Гадовы дети

В давнее время жили-были в городе Петербурге на Литейной улице два брата-близнеца, Васятка да Петька. Сызмальства они росли сиротами, без отца, без матери, и во всём свете у них не было ни единой генетически близкой души. Понятное дело, крепко меж собой дружили. И работать — оба-два, и гулять — оба-два, и плясать, и драться, и вина напиваться — всё у них было пополам. Иначе и нельзя: Петербург — он к своим-то, коренным жителям не сильно ласковый, а уж до пришлых, вроде Васятки с Петькой, и вовсе суровый. Однако нашего человека так просто не возьмёшь, особенно если он вдвоём. Братья вместе подрастали, крепчали, соблазнов не то чтобы сторонились, но держали себя в строгости. Утром вставали, шли на завод, вечером — обратно с завода к себе на Литейную улицу. Щей похлебают, словом-другим перекинутся, лягут по кроватям и до утра спят. Утром всё по новой. Только в воскресенье у них случалось жизненное разнообразие в кабаке, но кто без этого?

Так они и жили, пока однажды ночью не приснился Васятке с Петькой недобрый сон. Один на двоих, наперекор всяческим законам медицины. Снилось им, будто идут по тёмному подземному ходу, а вокруг слышится шипение. В руках у братьев мечи поблескивают, на груди доспехи звякают. Тьма с каждым шагом всё гуще, шипение — всё пакостней, и вдруг открывается перед ними пещера, а в пещере лежит агромадный змей: сам чёрнее камня гагата, хвост узорный, глаза — бирюзовые и словно бы магнетические. Бросились Васятка с Петькой, да и отрубили ему в два удара башку. Аж кровь по стене плеснула. Покатилась змеева голова по полу, глядь — а она вовсе не змеева, обычная человеческая, и рядом вместо змеиного тулова лежит мужеской обезглавленный труп. Братья так и обмерли, а голова открывает глаза и говорит:

— Что же вы натворили, дети! Вы ведь мне сыновья, я — отец ваш!

После этого братья проснулись оба разом. Сели на кроватях, переглянулись, утерли пот со лбов и стали думать, к чему же бывают такие сны. Думали они, старались, да так ничего и не решили, что немудрено, потому как про коллективное бессознательное им никто сроду не объяснял. Наметились уже обратно спать, как вдруг зашуршало что-то под полом, забряцало. Глядят братья: выходит из-под Васяткиной кровати вроде как небольшая мышь. Глаза протёрли — не мышь это вовсе, а воин в таких же доспехах, что были на них во сне. Только махонький, с вершок. И копьё у него в руке с булавку размером.

— Поднимайтесь, — пищит, — вьюноши! Я — гонец из страны Пелангии, Кадмил-копьеносец. Меня послала ваша мать, царица Нестра, чтобы вернуть после долгих исканий в лоно семьи. Встаньте, и в путь!

Васятка с Петькой так от этих речей ошалели, что без единого слова вскочили с кроватей. А Кадмил взмахнул копьецом, и в тот же миг стали братья съёживаться, пока не оказались того же мышиного калибра, что и гонец. Повёл их Кадмил за собой — сквозь подпольную щель, через сточные трубы, сквозь шахты и штольни, пещеры и норы, гномовы подземелья и кобольдовы чертоги — всё дальше и дальше. Долго они шли, пока не прибыли наконец в страну Пелангию. Входят в столицу — тоже Пелангию, для удобства — а им все вокруг радуются, народ за ними толпами ходит и всё норовит розовыми лепестками засыпать. Смахнул Васятка с вихров лепестки и спрашивает Кадмила:

— Чего это они такое участие в нас проявляют?

Кадмил говорит:

— Всем известно, что вы — царские дети, утерянные в младенчестве и вновь обретенные. А ликуют они оттого, что вы уничтожили кровавого тирана, Змея Гамема.

Васятка говорит:

— Так это ж во сне было!

А Петька его в бок пихает и шепчет на ухо:

— Никшни! Мы тут народные герои, так что не замай. То ли еще будет.

И как в воду глядел. Подводит Кадмил братьев ко дворцу, а там из золотых врат выступает благородная дама, и следом за ней — две девчонки попроще, но тоже не конфузятся. Дама протягивает руки и восклицает:

— Радость, вернулись сыны мои, Василест и Пинод! Да не разлучимся мы боле вовек!

Потом как подойдет к Васятке с Петькой, да как притиснет к груди! А девчонки вдруг разревелись, как дуры, и тоже обниматься полезли. И вся людская толпа что-то такое кричит радостное, только Васятке отчего-то неспокойно на душе. Но глядит — Петька уже вовсю треплет по спинам девчонок и даже носом хлюпать начал. Тут и Васятка решил поддаться общему настроению и даму этак осторожненько за талию приобнял. Мало ли, а вдруг всё серьёзно.

