Где кот идет 3. Упругая вселенная

Глава 1

Голован Семён жестом пригласил Кари сотоварищи взойти к нему на подиум. Усадив новых воинов возле мешка с конским волосом, который заменял голованам зоны Чертово кресло руководителя, он поднял кулак, требуя тишины. Шум в зале постепенно затих. В руках у Семёна появилась толстая книга, которую он открыл на заранее заложенной странице.

– Дети мои! – торжественно начал голован. – Воздадим должное Господу Богу нашему за хлеб наш насущный, Им дарованный. Услышьте же Слово Божие перед тем, яко вкусить трапезу свою. Послушайте, что сказал Иаков перед концом дней своих в земле египетской: «И жил Иаков в земле Египетской семнадцать лет; и было дней Иакова, годов жизни его, сто сорок семь лет. И пришло время Израилю умереть, и призвал он сына своего Иосифа, и сказал ему: «Если я нашел благоволение в очах твоих, положи руку твою под стегно мое и клянись, что ты окажешь мне милость и правду, не похоронишь меня в Египте, дабы лечь мне с отцами моими: вынесешь меня из Египта и похоронишь меня в их гробнице». Иосиф сказал: «Сделаю по слову твоему[1]. И призвал Иаков сыновей своих и сказал: «Соберитесь, и я возвещу вам, что будет с вами в грядущие дни. Сойдитесь и послушайте сыны Иакова, послушайте Израиля, отца вашего»[2].

– Ничего не понимаю, – шепнул Гарун на ухо Кари. – Если они сыны Иакова, то почему их отца зовут Израиль?

– Иаков – его первое имя, данное ему при рождении, – не шевеля губами, ответил Кари. – Израиль означает Богоборец. Это второе имя Иакова, данное ему святым духом, с которым он боролся ночью и победил.

– Как Иосиф, сын Иакова, есть муж, избранный между братьями своими, – заключил голован, закрывая книгу, – так Савва, сын Семёна, есть воин, избранный между вами. По закону свободной зоны и по воле моей я назначаю сотника Савву воеводою зоны Чертово и своим законным наследником. Фрол, Устин! Введите жертвенного агнца для исполнения клятвы.

– События нарастают, – шепнул Белов, наблюдая за тем, как телохранители притащили связанного белого барана и уложили блеющее животное на лошадиную шкуру перед камином.

– Игра пошла по-крупному, – согласился Кари. – Семёна что-то торопит. Голован заставляет воинов скорее присягнуть своему сынишке. Но Зорах пока еще жив, а его люди явно недовольны. Народ здесь горячий, далеко ли до беды. Не оказаться бы между двух огней. В любом случае мы должны быть начеку.

Фрол прижал голову барана к полу. Устин вытащил из ножен короткий меч и сильным ударом перерубил животному хребет. Брызнула кровь. Круговым движением клинка он вспорол у жертвы шкуру, стараясь не задеть внутренности. Затем воин схватил барана за ноги и, резко дернув, оторвал заднюю часть. Из распоротого живота вывалились дымящиеся внутренности. Фрол потащил переднюю часть барана к себе. Между половинками туши получился проход, устланный сизыми кольцами бараньих кишок.

Голован перешагнул через бараньи внутренности, сорвал с головы жертвы клочок шерсти и бросил в камин. Охваченные пламенем волосы густо задымили; в воздухе резко запахло паленым. Савва снял с каминной полки сверкающий золотом рогатый шлем, усыпанный драгоценными камнями, и подал отцу. Надев шлем, Семён осенил себя троекратным крестом и кивнул сыну. Савва взял широкий поднос, уставленный крохотными чашечками, и прошел между окровавленными частями туши, стараясь не наступить на вздутые кишки. Повернувшись лицом к залу, он поклонился и застыл с подносом в руках.

Выстроившись в колонну по одному, воины потянулись к бараньей туше. Они перешагивали через внутренности, отрывали от шкуры клок шерсти и бросали в огонь. Затем они подходили к Савве. Положив саблю к его ногам, каждый воин брал чашку с вином, погружал мизинец в чашку и стряхивал каплю вина на шкуру лошади. Затем залпом выпивал вино, прятал чашку за пазуху, поднимал оружие и возвращался обратно в строй.

– Скоро наша очередь, – предупредил Кари. – Какие будут мысли по поводу?

– Если мы откажемся присягать, нас просто не поймут, – задумался Белов. – Присяга заставщика – вещь серьезная.

– Присягнем Савве, а потом что? – спросил Гарун. – Служить в Чертово до конца дней своих?

– Зачем до конца? – возразил Белов. – Поживём в зоне недельку-другую. Отдохнем, изучим обстановку. Чем здесь плохо? Добрые кони, хорошая еда, красивые девушки. В бане можно париться хоть каждый день. А когда обвыкнемся, уговорим Савву дать в помощь десяток ребят. Сделаем рейд в Рамку большим отрядом. Сдается, чертовски трудно будет пробиваться через городские заставы, когда их защищают такие головорезы как Зорах и его компания.

– Действительно, – сказал Кари. – Судя по всему, царапины чертовцам не страшны и дерутся они отчаянно.

– А как попадем обратно в Буту? – спросил Гарун.

– Тоже мне проблема, – фыркнул Белов. – По возвращению попросимся в дозор на мост через Битцу. От речки до станции Бута – полчаса легкого аллюра.

– Бежать? – поморщился Гарун.

– Кто сказал бежать? – возразил Белов. – Мы – заставщики! Отслужим в дозоре и вернемся обратно в срок, как положено.

– Понимаю, – догадался Гарун, – Капсула времени. Мы доставим микрофишу Эглю, а затем вернемся в Чертово в тот же вечер.

– Лучше – на следующее утро, – поправил Кари.

– Почему – на утро? – спросил Гарун.

– Потому-что существует энергетический принцип, который запрещает встречу двойников во времени.

– Вот как? – удивился Гарун. – Значит, никакого «парадокса дедушки»[3] в действительности не существует?

– Разумеется, – подтвердил Кари. – Это игра ума, простительная вашим физикам только по причине отсутствия у них верной теории.

– Теории Хэвисайда? – спросил Гарун.

– Сэр Оливер приписывает ее авторство Пуанкаре, хотя француз отказывается из скромности. Суть открытия в том, что если в уравнение времени вместо интервала между двойниками подставить ноль, сопротивление вакуума становится бесконечным. Проще говоря, чтобы встретиться с двойником, потребуется бесконечное количество энергии. Что, разумеется, невозможно.

– Понятно, – кивнул Гарун. – А какой интервал используют для реальных переходов?

– Вопрос не праздный, – согласился Кари. – Скачок во времени относится к необратимым явлениям. Значит, затраченная при этом энергия должна рассеиваться в окружающей среде.

– Мы как где вынырнем, – подмигнул Белов, – Там сразу случается дрожь Земли.

– Так это когда вы переходите в прошлое, – возразил Гарун. – Или я чего-то не понял?

– Ты все правильно понял, – успокоил Кари. – Просто для нас любое путешествие на Землю является нырянием в прошлое. Зачем рисковать? Чтобы не подвергать население опасности, мы возвращаемся в момент времени позже точки ныряния часов на двенадцать. Это соответствует легкому землетрясению в один-два балла. Кстати, не каждый заметит. Другое дело – возвращение на планетоид. Там дорог каждый час, выбирать не приходится. Поэтому для скачка на Тимешин мы устанавливаем интервал полчаса, иногда ещё меньше.

– Только чтобы у обсерватории крыша не слетела, – подмигнул Белов. – А к толчкам в пять-шесть баллов на Тимешине давно привыкли.

– Больше мы не можем себе позволить, – кивнул Кари. – Все интервалы суммируются и вычитаются из возраста планетоида. Теоретически может наступить момент, когда мы с Павлом не сможем нырнуть даже в прошлый год, так как Тимешина может уже не быть.

– Понятно, – Гарун почесал в затылке. – А если Эгль запретит нам возвращаться в Московь? Вдруг ситуация не позволит? Тогда мы невольно нарушим присягу.

– А ведь Гарри прав, – задумался Кари. – Надо применить военную хитрость. По форме как бы принести клятву, а по факту – примитивно обойти ее. В конце концов, службу нам навязали, не особо спрашивая. Мы не обязаны идти на поводу у Саввы.

– Очевидно, здесь должность заставщика так престижна, – сказал Белов, – Что мысль об отказе никому в голову не приходит.

– Есть идея, – предложил Гарун. – Давайте разрядим оружие. Автомат без патронов, это просто мёртвый механизм без внутренней силы. Обряд на разряженном автомате теряет смысл. По меньшей мере, для туземцев, которые боготворят огневое оружие.

– Понятно, – кивнул Кари. – Нечто вроде скрещенных пальцев за спиной. Так и сделаем.

Диверы пристроились к хвосту колонны. Незаметно отсоединив от оружия магазины с патронами, они спрятали их в штурмовые пояса.

Дождавшись своей очереди, Гарун подошел к шкуре и перешагнул через бараньи кишки. Нагнувшись, он ухватил клочок шерсти. В ноздри ударил острый запах крови. Стараясь не принюхиваться, он выдернул несколько волосков и бросил их в огонь. Савва бесстрастно протянул ему поднос. Сойдя со шкуры, Гарун положил автомат к ногам воеводы и взял пиалку с вином. Он окунул мизинец в рубиновую влагу и стряхнул каплю на шкуру. По вкусу вино напоминало кагор, он с удовольствием выпил. Опустив чашечку в нагрудный карман, он поднял автомат и вернулся на место. Через минуту Белов, выполнив с серьезным лицом обряд присяги, присоединился к товарищам.

Наступила очередь Кари. Руссич быстро перешагнул через разложенные бараньи внутренности и бросил клок шерсти в камин. Затем он снял с плеча делисл и положил на ковер. Неожиданно вперед выдвинулся Фрол. Он протянул Кариславу топор, в котором тот сразу узнал оружие Зораха.

– Ты – победитель, – прокаркал телохранитель. – Этот топор твой. Клятву воеводе пить на топоре!

Кари бросил быстрый взгляд на голована. Семён бесстрастно приложил пальцы к рогам на шлеме и перекрестился. Руссич невольно дрогнул, узнав в узорчатых письменах, вырезанных вдоль края шлема, священные руны норгов. Побледнев, он принял топор и медленно выпил вино, не забыв стряхнуть каплю на лошадиную шкуру.

– Что он делает? – крякнул с досады Белов. – Для варяга клятва на секире нерушима. Теперь он обязан служить головану, пока тот не сам освободит его. Или не умрёт.

– Кари попался! – ахнул Гарун. – Нужно было догадаться, что голован подстроит западню.

– Вач юв дон[4]? – прошептал Белов руссичу, вернувшемуся с топором за поясом.

– Дитта юсо лакит зона? [5]

– Итта Воданс элмит[6], – отрезал Кари. – Рекн бин хир![7]

– Что случилось? – спросил Гарун. – Нельзя ли говорить по-русски?

– Извини, – пришел в себя Кари. – Я был поражен, увидев на Савве шлем Водана. Это не просто шлем. Это персональная капсула времени, принадлежавшая создателю Тимешина. Когда строилась база, Эгль использовал её. Потом шлем доверили Рекну. После раскола норвежец исчез, забрав устройство с собой. Затем шлем попал в руки Рифату. Мы столкнулись с ним в Москве 1986-го года. Здесь на Хантамирова было организовано покушение, его пытались убить. Очевидно, нападавший был человеком Рекна. Он должен был наказать Рифата и вернуть шлем. Но Хантамиров так спрятал артефакт, что его никто не смог отыскать. Затем Рифат уехал за границу. Последняя ниточка была разорвана. Но как шлем Водана попал в руки чертовцев?

– Рифат мог сдать шлем на хранение в городской музей, – предположил Гарун. – Это надёжное место. В музее шлем у всех на виду. В то же время никто не знает о его назначении. Во время пандемии музейные экспонаты никого не интересовали. Но когда в Москови возродилась торговля, Семён мог выкупить шлем или обменять на что-то ценное. Например, на десяток лошадей.

– Скорее всего, Гарун прав, – согласился Кари. – Но меня беспокоит другое. Шлем для норгов является священной реликвией. Где шлем, там и Рекн. Он обязательно появится здесь.

– Но почему именно в Москве 2011 года? – удивился Гарун. – Шлем можно искать и в двадцатом веке.

– Катастрофа нарушила ход истории, – объяснил Кари. – Рекну нужны новые расчеты маршрутов, но без помощи Баг Мэка он вынужден иди по чужим следам. В Англии Рекн воспользовался линией Адамса. Он выследил его и похитил архив Оливера. Нетрудно догадаться, зачем Рекн стремится сюда, в Московь. В зоне Рамка спрятано научное наследие профессора Лемеха. Я уверен, что Рекн попытается убить сразу двух зайцев.

– Это очевидно, – согласился Белов. – Он устроит засаду, когда будет уверен, что микрофиша находится у нас. Если удача будет на его стороне, план Хэвисайда будет сорван.

– Дело вовсе не в удаче! – сжал кулак Кари. – Сил у нас маловато, вот что. Не ожидал я встретить здесь следы норвежца. Хорошо бы выпытать у Саввы, как шлем Водана попал в руки чертовцев. Надо постараться узнать, где и когда следует ждать Рекна.

– Эту задачу я беру на себя, – заявил Белов. – Прошу разрешить пустить в ход абсолютное оружие.

– Какое еще оружие? – сдвинул брови Кари. – Ты забыл, что Савва наш воевода и мы находимся у него на службе?

– Огненная вода! – подмигнул дулеб. – Идеальное средство от глухонемоты. Я просто вызову воеводу на личные соревнования.

– А есть на чем?

– Так точно, господин десятник! – вытянулся Белов. – Докладываю, господин десятник: в нашем арсенале имеется три кило орегонского самогона под кодовым названием «виски». Очистка двойная, упаковка – пластиковая бутылка. Это не считая запаса спирта в топливных емкостях.

– Отставить спирт! – приказал Кари. – Запас топлива неприкосновенен. Впереди долгий путь и куча неожиданностей. Новоявленному воеводе хватит и американского пойла.

– Кстати, – предупредил Гарун. – Обряд закончен. Савва сидит рядом с папой и машет рукой. Не пора ли и нам за праздничный, так сказать, дастархан? Как-никак, сегодня день присяги и нам полагается праздничный ужин. Согласно устава внутренней службы.

– Это точно, – поддакнул Белов. – Наш новый десятник Карислав так присягнул, что не приведи Господь!

– Утро вечера мудренее, – отмахнулся Кари. – Слушай мою команду: вперед, на дастархан!

Голован Семён махнул рукой. Оркестр заиграл громкую ритмичную музыку. В центр зала выбежали девушки в розовых шароварах и закружились в быстрой пляске. Воины, пировавшие за накрытыми вдоль стен скатертями, начали одобрительно хлопать в ладоши, подбадривая танцовщиц восторженными криками. Гарун прислушался к музыке. Он с удивлением узнал в прихотливой мелодии солирующего инструмента восточные лады. Гарун открыл рот, чтобы спросить у Саввы, но тотчас осекся, поймав настороженный взгляд голована. Поняв, что здесь не все так просто, он решил просто помалкивать. Оглядев скатерть, Гарун сделал вид, что нашел то, что искал. Дотянувшись до салатницы с маринованными баклажанами, он положил себе сразу две штуки.

Музыкант, игравший на домбре, сделал паузу и положил инструмент к себе на колени. Струнные инструменты смолкли один за другим и только ударные, тамтам и малый барабан, продолжали свой рокочущий диалог.

– Зоя! Зоя! – зашумели воины.

На середину зала легкими шагами выскользнула стройная танцовщица, закутанная в алое покрывало. В руке она держала небольшой бубен, усеянный медными колокольчиками. Добежав до центра, девушка резко выпрямилась и ударила кулачком в бубен. Зрители замерли. Под рокот малого барабана Зоя начала медленный танец, изгибаясь всем телом и приподнимаясь на носки в конце каждого второго шага. Постукивая пальцами по бубну, танцовщица подбежала к подиуму и остановилась, грациозно покачивая бедрами. Барабан внезапно забил быструю дробь. Резко взмахнув бубном так, что все колокольчики зазвенели, Зоя протянула его к подиуму, прикрыв подбородок краем головного платка.

Затаив дыхание, Гарун ждал, что будет дальше. Первым шевельнулся Савва. Не отрывая глаз от танцовщицы, он пошарил за поясом. Достав кусочек серебра величиной с палец, бросил его в бубен. Подарив Савве ослепительную улыбку, Зоя сбросила платок на пол. По ее плечам рассыпались пышные черные волосы.

Малый барабан умолк. Под мягкий перестук тамтама девушка прошлась по кругу упругой походкой. Характер танца изменился, он стал более вызывающим. Приблизившись к воинам, Зоя отыскала взглядом Назара и снова закружилась на месте, быстро переступая стройными ногами. Сверкнув глазами, десятник привстал на колене и бросил в бубен девушки слиток серебра. Улыбнувшись воину, танцовщица прикоснулась к пряжке на плече и легкое покрывало упало к ее ногам. Воины восторженно завопили. Под тонкой тканью на Зое ничего не было, кроме двух полосок кожи, едва прикрывавших ее крутые бедра и высокую грудь.

Под ускоряющийся рокот тамтама танцовщица метнулась обратно к подиуму. Лукаво изогнув брови, она протянула бубен головану. Семён усмехнулся и достал из-за пояса увесистый слиток серебра. Оглядев с видом знатока цветущее тело девушки, он щелкнул пальцами и метким броском отправил серебро в бубен. Барабанщик, тощий лопоухий мальчишка, задергался у тамтама, выбивая пальцами бешеную дробь.

Склонившись над бубном, Зоя завела руку за спину и распустила узел на кожаной полоске. Нагрудник медленно сполз вниз, обнажив золотистые упругие груди с торчащими сосками шоколадного цвета. Резко выпрямившись, танцовщица передернула плечами, заставив грудь затрепетать. Затем она поставила стройную загорелую ногу на край подиума. Медленно поднялись длинные черные ресницы, из-под них полыхнуло зеленым огнем. Дрогнув, жалобно изломились дуги бровей. С умоляющим видом девушка склонилась перед Гаруном и подставила бубен.

Боже мой, ахнул Гарун, брюнетка с зелеными глазами и золотистой кожей! Что же делать бедному студенту? Сбоку послышался шорох. Он почувствовал, что в ладонь лег увесистый кусочек металла. Собрав силы, Гарун украдкой глянул в сияющие навстречу изумрудные глаза и осторожно опустил слиток в бубен. Барабанщик зашелся в экстазе, выбивая из тамтама немыслимый ураган звуков. Пухлые губы девушки раскрылись в улыбке. Ее рука опустилась к талии и через мгновение кожаная полоска, отделившись от тугих бедер, взлетела и опустилась на колени Гаруну. Тамтам разом умолк. Затаивший дыхание зал взорвался шумными рукоплесканиями.

– Зоя! Зоя! – скандировали разгоряченные воины.

Подарив Гаруну загадочный взгляд, танцовщица подобрала с пола покрывало и убежала, не забыв прихватить бубен с серебром.

– А ты счастливчик! – Савва весело хлопнул Гаруна по плечу. – Зоя выбрала тебя. Многие в этом зале хотели бы получить ее поясок.

– Не понимаю, – пробормотал Гарун, невольно стиснув в кулаке кожаную полоску. – Что мне теперь с ним делать?

– Как что? – захохотал молодой воевода. – Это твой пропуск в рай, парень! Ешь, пей, веселись. И помни, что Зоя ждет тебя сегодня ночью. Смотри, не оплошай, – понизил голос Савва. – Ее комната наверху. По коридору до конца и вверх по лестнице. Эх, братья! Давайте-ка выпьем. Давно не было так хорошо, – с этими словами Савва поднял свой кубок с вином и разом осушил его. Подмигнув Кари, дулеб последовал примеру воеводы и сразу наполнил его кубок.

