благословение. А сердце мое пусть будет открыто для всех…

— Но любовь так же дарит сострадание и милосердие. Прелестнейшее из чувств.

— Любовь может быть эгоистичной, не несущей в себе ничего доброго.

— Вы черствосердечны, мистер Уэнсли, я верю в добрую и яркую любовь, благословение Божье. Скажите, а правда, что вам обещано семьсот фунтов годового дохода?

— Да, с моими сто двадцатью, которые получаю процентами, я буду иметь свыше восемьсот фунтов, а с моими-то запросами сумма приличная.

— Восемьсот двадцать фунтов, да это же можно сколотить небольшое состояние, если разумно тратить деньги, и если спутница жизни не будет особой расточительной.

— Ну, женщинам тяжелее, их траты выше. К примеру, взять мою сестру — у молодой особы много подруг, она ведет активную переписку, отец заметил, что бумагу и чернила приходится постоянно покупать. Или недавно, мне пришлось сделать существенную покупку лент, тесемочек, разноцветных перьев, семь ярдов легкого батиста, ниток, иголок и прочего. Для дамы эти мелочи просто необходимы, ведь каждая девушка обязана быть респектабельной, придерживаться моды и вызывать восхищение. Мне же не надобно столько мелочей, моя жилетка достаточно прочна, чтобы прослужить еще добрый десяток лет, если я не увлекусь чревоугодием, да и ткань моего костюма выбрана из расчетов переносить многие невзгоды. При аккуратном обращении с одеждой, я смогу существенно снизить траты. Свои прогулки я постараюсь совершать пешим ходом, мне не потребуется лошадь, а значит, не будет трат на содержание конюшни. Мужчине легче обходиться малым…

— О, вы прекрасный брат, — лукаво заметила мисс Уорвик, чьи глаза обворожительно блестели от этих речей. — Так заботится о нуждах сестры, уделять внимание тем мелочам, без которых мы не смыслим свой гардероб, но большинство мужчин просто этого не замечают, — она укоризненно взглянула на отца и брата, которые беседовали в кругу мужчин, не утруждая себя занимать интересными беседами дам.

— Я не скажу, что в полной мере достоин таких похвал, просто я забочусь о Марии, ей нелегко приходится, отец и брат мало замечают и не внимают тихому шепоту, а она просто стесняется просить настырней.

Наверное, чрезвычайно не вежливо заглядывать заранее в девичьи думы и сердечные симпатии, но мисс Уорвик посчитала себя влюбленной в преподобного отца Уэнсли. Его красота, доброта и восемьсот двадцать фунтов в год, возымели позитивные отклики у многих дам, и кроме Кэтрин Уорвик: Сесилия Весли, Энн Весли, Дороти Весли и Хана Стоксон, посчитали себя девицами с преданными сердцами преподобному пастору.

Если бы Уэнсли позаботился в отношении мнения о себе, и мог каким-то образом заглянуть в мысли общества, такие перспективы женских симпатий спугнули бы его. Но его думы витали на ратном поприще борьбы с нечистыми силами, он не планировал жениться и мысли об этом не допускал. Говорил исключительно из братского чувства ответственности, разве не поддерживал он Марию, конечно же, все сказанное было чистейшей правдой. Сердце его действительно было свободно от мимолетных отношений еще с юности, когда он подчинялся диктату долга, а с дамами вел себя галантно, но в остальном, безразлично. Он ставил в высшей степени расположить к себе, но не допустить ближе положенного.

Матроны давно подметили настроение их юных чад; миссис Уорвик не прочь бы выдать двадцати трех летнюю дочь замуж, жениху уже двадцать пять, он достиг возраста, в котором принято жениться, а еще его доход, манеры и социальное положение, все говорило в его пользу. Единственное, что червяком сомнения грызло ее совесть — борьба с нечистью, за непродолжительное время произошло столько несчастий со священнослужителями. Это просто непозволительно упускать из виду, молодежи эти факты безынтересны, но старшее поколение тем и мудро, что присматривается и прислушивается ко всему. Если же действовать сплоченно, от беды можно уберечься, но за безопасность будущей миссис Уэнсли стоит побеспокоиться. Такими умозаключениями сердобольная миссис Уорвик не упустит поделиться с супругом, да и кумушкам своим поведает причину треволнений, даже не догадываясь, что кумушки озабочены тем же вопросом.

А пока что, все прекрасно отужинали, к чести миссис Хэнкинс, познакомились с новым священником, прониклись симпатией к приезжему человеку и обзавелись надеждой. В восемь вечера, мужчины посчитали, что еще целый час смогут занять гостя развлечениями. И хотя преподобный Уэнсли уверял, что игрок из него некудышний, карточные столы все же разложили, кофе принесли не подносах и усадили преподобного отца играть в пиковую даму. Энн Весли уверяла, будь тут небольшой клавесин, она бы сыграла собравшемуся обществу, потому что она не зря училась в пансионате, а вот сестры ее прекрасно пели — девицы Весли тяжело вздохнули, а вот Кэтрин Уорвик и Хана Стоксон предпочли наблюдать за игрой преподобного отца и пытаться ему помочь. Их соперничество, которое они маскировали под саркастическими комплиментами друг другу, было заметно всем, но вместо того, чтобы остановиться, юные девы нисколько не ощущали укоров со стороны. Преподобному Уэнсли пришлось продолжать игру, поскольку, иначе его ожидало общение с дамами, которые его буквально обсели. Кэтрин не унималась, ее не удовлетворило то, как Фрай относился к делам сердечным, она бы не прочь затронуть деликатную тему заново, при чем, где-нибудь без посторонних ушей, если бы не Хана, которая так же помышляла занять его разговорами.

— Скажите, мистер Уэнсли, вы много путешествовали?

— Отнюдь, я отношусь к того рода людям, которые считаются домоседами.

— Замечательно! — воскликнула Хана. — Я так же не люблю дальние выезды. Что толку проводить ужасные часы в переполненной карете, если можно спокойно посидеть на уютной тафте и полюбоваться живописными гравюрами, вдыхая аромат свежесрезанных цветов с собственного садика. У нас такой имеется на заднем дворе, он отделен небольшой оградкой.

Кэтрин поморщилась и вступила в разговор:

— Хана, сдается мне, ты прошлым летом говорила одному морскому лейтенанту, что наоборот, обожаешь путешествовать.

Хана сверкнула недобрым взглядом на свою соперницу, впрочем, та ответила ей взаимностью. Между девушками постепенно просыпалась вражда, но Фрай показался себе слишком утомленным, чтобы продолжать выслушивать их перепалку, и развлекать беседой хоть кого-то ему не стало сил. Он вежливо встал и начал откланиваться, тогда вся мужская часть общества засобиралась вместе с ним, ибо по предварительному уговору, они должны были его сопроводить до дверей пастората. Уэнсли теперь эта затея показалась очень даже резонной — ночные прогулки ему никогда не нравились, особенно в одиночку. Одинокий прохожий в полутемных проулках оказался бы беззащитной мишенью, даже для обычного грабителя. Дамы раздосадовано вздохнули, для них это обозначало окончание вечера, но получили такие уничтожительные взгляды от их родителей, что разом сникли.

В разговорах с мужчинами, Фрай приободрился, для него поведение дам, граничащих с наглостью, не осталось не замеченным, но он никак не хотел быть трофеем в «битве кур». Тем более, что мужчины не болтали ерунду, а заговорили о важных вещах — починке церкви, городском собрании, сельскохозяйственных работах и преобразовании непригодных пастбищ. Служанку святой отец не успел нанять, но ему пообещали прислать назавтра несколько прилежных кандидаток. Но сегодня ему порекомендовали хорошенько запереть все засовы и если чего, кричать в окно, тут спят чутко. Как только он распрощался с новой паствой и засунул понадежней дверной засов, к нему обратился чей — то негромкий, женский голос. Фрай вздрогнул:

— Ну, наконец-то, эти вечерние посиделки могли вполне затянуться еще на несколько часов… — в холле стояло кресло, свет от камелька неярко освещал чью-то хрупкую фигуру, и только отблеск пламени от рыжих волос показал, что перед ним сидит та же утренняя гостья. Наверное, она все это время была в доме, и как ее не заметило столько народу?

— Вы? — внезапная встреча с нежданным визитером закончилась очень трагически, и вот снова ситуация повторяется.

— Я, как видите. Только не торопитесь меня выставлять за дверь, вашей крови я не желаю, всего лишь поговорить.

Фрай дрожащей рукой пригласил даму в его новый кабинет, где, кстати, уже были зажжены свечи, видимо дама действительно была в доме и ждала его хозяина. Если эта дамочка не желает ему зла, куда приятней провести несколько часов перед сном в беседе, нежели изучать полутемные, неприветливые углы комнаты, изводясь от тревоги. Хотя, о Боже, это же халатное нарушение правил приличия — он холостой, она незамужняя мисс. А если эта дамочка собралась скомпрометировать Уэнсли в корыстных целях?

— Да не беспокойтесь вы, понапрасну, я не жажду уничтожения вашей репутации, и никакой выгоды тоже не помышляю получить. Только поговорить.

— Хорошо, хорошо. Слушаю вас, мисс, — затараторил Фрай, унимая поток своих мыслей, пристыженный его откровенным разоблачением. И как ему сохранить мысли в неприкосновенности, особенно от рыжей барышни?

— Вы даже не представляете, в какую историю влипли, — сказала дама, с едва заметной усмешкой, будто Фрай забавлял ее. — То, что было вчера, всего лишь предупреждение. На вас напал не упокоенный дух старого привратника, он должен был вас испугать и немного покусать, но не убивать. А вы дали ему отпор, и дали понять, что вы истово крепкий человек, а теперь приготовьтесь — предупреждений больше не будет.

— И что мне теперь прикажите делать? — не удержался от едкого сарказма, Фрай. — Съехать отсюда? — Будто он оказался еще и виноват в том, что сумел своей непоколебимой верой уничтожить то чудище, что, видите ли, пришло его только припугнуть. И сдается ему, оно бы не удовлетворилось несколькими укусами, покалечило и изуродовало свою жертву. А Фрай, хоть и не был нарциссом, но считал, что респектабельный человек не должен выглядеть уродцем, ведь это отталкивает людей.

— Конечно же нет, вы нам нужны, даже не представляете как, просто теперь вам придется делать ритуалы изгнания быстрее и эффективней.

— И как же мне подобному научиться? Я ведь просто священник.

— Может, вы просто хотите таким казаться, но на самом деле, вы все знаете. Я же здесь, исключительно, как ваш друг. Хочу помочь вам приоткрыть вам все тайны изгнания бесов.

Девушка будто оправдывалась сейчас за утреннее поведение, ведь и вправду, от помощи молодой человек бы не отказался. Какими еще испытаниями его будут испытывать и лучше быть подготовленным. Но на всякий случай предосторожность возобладала, над слепым доверием:

— Кто вы такая?

— Я же говорила вам — предсказательница прошлого — мисс Фрейлин, но вы мне не поверили, более того, начали выяснять обо мне. Но на первый раз я вас прощаю, ибо нет среди нас безгрешных. Но учтите, во второй раз ваше любопытство сослужит вам печальную службу. А теперь начнем обучение…

ГЛАВА 5. Загадочные летописи пресвитера Вейта

Изящные, полированные, медные часики не гулко отбили полночь, их звук эхом прошелся по спящим комнатам, встретился с потрескиванием поленьев и тихим шорохом свечи. Но хозяин не обратил внимания на скромный намек, призывающий усталое тело к отдыху. Он бы даже не обратил внимания, будь это огромные башенные колокола из часовни святого Иакова, только рукописи сейчас занимали его. На столе были разбросаны различные исписанные листы, некоторые сшиты на подобии рабочей тетради.

Пожелтевшая бумага и немного обесцвеченные чернила указывали, что письмена написаны достаточно лет тому назад. Какие-то диковинные рисунки, изображенные неумелой рукой начинающего художника, показывали рогатое существо с мордой лошади с заплетенным загривком в виде косы. Это животное определенно обозначало нечистого, вышедшего на охоту, ибо в руках оно имело палку, на которой выгравированы определенные римские даты, отделенные точками. И большое светило в виде пятиконечной звезды с полумесяцем в середине, и римские аббревиатуры. На заднем плане стояла толпа людей, с восхищением наблюдавшая за появлением рогатого, с вознесенными к нему руками. Следующий листок обозначал цифры, все латинские, для правильного их определения, также разделенные точками. Были и записи, но в основном рецепты отваров из трав, воска, меда, высушенных насекомых, коры деревьев и прочего природного материала. Но таких записей было только четверть, остальное — рисунки и цифры. От этих рябеющих цифр, закружилась голова и напухли глаза — Фрай прикоснулся к переносице, словно, исследуя пульсирующую жилку боли. Все это время, за его сосредоточенным видом, следили огромные зеленые очи прелестной незнакомки, что расположилась напротив. Она филигранно сложила красивые руки, кокетливо потирая нежную кожу запястья, что выглядывала меж рукавом и кружевной перчаткой. На губах сияла слегка уловимая довольная улыбка, будто девушка наблюдала за интересным представлением, либо интересующим ее объектом. Объект наблюдения в это время, испытывал ожесточенную борьбу со своим разумом, что отказывался вразумить истину в загадочных письменах. Разум победил — Фрай остался ни с чем.

— Я этого не понимаю, — грустно констатировал молодой джентльмен, отстраняя от себя рукописи. — Чертовщина и не более. Если бы оно хоть чуточку сопровождалось уточнениями, мой разум мог бы охватить половину писаний, но увы, подробного разъяснения, да любого разъяснения тут нет.

— Видимо, преподобный Вейт, вел свои исследования на несколько неординарный способ, — выговорила Фрейлин, спокойно всматриваясь в карикатуру на ожесточенную борьбу двух удивительных существ — одно было схоже с огромным псом с большими корявыми рогами, другое — обычный олень со светочем над головой. — Чтобы враги не расшифровали его открытия.

— Да и последователи тоже. Нужно быть либо гением, либо — безумцем, чтобы найти во всем этом крупицу истины.

— Я не могу дать тебе ответ, увы, мне отведена роль скромного соглядатая, зодчего посторонних подвигов, — разочаровано выговорила Фрейлин, всматриваясь во мрак кабинета.

Фрай так же отвлекся, он печально взглянул на часы, потом подошел к окну.

Теоретически ему хотелось спать, но стоило закрыть глаза, забыться на мгновенье и липкий страх прошлой ночи подползал к сознанию с огромными огненными глазищами.

Молочный туман застелил долину, отдавая серебристым свечением от блика луны. И будто черные тени кружили в его объятиях. Уэнсли вздрогнул, отвел взгляд — как заставить себя перебороть страх и снова начать жить обычной жизнью, без ужасов и боязни ложиться спать. Видимо, его гостья прочувствовала внутренний монолог и весело проговорила:

— Ой, я уже изрядно задержалась, испытывая ваше гостеприимство.

Фрай, молча, повернулся к ней, действительно, столь поздняя встреча могла нарушить все нормы морали, но как быть теперь — дама должна быть доставлена домой, конечно, он ее сопроводит, но не даст ли это появлению кривотолков в отношении этих двух людей? Фрейлин улыбнулась, она обладала даром читать мысли, но даже не имея такого дара — она бы прочла все по его лицу. Дама кокетливо подошла к пастору, дружелюбно протянула руку и молвила:

— Отдыхайте, дорогой друг, сегодня вас не побеспокоят никакие тени, — и тут же обернулась совой. Да-да, той самой птицей, которую он наблюдал в дремоте своей: красивого серебристо-серого отлива, с изумрудными глазами и рыжим загривком. Уэнсли стоял неподвижно, лишь приоткрыв рот от удивления и невысказанной фразы. Кажется, мир тайн и загадок водоворотом взял молодого человека в мощные объятия, и уж не вырваться из этого плена, пока он не раскроет все его тайны. Скажи ему кто-то пару лет назад, что в мире существует материальная чертовщина, а люди умеют перевоплощаться в разных существ, а еще — поприще священника бывает опасней похода на войну, он бы высмеял такого человека, даже если это был очень уважаемый джентльмен. Нынче он является тем самым полубезумцем, что без обиняков поведает вам такие невероятные истории, да еще и потрясет перед собой летописями другого полубезумца, как доказательство правоты. Сова прищурила изумрудные глаза, наклонила голову набок, почти вывернув ее, снова прочтя все мысли пастора, потом взлетела, тут же испарившись чудной дымкой в воздухе. А Уэнсли выдохнул, будто никогда прежде не дышал, вернув назад это благо. Пришлось ложиться отдыхать, иначе он опасался тронуться разумом, заполненным до избытка картинками, иероглифами, письменами. Действительно, этой ночью ему не мерещились чудовища, он просто впал в забытье.

Утро только предъявляло свои права, серыми красками наступая на тьму, когда молодой человек проснулся. Он не чувствовал никакого страха, жизнь казалась вполне обычной, той, которую он оставил в доме отца, но в его новой жизни, разбросанные по столу бумаги, как будто намекали, что к прежнему возврата нет. Но ведь днем он будет вести вполне обычное существование: ему нужно заглянуть в церковь, и даже не ради объективного взгляда на запущенность здания. Нет. Ему нужно воззвать к Богу, спросить у Всевышнего, стоит ли связываться с силами неведомого мира? Ибо истина сокрыта в молитве, а Фрай нынче уверовал, как истинный фанатик. Но прежде, чем снова столкнуться с обычным миром, он взглянет на бумаги, времени еще полно, площадь спит, а одиноко шататься небезопасно. Еще бы не помешало нанять, наконец, прислугу, ибо все делать самому очень неудобно, да и завтрак приготовить некому, камин разжечь. Придется позавтракать в какой-нибудь местной харчевне, припасов с дороги вовсе не осталось.

Когда пробило восемь, молодой человек был готов к тому, чтобы без опаски выйти на улицу и прогуляться вдоль красочных вывесок. Но стоило ему собраться с окончательным решением, как в дверь постучались. На пороге стояла девушка, одетая в обычное шерстяное платье, белый передник, потертый плащ и неказистую шляпку, в руках она держала метлу, что как бы намекало на ее принадлежность к рабочему классу. Ее обувь была из грубой воловой кожи.

— Здравствуйте, меня зовут Нэнси. Я прибыла с рекомендательными письмами от миссис Хэнкинс на место вашей служанки.

— Вот как, — удивился, обрадовавшись, молодой человек. — Я возьму для ознакомления ваши рекомендации, но коль вас посоветовала миссис Хэнкинс, думаю, я буду полагаться на ее суждения.

— Только вот, я бы хотела быть вашей приходящей работницей. Буду работать с шести до шести, или с шести до восьми вечера, но на ночь оставаться не буду, — девушка залилась румянцем, видимо смущаясь от того, что будет прислуживать холостому мужчине.

Провинциалки были не только истово набожными, они были еще непреклонно добропорядочными женщинами. Будь в доме у пастора его жена, девушка согласилась бы работать круглый день за большую плату, не опасаясь, что ее совратят, а так — она не понесет бремени бесчестия ни за какие деньги.

Но сказать по честному, Фрай был только рад этому, и не потому, что он холостяк, нет, просто его новое хобби не приемлет посторонних глаз, да и так тогда тайно встречаться с Фрейлин? Стороны быстро договорились на выгодных условиях. С шести до шести молодого пастора вполне устраивало, потому что, он не признавал поздние ужины.