Оказалось — куда как серьёзно. На следующий день Кадмил-копьеносец разъяснил геополитическую ситуацию. (Он только для скромности так копьеносцем назывался, а по правде был в Пелангии вроде премьер-министра). Встречала их здешняя царица Нестра, а девчонки были — её дочери, Ифиния и Халекта. Ну, а Васятка с Петькой приходились Нестре сыновьями, Ифинии да Халекте — братьями. Отец же их, царь Гамем, до вчерашнего дня правил Пелангией, да так жестоко и неправедно, что все только спали и видели, как бы его изничтожить. Беда в том, что Гамем был не простым человеком, а вёл происхождение от древних змеиных богов. И убить любого мужа из его рода мог только другой муж из той же змеиной династии. Вестимо, едва Нестра родила царю Васятку с Петькой — а, по-пелангийски, Василеста и Пинода — так тиран сразу приговорил их, несмышлёных, к лютой казни. Благо, Нестра сама малость понимала во всяких чернокнижиях и запрятала младенцев в иной вселенной, сиречь в нашем мире. Однако спустя осьмнадцать лет царская кровь взыграла в Васятке и Петьке — то бишь, в Василесте и Пиноде — и, нечувствительно во сне превзойдя барьер между мирами, братья упокоили злодейского Гамема так, как он того и заслуживал. За что им теперь честь и хвала.

Сказавши всё это, Кадмил удалился по государственной нужде, а Васятка хмуро так спрашивает Петьку:

— Что, брат, думаешь?

— Чего тут думать? — тот отвечает. — Избранные мы!

— А не мнится тебе, — говорит Васятка, — что всё как-то слишком бойко слаживается? И царь-то плохой, хуже некуда, и мы, как снег на голову, избавители нашлись, и Кадмил тут же на наш след вышел. Будто подстроил кто. Да и с батюшкой скверно получилось.

Петька только отмахнулся. Уйми, говорит, свои тревожные состояния, айда лучше в водное поло с сестрицами играть. А про батюшку и слушать не желаю, вон он какой сатрап, оказывается, был… Но Васятка сомнений не утратил и стал с тех пор приглядываться день ото дня к новообретённой семье.

А и было к чему приглядеться! Нестра, вступивши после мужа на престол, первым делом вывела на городскую площадь всех министров и велела страже обезглавить каждого пятого. Дабы те, кто остались, жили в страхе и слушались новую правительницу. Потом налоги усилила вдвое против прежних, а, чтобы народ не бунтовал, издала указ, что за доносы на заговорщиков будет платить чистым золотом. Доносов стало много, но и золота хватало: налоги-то удвоены. Ну, и по мелочи отличилась: новый дворец отгрохала с мущинским гаремом, обручила ради смеха Кадмила с сивой кобылой — чем-то Кадмил царскому величеству не потрафил — а еще объявила себя живой богиней и потребовала жертвоприношений. Сестрички, Ифиния с Халектой, тоже времени не теряли: по всем борделям про них слава ходила, причём мрачная, нехорошая. В общем, сплошная срамота и декаданс.

Васятка на всё это глядел-глядел, затем однажды ночью набрался духу, утёк из опочивальни и направился к Кадмилу. Тот теперь жил в дворцовом стойле, рядом с кобылой-невестой. Васятка его подпоил, разговорил и узнал, что покойный Гамем был на самом деле никакой не тиран, а вполне себе обычный монарх, по сравнению же с Нестрой — так и вовсе демократичный правитель. Что убивать Васятку с Петькой Гамем не собирался, а в иную вселенную Нестра забросила сыновей с хитрой целью: выждать, пока мальцы возмужают, да и натравить их, ничего не ведающих, на Гамема. И что сон, который приснился братьям на Литейной улице, был, конечно, не сон, а магическое наваждение с одновременным перемещением в пространстве. А устроила это наваждение, опять же, Нестра. Избавилась от мужа, зараза, руками его же сыновей. На этом месте Кадмил совсем скуксился и заревел.