Вскоре Семён пожелал всем доброго здоровья и покинул пирующих воинов. Через несколько минут Назар, сославшись на службу, увел свой десяток. Савва сразу почувствовал себя свободнее. Приказав всем налить вина, он на правах воеводы провозгласил тост за новых заставщиков. Белов сразу достал заготовленную бутылку. Он налил виски в небольшой стаканчик и предложил Савве. Посмаковав «огненную воду», воевода одобрил напиток и настоял, чтобы его отведали все десятники. Грустно наблюдая за исчезающим в желудках воинов виски, Белов заметил, что истинные ценители сего божественного напитка употребляют его гораздо меньшими дозами, смешивая порции со льдом. В течение следующих пяти минут дулеб тщетно пытался объяснить Савве, что такое лед. Наконец он сдался и вытащил вторую бутылку.

– А ты чего не пьешь? – Белов толкнул задумавшегося Гаруна. – Влюбился, что ли? Смотри, останешься сухим и недееспособным.

– Пусть выпьет мысль мою кровавыми устами, – медленно сказал Гарун, – Нагая женщина с лазурными глазами. И пусть из красных роз вокруг горит огонь, и топчет огненный меня кровавый конь[8].

– Э, да ты поэт! – удивился Белов. – Кари, ты слышал? Наконец-то Би эМ пропустил поэта.

– Баг Мэк пропустил? – переспросил Карислав. – Что-то здесь не так. Гарри, признавайся! Ты кто, физик или лирик? Чьи это стихи?

– Стихи не мои, – тряхнул головой Гарун. – И физик я уже бывший. Но это не значит, что физики против поэзии. Скорее наоборот. Если поэт видит только семь цветов радуги, то я могу вообразить и черный бархат инфракрасного и пронзительную синеву ультрафиолета. По этому поводу могу рассказать один научный анекдот.

– Что такое «андекот»? – спросил Савва заплетающимся языком.

– Это короткая история с неожиданно смешным концом, – объяснил Гарун. – Слушайте. Однажды знаменитый математик Гильберт читал популярную лекцию перед избранным обществом. Когда он закончил, мэр города спросил, почему не видно его ассистента, который помогал ему в прошлый раз. А, этот, – ответил ученый. Он сделался поэтом. Для занятий математикой у него было слишком мало воображения.

– Слишком мало воображения! – захохотал Белов. – У нас тоже не лишку этого самого воображения. Поелику мы гордо называемся тимешинцами.

– Почему так? – спросил Гарун.

– Видишь ли, друг, – сказал Карислав. – Наш язык создан искусственно. На нем невозможно написать хорошие стихи. Вот взять хотя бы Белова. По всему видно, Павел в прошлой жизни был прирожденным поэтом. Но стоило ему попасть к нам, настоящие стихи писать уже не может. Все время получается какая-то машинерия или просто ерунда.

– Не такая уж ерунда, – обиделся Белов. – Про девушку Лето разве плохие стихи получились? Могу спеть. Командор, нельзя ли у вашего музыканта инструмент одолжить?

– Почему нельзя? – легко согласился Савва. – Эльдар, поди сюда!

Забрав у Эльдара инструмент о четырех струнах, который здесь назывался утом, дулеб налил музыканту в порядке компенсации стаканчик виски.

– Действительно, на утку похож, – хмыкнул Белов, взяв несколько аккордов. – Чувствуется, что здесь в ходу пятитоника. Ну, да ладно, где наша не пропадала! В общем, в переводе на земной язык песня звучит примерно так. Он ударил по струнам и запел:

Дальше по тексту были использованы следующие рифмы: век – человек, розы – морозы, кровь – любовь, звездопад – листопад. Взяв последний аккорд, Белов энергично потряс утом для извлечения послезвучия.

– Ну как? – спросил он, отдуваясь.

– Неплохо, – похвалил Гарун. – Для сельской местности сойдет.

– Правда? – просиял Белов. – А Кари говорит… Да что там Кари! По этому поводу я не вижу причин не выпить. Савва, ты где? Командор, давай с тобой еще по одной. Не возражаешь?

– Почему по одной? – возмутился Савва. – Нам некуда спешить. У нас вся ночь впереди. А завтра день отдыха по случаю пери… пири… присяги, упырь меня возьми!

– А на часах у вас этой ночью кто стоит? – спросил Кари.

– На часах? – изумился Савва. – На часах нельзя стоять. Они такие махонькие, что сразу раздавятся.

– Карислав не то хотел сказать, – вмешался Гарун. – В карауле этой ночью кто службу несет?

– А, в карауле, – поднял брови Савва. – Так и надо говорить. В карауле стоит Назар. Не один, конечно, а со своим десятком. Назара видали? У-ух! Горячий воин. Лучший друг Зораха. В зоне на мечах он первый. После меня, конечно.

– Кстати, – сказал Белов, заботливо наливая Савве полный стаканчик виски, – На Зорахе была отличная кольчуга. Откуда она у него?

– О, – протянул Савва. – Этот доспех из Рамки. Военная добыча. Особая работа, нашим самострелам ее не пробить. Зосим, родитель Зораха, выкупил ее для своего сынка. Я тоже торговался, да серебра не хватило. Цена уж больно высока.

– А шлем рогатый, что твой родитель надевал, тоже из Рамки? – осторожно спросил Кари.

– Оттуда, – ответил Савва и закашлялся. – Вот что, ребята, – прохрипел он. – Я вам про шлем ничего не говорил, а вы ничего не слышали. Давайте лучше песни петь.

– Давайте! – подхватил Гарун. – Я тоже знаю песню про девушку.

Взяв инструмент, он подобрал на слух пару аккордов и запел чуть хрипловатым голосом:

Гарун взял аккорд на тон выше и начал припев:

Савва засмеялся. Приободрившись, Гарун продолжил:

Раскрасневшийся Савва внимательно выслушал до конца песню, финал которой был трагическим. Девушка Ольга оказалась работником милиции и сдала «пацана» нагрянувшим в ресторан «операм». Припев в конце был уже похож на крик души:

Выдав заключительный аккорд, Гарун отложил ут и потянулся за приглянувшимся персиком.

– Я же говорил, что он поэт, – Белов одобрительно хлопнул Гаруна по плечу.

– Хорошо поёт, – подтвердил Савва, – Я так не умею. Давайте выпьем за Гаруна, за его талант. Где бутылка?

– Где она? – Белов забегал глазами по скатерти. – Кончилась!

– Кончилась? – удивился Савва. – Вот жалость. А мы только хотели выпить за талант.

– Выпить за талант – святое дело, – заявил Белов и вопросительно посмотрел на Кари. – Если десятник разрешит, я могу еще принести.

– А есть где? – с надеждой спросил Савва.

– В самоходе есть еще одна, – осторожно ответил Кари. – Последняя.

– Последнюю бутылку трогать не будем, – замахал руками Савва.

– Нет, будем трогать, – запротестовал Белов. – Мы из винограда еще нагоним!

– Хорошо, – сдался Кари. – Паша, можешь сходить.

– Почему один Паша? – воскликнул Савва. – Мы вместе сходим.

– Да! – возмутился Белов. – Почему один я? Чуть что, так сразу – Паша! Может быть, я тоже личность, хоть и молчу? У меня, может быть, дед был древним греком, а я не хвастаю.

– А я не знаю, кем был мой дед, – пригорюнился Савва. – Отца помню, а деда нет.

– Командор, – прослезился дулеб. – Как я тебя уважаю за это!

– И я тебя уважаю, – всхлипнул Савва. – Ну что, пошли?

– Пшли!

Поддерживая друг друга, Белов и Савва потащились к выходу. Кивнув руссичу, Гарун закинул автомат на плечо и направился следом за качающейся парочкой. Он прошел через оружейную комнату, где на посту стоял уже другой воин, и вышел на крыльцо, с удовольствием вдыхая свежий воздух, наполненный незнакомыми ароматами. Была теплая южная ночь. По бархатно-черному небу среди прозрачных облаков бесшумно скользила полная луна. Невольно возникли строки:

В глубине двора лязгнула дверца вездехода, укрытого тенью от забора. Пригнувшись, Гарун увидел, как Белов, поддерживаемый сзади высоким Саввой, влезает в автомобиль. Затем в салоне что-то брякнуло, а дулеб разразился громкими ругательствами.

– Босяки, – орал Белов. – Ворюги чертовы! Машину нельзя на пять минут оставить. Буквально всё разворовали.

– Да что случилось, Паша? – громыхнул добродушный бас Саввы. – Что у тебя пропало?

– Что пропало, что пропало! – передразнил Белов. – Сняли руль вместе с колонкой, свинтили приборную панель. Ты еще будешь мне доказывать, что у вас воров нет.

– А где в самоходе руль должен находиться?

– Как где? Перед сиденьем водителя, впереди!

– Так ты на заднее сиденье влез, а сам кричишь почем зря. Это нехорошо.

– Правильно, – подумав, признался дулеб. – На заднее. А почему?

– Ты говорил, что ключи под передним сиденьем, а сам полез назад, – объяснил Савва.

– Точно. Это я сразу хотел багажник открыть. Он ведь сзади?

– Багажник сзади. А ключи спереди.

– Но ведь багажник без ключа не открыть?

– Не надо без ключа.

– Значит, сперва надо достать ключи?

– Значит, надо.

– Достаем ключи?

– Достаем.

Белов приступил к активным действиям. Некоторое время он пытался перегнуться через спинку переднего сиденья, но все его отчаянные старания были тщетны. Наконец, дулеб догадался вытащить фиксатор. Спинка кресла тут же упала и стукнула его по голове. Потирая ушибленную макушку, Белов добрался до ключей и открыл дверцу багажника, сразу попав в замок.

– Осторожнее, Павел, осторожнее, – уговаривал сам себя дулеб, копаясь в багажнике. – Будь начеку. Это – патроны, это – бабахалки, а где же наш заветный пузырек? Ага, вот ты родной. Прости, что сразу не мог найти. Дай-ка я тебя поцелую. Командор, где ты? Савва, держи меня, я вылезаю!

Хлопнула дверца. В полосе лунного света возникли две темные фигуры. Посредине двора высокий Савва вдруг остановился и задрал голову, глядя на луну. Следовавший по пятам Белов с размаху уткнулся головой в широкую спину воеводы.

– Командор, ты зачем тормозишь без предупреждения? – возмутился дулеб. – Я себе чуть бампер не разбил.

– Пустяки, починим, – отмахнулся Савва. – А не пора ли спеть нашу боевую?

– Пора, – согласился Белов. – Только я слов не знаю.

– Чего тут знать? Ты просто повторяй за мной, – и Савва заревел, распугивая ночных котов:

Распевая во все горло, веселая парочка поднялась на крыльцо и протопала в дом. Уткнувшись в дверь с «глазом», Павел таинственно приложил палец к губам. Савва послушно замолчал, а дулеб завопил что было мочи:

Хлопнула дверь. Коридор погрузился в темноту. За стеной снова загромыхал Савва, который распекал молодого воина, за то, что тот опоздал отдать ему честь.

Гарун в последний раз вдохнул нежный аромат розовых цветов, усыпавших беседку, и вернулся в дом. Когда он проходил мимо лестницы, наверху скрипнула ступенька. Гарун насторожился. Нежный женский голос тихо окликнул его по имени.

Глава 2

Очнувшись в очередной раз, Лемех обнаружил себя сидящим за столом в компании Анри и Элберта. Ученые беседовали, не обращая внимания на русского коллегу.

– Поймите, Пуанкаре, – горячился Элберт, – Ни в коей мере я не присваиваю себе открытие Лоренца. Да, я не сделал ссылки на его работу. Но, что значит, сослаться на преобразование пространства-времени по Лоренцу? Линейные преобразования настолько очевидны, что их может выполнить любой лицеист-математик. Совсем другое дело наполнить их физическим содержанием. Со времен Галилея все согласны, что всякое движение является относительным. Назовем это частным принципом относительности: все равномерно движущиеся системы отсчета считаются равноценными для протекающих в них физических процессов. Однако до сих пор никто не задумывался о равноценности всех систем, даже движущихся с ускорением. Назовем это общим принципом относительности. Из частного принципа выросла специальная теория относительности, честь создания которой вы отдаете Лоренцу. Не говоря ничего о своем вкладе в теорию, который я считаю более весомым. Пусть так и будет. Пуркуа па? Я сформулирую общий принцип и построю на нем общую теорию относительности, в которой теория Лоренца будет частным случаем. Тогда вы поймете, что я не нуждаюсь в чужой славе.

– Никто не умаляет ваших заслуг, – возразил Пуанкаре. – Идеи, которые вы сформулировали в вашей работе, подняли теорию Лоренца на качественно новый уровень. Но этика ученого обязывает соблюдение определенных правил публикации научных работ.

– Этика ученого? – возмутился Элберт. – А разве Лоренц признал меня, как ученого? Он до сих пор не может простить мне мой доклад в Цюрихском политехникуме, когда я не оставил камня на камне от электромагнитной теории его покойного друга Герца. В приватной беседе Лоренц даже заявил, что он не позволит какому-то недоучившемуся мальчишке бросать тень на память о великом немецком ученом. Разве звание профессора Лейденского университета дает право на такого рода высказывания? Уж не по его ли протекции племянник Герца учится сразу в двух университетах, мюнхенском и берлинском? А я вынужден после окончания политехникума сидеть в бюро патентов, чтобы заработать себе на хлеб насущный. Разве это справедливо? Но ничего. Я еще буду иметь профессуру. И не где-нибудь, а в Берлинском университете. Вот увидите!

Ну и дела, поежился Лемех. Какие-то научные разборки начались. Может, хватит об этом? Не лучше ли вернуться к общей теории относительности? К ОТО, проще говоря. Похоже, ваши проблемы начались на данном уровне программирования Би эМ.

– Не будем больше о Герце, – Пуанкаре примиряюще коснулся руки Элберта. – Расскажите лучше, как вы собираетесь использовать общий принцип относительности в вашей новой теории.

– Понимаете, Анри, – успокоился Элберт. – Существуют опытные факты, к которым возвращаешься снова и снова. Как будто что-то подсказывает, что именно здесь находится неизвестная пока закономерность, открытие которой должно привести к принципиально новым представлениям о пространстве-времени. В специальной теории относительности таким фактом является постоянство скорости света. Исходя из него, мы разработали кинематику околосветовых скоростей, которая хорошо объясняет эффекты, связанные с рассеянием быстрых заряженных частиц в магнитных полях. Опыты подтверждают, что масса частицы действительно возрастает с увеличением скорости. Но мы должны идти дальше. Наши следующие усилия должны быть направлены на создание динамики околосветовых скоростей. Но здесь мы сталкиваемся с проблемой гравитации, которую нельзя не учитывать в будущей теории.

– Почему именно с гравитацией? – спросил Пуанкаре. – В механике Ньютона физическая динамика и теория тяготения составляют два самостоятельных раздела.

– Вот тут и зарыта собака! – Элберт внезапно встал из-за стола. – Динамические уравнения связывают силы и ускорения, это знает любой лицеист. Но что такое сила? В механике Ньютона силу определяют как произведение массы на ускорение. Это чисто формальный прием, позволяющий вычислить силу по измеренному ускорению. Силу гравитации можно определить аналогично, как произведение массы на ускорение свободного падения. Во времена Ньютона считалось, что гравитация действует на расстоянии, а механическое взаимодействие происходит, так сказать, при непосредственном контакте. В наши дни, после работ Фарадея, обосновавших теорию полевого взаимодействия, мы твердо знаем, что тела, в принципе, всегда взаимодействуют на расстоянии посредством электромагнитных и гравитационных полей. Это обстоятельство приводит к необходимости рассматривать явления инерции совместно с гравитацией. При попытке сделать это выявляется один необъяснимый на первый взгляд факт. А именно – равенство инертной и тяжелой масс тела. Именно поэтому все тела в вакууме падают с одинаковым ускорением.

– Почему вы придаете этому факту такое большое значение? – спросил Пуанкаре. – Совпадение может быть случайным.

– Я не верю, что Бог любит играть в кости, – покачал головой Элберт. – Такое совпадение не может быть случайным. Более того, я считаю равенство инертной и тяжелой масс основным аргументом в пользу общего принципа относительности, который позволит мне вывести все свойства гравитационного поля чисто теоретически, путем применения общего принципа ко всем явлениям природы. В первую очередь, к распространению света.

– Каким образом? – заинтересовался Пуанкаре. – Вы можете пояснить?

– Представим простой мысленный эксперимент. В безвоздушном пространстве, например на Луне, со скалы высотой 80 метров брошен камень в горизонтальном направлении. Весь эксперимент длится меньше 10 секунд. За это время центр Луны смещается по орбите примерно на 20 километров. В космических масштабах этот отрезок траектории является почти прямолинейным. Таким образом, можно считать, что во время опыта Луна движется прямолинейно и является инерциальной системой отсчета. Из принципа инерции следует, что относительно Луны камень должен лететь по прямой. Но мы из практики знаем, что он пролетит по нисходящей ветви параболы и упадет на поверхность Луны. Чтобы спасти принцип относительности, Ньютон ввел понятие силы тяготения, источник которой находится в центре массивного тела. Тогда всё объясняется действием силы притяжения, которая вызывает ускоренное движение камня к центру Луны.

Теперь представим, что камень пролетает внутри большого ящика, который тоже можно бросать со скалы. Если ящик падает вертикально вниз, то относительно него камень движется равномерно и прямолинейно, то есть, по инерции. Это означает, что внутри ящика гравитации нет. Она стала ненужной, как только мы начали рассматривать движение камня относительно ящика. То есть, относительно системы, двигающейся неравномерно. Более того, мы можем устроить так, что камень будет лететь по параболе даже в отсутствие гравитационного поля. Переместим наш ящик в межзвездное пространство, где нет гравитации, и бросим камень вдоль оси ящика. Камень будет лететь по прямой линии. Повторим бросок и одновременно придадим ящику ускоренное движение перпендикулярно его продольной оси. Тогда в полном соответствии с принципом инерции камень относительно ящика будет двигаться ускоренно в противоположном направлении. Полное движение камня будет происходить по параболе так, как если бы внутри ящика действовало гравитационное поле.

– Что же отсюда следует? – задумался Пуанкаре.

– Это означает, – оживился Элберт. – Что действие гравитации можно уничтожать или воссоздавать путем выбора системы отсчета, которая движется с ускорением. Тем самым свойства гравитации можно исследовать, базируясь на законах инерции, которые уже известны. Для этого необходимо постулировать общий принцип относительности, согласно которому устанавливается равноценность систем отсчета, движущихся с ускорением. В частности, из данного принципа следует, что между инерцией и гравитацией нет никакой разницы. Просто у тел есть общее свойство, которое мы называем массой. В одних условиях ее можно трактовать как меру инерции, в других – как меру притяжения. А в целом – это один и тот же параметр.

– Понятно, – кивнул Пуанкаре. – Но не будет ли этот принцип очередным техническим приемом, который помогает упростить вычисления, но не имеет физического смысла?

– Отнюдь! – помотал головой Элберт. – Вы прекрасно знаете, что в свете теории относительности массу уже недостаточно трактовать как меру количества вещества. Из преобразований Лоренца следует, что масса тела неограниченно возрастает с приближением к скорости света, хотя количество атомов не изменяется. С другой стороны, из полевой теории следует, что масса тела является мерой гравитационной энергии поля, создаваемого данным телом.

– Справедливо, – согласился Пуанкаре. – Логика физической мысли обязывает нас сделать последний шаг по пути обобщения указанных фактов. Постулат о равноценности инертной и тяжелой масс необходимо сформулировать в виде принципа сохранения некоей обобщенной массы, аналогично принципу сохранения полной энергии.

– В таком случае, – поднял палец Элберт, – Эта обобщенная масса должна быть мерой полной энергии, заключенной в теле. Сохраняется масса – сохраняется энергия. Между ними имеется функциональная связь, это очевидно.

– Формула должна быть очень простой, – сказал Пуанкаре, запуская пальцы в густую бороду. – Ведь это фундаментальное соотношение. Принцип сохранения энергии записывается как «Е = Const». Так и здесь: должно быть нечто вроде «m = E». С учетом коэффициента размерности, разумеется.

