Александр Проханов ЕЛЬЦИНА АРЕСТУЮТ, КАК ПИНОЧЕТА



О чем мечтала когда-то эта дурная обкомовская голова? В славе мира, среди восторженных народов, под иконами старинного письма, в белокаменных московских соборах, при скоплении мировых властелинов, окруженный светилами наук и искусств, на золоченом престоле древних царей, под тяжелым алмазным венцом, запахнув полы горностаевой мантии, поддерживая на длани усыпанную каменьями державу, являться пред соплеменниками, ловя на их лицах обожание и благодарность, внимая колоколам и залпам салютов. Об этом мечтал он в бане, когда Коржаков, отодрав его веником, наливал стакан до краев.


Что он такое ныне, жалкий и страшный, разбитый неизлечимой болезнью, оставленный друзьями, обманутый советниками, презираемый миром среди разгромленной почернелой страны, населенной ненавидящим вымирающим народом, где каждый норовит плюнуть в сторону его обители, кинуть камень вослед его черному, напоминающему катафалк лимузину? Две хлопотливые боящиеся женщины, не дающие ему умереть. Пара лукавых хитроумных придворных, страшащихся гнева народного, не дающие ему уйти с миром. Кошмарные ночи, когда капельница над ним, как мерцающее ночное светило. Бреды: то пылающий над рекою Парламент, и мальчик, пробитый по его приказу пулеметом, кладет ему на глаза кровавый бинт. То Грозный, напоминающий скелет дохлого кита, и обгорелые танкисты тянут к нему свои костяные огарки. То придворный звездочет в халдейском колпаке, с лицом утонувшего в Енисее ватиканского нунция Костикова, разворачивает пергаментный свиток и читает в нем жуткие письмена и цифры. Каждый год его правления Россия лишается полутора миллионов подданных. Каждый день, покуда он сидит на престоле, болеет гриппом, падает на приемах, ставит свои неразборчивые загогулины на салфетках вместо указов, ежедневно испаряются бесследно четыре тысячи граждан. И все эти миллионы и тысячи требуют ему суда и страшной казни.


На суд его привезут в огромной колбе, сквозь которую прогоняются пузыри воздуха, и врач Миронов большой серебряной ложкой станет помешивать раствор, в котором тот будет плавать, как в бульоне.


Судить его будут не одного, а совместно с теми, кто обольстил его, опоил сладкими отравами и привел к власти, попутно пиная связанную истерзанную страну, то выкалывая ей глаз, то ломая ребро.


Принесут на суд в сетке, как петухов на рынок, членов Межрегиональной группы, где — нахохленный Глеб Якунин, распушившаяся Старовойтова, общипанный Мурашов и зобатый, надменный, в засохшем помете Собчак, доставленный по накладной Интерпола.


Отдельно, в удобной клетке, в хороших костюмах, один из них в скафандре космонавта, появятся интеллектуалы, кто облек в блестящую философию либерализма всю мерзость расстрела Парламента, Конституцию микроцефала, господство "богоизбраного обетованного меньшинства над рыхлым бессмысленным большинством". Там увидят Шахрая, Сатарова, небезызвестного Паина и покорителя звезд Батурина. Много других, говорящих по телефонам сотовой связи, у которых, впрочем, давно уже сели батарейки.


В переносном хрустальном контейнере, напоминающем террариум, доставят тех, кто в 96-м повторно затолкал во власть калеку с гнойным сердцем, сберегая свои бриллианты, дворцы с золотыми крышами, гаремы с красивыми славянками, банки с отобранными у вдов рублями, и превратил страну в огромный, между трех океанов, объедок. В этом террариуме, скользя по стеклу перепончатыми лапками, будут подпрыгивать тринадцать банкиров, среди которых самым бойким окажется Березовский, потому что адвокат рассказал ему притчу про лягушку, попавшую в кувшин с молоком. Сросшиеся языками Киселев, Сванидзе, Доренко все будут пытаться лизнуть сквозь стекло грубую руку надсмотрщика. А Чубайс и Немцов, двое молодых реформаторов, залезшие оба в одну женскую ночную рубашку, станут показывать друг другу бойкие фиги.


И отдельно, малой группой, погоняя хворостинкой, как гусей, приведут нынешних садистов из администрации президента и близкой родни, кто мучает старика, поддерживая в нем с помощью заморских пилюль безумную жизнь, выводит, как Вия, на показ журналистам.


Суд будет долгий и строгий. В качестве доказательств будет рассмотрен каждый украденный русский бриллиантик, каждая слезинка ребенка. Всю осужденную свору увезут подальше, чем арестованного Пиночета. И тогда мы выйдем в предзимнее русское поле, сумеречное, с первой поземкой, с кривыми столбами без проводов, с обгорелыми печными трубами на месте деревень и поселков. В синих ночных небесах над людьми, воздевшими ввысь выплаканные, ожидающие чуда глаза, возникнет, станет туманно разгораться, дивно воссияет Звезда Сталина.




Александр ПРОХАНОВ







Загрузка...