Девушка должна была приступить к обязанностям завтра, потому как сегодня в ее услугах еще не нуждались, но одно поручение она получила от нового хозяина уже сейчас — сдать некоторые вещи в прачечную, такова в городе имелась. Получив положенные к уплате деньги и еще пару медяков поощрительных, довольная служанка пошла выполнять поручение, а Фрай уже изнемогал от голода и решил искать недорогое, но приемлемое местечко. Площадь уже ожила, картина совсем не изменилась, все действующие лица были там, где им надлежит быть — театр суеты не сменил декораций, а вот Фрай ворвался, в общую картину, ничуть не нарушив идиллию. Маленький городок, где жители вели тихую провинциальную жизнь, относительно тихую, и знали друг друга, располагал к себе — тебе кланяется обычный люд, приветливо приподнимают шляпы солидные джентльмены, с которыми ты никак не знаком, а ты отвечаешь кивком и улыбкой, робко приноравливаясь к местным обычаям. Фрай вел себя именно так, и никто не упрекнул его в отсутствии воспитания, ибо его честная улыбка располагала людей; если б не его природная скромность и неуверенность, этот джентльмен давно бы осознал, какое притягательное влияние имеет на людей, а для дам — этот Аполлон сущий сердцеед. Успев отойти на небольшое расстояние от дома, как его нагнал мистер Стоксон вместе с дочерью на своей двуколке. Эти двое как раз направлялись справиться о здоровье нового пастора, как бы случайно прихватив небольшой презент. Эта затея вполне принадлежит Хане, ибо она уболтала отца проведать преподобного Уэнсли. Презент состоял из съестной провизии — походного завтрака — как его любили называть военные, а мистер Стоксон в прошлом был военным, нынче занимал должность мирового судьи и уполномоченного мэра Дарквудса и Престона — соседнего городка. Мистер Стоксон был расположен к общению с людьми, поэтому охотно составил компанию дочери, и пусть они направились в столь ранний час в гости, это никого не смущало, в провинции все приятельствуют в любое время.

— Мистер Уэнсли, а мы к вам пожаловали, — зычно отозвался мистер Стоксон.

Его дочь тут же добавила:

— Мы узнали, что вы еще не обзавелись прислугой и думали, что будет вполне уместно привезти вам завтрак, он, конечно, не столь изыскан и состоит из холодных блюд, но я думаю, вы радо примете от нас такое скромное подаяние.

— Благодарю вас, — ответил мистер Уэнсли. — Я всегда рад принять гостей в своем доме. Вы правы, к моему упущению, я не обзавелся прислугой прежде, и только сегодня заключил договор с новой служанкой, но она придет только завтра, а кухарки у меня пока нет. И я очень радо с вами позавтракаю, ибо не эстет в пище и могу обходиться самыми простыми блюдами.

Хана только это и хотела услышать. Она искренне заверила, что поспособствует преподобному Уэнсли в обзаведении такой нужной прислугой, как кухарка. Кухарка в доме нужна не меньше входной двери, да надежного замка в кладовой. А еще лучше, чтоб это была особа проверенная, кажется, ее матушка может написать нужным людям и назавтра в пасторате будет кухарка и даже посудомойка, она тоже важна. Все эти домыслы молодая леди высказывала пастору, идя с ним под руку до его дома, она спрыгнула с двуколки, чтобы охотно составить молодому джентльмену компанию, пока ее отец проехал вперед и ожидал молодежь у крыльца. Теперь все соседи видели ее подле пастора, уж Кэтрин за ней ни за что не угнаться. И пусть она была не настолько ослепительной красавицей — невысокого роста и слегка курносая, что придавало ее личику, некоторую детскую непосредственность, да еще и смешные конопушки, — но в остальном, ее расчетливости и дальновидности позавидовали бы самые битые авантюристки.

Пока что пастор пребывал в неведенье, относительно коварного плана женской половины семейства Стоксонов, разработанной накануне, после ужина. Он списал все на провинциальное добродушие и так же открыто принял гостей в своем доме, мистер Стоксон так же не был посвящен в тайное сообщество — списал все на доброту своего чада. Дама без стеснительности потребовала показать ей кухню, и почти приказательным тоном велела господам занять места в гостиной. Господа, чтоб не терять зря время, откупорили бутылку хереса, которую прихватил мировой судья из собственных запасов, для улучшения аппетита, да принялись обсуждать дела. Завтрак принесли очень быстро, разложив все на приготовленные заранее блюда. Тут было жаркое из баранины, нарезанное ломтиками, сливочный сыр, паштет, домашнее сливочное масло в масленке, белый хлеб, сладкая сдоба, варенье и немного молока к чаю. Чай принесли тоже. Мисс Стоксон справлялась со всем молниеносно, показывая хозяйскую жилку с самой лучшей стороны, будто это она сама готовила все эти блюда, а не ее кухарка, да еще дала подробную инструкцию, как все уместней подать. Фрай с большим аппетитом вкушал блюда, не скупился на похвалу, от чего девушка зарделась, как спелое яблоко. Но делал это наш пастор из вежливости, без тайных умыслов, как благодарил бы свою сестру. Мистер Стоксон еще был далек от мысли выдать в скором времени дочь замуж, поэтому продолжил прерванную беседу о его должности. Он несомненно был влиятельным человеком, снимал отдельный особняк, но соседствовал с Хэнкинсами, и поэтому был любезно приглашен на соседский званный ужин. Должность мирового судьи обязывала его знать обо всем в городе, для наведения порядка, у него в подчинении было аж три дружинника и один зажигатель факелов — смелый малый, и немного отчаянный. Мисс Стоксон слегка рассердилась на отца, ибо он нагло прервал зарождающийся интерес между двумя людьми, но вслух не могла высказать свое негодование, пришлось сидеть и исполнять роль прилежной хозяйки, и тайно дуться на родителя. А ее родитель тем временем, уже углубился в воспоминания о темных временах, когда и сам он был еще молод, и когда в городе стали происходить действительно ужасные вещи. Тогда же преподобный Вейт и начал войну против нечисти, и многие горожане в ней участвовали.

Тогда духи распоясались так, что утаскивали людей среди дня, особенно приезжих. А в местных мужиков вселялись и те начинали беситься, будто звери. Он сам был тому свидетелем, потом все затихло, видимо отец Вейт провел какой-то сильный ритуал или молебен, но все прекратилось, показалось, что нечисть изгнана. Но в один прекрасный день, отца Вейта нашли мертвым в церкви, ужасное зрелище. Сам он не видел этого, но свидетели говорили, что тело просто было вывернуто наизнанку. Потом, именно священнослужители стали главной целью нечистого — один сразу уехал, только лишь переночевав; другой пробыл дольше, но свихнулся; третий сгинул бесследно, четвертый и пятый последовали за ним; шестой умер от разрыва сердца, а седьмой — сотворил страшный грех, бросившись с обрыва. Их помощники тоже кончали плохо, хоть и были из местных жителей. А вот недавно пропал Свилфордский всадник — и это всколыхнуло общественность в другом городе, а мэр прислал гневное письмо во всем разобраться, и выяснить, что случилось с беднягой. А что ему на откуп предоставить, не отправлять же отчет, что в окрестностях снова лютует нечисть. К слову, поиски он производил тщательные, только его люди даже следов борьбы не нашли и лошади, не могут же люди пропадать бесследно.

— Это нужно прекратить, нечисть должна знать свое место, — констатировал мистер Стоксон. — Ишь, как распоясалась снова.

Уэнсли улыбнулся, хотя улыбкой обреченной и невеселой. Судьба его предшественников и в самом деле была незавидна, да и сам он мог оказаться восьмой жертвой обстоятельств, но чудом прошел испытание. Он бы рад помочь в расследовании, но пока не знает как.

— Что в моих силах, я сделаю. Но и вы поймите, мне нечего пока предоставить, во всем нужно разобраться.

— Мы в вас верим, вы похожи не преподобного Вейта силою духа и характером.

Только внешностью смазливей и годами помладше.

Он задорно взглянул на дочь, от чего та снова залилась румянцем, будто эта похвала предназначалась ей. Ох, как же будут завидовать ей подруги, как только узнают о таких подвигах сегодня утром. Теперь уж она будет первой претенденткой, а никак не Кэтрин Уорвик. Пусть она и очаровывает красотой, но куда важнее внимательность и хозяйственность, особенно, что касается преподобного отца. Хотя есть еще и остальные желающие. Незамужних девиц, заслуживающих достойного и обеспеченного мужа много, а вот избранников — единицы. После вчерашнего ужина симпатичный и обходительный пастор у всех на слуху.

Мужчины побеседовали и расстались ко всеобщему удовольствию. Мисс Стоксон убрала посуду и вымыла ее, самостоятельно, что свидетельствовало о серьезности ее намерений показать с лучшей стороны качества хорошей жены. Уэнсли расстался с гостями в лучшем расположении духа. Теперь ему надобно посетить церковь, возле которой уже толпились четыре рабочих и привратник, ожидая согласия пастора. Работа закипела — мужчины оценили состояние всей мебели и принялись за работу, потом пришли те же поденщицы и вымели все, протерли, начистили. Церковь пришла в надлежащий вид, правда еще требовались кое-какие плотничьи доработки, но к следующему воскресенью, она будет готова, и тогда молодой пастор облачится в белую ризу и будет говорить о Боге, и петь о Боге; и будут ему внимать миряне, коих теперь он охраняет и словом, и делом. Не будь этот край населен мракобесием, Уэнсли нашел бы в нем самый лучший свой дом — тихую, надежную гавань. Но об этом говорить рано. Молясь Всевышнему, он будто бы копил в себе силы, и набирался уверенности, но прежде всего — раздумывал обо всем случившемся ранее. Он ведь недавно видел беса в глаза, и знает, чем можно его победить.

Молитва действует, как щит, но нужно оружие, которым можно обороняться. И все содержится в летописях, стоит только немного посмотреть на них с другой стороны.

К загадочным рукописям, он вернулся немедля, в душе закралась бездна сомнений и лишь вялый росток догадки. Что именно вкладывал в изображения преподобный отец Вейт? Как именно расставлял приоритеты? Или это простые зарисовки безумца? Но по всеобщему согласию, безумец переломил ход войны, заставил бесов отступить. Не будь его, край давно превратился в огромное кладбище, мертвый город.

Вот только рисунок с лошадиной мордой и рогами. Его восхваляют люди, а может, так они его призвали? Молодой пастор задумался, а ведь и правда — беса призвали. Кто?

Тайное братство? Когда? Ведь есть римские цифры и цифры обозначают дату.

Он пришел в этот мир, судя по римскому исчислению — 21 декабря 1464 года. Хм, а ведь это может совпадать с рассказанной легендой о побеге виконта и замужней дамы.

Переломный ход войны алой и белой розы, страна в хаосе, нравы тоже. А вдруг и вправду, демона призвали и сделали это с определенной целью. Ревнивый муж не пожелал падения своей репутации неверной женой. Устроить нападение на замок? А если замок неприступен? Он пошел легким путем — призвал карателя. Какая-то часть головоломки уже складывалась, во всяком случае, преподобный отец Вейт указал причастность к легенде. А ведь стоит еще побеседовать с местным обществом о легендах Дарквудса, самый верный источник — народный фольклор. Теперь каждая мелочь может помочь, если не окажется судьбоносной.

Наступил вечер, суета в церкви и недолгие размышления пастора заняли целый день.

Он даже чуть не позабыл, что согласился отужинать у Стоксонов — поистине благосклонное окружение. Кажется, кухарку тоже можно нанимать на неполный день, если его так часто будут приглашать ужинать в округе.

А начать следует с замка виконта, там, по мнению многих, и сосредоточен оплот нечисти. Значится, сегодня за ужином он расспросит мистера Стоксона, известно ли ему что-то из местных легенд об особенностях замка. Фрай уже оделся к предстоящему ужину, но снова взял рисунок, будто новый виток осознания пришел к нему. Если откинуть центральную фигуру — чудовище с лошадиной мордой — и сосредоточиться на заднем плане. Людей изображено много, лишь пятеро из них имеют внятные очертания лица, глаз, губ, одежды, их руки подняты вверх, восхваляя черта. Остальные персонажи имеют лишь очертания присутствия, а еще шлемы. Да-да, шлемы — это означает, что были пять господ, остальные — стража, почетный караул. Первая догадка была верна — рассерженный муж призвал нечистого на землю. Цель — взять замок противника и вернуть неверную жену.

Хм, а что случилось потом? Ведь кто-то начал рассказывать продолжение истории, да только мисс Уорвик отвлекла его ненужными беседами. Кажется, Фрай на нее разозлился, ему ведь тогда казалось правильным осадить девицу, но манеры и воспитание не позволило этого сделать.

Но для себя, Уэнсли сделал пометку, он обозначил листок под номером один, с которого нужно начинать расследование. Но подробности нужны, без них никак не добраться до истины. Пастор сложил рукописи Вейта в папку и положил в стол, а с собой взял небольшой блокнот и грифельный карандаш, чтобы не просто все услышать, а и делать пометки. Кому как не мировому судье знать историю города, Фрай довольный своими догадками, покинул комнату и отправился к Стоксонам.

ГЛАВА 6. Повествует о страшном сне прошлого

Стоксон не был столь радушным хозяином, решив обойтись небольшим кружком приглашенных гостей. Кроме преподобного Уэнсли, здесь присутствовали близкие знакомые мирового судьи — семейство Батлеров: мистер, миссис и двое их взрослых сыновей — Джордж и Эндрю. К сожалению, друзья мистера Стоксона не были приглашены в дом Хэнкинсов, потому как вращались в разных кругах. Но они тоже были наслышаны о новом священнике и не упустили шанса с ним познакомиться. Это были необычные люди — мистер Батлер работал деловым представителем одного уважаемого джентльмена, который имел громкое имя, но не хотел афишировать это. А еще эти люди были приезжими: мистер Батлер только недавно поселился со своей супругой в округе, сняв отдельный особняк, да еще и преобразив его за свой счет. До того, по их рассказам, они много разъезжали по стране, все это было связанно с занятием мистера Батлера, но к этому месту душа у него прикипела и они остановились здесь. Фрай удивился и усомнился в рассказе загадочного человека, что заставило джентльмена с хорошим доходом выбрать для жизни такую глушь, неужто, столица оказалась им не по карману, но тогда, как объяснить снятые коттеджи в Риме и Неаполе, а также длительное проживание в Бирмингеме? Но, Стоксон сразу предупредил о чудаковатости этого семейства, хотя самому мировому судье льстило, что в городке проживает зажиточная семья и он водит с ними знакомство. А Фрай оказался полезным именно потому, что тоже был приезжим, ну а еще пастором, слухи о котором успели дойти до всех местных семейств, а поскольку развлечений в округе мало, вот и захотелось скучающим богачам посмотреть на необычайного священника. Хотя он пока что был самым заурядным.

Поначалу Фрай лелеял надежду всерьез выспросить у Стоксона все о местных легендах, но общение с Батлерами оказалось таковым, что они незнакомы со всеми подробностями мракобесия, а мистеру Стоксону не хотелось в их глазах слыть суеверным простаком, верящим во всякую чушь. Поэтому он сухо отвечал на расспросы Уэнсли, сводя все, то к деревенской песенке, то к шутке. И даже преимущества от столь выгодного знакомства померкли в глазах Фрая, потому что эти люди ему определенно мешали. Будь он единственным гостем или в том обществе, которое собралось вчера, беседа велась бы на более существенные и интересные темы, а сейчас говорили в основном о столичных новинках: мистер Батлер недавно ездил в Лондон, на выставку, и приехал со свежими новостями и рассуждениями нужен ли Англии технический прогресс. Мистер Стоксон внимал важному гостю, напрочь позабыв о втором приглашенном. Мисс Хана так же не претворяла коварный план в жизнь, потому как, чуточку отвлеклась на двух молодых джентльменов, которые из-за отсутствия других дам, общались только с ней. Мисс Стоксон нашла их лучшими собеседниками, которые могли напустить пыли в глаза и расточать галантность, и совсем забыла про Фрая. Тот, впрочем, не был расстроен столь откровенным пренебрежением, он не пришел сюда завоевывать расположение мисс Стоксон, он был исключительно из личных интересов. Но его план плодотворно и информативно провести этот вечер с треском провалился, казалось, лучше б он остался дома, отужинав сухарями и чаем, но продолжил бы разгадывать рукописи, а не отвлекаться на пустые разговоры.

Мисс Стоксон, тем временем, уже мысленно поздравляла себя, как ловко она обошла Кэтрин Уорвик, да округа просто взорвется от новости, с какими чудными людьми она свела знакомство, и накануне угощала преподобного завтраком, а он превозносил ее. А потом был приглашен на ужин, а тут можно немного и приукрасить действительность, сказав, что приревновал ее, когда она общалась с Батлерами и от того сидел понурый целый вечер. Правду то им все равно никто не скажет — на самом деле Фрай сидел предельно злой. Но тем не менее, ему таки пришлось вступить в разговор с мистером Батлером:

— Скажите, преподобный Уэнсли, как вы планируете разбираться со всей той чертовщиной, что творится в округе? Стоит заметить, жуткие легенды Дарквудса столь прочно обосновались в головах жителей других городов, даже целого графства, что мне стоило огромного труда, заключить две последние сделки.

— Все дело в вере, — сухо ответил Фрай, будто по мановению пальца, он может изгнать нечисть, — и в осторожности. Если мракобесие не покидает эти края, стоит обезопаситься.

Мистер Батлер сидел с несколько разочарованным видом, видимо, он не это хотел услышать:

— Ба, мистер Уэнсли, я думал вы тот защитный щит Бога, который нас укроет и от всего спасет, во всяком случае, так говорят в округе.

— Боюсь вас разочаровать, мистер Батлер, но на второй день в роли священника и жителя Дарквудса, я еще не могу бахвалиться никакими победами. Спасение вижу только в упрочнении веры в умах людей. Мой предшественник добился немалых побед, но проиграл в какой-то момент. Чего же вы ждете от меня?

Мистер Батлер улыбнулся, но с тяжело скрываемым сожалением. Их знакомство началось неплохо, но под конец окончательно испортилось, Фрай больше не вступал с ним в беседу, да и темы затрагиваемые Батлером касались политики, сотрудничества с Ост-Индийской компанией и прочими несущественными мелочами. В девять часов он сел в личный экипаж мистера Батлера (хоть какая-то приятная компенсация за упущенный вечер) и прибыл к себе домой, путешествие было очень стремительным, потому как, кучер гнал лошадей из опаски остаться дольше положенного. Ведь еще нужно было отвезти самого хозяина, распрячь лошадей и завести их в конюшни, предварительно бросив сена.

Фрай не испытывал радости, он был раздосадован и ко сну отошел, обуреваемый тревогой.

Впрочем, ночь расставила все по местам. Нет, призраки нечисти не мучили преподобного, как и красивая головка мисс Фрейлин. Хотя, желание увидеть новую знакомую было велико, все же звать ее от скуки, выглядело некрасиво. Уэнсли еще раз взглянул на бумаги и решился хорошенько отдохнуть. Дрем пришел сразу, только вот безмолвная тишина, накрывающая спокойствием, будто детским одеяльцем и улюлюкивающая подопечного, отошла в сторону, уступая место тревожным сновидениям.

Фрай стоял в темном, огромном помещении, заполненном толпой людей. Это были странные люди, одетые на старый лад. Представьте себе, огромное помещение, выложенное из грубо обтесанных камней, потолком которому служили неровно уложенные бревна, залитые смолой для прочности. В каждом углу коптил факел, от чего стены покрылись сажей, будто краской, а также стоял белесый смог. И в этом душном помещении собралось много людей, облаченные в странные железные нагрудники и шлемы, у каждого висели короткие мечи, позади мушкеты, а в руках древки длинных копий. Под нагрудной кольчугой — холщевая рубашка из грубого сукна, шерстяные короткие штаны и добротные кожаные сапоги, измазанные грязью и пылью. Это определенно были воины, потому что несли службу в этом помещении. Фрай так же был среди них, его железная кольчуга, скрепленная кожаными ремнями, доставляла ему большое неудобство, потому что она была очень тяжелой, а еще — шумной, он не мог повернуться, не издав лязгающий звук. На голове был прикреплен шлем, такой же лязгающий, но спасающий во время военного похода. На руках были перчатки из грубо выделанной кожи, немного потертые от времени, но надежные. Движения Фрая вызвали недовольный интерес у некоторых его сотоварищей, он повернулись к нему, заговорили, в нос ударил мощный запах перегара, от которого Уэнсли чуть не стошнило. А еще их лица были перепачканы пылью и потом, от чего те казались чумазыми, видимо, они давно несли службу в этом душном помещении. Сама одежда провонялась лошадьми и немытым телом, и все источало такие неприятные запахи, Фрай уже еле сдерживался, его буквально выворачивало, стоило вдохнуть поглубже. Даже сам воздух наполнился едким дымчатым запахом, огни горели буквально везде. Но кто-то спереди грозно цыкнул, и все стражники прекратили любой шум, Фрай хотел осмотреться, но из-за столпотворения не было видно, что творилось в центре. А ведь там действительно что-то происходило: кто-то негромко говорил, потом несколько человек за ним повторяли, и что-то омерзительное было в этом голосе, будто человек вкладывал в каждое изречение искру ненависти на целый мир, его голос присвистывал, шипел. Говорящий был в некотором подобии гипноза, и все, что от него требовалось правильно произносить речь. Скрипел механизм, будто вращались жернова, но от того вращения пол трясся и открывалось отверстие внизу. И так повторялось длительное время — кто-то говорил, круги вращались, в центре зажглись дополнительные чаши, где пламя почти касалось деревянного потолка, пытаясь лизнуть сухие бревна. Атмосфера накалялась, многие стражники пили из своих походных фляг, пот лился ручьем, мешая смотреть, на лоб паклями налипли взмокшие волоски, все его тело буквально накалилось. Тем временем, говоривший человек взошел на каменный помост и упал на колени, протягивая руки к одной из чаш, будто вызывая из ее пламенных недр некое существо, потом он проделал этот же ритуал возле другой чаши. Фрай полностью осушил свою флягу, но испытывал ужасное чувство жажды, он готов был просто упасть, даже земля затряслась под ногами. И не только у него.