– Лучше наоборот, – не согласился Элберт. – Энергия равна массе, помноженной на константу, имеющую размерность квадрата скорости. Аналогично формуле для кинетической энергии. Какая физическая константа имеет такую размерность?

Квадрат скорости света, мелькнуло в голове Лемеха. Он сжался, ожидая удара, но все обошлось. Очевидно, догадался Лемех, пока я соглашаюсь с доводами Элберта, Би эМ меня не бьёт.

– Скорость света, – сверкнул глазами Элберт. – Только эта универсальная константа может служить связующим коэффициентом и формулу следует записать так: «E = mc²».

– Поздравляю вас, – серьезно сказал Пуанкаре. – Это уже нечто новое. Как вы хотите назвать предложенный вами постулат?

– Наверное, принципом эквивалентности инертной и тяжелой масс, – решился Элберт. – Или просто «принцип эквивалентности». Лемех! – глянул он в упор. – Вы хотели возразить?

– Блокировка 8-го уровня! – проревел в уши Лемеха тяжелый бас. – Включаю прерывание!

Лемех почувствовал, что снова теряет сознание.

Глава 3

– Кто здесь? – осторожно спросил Гарун и шагнул на всякий случай в сторону.

– Это я, Зоя, – донесся сверху горячий шепот. – Иди сюда.

Нащупав перила, Гарун начал подниматься по узкой лестнице, стараясь попадать на края деревянных ступенек, как учили в десантной школе. Он бесшумно добрался до верхней площадки. Танцовщица стояла возле двери, из-под которой выбивалась полоска света. Гарун деликатно кашлянул. Приложив палец к губам, девушка взяла его за руку и повела в комнату.

Закрыв дверь, он остановился у порога, не решаясь ступить в грубых ботинках на пышный ковер. Заметив его колебания, Зоя показала на обувь и щелкнула пальцами. Гарун развязал шнурки и сбросил ботинки, оставшись в зеленых армейских носках. Она прикоснулась пальчиком к автомату и сморщила носик. Гарун сдернул было ремень, но, вспомнив наказ Кари, решительно покачал головой. Перевернул оружие стволом вниз, он забросил его за спину. Зоя тихо засмеялась. Подхватив гостя под руку, она усадила его возле низкого столика, на котором горела толстая восковая свеча в бронзовом подсвечнике.

Гарун расслабился. Он положил автомат рядом и расстегнул куртку. Скрывая смущение, он следил за девушкой, которая порхала по комнате, выставляя на столик стаканы, тарелки и вазочки с засахаренными фруктами. Она отдернула занавеску на стене и достала из глубокой ниши стеклянный кувшин с красным вином, который торжественно поставила его перед Гаруном.

Зоя сбросила халат и оказалась в зеленых шортах и розовом нагруднике. Она села напротив гостя, скрестив ноги по-турецки. Глаза их встретились. Зоя опустила ресницы и хрипловатым голосом сказала:

– Прошу тебя, окажи честь бедной танцовщице. Раздели с ней трапезу в эту ночь.

– Ну, что ты, Зоя, – поклонился Гарун. – Это ты оказала честь бедному воину, когда пригласила его к себе.

– Ты смеешься надо мной, – смутилась девушка. – Воин стоит намного выше танцовщицы. Ведь он сражается с врагами и обречен на раннюю смерть. А мы должны развлекать и ублажать его, чтобы он забыл о тяжести оружия.

– Мое оружие не такое тяжелое, – возразил Гарун. – В общей сумме и десяти килограммов не наберется.

– А что такое килограмм? – заинтересовалась Зоя.

– Столько весит один литр воды, – вздохнув, пояснил Гарун.

– А литр – это много?

– Смотря что наливать, – усмехнулся он. – Если пиво, то не очень.

– Я такая глупая! – всплеснула руками Зоя. – Сейчас я налью тебе вина в стакан.

– Спасибо за подсказку, – вежливо сказал Гарун. – Пять стаканов – как раз будет литр.

– О, это не так уж мало, – засмеялась она.

– Я тоже так думаю.

– С тобой интересно, – призналась танцовщица, поднимая стакан с вином. – Мне еще ни с кем не было так интересно. Сразу видно, что ты человек бывалый, знаешь многое. Ты мне сразу приглянулся. Ты не такой как все.

– Гм, – смутился Гарун. – Предлагаю тост за тебя. Чтобы тебе всегда было интересно.

– За такое грех не выпить. – Зоя пригубила вино.

Гарун поставил стакан. Внезапно решившись, посмотрел прямо в зеленые глаза, переливающиеся в пламени свечи загадочным светом. Гипноз! – подумал он, чувствуя, что падает в какую-то бездонную пропасть, из которой нет возврата.

Он резко поднялся и подошел к окну. Зоя неслышно встала рядом. Ее прохладные пальцы легли на горячую ладонь Гаруна. Он вздрогнул, как от электрического удара и отдернул руку.

– Милый, – нежно позвала Зоя. – Что с тобой?

– Что со мной? – пробормотал Гарун. – Со мной ничего.

– Неправда, – засмеялась она. – Тебе очень хочется обнять меня, но ты не делаешь этого, потому-что чего-то боишься.

– Ничего я не боюсь. Просто мы пока еще мало знакомы.

– И ты пока еще не понял, нравлюсь я тебе, или нет?

– Не такой уж я непонятливый.

– Может, ты сердишься за что-то на меня? – она положила руку на его плечо. – За танец, да? Считаешь, не стоило мне бросать тебе пояс? Как я не подумала, что ты чужеземец и не знаешь наших обычаев. Не сердись, дорогой.

– Ну, что ты, Зоя! – он погладил гибкую спину танцовщицы. – Это я должен просить у тебя прощения.

– За что? – прошептала она, опуская ресницы.

– За все! – сказал он и решительно обнял девушку. Зоя вдруг ойкнула и открыла глаза.

– Что это у тебя колется? – она ткнула пальцем в подсумок.

– Штурмовой пояс, – сказал Гарун. – Здесь у меня запасные магазины, радиофон и еще кое-что.

– В угол его! – приказала Зоя.

– Не могу, – сказал Гарун.

– Почему? – удивилась она.

– Куртка мешает, – признался он.

– Ну, так сними ее, – засмеялась девушка.

Гарун снял куртку. Ослабив ремни, он осторожно опустил тяжелый пояс на пол.

– А здесь что такое железное? – она постучала кулачком по его груди.

– Это нагрудник. В нем тоже магазины, – объяснил Гарун. – Вполне заменяет бронежилет.

– Снять немедленно! – нагрудник шлепнулся на ковер.

– А почему коленки такие твердые? – потрогала она.

– Это наколенные карманы, – сказал Гарун. – В каждом кармане по магазину с патронами. Не считая ножа и лопатки-копалки.

– Послушай, – засмеялась Зоя, – А на тебе есть одежда, которая без патронов?

– Есть, – смутился Гарун. – Носки.

– Но они тоже колются! – она опустилась на колени и ощупала его щиколотки в толстых зеленых носках.

– Может быть, – согласился он. – Там у меня сюрикены в чехлах. Они закреплены резинками, чтобы не выпадали при ходьбе.

– Сюрикены? – ужаснулась Зоя. – Что это такое?

– Метательные звезды, – пояснил он. – Их можно бросать вместо ножей. Мне нравятся звездочки типа «брюс ли», по восемь лезвий в каждой.

– Удивляешь ты меня, – призналась она. – Я еще не видела столько оружия на одном человеке.

– У нас в горах все так ходят, – брякнул Гарун.

– Так ты горец! – распахнула глазищи Зоя. – Я слыхала про горы на юге. Савва рассказывал, что они очень далеко. Сколько же вы до нас добирались? Ты садись, не стой. Устал, поди, с дороги!

– Не очень, – бодро ответил он и присел на подушки рядом с девушкой, невольно скосив глаза на ее стройные ноги. – У нас ведь самоход имеется.

– Вы замечательные механики, – она погладила его по руке, – Коль скоро сумели сберечь свой самоход.

– За техникой следить надо, – согласился Гарун, рассеянно положив руку на круглое колено девушки. – Техника, она ласку любит.

– Да уж конечно, – засмеялась Зоя, взъерошив его густые волосы. – С вашей техникой вам и нежить не страшна. Давно, поди, у себя всех упырей перебили?

– Это как сказать, – протянул Гарун, вспомнив желтые глаза и лягушачью пасть товарища Батюкова, коменданта общежития Дома аспирантов. – Иногда попадаются недобитые. Ах, Зоя-Зоечка! Если б вы знали, как порой одиноко бывает молодому ученому, когда он целиком, можно сказать, отдает себя науке и некому руку подать в минуту тревожной печали. Разрешите, Зоинька, я вам стихи почитаю? Это свое, очень личное.

Получив радостное согласие, Гарун расправил плечи:

Зоя придвинулась к Гаруну и положила голову ему на плечо. Вдохновленный вниманием обладательницы зеленых глазищ, он добавил в голосе немного тревожной грусти:

Расстроившись от нахлынувших чувств, Гарун обнял девушку за талию и кончиками пальцев пощекотал ее голенький животик. Зоя вздохнула и прижалась теснее к поэту. Установив, что кожа особенно нежна в области пупка, Гарун перенес научные исследования туда, где сильные мышцы живота плавно переходили в грудную кость. Упругость и гладкость кожи здесь были достойны самой высшей оценки. Затем (в чисто научных целях, разумеется), он скользнул рукой под зеленый нагрудник и замер, встретив там некие пышные и удивительно приятные на ощупь округлости. Мысленно поблагодарив создателя планетоида за то, что помог ему попасть в сие блаженное место, Гарун мягко нажал на податливые плечи и уложил Зою на подушки.

Гарун поднял голову. Тело девушки отливало золотом в оранжевом свете догоревшей свечи. Не имея силы воли подняться, он вытащил сюрикен и кистевым броском метнул его в светильник. Тонко свистнув, стальная звезда смахнула слабый язычок пламени и утонула в занавеске.

Глава 4

– Гарик! Гарик! – тонкий голос криком чайки заметался между стенами. – Где ты был, куда ты попал? Где ты пропадал, Гарик?

Гарун резко сел на постели. Комнату заливал мертвенно-бледный свет. Откуда это призрачное сияние, подумал он, луна уже давно села. Сзади послышался шорох. Гарун обернулся и увидел, что Зоя уже сидит, уставившись на него жутким взглядом. Ты чего, хотел сказать он, но слова комом застряли в горле. Ее верхняя губа вдруг приподнялась, открывая острые клыки. Гарун похолодел. Он с ужасом увидел, что Зоя тянет к нему руки, которые заметно удлинялись, покрываясь трупной зеленью. Надо бежать, мелькнуло в голове. Он попытался подняться, но со страхом почувствовал, что ноги не слушаются. Опоили, мелькнуло в голове. Живым все равно не дамся! Собравшись с силами, он перехватил тянущиеся к нему костлявые пальцы с острыми когтями и крепко сжал. Гнилая кожа лопнула, из-под когтей брызнула черная кровь. Ведьма зашипела, гусыней вытягивая шею. Гарун выкрутил костлявые запястья и резко дернул в стороны. Треснувшие кости вывалились из плеч и сухими плетьми упали на пол.

Зоя бросилась головой вперед. Ее зубы защелкали в опасной близости от лица Гаруна. Отпрянув, он схватил ведьму за шею и сдавил изо всех сил. Дико вращая глазами, она открыла пасть, из которой высунулись два тонких щупальца и устремились к его горлу. Удерживая тело на расстоянии, он отвел назад правый локоть и со страшной силой ударил открытой ладонью в острый подбородок, как учил когда-то мастер вьет-вон-до Ле Хой.

Издав ужасный крик, ведьмина голова слетела с плеч и покатилась в сторону. Из разорванной шеи в потолок ударил фонтан черной жидкости. Гарун отбросил обезображенное тело в сторону. Вытирая руки о ковер, он с удивлением заметил, что оторванная голова ведет себя как-то неправильно. Вместо того, чтобы тихо лежать в углу, как положено нормальной голове без тела, эта вдруг закопошилась, завозилась и быстро замахав ушами, поднялась в воздух. Набрав высоту и описав полукруг под потолком (то есть, выполнив боевой разворот!), голова резко опустила нос и спикировала прямо на Гаруна, который едва успел увернуться от удара. Крякнув с досады, голова улетела на исходную позицию и зависла возле занавески, выбирая момент для новой атаки.

Надо как-то сбить эту тварь, решил Гарун. Не спуская глаз с головы, отчаянно махающей ушами, он незаметно вытащил из чехла нож с зачерненным лезвием и с силой метнул его в чертово создание. Увидев летящий в нее «черный мамба», голова испуганно разинула рот и получила в него все пять дюймов вороненой стали, которые пробили мягкое небо и вышли через затылок, приколов череп к стене. Голова ахнула и рассыпалась в прах. Нож мягко упал на ковер и превратился в радиофон, который включился и заговорил голосом Карислава:

– Тревога, подъем! Гарун, просыпайся. Тревога, подъем!

Он сел на постели и открыл глаза. Было раннее утро. Девушки рядом не было. В открытое окно доносились громкие крики, сопровождаемые щелканьем арбалетов и свистом стрел. На крыльце дружно ухнули. На входную дверь обрушился тяжелый удар. Стены дома дрогнули.

В подушке снова возник голос Карислава. Радиофон, осенило Гаруна. Я сам положил его под подушку вместе с пистолетом. Отбросив подушку, он схватил черную палочку радиофона и сжал ее в руке, включая канал двусторонней связи.

– Кари, здесь Гарун! Что у нас происходит? Прием, – крикнул он.

– Наконец-то отозвался, – было отчетливо слышно, как руссич перевел дыхание. – Жив, слава Водану. А то нам клевещут по «громкой связи», что тебя Назар зарезал. Ты где прячешься?

– Как Назар зарезал? – удивился Гарун, хватая одежду. – За что?

– Сам знаешь за что. Быстро собирайся. В зоне Чертово случился государственный переворот. Надо скорее уходить отсюда.

– Какой еще переворот? – Гарун уже зашнуровывая ботинки.

– Дворцовый, под предводительством Зораха. При полной поддержке зюзцев.

– Откуда взялся Зорах? Ведь он должен сидеть в темнице?

– Назар его освободил, – послышался голос Белова. – Пока мы сидели у Саввы, этот ренегат слетал к зюзцам и привел целый эскадрон оккупантов. В карауле стояли люди Назара. Они выпустили Зораха. Затем мятежники влезли в апартаменты Семена. Там они поснимали головы тем, кто остался верен законной власти. Зорах сейчас ломится к нам, чтобы лично расквитаться с Кари. Назар лично отправился к Зое за твоей головой. Ты его случайно не видел?

– Назара здесь нет, – огляделся Гарун. – За что он меня так ненавидит? Ничего плохого я ему не делал.

– А девушку у него кто умыкнул? – загрохотал Белов. – Это тебе не жменю семечек стащить в базарный день. Савва! Да оторвись ты на дэг от арбалета. Всех зюзцев все равно не перестреляешь. Лучше придумай, как нам отсюда выбраться.

– Я тут ни при чем, – крикнул в радиофон Гарун. – Зоя меня сама выбрала. Кстати, она сама куда-то пропала. У меня пока все тихо.

За стеной раздался грохот, словно с лестничной площадки упал шкаф. В комнату влетела Зоя. Она захлопнула дверь и закрыла ее на засов. Гарун схватился за пистолет, но, глянув в чистые глаза девушки, убрал ствол.

– Гарик, дорогой, зюзцы уже сломали входную дверь, – задыхаясь, сообщила Зоя. – Они скоро будут в коридоре. Но я уже сбросила лестницу. Теперь им нужно немало потрудиться, чтобы добраться до нас. А твои друзья так и не пришли, – она прижалась к Гаруну. – Наверное, погибли все.

– Рано хороните нас, милая девушка, – раздался голос Белова. – Мы не за тем сюда прибыли, чтобы зюзцы съели нас на банкете по поводу присоединения лошадника.

– Что это? – вздрогнув от неожиданности, Зоя показала на радиофон, торчащий из нагрудного кармана.

– Устройство для переговоров на расстоянии, – отрывисто ответил Гарун. – Кари, ты слышишь? Зоя вернулась. Она с нами.

– Слышим, – отозвался Белов. – Кари занят, я за него. Он выпускает последнюю обойму в замочную скважину. Зоинька, лапонька! Скажи, пожалуйста, почему зюзцы не лезут с криками ура к вам в окно?

– Очень просто, Павел, – ответила лона. – Моего окна со двора не видно, потому-что прямо под ним козырек для решетки с виноградом. Зюзцы видят над крыльцом только навес от дождя. А моего окна им снизу не видать.

– Виноградная решетка! – воскликнул Гарун. – Вот где выход.

– При чем тут виноградник? – спросил Белов.

– Очень просто, – сказал Гарун. – Нам нужно добраться до вездехода, верно?

– Конечно, – подтвердил дулеб.

– Он припаркован за колодцем, а зюзцы о нем пока не знают, верно?

– Допустим.

– Двор покрыт решеткой из стальных труб, которая спокойно выдержит всех нас! Если мы поднимемся на решетку, снизу нас не будет видно из-за листьев. Мы спокойно доползем до забора и спустимся в вездеход прямо через люк.

– Гарри, ты гений! – воскликнул Белов.

– Я знаю, – скромно ответил Гарун.

– А как мы залезем на решетку? – вмешался Кари. – Наше окно находится под непрерывным обстрелом. Через него не выбраться.

– А вы переходите к нам, – предложила Зоя.

– Каким образом? – спросил Карислав. – Просачиваться сквозь стены мы пока не умеем. Разве что путем направленного взрыва.

– Не надо никаких взрывов, – сказала Зоя. – А ход уже имеется.

– Что же ты молчала? – Гарун схватил девушку за руки. – Где он?

– Сначала ты пообещай, – прижалась к нему девушка, – Что возьмешь меня с собой.

– Взять тебя с собой? – растерялся Гарун. – Кари, ты слышишь?

– Что ж тут такого, – отозвался Карислав. – Не оставлять же девушку зюзцам на съедение.

– Савву мы тоже возьмем, – заторопился Белов.

– Разумеется, – согласился Карислав. – Лишний меч нам не помешает.

– Слышала? – Гарун обнял Зою за плечи. – Ты пойдешь с нами. Показывай, где проход.

– Он там, – Зоя показала на занавеску. – В стене проложен дымоход. В дымоходе – два пролаза. Они большие, как окна, только закрыты заслонками. Одно окно у меня, другое в комнате Саввы. Надо снять заслонки и твоим друзьям нужно будет только пролезть через дымоход.

– Покажи, где, – Гарун шагнул к стене.

– Стой! – Зоя схватила его за руку.

– Ты чего? – не понял он. – Некогда глупостями заниматься. Надо ребят выручать.

– Смотри, – Зоя показала на темное пятно, резко выделявшееся на светлой занавеске. – Раньше его не было. Я с вечера чистую вешала, тебя ждала.

Гарун поднял глаза и увидел сюрикен, торчавший в середине бурого пятна, расплывшегося по натянутому шелку.

– Почему сюр не падает? – пробормотал он. – Что-то его держит. – Он вытащил нож и ударил по сюрикену. Тугая ткань затрещала. Стальная звезда медленно поползла вниз, разрезая занавеску, и вдруг исчезла. Раздался глухой удар. Гарун отпрянул в сторону. Из ниши вывалилось мертвое тело и упало вниз головой на ковер, выпустив из безвольных рук кривую саблю.

– Назар! – Гарун узнал чубатую голову, в которой между густыми бровями торчал «брюс ли». – За мной приходил, – он выдернул звезду из головы убитого и спрятал в носок.

