Тимур
Моя девочка вырубается после первого же оргазма. Дыхание размеренное, ровное. Видимо, днем я кошку сильно вымотал. Лежу за ее спиной, вдыхаю запах и дурею. Ласково касаюсь нежной кожи. Трусь стояком между ягодицами. Заира сладко спит, не реагируя на мой безмолвный зов.
Встаю и иду в ванную. Мусульманину нельзя мастурбировать своей рукой, только рукой женщины можно. Врубаю прохладный душ и пытаюсь охладить свой пыл. Безумие. Полный дом женщин, а я стою под холодными потоками и рассуждаю о рукоблудии.
Возвращаюсь назад и любуюсь, как спит Заира, свернувшись в клубок. Ложусь рядом и укрываю своими объятиями.
Вспоминаю дневную встречу с риелтором. Назвал ему интересующие районы и требования к дому, теперь буду ждать предложения. Очень хочется увидеть реакцию Заиры, когда она услышит новость. Пытаюсь представить ее радость и незаметно проваливаюсь в сон.
Просыпаюсь ночью от требований плоти. Сон кошки все также глубок и крепок. Медленно погружаюсь в расслабленное тело и неторопливо дохожу до пика. Удивительно, но Заира продолжает спать. Даже становится страшно. Неужели девочку так выматывает работа. Может быть, ей это все не нужно?
Офис гудит как улей. В воздухе резонирует напряжение.
— Какие дела, Мурат? — спрашиваю вошедшего зама.
— Не успели нарыть компромат, но ходят слухи, что это не только наша проблема. У одной из конкурирующих сетей тоже застрял товар и, если языки не врут, тоже из Франции.
— Интересный расклад, — складываю руки домиком и трусь об них лбом, — нужно бы им набрать и предложить разделить косты на акцию. Запускаем все по максимуму, — принимаю я решение, — к прессухе все готово?
— Да, сегодня на полдень назначена, — подтверждает Мурат.
— Хорошо. Тогда одновременно с ней запускаем инфу по всем рекламным каналам.
Арендованный зал для пресс-конференций забит весь под завязку. Тема явно зашла нашим средствам массовой информации. Телевизионщики устанавливают камеры. Царит нездоровое возбуждение.
Зачитываю вводную речь о ненормальном карикатуристе, высмеявшем гетеросексуальные браки. Журналисты в зале скучают, все это было в высланном пресс-релизе.
Пиарщик предлагает залу задавать вопросы, и атмосфера начинает искрить.
— Почему вы решили, что выходка одного маргинала дает право объявлять бойкот целой стране? — спрашивает меня юноша, похожий на кролика из Винни-Пуха.
— Подобные выходки открывают окна Овертона, — вещаю я, — поэтому свое несогласие нужно показывать оперативно и твердо.
— Тимур, вы же мусульманин, вам не кажется, что концепция брака в исламе тоже несколько странная? — вопрошает женщина феминистической наружности.
— Ничего странного. Как и большинство религий мира, ислам признает только гетеросексуальные союзы. Мы всего лишь напоминаем христианской Европе об их собственных ценностях.
Вопросы сыпятся как из рога изобилия. Отбиваю все удары. Внезапно девица с алыми пухлыми губами томно интересуется:
— Тимур Гареев, а сколько у вас жен? — смотрит нагло, считает, что поймала меня в ловушку.
— Моя семейная жизнь — мое частное дело, — по залу разносится возмущенный гул.
Поднимаю руку, чтобы призвать к тишине и добавляю:
— Могу клятвенно заверить, что я предпочитаю женщин, — раздаются одобрительные смешки.
После пресс-конференции девица с губами пробирается ко мне, практически повисает на локте и пробует договориться об эксклюзивном интервью. Призывно смотрит в глаза:
— Мы могли бы быть полезны друг другу, — негромко говорит с придыханием, — вы мне информацию, я вам интересный досуг. Не сомневаюсь, что ваши жены со мной не сравнятся.
Усмехаюсь. Интересно, насколько далеко журналистка готова зайти.
— Олеся, — читаю я имя на бейдже, — как вы знаете, я мусульманин. Могу прикасаться только к женам и невольницам. Если вы стремитесь к отношениям со мной, то должны поступить ко мне в рабство.
Смотрит потрясенно, хлопает ресницами.
— Какое рабство? У нас двадцать первый век на дворе, — нервно поправляет волосы.
— Можем все оформить юридически по всем стандартам двадцать первого века, — откровенно забавляюсь над шокированной девицей.
Журналистка резко сползает с моего локтя и растворяется в зале.
Отвечаю еще на несколько вопросов на камеру и возвращаюсь в свой офис. Приходит Наташа и отчитывается, что посев по социальным сетям прошел успешно. Аудитории тема понравилась и попала в тренды. Активно постят по пабликам. В патриотических хвалят, в лгбтшных ругают. В понедельник будут промежуточные итоги.
Только отпускаю Утесову, звонит телефон. На экране высвечивается номер владельца другой конкурирующей сети.
— Привет, Камиль, чем обязан? — отвечаю я на вызов.
— Тимур, ты охуел? Что за бойкот Франции? — рычит в трубку Алиев.
— Поспокойнее, Камиль, — усмехаюсь я, — только не говори, что ты против гетеросексуальных браков.
— Не трахай мне мозг, у меня склад забит, кто убытки будет возмещать? — уже орет конкурент.
— Принципы дороже, чем Бургундское, — кидаю я Камилю на прощанье и жму отбой.
Набираю внутренний номер.
— Мурат, тут мне Алиев звонил. Говорит, что у него склад забит. Мне кажется, этот факт требует пристального внимания.
— Я тебя понял, Тимур. Присмотримся.
В прекрасном настроении вызываю к себе Заиру и предлагаю отправиться на обед.