Раздалось землетрясение, и стражники попятились назад. Господа, что были в центре отошли, чтобы не упасть в воронку, образовавшуюся в глиняном полу, и уходящую глубоко под землю. Чаши полетели вниз, сброшенные неведомой силой, в то время глашатай превозносил речь, и он тоже не удержался на помосте и слетел в яму: его не гулкие крики недолго отражались эхом, все смолкло — крики умирающего и землетрясение, но пришла новая напасть — из недр показалась рука, больше похожая на лапу, с огромными когтями и короткой редкой шерсткой, что покрывала все тело. Рука напряглась, когти вонзились в камень и постепенно показались рога. Уже не было нужды сомневаться — чудовище проснулось, вызванное ритуалом. Мощное тело и безобразная голова с лошадиной челюстью и внушительными клыками, вытянулась до грудины, потом показалась вторая лапа, так же вцепилась намертво в каменный помост, чудовище полностью выползло из недр. Уэнсли увидел монстра из первой картинки. Неужели его воображении настолько воспалилось, что воссоздало изображение в реальный сон, при чем во всех мыслимых подробностях. Уэнсли ощущал, что тело ему чуждо, но все переживания выливались как собственные, словом, он боялся так же, как и тот человек, что присутствовал материально. Плотная шкура чудовища, полностью была покрыта короткой шерсткой, от чего имела пепельный цвет, ноги были без когтей, но огромные ступни, как показалось Фраю, да и на каждой ноге всего по два, но несоразмерно больших пальца. Чудовище поднялось в полный рост, оскалило нешуточные клыки, из ноздрей пустило пар, словно в помещении для него было прохладно. Ведь это же адский посланник, в аду намного жарче, там всегда пылает вечное пламя. Фраю вспомнились работы Геродота и его описание древнегреческой религии, так вот, это чудовище легко можно было сравнить с минотавром, который жил в лабиринте и производил на людей такой же цепкий ужас. И только герои-полубоги смогли бы сразиться с таким.

Но если обычные стражники испытывали оцепеняющий страх, мешающий им здраво смыслить, то вельможи, коих тут было пятеро, вовсе не боялись появившегося монстра.

Один из них, одетый в дорогой камзол из бархата и длинный плащ, подбитый мехом, а также вельветовую шляпу с пером сокола, вышел вперед и преклонил перед адским минотавром одно колено, впрочем, он отважился заговорить с ним:

— Благодарю тебя, великий Брахта, что откликнулся на наш призыв. Мы просили о помощи, чтобы победить злого противника, наглого прелюбодеятеля…

Вельможа не успел договорить, ибо был отброшен в сторону тем чудовищем, которое призвал на помощь. Уэнсли аж дыхание перехватило от реальности происходящего, он слышал, как бедолага неудачно приземлился, стукнувшись головой в каменный выступ, как застонал, и как брызнула кровь из раздробленной кисти. Тот монстр был настолько реален, что даже ощущался едкий запах гари, источаемый им. Стражники и вовсе прислонились к стене, до смерти напуганные происходящим. Фраю становилось тяжело дышать, какой-то рослый детина впереди буквально прижал его к каменным сводам.

— Где я? — низким рычащим голосом молвило чудовище, хищно разглядывающее млеющих от страха смертных. А ведь люди начинали поддаваться панике, тряслись и чуть ли не теряли сознание.

— У дарквудской рощи, — проговорил второй из вельмож, склонив в почтении колено.

— Проклятые рощи черных лесов, — злорадно прошипело чудовище, не скрывая своего торжества. — Где кровавый алтарь?

— Под сводами замка Дарквуд, мы пытались его захватить, но оборона не сломлена.

Они в осаде много дней, но держатся.

— Они ничто против меня, показывайте дорогу.

Тот вельможа, что вел с чудовищем беседу, прошел вперед, раболепно кланяясь адскому господину, к нему же и обратилось чудовище:

— Мне нужна армия…

— Наши люди в полном вашем распоряжении…

— Мне нужна моя армия, — разражено проговорил адский привратник, будто смысл его слов не был изначально понятен.

Вельможа удивленно посмотрел на стоящего перед ним монстра, он даже выпрямился впервые за все время. Но тот лишь хищно оскалил зубы и беззастенчиво схватил богача, приподняв над землей. Удивленный и перепуганный вельможа беспомощно болтался в воздухе, когда его мучитель вгрызся в свое запястье, вырывая кусок плоти, чтобы жидкость его вен полилась ручьем. Как только тягучая черная масса появилась из раны, он насильно открыл рот вельможе и прислонил ко рту свою кровоточащую рану:

— Пей, смертный! — приказал он.

Тот безропотно повиновался, выражение его раскосых глаз еще больше испугало толпу. Затем чудовище откинуло вельможу, но с тем начали происходить видоизменения: поначалу он затрясся в судорогах, будто отпил чашу с ядом, при этом он кричал, если б его выворачивали наизнанку, от приступов невероятной боли. Он так неестественно выгибался, что хрустели кости. Из человеческих рук показались когти, он прорезались из пальцев, от чего те лопались. Глаза налились кровью, изо рта пошла кровавая пена, снова приступ боли и кожа лица лопнула, оттуда проступила уже псиная морда, клыки увеличились, кости трещали и перерождались, ломались и заново срастались в подобии животного скелета. Пока происходили все эти метаморфозы, чудовище продолжало вербовать добровольцев:

— Еще кто? — прорычал адский минотавр, подходя вплотную к съежившимся стражникам. Никто их присутствующих не рискнул бы на такое, наблюдая за ужасом перевоплощения вельможи, который уже рычал и хрипел, будто и не был никогда человеком, превращаясь в адского пса, с горящими красными, выпученными глазами. Сам минотавр тем временем недовольно оскалил клыки, будто ему не нравилась эта жалкая перепуганная стадная толпа, он схватил первого попавшегося стражника, как раз того детину, что вжал Фрая в стенку. Здоровенный стражник заорал, подобно испуганному ребенку, и тогда же в его глотку засунули противную кровавую жижу. Он сопротивлялся, но чудовище его сжало так, что тот не мог пошевелиться. Его превращения были ничуть не лучше предыдущих: те же стоны и агония человека, тот же хищный оскал разъяренного животного. Но Фрай недолго наблюдал за картиной перевоплощения, следующим на очереди оказался он. Когтистая, мощная рука, выхватила его из толпы и приподняла над землей, он барахтался, как пойманный зверь, пытаясь вырваться. Но его будто нацепили на железо, когти сильно впились в кожу, чтобы жертва не сорвалась. Он кричал от страха и боли, и видел горящие глаза хищника, что испытывал наслаждение от мук жертвы, как вампир, питающийся не только кровью, но и эмоциями. Он был так близко к чудовищу, что ощущал его пламенное дыхание, к его губам почти прикасается кровоточащая рука монстра, из раны течет густая, черная жижа, что отдает едким запахом смолы. Поистине адская раскаленная смола, что течет в жилах страшных существ, и теперь ему предстоит агонистическое перевоплощение в монстра и все это он ощутит, так ясно, как сейчас ощущает боль от впившихся когтей. Последние секунды отделяют его от мучений еще больших, но вдруг монстр на что-то отвлекается, где-то послышался шум, от треска двери, и толпа повалила прочь из этого места. Минотавр зарычал, его перевоплощенные монстры послушно зарычали в унисон с хозяином, одним взглядом он дал им команду загнать толпу обратно. Адский пес уже практически завершил перевоплощение, а второго еще выворачивало в человеческой коже, поэтому псина ринулся наружу, оттуда донеслись вопли, будто зверь не загонял их, а волок назад. Минотавр отвлекся окончательно, отбросил Фрая, приготовившегося к смерти, которому даже язык отказал. Он шмякнулся на пол неподалеку, возле перевоплощающегося монстра, в последний раз человеческие глаза, наполненные бесконечностью, взглянули на него; человек еще сопротивлялся, но растущий монстр, готов был из него выкарабкаться, как змея, скинув старую шкуру. Так и случилось, кожа лопнула, и нечто пепельное посмотрело своими тлеющими угольками и безразличием на происходящее. К тому времени, минотавр покинул это помещение, и его преданный монстр последовал за ним, уже и криков не слышно было — они либо мертвы, либо разбежались. В душном помещении, наполненном молочным смогом, смертью и болью, остались двое — Фрай в теле стражника и покалеченный вельможа, что получил смертельные раны. Уэнсли решился подползти к умирающему человеку и попытаться его расспросить, тот взглянул на него как-то обреченно, отхаркиваясь кровавой слюной:

— Скажите, кого вы вызвали? — заговорил Уэнсли, как только совладал с собой.

— Стражника врат ада — Брахту, — справляясь с внутренним кашлем, ответил вельможа.

— Но я оказался не прав, чудовище не подчиняется вызвавшему его.

— А зачем вы его призвали?

— Чтобы победить нахала Гретсби, забрать жену… — он снова зашелся грудным кашлем, у него по всей вероятности были тяжелые внутренние повреждения.

— Вы граф…

Вельможа удивленно взглянул на Фрая, но мгновеньем позже его глаза остекленели и он принял неестественную позу, откинувшись назад. Фрай закрыл ему глаза, это все, чем он смог облегчить переход усопшему. Нужно отсюда выбираться, стены и потолки уже давили на сознание. Буйное воображение развернуло поистине масштабную панораму, со всеми реалиями происходящего. Когда Фрай выбрался из здания, он всмотрелся в него и увидел, что это укрепленный подвал, возвышающийся над землей небольшим холмиком.

Здесь было полно народу, вернее полно трупов, беспощадно растерзанных монстрами.

Зрелище поистине неописуемое — оторванные ноги, перегрызенные глотки, выпученные глаза, как будто из специально выдавили, наступив на голову, и лужи крови, что пропитали сырую землю. Запах крови стоял удушливый, из чащи уже сверкали глаза лесных хищников, которые боялись только присутствия нечисти, даже звери не хотели по собственной воле встречаться с Брахтой и его приспешниками. Фрай ковылял своими ногами, пытаясь поскорее уйти из этого места, впереди угрюмо возвышался замок, серыми сводами, отгородившись от леса. Стены были залиты смолой, проломлены метательными орудиями, видимо здание пережило человеческую осаду, а теперь для него настал час пострашнее. Впереди раздался гулкий звук разрушающейся стены. Трещали каменные своды, гремели цепи, ругались люди, ходила ходором земля. Фрай вышел на открытую поляну, которую специально оставляли без насаждений, чтобы увеличить обзор.

Он не боялся, ему не угрожала меткая стрела лучника, никто не обращал внимания на одинокого путника, все были заняты, сдерживая напор нечистого и его армии. Оборону прорвали, проход был открыт, один монстр погребен заживо под каменными глыбами, а вместе с ним добрый десяток стражников, но живые позавидовали мертвым, внутри начался полный балаган, человеческие крики вперемешку с громким рычанием, возгласы о пощаде, осажденные боролись с врагом в стократ превосходящих их силой. Фрай шел вперед, нисколько не опасаясь неминуемой гибели, будто кто-то подталкивал его досмотреть представление до конца. Он миновал каменный мост, дымящийся от смолы, миновал обваленные камни и погребенных людей, это было страшно, когда кровь сочилась ручьем из-под тяжелых глыб и слышались стоны умирающих. Он видел растерзанные тела обычных граждан — женщин и детей, стариков и калек, пытающихся спастись бегством, борьба продолжалась уже в самом замке, периодически из окон добровольно выпрыгивали люди, но не многие могли похвастаться удачным исходом. И вдруг он заметил фигуру, облаченную в белые одежды, это была женщина, она взошла на подоконник большого башенного окошка, куда обычно не долетали стрелы. И вот теперь она с ужасом смотрела на смертельное побоище, кто-то окликнул ее, но не чтобы она вернулась в комнатку, нет, ее предупредили о скорой погибели. Девушка вздохнула, Фрай инстинктивно ощутил, как сражается ее нерешительность, но вдруг она испуганно оглянулась назад и тут же прыгнула вниз. Это было красивое зрелище: ее легкое белое платье развивалось по ветру, и все закончилось. Она упала, разбившись насмерть, и не позволив врагу учинить над ней мучительную расправу, это была миледи, но всего на миг Фраю почудилось, что черты ее лица до боли знакомы ему, лишь на миг, до той самой минуты, пока он не ощутил пламенное дыхание в спину. Он даже не хотел оборачиваться, адский пес стоял рядом, готовый впиться в глотку. Миг и он видел лишь клыки перед глазами. Темнота.

Преподобный Уэнсли буквально соскочил с кровати, весь мокрый, продрогший от ужаса, в отчаянии пытающийся разорвать на себе одежду, будто это были клыки адского монстра, кажется, он охрип, ибо кричал во сне. Но никого рядом не было, лишь тлели угли в камине. Но он ощутил чье-то присутствие, и с ужасом рванул к двери, перецепился, упал, и, наконец, увидел сову, что преспокойно сидела у изголовья кровати. Видимо, его приятельница присматривала за ним или нет?

— Ты, ты… предсказательница прошлого, — сипло выговорил Фрай, немного опомнившись от испуга.

Сова понятливо сощурила глаза, давая безмолвный ответ на все вопросы:

— Так вот, почему преподобный Вейт рисовал эти карикатуры, он видел сновидения, видел происходящее. А ты подбрасывала все эти сновидения нам в мозг. А цифры были датами, все сходиться. Осталось лишь сложить все в кучу, но ты ведь знаешь ответы.

Сова отрицательно покачала головой, а Фрай в полуобезумевшем состоянии, налив стакан воды и выпив его, схватил записи и принялся их разлаживать, что-то записывать.

Неожиданно над его головой шелохнулась тень, молодой человек отскочил от стола, вглядываясь в темноту, но это была летучая мышь, та самая. Она довольно оскалила мелкие белые зубки, будто улыбаясь…

ГЛАВА 7. Посвящена маленькому приключению

Воскресная месса проходила миролюбиво и спокойно, практически все жители Дарквудса собрались сегодня послушать проповедь нового пастора, спеть псалмы. Народу прибыло столько, что они стояли даже в проходе, мешая причетнику собирать пожертвования или вносить крест, но Фрай запретил кого-либо выгонять, будь-то даже последние нищие — кто пожелал прийти в храм, пусть остается, пока сам не уйдет. Фрай красиво пел, не то, чтобы он придавал этому какое-то значение, кроме общепринятого, но сегодня его голос лился красивым баритоном. И если б молодой пастор мог взглянуть на себя глазами женского общества, то отметил бы, как красиво уложены его каштановые волосы, как он гладко выбрит и как блестят от пламени свечей его бездонно-синие глаза. А еще он со всеми так любезен, так мягок в обхождении, и не позволяет церковным служителям портить воскресную службу. Дамы благоговели перед красиво облаченным в белую ризу молодым человеком, что так сердечно беседовал со своими прихожанами, он внимал каждому обратившемуся к нему. Он обещал проехаться по всем ближайшим фермам, благословить скот, посмотреть засеянные поля, потому что, если на них взглянет священник, они будут приносить больший урожай, а коровы лучше телится. Дамы просили исповедать их, ибо многие хотели облегчить душу. Тут принято было рукопожатие господ и легкий поклон дамам. Перед входом в храм стояли несколько столов, где бедняки могли поесть в этот особенный день. Уэнсли придумал это только вчера, но его новая кухарка прилежно со всем справилась, ей помогала миссис Бонна — новая экономка пастора. Женщина весьма деятельная, только немного чудаковатая, когда она видела красивых мужчин, всегда им улыбалась, облизывалась и открыто говорила — «Красавчик». За неделю общения с этой яркой личностью, молодой пастор успел приноровиться к ее чудачествам. Да и знакомство у них было необычное, она ведь свалилась ему прям на голову в образе летучей мыши. Когда он ей улыбнулся впервые, Бонна — преданная служанка Фрейлин — почувствовала к молодому человеку расположение, но не могла открыто это высказать. А когда их встреча состоялась повторно, она перевоплотилась в достопочтенную даму, легонько шлепнула молодого человека за красивую попку, даже не покраснев от стыда и собственной наглости (зато пастор покраснел за двоих сразу), и откровенно флиртовала с Фраем, пока уж не вмешалась ее хозяйка. Тогда же было решено, что она вполне может себе жить в качестве экономки и спокойно днем вращаться среди людей. Вот ее госпоже приходилось оборачиваться птицей в дневные часы и прятаться от посторонних глаз, пока однажды ее не подметила Нэнси, вернее, она подметила красивую сову и начала ее подкармливать, а мистеру Фраю пришлось признать, что он завел необычайную домашнюю птицу. Зато, когда вся прислуга расходилась, молодая девушка без стеснения становилась человеком и разговаривала с пастором. Их расшифровки рукописей Вейта имели успех, Фраю удалось сопоставить цифры и выяснить, что так его предшественник кодировал даты нападения нечисти. Он установил некоторую закономерность, ведь люди пропадали не каждый день, да и вселялись не упокоенные духи тоже в определенное время. Фрай хотел поговорить с Фрейлин о том сне, когда видел падающую даму — была ли то она, или же ему почудилось.

Из задумчивости его вывел знакомый голос, который, чего таиться, раздражал Фрая, ибо он принадлежал мистеру Батлеру. За последнюю неделю преподобный Уэнсли старался вращаться в обществе, которое не соответствовало кругу общения этого человека: он бывал в гостях у мистера Хэнкинса, обедал еще с несколькими семействами, которые относились к прочной прослойке среднего класса. Мистер Стоксон наведывался к пастору, но от очередного приглашения на ужин, Фрай отказался, сославшись на его приглашение в другом доме. А ныне невероятно противный человек снова решил заговорить с преподобным:

— Мистер Фрай, вижу, вы поживаете отлично, хотел вас выловить на прошлой неделе, пригласить к себе, но вы оказались таким занятым человеком, что днем вас не застать дома, а вечера все заняты.

— Неделя действительно оказалась насыщена занятиями, — спокойно ответил Фрай. — Ну, и я не мог отказать людям в любезных приглашениях, как их священник, я должен поближе сойтись со своей паствой, знать уклад их жизни.

— Сдается мне, вы в этом отлично преуспели, я только и слышу в округе отголоски о вашей персоне, все считают вас превосходным человеком. Моя супруга тоже благоволит к вам, очень хочет, чтобы вы отужинали у нас на днях, если у вас есть свободный вечер. Не беспокойтесь, все будет чинно и благородно, мы не будет заставлять вас играть в карты или петь нам рулады, но поговорить с образованным человеком, какое это благо для нашей скучной провинциальной жизни.

— Вам не нравится жизнь в Дарквудсе? — поинтересовался Фрай, даже немного обрадовавшись, что мистер Батлер однажды посчитает это место унылым и уедет отсюда восвояси, уж очень не по нраву пришелся ему этот человек.

— Не то, чтобы не нравится, уж очень она спокойная.

— Тогда поезжайте в столицу, на морские курорты, там всегда много людей и много развлечений.

— А еще сплошная суета, нет, идея неплохая, но нынче я не располагаю желанием покидать пределы этого города.