– Однако, как он сюда попал? – Гарун перешагнул через мертвое тело и сорвал занавеску. В нише он увидел зияющий проход шириной около метра. Измазанная сажей заслонка была аккуратно приставлена сбоку. Похоже, Назар разобрал на чердаке кирпичную кладку дымохода и спустился по веревке. А где же веревка? Ага, вот она, болтается в трубе. А если подняться на чердак? Может, легче спуститься на решетку с чердака по веревке? Для начала проверим ее на прочность. Дерни, деточка, за веревочку, дверь и откроется.

Гарун потянул за веревку и замер, услышав голос сверху.

– Назар, – громким шепотом позвал неизвестный, – Наконец-то. Ну, сколь тебя можно ждать. Сам сказал, что вернёшься на рассвете. Что ты там? Готово дело, или как? Ты что молчишь? Или это не Назар?

– Да Назар я, Назар! – опомнившись, прохрипел Гарун в ответ.

– А коли ты Назар, – насторожился верховой, – Так отзовись паролем, как у нас положено.

– Конечно отзовусь, – заторопился Гарун. – Вот чужаку башку отчекрыжу и сразу паролем отзовусь.

– Отчекры… Што? – голос зюзца изменился. – Ты это, – почти ласково сказал он, – Тово, не надо пароля, браток. Ты сюда сам полезай. А головенку чужака привяжи к веревке. Мы ее после сами подымем.

– Это ты хорошо придумал, братец, – прошипел Гарун и мигом вытянул из дымохода конец веревки.

Он выбрался из ниши и огляделся по сторонам. Указав Зое, чтобы она не стояла столбиком, а собирала вещи в дорогу, он подобрал с пола саблю Назара. Накрутив на нее занавеску, он полез обратно в нишу. Осторожно выставив в дымоход клинок с белеющим свертком, он дернул за уходящую вверх веревку.

– Братец, это я лезу, – прохрипел он в дыру, – Помогай тянуть.

– Щас! – пообещали сверху. Разом щелкнули два арбалета. Сильный удар чуть не выбил саблю из руки. Чертыхаясь, он выбрался в комнату, где с удивлением увидел, что у застрявших в плотном шелке стрел отломились наконечники, при этом на сабле не осталось ни царапины.

– Добрый клинок, – похвалил он.

– Лучший боец зоны имел лучший в зоне меч, – сказала Зоя, собирая в сумку украшения. – Теперь он принадлежит по праву тебе.

– Вот как? – оживился Гарун. – За клинок спасибо. – Он снял с пояса убитого ножны и привязал саблю к спине так, чтобы рукоятка торчала над плечом.

– Неплохо, – отметил он, осмотрев себя в зеркало. – Скромно, но со вкусом. Теперь займемся парочкой на чердаке. Уйти спокойно нам не дадут. Для начала произведем рекогносцировку.

Одолжив у Зои швабру, он привязал к ее ручке зеркало и осторожно выдвинул импровизированную оптику в дымоход. Заметив в зеркале, что один из зюзцев свесил голову в дыру, он осторожно высунул руку с пистолетом и дважды нажал на спуск. Раздался отчаянный крик. Зюзец пролетел мимо Гаруна вниз головой и рухнул в камин внизу.

– Один готов, – пробормотал Гарун. – Надеюсь, шея у него срастется не раньше, чем через месяц. С другим поступим иначе.

Вернув зеркало хозяйке, он достал из пояса две ручные ракеты. Прикрепив их к швабре полосками ткани, он связал вместе спусковые шнуры и примотал к ним тяжелый подсвечник.

Гарун уселся в нише и положил подсвечник на край проема. Затем он просунул швабру в дымоход и развернул ракеты головками вверх. Приготовившись, он постучал кулаком по заслонке.

– Братец зюзец, – позвал он в дымоход. – Может, помиримся? Я потихоньку уйду, а ты своим скажешь, что так и было?

– Только попробуй, высунься, – предупредил сверху хриплый голос. – Сразу стрелу в башку схлопочешь! На тряпочку свою меня уже не купишь. Щас наши придут, ты никуда не денешься. А за Степана я тебя живьем в котле сварю.

– Не хочешь – какать хочешь, – сказал Гарун и столкнул подсвечник вниз. Яркая вспышка озарила дымоход. Ракеты лопнули и с шипеньем взлетели наверх, где маячил арбалет непримиримого мстителя за Степана. При виде летящих в лицо огненных стрел зюзец откинул голову, забыв, как это бывает, убрать руки с арбалетом. Промахнуться было невозможно. Два огненных копья мощно ударили в арбалет, ломая как спички, пальцы воина, раздробили в щепки приклад и ушли в небо. Вскрикнув, зюзец поднес руки к лицу. Вместо ладоней он увидел осколки лучевых костей с обрывками сосудов, из которых толчками выплескивалась кровь. Побледнев, он повалился на пол и потерял сознание. Исковерканный арбалет свалился вниз и закачался в дымоходе, зацепившись тетивой за ручку швабры. Гарун вытянул арбалет и присвистнул, увидев прикипевший к спусковому крючку человеческий палец.

– Гарри, ты зачем ракеты пускаешь? – включился Белов. – Где Зоя? Открывайте скорее лаз, нам уже отстреливаться нечем. Последняя обойма в кольте осталась.

– Потерпите немного, – попросил Гарун. – Слушайте, где крышка упадет.

Он залез в дымоход и ударил прикладом автомата в стену напротив. Заслонка легко отвалилась, открывая темный проход. Пригнувшись, Гарун полез в темноту. Он добрался до конца низкого коридорчика и уткнулся во что-то мягкое и пыльное. Посветив перед собой фонариком, он увидел серый холст, натянутый на деревянную раму.

«Р.БОЛТЕВ» – прочитал Гарун надпись на холсте. Картина, понял он. Только с обратной стороны. Не мудрствуя лукаво, он выбил раму ударом ноги. Спрыгнув на пол, сразу попал в объятия друзей.

– Быстро уходим, – приказал Кари. – Гарун, ты идешь первым, показывай дорогу. Вторым Белов, за ним Савва.

– Хорошо бы замыкающему портрет на место вернуть, – сказал Савва. – Тогда зюзцы подольше будут ход искать.

– Я сделаю, – сказал Кари, поднимая с пола картину. Гарун увидел пышную черную бороду раздувшиеся ноздри и сверкающие черные глаза на смуглом лице восточного вождя, одетого в европейский сюртук.

– Братцы, ведь это Карл Маркс, – ахнул бывший аспирант. – А я его – ногой!

– Не переживай так, – успокоил Белов. – За это уже не сажают.

– Наконец-то! – обрадовалась Зоя, когда из стены посыпались один за другим измазанные сажей воины. – Все целы, раненых нет?

– Все хорошо, прекрасная маркиза, – сверкнул зубами Павел. – Вы готовы следовать за нами?

– А это кто? – перебил Савва, показывая на скрюченное тело в углу комнаты.

– Назар, – махнул рукой Гарун. – Это я его ночью. Нечаянно.

– Нечаянно? – поднял брови Кари. – Он, что, один был?

– Нет, – ответил Гарун. – Его прикрывали двое. Сюда он спускался один. Видно, был уверен, что и так справится. Своих зюзцев он оставил на чердаке.

– Где же зюзцы? – спросил Савва. – Сбежали?

– Нет, не сбежали. Первого я сбил, он сейчас внизу, застрял в камине. Второй остался лежать на чердаке. Кажется, ему обе руки оторвало.

– Вижу, ты здесь времени зря не терял, – заметил Кари. – Значит, под нами зал с камином? – он выбрал из дымохода веревку и, отрезав кусок, большую часть отдал Белову.

– Сделайте веревочную лестницу и привяжите к решетке, – приказал он. – Я пока спущусь в зал для заседаний. Кое-что не стоит оставлять здесь.

– Возьми патронов побольше, – предложил Гарун.

– Хватит одного магазина, – Кари перезарядил карабин. Привязав веревку к ножке стола, он сбросил ее в дымоход и скользнул вниз. Через минуту руссич вернулся с небольшим кожаным мешком, из которого торчала рукоять топора.

Белов первым забрался на решетку из труб. Он встал на четвереньки и быстро побежал к забору. Поднимаясь один за другим на виноградник, беглецы исчезали в гуще листьев.

Глава 5

От винта! – скомандовал Кари. – Гарун! Отвальную песню – запевай!

Гарун, завинчивая крышку топливного бака, затянул хриплым «пиратским» голосом:

Куплет подхватил дулеб, который наматывал на шкив мотора пусковой шнур:

Кари поддержал товарищей, взявшись за штурвальное колесо:

Тут все грянули разом:

Белов резко дернул шнур. Мотор чихнул, выхлопная труба выбросила облачко пара. В воздухе потянуло водочным перегаром. Из сопла двигателя плеснула толстая струя речной воды. Белов прижал рычажок, добавляя оборотов. Струя хлестнула по причалу, окатив Савву, который стоял на пристани, удерживая канат. Зоя прыснула и прикрылась рукавом. Белов уменьшил подачу газа. Струя рассыпалась на мелкие брызги и угасла.

– Эй, вы, смехуны! – вымокший по пояс Савва погрозил концом каната почему-то Зое.

– Хватит шутки шутить, пора отчаливать. Скоро сюда зюзцы заявятся. Они шутить не будут. Живо всем головы поснимают.

Действительно, следовало торопиться. Не прошло и часа, как беглецы, забросав двор дымовыми шашками, спустились по забору к вездеходу. По совету Саввы они тихо затолкали автомобиль в сарай и заложили вход. Затем, разобрав заднюю стену сарая, диверы выкатили вездеход на соседнюю улицу, оставив одураченных зюзцев сидеть в засаде у главных ворот.

Четверо мужчин толкали вездеход по пустынной улице. Зоя сидела в кресле водителя и держалась за руль. Добравшись до Балаклавского проспекта, они повернули направо и остановились у витрины с вывеской, на которой не хватало нескольких букв.

– АСТРОНОМ Я, – прочитал Белов, отдуваясь. – Это что, брачное объявление? Или уважаемый астроном предсказывает будущее за умеренную плату?

– Зоя, – отмахнулся Кари. – Достань-ка нам план города. Посмотрим, как проще доехать до Коломенской пристани. Через Зюзь нам ходу дальше нет.

– Доехать до пристани? – оживился Савва. – Я знаю. Сначала надо до Пролетарки добраться. Оттуда к пристани прямая дорога идет, вдоль берега. На пристани у нас свой причал имеется. Его еще Сергий, первый префект, у коломцев откупил. Наша лодка тоже там.

– Большая лодка? – спросил Кари. – Нас выдержит?

– Выдержит, – заверил Савва. – Лодка большая, с палубой. В прошлый год Зорах, чтоб ему ни дна, на покрышки, ходил на ней до Кремля за серебром. Брал с собой десять человек и товару всякого для торговли. Лодка и то всех выдержала.

– Погоди, – Гарун ткнул пальцем в план. – Впереди железнодорожная насыпь. Через нее мы как переберемся?

– Железкин вал, что ли? – пожал плечами Савва. – А проезд на что? Проедем под валом. Мы всегда так делаем, когда в пристань надо попасть.

– Пролетарка, это что? – спросил Кари.

– Бывший Пролетарский проспект, судя по карте, – заметил Гарун.

– Точно, – подтвердил Белов. – Балаклавский проспект, на котором мы загораем, уходит под железнодорожный мост через пару кварталов. Дальше можно ехать по Пролетарке, затем по Котляковке. Здесь дорога идет через лесопарк. По ней доедем прямо до Коломенской набережной. Верно, командор?

– Все правильно, – подтвердил Савва. – Только Пролетарка – это зона, а набережную называют Пиратской, потому как на этом берегу коломские пираты всегда свои лодки чинили. На Котляковке и Пролетарке вольные люди живут, пролетарцы. Они не сеют, не пашут и власти голованов не признают. Имущества никакого не держат. Ни коней, ни другого товару. Потому взять с них нечего. Зато железкин вал их зоне отошел согласно хартии земли Москови. Они за проезд плату берут и людей к реке пропускают. Да вы не бойтесь. У меня серебра хватит им заплатить.

– Добро! – заключил Кари. – Все по местам! Савва, ты – рядом с Беловым, показывай дорогу. Зоя, ты садись в задний отсек и не высовывайся. Гарун, ты наблюдателем. Твой сектор обзора сзади и справа. Я – наверху. Мой сектор впереди и слева. Все на местах? Белов, трогай!

Кари надел шлем. Поднявшись в люк, он сразу снял «хеджес» с предохранителя. Белов нажал педаль газа и отпустил сцепление. Под визг колес вездеход рванулся с места.

В молчании они проехали два квартала. За очередным перекрестком показалась высокая насыпь железной дороги с темным провалом тоннеля. Вход в тоннель загораживал ржавый корпус автобуса марки «икарус». От крыши автобуса к насыпи тянулись канаты, привязанные к толстому рельсу, выступающему поперек железнодорожной насыпи.

На ступеньках автобуса сидели, позевывая, два увешанных оружием пролетарца. Увидев подъезжающий вездеход с торчащей на крыше базукой, воины укрылись в салоне, выставив в окна заряженные арбалеты.

– Останови, не доезжая до заставы, – сказал Савва. – С заставщиками я сам переговорю.

Он вылез из автомобиля и не спеша подошел к икарусу. Узнав сына чертовского голована, пролетарцы опустили оружие.

– Здоровы будьте, Мамаш и Перец! – Савва хлопнул по стенке автобуса. – Да хранят вас силы небесные от упырей.

– Да хранят от упырей, – усмехнулся Мамаш, загорелый до черноты сероглазый воин с серебряной серьгой в ухе.

– А с нелюдью мы сами как-нибудь справимся! – Перец, рыжий и горбоносый, прикоснулся к массивному серебряному кресту, прилипшему к волосатой груди.

– Куда путь держите? – спросил Мамаш, спрыгнув на землю. Перец остался в салоне и незаметно навел арбалет на Савву.

– До пристани, – дружелюбно ответил Савва. – Хочу новым десятникам наш причал показать.

– А, южанам! – догадался Перец. – Так это их самоход? Давненько я не видал исправного самохода.

– В Рамке еще остались, говорят, – сказал Савва. – Можешь по железке съездить, поглядеть, – поддел он рыжего пролетарца. Перец неопределенно гоготнул.

– Позволь, Савва, тебя спросить, – Мамаш качнул головой в сторону вездехода. – Вместо кого они десятниками стали?

– Тайны тут нет, – ответил Савва. – Кари вместо Зораха, после того, как побил его в равном поединке.

– Зораха побил? – зацокал языком Мамаш. – Неужто?

– Точно, – подтвердил Савва. – Почти что голыми руками.

– Так-так, – закивал Мамаш. – А тот, другой?

– А Гарун Назару голову проломил, – прищурился Савва. – Когда тот тайно хотел напасть на него.

– Назару? – ахнул Перец, чуть не выронив арбалет.

– Однако, – нахмурился Мамаш. – Назара я хорошо знал. Да успокоится его душа на небесной тверди. Ну, проезжайте! – разрешил он.

Чертовец, отсалютовав пролетарцам, повернулся к вездеходу.

– Эй, Савва, – Мамаш вдруг хлопнул себя по лбу. – Чуть не забыл! Ты должен показать пропуск на выход. Хоть ты и сын голована, – осклабился пролетарец, – Но, как говорит твой родитель, перед хартией все равны. Верно?

– Конечно, – развел руками Савва. – Какой пропуск тебе нужен?

– Да хоть какой, – пожал плечами Мамаш. – Хоша на один день.

– А, такой круглый, серебряный, с малой печатью? – спросил Савва.

– Сойдет и он, – согласился Мамаш.

Простодушно улыбнувшись, Савва полез в карман. Достав из штанов кожаный мешочек с серебром, он подкинул его на ладони.

– Пропуск здесь, – показал он на мешочек. – Да искать его больно долго! Мамаш, не в службу, а в дружбу, найди пропуск сам. А мешочек потом вернешь, коли еще будешь в карауле.

– Хорошо, – легко согласился Мамаш, принимая из рук Саввы серебро. – А другой пропуск где?

– Какой другой? – удивился Савва.

– Конечно! – свесился Перец из окна. – Второй пропуск, на твоих друзей. Наверняка он во втором мешке. Давай, кидай его мне. Я пропуск еще быстрее Мамаша найду.

– Да ты не торопись, – сказал Савва, бросая мешочек Перецу. – День только начался.

Мамаш достал свисток и дунул. Сверху донесся ответный свист. На краю насыпи появился широкоплечий загорелый человек в галифе с генеральскими лампасами и белой мохнатой папахе. Он постучал по рельсу обухом топорика с блестящим закругленным лезвием и сдвинул папаху на затылок.

– Сколько? – крикнул человек в папахе.

– Четверо на самоходе, – ответил Мамаш. – До заката.

– Четверо на самоходе, – повторил человек. – До заката, с малым пропуском. Принято! – он сунул топорик за пояс и скрылся за насыпью. Мамаш отошел в сторону.

На той стороне насыпи громыхнуло железо. Рельс заскрежетал, поворачиваясь на бетонной опоре. Его конец вознесся, как колодезный журавль, поднимая тяжелый автобус. Открылся вход в тоннель. Перец с высоты приветливо помахал рукой.

– Поезжай, только медленно, – предупредил Савва. – Выход уже загорожен другим затвором.

Вездеход затормозил в конце тоннеля перед грудой ржавого железа, которая когда-то была туристическим автобусом «ЛАЗ». На крыше автобуса стоял, держась за канаты, знакомый пролетарец в генеральских галифе.

– Сколько? – спросил он.

– Четверо на самоходе, – ответил Савва, высунувшись в окно.

– Принято, – сказал пролетарец и ловко соскользнул по канату вниз. – Мамаш! – крикнул он в тоннель. – Опускай затвор.

– Нас же пятеро, – шепнул Гарун. – Про Зою забыли?

– Поздно, – одернул его Савва. – Слово принято. Зоя, укройся палаткой и даже не дыши.

Человек в галифе отпустил канат и хлопнул по ржавому боку «ЛАЗа». Гигантское коромысло снова заскрежетало, поворачиваясь вокруг опоры. Автобус дрогнул корпусом и тяжело поднялся в воздух. Проезд открылся.

Белов выехал из тоннеля и затормозил. Человек в папахе подошел к машине и заглянул в салон. Пересчитав пассажиров, он подал Савве флажок с печатью и получил в обмен мешочек с серебром.

– Можете ехать, – разрешил пролетарец. – Не забудьте на обратном пути пропуск вернуть.

– Не забудем, – пообещал Савва. – Ирбис, отчего такие строгости?

– Вчера Людмилу ждали, голованшу зюзскую, – замялся Ирбис. – Со свитой, как положено. Мамаш говорил, что у нее с Аханом договора срок истекает. А она тот договор продлить желает. Мы ждали Людмилу, пропуска заготовили. Так и не приехал никто. Потом ночью, во вторую стражу, аккурат в час Быка, от нее гонец прискакал. Известил, что Людмила задерживается. Предупреждение передал, чтобы мы, значит, были настороже. А от кого, не сказал.

– Не сказал? – переспросил Савва.

– Нет, – развел руками Ирбис.

– Так ведь это глупость! – воскликнул Савва. – Эта новость уже всем известна. Он сочувственно покачал головой.

– Ты, Савва, о чем? – Ирбис наклонился к окну.

– Этой ночью рамцы снова напали на Зюзь, – объяснил Савва. – Без претензии на землю, только ради захвата рабов. Зюзцы уже половину парней потеряли.

– Вон оно что, – просветлел Ирбис. – Теперь ясно, отчего она икру мечет. Еще бы, стольких воев враз потерять. Теперь Ахан у нее Нагтино враз отхватит. Это как пить дать. Да только Низких Колов ему не видать, шалишь! Колы все равно наши будут. Ну, Савва, спасибо за новость, – успокоился пролетарец. – Поезжайте с Богом. Только пропуск потом вернуть не забудьте.

– Будет сделано! – пообещал Белов и включил сцепление. Он повернул направо и погнал автомобиль к Пролетарскому проспекту. Доехав до перекрестка, он развернулся и вылетел на безлюдный простор Каширского шоссе.