— Ты прости, Василест любезный, — рыдает, — что кривду вам с братом рассказывал. Жалким орудьем вы были в руках нечестивой царицы! Новые беды грядут: подлая Нестра затеяла вас меж собою поссорить. Думает с вами покончить, братоубийство посеяв, и от свидетелей мужниной смерти избавиться! Гнев, о богиня…

И так далее, в том же духе, с нестрогой ритмикой. Васятка подождал, пока Кадмил выговорится, устроил его спать на попоне, а сам по-тихому пробрался обратно во дворец, к Петьке. Разбудил и всё рассказал. Думал, конечно, найти в брате сочувствие, да какое там! Петька заартачился, скандал устроил. Мол, да как ты можешь! Да это ж семья наша, мамка родная, сестрицы милые! Мы ведь о том всю жизнь мечтали, чтобы мамку обнять! Кровь-то в жилах — она не водица, опоминайся, брат Василест! Мало ли чего Кадмил наплёл, кобылин жених…

— Верно, — отвечает Васятка. — Не водица у них в жилах, а яд змеиный. Ладно уж, оставайся, брат Пинод, с новой семьёй, не поминай худом, а я ухожу. Бывай.

Обнялись они на прощание, и пошел Васятка домой тем же путём, каким привёл Кадмил: спустился в подземелья, пролез через шахты и пещеры, малость по сточным трубам поплутал, да и вышел сквозь подпольную щель прямо в комнату на Литейной улице. Вырос за ночь до нормального роста, с утра почистил зубы порошком Ралле и пошёл на завод. Ждал, что будут пытать по всей строгости: где был столько времени? Ан нет: спросили только, отчего Петька на работу не вышел. Васятка насчёт брата кое-как отбрехался, а про себя смекнул, что время в Пелангии, поди, супротив нашего по-другому течёт. Что ж, смену отработал, вечером пришёл с завода, посидел в одиночку, поглядел на неприбранную братнину постель, повздыхал… Да и лёг спать.

А ночью чует сквозь сон некоторое неудобство в ногах. Продрал глаза, смотрит в потёмках: вокруг лодыжек свился какой-то шланг, как бы гуттаперчевый, но притом блестит тускло, будто револьверная сталь. Ну, Васятка и так-то не робкий парень был, а после Пелангии вообще ко всему сделался хладнокровным. Зажёг он свечу, глядит: и не шланг это вовсе, а змея гадюка. Обвилась вокруг ног и кусает за щиколотку сквозь одеяло. Только одеяло-то стёганое, пухлое, не прокусишь. Тут встрепенулась гадюка, голову подняла и посмотрела на Васятку. Вся из себя чёрная, а самый хвост узорный, и глаза — бирюзовые, словно бы магнетические. И что-то такое родное в той гадюке, что никаким словом не сказать, но сразу в сердце отзывается.

— Петька! — говорит Васятка. — Ты, что ль?!

— Я! — отвечает человечьим голосом гадюка. — Беда, что тебя, брат, не послушал! Гляди, что со мной сделали. Обратили в змея пожизненно и наложили проклятье, чтобы я всякую добрую тварь ядовитым зубом язвил. Насилу сбежал от них… Простишь ли?

Покачал головой Васятка, поохал, да и принял к себе Петьку. Может, оттого что кровь в жилах — она и впрямь не водица, у неё другой химический состав. А может, оттого что у самого Васятки такой химический состав был, особенный. Поначалу, конечно, случались казусы: Петька всё норовил исподволь подползти к брату и уязвить в пятку. Куснёт и говорит виновато — дескать, уж прости, такова теперь моя гадова натура. И глазами бирюзовыми, падла, в самую душу заглядывает. Ну, Васятка терпел-терпел, а потом как-то едва не окочурился от Петькиного укуса, и решили они по обоюдному согласию избавиться от ядовитых гадючьих зубов. Фельдшер в амбулатории, который выдирал Петьке зубы, признался, что никогда такого умного гада не видел, и что Васятка должен с этим гадом выступать в цирке, как клоун Дуров с поросятами. Братья над его словом крепко призадумались. Так крепко, что в ближайшее воскресенье Васятка, против обычая, пошёл не в кабак, а в цирк на Фонтанку. И Петьку с собой прихватил в кармане.

С тех пор прошло уж много лет, братья стали известными, по миру ездят, представления дают. Псевдонимы взяли: Заклинатель Базилевс и Ёрмунганд Учёный Змей. Васятка в белом фраке на сцену выходит, на шее у него — Петька, калачиком свернутый, раскланиваются оба, потом Васятка на дудке затевает играть, а Петька номера откалывает. Танцует, куплеты поёт, фигурки показывает хвостом, общается с публикой. Шепелявит, правда, но это ему только харизмы прибавляет. Люди на представления валом валят, очень им учёный змей Ёрмунганд по душе. Конечно, и денег зарабатывают братья немало. Васятка в прошлом году купил доходный дом, завёл карету с лошадьми, построил дачку близ Петергофа. Женился, куда ж без этого: жена у него красавица, умница и нравом прелестная.

Только детей Васятка заводить не торопится.

Мало ли что.