Очень странный человек, если ему не нравится тихая, провинциальная жизнь, зачем тогда так упорно держаться этого места? Фрай не сомневался, что мистер Батлер пренебрежителен ко многим жителям этого городка, которые не обеспечены хорошими доходами — фермеры и промышленники не богатеют баснословно, к городу не проведена железнодорожная ветка. Единственное семейство, с которым он поддерживает общение — Стоксоны за не имением лучших кандидатов. А теперь так упорно этот человек добивается расположения Фрая, конечно же, молодой пастор был осведомлен, что Батлер несколько раз наведывался в пасторат и спрашивал его, оставлял визитки, преподобный Уэнсли находил утвердительные отговорки, чтобы не встречаться с этим джентльменом, но от нынешнего прямого предложения сложно уклониться. Пожалуй, один вечер можно потратить впустую:

— Я свободен в среду, — ответил Уэнсли.

— Отлично, тогда в пять тридцать вечера за вами заедет карета, — довольно ответил Батлер.

Фрай протянул ему руку в знак согласия, и богатый прихожанин довольно пожал ее.

Сегодняшний день молодой пастор хотел посвятить дальнейшим расшифровкам дневника Вейта, но можно немного прогуляться окрестностями Дарквудса, раз погода отличная.

Некоторые цифры обозначали координаты, где происходило нападение на людей и даже время, поэтому, Фраю хотелось немного обследовать эти места. Подальше от людских глаз он мог поговорить с Фрейлин, которая томилась в одинокой комнате, где Нэнси устроила для нее удобное гнездышко, совье, естественно. Для их беспрепятственного общения, милая девушка подарила ему амулет с камешком, на который нужно было нажать, чтобы она знала, что он хочет ее видеть. При этом, дама всегда находила пастора, будто знала куда лететь. И хотя Фрай ко многому начинал привыкать, он еще порой удивлялся всему неестественному, что происходило с ним.

Он вошел в кабинет, спустя несколько часов, выполнив долг священника. Поставил Библию на полку и закрыл книжный шкаф, сова наблюдала за его быстрыми шагами из укромного уголка, догадываясь, что Фрай не спешит засесть за книги. Да, он не торопился заняться обычным делом, достал из укромных уголков рабочего стола большую перчатку, которая доходила ему до локтя. Он недавно приобрел ее в галантерейной лавке, а теперь решил испробовать в деле, взяв на прогулку сову.

— Ну же, мисс, — проговорил пастор, смутившись. — Я думаю, вам будет интересней немного подышать свежим воздухом. Природа сегодня благоволит к людям.

Сова довольно угукнула, смахнула леность, расправила крылья и тяжело спустилась на предназначенное место. Для нее тут было слишком тесно, она не летала уже несколько дней, оставаясь преданным слушателем в вечерние часы. И только пастор собрался покидать свое пристанище, вошла его новая экономка, прищурив глаза и улыбаясь, она принесла ему легкий лэнч, но Фрай отказался, попросив собрать немного провианта в дорогу, он пообедает на природе. Миссис Бонна не стала ничего отрицать и пошла выполнять поручение, в этом она располагала к себе — ни о чем постороннем не спрашивала, если на то нет надобности и если хозяин не хочет говорить. Да и птица выглядела весьма довольной, примостившись удобней на руке, хотя весила немало, и Уэнсли пока пересадил ее на стол, еще раз проверил рабочий блокнот и грифельный карандаш, и некоторые записи. Он не сомневался, что сегодня они начнут цепочку расследований, над которыми коптел уже несколько вечеров.

Миссис Бонна собрала небольшую корзинку, с расчета на двоих людей. Кухарка удивилась такой прожорливости преподобного, но домоправительница — женщина миролюбивого нрава и талантливая актриса — изобразила такую невинную гримасу и сообщила, что в округе много маленьких детей, а еще животных. И если великодушный священник не будет стеснен в еде, то щедро поделится со всеми. Даже кухарка больше не имела вопросов, сочтя пастора немного чудаковатым хозяином. Миссис Бонна снарядила корзинку разными вкусностями, зная, как любит их ее настоящая хозяйка.

— Миссис Бонна, тут хватит на долгие часы прогулки, — улыбнулся Фрай, ощущая тяжесть корзинки.

— А вы не спешите, погода действительно чудесная, — потом она хитро сощурила глазки и не удержалась от своего нахального комплимента. — Красавчики.

Уэнсли хмыкнул, сова довольно заугукала.

Выйдя на проселочную дорогу, Фрай Уэнсли в некоторой степени, исполнил предположения экономки и раздал несколько булочек детишкам, а сова соизволила себя погладить маленьким ручонкам. Немного облегчив свой груз, преподобный направился в лиственную, дубовую чащу, которая слегка отклонялась от дороги. И хотя нечисть могла напасть и днем, но при солнечном свете даже такая мерзость побоялась бы высовываться.

Прогулка тихими уголками Дарквудса показалась истинным блаженством. Весна расцвела буйством красок, особенно оттенками от нежно-салатового до зеленого. Солнечный свет мягко струился, пробираясь сквозь молоденькие листочки, те приветливо шелестели, будто к ним в гости наведался желанный гость. Уйдя подальше от последних зданий, он ссадил сову, которая перекинулась прелестной девушкой в неизменном светлом наряде и соломенной шляпке. Фрейлин кокетливо оперлась на предложенную руку, и они завели непринужденную беседу. Уэнсли рассказывал о своей первой службе с восхищением, о великодушии его паствы, и о приглашении мистера Батлера, который казался единственным ноющим зубом в здоровой челюсти.

— Этот человек действует на меня, как касторка на малыша. Не могу отделаться от предубеждения с самой нашей первой встречи.

Фрейлин задорно улыбнулась:

— Так вы и встречались всего один вечер, дай ему шанс, возможно, ты больше злишься на непостоянство Стоксона, а этого человека просто ассоциируешь с ним. Поверь мне, он не стал бы так напрашиваться к тебе в знакомцы, если бы не захотел. Такого настырного посетителя я давненько не видывала.

— Вот именно, с чего вдруг ему так тщетно искать моего расположения, у меня нет особых преимуществ. Я не весельчак, с которым приятно коротать время, и не достаточно родовит.

— Подозреваю, что его планы намного дальновидней, но мы не узнаем истины, если ты будешь избегать его общества.

— В среду я приглашен к нему, отужинать в тесном кругу.

— Надеюсь, там не будет дам, — как-то многозначительно отпела Фрейлин.

— Если не считать миссис Батлер, а так у него двое взрослых сыновей. И мне казалось, молодые джентльмены предпочли бы видеть в гостях не угрюмого пастора с назидательными речами, а молодую вертушку.

Прекрасная дева с облегчением вздохнула, она в некотором смысле недолюбливала местных девиц, что пытались сблизиться с Уэнсли. Особенно настырной, а оттого и опасной, ей казалась Кэтрин Уорвик, которая не спешила менять свои симпатии. Даже Хана Стоксон с ее благотворительными завтраками уже не была опасна. Потому что, Фрейлин проследила за ней и выяснила, что она запала на старшего из отпрысков Батлера.

Молодые люди уж слишком часто и ненароком пересекались, правда, это было пожеланием молодой барышни, нежели Джорджа Батлера. Но о своих маленьких расследованиях она не говорила Уэнсли, упаси Боже, еще сочтет, что она его приревновала. Хотя истинное чувство недалеко ушло от обычной женской ревности.

Следующий поворот сбил их с лесной тропинки, потому что старый обваленный ствол преграждал дорогу. Фрай внимательно изучил упавшее дерево, ища явные доказательства, что оно не упало просто так, а значит это было происками нечисти. Но явных признаков непредвиденного вмешательства в естественный жизненный цикл растения молодой пастор не заметил, и немного расстроился, значит, они еще не на месте.

— Придется проделать небольшой крюк, — сообщил он своей спутнице, которая несколько встревожилась. Она ощущала что-то несвойственное обычным лесным жителям, но и не отражавшееся мертвецким холодком нечисти — так она ощущала потустороннее. Это было нечто живое, но не совсем обычное.

— Я превращусь птицей, — сообщила она Фраю. — В лестной чаще появилось неведомое мне раннее.

Уэнсли встревожился, значит, он не ошибся в своих догадках, но ведь молодой человек не предполагал повстречаться с потусторонним прямо сейчас. Он из опаски вытянул заготовленный крест и немного святой воды, которые прихватил в последний момент. А еще у него был маленький молитвенник и пистолет, который он выписал из столицы. Не дешевая вещь, но стоит ли скупиться во имя спасения жизни, тем более, что оружием тут владел каждый худо-бедно состоятельный человек, во избежание неприятностей.

Сова полетела первой на разведку, она подаст знак, если все в порядке. А Фрай остался ожидать, перебирая содержимое своей походной сумки, что он теперь брал повсюду, будь-то даже званый ужин. Многие в округе извиняли его за подобное, они рады были, что молодой человек может защитить или защититься. Минуты умедлили шаг, он периодически смотрел на свои небольшие часики, что были пристегнуты на поясе, но Фрейлин не спешила возвращаться с разведки. Теперь он взволновался не на шутку, может она попала в засаду. Откинув все сомнения, что обуревали его думы, вдохнув побольше воздуха для храбрости, он вошел в заросли молодой лиственницы, которая особо разрослась в этом году. Поначалу он ничего не мог увидеть: мелкие ветки настолько густо сомкнулись, что молодому человеку составляло особого труда пробираться. Фрейлин не сказала, где точно ощутила опасность, просто шмыгнула сюда и исчезла, а эти заросли все не заканчивались. Может она просто застряла и не может выбраться и если позвать ее, она совой откликнется.

— Фрейлин! — позвал он ее, но молодому человеку показалось, будто он окликнул очень тихо, тогда вдохнув поглубже и откашлявшись, он крикнул посильней. — Фрейлин!!!

Случилось то, чего молодой человек совершенно не ожидал, что-то сильное дернуло его за ногу, при чем он не смог устоять, и повалился на землю. Его дернули уже за вторую ногу, и это что-то умудрялось так быстро передвигаться, что наш преподобный пастор не успевал его заметить. Он быстро вращал головой, оглядывался на незваного гостя, что повалил его, заставив сесть, Уэнсли не споткнулся, нет, никогда он не был рассеянным.

Что-то металось вокруг него, слух улавливал мелкие шорохи, но мельтешение происходило с невероятной скоростью. И тут возник небольшой силуэт и второй подле него, но Уэнсли не мог разобрать, что это такое, какие-то коричневые человечки. А меж тем, эти двое дружно схватили его за ноги и поволокли. Пастор сопротивлялся, но мелкая нечисть была поистине сильной. Свободными руками молодой человек хватался за молодые деревца, но шустрые сообщники умудрялись так быстро переметнуться, разжать пальцы и вернуться к ногам. Фрай начинал паниковать, его куда-то утаскивают, а он бессилен дать отпор, видимо, очень рано пастор посчитал, что убережет себя.

— Эй, вы! — не выдержал он. — Я окроплю вас святой водой, отпустите меня.

Двое сообщников только хмыкнули, очень даже явно хмыкнули, у них был такой не повзрослевший голосок, будто у уродцев в цирке, когда они давали свои представления.

Но, меж тем, его отпустили, правда они перетащили свою жертву куда хотели, это была достаточно светлая просека в лесу, где деревья расступились, и не было молодой поросли.

Одежда Фрая существенно пострадала от подобного путешествия, но не его внешний вид заботил молодого пастора, а то, где он оказался и с кем. Что-то шевельнулось неподалеку, какая-то птица застряла в силках — это же была его сова, она попалась в сети, вот потому и не возвращалась. А еще тут было много шороху, эти мелкие удальцы очень быстро перемещались.

— Кто вы такие? — спросил Фрай, услышав оханье его совы, что приходила в себя в тесных сетях ловушки.

Шорохи замерли, будто все попрятались, они были нерешительны, их спасала только скорость. Из-за дерева показалась небольшая головка одного удальца. Фрай опешил увидев крохотных человечков, ростом не выше полтора фута человеческого роста. И это определенно были крохотные человечки.

— Кто вы такие? — повторил свой вопрос Уэнсли заново.

— Мы Брауни, — ответил самый храбрый из этого народца и, пожалуй, рослый человечек, на голову выше остальных.

— Брауни — домовая нечисть? — не удержался Фрай.

Меж тем, небольшой удалец гордо приосанился, он был немного комичен в этой своей храбрости. Впрочем, одет как обычный горожанин, только одеждою своего размера: небольшие штаны, заправленные в сапоги, рубашку и жилетку, а еще нагрудный платок и шляпу. Гордец деловито поправил одежды, чтобы выглядеть посолидней, воткнул трубку в рот и поближе подошел к Фраю, который сдерживал смешок, будто попал на кукольное представление.

— Меня зовут Криппер Домский, — деловито представился Брауни. — Хоть нас и считают домовой нечистью, но мы живем в замке.

— Ох, простите, — извинился Фрай, чуть не плача от смеха, но сдерживая мимику, впрочем его огромные голубые глаза и так выдавали пляшущие смешинки. Видимо Криппер заметил, с каким взглядом на него смотрит человек, он нахмурился, будто считал это несправедливым упреком его особы.

— Вы смеетесь с нас? — вполне грозно спросил он у Фрая, который уже перестал таиться от смеха, но улыбался улыбкой довольно искренней, располагающей к себе.

Меж тем Криппер Домский подошел в нему в плотную и хмуро уставился на преподобного.

— Ну, хватит, Крип, — послышался еще один тонюсенький голосок, будто принадлежал женщине. И тут же показалась девушка-брауни, что подходила к этой парочке, остальные еще опасливо выглядывали.

— Нинни, не подходи ближе, он может быть опасен.

Она была одета на манер пастушки, ее юбка не прикрывала щиколоток и так же была обута в прочные сапоги. Видимо, длинные юбки не казались маленькому народцу вполне удобными, и они носили женский наряд на старый лад.

— Я не думаю, что он опасный, его бы даже здесь не было, если бы эти обалдуи его не приволокли, — своей крохотной ручонкой она указала на парочку брауни, которые с ухмылками прятались за ближайшим кустом.

Крип не совсем был согласен с предположением его подружки, он недовольно скрестил руки на груди, продолжая хмуро сверлить взглядом Фрая.

— Вы правы, — заговорил Уэнсли с той премилой маленькой особой. — Меня приволокли, а мою сову поймали.

— Она перекидыш, — уточнила Нинни своему собеседнику.

Он непонятливо уставился на девушку-брауни — единственную особу, которая не проявляла к нему такой неприязни. Конечно, невообразимые способности Фрейлин его удивляли, но молодой человек не задумывался, что собой представляет его новая подруга, которая не спешила распространяться о себе. А еще ее Бонна, ведь с французского это переводилось — няня, особа довольно эксцентричная и тоже с невероятными способностями.

— Объясните мне, пожалуйста, — попросил он у девушки-брауни, но тут вмешался недовольный Крип, а еще вдалеке опасливо угукнула сова.

— Не смей с ним разговаривать. Мы не знаем его намерений.

— Крип, не будь таким занудой, — молвила Нинни, улыбаясь Уэнсли, который согласился с ее утверждениями, только, молча. — Он не опасен нам.

Потом она обратилась с Фраю:

— Ваша сова тоже из определенного рода, как вы любите называть, нечисти. Она перекидыш — такие имеют очень мощные магические способности и служат колдунам. Мы схватили ее, думая, что она прилетела проследить за нашим передвижением, и сообщить в замке о нашей пропаже. А вы кажетесь нам обычным человеком… — она недоговорила и смутилась.

— Я таковым и являюсь, меня зовут Фрай Уэнсли — я дарквудский священник, недавно прибывший в эти края. А эта премилая сова помогает мне тут освоиться. Я в некотором роде экзорцист, вернее пока учусь им быть.

Девушка-брауни и вовсе удивилась, так же, как и ее дружок.

— О, мы о вас наслышаны, — шепнула она Фраю. Тот не удержался от улыбки.

— Последователь отца Вейта, — констатировал Крип, меняясь на глазах. — Почему же вы раньше не сказали?

— Потому что вы меня не спрашивали.

— Вам грозит опасность, — молвила Нинни, с опаской посмотрев на сову. — Кровавый алтарь дает о себе знать и тот, кто там, может войти в этот мир, вот мы и бежали.

— Кровавый алтарь, — заинтересовался Фрай. — Расскажите мне про него.

— Нет, мы боимся, — так же таинственно молвила брауни.

— Но мне это поможет. Если мне предстоит столкнуться со страшным злом, я хочу знать его природу.

— Его природа очень ужасна, она родом из недр земли. Она спала многие столетия, копя силы. Ее охраняли призрачные монстры. А теперь, наследники хотят возродить его…

Нинни закрыла рот руками:

— Больше я вам не скажу ничего, очень страшно…

Крип тоже выглядел немного нервным, но он, переборов свое предубеждение, ответил:

— Скоро сюда приедет белый колдун, просите помощи у него.

Они торопливо покинули Фрая, народец засуетился. Поляна зашуршала, брауни готовились уходить. Вот только сову не спешили освобождать, когда звуки чудных созданий исчезли, преподобный Уэнсли поднялся на ноги и сам вызволил Фрейлин из пут, впрочем, она выглядела очень нервной. Обернувшись человеком, она негодующе воскликнула:

— Я никому не служу, кроме тебя! Эти маленькие подлецы меня оболгали! — она нервно повернулась и затопала прочь, за ней последовал и преподобный.

ГЛАВА 8. Ритуал изгнания нечисти и его последствия

— Но мне приятно было бы узнать все из первых уст, от тебя, — молвил Фрай, когда они возвращались на утерянную ими лесную тропку. Он постарался вернуть своему внешнему облику приличный вид, вот только сюртук немного разорвался сбоку, когда его волокли эти шустрые умельцы.

Его знакомая молча шагала, не вступая в разговор, что-то печалило ее, но она не хотела об этом рассказывать. Зеленные глаза предательски заблестели от наворачивающихся слез, но тайну своей души Фрейлин не откроет ему сейчас:

— Ты обо всем узнаешь в свое время, — отстранено произнесла девица, не подымая головы, чтобы он не прочел все по ее глазам.

Уэнсли не был рад такому разговору, молодой человек доверял новой знакомой, выкладывая ей свою жизнь, как на ладони, она же предпочитала умалчивать. А если между друзьями нет взаимопонимания и доверия, такова дружба обречена. Он тяжело вздохнул и поплелся вслед за ней.

Фрай нашел свой вещи там, где оставил их. После утомительного блуждание лесом, молодой джентльмен предложил немного перекусить, чтобы приготовленные яства не пропадали зря. Фрейлин постепенно остыла после недавнего происшествия, уступила на уговоры своего знакомого и они принялись трапезничать, избрав раскидистый дуб на лугу, который отыскали на берегу небольшой местной речушки:

— Ее воды наполняют замковый ров, хотя сейчас он больше напоминает небольшое искусственное озеро, но раньше… — неожиданно молвила Фрейлин, когда никто даже не вспоминал о встрече с брауни. Фрай молча жевал, не решаясь тут же вступить в разговор, он отчетливо вспоминал тот страшный сон, в котором путешествовал чащами Дарквудских лесов, и это было не самое приятное из воспоминаний. Каковы же были воспоминания его новой знакомой, потому что молодой человек до сих пребывал в сомнениях — он видел миледи, ее лицо казалось ему знакомым. Силился уловить сходство с Фрейлин и доказать свою правоту, но она тоже молчала.

Миссис Бонна постаралась на славу, наложив столько холодных мясных закусок, разнообразной выпечки и даже открытую бутылку легкой наливки, что гуляющая парочка совершенно не собиралась возвращаться к обеду. Фрай поудобней умостился у дубового ствола и открыл свой блокнот, сверяя записи. В него он внес встречу с брауни и упоминание о Кровавом алтаре, кажется, где-то подобное однажды слышал. Девица сидела с другой стороны дерева, отдыхая. Они предпочли не мешать друг другу, у каждого было о чем подумать. Больше всего преподобного Уэнсли заинтересовал белый колдун, что скоро прибудет в эти края. Интересно бы о нем узнать, хотя слухи в округе всегда славились скоростью, о чем-то странном верные прихожане тут же сообщат. И все-таки, встретить человека, обладающего даром, увидеть происки магии. Теперь преподобный отец напоминал мальчишку, который томился в ожидании прибытия фокусника, он знал, что тот достанет кролика из шляпы или голубя из рукава, но хотел побыстрее очутиться там и самому вкусить минуту волшебства.