– Странно все это, – дулеб сбросил скорость, съезжая в лесопарк. – Ни тебе машин встречных, ни полиции. Могу ехать хоть задом наперед. Но почему-то не хочется. Хотя знаю, что свистнуть некому. Как-то не по себе становится.

– Слушай, воевода, – Кари опустился на сиденье. – Насчет вторжения рамцев ты выдумал, или в самом деле на Зюзь уже напали?

– Это так, – усмехнулся Савва. – Небольшое предсказанье. Коль скоро зюзцы к нам нагрянули, так ведь и рамцы дремать не станут. В прошлый год я водил в Кремль два десятка заставщиков. Зюзцы подумали, что в Чертово мало воев осталось и решили напасть. Голованом у них тогда Леонид был, сын Лазаря. Битва жестокая была. Весь день рубились, как нелюди. Оба моих брата в той сече пали. А в Рамке всегда рабов не хватает. Мрут они, как мальки в мартовской луже. Вот рамцы улучили момент и сами вторглись в Зюзь. Похватали парней, в железа замкнули и посадили на телеги. Обозом, значит, повезли. А кто в рамское рабство попал, тому обратно ходу нет. Так и сгниет в рамских подвалах, серебро для норгов добывая. Леонид, как узнал о вторжении, приказал трубить отход. Догнал он обоз у границы Рамки. Там стены настоящие сложены, сплошь из камня и железа, с башнями и зубцами. Возводили те крепости зодчие норгов, пришельцев с севера. Говорят, голован норгов имеет железные руки. Сам ростом невелик, но с кем схватится, так голыми руками насмерть удавит. Совсем, как ты, Кари. Вот зюзцы и сшиблись с обидчиками. Да куда им справиться с рамцами, которым норги своим умением помогают. Там, у стен Рамки, Леонид голову и сложил. Пришлось зюзцам назад повернуть. А когда отступали, то в лесу, возле старого цирка, наткнулись на отставший обоз рамский с малой охраной. Зюзцы шибко злые были и сгоряча всем рамцам поснимали головы. А когда начали потери пересчитывать, выяснилось, что среди рамцев был один норг и он тоже под меч зюзский попал.

– А что, норга нельзя было трогать? – спросил Гарун.

– Конечно! – воскликнул Савва. – Ведь норги – бессмертные колдуны, постигшие суть вещей. Им открыто прошлое и будущее. Только смерть свою они не в силах предвидеть и потому редко выходят за стены крепости. Не желают зря рисковать. Если бы не эта их уязвимость, не было бы спасения от норгов нигде и никому.

– Какие же они бессмертные, если их можно убить? – заметил Белов.

– Убить на этом свете можно любого, – сказал Савва. – Но не каждый сможет прожить тысячу лет и не состариться.

– Значит, эти норги имеют возраст тысячу лет? – удивился Гарун.

– Рамцы говорят, что их голован Рекн, сын Рагна, живет уже тысячу двести лет, – заявил Савва.

– Так, – заметил Кари. – Кажется, кое-что начинает проясняться. И чем закончилось история с убитым норгом?

– Зюзцы до того перепугались, – продолжил Савва, – что сын Леонида, Лучезар, который норга зарубил, отказался цепь голована принять, когда вернулся в зону. Братьев у Лучезара не было, потому голованом Зюзи стала его сестра Людмила. Она, чтобы след кровавый замести и норгов запутать, решила доспехи норга отдать головану Семену. Не даром, конечно, а за выкуп. Да только не помогло это зюзцам. Норги все равно нашли Лучезара и увезли к себе. Что с ним стало, никто не ведает. Кольчугу, что ты на Зорахе видел, с убитого норга сняли. Топор булатный, на котором ты клятву пил, тоже у него был. А шлем рогатый с каменьями самоцветными, говорят, самому Рекну принадлежал. Бесценная, я скажу вам, вещь!

Вездеход уверенно прокладывал колею по заросшей травой дороге, проложенной через лесопарк. Слева показались развалины большого старинного дома. Через минуту стена деревьев кончилась, впереди блеснула широкая гладь реки. Повеял легкий ветерок, принося желанную прохладу. Белов повернул налево и повел вездеход вдоль берега.

– Вот она, пристань, – Савва показал на высокие каменные строения, спускавшиеся к воде. – Наш причал второй, он сразу за первым.

Вездеход проехал по мосту через речку с голыми берегами, покрытыми каким-то белёсыми отложениями, и остановился перед железными воротами. Из прилепившейся к забору будки выскочил мужик в блестящей пожарной каске и длинной алебардой под мышкой. Увидев вездеход, сторож перекрестился и взял оружие на плечо. Савва высунул руку в окно и помахал пропуском. Сторож приставил алебарду к забору и открыл ворота. Вездеход въехал на бревенчатую мостовую и покатил между громадными пакгаузами с плоскими крышами, склонившимися в сторону реки.

– За вторым хранилищем поворачивай направо, – подсказал Савва. – Там можно остановиться прямо на причале.

Белов вырулил на причал и затормозил у чугунной тумбы, к которой был привязан длинный рыбачий баркас с мачтой и небольшой рулевой рубкой. Из-под паруса, сложенного на чисто вымытой палубе, торчали чьи-то босые ноги.

– Это Янек спит, – сказал Савва. – Ночью он сети ставит и лодку сторожит, а днем отсыпается. Вылезайте, сейчас я его подниму.

– А ты говорил, что у вас воров нет, – поддел чертовца Белов.

– Так то – у нас, – засмеялся Савва. – А здесь – Колома!

Он легко перемахнул на баркас. Подкравшись к спящему матросу, Савва вытащил меч и провел холодным лезвием по торчащим пяткам. Ноги мгновенно втянулись под парус. Через мгновение Янек стоял во весь рост, угрожающе выставив заряженный арбалет.

– Опять ты, Савва, шутишь с оружием, – проворчал он, протирая глаза. – В следующий раз пущу стрелу, так и знай.

– Брось дуться, – Савва потрепал соломенные вихры юнги. – Смотри, какую команду я тебе привез. На веслах хоть до Рамки могут идти без замены.

– Ух ты, самоход! – воскликнул Янек. – Как с картинки. На палубу в сапожищах все равно никого не пущу, – вдруг нахмурился юнга. – Ты тоже снимай.

– Да погоди ты, – остановил его Савва. – За нами погоня. Мы сейчас загрузимся и сразу отчалим. В зоне – чужие.

– Кто? – нахмурился Янек.

– Зюзцы!

– Опять? – всплеснул руками Янек. – А вы куда глядели?

– Они ночью нагрянули, а Назар, собака, все караулы снял. Никто не ждал предательства. Они с Зорахом были заодно. Потом расскажу. Сейчас давай грузиться.

Савва перепрыгнул обратно на причал. Они подтянули баркас к пристани. Белов подогнал вездеход и открыл багажник. Кари перешел на баркас. Закипела работа. Ящики, коробки, контейнеры перелетали из рук в руки. Вскоре на палубе выросла порядочная куча оружия и снаряжения.

– Куда девать канистры со спиртом? – Белов высунул голову из багажника.

– Две неси сюда, – сказал Кари. – Остальное оставим в вездеходе. На всякий случай.

– Акваланги легкие, три комплекта. Берем?

– Не надо, оставь, – решил Кари. – Все равно на всех не хватит. Ты собери лодочный мотор, а я подготовлю место для него.

Кари перешел на корму лодки. Достав циркуль, он начал измерять габариты рулевого пера.

– Руль выдержит! – Кари принял у Белова водомётный движитель и закрепил на корме, опустив всасывающие патрубки в воду. Затем Кари освободил штоки амортизаторов и прикрепил к толстым доскам руля. После этого он освободил от упаковки глушитель и навинтил на выхлопную трубу движителя.

– Готово! – объявил Кари. – Можно ехать.

– По воде не ездят, а ходят, – солидно возразил Янек, подавая канистру со спиртом. – После того, как отвальную песню споют. Без этого нельзя. Удачи не будет.

– Виноват, капитан, – усмехнулся Кари. – Под какую песню прикажете мотор заводить?

– Не знаю, под какую песню ходят с мотором, – смутился Янек. – Я только знаю, с какой песней парус поднимают или веслами гребут.

– Давайте под нашу студенческую, – предложил Гарун, – Про Арабеллу.

– Которая оробела? – засмеялся Белов, открывая канистру со спиртом. – Давай, если слова простые.

– Очень простые, – заверил Гарун.

Песня действительно оказались простой. Через минуту, горланя как настоящие пираты, они запустили водомётный движитель, окатив забортной водой Савву.

– А ведь командор прав, – заметил Кари. – Пора отчаливать. Не знаю, что с вездеходом делать. Затопить, что ли?

– Жалко самоходик, – сказал Савва. – Может, его в хранилище спрятать?

– Я тоже против затопления, – поддержал Белов. – Завязнет в тине, потом лебедкой не вытащить. Пойдем на склад. Посмотрим, что можно сделать.

Они вошли в просторное помещение, стены которого возвышались на добрые двадцать метров. Гарун не преувеличивал, когда говорил, что в пакгауз можно загнать железнодорожный состав. Только он не учел, что спрятать груз от любопытных глаз в абсолютно пустом хранилище просто невозможно.

– Четыре этажа, не меньше, – сказал Белов, изучая мощные железобетонные перекрытия.

– Нельзя просто так оставлять машину, – заметил Кари. – Коломцы разберут ее на запчасти. Или просто подожгут, как дети.

– Дети, пожар, прятать, – задумался Гарун. – Как родители прячут спички от детей? Закрывают на ключ – не подходит. Кладут на шкаф повыше. Загнать вездеход на крышу, что ли?

– Агат ит! – Белов поднял палец. – Есть идея. Посторонитесь, наблюдайте, завидуйте, – дулеб распахнул ворота и побежал к машине.

– Что он хочет сделать? – спросил Савва. – Крыша не выдержит самохода. Он провалится и разобьется.

Белов влетел на вездеходе в пакгауз и затормозил у стены.

– Господа корсары, все вещи забрали? – спросил он. – Имейте в виду, через минуту наш самоход будет недоступным, как пик Коммунизма. После этого жалобы и просьбы трудящихся джентльменов удачи приниматься не будут.

Дулеб с видом фокусника достал моток бечевки и привязал к нему гаечный ключ. Затем он раскрутил его в воздухе и запустил под потолок. Ключ перелетел через балку и опустился вниз, увлекая за собой бечевку. Белов полез под бампер. Отключив храповик лебедки, он вытащил конец троса и привязал к бечевке. При помощи бечевки он перетянул трос через балку и прикрепил к буксирному крюку.

– Наступает ответственный момент, – объявил дулеб, включив храповик. – Эй, цвей, дрей! – он взял пульт управления и нажал кнопку. Щелкнула муфта. Барабан закрутился, натягивая трос. Бампер вездехода задрался, передние колеса поднялись в воздух и заскребли по стене. В багажнике забренчали инструменты. Вездеход встал на дыбы. Ударившись о стену колесами, автомобиль гигантским жуком пополз к потолку.

– Дело сделано, – сказал Белов, выключив лебедку. Вездеход замер высоко под потолком, повиснув на балке, как копченый окорок. Оглядевшись, дулеб засунул пульт в щель за колонной и замаскировал кусками штукатурки.

– Гут! – одобрил Кари. – Это лучше, чем топить в реке.

Савва закрыл ворота пакгауза. Смотав причальный канат, он забросил его на палубу и сам перепрыгнул через борт.

Кари зашел в рубку. Янек уже стоял за штурвалом. Кари прилепил к стойке штурвала джойстик управления и показал смышленому матросу как им пользоваться. Савва уперся багром в причальную тумбу и посмотрел на Кари. Руссич махнул рукой. Савва с силой оттолкнулся от причала. Янек передвинул рычаг джойстика на «малый ход». Когда баркас достаточно отошел от пристани, он добавил оборотов и сразу взял курс на противоположный берег.

Глава 6

Длинный баркас быстро скользил по спокойной речной воде вдоль левого берега, густо заросшего колючим кустарником. Оставшись позади, коломенская пристань виднелась издалека как нагромождение серых коробок, резко выделявшихся на фоне зеленой полосы леса.

Савва предложил Зое заняться обедом. Вскоре из маленького камбуза, пристроенного к задней стенке рубки, повеяло ароматом жареной рыбы. Савва сам спустился в трюм и вынес столик на коротких ножках, в ящиках которого нашлись чистые тарелки и кружки.

Они сложили коробки с оружием посередине палубы, оставив проходы вдоль бортов. Кари перетащил на бак два контейнера с «хеджесами». Один контейнер он сразу вскрыл и подготовил базуки к бою. Белов укрыл под парусом канистры со спиртом и набросал вокруг столика снятые с вездехода чехлы. Судно сразу приобрело обжитой вид. Мужчины в ожидании обеда уселись на палубе.

– А вчера осетрину на вертеле давали, – мечтательно сказал дулеб. – С гранатовым соусом. Эх, хороша была осетринка.

– Не вчера, а позавчера, – поправил Гарун. – Вчера на ужин была баранина. Со слезами, плясками и песнями.

– Точно! – согласился дулеб. – Сначала чертовки поплакали в жилетку, потом поплясали для поднятия аппетита.

– Зато сегодня мы без завтрака остались, – заметил Кари.

– Ага, – согласился Савва. – А то я думаю, отчего так есть хочется.

– Поработай тут, не евши с утра, – поддержал Белов.

– Кто не работает, тот не ест, – сказал Гарун.

– Опять наш аспирант в философию ударился, – усмехнулся Кари.

– Умный больно, – сказал Савва. – Образованный человек, сразу видно.

– Как сказать, – возразил Белов. – Образование ума не заменяет.

– Ни ума, ни хитрости, – подтвердил Кари. – Однако, кушать в самом деле хочется. Зоинька! – позвал он. – Радость наша, не дай голодной смертью умереть.

– Бегу, бегу! – девушка вынесла большой поднос с горой зажаренных в сметане карасей. Затем на столе появилась глубокая миска с салатом из свежих помидоров и стопка мягких лепешек. Сполоснув руки, мужчины дружно накинулись на карасей, запивая хрустящую на зубах рыбу молодым вином из большой бутыли, оплетенной соломой.

– И все же я хотел уточнить, – начал Гарун. – Чем, по-твоему, ум отличается от хитрости?

– Видишь ли, Гарик, – сказал Кари. – В голове каждого индивида как бы совместно существуют три качества. Это ум, мудрость и хитрость. Одно может заметно преобладать над другим. Тогда люди замечают, что данный человек или умен, или мудр, или хитер.

– Допустим, – согласился Гарун. – Но ты пока не разъяснил, чем эти начала отличаются друг от друга.

– Полностью обоснованный ответ ты мог бы получить у Гун Фуцы, – задумался Кари. – У нас он является абсолютным авторитетом в области философских наук. Лично я думаю так. Ум – это способность человека понимать сложность жизненных проблем. Мудрость – умение находить для них простые решения.

– А хитрость? – спросил Гарун.

– Это когда, – улыбнулся руссич, – Из всех возможных решений ты выбираешь самое выгодное для себя.

– Когда это было? – обиделся Гарун. Все дружно засмеялись.

– Я в фигуральном смысле, – пояснил Кари.

– Ты сам подумай, – вмешался Белов. – Если этого никогда не было, значит, ты не умеешь хитрить. В чем я сильно сомневаюсь. Ты не похож на блаженного или пророка.

– При чем тут блаженные? – возмутился Гарун.

– При том, – отрезал дулеб. – Сегодня ты уложил троих врагов, а сам не получил ни царапины. Это признак удачливого воина, но никак не пророка.

– Значит, пророки не умеют хитрить? – спросил Гарун.

– Они не нуждаются в этом, – заметил Кари. – Правда, бывают ложные пророки, которые умело прикрывают свою выгоду пышными словами о всеобщем равенстве и братстве. Поскольку равенство и братство есть категории нравственные, то основанная на них философская система не может претендовать на глобальную объективность. Многие ваши философы знают это. Тем не менее, они продолжают обманывать народ, проповедуя ложные истины.

– Зачем же они делают это? – растерялся Гарун.

– Им за это платят власти, которым выгодно держать народ в темноте и невежестве. Толпой легче управлять. Высокие истины толпе недоступны. Свои права и свободы толпа передоверяет властям. Так проще жить. Нет прав – нет и ответственности. В этом – сермяжная правда жизни. Если такой порядок устраивает граждан, общество является стабильным. Властям это выгодно, а в обществе всегда найдутся охотники защищать учения, в которых нет ни грана правды. За хорошую плату, разумеется. Верно, Павел?

– Безусловно, – поддакнул Белов. – Только не надо путать истину с правдой.

– Что ты хочешь сказать? – удивился Гарун. – Разве истина и правда не одно и то же?

– Конечно, нет, – подтвердил Кари. – Истина рождается как научное открытие, сначала в голове исследователя. Истина существует объективно, она не зависит от мнения соседей. Правда возникает как обобщение традиций, присущих данному обществу. Поэтому правда отражает господствующую идеологию. Проще говоря, истина существует независимо от людей. Правда отражает согласованное мнение членов общества.

– Я к вам пришел не ради истины, но ради правды, – пробормотал Гарун. – Из твоих рассуждений следует, что истина может не быть правдой и наоборот.

– Совершенно верно. Так бывает, когда истина открывается мыслителю, который опережает свое время. В этом случае люди не готовы к ней. Общество отвергает открытие из страха перед грядущими потрясениями и наказывает мыслителя за попытку изменить общую точку зрения. В вашем мире так случалось не раз. Достаточно вспомнить казус Галилея. Земля вращается вокруг Солнца, это истина, открывшаяся ученому. Но в те времена общество не было готово. В глаза большинства сограждан Галилей был неправ, то есть говорил неправду. По мнению властей, его открытие грозило разрушить устои мировоззрения. Властные карающие органы заставили ученого признать правоту большинства. В результате отречения Галилея, правдивым, иначе говоря, – правдой, осталось официальное утверждение, что Солнце вращается вокруг Земли. Что, как мы знаем, противоречит научным наблюдениям и потому не является истинным.

– Выходит, – заметил Гарун, – Правда есть результат некоего соглашения в обществе? В своем роде, правила игры?

– Верно, – подтвердил Кари. – Свод законов князя Ярослава Владимировича так и назывался: «Русская Правда». Законы, писаные или неписаные, это и есть правила игры в обществе.

– Понятно, – Гарун покосился на Белова, который оживленно болтал с Зоей, заглядывая в ее изумрудные глаза.

– Кстати, Гарун, – поднял бровь Кари. – Где ты так чисто научился говорить по-русски? Я знал кавказцев, живших в России. Хантамирова, например. Все они говорили с жутким акцентом.

– Я с детства говорю по-русски, – смутился Гарун. – Ведь я аварец только по отцу. А мама у меня русская.

– А говорить по-аварски можешь? – улыбнулся руссич.

– Немного, – признался Гарун. – Только читать не умею.

– Слышишь, Карик, – вмешался дулеб, – мы тут с Зоенькой о музыке немного поговорили. Они действительно не знают семитоники Баха, используют на пятитоновый звукоряд. Эх, Кирогу бы сюда. Вот где простор для его работы.

– А в чем проблема? – заинтересовался Карислав. – Жители земли Москови не переносят классической музыки?

– Мы немножко знаем эту мертвую музыку, – сказала Зоя. – Но нашему народу она не по душе.

– Как это? – вмешался Гарун. – Музыку Бетховена и Шостаковича вы называете мертвой?

– Это не то, что ты думаешь, – возразила девушка. – Живая музыка, это здесь, – она приложила руку к сердцу. – А мертвая, она только для глаз.

– Что значит – музыка для глаз?

– Не могу сказать, – Зоя покачала головой. – Трудно объяснить.

– Я знаю, – воскликнул дулеб. – Все дело в ритмах. Зоя называет живой музыку, которая отражает биоритмы природы. Например, стук человеческого сердца или топот копыт скачущей галопом лошади. Эти ритмы у человека в генах. Поэтому первым музыкальным инструментом у всех народов является барабан, на котором воспроизводят эти звуки.