— Мисс Фрейлин, — обратился он к своей знакомой.

— Что, мистер Уэнсли? — так же нарочито вежливо ответила ему девица.

— А вы знаете что-то про белого колдуна?

Девушка вышла из своего удобного местечка и посмотрела на Уэнсли:

— Смею вас уверить, вы тоже кое-что о нем знаете.

Ее знакомец удивленно уставился на барышню, которая расплылась в довольной улыбке.

— Я вас не понимаю, — немного обиженно ответил он. — Между нами было бы больше доверия, если б не было стольких недомолвок.

— Но вы знаете его, я вас уверяю. Если бы я не была так уверенна в сказанном, я бы не говорила недомолвками.

— Кто он? — Фрай закрыл свой блокнот и выжидающе посмотрел на свою знакомую Фрейлин предпочла не отвечать на простенький вопрос, снова вернулась на прежнее место. Пастор начинал понемногу злиться, почему в очередной раз его предательски игнорируют. Неужели нужно, чтобы все свалилось на него обухом. Вот приедет — тогда узнаешь, вот придет время — тогда узнаешь. Как после этого безоговорочно доверять словам человека, хотя, теперь Фрай убедился, что его знакомая тоже не человек, она перекидыш. Больше они разговаривать не стали, молча последовали домой. Выйдя на утоптанную дорогу, подходящую к городу, молодой человек перекинул корзину так, чтобы не были заметны следы его маленького сегодняшнего приключения, а еще натянул рукавицу, чтобы сова могла путешествовать у него на руке.

Как всегда, местность была немноголюдна, даже безлюдна, что свидетельствовало о том, что путешественников в этих краях почти не было. Но впереди преподобный отец заметил небольшую тележку, крытую сверху. Видимо, редкие горожане возвращались из соседнего городка. Но тележка остановилась, не ехала дальше, может колесо отвалилось.

Фрай решил помочь людям, чем сумеет и ускорил шаг. Но подбираясь ближе, почувствовал внутри себя тревогу. Где же хозяева тележки, да и сама лошадь где? Бедное животное он заметил неподалеку, привязанное к дереву и очень встревоженное. Оно нервно било копытами не подпуская к себе никого. Пастор встревожился, освободил руки, его сова решила усесться на ближайший сук и предупредить о надвигающейся опасности, героического недавнего исчезновения в чаще, хватило с головой, чтобы не повторять ошибку дважды. Только тогда опасность представляли мелкие брауни, теперь же внутри все похолодело, приспешники страшного монстра неподалеку.

Преподобный отец с опаской оглядел повозку, чтобы удостоверится, что враг не притаился внутри, но здесь было пусто. Кто-то поспешно покинул средство передвижения, но распряг лошадь и привязал ее к дереву. Все показалось преподобному отцу Уэнсли странным и нелогичным. Значится, поначалу опасности не было, но глупо бросать животное на подступах к Дарквудсу. Молодой человек еще раз изучил повозку, потом попытался подойти к лошади, но та упорно не желала приближения Фрая, недовольно фыркала, что-то ее очень испугало. Но сейчас ведь день, солнце постепенно клонится к закату, но ныне миновало три часа, рановато для козней нечистого. Если бы местность не была столь пустынна, преподобный отец чувствовал бы себя гораздо уверенней.

А вдруг это происки брауни? — мелькнула шальная мысль, но зачем им тащить еще кого-то в чащу и распрягать лошадь? Нет, это определенно что-то побольше. Вдруг сова подала голос, она не просто угукала, он чуть ли не кричала. Фрай нервно огляделся, держась на расстоянии от метавшегося животного, которое нервно било копытом, беда близко, вот только с какой стороны ее ожидать?

Не было слышно завывания волков или чьи-то подозрительных рычаний, но стало подозрительно тихо — птицы не пели, ветер не шелестел, умолкла даже знакомая сова.

Фрай дышал, отчетливо ощущая свое дыхание, как будто его заключили в колбу и пространство сужалось, только судорожное ржание лошади напоминало об опасности, бедное животное оказалось в такой же западне. Молодой человек достал револьвер и святую воду, начал вслух произносить молитвы, которые помнил и которые тогда так разозлили нечистого. Он нервно оглядывался по сторонам, ожидал любого подвоха. Вдруг где-то мелькнула тень, у ближайшего дерева. Нет, это были определенно не брауни, нечто было ростом с человека. И нечто решило показаться. Это был человек, видимо владелец повозки, но взгляд у него был звериный и он рычал, подобно собаке:

— Изойди нечистый из раба Божьего, верую во Всевышнего… — но рыкающее человекообразное животное не давало закончить фразу, и подступилось ближе. Нервно заржала лошадь, чуть ли не обрывая веревку, но Фрай не пытался отскочить от нее, иначе его спина будет неприкрыта, а ведь неизвестно был ли этот тип один или еще с кем-то. И жаль, что он не знал имени этого человека, не мог произвести ритуал изгнания правильно.

Самым правильным решением было бежать, но ведь эти твари обладают непомерной выносливостью в забегах на дистанции, Уэнсли решил, что его спасет святая вода, он вылил ее на одержимого человека и то существо заревело нечеловеческим воплем.

— Изойди! — кричал Фрай, но нечисть противилась ему, святая вода обожгла, из глаз пошел пар, оно просто взбесилось. Молодой человек бросился прочь, нечисть подскочила на то место, где металась лошадь, животное отбросило своего хозяина на несколько футов в сторону, продолжая неистово метаться. Фрай решил, что лучше обороняться у фургона, раз уж оттуда не выползает еще одно одержимое существо.

Тем временем, чудовище тяжело дышало, постепенно к нему возвращалось зрение, оно метнуло свой воспаленный взгляд по сторонам, разыскивая жертву. Фрай не решился убегать, он занял осадочную позицию в фургоне, но его человеческий запах, на который полагались эти существа, выдал месторасположение. Зверь снова взвыл, поднялся на две ноги и начал наступление, он метнулся в фургон, прорвав толстое полотно из парусины, которым тот был обтянут с трех сторон, но Фрай быстро отскочил в другую сторону и вылез со стороны козел, спрыгнул с фургона и начал его расшатывать, чтобы перевернуть вместе с одержимым человеком. То существо видимо запуталось в содержимом телеги, издало протяжный рев, и покатилось, когда телега перевернулась на бок. Это немного задержало монстра, а Фрай уверенно начал произносить слова изгнания, посыпая вокруг телеги слой соли, чтобы нечистый не выбрался за пределы круга. Он спешил, опасаясь, как бы нечисть не выбралась из своей ловушки ранее положенного срока. Теперь в голосе и движениях преподобного Уэнсли не было того страха, как в первый раз — занятия с Фрейлин благодатно шли ему на пользу, постепенно он потерял толику неуверенности, что придало его голосу мужественности. Наконец, круг был завершен и нечисть уже не могла покинуть его пределов, основной сложностью оставалось узнать имя одержимого, без этой маленькой детали экзорцист не мог проделать правильно свой ритуал. Нужно назвать имя, чтобы душа и ее ангел-хранитель проснулись внутри человека, чтобы третий темный, оказался лишним и покинул обитель.

— Назови имя! — приказным тоном, окликнул преподобный Уэнсли.

— А ты заставь меня, — угрожающе прошипело ему существо, нечисть умела говорить, но предпочитала нападать и убивать.

— Я же все равно тебя изгоню, назови имя этого бедолаги, — ни капельки сомнений, как учила его Фрейлин, с ними нельзя сомневаться, нужно говорить повелительно до последнего, тогда они подчиняться. Она не понаслышке знала, как общаться с одержимыми, еще одна загадочная черточка в характере этой девушки. Но не было времени на пространные размышления, ему нужно было как можно быстрее изгнать нечистого, иначе, душа может и не вернуться в тело.

Тварь шипела, плевалась пенистой слюной, ходила на четвереньках, словно примат, металась в очерченном круге, не имея возможности выйти. Экзорцист некоторое время ожидал, но решил поторопить нечисть, вскрыв еще одну бутылочку со священной водой, брызнул в одержимого, когда тот был неподалеку. Тварь разошлась смертельным воем, да так, что уже харкалась кровью. Вода причиняла ожоги, которые проступали красными пятнами, как только нечистый покинет тело, ожоги уйдут, но пока он в человеке — вода будет жечь, подобно кислоте. Нечисть рычала, пыталась стереть следы воды, ворочаясь в земле. Но одежда одержимого промокла и невыносимо жгла. Тогда нечисть начала срывать одежды, рычать, кашлять.

— Назови имя, нечистый! Или будет больнее! — Фрай выставил вперед руку с крестным знаменем и молитвенник, и начал произносить особо сильные молитвы, которые зубрил вечерами, но его ритуалу не хватало человеческого имени, поэтому нечистый не отступал. Он бился о невидимую стену из соли, ревел от произносимых речей, но сопротивлялся. Тварь тяжело дышала, обессилив, она не вкусила крови, значит, была голодна. А жертва попалась клыкастая, сразу обезоружила.

— Тебе нас не победить, — зашипело разгневанное чудище. — Нас много и наш хозяин просыпается.

— Нас больше и на нашей стороне праведное знамя! — уверенно констатировал факты Фрай, уверенный, что если сюда приедет еще с десяток истинных христиан, они дадут отпор той нечисти, что засела в подвалах замка. Ведь сон гласил, что алтарь где-то там.

Нечистый снова заревел, потому что Фрай начинал читать отрывки из Библии о восхождении Иисуса Христа на Голгофу, о его противостоянии дьяволу. Нечисть обессилила вконец, уже не могла метаться как прежде.

— Имя! — почти зарычал Фрай.

— Майкл Марот, — сипло проронил одержимый, но выпучил глаза и зарычал из последних сил.

— Изойди, нечистый, из глубин души раба божьего Майкла Марота, дай покой страждущему, освободи дух человеческий, ибо на то воля Божья.

Нечисть зарычала, неестественно запрокинув голову, что рот его поднялся к нему. И вылезла оттуда полутемная тень, размером с брауни. Это нематериальное существо начало метаться, как в клетке. Ему нужно было новое тело, и тогда экзорцист сможет убить его окончательно. Но видимо солнечные лучи являлись опасными для духа, он начал сам развеиваться, будто высыхая. Но не мог кричать как животное, ибо был бесплотной субстанцией. Фрай наблюдал, как теряются очертания тени, потому что солнце убивает мрак. Будто лопнул мыльный шарик, так же испарился нечистый. А человек остался лежать, с широко открытым ртом. Фрай изучил обстановку, опасаясь входить в круг, но к нему подлетела сова, которую он не мог слышать, и обернулась человеком.

— Все в порядке, я больше не чувствую его присутствия, — заключила девушка, бросая на Фрая растерянный взгляд.

— Почему я не мог слышать звуки природы, когда напало чудовище?

— Они применяют воздействие на природу, изолируя жертву. Ему нужна помощь, пусть нечистый и покинул тело, но это человек получил опасные увечья, когда его копытами стукнула собственная лошадь.

— Значит, нужно поехать в Дарквудс, — ответил Фрай и начал переворачивать фургон обратно. Тяжеленная махина с трудом поддавалась, перекидывать ее было проще. Когда передвижное устройство стало на четыре колеса, оставалось ведь запрячь лошадь. Та еще металась, но Фрай обошел со стороны, схватил за вожжи бойкое животное и потянул к фургону. Он старался не медлить, так как человек действительно был в опасности, он не приходил в себя, так и лежал, распластавшись. Фрейлин щупала его пульс и сообщала Фраю, жив ли он еще. Теперь нужно было уложить тело на повозку. Тут уж девица помогла своему другу, и парочка тронулась в путешествие. Фрай выглядел очень растрепанным, без шляпы и сюртука. Но сейчас надобно было поспешить к аптекарю, который исполнял в некотором смысле роль местного врача.

Когда Фрай заехал в Дарквудс, все, кто видел его, спешили за фургоном, чтобы узнать о случившемся. Возле лавки аптекаря преподобный пастор остановился и побежал за помощью. Вокруг уже начинала собираться толпа зевак. Но мистер Греддон был человеком понимающим, он ловко приказал праздношатающимся господам помочь ему перетащить Майкла Мартона в его аптеку. К сожалению, вывод его был не утешителен: больной получил сильные увечья, лошадь слишком порывисто оттолкнула и теперь человек умирает.

— Как это с ним произошло? — поинтересовался лекарь у преподобного отца.

— Он был одержим, — честно ответил Фрай, — он бросился на меня, но угодил под копыта собственной лошади.

— Хотите сказать, нападение нечистого произошло в дневное время?

— Да.

— Вы изгнали его?

— Да, я изгнал нечистого, но человек оказался без сознания и тогда я поспешил к вам.

— Может он хотел вселиться в вас, вы же были поблизости?

— Нет, он вселился раньше, вы думаете, это случилось от того, что я решил прогуляться в дневное время проселочной дорогой?

— Но ведь давно у нас не было одержимых, до вашего приезда… — аптекарь смолк, но Уэнсли негодовал, как можно обвинять его в случившемся, будто это он принес в Дарквудс несчастья. Не иди он той дорогой, нечистый вселился бы в Майкла Марота, а тот бы напал на невинных жертв. Ведь этот человек был фермером, у него наверняка есть семья. И Фрай не виновен, что одержимым он угодил под копыта лошади, это ведь случайность. Но в глазах этого человека он прочел приговор. Преподобный отец вышел на улицу, где все еще стояла толпа зевак, в лицах этих людей он видел страх. Но ведь не он виноват в этом.

Разве пропажа Свилфордского всадника произошла по его вине? По всем правилам, он должен был причастить умирающего, но человек умирал тихо, без сознания.

Уэнсли ушел в церковь, ему нужно было переосмыслить сегодняшнее происшествие: он провел удачный ритуал экзорцизма, спас человека от нечистого, вернее его душу, но само тело скоро упокоится, а бессмертный дух отправится в чистилище. И это его первая победа в тяжкой борьбе, но ее восприняли превратно. По пути к нему хотел подойти мистер Стоксон, но Фрай холодно ответил ему, что пока не может говорить о случившемся, он хочет побыть один, он хочет помолиться. Мировой судья отстал, Грэг Хэнкинс тоже не решился подходить, видя, как перекошено лицо преподобного отца.

Уэнсли остался один, где только причетник иногда суетился, наводя порядки.

Молодой пастор закрылся в исповедальне, чтобы никто его не беспокоил, он тяжко положил голову на досчатую стену — неужели он оплошал? Наверное, пастор думал более о своей безопасности, когда подставлял человека, специально находясь подле разъяренной лошади. И снова душу начинали одолевать сомнения, ведь сегодня он поступил правильно, почему на него посмотрели, как на преступника? Быть экзоцистом очень опасно, можно стать жертвой, а не спасителем. Что пошло не так, почему его не отпускает чувство вины, будто сам вогнал кол в сердце бедного Майкла Марота? Молодой человек вспомнил слова нечистого — их много, значит, теперь случаи вселения участятся, и все равно, в какое время суток это будет происходить. Фрая с головой окинули сомнения, от которых сам пастор не мог отделаться и оправдаться. Вдруг кто-то подсел в кабинку, будто хотел исповедаться, преподобный не мог отказать страждущему. Когда он открыл засов, заметил женскую фигурку:

— Я хочу исповедаться, — заговорил очень знакомый ему голосок, он принадлежал Фрейлин, неужели девушка перекинулась человеком, а как же предосторожность, но Фрай не имел права отчитывать свою знакомую.

— Я слушаю вас, мисс.

— У меня накопилось много грехов, отче, — ответила девица, он не мог видеть ее глаз, но не сомневался, какие чувства одолевают девушку. Она продолжала. — Самый первый мой грех заключался в том, что я предала мужа и бежала с любовником в его родовое имение. Я не помню, что толкнуло меня на такое роковое решение — я выходила замуж не по любви, и мой супруг не был мне близок духовно. Но я повстречала человека, которого казалось полюбила, это был виконт Беррингтон. Мы танцевали с ним на нескольких балах, разговорились и поняли, как много общего у нас. Потом он предложил бежать и устроить судебный развод, так я смогу сочетаться с ним законным браком. Но мой супруг был человеком решительным, он пошел войной на виконта. Это бессмысленное кровопролитие шло с месяц, пока граф не отважился на поистине чудовищный поступок — вызвать чудовище из недр, что возьмет замок приступом. И все ради того, чтобы забрать меня обратно. И пусть я не вызывала этого монстра сама, я являюсь первопричиной всех несчастий Дарквудса. Отец Вейт был одинок, не сразу его борьбу восприняли за благо, многие не верили ему, обвиняли. Поэтому, тогда никто не пришел на помощь, когда чудовище расправилось с бедолагой. Я не видела того, но помню, какой учинился переполох из-за этого убийства. И вы, преподобный Уэнсли, будете первопричиной их несчастий, потому что они не видят ваши подвиги. А это и нужно нечисти — выбить из людей веру в вас, заставить сомневаться, тогда вы проиграете, потому что будете одиноки.

— Я подозревал, что ты была той леди, хотел поговорить, но ты молчала.

Фрейлин помолчала несколько минут, потом заговорила:

— Это была я, а знаешь, что случилось со мной потом — меня превратили в сову — разведчицу, чтобы я сообщала им, где лучше выбирать жертв для ритуалов. И я служила этим мерзостям многие годы, пока белый колдун не освободил меня, тогда я начала жить на чердаке церкви, вместе со своей бонной, она пожертвовала своей жизнью, во имя госпожи и ее тоже перевоплотили — пить кровь грызунов и прислуживать мне дальше. Это было отвратительно, но мы были зависимы.

— Кто этот белый колдун?

— Ты его знаешь, Фрай. Но я не могу назвать имени. Придет час, ты сам все поймешь.

Он поможет тебе, вы с ним связаны уже давно, я подозреваю, что не зря ты стал таким.

Отпускаете ли вы грехи мои, отче?

— Твои грехи непомерны, я отпускаю лишь те грехи, что ты совершила по не знанию.

Но не твое самоубийство, такое простить может только Бог.

— Я знаю, — тихо молвила Фрейлин и покинула исповедальню.

Поистине, это принесло облегчение не только ей, Фрай вдруг осознал, что всегда будет первопричиной бед, но он продолжит свою борьбу с нечистью, пусть, хоть плюют ему в спину.

ГЛАВА 9. Званый ужин у Батлеров

Наступил назначенный вечер среды, когда пастор должен был отправиться на званый ужин к Батлерам. Послушавшись совета своей знакомой, молодой Уэнсли решил не настраивать себя против противного ему человека. Потому что, этот человек искал его расположение, а значится, он ему был нужен. В половине шестого к крыльцу пастората подъехал экипаж, запряженный двойкой лошадей. В прошлый раз он возвращался в более скромной карете, интересно, сколько же этот человек имеет выездных карет? Фрай забрался внутрь и утонул в мягком сиденье, такое мог позволить себе ну очень обеспеченный человек, теперь загадочный знакомый мистера Стоксона становился еще таинственней. Уэнсли приготовился к путешествию, карета быстро промчалась улицами Булок-стрит, свернула в незапоминающийся переулок, потом проехалась еще одной улицей, пока совсем не выехала за пределы города. Фрай подозревал, что съемный дом Батлеров стоит на окраине, но чтоб в такой глуши. Наконец, они подъехали к трехэтажному особняку, который отчасти прилегал к родовым землям виконта Беррингтона. Здание находилось в отличном состоянии, будто было выстроено совсем недавно. И хотя пастор еще слабо знал историю города, такую мелочь он точно бы не опустил. Хиллидж-форд имел подъездную аллею, где с двух сторон росли молодые ясени, за имением расположился фруктовый сад и оранжерея. Поистине, это место поражало своим величием, именно поэтому род Батлеров и не общался с городскими семьями, они были из разных кругов общества.

У крыльца его встречал дворецкий в ливреях, который лично поторопился открыть дверцу прибывшему гостю, будто это был не бедный приходской священник, а какой — нибудь титулованный господин. Фрая проводили в большой холл, где лакей взял его шляпу и трость. Уэнсли чувствовал себя на приеме какого-то родового графа, а не в доме удачливого торговца. Собственно, сам владелец дома уже заявился встречать гостя. Одет он был в дорогой костюм по последней столичной моде, его супруга блистала в красных шелках, в тюрбане с павлиньим пером и драгоценном колье. Они вежливо поклонились гостю и проводили к накрытому столу. Уэнсли шел и не верил своим глазам: все поражало роскошью и богатством. Двое молодых джентльменов вежливо поклонились священнику.