– Выходит, без ритма музыка мертва?

– Зоя этого не говорила, – возразил Белов. – Насколько я понял, она называет мертвой музыку, которая пытается отразить звуки неживой природы: шум дождя, плеск волн, шелест листьев на деревьях. В этих звуках действительно нет ритма. Для их исполнения не требуется ритм-секция. Достаточно иметь литавры, чтобы воспроизводить раскаты грома. Так, ведь, Зоинька?

– Ты умница! – Вскочив, Зоя чмокнула дулеба в щеку. – Все поели? Со стола убирать?

– Пора, – согласился Кари. – Надо Янека сменить. Гарун, ты становись за штурвал, а мы с лоцманом немножко потолкуем. Перед поворотом сбросишь ход до малого. И чаще поглядывай на берег. Мало ли кто в кустах может прятаться.

Гарун с удовольствием взялся за отполированные ручки штурвала. Янек набрал полную тарелку рыбы. Перейдя на бак, он уселся рядом с Беловым, который помогал Кариславу расстелить план города на пахнущих смолой досках.

– Смотри, Янек, – руссич показал на голубую ленту Москва-реки. – Здесь перед поворотом река течет тремя рукавами мимо двух островов. Где нам лучше проложить маршрут?

– Эти острова хорошо известны, – сообщил матрос. – Раньше они нагтскими были, а сейчас ими Ахан владеет. Если идти против течения, слева остров Треуголка расположен. Между ним и берегом пролив узкий, но глубокий. Течение здесь самое быстрое. Остров справа называется Котелок. Напротив него берег реки высокий и обрывистый. Здесь течение тоже быстрое, хотя и не такое, как возле Треуголки. Зато на Котелке берег твердый и весь в кустах. Места здесь самые подходящие для пиратской засады.

– А если пройти между островами? – спросил дулеб.

– Это путь для тех, кто товары с юга в Кремль везет, – кивнул Янек. – По-другому им никак нельзя. Никто не рискует груженые лодки против течения вокруг Котелка проводить. Здесь аханские головорезы на быстроходных байдарах всегда поджидают. Пощады от них не жди. Все товары отберут и на дно пустят. По течению вниз еще можно проскочить. Если ветер попутный и груз невелик. Кое-кто решается, хотя опасно это. За нарушителями Ахан гонится аж до Братки. Если догонит, в живых никого не оставляет.

– Зачем же они идут на риск? – нахмурился Кари.

– Так ведь пролив между островами Ахан уже давно затвором перегородил! Там у него застава имеется, чтобы дань с проезжих купцов брать. А кому охота половину товаров за здорово живешь Ахану отдавать. Вот кое-кто рискует, надеясь на удачу.

– А если левым рукавом проскочить? – предложил Белов. – Между берегом и Треуголкой? Или этот пролив тоже перегорожен?

– Нет, – сказал Янек. – Этот пролив вкупе с берегом до Юной гавани Людмиле Зюзской принадлежит. Его еще покойный Леонид у нагтцев отвоевал. Только место это гиблым считается, потому как берега здесь топкие и водоворотистые. После крушения выбраться очень трудно. А дальше – зюзцы караулят. Хватают всех, кто выбрался из болот, и продают в рабство рамцам. Даже не знаю, что придумать.

– Надо быстрее принимать решение, – потребовал Кари. – Мы уже дошли до поворота. Через пять дэгов откроются острова.

– Ладно! – Янек стряхнул с тарелки остатки рыбы за борт и вытер пальцы о штаны. – С таким мотором в самом деле лучше махнуть через левый рукав. Течение лодке не помеха. Зато через аханскую заставу идти не надо. Пока они сообразят, что к чему, мы уже из рукава выскочим. А на большой воде нас ни одна пиратская байдара не догонит.

– Я согласен с Янеком, – высказался дулеб. – Зюзцы сегодня нас не ждут. Их главные силы заняты в Чертово. А гонца оттуда, как говорил Ирбис, в Нагтино еще не посылали. Аханцы же всегда начеку. Значит, в правом рукаве стычки с ними не избежать. Про средний пролив и говорить нечего. Ахан закроет проход, тогда мы на своем деревянном баркасе сразу окажемся в ловушке. Я – за левый рукав.

– Согласен, – сказал Кари. – Решение принято. Идем через зюзский рукав. Янек, принимай управление.

Они засновали по палубе, готовя оружие к бою. Белов затащил станковый пулемет на крышу рубки и залег там, обложившись ящиками с консервами. Кари перенес на корму контейнер с хеджесами, сам уселся возле рубки, привалившись спиной к нагретым доскам надстройки. Савва закинул за борт железное ведро на длинной веревке. Набрав воды, он поставил ведро перед пожарным ящиком с песком.

Янек уверенно направил баркас в пролив, ширина которого не превышала полусотни метров. Судно быстро двигалось в тени обрывистого берега острова, заросшего густым кустарником.

– Пока вроде бы все тихо, – заметил Гарун, усаживаясь на свернутый парус рядом с Саввой.

– Хорошо, кабы так, – сказал чертовец. – Да не так. Подумать, отчего это впереди над стогом сена сорока так стрекочет?

– Сорока? – удивился Гарун. – Откуда? В южном лесу мы не видели ни одной птицы.

– На юг от черты города их нет, – подтвердил Савва, – Поскольку там нет ни жуков, ни бабочек. А в городе птицы нам очень даже помогают. Не засада ли это аханская? Место удобное вполне. Пульни-ка туда ракету для проверки.

– Без приказа нельзя, – ответил Гарун. – Кари! – крикнул он. – На обрыве предполагается засада. Ориентир – стог сена. Не мешало бы проверить. Ракетой, например.

– Стрелять первыми нам не годится, – отозвался Кари. – Попробуем решить дело миром.

– Как же, решишь ты дело с Аханом миром! – проворчал Савва.

Чертовец оказался прав. Как только баркас поравнялся со стогом сена, небрежно сложенным на краю обрыва, трава вдруг зашевелилась. Из стога вылез усатый аханец в длинном зеленом плаще, надетом на голое тело. Усач выхватил из-под плаща заряженный арбалет и выбежал на обрыв.

– Эй, на борту! – заорал аханец, краснея от натуги. – А ну, греби к берегу. Стой, тебе говорят.

– Малый ход, – скомандовал Кари.

Янек неохотно сбросил скорость. Сильное встречное течение почти сразу остановило баркас.

– Чего тебе надо, Улан? – Савва выпрямился во весь рост. – Это не твоя вода и не тебе здесь командовать.

– А, это ты, Савва? – отозвался аханец, быстро обшарив глазами баркас. – Я узнал твою лодку. Без весел она еще шибче ходит! – захохотал усач.

– Дело говори, – потребовал Савва. – Недосуг мне с аханцем на воде калякать.

– Ой ли, – усмехнулся Улан. – В прошлый раз мы с вашими парнями, что из Медведово шли, с большим интересом покалякали. Неплохой выкуп они за своих невест отвалили. Ну, ладно, – переменил тон аханец. – Слушай сюда. Тебя и Янку мы не тронем. А вот южанам, что на твоей лодке прячутся, дальше ходу нет. Давай, высаживай-ка их на берег, а сам греби себе в любую сторону.

– Ну, Улан! – засмеялся Савва. – Простой ты мужик, как я погляжу.

– Куда уж проще, – осклабился усач. – Эй, что ты решил?

– Вот что я скажу тебе, аханец, – ответил Савва. – Полезай-ка ты обратно в свое сено. Сиди тихо, не высовывайся. Ежели кто спросит, отвечай, что никого не видел. Тогда, может, проживешь немного дольше, чем положено тебе по делам твоим.

– Вот, значит, ты как? – ухмылка сползла с усатого лица Улана. – Я тебе добро, а ты мне кулак под ребро? Ну, плыви, плыви, – в узких черных глазах аханца мелькнул странный огонек. – Поглядим, докуда доплыть сможешь.

Улан резко повернулся. Не оглядываясь, он зашагал к своей куче сена.

– Возьми левее и добавь оборотов, – указал рулевому Кари. – Видишь, нас несет прямо под обрыв.

Янек повернул штурвал и прибавил скорость. Накренившись, баркас отвалил от берега и пошел против течения, рассекая носом легкую встречную волну.

– Внимание, – крикнул с крыши рубки Белов. – На обрыве пушка!

Вскочив на ноги, Гарун увидел, что к Улану пристроились еще двое аханцев. Они быстро раскидали сено, которое прикрывало легкую полевую пушку, установленную на краю обрыва. Улан завертел колесо наводки, опуская ствол орудия. Прильнув напоследок к панораме, он махнул рукой и отскочил в сторону. Ахановец у лафета воткнул горящий фитиль в замок орудия. Пушка рявкнула, выбросив клуб дыма, и подпрыгнула на месте. В воздухе прошелестело ядро. Перед носом баркаса вырос столб воды. Улан что-то прокричал тонким голосом и погрозил кулаком. Аханцы кинулись перезаряжать орудие.

На крыше рубки застучал пулемет. Длинная очередь хлестнула поверх берега, заставив пиратов пригнуться. Работу они не бросили.

– Бесполезно стрелять снизу, – крикнул Белов. – Пули уходят в небо. Следующее ядро будет наше!

Кари вышел из-за рубки с хеджесом в руках. Пристроив базуку на плече, он на всякий случай оглянулся за спину и нажал на спуск. Грянул гром. Над рекой пронеслась струя пламени и ударила в обрыв. Кумулятивный снаряд вошел в мягкую глину на глубину не менее двух метров прежде, чем взорвался. Из обрыва рядом с пушкой вырос столб огня. Часть берега вместе с орудием и ошеломленными аханцами отделилась от острова и с шумом рухнула в воду, подняв фонтан грязных брызг. По проливу пошли гулять волны.

– Отличный выстрел, Кари, – крикнул Савва.

– Ты, воевода, был прав, – признался руссич. – Мирных дел у нас с Аханом не получится. Откуда у них пушка?

– Эту штуку я видел на аханской заставе. Ее норги бросили, как негодную. А коломцы подобрали и приспособили для пальбы ядрами. Порох они у рамцев покупают. В Рамке любят огневое оружие.

– Ясно. Смотри сюда. Судя по карте, в конце рукава самое узкое место. Думаю, там будет вторая засада. Предлагаю на призывы аханцев больше не останавливаться, прорываться с ходу.

Через несколько минут берега пролива сблизились, его русло изогнулось влево. Опасаясь незнакомых мелей, Янек сбросил скорость. Баркас, преодолевая сильное встречное течение, вошел в узкий рукав, на берегах которого росли высокие сосны. Гарун во все глаза глядел на заросли кустарника между могучими деревьями, до которых, казалось, можно рукой достать.

– Вижу людей на левом берегу, – предупредил Белов сверху. – Они крутятся возле какой-то тумбы с колесом. Здоровенная штука.

Гарун подбежал к левому борту. На берегу возвышалось сооружение, напоминавшее лебедку для вытаскивания больших сетей на берег. На толстый пень был насажен широкий, метра в два, деревянный барабан для каната, конец которого уходил в речной песок. На барабане стоял высокий полуобнаженный воин в красных шароварах. Он что-то кричал столпившимся вокруг него вооруженным людям и указывал длинной шпагой на приближающийся баркас.

– Это сам Ахан, – глянув из-под руки, сообщил Савва. – Я узнал его. Здесь с ним не меньше тридцати человек. Как они прознали, что мы здесь пойдем?

– Что это за устройство? – спросил Гарун. – На катапульту не похоже.

– Не знаю, я такой штуки никогда раньше не видел. Может, Ахан ее у рамцев одолжил?

– Это устройство похоже на кабестан. Пираты использовали его для вытягивания якорных цепей, – сказал Кари. – Если к канату привязан якорь, зацепить нашу лодку они не смогут. Гадать не будем. В любом случае надо прорываться. Отступать некуда. Впереди большая вода, где наш баркас уже никто не догонит. Идем на прорыв. Янек, полный вперед!

Баркас прибавил ходу. Ахан поднял шпагу и спрыгнул на землю. Кусты на берегу раздвинулись. На открытую воду вылетели легкие остроносые байдары, в которых сидели вооруженные гребцы. Налегая на весла, аханцы погнали байдары наперерез баркасу.

– Пять лодок, двадцать человек, – подсчитал Кари. – Приготовиться к отражению атаки! Гарун и Савва, защищайте правый борт. Я на корме. Павел, прикрывай левый борт. Зоя, встань к пожарному щиту и держи ведро с водой наготове. Янек, самый полный ход! Надо успеть проскочить мимо лодок!

Баркас рванулся вперед, рассекая воду. Гребцы на байдарах разом завопили и удвоили темп. Первая байдара пронеслась перед носом баркаса и вильнула влево. Раздался громкий треск. Савва перегнулся через борт и увидел, что трое гребцов вцепились в баркас, удерживая байдару на месте, а четвертый аханец, взяв шпагу в зубы, уже карабкается наверх. Схватив багор, Савва бросился на бак. Не успел пират закинуть ногу на палубу, как набежавший Савва с размаху ударил его багром по голове. Аханец без звука упал в воду и камнем пошел ко дну. Гребцы в лодке подняли арбалеты. Бросившись на палубу, Савва услышал, как над ним засвистели стрелы. Он повернул голову и увидел возле себя контейнер с хеджесами.

По борту снова заскребли абордажным крюком. Савва понял, что на баркас лезет еще один аханец. Помня о стрелках, Савва встал на колени и вытащил из контейнера увесистый хеджес. Над бортом показалась бритая голова с вытаращенными черными глазами. Савва коротко размахнулся и ударил пирата базукой в лоб. Глаза у ахановца закатились и он повалился обратно в лодку. Внутри хеджеса что-то зашипело. Насторожившись, Савва швырнул снаряд за борт. Раздался взрыв, в воздух взлетели обломки байдары. Что-то мягко шлепнулось на палубу. Савва перевел взгляд и увидел оторванную по плечо мускулистую руку с грязными пальцами, сжимавшими короткую толстую стрелу для арбалета. Савва выдернул стрелу из скрюченных пальцев и выбросил руку за борт.

Вторая байдара была уже близко. Гарун хорошо видел безумный взгляд переднего гребца и оскаленные зубы под рыжими усами. Он взял пирата на прицел, но тут же опустил автомат, не решаясь выстрелить человеку в лицо. Аханец бросил весло. Вскочив на ноги, он быстро махнул рукой. В воздух взлетел моток бечевки и трехпалый якорек с остро заточенными жалами вонзился в баркас, едва не зацепив ладонь Гаруна.

– Абордажная кошка! – ахнул Гарун.

Аханец с торжествующим криком перехватил бечевку и начал подтягивать байдару к баркасу. Опомнившись, Гарун выхватил нож и принялся пилить стальной поводок, прикрепленный к железному кольцу у основания кошки. Внизу щелкнул арбалет. Сильный удар по руке выбил у него нож. Скосив глаз, Гарун увидел короткую черную стрелу, пригвоздившую его руку к борту.

– Гарун, стреляй! – крикнул Савва, подбегая с багром в руках. – Это же пираты!

Замахнувшись, он метнул багор в переднего гребца, угодив ему прямо в грудь. Аханец вскрикнул, схватившись за багор, и полетел в воду. Второй гребец поднял арбалет. Опередив пирата, Савва выхватил из ножен меч и швырнул его в лодку. Аханец с тупым удивлением посмотрел на рукоятку меча, торчавшую из его голого живота, и медленно повалился навзничь.

Савва молча вытащил саблю из ножен на спине у Гаруна и резким ударом перерубил поводок абордажной кошки. Байдару с раненым пиратом подхватило течением и сразу унесло назад. Савва выдернул стрелу и помог Гаруну подняться.

– Ты не ранен? – спросил он, показывая на дыру в рукаве.

– Нет, – задыхаясь, сказал Гарун. – Наконечник скользнул по браслету. Скорей на корму, там Кари и Павел вдвоем против трех лодок. Давай вдоль бортов. Ты справа, я слева. Саблю оставь себе. И спасибо за помощь.

Гарун выглянул из-за рубки. Отставшие от баркаса аханцы гребли изо всех сил, забрасывая абордажные кошки на корму. Не обращая внимания на их угрозы и проклятия, Кари аккуратно выпускал пулю за пулей, отстреливая кошки. В результате его методичной стрельбы планшир на корме уже давно превратился в щепки.

– Почему Белова не слышно? – Гарун залег рядом. Не дожидаясь ответа, он прицелился в лодку, тащившуюся за баркасом сразу на двух бечевках, и нажал на спуск. Длинная очередь разнесла в щепки нос байдары и перебила буксир. Байдару закружило на месте. Зачерпнув воды, она клюнула носом и перевернулась.

– Ложись! – крикнул он, заметив, что обозленные пираты взялись за арбалеты. Над кормой просвистели четыре стрелы, которые со стуком вонзились в стенку рубки.

– Павел, ты скоро там? – окликнул Кари. – Прикрой нас! Не видишь, они головы не дают поднять.

– У меня пулемет заклинило, – пожаловался сверху Белов. – Чертов пират, угодил стрелой прямо в приемник. Заклепал окно, ленту невозможно вытащить.

– Бросай пулемет и спускайся вниз, – приказал Кари. – Ты здесь нужнее.

– Хорошо, – охотно согласился дулеб.

В воздухе что-то мелькнуло. Тяжелый пулемет с обрывком ленты рухнул в ближайшую байдару. Тонкое днище треснуло, сквозь щели фонтанчиками забила вода. Срывая с себя шаровары, аханцы бросились затыкать пробоины.

– Павел, ты зачем пулеметами бросаешься? – спросил Гарун.

– Так ведь Карик приказал, – удивился дулеб. – Я сам подумал, зачем пулемет бросать, ведь он у нас последний. Но приказ есть приказ.

– Хватит чепуху молоть, – рассердился руссич. – Лучше выгляни и доложи: скоро конец стремнине?

– Мы уже на траверзе той штуковины на берегу, – крикнул Белов. – Сейчас ее проскочим. До большой воды осталось меньше сотни метров. Так, что это? Аханцы крутят барабан. Канат ползет из воды. Берегись, это ловушка! Ребята, держитесь, сейчас врежемся.

Аханцы, что остались на берегу, вставив копья в отверстия на барабане, дружно повернули его ещё на один оборот. Канат с шумом вырвался из воды и заплескал поперек пролива. Как выяснилось, другой конец каната был привязан к могучей сосне на противоположном берегу.

Янек завертел штурвал, пытаясь избежать столкновения, но повисшие на корме байдары не дали отвернуть в сторону. Накренившись, баркас зарылся носом в воду. Туго натянутый канат скользнул поверх борта и зацепился за мачту, согнув ее почти до самой палубы. С оглушительным треском мачта переломилась пополам. Ее обломок, пущенный как из арбалета, пронесся над палубой, врезался в рубку и пробил ее насквозь, пригвоздив несчастного Янека к переборке. Резкий толчок бросил Белова на ящик с патронами. Ударившись затылком, он потерял сознание.

Баркас рывком продвинулся вперед, но тут же остановился, зацепившись рубкой на канат. За первым толчком последовал второй, более слабый. Это байдары, двигаясь за баркасом, врезались в корму. Вытащив шпаги, аханцы полезли на палубу.

Савва подскочил к пирату, который карабкался, умело орудуя абордажным крюком, и нанес ему сильный удар саблей. Пират умело принял удар на выставленную наискось шпагу. Захватив соскользнувший клинок ловушкой на гарде, он резко вывернул кисть. Сабля отлетела в сторону и упала в воду. Оскалив зубы, аханец кольнул шпагой снизу вверх. Савва отскочил назад. Пират прыгнул на палубу. Размахивая шпагой, он прижал чертовца к рубке, готовясь нанести смертельный удар. Савва схватил пластиковую канистру, в которой оставалось еще довольно много спирта, и швырнул ее в аханца. Выругавшись, пират нанес удар по летящей емкости и легко рассек ее пополам. Половинки канистры разлетелись в стороны, а в лицо пирату хлынул чистый спирт. Взревев от жгучей боли в глазах, он бросил шпагу и закрыл лицо руками. Савва прыгнул вперед и ударил его двумя кулаками в грудь. Отлетев назад, пират перевалился через борт и упал в воду. Савва подобрал пиратскую шпагу и бросился на помощь Кари, который отбивался сразу от двух аханцев. Руссич вертелся на месте, ловко отражая удары стволом карабина. Бросив одобрительный взгляд на Гаруна, который уже сбил с ног и обезоружил своего противника, Савва набросился на ближайшего пирата и, осыпая его ударами шпаги, погнал назад.

Увлеченные боем диверы не услышали, как к баркасу бесшумно причалили еще четыре байдары. Первым на палубу поднялся сам Ахан. Увидев перед собой страшного предводителя пиратов, покрытого татуировкой от шеи до пояса, Зоя вскрикнула и бросилась в трюм. Ахан, усмехнувшись, щелкнул пальцами.

– Барас, займись девчонкой, – приказал он вполголоса коренастому воину, следовавшему за ним по пятам. – Гребцам приготовить снасти. Сейчас наши рыбки сами прыгнут в сеть.

Барас, сверкнув глазами, полез в трюм. Внизу послышался звон бьющихся тарелок. Пираты разобрали четыре большие сетки, привязанные к деревянным обручам наподобие рыболовных сачков. Разделившись на две группы, они перелезли через канат и прокрались на корму.

Выглянув из-за рубки, Ахан увидел, как Кари ударом в челюсть отправил своего противника за борт и нагнулся за карабином. Он чуть слышно щелкнул пальцами. Два пирата, подскочив к руссичу, мигом накинули на него обруч с сеткой и повалили на палубу. Савва поднял шпагу и бросился на коломского голована. Ахан вытаращил глаза, сделав вид, что готовится отразить удар. В последний момент он вдруг присел, а два пирата, стоявшие за ним, разом подставили обруч с сетью. Споткнувшись о твердое плечо Ахана, Савва головой влетел в сетку и запутался в ней. Гарун вскинул автомат, но ловко брошенная сбоку шпага выбила у него оружие. Навалившись кучей, аханцы завернули ему руки за спину и связали прочной бечевкой.

Ахан молча поднял «делисл». Небрежно повертев карабин, он выбросил его за борт. Вслед за делислом в воду полетел автомат Гаруна и контейнеры с хеджесами. Утопив в реке все огнестрельное оружие, пират вразвалку подошел к пленникам.

– Зачем префект Ахан выбросил наши бабахалки? – спросил Кари, пошевелив за спиной связанными руками. – Или ему не понравилось наше огневое оружие?

Ахан смерил руссича взглядом и сплюнул на палубу.

– Это тебя зовут Кари? – грубо спросил он. – Говорят, ты хороший воин. Тогда где твоя татуировка?

– Она в надежном месте, – ответил руссич.

– Там же, где доспехи норга? – осклабился пират. – Может, ты сам скажешь, куда спрятал то, что тебе не принадлежит?

– Кари добыл их в честном поединке, – вмешался Савва.

– Кто это голос подает? – Издеваясь, Ахан сделал вид, что только сейчас заметил Савву. – Ба, да ведь это голована Семёна сынок! Мне уже доложили, что сегодня ты очень жидко покакал в сеточку.

Пираты захохотали. Савва побагровел. Отсмеявшись, Ахан вдруг принял суровый вид.

– А это кто такой? – он ткнул грязным пальцем в грудь Гаруна. – Волос черный, глаза карие, лицо белое. Кавказец? Грузин? Отвечай! Если грузин, убью на месте. – Ахан поднял свою страшную шпагу.

– Я не грузин! – гордо сказал Гарун. – Я аварец.

– Одна холера, – захохотал пират. – Вы, кавказцы, все одним миром мазаны. Гордецы и хитрецы. Ну, признавайся. Ведь ты гордишься своими аварскими предками?

– Видишь ли, Ахан, – мягко сказал Гарун, – Я аварец только наполовину. Значит, гордиться авварскими предками я могу только наполовину.

– Так! – щелкнул пальцами пират. – Это точно они. Языкатые чужаки, о которых говорил Рекн. Эй, кто там! Манзар, Халзан! Увести пленных на бак. Лодку обыскать. Тому, кто найдет доспехи норга, обещаю в награду мешок серебра.

Подталкиваемые в спину двумя дюжими аханцами, пленники перешли на полубак. Пираты забегали по баркасу, роясь в ящиках и вытряхивая из тюков содержимое на палубу. Хлопнула крышка люка. Из трюма вылез Барас. Пират тащил Зою, намотав ее волосы на кулак. В другой руке Барас держал мешок, из которого торчала рукоять топора.

При виде заплаканного лица Зои у Гаруна сжалось сердце. Не помня себя от ярости, он со связанными руками бросился на Бараса и ударил его ногой в грудь. Пират покачнулся и выпустил девушку. Шагнув назад, он опрокинул ведро с водой и шлепнулся в лужу. Сзади подскочил Манзар и ударил Гаруна рукояткой шпаги в затылок. Гарун упал лицом вниз. Манзар поднял ногу. Зоя с криком бросилась к Гаруну, прикрывая его своим телом. Кари шагнул вперед, но Ахан быстро приставил шпагу к его груди.

– Здесь командую я, сынок, – холодно блеснули синие глаза пирата. – И запомни, лежать бы вам сейчас на дне реки, будь моя воля. Но вы зачем то нужны головану Рекну. А с ним у меня уговор. Ведите себя как положено. Не то я могу передумать. Барас! Покажи, что нашел.

Барас со злостью пнул ведро. От удара оно перелетело через борт и упало в воду, закачавшись вверх дном. Сорвав злость, пират подошел к Ахану и раскрыл мешок.

– Здесь топор норга, – сказал он. – И еще кое-что.

Ахан нетерпеливо запустил руку в мешок и вытащил золотой шлем, засверкавший на солнце драгоценными камнями.

– Это он! – кивнул пират, сдерживая волнение. – За этот шлем, – Ахан возвысил голос, обращаясь к соплеменникам, – Мы получим от норгов Юную гавань. Тогда и Нагтино станет нашим. Исполнится мечта Акима, отца нашего, да успокоится его душа на небесной тверди.

– Корабль норгов! – крикнул Барас, показывая рукой вперед.

Кари обернулся и увидел белый двухпалубный катамаран, который медленно выходил из-за мыса, готовясь войти в пролив.

– Убрать сетки, приготовить канаты, – скомандовал Ахан. – Барас, стереги доспехи норга. Помни, ты отвечаешь за них головой!

Барас засунул топор за пояс и спрятал шлем обратно в мешок. Манзар поднял Гаруна на ноги. Похлопав пленника по щеке, пират прислонил его к мачте. Халзан собрал сетки и побросал их в байдару. Поискав глазами, он увидел возле мачты сеть, на которой стояла Зоя. Девушка что-то нежно шептала Гаруну, стирая платком кровь с его лица. Халзан подошел к Зое и грубо толкнул ее. Девушка вскрикнула.

– Что там еще? – проворчал Ахан, оглянувшись.

– Сеть, – сказал Халзан. – Она не понадобилась. Хватило трех.

– Почему? – нахмурился Ахан.

– Трое пленных, три сетки, – объяснил Халзан. – Ты сам говорил, что чужаков трое.

– Тупицы! – взревел Ахан. – Савва не в счет. Ищите третьего пришельца. Он должен быть где-то здесь!

Пираты забегали по лодке. Трое полезли в трюм, двое бросились в рубку. Кари бросил быстрый взгляд на крышу рубки и увидел Белова, корчившего рожи из-за ящика с консервами. Незаметно подмигнув в ответ, руссич отвернулся и заметил на воде ведро, плавающее вверх дном возле баркаса. Он повернулся спиной к рубке и воздел руки вверх.

– Douleb! – обратился он к небесам. – Ters’a bukit un vatr! Uzit lik arbel. Gitta bak tu Bouta.[9]

– A’v zi![10] – завыл в ответ дулеб.

Ахан завертел головой, пытаясь определить, откуда идет голос.

– Вот он, третий! – крикнул Барас, указывая на крышу рубки. Поняв, что дальше прятаться бесполезно, дулеб поднялся во весь рост.

– Взять его! – приказал Ахан. – Но пока не убивать.

Пираты, толкая друг друга, бросились к рубке. Халзан, добежавший первым, подпрыгнул, ухватившись руками за крышу, и встал ногами на канат.

– В чем дело, уважаемый Халзан? – кротко спросил Белов у пирата, который замер на месте, не решаясь в одиночку лезть на крышу. – Ты тоже хочешь заработать мешок серебра?

Он выхватил кольт и, не целясь, всадил пулю в канат. В воздухе пронесся мощный звук лопнувшей басовой струны. Разорвавшийся канат хлестнул по палубе, калеча и сбивая с ног пиратов. Халзана, как тряпичную куклу, отшвырнуло в сторону. Ударившись головой, он упал за борт и исчез в воде. Освободившись от каната, баркас двинулся навстречу катамарану, который уже приблизился на полет стрелы.

– Ты, – вскричал Ахан, показывая на Белова. – Ты – труп! – Он вырвал у Манзара арбалет и перезарядил его.

– Кари! – Белов сунул кольт в кобуру под мышкой. – Al bech![11]

Дулеб сделал шаг в сторону и ласточкой полетел в воду. Ахан подскочил к борту и поднял арбалет. Над водой показалась чья-то голова и Ахан сразу всадил стрелу в загорелую шею. Пловец слабо вскрикнул и повернул побледневшее лицо к баркасу.

– Это Халзан, – завопил Манзар. – Ахан, ты убил Халзана! – Он перегнулся через борт, словно хотел дотянуться до умирающего товарища. Изо рта Халзана хлынула кровь и он навсегда скрылся под водой.

Ахан с потемневшим лицом перезарядил арбалет. Прошла минута, другая, но над водой никто не показывался.

– Утонул чужак! – объявил Ахан. – Горцы не умеют плавать.

Гарун с тревогой посмотрел на Кари. Руссич едва заметно качнул головой.

– Остановить лодку, – приказал Ахан. – Освободить рубку.

Тяжелый якорь полетел в воду. Баркас дрогнул. Остановившись, судно развернулось поперек течения. Пираты объединенными усилиями выдернули обломок мачты из стенки. Манзар вышел из рубки, волоча за собой тело несчастного матроса. Перекрестившись, он взял труп подмышки и бросил его в реку ногами вперед.

– Ты! – Ахан указал на Гаруна. – Пойдем, покажешь, как управлять лодкой. Иначе твоей девушке конец. Барас! Возьми девчонку.

Гарун пожал плечами и посмотрел на Кари. Руссич кивнул. Ахан развязал Гаруна и они скрылись в рубке. Вскоре оттуда донесся довольный смех пирата.

Катамаран развернулся и остановился рядом с баркасом. С нижней палубы опустился автоматический трап. На палубе не было ни души. Ахан приказал Кари идти вперед. Сопровождаемые пиратами, они перешли на катамаран.

Глава 7

– Никак не могу снять блокировку, – пожаловался Эгль, барабаня по клавише сброса. – Баг Мэк успевает включить защиту и зацикливает Лемеха.

– Ничего удивительного, – сказал Хэвисайд, с сочувствием глядя через экран симулятора на виртуального Лемеха, лежащего без чувств на зелёном газоне. – Мозговая атака привела алгоритм к развилке, после которой Элберт начал строить свою теорию. Похоже, Лемех нащупал его слабое место, но Баг Мэк стоит на защите Элберта. Он блокирует Лемеха, не позволяя открыть путь к альтернативному варианту теории гравитации. Обидно то, что Лемех уже близок к успеху. Ему хватило бы одной миллисекунды, чтобы перескочить на следующий уровень. Но Би эМ успевает поставить блокировку и профессор сразу впадает в кому.

– Что, если нам самим понизить уровень защиты? – предложил Эгль.

– Это ничего не даст. Би эМ отключит генератор идей и вычистит память. Тогда всю игру придется начинать заново. Второй вариант мозговой атаки будет хуже. Так нельзя. Мой дорогой Эгль, всё идет к тому, чтобы вводить данные вручную в оперативную память.

– Но, сэр, – поднял брови исландец. – Вы говорили, что это может повредить Баг Мэку.

– Действительно, – подтвердил Хэвисайд, – Борьба концепций вызовет в памяти Би эМ раздвоение сознания, своего рода виртуальную шизофрению. Схватка идей породит информационный вихрь, который может повредить базовую систему суперкомпьютера.

– Что же делать? – нахмурился Эгль.

– Я предлагаю вводить данные по частям, в обход защиты Баг Мэка.

Англичанин щелкнул ногтем по стеклянной стене, убирая картинку с образом Лемеха. Экран мигнул и снова загорелся фоновым жемчужно-серым цветом. Хэвисайд взял с пульта металлический карандаш и постучал по стеклу. На экране появилось изображение синего кристалла в форме большого октаэдра, который свободно плавал внутри бака, заполненного желтоватой жидкостью. Легким взмахом карандаша Хэвисайд начертил вокруг кристалла окружность, которую разделил на 12 равных частей. На получившихся участках он нарисовал небольшие кубики и соединил их с кристаллом в центре радиальными линиями.

– Интересная картинка, – заметил Эгль. – Напоминает орбитальную оранжерею для выращивания овощей в глубоком космосе.

– Возможно, – рассеянно кивнул Хэвисайд. – Но не будем отвлекаться.

– Прошу прощения, – извинился Эгль.

– Сущность моего метода в следующем. Я отправлю Баг Мэку стандартный заказ на двенадцать кристалликов внешней памяти, которые будут располагаться вокруг системного ядра. Эти типовые кристаллы-кубики мы соединяем между собой и с кристаллом в центре нитями полимнемозина толщиной в одну-две молекулы. Получится система внешней памяти в виде «колеса прялки». В кристаллики мы введем для Лемеха данные в виде пассивных файлов, без операторов. Такие тексты Би эМ не проверяет. Запись информации в дополнительные кубики произойдет без помех.

– Зачем нам столько кубиков? Для ввода данных хватит и одного. Еще место останется.

– Теоретически – да, – согласился Хэвисайд. – Но как только мы переправим из первого кубика информацию для Лемеха в центр, Баг Мэк сразу обнаружит передачу данных и прихлопнет блок. В результате Лемех снова впадет в кому.

– А если мы синтезируем второй кубик, – предложил Эгль, – И тот продолжит работу?

– Би эМ уже будет начеку, – покачал головой Хэвисайд. – Он начнет читать каждый кристалл и уничтожать все, что противоречит теории Элберта. Вот тогда действительно придется отключать базовую систему и производить холодный перезапуск. Чтобы не доводить Би эМ до крайности, мы организуем в его среде нечто вроде гандикапа по кубикам. Проще говоря, информацию в центр мы будем отправлять по очереди. Пока Би эМ стирает первый блок информации, второй куб передаёт в центр второй блок. Би Эм прихлопнет и его, но несколько позднее. И так далее. Теория показывает, что нужное опережение достигается за шесть шагов. Но Би эМ догадается о нашей игре и отключит охлаждение. Темп передачи резко снизится, а мы с шестью кубиками можем не успеть. Лучше продублировать набор кубиков. Если мы удвоим их количество, нужное отставание получится на седьмом шаге. Следовательно, после отправки восьмого блока Лемех успеет получить все данные. Имея результаты на руках, он сам сконфигурирует вокруг себя информационную блокаду. Тогда базовой системе Би Эм придется капитулировать и диалог Лемеха с Баг Мэком пойдет на равных.

– Не совсем ясно, – задумался Эгль, – Для чего нужны боковые связи между кубиками. Матрица Лемеха находится в центральном кристалле-октаэдре. Значит, передача данных от кубиков будет происходить по нитям-радиусам. Зачем нужны боковые нити?

– Вы не знаете всей мощи Баг Мэка, – мягко сказал Хэвисайд. – Для уничтожения блока он пошлет специальную стирающую программу в виде клопа-ирейзера. При помощи клопа Баг Мэк начнет уничтожать боковые кристаллики, чтобы прервать передачу данных.

– Это плохо, – проворчал Эгль.

– Верно. Вот почему мы позволим клопу разрушать кристаллики по очереди. Пусть он возится с каждым кубиком, добиваясь идеального исполнения команды Би Эм. Но как только клоп попадет в первый куб, второй кристаллик мгновенно получит команду о начале работы по боковой нити, которая является отличным проводником. Покончив с первым блоком информации, клоп начнет искать источник второго. Он кинется к боковой нити, но этот короткий путь мы сразу уничтожим. Чтобы попасть в другой куб, клоп сначала вернется в центр, к началу второй радиальной нити. Пока клоп бегает зигзагами по радиусам, мы будем запускать блоки по боковым, более коротким связям.

– Теперь понятно, зачем вам столько кубиков, – оживился Эгль. – При двенадцати кубиках расстояние между ними в два раза короче радиуса. Это значит, что клоп каждый раз будет отставать от Лемеха на полдистанции. Да, но каким образом мы удостоверимся, что наша тактика сработала?

– Сейчас, сейчас, – Хэвисайд поднял карандаш и постучал по экрану. – Смотрите: первый кубик конфигурирует свой блок информации, чтобы переслать в центр Лемеху. Другие кубики создают свои блоки одновременно. Но начинать передачу они не станут, чтобы не засветиться. Сначала первый блок вступит в контакт с Лемехом. Примерно через 50 микросекунд Биг Мак обнаружит несанкционированный диалог и прихлопнет его. Затем он создаст клопа – ирейзера, чтобы вычистить первый куб. Поскольку других активных матриц в центре не будет, Би эМ из экономии определит клопу однозадачный режим. Это значит, что ирейзер не сможет взяться за второй кристалл, пока не покончит с первым. Для надежности мы определим нашим кристаллам режим мультиплексной связи. В этом режиме программа вычитает переданную Лемеху информацию из очередного блока, за исключением последней строки. Это позволит продолжить передачу с прерванного места. Сигналом запуска для него послужит обрыв связи, который укажет, что предыдущий блок уничтожен.

– Сэр, я все больше убеждаюсь, – заявил Эгль, – Что даже самый мощный компьютер никогда не сможет перехитрить своего создателя – человека. Позвольте принести вам свои поздравления. Остается вопрос: как разорвать боковые нити? Если вручную, можно не успеть.

– Разумеется, нет. Счет идет на микросекунды, мы рискуем упустить нужный момент, несмотря на контрольный таймер. Лучше сделать так, чтобы ирейзер сам уничтожал нить перед собой.

– Каким образом? – заинтересовался Лемех.

– Смотрите, Эгль, как это будет выглядеть технически, – показал Хэвисайд. – Последнюю строку, содержащую малозначащую подпись Лемеха, мы запишем на боковую нить из полимнемозина. Полное обнуление ирейзером нити вызовет одновременный разряд всех ячеек памяти. Это приведет к выбросу мощного инфракрасного импульса, который пережжет боковую нить. Я сравнил бы это явление с коротким замыканием в тонкой нити. Обрыв молекулярной нити вызовет скачок потенциала, который укажет местонахождение клопа. Приняв сигнал, второй кубик начнёт передачу информации. На перебежку ко второму блоку клопу понадобиться вдвое больше времени. Через сто микросекунд между центральным кристаллом и боковыми кубиками начнутся настоящие гонки. Причем клоп, пережигая боковую нить перед собой, сам будет запускать очередной кристаллик. Пока клоп бегает по радиусам, Лемех с каждым сеансом получит больше информации. Примерно к пятому сеансу связи он сможет сам прихлопнуть клопа. Тогда блокировка Лемеха будет снята и профессор без помех продолжит работу над своей теорией гравитации.

– Грит! – одобрил Эгль. – Уверен, что вы уже составили матрицы образов для информационных блоков. Интересно, как выглядит первый блок?

– Для наглядности, – признался Хэвисайд, – Я задействовал наши образы. Мне показалось, так будет надежнее. Вы не возражаете?