Будто это семейство ожидало приезд священника, как божьей милости.

— Чувствуйте себя непринужденно, мистер Уэнсли, не обращайте внимания на нашу роскошь, мы не кичимся богатством перед своими друзьями.

Они возвели его в ряд друзей, чем собственно молодой пастор удостоился такой великой чести, непохоже было, что у них складывались хорошие отношения ранее.

— Я очень польщен таким радушным приемом, — отозвался несколько смущенный Фрай и хотел добавить — «Каким чудом добился подобной милости?».

— Ах, мистер Фрай, — отозвалась миссис Батлер. — Мы давно хотели вас пригласить, но вы на редкость занятый человек, так что, это для нас большая удача — видеть вас в своем доме.

— Ну что ж, раз уж наше маленькое общество все в сборе, приступим к трапезе, — констатировал мистер Батлер и позвонил в колокольчик.

Несколько слуг внесли подносы, поставили на стол, а хозяйка принялась разливать белый суп, вернувшиеся слуги расставляли другие вкусности. Уэнсли показалось, что для малого количества гостей, вернее для одного гостя, хозяева устроили настоящее пиршество. Странно, что они не пригласили семейство Стоксонов? Наличие молодой дамы показалось бы для Фрая уместным объяснением подобного праздника. Преподобный Уэнсли взглянул на убранство стола, на вычищенное столовое серебро и тончайшей работы, расписной фарфор. В залитой светом множества ламп столовой, отблески хрусталя создавали поистине волшебное представление. Фрай очутился в ином мире, наполненном духом аристократии и цивилизации. Он боялся сплоховать, показать себя необразованным чурбаном, поэтому не мог, подобно хозяевам, быть расслабленным, чувствовал себя точно «не в своей тарелке».

Мистер Батлер увидел, как стесняется его приглашенный гость и рассмеялся:

— Ба, мистер Уэнсли, мы же не будем устраивать здесь открытый день этикета, просто поужинаем в тесном кругу.

За господином стояли два вышколенных лакея, готовые подлить вина или положить добавки, за хозяйкой тоже. За всеми присутствующими позади стояло по двое слуг, разве мог Фрай чувствовать непринужденность, к подобному нужно еще привыкнуть.

— Я не привычен к такому, — честно признался пастор, чтобы не обидеть хозяев.

— Мы понимаем, вы долгое время вращались в ином кругу, — добросердечно уверила его миссис Батлер. — Но мы тут тоже не вписываемся в местное общество, в столице это все считается в порядке вещей, вот мы и привнесли в сельскую жизнь немного столичного лоска.

— Я наслышан, что в Лондоне круг общения всегда обширен, — изъяснился Фрай. — Удивительно, что сегодня я единственный ваш приглашенный гость, я думал, вы очень дружны с семейством Стоксонов.

— Гарри — не плохой собеседник, — уточнил мистер Батлер. — А его милая дочурка тайно лелеет матримониальные надежды, — он искоса взглянул на Джорджа, который только ухмыльнулся от такого предложения. — Но мы не поддерживаем столь тесного общения.

— А вот с вами мы хотим сойтись поближе, — завершила отповедь благоверного его супруга.

Уэнсли с удивлением взглянул на эту парочку, так и крутилось на языке, опустив правила этикета, задать вопрос — «С какой такой милости?».

— Тогда вам действительно тоскливо живется в провинции.

— Это прекрасное место, тихая местность, — заметила миссис Батлер. — И мы твердо решили осесть здесь надолго, наши сыновья порой выезжают на зимние сезоны в столицу, но так же не горят желанием оставаться дольше положенного.

Двое молодых людей одобрительно кивнули. Фрай поражался такому затворничеству, особенно для молодежи: застрять в глухой провинции, имея средства колесить странной и заграницей.

— Мы домоседы, — добавил Джордж, расплываясь в улыбке. Он был симпатичным юношей, похожим на отца. Они располагали к себе людей не только богатством, но и манерами. Хотя мистер Батлер вел себя поразительно развязно в обществе, но это и привлекало многих в нем. Пожалуй, Фрай немного сменил свою неприязнь, если бы они не хотели сойтись с ним на «короткой ноге», не стали бы так навязываться.

— Мы посетили Стоксонов, когда узнали, что к ним на ужин приглашен новый священник, то есть, вы. Хотели так познакомиться, — уточнил мистер Батлер. — Потом хотели пригласить вас уже на личную аудиенцию, но скажу по правде, мне пришлось изрядно за вами побегать. Если ваша неделя так плотно расписана, боюсь, мне уже сейчас придется уточнять заранее даты, когда вы снова к нам приедете.

Фрай рассмеялся, и не только от слов мистера Батлера, а еще от его рассеянного вида.

— Я меньше занят, чем вам кажется, — переходя на дружественный тон, сообщил преподобный Уэнсли, приятно осознавая важность своей особы. — Просто вам не повезло застать меня в пасторате.

— Но в этот раз я перестрахуюсь, — рассмеявшись от души, ответил Батлер, — знаете, погоня за вами по городу с узкими улочками, то еще развлечение.

— Отец, мы можем быстрее его настигнуть верхом, — вставил свое слово Эндрю, который практически молчал за столом.

— А можно прислать карточку с предварительным приглашением, — заметила миссис Батлер. — Как мы делали это в столице.

— Милая, он практически не уловим, твои карточки так и будут пылиться в его гостиной.

Тут уж рассмеялись все, Уэнсли от осознания того, как все Батлеры, сломя голову, ловят его в малюсеньком городке. Пожалуй, такое попадает на первые страницы новостей в местной газете.

— Не переживайте, я прочту о моих поисках на первой полосе Даркувдс-таймс.

Мистер Батлер чуть не слез со стула от смеха, его сыновья готовы были последовать за ним, только хозяйка дома смеялась в меру своей утонченной воспитанности, прикрывая веером рот.

— Нет, это определено редкая удача, которая свела наше знакомство, — оттирая слезы, произнес Батлер. — Даже в столице я не слышал таких острот. Но мы не только поэтому пригласили вас с нами отужинать, — тут он заговорщицки сощурился. — У меня к вам имеется очень серьезный разговор, который не требует посторонних ушей, поэтому Стоксоны сегодня и не были приглашены, хотя я об этом подумывал, но тогда вся прелесть беседы была бы смазана воркованием Ханы и жалобами мирового судьи.

А вот это уже интересно, хотя Фрай в начале вечера думал, что приглашен скрасить скуку, но есть еще и оборотная сторона медали. Так вот, она теперь повернулась к свету.

— Ну, тогда говорите, — прямо ответил преподобный Уэнсли, приготовившись слушать.

Хотя затылком он ощущал, что позади его неизменно находится прислуга.

— О, нет, нет, нет, это не самое лучшее помещение для разговоров, — он огляделся вокруг. — В моем кабинете пойдет?

— Ну, это же вы хотите со мной поговорить, хотя мне все равно, раз уж разговор действительно приватный.

— Отец, можно мы тоже будем присутствовать? — поинтересовался Джордж, перекидываясь понятливыми взглядами с Эндрю.

— Вы так и норовите всунуть пытливые носы в это дело.

— Мы уже достаточно взрослые, чтобы иметь право принимать полноправное участие, не думаю, что преподобный Уэнсли намного старше нас. Мне уже восемнадцать, — уточнил Эндрю.

— Я и того старше, мне двадцать два, — вторил ему Джордж.

— А вам сколько, мистер Уэнсли? — поинтересовался Эндрю.

— Двадцать пять, — ответил Фрай, немного удивившись такому повороту разговора.

— Ох, и молодежь сейчас пошла, — уточнил мистер Батлер, обращаясь к своему собеседнику. — Как вы думаете, преподобный Уэнсли, стоит ли их посвящать в это дело?

Фрай не знал, что ему ответить, на него сразу посмотрели две пары преданных глаз и иронично изогнутая бровь самого хозяина. Он не малейшего понятия не имеет, о чем с ним хотят поговорить, а уже должен быть судьей:

— Я не думаю, что являюсь тем человеком, который расставляет последние точки. Я не посвящен в это дело и не знаю, какова степень его секретности, и можно ли вашим сыновьям быть тому свидетелями.

— И все же? — хмыкнул недовольно Батлер, осознавая, как элегантно его гость выкрутился.

— Я не намного старше их, если дело касается возраста. Все дело в вашем доверии.

— Однако красиво сказано! — удивился Батлер. — Я скинул всю тяжесть решения на вас, но вы не только изящно выкрутились, вы перекинули бремя снова на меня, поставив в тупиковое положение. Теперь, если я скажу сыновьям нет, они подумают, что я им не доверяю. Вам не говорили, что вы чертовски умны и изворотливы, в хорошем смысле слова.

Фрай отрицательно покачал головой.

— И все же, мистер Уэнсли, мне не терпится узнать именно ваше мнение, доверились бы вы молодежи?

— Я сам являюсь молодежью, в вашем понимании. Если вы доверяете мне, значит, вполне можете довериться и вашим сыновьям.

Джордж и Эндрю просияли, кажется, им дал согласие сам преподобный Уэнсли.

— Ну-с, вы слышали, что вам вполне доверяют, — сказанул мистер Батлер. — Поэтому бежите в мой кабинет.

Его сыновья рассыпались в благодарностях пастору, будто им даровал милость сам Папа Римский. Они быстро удалились, а гость и хозяин дома пошли мерным и медленным шагом. Миссис Батлер пришлось остаться наедине, впрочем, она не жаловалась на свое одиночество.

— Я рад, что пригласил вас сегодня, вы умный человек, а именно это и ценю в людях.

Вы независимый человек, в отличие от многих плебеев, которые говорят только лживую лесть.

— Я не могу так отчетливо выделять себя из толпы, мистер Батлер, многие люди имеют такой же характер, как мой. Большинство джентльменов — достойные люди.

— Разве вы себя считаете человеком из толпы? Я бы такого про вас не сказал, вы уникальная личность и творите уникальные дела.

— Мое поприще посредственно для многих людей — что такое быть священником, ведь эти люди тихо живут в провинции и исполняют свой духовный долг.

— Я не говорю о поприще священника, мистер Уэнсли, я говорю о вашем предназначении в этом месте. Много ли вы знаете священников, которые изгоняют бесов?

Я знаю только вас. Не делайте такой удивленный вид, я наслышан о вашем ритуале изгнания нечисти, жаль, что Майкл при смерти, но вы достигли таких высот.

Это напоминание кольнуло Фрая за живую рану, будто над ним только что посмеялись. Он все еще винил себя, что так халатно отнесся к жизни бедолаги, пусть тот был и одержим бесом.

Они вошли в кабинет, где уже расположились двое отпрысков четы Батлеров, ожидая таинственного разговора. Настроение Фрая заметно поубавилось после упоминания о Майкле Мароте, он не был так благодушно настроен, как прежде. Проснулась все та же неприязнь к мистеру Батлеру. Порой его высказывания могли спокойно оскорбить, тогда уж не удивляйтесь, почему некоторые люди старались избегать его общества. Но, Фрай не мог пренебречь просьбой хозяина о приватном разговоре, хотя если он снова коснется судьбы одержимого бедолаги, второго приглашения отужинать в Хиллидж-форде он уже не примет, никогда. Но возможно, этот несносный человек может заявиться к нему в гости, тогда ему придется коротать время с миссис Бонной или в одиночестве. Впрочем, стоит выслушать его, а потом уже принимать решение.

— Итак, мистер Уэнсли, имею к вам очень приватный разговор, — повторился Батлер. — И касается он моего родового поместья Беррингтон-холла.

— Какого родового поместья? — переспросил Фрай.

— Беррингтон-холл — родовое поместье виконта Беррингтона, коим я являюсь после смерти моего драгоценнейшего дядюшки.

— Вы виконт Беррингтон? — удивился преподобный Уэнсли. — Но тогда получается…

— Я сэр Фортрайд Батлер, виконт Беррингтон.

Пастор замер от произнесенной новости, теперь понятно, почему богач предпочитает жить в такой глуши, тут его родовое поместье. Вот только почему он не поселится в свой замок или там невозможно жить?

— И чем я вам могу помочь, милорд?

— Ну, во-первых, сохранить маленькую тайну о титулованном происхождении, а во — вторых — мне нужно изгнать бесов, которые на многие столетия оккупировали эту местность. Великий род, косвенным наследником которого я являюсь, много веков мается от проклятия и несет это бремя. А вы единственный человек, который этих самых бесов изгоняет.

— Но, я обычный приходской священник.

— Вы — экзорцист, так же, как и преподобный отец Вейт, царство ему небесное. Вы уже изгнали нечистого, у вас это получилось. Так помогите мне достичь в этом хоть каких — то результатов.

— Хорошо, если смотреть на эти вещи с вашей точки зрения. Но ведь то, что живет в подвалах вашего замка намного могущественней простого вселения. И я не уверен, что у меня может получиться сойтись в борьбе с таким вот злом.

— Вы что-то об этом знаете?

— Не много, в основном из рукописей преподобного отца Вейта.

— А это уже интересно, мои шпионы много раз проверяли пасторат, но не находили таких вот рукописей.

— Они были надежно спрятаны. Есть еще легенда, о том, как это чудовище сюда попало. Есть, так называемый, Кровавый Алтарь, что находится в тайном подвале, прямо под замком и стражник адских врат однажды туда попал и, видимо, засел на многие века.

Он спит, но скоро проснется. И тени душ, что охраняют его, получат огромную мощь.

— Удивительно, вы столько смогли собрать за две недели, что живете тут, а я безуспешно бьюсь на протяжении долгих лет и мои предки тоже.

— Что толку от моих знаний, если нет оружия, способного изгнать чудовище. Его вызвали специальным ритуалом, и оно превращало обычных людей в монстров, стоило тем отведать его крови. Если оно проснется, нам уже ничего не поможет.

— Ну не скажите, потомки падшего Льюиса Гретсби кое-что разузнали о ритуале призыва монстра. Ведь вызывали его в строго определенном месте, вот только о местонахождении этого жертовника никто не знает, свидетелей, знаете ли, не осталось. И если загнать чудовище в жертовник назад и провести тот же обряд только наоборот, можно его изгнать в ад насовсем.

— Но только сделать это можно будет, когда чудовище проснется.

— Да, это верно. Я буду знать, когда оно проснется. В замке живет управляющий, с полсотни слуг и стражники. Мне донесут.

— Нужно еще избавиться от охранников Брахты, иначе нам до чудовища не подступиться. Загнать обратно адского стражника не так уж далеко, жертовник находится неподалеку от замка, где-то в лесной чаще. Небольшой холм с потайной дверью, — Фрай так спокойно вспоминал подробности сна, но его собеседник изменился в лице, он не верил своим ушам, настолько осведомлен обычный пастор о том, что его предки не могли выяснить несколько столетий.

— Откуда вам все это известно?!

— Скажем так, не все свидетели тогда погибли. А преподобный Вейт описал этот ритуал в своих летописях. Правда без уточнений, но если вам известны подробности, это упрощает дело.

— Мистер Уэнсли, вы не представляете, насколько сейчас обрадовали меня. Это дело казалось мне вообще не решаемым и вдруг вы утверждаете, что знаете многое. И говорите после этого, что вы не умны? Вы приехали всего ничего и достигли такого взлета.

— Мистер Батлер, ой, милорд. Я не считаю, что мои познания уж очень обширны. Я только изучаю летописи Вейта, кстати, он указал приблизительные координаты жертовника. И если ваши люди хорошо разбираются в географии местности, они смогут его отыскать.

— Я хочу увидеть эти рукописи.

— Они зашифрованы, но если вам так хочется, я их покажу. Только отдать не могу, всего лишь покажу.

— Мне и этого будет достаточно.

Оба отпрыска виконта восторженно слушали разговор пастора и их отца. Сэр Фортрайд рассказал о падении рода Беррингтонов и что наследники виконта не могли жить в родовом поместье, потому что там творилась полная чертовщина — пропадали люди, сходила с ума прислуга. И что там живут только самые надежные, которым приходится бороться с происками нечисти. В последние сто лет было тихо, но лишь на первый взгляд, и когда дядюшка унаследовал поместье, они все наблюдали, как он менялся и становился другим человеком. Слушали страшные истории, которые доносились оттуда.

Поэтому, когда состояние перешло с Фортрайду, он не стал жить в поместье, а построил рядом дом и поселился там, так он может вести дела по управлению землей. Ведь состояние Беррингтонов приличное: земли очень урожайные, ценные лесные насаждения и приличное поголовье рогатого скота. Он привел дела в порядок, но само здание и происки нечистого не в состоянии исправить. Поэтому, просит Фрая помочь. Его благодарность будет безгранична.

— Хочу исправить родовые ошибки, мы достаточно расплатились за все.

— Я помогу вам, в меру моих возможностей, но не требуйте от меня невозможного, — пообещал Фрай и на том они расстались.

Правда, молодого человека терзали некоторые сомнения по отношению виконта, стоит ли ему доверять столь ценные рукописи, не является ли он слугою Брахты? И что на это скажет Фрейлин, как отнесется, что ее тайну узнают и другие люди. Стоит с ней поговорить по душам, она ведь открылась Фраю, теперь он снова и безоговорочно ей доверяет.

ГЛАВА 10. Рассказывает о долгожданной встрече

Все те же безупречно начищенные часики отбили полночь, пасторат погрузился в сон, вот только в кабинете Уэнсли все горят еще пару свечей, и топится камин. По комнате разносится приятный аромат чая и выпечки. Столь запоздалое чаепитие и так затянулось, но разговор столь интересный, что собеседники не спешат расставаться:

— Что ты думаешь обо всем этом? — поинтересовался Фрай у Фрейлин, отпив немного ароматного напитка и заедая вкусной выпечкой. — Доверится ли мне виконту?

— Ты должен поступать, как знаешь. Не думаю, что виконт нам враг. Род Беррингтонов действительно долгие столетия ищет способ изгнать стражника врат ада из родового поместья, а тебе понадобится помощь в борьбе с нечистью. И не только с ней, я не говорила тебе, кто меня обратил в сову — это был маг, один из свиты моего мужа. Он пошел за Брахтой. Он уговорил графа провести ритуал призвания демона. И он подпитывается силами источника, что зовется Кровавым алтарем.

— Это облегчает мне душу, сомнения одолевали меня, правильно ли я сделал, что доверился ему?

— Могущественный союзник никогда не помешает. Для ритуала нужно много разных вещей, которые достать нелегко, оттого они очень дорого стоят. А деньги у виконта имеются — это будет вполне взаимовыгодная сделка.

— Значит, мы имеем темного мага, спящего демона, стражников-духов и Кровавый алтарь.

— Когда демон проснется, его армия может умножиться, не забывай, что в пределах Англии и ближайшего континента не мало колдунов, которым нужен мощный силовой виток. Алтарь слишком силен, недаром ему поклонялись еще в дохристианские времена, тут даже хотели построить одну из тех чудес, что называется пирамидой. Кому пришло в голову заложить фундамент подле Кровавого Алтаря, я не знаю, но делали это с определенной целью. Недаром же род виконта пережил многое, но на удивление сохранился — потому что они тоже в своем роде подпитываются от источника…

— Хм, теперь я снова в сомнениях, а вдруг и у виконта есть определенные омерзительные планы.

— У нас нет выбора, потом увидим, кто друг, а кто враг. Хотелось бы, чтобы белый колдун вернулся, он во всем разберется.

— Надеюсь, твой спаситель прибудет в самый нужный момент, и разберется с врагами, — саркастически заметил Фрай, вставая со стола и направляясь в свою комнату. Фрейлин промолчала на этот укол, и тут же превратилась в сову. Она решила немного размяться, ибо давно не летала на длинные дистанции. Ей неприятен был тон, с каким ее друг заговаривал о белом колдуне: он злился от того, что она не могла рассказать о нем открыто, но ведь ей не позволено нарушать данную клятву, особенно своему спасителю.

Тот предупредил маленькую сову пока не вмешиваться в ход событий. Ведун прибудет, он нужен, и это прекрасно осознает, но пока есть немного времени, Фрай и сам может постичь истину.

Раннее утро зашелестело листвой и проливным дождем. Дороги становились непролазной, раскисшей грязью. Одинокая карета везла в город Дарквудс двух приезжих.

Лошадь еле волочила ногами, потому что частенько скользила и проваливалась. И как же приятно было в этот день не покидать обители. Фрай хотел проехаться фермами, но отложил прогулку на более сухую погоду. Он разложил записи преподобного отца Вейта — тайную сокровищницу знаний. Это тогда ему многое казалось непостижимым, теперь он неплохо разбирался. Фрейлин со вчерашней ночи не показывалась, видимо заночевала где — то в лесу, укрывшись от дождя. Зато бодрая Бонна внесла ранний завтрак и газету, правда немного промокшую. Женщина чувствовала, что порадовала пастора новостями и оттого ее огромные глаза наполнились умилением, она, как обычно, облизнулась и произнесла «Красавчик» и оставила того в покое. Нэнси убиралась в соседней комнате, незримая девушка и очень спокойная. Она никогда не попадалась на глаза без надобности.

Преподобный Уэнсли удобно умостился возле разожженного камина, накинув шерстяной плед на ноги, для лучшего согрева и начал неспешно пролистывать свои записи. Но к нему постучались, это была Нэнси:

— Сэр, вас спрашивают две дамы, — она сделала легкий книксен.

— Поинтересуйся, что им надобно? — не отрываясь от записок, молвил Фрай, неужели кому-то плохо. Он боялся получить весть о смерти Майкла Марота, тот уже несколько дней маялся между жизнью и смертью, недавно приходила его супруга, плакала, расспрашивала, как он стал одержимым. Фраю пришлось долго с ней беседовать, чувствуя всю тяжесть вины, а если теперь безутешная вдова пришла с упреками, это самый печальный опыт, который он когда-либо приобрел.

— Сэр, они приезжие, одна дама назвалась вашей родственницей.

Фрай поднялся со своего места, он не верил до конца в свои догадки. В холле его встретила счастливая улыбка Марии и сдержанный книксен ее компаньонки. Сестра приехала к брату, погостить. Это была неожиданная, но очень желанная встреча. Когда он отправился из отчего дома, ведь был совсем иным человеком: немного замкнутым и вечно сомневающимся. И вот прошло всего немного, он не изменился разительно, но начал смотреть на мир немного иными глазами — морально вырос. А его сестренка все так же пребывала под гнетом отца, все так же покорялась, как же она набралась смелости и приехала в Дарквудс.

— Меня Стивен отправил с наилучшими пожеланиями, сам он не может приехать в ближайшее время, уж очень занят покупкой новых земель, там какие-то проблемы. Но меня снарядил в дорогу, я так счастлива увидеться с тобой и, хотя миновало не много времени, дни шли для меня неделями.

— Привет, Мария, — обрадовался Фрай, но тут же услышал негромкий кашель позади девушки. Это была новая компаньонка, женщина на вид суровая без намека на элегантность. Мария претерпевала от нее даже более, чем от скупого отца, ей не позволялось ничего лишнего, у нее отбирались даже малейшие излишки. Зачем столько кружев, молодой девице не годится щеголять в таких нарядах, нужно поскромнее одеваться. А сама дама на них глазок положила, себе присвоить старалась и так во всем.

Бедная девушка терпела, но по ночам плакала. И вот счастье — краткий визит к брату. Вот только погода не задалась, выезжали в сухой день, добрались по бездорожью. И сколько ей пришлось выслушать от спутницы, что вечно эту девицу черти носят, сидела бы себе дома и горя не знала. Но Мария сносила все подобно великомученице, лишь с надеждой встретится с любимым братом.

К ним вышла экономка, улыбнулась и хотела отвесить какой-нибудь вольный комплиментик, но как увидела суровое лицо немолодой дамочки, аж скривилась. В накрахмаленном чепце, по смешному завязанном, будто она не солидная женщина, а маленький ребенок, которому надели чепчик, она смотрелась слегка комично. И вся была в кружевах, что не понравилось компаньонке, небось, подаст дурной пример молодой госпоже. Они встретились суровыми взглядами, миссис Бонна чуть не оскалила зубки, уподобясь своему перевоплощению, но вспомнила, что она сейчас человек и смотреться это будет как-то по странному. Миссис Ридс презрительно отвела взгляд, ох как не хорошо блеснули глазки у миссис Бонны. Но Мария и Фрай были поглощены беседой о семейных делах, сестра сообщила брату, что отец несколько дней назад простудился и слег с простудой, а старший брат теперь полностью взял все дела на себя, вот и не смог приехать, но отослал ее.

— Я очень рада, что совершила это путешествие, в доме так тоскливо. А тете написать мне не положено. Жаль, что мое пребывание тут кратковременно и завтра мы снова двинемся в путь.

— Тогда воспользуемся отведенными для общения часами.

Он провел Марию в свой кабинет, спальню, кухню и гостиную. И от всего Мария пришла в восторг — обзавестись собственным домом для нее казалось высшей милостью.

Потом Фрай вспомнил, что они с дороги верно голодны и попросил накрыть на стол и разместить гостей.

— Ну наконец-то, — буркнула миссис Ридс. — Думала, нас тут до завтра продержат.

Миссис Бонна позвала Нэнси и засуетилась, но свободные комнаты были на втором этаже. Поэтому, женщины отправились срочно наводить порядки наверху, учинив небольшой переполох в размеренной жизни пастората, а кухарка быстро накрывала на стол, она побаивалась домоправительницу из-за ее чудоковатости и без возражений исполняла приказы.

После завтрака, однако, брату с сестрой не дали насладится уединенной беседой, к крыльцу подъехал экипаж. Пришлось Фраю самому открывать, поскольку его прислуга была занята наверху. Приехал мистер Батлер с Джорджем, засвидетельствовать почтение и очередной раз пригласить на ужин:

— А, дружище, — перешел на свойский ему язык, — я так и думал, что в такую погоду вы не отправитесь в свои путешествия, поэтому я решил заехать и пригласить вас сегодня ко мне на ужин в Хиллидж-форд.

Фрай тем временем принял гостя в гостиной, и тут же ненароком показалась Мария, которая безмятежно обследовала дом. Увидев молодую девицу, мистер Батлер замер и вопросительно взглянул на преподобного отца:

— Ой, извините мою оплошность. Рад представить вам мою сестру Марию.

Девушка сделала робкий книксен и смутилась, как спелое яблочко. Оба джентльмена поклонились даме, и Фрай уловил, как заблестели глаза Джорджа.

— Мария, это мои знакомые — мистер Батлер и мистер Джордж Батлер.

— Очень приятно, — робко ответила девушка.

— Это премилое создание — ваша сестра? — заговорщицки протянул Батлер. — Тогда думаю, нам стоит пригласить и вас, мисс.

Мария не нашлась ответом, ведь завтра ей уезжать, успеет ли она собраться в дорогу, ведь вечер может затянуться, она умоляюще взглянула на брата.

— Я думаю, — ответил Фрай. — Ей будет приятно принять ваше приглашение.

— Мы очень рады будем видеть вас у себя, — молвил Джордж, чуть слышно дрожащим голосом, что свидетельствовало о его смущении.

— На том и порешили, — усмехнулся Батлер-отец, хлопнул по свойски Фрая по плечу, и уехал.

Девушка забеспокоилась:

— Но ведь мне завтра очень рано выезжать.

— Ты можешь поехать в обед или отправишься послезавтра, я отпишу отцу. Мария, нельзя постоянно сидеть взаперти, нужно иногда выезжать в свет.

— Хорошо, дорогой брат, — Мария и сама была рада остаться подольше, не зря же служанки хлопотали наверху. А вот ее компаньонка неодобрительно ворчала, что старик Уэнсли так надолго их не отпускал. Но кто ее слушал.

День прошел в суете, пока смогли привести комнаты в порядок, нужно одеваться к ужину. Девушка пребывала в сомнениях, нарядных платьев у нее не было, только домашние.

— Если я оденусь как простушка, меня не выставят на смех?

— Я думаю, они простят тебе такое попустительство, общество у нас не слишком требовательное. Ты же не готовилась специально.

В назначенный час за ними заехала карета, Мария надела простенькое белое платьице, украсила его маминой брошью и припрятанными кружевами, с которыми она опасалась расставаться. Ее взгляд, будто у воробушка, пытался всмотреться в самые дали, и так светились глаза. Но, какое же было удивление, когда они подъехали к Хиллидж — форду. Такого огромного дома она в жизни не видела: ее впечатлила величина аллеи и богатство убранства крыльца, но внутренняя обстановка просто произвела неизгладимое впечатление. Она казалась себе просто дикаркой, ступающей по величию античной утонченности и английской прагматичности.

Ее встречала довольная миссис Батлер от того, что за столом будет сидеть еще одна девушка и коротать с нею вечер в гостиной, если мужчины задержаться. Оба молодых наследника встретили мисс очень искренне, особенно Джордж, которому юное создание понравилось еще во время утреннего визита.

Фрай уже выдержал испытание за столом, спокойно воспринимал наличие слуг, а вот его сестра робела при каждом приближении разодетого лакея или же краснела, когда над ней суетились. Она не привыкла к подобному и заглядывала на брата почти умоляющим взглядом. Впрочем, Батлеры были расположены ко всем, кто носил фамилию Уэнсли, а Мария лишь дополняла приятное мнение и Фрае.

— Вы любите стихи, мисс Уэнсли? — поинтересовалась миссис Батлер.

— Я люблю стихи, хотя отец говорит, что это бессмысленная литература.

— О, тогда у нас этой бессмысленной литературы полна библиотека, — задорно подхватил мистер Батлер. — Джордж принесет вам пару томиков, если вы пожелаете.

— Конечно, мои вкусы не столь изысканы, но мне нравится изучать что-то новенькое.

— У нас есть Байрон, — ответил Джордж. — Он мне особо нравится.

Молодая девушка искренне улыбнулась на ответ молодого человека, мечтательно возвела глаза, предвкушая тонкие, но чувственные стихотворения. Это не могли не заметить те, кто за ней следил. Будто робкий ангелочек приехал в роскошное общество, он казался незначительным, но настолько обаятельным в своей естественной красоте, разве можно отказать такому чуду. Старший сын почувствовал опасную симпатию, что возрастала в его груди, такое удивительное создание, очаровательное в своем смущение.

Он хотел больше разузнать о ее предпочтениях, она показалась ему еще очень чистой книгой, не исписанной тяжкими заботами или узостью мышления, он хочет послушать, как она читает.

Мистер Батлер не зря так быстро пригласил преподобного Уэнсли, он хотел побыстрее увидеть загадочные рукописи, Фрай сразу приготовился к этой встрече, взял папку, кроме своих заметок, он не отдаст те кропотливые труды, что по крупицам воссоздавал в часы отдыха и досуга, пусть и виконт поломает себе голову. Они готовы были уже уединиться для приватной беседы, впрочем, им сегодня не мешали младшие представители славной династии, они увлеклись новой гостьей и удалились в гостиную вслед за женщинами.

— Ну что, пройдемте в мой кабинет.

Фрай последовал за хозяином дома и разложил все бумаги на столе, тот вглядывался в рисунки с такой сосредоточенностью, силясь понять их значение, цифры ему тоже не подчинялись, не хотели раскрывать своих тайн.

— Как ты разобрался в этом? — спросил виконт без стеснения.

— Методом логического сопоставления, — пастор указал на рисунок, что пометил под номером один — вот с этого я и начал, и подложил бумагу с датами, а тут нашел сходство.

— Действительно кропотливый труд: на первый взгляд все это напоминает бред старика, выжившего из ума, а он, оказывается, так шифровал послания. Видать, ваша голова куда светлее.

— Но мне нужна будет ваша полнейшая помощь, — утвердительно произнес Фрай.

Могу ли я надеяться на ваше содействие, если придется произвести ритуал и купить все необходимое для этого? Могу ли я вам доверять?

— Можешь. Ты сомневаешься во мне? Зря. Я хочу отправить ту зверюку в ад, не меньше твоего, она заняла мои земли и я готов сражаться.

— Но наш противник силен непомерно и станет сильнее еще, если проснется.

— К тому времени мы приготовимся основательно, — кивнул Батлер. — Ты не понимаешь, как много значит для меня возвращение имения под контроль. Это привязка нашего рода, ты даже не представляешь какая.

— Вы связаны с Кровавым алтарем?

Виконт замялся на минутку, будто взвешивая свои слова, потом ответил вполне искренне:

— Только из-за него мы и существуем. Я не могу объяснить тебе, но мой дядюшка говорил, что сила, скрытая в поместье, всегда сопутствовала благополучию нашей семьи, какими бы трудными не были времена. Наш род угасал, но не сдавался, а я должен все закончить, иначе будет беда, я это знаю, это предсказание времен…

— Ого, как все далеко зашло, — не таился Фрай. — Тогда будем сражаться, но прежде нужно убить всю свиту демона, а еще черного мага.

— Говоришь, там есть черный маг, вот ведь знал, что без этих колдунов не обошлось.

— Пока он один, я не знаю, кто это, но этот человек или кто он там, не допустит нас к демону и алтарю.

— Это мы еще посмотрим, — с вызовом проговорил Фортрайд.

Когда господа вошли в гостиную, их ждала идеалистическая сцена. Миссис Батлер возлежала на софе, поодаль сидела молоденькая Мария и читала стихи, а двое джентльменов на диване внимательно ее слушали. При этом чтица столь увлеклась смыслом прочитанного, что не замечала никого вокруг, получая маленькую радость в своем ограниченном мирке. Но как же смотрели на нее двое наследников, тут впору бить на сполох, особенно их отцу. Но Батлер-старший был увлечен другими мыслями, хотя похвалил чтицу за приятность проведенного вечера. Мария искренне улыбнулась ему, она сегодня жила полнотой жизни, общалась с новыми лицами, вкушала вкус иной жизни, утонченной и лирической.

— Милый, — заговорила миссис Батлер. — Мне сегодня понравилось небольшое пополнение в нашей компании, думаю, наши гости не откажутся и завтра составить нам компанию.

— Преподобный Уэнсли, вы не сочтете за труд и завтра присутствовать на ужине, так же, как и прелестнейшая мисс Уэнсли?

Брат с сестрой переглянулись, Мария испытывала смущение от того, что ей завтра нужно будет уезжать, но Фрай легонько коснулся руки, будто умоляя остаться с ним еще на один вечер.

— Я напишу отцу, что пока не могу тебя отпустить, — шепнул он ей на ушко.

— Но тогда я выеду послезавтра, — произнесла Мария уже вслух.

— Что? — удивилась миссис Батлер. — Я плохо расслышала, мне показалось, я слышала, что вы хотите послезавтра нас покинуть, какая жалость.

Двое молодых людей начали вторить матери, чтобы мисс Уэнсли осталась подольше погостить. Мария не знала, что ей делать, с одной стороны хотелось остаться еще, потому как новое знакомство привело ее в восторг, но что скажет отец, когда отругает нерадивую дочь. Но Фрай напишет отцу пока отложить обратную поездку Марии, он не видел особой надобности присутствия девушки в отчем доме, пусть старик не скупиться и наймет себе экономку. Было решено между сестрой и братом написать подобное письмо.

— Вот только миссис Ридс, она тоже будет негодовать.

— Так пусть катиться обратно сама, — утвердительно заметил Фрай. — Я найду тебе компаньонку. — Они были уже у крыльца пастората.

Мария была ему благодарна в той манере, которая присуща была молодости и честности. Они снова решили поговорить, сестра засела за чтение только что подаренного ей томика из библиотеки мистера Батлера. Брат взялся за бумаги, иногда удостаивая Марию добрым словом. Пробило уже одиннадцать, но прелесть вечера не отпускала молодых людей. Фрай пошел удостовериться, надежно ли заперты все ставни, а Мария продолжала тихонько читать в уголку. Неожиданно девушка услышала шорох, будто кто-то пытался открыть окно. Она притаилась, надеясь, что это ей почудилось. Но окно действительно открылось, и красивая серебристая сова гордо прошествовала по подоконнику. Она взлетела и приземлилась на пол в гостиной и тут… о Всевышний… обернулась человеком. Она стала дамой, которая брезгливо пыталась скинуть промокший легкий плащ и шляпку. Мария затаила дыхание от увиденного, такое даже ее фантазия не могла изобразить, да и увиденное было настолько живым, что почувствовало присутствие постороннего и обернулось. Некоторое время две девушки смотрели друг на друга: Мария с опаской, Фрейлин с растерянностью. Она не знала, кто эта девица, не видела ее прежде, и вдруг она по-хозяйски сидит в гостиной и читает в такое позднее время, и смотрит на нее такими глазами. О боги, она ее видела.

Вошел Фрай, две пары девичьих глаз уставились на него, он удивленно уставился на них, поняв, что произошло что-то неладное.

— Кто она такая? — указав на Марию, сердито ответила Фрейлин.

— Моя сестра, приехала сегодня…

— Почему ты меня не предупредил, я же раскрыта…

Фрай испуганно взглянул на взволнованную Марию.

— Что ты видела? — честно спросил он ее.

— Она превратилась из птицы в человека, — честно ответила ему сестра.

— Мария, я многое тебе не сказал, но моя жизнь отныне не такая…

— Ты общаешься с фейри? — вполне серьезно задала ему вопрос Мария.

На нее взглянули с таким неподдельным интересом, наивное дитя, поистине:

— Нет, я общаюсь с силами добра и силами зла. Моя знакомая, — указал он на Фрейлин, — одна из сил добра. Но мне надобно сражаться со злом. Милая Мария, я прошу тебя, ничего не рассказывай отцу.

— Хорошо, я сохраню эту тайну, но я впервые видела такое удивительное зрелище — из птицы в человека, это просто магия.

— Это просто магия, — отозвалась ей в унисон Фрейлин, немного успокоившись.

Их беседу прервало появление еще одной особы — миссис Ридс, которая явно негодовала:

— Мисс Мария, отправляйтесь спать, вы должны придерживаться распорядка, завтра мы выезжаем!

— Нет, Мария пока никуда не едет, — отрицательно покачал головой Уэнсли.

— Нет! Мы завтра едем.

— Едете только вы, миссис Ридс. Я вас освобождаю от обязанности быть компаньонкой Марии, обо всем я напишу отцу и выдам вам отступные.

— Черта с два, — перешла на ругань женщина. — Мистер Уэнсли меня нанимал, он меня и уволит, а ты никто.

Фрай опешил от такой наглости, как эта базарная особа, не следящая за своим языком, может быть спутницей его сестры? Это вопиющее недоразумение стоит исправить:

— Я хозяин в этом доме и брат Марии, я имею право уволить вас за ваше неподобающее поведение…

— Ах ты ж… — и вдруг она обмякла, Фрай увидел, как зажглись белесоватым огнем глаза Фрейлин. Женщина безвольно осела наземь.

— Что с ней?

— Немного волшебства — чары забвения, она не будет помнить последние происшествия.

— А она может забыть, что служит моему отцу и является у меня компаньонкой?

Двое молодых людей снова удивленно уставились на Марию, которая набралась смелости, как для ее робкого существа и начала протест.

— В принципе, сможет.

— Тогда прошу вас, отошлите эту женщину восвояси. Я больше не могу выдерживать ее грубость и узкомыслие, — Мария почти умоляла Фрейлин.

— Ну, это я смогу, — она как-то слегка злорадно покосилась на незадачливую компаньонку.

Утром сия особа покинула пасторат, пребывая в невнятном состоянии, ей вручили деньги и сообщили куда ехать. Троица молодых людей стояла на крыльце: Мария испытывала облегчение, Фрай менялся в лице, испытывая некоторые угрызения совести, а Фрейлин откровенно улыбалась.

— Вот только теперь, мой дорогой брат, придется найти мне компаньонку, только прошу, пусть эта особа будет воспитана и умна, которой я смогу доверится. А еще пусть она будет образована, мне так не хватает хорошей собеседницы.

— Я постараюсь, — незадачливо ответил брат.

— А если эта особа, кроме перечисленных выше качеств, окажется еще немного со знанием магии, сможешь ли ты с ней сойтись?

Мария поняла, что Фрейлин намекает о себе:

— Вы хотите быть моей компаньонкой?

— Очень бы хотелось, тогда я бы не пряталась в облике совы, не пробиралась домой тайным лазом.

— А вы покажете мне чудеса? — почти по-детски спросило юное создание.

— Я умею кое-какие фокусы.

— Тогда я согласна, я вас беру.

Обе девушки довольно взялись за руки, они смеялись друг другу, от чего Фрай чувствовал себя неуютно. Впрочем, женское общество уединилось для дальнейшего знакомства, а молодой пастор пошел в свой кабинет писать письмо отцу.

ГЛАВА 11. Посвящена страждущему и сомневающемуся

Ничего нет страшнее заговорщицкого женского совета. Особенно, если дамы юны и предприимчивы. Кажется, Фраю грозило небольшое неудобство, поскольку дамы раззнакомились, понравились друг другу и пожаловались, что им нечего надеть — у Марии очень поношенные платья, у Фрейлин оно вообще одно. Они решили пойти к Фраю для личной аудиенции:

— Милый брат, — заговорила Мария, как главный переговорщик. — У нас сложились стеснительные обстоятельства — у нас нет достойных платьев. Я не могу выехать в свет, раз уж буду приглашена на вечера у Батлеров в одном и том же, а мисс Фрейлин вообще имеет только один наряд. Поэтому, мы просим выделить нам кое-какую сумму для приобретения материй, ленточек и чтобы нанять швею для пошива платьев.

Фрай предчувствовал, что добром этот разговор не окончиться:

— И сколько же вам дать на первое время?

— Думаю пока соверен, но возможно наши траты возрастут. Но ты пойми, какое у нас бедственное положение.

Преподобный отец надеялся на сумму вдвое меньше, но видимо не судьба, пришлось ссудить дамам золотой из его карманных денег. Потом они пошли в местный магазин, благо Фрейлин знала, где находятся подобные заведения и пропали там на полдня.

Экономка улыбнулась и облизнула губы, присовокупив — «Будут красотками»; пришлось объяснить прислуге, во избежание слухов, что теперь старую компаньонку заменит новая женщина, она приехала почтовой каретой рано утром, по требованию Фрая. Кухарка и Нэнси пожали плечами и разошлись, миссис Ридс не вызывала ни у кого симпатий, она ругалась на наемных рабочих за всякую мелочь — то ей не вкусный пирог подали, то не взбили перину как следует. Это была пятница, Фрай ушел исполнять свои обязанности священника, он узнал радостную новость — Майкл Марот пришел в себя и попросил исповедаться, пастор просто воссиял от радости. Это было маленьким предзнаменованием чего-то хорошего. Он шел к ферме, где жил пострадавший, и пусть свинцовые облака скрывали солнце, молодой священник видел мир в радужных цветах. Шелестели молодые вязы, тянулся вверх боярышник, перекрикивались птицы, жужжали пчелы. И путь казался открытым, но не безопасным, снова накатила тревога, кто-то наблюдал за пастором, он чувствовал это жилками своего тела, Уэнсли начал оглядываться по сторонам, неужели кто-то снова на него нападет, силы тьмы не отступают, не хотят дать передышку, испытывают на прочность. А ведь он один, даже слабая помощь Фрейлин была ему в радость. Человеческий взгляд не мог заметить приближение чего-то страшного, что подходило бесшумно, крадучись. В это раз не было бестолкового одержимого, этого наемника прислали, вот только Фрай еще не знал об этом, но только его шестое чувство било тревогу: «Что-то не так — утверждало оно, обернись еще раз, взгляни повнимательнее». Преподобный Уэнсли счел себя немного параноиком, но в свете последних происшествий, оставаться со здравой головой так же тяжело, как подымать камни по крутому склону. Он дышал тяжело, ускорил шаг, насколько это было возможно.

Но то, что следило за ним тоже немного приускорилось, оно не торопилось совершить злодеяние — времени достаточно, подход к ферме очень опасен, а именно самую отстраненную тропку выбрал этот человек. Молодой пастор пожалел, что не взял у кого — нибудь повозку, все же так он бы двигался быстрее, а теперь идет гонимый неведомым страхом. Ему бы пригодилась помощь Фрейлин, но дама увлеклась с его сестрой покупками, они вернуться не скоро, а хватятся пропажи еще позже. И все же, Фраю казалось, что сейчас что-то должно произойти, но не лучше бы встретиться с врагом лицом. Он резко затормозил и повернулся, будто знал, что его преследователь идет позади.

Засунул руку в походную сумку, которую брал во всякое свое путешествие. Там уже были заготовлены несколько склянок со святой водой, крест, молитвенник и серебряный нож — подарок мистера Батлера. Пистолет он оставил дома, не смог привыкнуть к огнестрелу и постоянно его выкладывал. Пастор не видел, с какой стороны пряталось то неведомое, что шло вслед ему:

— Покажись! — уверенно вымолвил Фрай. — Не будь трусом! — хотя это сомнительное утверждение, нечисть не была столь чувствительна ко всяким человеческим принципам.

Она могла себе позволить нападать со спины, а теперь выжидательно затаилась, со злорадным выражением, впрочем, неважно.

Уэнсли стоял несколько минут, которые тянулись и тянулись. Ему казалось, что видимо ошибся, что никого и ничего тут нет. Молодой человек постепенно поворачивался спиной к тому месту, где хотел увидеть противника. Вот тут-то нечисть и зашевелилась.

Он в последнюю минут успел отскочить и чуть не потерял дар речи от страха, когда увидел острые клыки, неестественно огромное тело волка или псины, но больше его испугал взгляд — там таилось зло, очень могущественное, которое видел во сне, и оно тут.

Это были приспешники дремлющего демона, выпущенные нападать и был день, потому что для них нет преград. Волк оскалился, и медленно начал подходить, если жертва кинется прочь, ему не составит труда догнать и разодрать, но жертва медлит. Фрай не делал резких движений, он осторожно откупоривал бутылочку, большим пальцем, чтобы бросить святую воду в чудовище. Хотя это давало малый шанс на успех, но лучше, чем добровольно сдаться, без права на помилование. Он резко бросил бутылочку, которая не долетела до цели и расплескала ценное содержимое у самых лап волчины. А тот решил покончить с жертвой и одним прыжком бросился на человека. Но тут же был отброшен в сторону чем-то иным, неведомым ему ранее. На него бросился другой волк, такой же нереальный — он был белым. Такие отродясь не водились в лесах Англии. Двое магических животных сошлись в драке, они вцепились друг в друга, настолько стремительно происходила их борьба, Уэнсли не мог определить, кто находится в плачевном состоянии, но он не был обычным наблюдателем. Выхватив все содержимое из сумки, метнул в двух сражающихся бутылки со свяченной водой и начал произносить писания из Библии, выдвинув крест вперед себя. Волки сражались, хотя темный пострадал от прикосновения с водой, видимо, это была нечисть. Они отскочили друг от друга, уже не обращая внимания на человека, каждый стоял с угрожающим оскалом и рычанием. Серый волк с опаленной от святой воды, шерстью огрызался на слова Фрая, они ему не нравились, второй волк спокойно переносил присутствие экзорциста. Это радовало, значит, он на светлой стороне.

— Изойди нечистый, во имя всех святых, — повторял Фрай, хотя понятия не имел, как сражаться с демонической тварью, это не просто вселение, это настоящий посланник, что охраняет алтарь и спящего господина. Но откуда взялся тот второй волк?

Меж тем, звери не прекращали смотреть с вызовом или просто так мерялись показательной силой. Серый волк не хотел сдаваться, если уж не получится прищучить жертву, то хотя бы спугнуть и гнать в лес. Но его противник преграждал путь к человеку, охранял от посягательств на жертву. Серый снова ринулся в бой, их схватка была подобна двум встретившимся стихиям, каждый старался вцепиться в глотку, но пока удавалось схватиться за ухо. Белый волк вцепился в противника, но тот выворачивался, бил лапой, подпирал телом. Они снова разошлись, понимая, что их силы равны, серый зверь сверкнул опасным огоньком, из ноздрей брызнула кровавая пена, но он отступал. В этот раз противник проиграл и убежал. На тропинке остался белый волк и пастор Уэнсли. Волк неожиданно замотал головой, потом и вовсе приник к земле, будто в глаза ему сыпнули песком, пытаясь лапами убрать надоедливые соринки. Он вовсе не обращал внимание на человека, а тот решил уйти от неприятностей, хотя опасливо косился в сторону зверя.

Это столкновение двух необычных животных снова вывело Фрая из равновесия, хотя он направлялся к своему прихожанину, назад пастор обязательно попросит сопроводить его, потому как новая встреча с волком может оказаться последней. Хотя у него появились союзники, ведь белого волка отправили ему в подмогу, но кто, неужели колдун, о котором упоминала Фрейлин? Сегодня ей не уйти от разговора по душам.

В доме фермера было много суеты, миссис Марот ожидала прибытия священника, ее немногочисленное семейство тоже, как и все служащие в этом доме. Она была бледна от пережитых в муке дней, но благодарна, что святой отец откликнулся. Фрай тоже прибывал в нервном перенапряжении, от интенсивной ходьбы его идеально уложенные волосы слегка растрепались, одежда была немного вздернута. Но обыватели фермы сочли это за спешку к одру Марота, ничего не видя предосудительного, дорога была каждая минута.

— Святой отец, — слабым голосом отозвался человек, блуждая взглядом по комнате. — Я хотел бы облегчить душу, ибо знаю, что сотворил что-то плохое, но не осознаю, что именно, — он закашлялся, что свидетельствовало, как тяжко ему даются слова.

— Я слушаю вас, мистер Марот, ибо то, что вы скажете, не будет предосудительно рассмотрено мной, вы знаете тайну исповеди.

— И все же, я не понимал, хотя в памяти багровеют какие-то воспоминания. Помню, как мой фургон занесло, и я отвязал лошадь, чтобы Чил не дергалась, пока я починю колесо. А потом кто-то сзади дышал мне в спину, я обернулся, а оно взглянуло такими страшными глазами, я закричал и провалился в темноту. А потом все как в тумане: будто несусь на Чил, она меня отбрасывает, сражаюсь с кем-то, но я в стеклянной колбе, а тот смотрит на меня и что-то произносит. Мне плохо от этого, все внутренности переворачиваются от боли. У меня спрашивают имя, но внутренний голос не позволяет, говорит за меня с противным шипением. Будто не я вовсе. А потом я очнулся сегодня поутру, моя жена посмотрела на меня уставшими глазами, под которыми пролегли тени.

Она сказала мне, что я был одержим бесом, а вы его изгнали, но я попал под копыта Чил и находился в бреду. А теперь прошу искупить свои грехи, потому что чувствую, как час мой близок.

— Дарованною властью Божьей мне, я отпускаю грехи ваши, Майкл Марот, и причащаю.

Он подал умирающему отпить святой воды, тот глотнул пару раз и откинулся на подушки:

— Когда я умру, я хочу, чтоб вы меня отпели. Прошу вас, потому как бес запятнал мою душу, я знаю.

Фрай успокоил фермера, сказал нет в том его вины, что в него вселилось зло.

— Нет, знаю, что есть, в безгрешных оно не вселяется. Выбирает тех, кто учинил недостойные дела.

— В этом мире мы все не безгрешны.

— Нет, в моей душе лежит груз — я убийца, преподобный отец. Собственными руками убил нищего ребенка, когда тот воровал у меня яйца. В таких и вселяются.

Они поговорили еще немного, и Фрай вышел от больного с таким же непомерным грузом, как прежде вошел, хотя убедился, что человек не держит на него зла. Пастор осознал, что на него будут отсылать охотится тех, у кого совесть нечиста или руки в крови.

Миссис Марот взглянула на священника уставшим и обреченным взглядом, женщина тоже его ни в чем не винила, просто смотрела так тоскливо. Единственное, что попросил Фрай отвезти его назад и лучше пусть это будут несколько человек. Жена фермера позвала двух рабочих, которые запрягли фургон и взялись сопровождать священника.

Он вошел подавленный и уставший, попросил Нэнси не тревожить его и принести чай в кабинет. Нужно было восстановить внутреннюю уверенность, не хотелось сейчас встречаться даже с Фрейлин и начинать разговор о встрече с волками. Его в первую очередь заботило то известие, что он узнал из признаний фермера, хотя теперь он знает от каких людей ожидать бесовских встреч. Но если б знать какие скелеты в шкафу прячет каждый житель?

Собственно, женщины существа немного настырные и если пастор не пришел отобедать с дамами, они решили пойти и справиться о его самочувствии. Фрейлин сама вошла к нему и села рядышком:

— Что произошло? — вполне миролюбиво спросила она, радостная от прогулок по модным лавкам, в которых женщины обретают толику счастья. Какое бы происшествие не случилось, но стоит пройтись в магазинчик и настроение улучшается.

— Я ездил к мистеру Мароту, исповедал его. Бедняга плох, он умирает и попросил меня отпустить грехи.

— Поэтому ты чернее тучи?

— Я не могу тебе ответить, ибо такова тайна исповеди, но скажу, что перед посещением фермера со мной по пути случилось странное происшествие.

— На тебя вновь напал одержимый? — не удержавшись от вопроса, задала испуганная Фрейлин.

— Нет. Волк — один из стражников демона, полагаю.

Глаза его помощницы округлились, она принялась осматривать своего друга, правда немного успокоилась, потому как, тот не казался особо пострадавшим.

— Ты его победил?

— Нет, он убежал. Потому что за меня вступились. И это был другой волк, правда, белый. И имею ли я право спросить, не было ли это происками белого колдуна?

— Я не могу тебе ответить на этот вопрос, — ответила взволнованная Фрейлин. — Я не могу нарушать клятвы, но ты в свое время все узнаешь.

— Я могу и не дожить до этого времени.

— Неправда, ты доживешь, я не позволю тебе умереть. Правда и так скоро раскроется.

Я рада, что ты остался невредим, встреча с таким существом может навредить и достаточно, если не оказаться фатальной.

— Так много тайн, когда же я смогу тебе безоговорочно доверять? — грустно спросил Фрай, глядя Фрейлин прямо в глаза.

— Ты можешь мне доверять, я не предам тебя, но пока не имею власти вмешиваться.

Все скоро изменится, вот увидишь. Ты и так приобрел себе соратников и их будет больше, ты не одинок.

Фрай снова погрузился в грустные мысли, бережно задумываясь о каждой фразе, оброненной кем-либо из его знакомых. Только одного не мог понять, почему его знакомая так тщательно скрывает личину колдуна, если их встреча неизбежна. Что такого, если она намекнет, как именно тот уже знаком с Фраем. Все это время в жизни молодого человека не было сомнительных знакомств, его переписчики по университету не скрытные люди, в отчем доме и в округе не было необычных людей. Это все равно, что упрекать Марию в принадлежности к высшим силам. Которая, кстати, тоже решила потревожить брата, правда ее не затуманенная головка разными мрачными мыслями, поглощенная лишь сегодняшним посещением модной лавки, не могла постичь от чего ее брат мрачнее ночи:

— Что-то произошло во время исповеди? — вполне искренне спросила она, чтобы развеять ту тяжелую атмосферу, которая окружала Уэнсли.

— Нет, все было обычно, человек открыл мне свою душу, а я ему отпустил грехи.

— Видимо, у него очень тяжкие грехи, раз ты так взволнован?

— Я не могу ответить тебе на этот вопрос, не спрашивай меня о моей работе, Мария, прошу тебя, — он отошел к окну.

В кабинете еще находилась Фрейлин, настроение которой заметно поубавилось, после разговора с Фраем. Но она держалась вполне безмятежно при ее новой подруге.

— А хочешь, я развеселю тебя и расскажу, какие наряды мы будем шить. У меня будет два новых платья, представляешь, целых два. Они прелестны — новые фасоны, которые мы увидели в листовках, просто великолепны: мне подошел нежный персиковый и розовый шелк. Такое дорогое убранство — несколько кружев, теперь я буду чувствовать себя просто счастливой. А вот у Фрейлин будет бордовое платье, такое элегантное и таинственное, а второе — из темной шерсти для повседневного обихода. И деньги у нас остались для перчаток, шляпок, зонтиков и обуви. Мы, наверное, были самыми богатыми покупательницами в этой лавке.

— Что ж, я очень рад за вас. Надеюсь, моя щедрость искупает некоторую мою депрессивность. Мой день прошел не так безмятежно, и хотелось бы немного отдохнуть от суеты.

— А как же сегодняшнее приглашение?

— Вот поэтому я должен отдохнуть для встречи с Батлерами, там мне тоже придется обсуждать важные дела, не стихи же в гостиной читать.

Мария удивилась раздраженному тону, в котором ее отчитывал брат. Он никогда таким не был, всегда общался мягко и терпеливо. Действительно, произошедшее настолько серьезно, раз вывело его из равновесия. Поэтому сестра не стала долее отягощать своими глупыми рассказами и ушла в свою комнатку. Ну, наверное, чтобы немного погрустить и поплакать. За ней последовала и Фрейлин, которая чувствовала себя виновной в плохом настроении Фрая:

— Зря ты обидел сестру, она не виновата.

Но джентльмен ей не ответил, даже не обернулся. Когда двери за дамами захлопнулись, он в некоторой степени осознал, что несколько перегнул палку, но сейчас не лучший момент, чтобы идти и объясняться с дамами. Вечером они поговорят с сестрой уже спокойно, с Фрейлин — тоже. Пейзаж не способствовал умиротворению, заморосило, люди на площади старались укрыться от непогоды, ничего не радовало. Уэнсли все так же всматривался в ближайшие фасады домов и думал о своем, но неожиданно он заметил нечто необычное. Был еще день, но площадь опустела из-за дождя, так вот, к нему приближался зверь, что встретился с ним на проселочной дороге. Это был волк, благо, что белый и зверь спокойно шел к пасторату.

Фрай разволновался, что этому чудищу здесь надобно, как посмел он так бесцеремонно, да еще в людном месте, появится. И что надобно зверю от человека или решил и с ним свести счеты? Уэнсли обеспокоился за домочадцев, схватил кочергу, что стояла у камина, и пошел встречать животное. Дамы были наверху, служанке он тоже приказал подняться на верх, а экономке с кухаркой закрыться в кухне и без лишних вопросов — он все объяснит потом. Главное, сейчас безопасность. Впрочем, все безоговорочно выполнили его требования. Он сам открыл дверь, и увидел, что наглый зверь стоит на пороге, будто обычный посетитель.

— Что тебе от меня нужно? — зло произнес пастор, оглядываясь по сторонам, чтобы не было случайных прохожих, но площадь безмолвствовала.

— Поговорить, — человеческим голосом заговорил волк, Фрай оторопел от услышанного. Но решил пропустить разумное животное, раз оно не нападало.

— Что ты такое? — сказал пастор, когда дверь закрылась.

Волк хмыкнул и затряс своей красивой шкуркой, сбивая с нее воду.

— Не что, а кто, — констатировал он. — Во-первых, я твой спаситель, во-вторых — твой друг.

— Я как-то не завожу знакомств с волками.

— Ты из совами раньше не знакомился, — впрочем, как и следовало ожидать зверь начал обращаться и превратился в человека, одетого в светлые одежды.

— Верно, ты белый колдун? — полюбопытствовал Фрай, наблюдая за сценой превращения.

— Угадал. Значит, ты обо мне наслышан, видимо Фрейлин рассказала, просил же ее не торопить события.

— Она ничего такого не сказала, все утаила, чуть не поставив на кон нашу дружбу.

— Можно подумать, это предательство. Она не могла нарушить клятвы, которую я с нее стребовал. Да и ты меня знаешь, пусть заочно, но мы знакомы, очень знакомы.

— Не имею чести знать, кто передо мной.

— Я видел тебя, правда, очень давно, каким же милым ребенком ты был.

— Кто вы такой?

— Тебе говорит что-нибудь имя Эдвард Уэнсли?

— Это мой дядя, с которым мы порвали всякие отношения из-за его предательства рода Уэнсли.

— О, как хорошо поработали над твоим сознанием мои братья, видимо, они до сих пор на меня обозлены.

— Так вы мой дядя?

— Да, милый племянник, отверженный Эдвард Уэнсли, который лег позором на всю родню. А знаешь почему?

— Потому что впали в немилость к графу…

— А граф мелко отомстил мне через моих братьев, только лучше уж такое положение дел, чем я бы способствовал обоснованию зла в моей округе своим бездействием…