– Вот как? – засмеялся исландец. – Любопытно будет понаблюдать. Конечно, я согласен. Неплохо бы сразу запустить контрольный таймер, в соответствующем масштабе времени, разумеется.

– Безусловно! Спасибо, что напомнили. Я выведу циферблат прямо на экран симулятора. Если не трудно, вложите носитель в фотоприемник, а я составлю заказ на внешнюю память.

Эгль достал гибкую пластинку, обмахнул её мягкой кисточкой и вставил в рамку, которую закрепил на стеклянном столике фотоприемника. Проверив объектив, Эгль опустил на рамку круглый держатель с большой выпуклой линзой и накрыл столик светонепроницаемым кожухом.

– Готово!

– Good, – отозвался сэр Оливер, рисуя в верхнем левом углу экрана круглый циферблат. Нацарапав цифру 12, он дотронулся до клавиши на пульте. Рисунок дрогнул и превратился в четкое изображение настенного таймера, стрелки которого застыли на 12 часах. Хэвисайд нетерпеливо постучал карандашом по правому углу. На заднем плане появился вид лужайки с неподвижно лежавшим Лемехом, над которым вился рой мелких черных мушек.

– Вижу облако нейтрино, – заметил Эгль. – Баг Мэк использует максимальную мощность для блокировки Лемеха.

– Это самый удобный момент, – оживился Хэвисайд. – Можно вводить данные с носителя. Би эМ сейчас все пропускает без проверки.

– А кристаллики с боковыми нитями готовы?

– Шыр! Уже плавают в бульоне. Температура в норме. Я рискнул бы начать.

– Тогда вперед! – решительно скомандовал Эгль.

Хэвисайд мягко коснулся клавиши ввода. На кожухе фотоприемника засветился огонек. Экран симулятора мигнул. Ожерелье из кристаллов окрасилось изумрудно-зеленым цветом.

– Есть! – воскликнул Эгль. – Данные уже в компьютере. Вы дадите команду к началу трансляции?

– Лучше вы, – отказался Хэвисайд. – Как-никак решается судьба планетоида.

Эгль решительно протянул руку к экрану и щелкнул ногтем по циферблату таймера. Микросекундная стрелка, дрогнув, поползла по кругу. Пройдя первый сектор, она коснулась отметки «5». Зеленый кристаллик, висевший в направлении «1 час», часто замигал. От него отделилась зеленая искорка, которая скользнула по радиальной молекулярной нити к центру и растворилась на гладкой грани синего центрального октаэдра.

Глава 8

Белов вовсе не собирался тонуть, как объявил самоуверенный предводитель коломских пиратов. Выросший в портовом городе на берегах полноводной реки, он был незаурядным пловцом. Очутившись в воде, Белов в первую очередь сбросил куртку и тяжелый штурмовой пояс со снаряжением, который сразу пошел ко дну. Затем он поднырнул под баркас и добрался до линя, дугой уходившего к плавающему на поверхности реки ведру. Оттолкнувшись от киля, он взмыл к чернеющему кругу ведра и осторожно просунул в него голову. Глотнув свежего воздуха, Белов решил переждать панику, затем нырнуть глубже и плыть под водой к острову. Но не прошло и минуты, как линь натянулся и потащил ведро прямо к борту баркаса. Или судно разворачивается, или кому-то понадобилось ведро, решил Белов. В любом случае встреча с пиратами не входила в его планы. Белов вытащил из наколенного кармана нож и легко перерезал веревку. Быстрое течение сразу подхватило Белова. С ведром на голове он спокойно дрейфовал вниз по реке, удаляясь от баркаса с пиратами.

Белов отпустил спасительное ведро, когда его достаточно отнесло вниз по течению. Нырнув глубже, он направился к берегу, где рассчитывал найти пустую байдару, брошенную пиратами после первой атаки. Проплыть под водой пару десятков метров для него не составляло ни малейшего труда. Несколько энергичных гребков и вскоре он уткнулся вытянутыми руками в илистый берег. Натянув майку на голову, дулеб осторожно высунул нос из воды. Над кустом застрекотала сорока. Спасаясь от назойливой птицы, Белов забрался подальше в заросли и сразу увидел байдару, застрявшую в молодом ивняке. Он погрузился в воду, бесшумно подплыл к лодке и заглянул через борт.

На дне байдары лежал умирающий ахановец. Он тяжело дышал, держась за рукоятку меча, торчавшую из живота. Встретившись мутным взглядом с глазами чужака, пират потянулся к арбалету. Белов не шелохнулся. Внезапно по телу умирающего пробежала судорога, изо рта хлынула черная кровь. Арбалет со стуком упал на дно лодки и пират умер.

Забравшись в байдару, Белов сначала вытащил из подмышки кольт и вытряхнул из него воду. Затем, раздевшись догола, он разложил одежду для просушки и босиком подобрался к телу пирата. Обыскав карманы покойника, дулеб извлек из страшной раны меч и положил его на скамейку. Кусок парусины пригодился, чтобы накрыть мертвое тело. Сполоснув руки в воде, он взялся за весло. Хотя течение сейчас помогало грести, Белов не хотел терять ни минуты, помня о товарищах в плену.

Солнце уже садилось за лесом, когда Белов добрался до зарослей ежевики напротив коломской пристани. После многочасовой гребли саднили ладони. В животе урчало от голода. Пережевывая кусок копченого мяса, найденный в кармане убитого пирата, он осмотрел через оптический прицел причалы на противоположном берегу и остался недоволен, заметив коломцев, расположившихся лагерем у пакгауза, где был спрятан вездеход. Продолжая вести наблюдение, он засек несколько дымков, поднимавшихся ниже по течению. Стало ясно, что дальнейший путь вниз по реке безнадежно закрыт.

Белов затащил байдару в кусты. Походив по берегу, он нашел обрубок бревна и уложил его в лодку, потеснив покойника. Затем нарезал большую охапку травы и в ожидании темноты сплел накидку на спину с головным колпаком.

Через час над Коломой сгустились сумерки, но луна пока еще не взошла. От воды заметно потянуло вечерней прохладой. Закутавшись в накидку, Белов взялся за весло и бесшумно погнал байдару через реку, взяв курс на соседний пакгауз. Подплыв незаметно к пристани, он с ходу загнал лодку под причал и привязал к опорной стойке. Пока все шло по плану. Белов перетащил мертвеца на корму и усадил его спиной к скамейке, подперев для надежности найденным поленом. Затем установил в расщеп полена смоляной факел, обмотанный сухой берестой, и привязал к нему фитиль, сделанный из полоски парусины, пропитанной жиром. Вынув из обоймы два пистолетных патрона, он осторожно вставил их в расщеп полена. Закончив работу, Белов накинул колпак и осторожно выглянул из-под настила.

По соседнему причалу расхаживал взад-вперед с арбалетом наперевес охранник, который время от времени сплевывал в воду. Двое других коломцев сидели на корточках у костра, разложенного перед пакгаузом, и жарили на прутьях рыбу.

Понятно, подумал дулеб. Это они мой самоходик караулят. Давно сидят, утомились, поди. И всего только трое. Ну, ребята, держитесь. Сейчас я вам устрою вечернее шоу с балетом и арбалетом.

Белов привязал меч к ноге и отвязал байдару. Затем поджег фитиль. Зацепившись руками за балку, он оттолкнул лодку ногами, сам остался висеть под причалом. Байдару вынесло из-под пристани и развернуло по течению, которое подхватило легкую лодку и понесло к причалу с коломцами. Дрожащий огонек добежал до факела. Сухая береста ярко вспыхнула, разбрасывая в стороны горящие капли. По причалу протопали сапоги.

– Стой, кто идет? – раздался грубый голос. – Эй, на байдаре, отвечай, не то буду стрелять. Молчишь? Ну, получай!

Услышав ставшее привычным щелканье арбалетов, дулеб подтянулся на руках и бесшумно перекатился на пристань. Под крики охранников, занятых обстрелом байдары с мертвецом, он прополз за пакгауз. Поднявшись на ноги, Белов помчался прочь от реки. Через несколько секунд он выскочил на дорогу. Сориентировавшись, дулеб повернул налево. Обежав здание кругом, он оказался в знакомом переулке, еще хранившем следы колес вездехода.

Выглянув из-за угла, и увидел, что коломцы зацепили байдару багром и подтянули ее к причалу. Сторож с арбалетом спустился в лодку. Выдернув из полена горящий факел, он поднес огонь к лицу мертвеца.

– Это Найдан! – крикнул охранник охрипшим голосом. – Кто-то еще до нас вспорол ему живот. Бросайте канат. Найдана надо вытащить.

Он поднял факел и помахал в воздухе. Сухо треснул пистолетный выстрел, потом еще один. Схватившись за грудь, охранник полетел в воду. Байдара перевернулась. Коломцы дружно попадали на пол, прикрывая головы руками.

Белов метнулся к воротам пакгауза. Отодвинув засов, он скользнул внутрь и прикрыл ворота. Подсвечивая себе фонариком, он нашел тайник, где прятал пульт от вездехода. Прибор был на месте. Белов включил лебедку и осторожно опустил вездеход на бетонный пол. Открыв багажник, он достал канистру со спиртом и сразу залил полный в бак. Затем он выбрал из оставленного арсенала новенький делисл, штурмовой пояс с полным боекомплектом и ящик с гранатами. Сбросил накидку из травы, от которой уже чесалась спина, он поискал в багажнике куртку, но не нашел. Наверное, на баркасе осталась, огорчился бережливый дулеб. Жалко вещь. Еще полканистры спирта там аханцам осталось. Сегодня ночью запируют поди. Эх!

Почесав в затылке, Белов нацедил полстаканчика спирта из остатков. Воровато оглянувшись, он залпом выпил огненную жидкость и закусил половинкой шоколадки. Это в сугубо медицинских целях, объяснил сам себе дулеб. Для снятия стресса. А также для сугрева, чтобы не простыть после купания. Заметив коробку с комплектом аквалангиста, он вытащил гидрокостюм и чуть слышно присвистнул, глянув на вшитый в рукав электронный таймер. Надо торопиться, если хочешь до рассвета попасть в Буту. Ребятам только бы ночку продержаться, да день простоять. А там и я подоспею, конечно, с гостинцами. Ахан еще пожалеет, что связался с нами. Нагтино ему подавай! Работорговец чёртов. Белов натянул гидрокостюм и прицепил штурмовой пояс. Вспомнив о железных воротах, он достал хеджес и положил рядом. Вооружившись до зубов, он выглянул за ворота. Коломцы уже зацепили веревкой раненого товарища, собираясь вытащить из воды. Момент был подходящий. Он распахнул настежь ворота и прыгнул за руль.

Вездеход с ревом вылетел из пакгауза. Промчавшись мимо остолбеневших коломцев, Белов свернул в переулок. Доехав до центральной улицы, он повернул налево и включил дальний свет. Мощные фары осветили несколько темных фигур, маячивших перед воротами. Он нажал тревожный клаксон. Дикий вой сирены разорвал ночную тишину. Топтуны брызнули в стороны. Притормозив, Белов подхватил хеджес и высунулся в окно. Он прицелился в цепь, замыкающую створки ворот, и нажал на спуск. Огненный снаряд ударил в ворота и с грохотом взорвался, разбросав исковерканные половинки. Объехав дымящиеся обломки, вездеход помчался по дороге к лесопарку. Впереди открылся мост через небольшую речку. Белов притормозил. Яркие фары осветили голый сухой берег. Заискрились пластинки каких-то кристаллических отложений. На мост выскочил человек в сапогах и длинном плаще, надетом на голое тело. Он вытянул навстречу вездеходу правый кулак и ударил себя по локтю ребром левой ладони, отчего кулак подскочил вверх. Не удовольствовавшись этим международным оскорблением, он повернулся спиной и нагнулся, задрав полы плаща. Сверкая голым задом, коломец зашаркал ногами, красноречиво выражая этой частью тела бесконечное презрение водителю самохода.

Рассердившись не на шутку, Белов ударил по клаксону и въехал на мост. Коломец отбежал подальше и остановился, подняв над головой блестящий клинок. Усмехнувшись, дулеб нажал на педаль акселератора. Ему удалось проехать не больше десяти метров. Подпиленные несущие балки моста треснули и центральный пролет рухнул в реку вместе с вездеходом. Из темноты высыпали пираты. Сбежавшись к провалу, они наставили арбалеты, ожидая появления из воды чужака. Ждать им пришлось неожиданно долго.

Хотя бревна и смягчили удар, вездеход по инерции слетел с настила и погрузился радиатором в воду. Двигатель заглох. Вода постепенно заливала салон. Белов поднял боковое стекло, чтобы выиграть у смерти несколько секунд, которые никогда не бывают лишними. Брызги воды попали ему в лицо и он удивился их необычному запаху. Зачерпнув ладонью, дулеб попробовал жидкость на язык. Сомнений не было. Вода имела знакомый солоноватый привкус. Вспомнив вчерашнюю баню и подземную речку, что теряется в коломенских болотах, Белов понял, что визит старушки с косой пока откладывается. Он откинул спинку заднего сиденья и перебрался в багажник. Достав воздушные баллоны с маской и ласты, он прихватил прорезиненный мешок для боеприпасов и вернулся в салон. Воды здесь было пока чуть выше колена, хотя снаружи она уже полностью покрывала стекла. Он уложил оружие в мешок и затянул узел. Затем достал из ящика мину с цифровым взрывателем. Установив таймер детонатора на готовность десять минут, он положил мину в ящик и придавил ручными гранатами. Надев ласты, Белов дотянулся до приборной доски и ударил по клавише, опуская стекло. В окно хлынула вода, заливая место водителя. Когда давление, внутри салона сравнялось с наружным, он надел маску. Затем открыл дверцу багажника и покинул салон вездехода вместе с большим воздушным пузырем. Белов был уже далеко, когда сзади прогремел взрыв. Небесная твердь, подумал он, заплывая в темный тоннель. Прими их грешные души.

Глава 9

Стальная дверь с лязгом отъехала в сторону. На пороге камеры появился толстый охранник. Многозначительно поигрывая дубинкой, он смотрел на полуголых людей, которые лежали на рваных матрасах, брошенных на цементный пол.

– Готовьтесь, сейчас поднимут, – сказал, моргая желтым глазом, тощий белявец Ким.

– Куда поднимут? – спросил Гарун, трогая за плечо Савву. Чертовец проснулся и сел на матрасе, почесывая затылок.

– На работу, куда же еще? – удивился Ким, потягиваясь. – Толстяк Серафим уже здесь. Значит, команда Евсея возвратилась. Скоро наш черед. Никак, ты по первому разу в мокреть?

– Нас трое новеньких, – неопределенно сказал Гарун.

– Новенькие, бодренькие, – пожевал губами белявец. – Скоро вы не будете такими свеженькими. Ладно, сделаю доброе дело. Замолвлю за вас словечко перед толстяком. Чтоб он поставил вас в мою команду. Три фунта, идет?

– Чего три фунта? – вмешался Савва.

– Чего рубим, того и фунты, – развел руками Ким. – Норма – десять фунтов серебра. Я здесь старшой, а вы новички. За мое заступничество, значит, с каждого по фунту. Один мне, Серафиму два. Всего выходит три фунта рубленого серебра. Ты считать умеешь?

– Умею, – сказал Савва и посмотрел на Кари. Руссич кивнул.

– Значит, по рукам, – заключил Ким. Он закряхтел, поднимаясь на ноги и проковылял к Серафиму. Охранник вывел старосту из камеры. Дверь захлопнулась. Савва снова закрыл глаза и привалился к стене, изукрашенной от пола до потолка надписями и рисунками. Заинтересовавшись творчеством узников, Гарун прочитал над головой задремавшего Саввы надпись, сделанную каким то местным декадентом:

Под виршами был изображен остров с одинокой пальмой, на которой сидел жёлтый попугай. На стене напротив кто-то успел нарисовать целую картину. В центре композиции располагался большой барабан с надписью, означавшей когда-то в этом мире день отдыха. Над барабаном торчала голова с длинными синими волосами. Рядом стояли три лохматых парня с электрогитарами. У ног музыкантов были нацарапаны следующие строки:

Снова лязгнула дверь. В камеру вернулся желтоглазый Ким. Подсев к диверам, он развел руками. – Серафим не соглашается на три фунта, – сказал белявец. – Толстяк говорит, что из-за войны цены на базаре подскочили вдвое. А у него семья, ее надо кормить.

– Сколько он хочет? – спросил Кари.

– По два, – замявшись, сказал белявец. – С каждого новичка.

– Опять Серафим новеньких обирает, – заворчал Пров, широкоплечий тошинец с грудью кузнеца. – И ты, Ким, на этом руки греешь. Не лопни, смотри, от жадности. И так у тебя глаза, как кукуруза.

– А у тебя моча – цвета кирпича, – огрызнулся желтоглазый. – Не подставляйся, коль не просят. Цена тебе – пять фунтов серебра в базарный день. А в подвале, сам знаешь, всякое случается. Можно даже утонуть ненароком.

– Ты кого пугаешь? – Пров расправил могучие плечи. – Тошинцы никого не боятся.

– Хватит, – вмешался Кари. – Мы согласны дать по два фунта серебра с каждого.

– Вот это другое дело, – обрадовался белявец. – Значит, по рукам! Вторая смена, выходи строиться!

Узники один за другим потянулись в коридор. Разбившись на пары, они под присмотром Серафима спустились по железной лестнице и вышли во двор, огороженный двумя рядами колючей проволоки. Щурясь от яркого солнца, Гарун заметил на крыше трех охранников в черной униформе, вооруженных арбалетами.

– Разве у норгов нет огневого оружия? – спросил он у Прова, вставшего с ним в пару.

– Это не норги, – ответил тушинец. – Это рамцы, прислужники ихние. Сами норги, как нелюди, днём не появляются. У себя в башне сидят. Толстяк Серафим тоже из рамцев.

Узников повели к кирпичному зданию с окнами, расположенными высоко под крышей, как у складского помещения или цеха. Позвенев ключами, охранник открыл железную дверь и приказал пошевеливаться, а не торчать на солнце, как доходяги. Староста повел колонну по длинному коридору. Спустившись по ржавой лестнице, они оказались на металлической дорожке, проложенной вдоль стены над водой, которая заливала дно подвала. Наверху загремел запираемый на замок засов. Оглянувшись, Гарун заметил большую кучу массивных электрических контакторов, которые, как он помнил, применялись для включения мощных электроустановок.

– Давайте дальше! – приказал Ким. – Тут Евсей все серебро уже повырубал.

Осторожно ступая на мокрое железо, они прошли в конец подвала. Здесь была площадка, выступавшая из стены метра на два над водой. Время от времени из глубины на поверхность всплывали большие белые пузыри, которые лопались с мягким шорохом. Белявец скрылся за небольшой дверью. Вскоре он вернулся, волоча за собой громыхающий мешок и кипу просмоленных веревок.

– Куда ведет эта дверь? – тихо спросил Кари.

– Это сушилка, – ответил Пров. – Там теплая вентиляция имеется. В теплом воздухе веревки быстрее сохнут.

– Зачем их сушат? – не понял Гарун.

– Если мокрые не высушить, то скоро сгниют. Сам увидишь, – тошинец понизил голос. – Так моего напарника вчера железом придавило. Веревка оборвалась, а он голову не успел убрать. Здесь неглубоко, локтей пять, не больше. Но старику хватило. Пока его вытащили, он уже отмучался. Погодите, я вам зубила выберу.

Пров подошел к старосте и показал на Кари. Ему была выдана пара веревок и несколько длинных тонких зубил на выбор. Покопавшись в инструментах, он отобрал четыре зубила получше и вернулся на рабочее место.

– Значит, так, – Пров перекинул веревку через блок, подвешенный к перилам. – Сначала один ныряет, находит контакт, которых на дне навалом, и привязывает к нему веревку. Второй вытаскивает железо наверх. Потом меняетесь местами и снова таскаете контакты, пока оба не посинеете. Потом садитесь и рубите серебро с контактов. Норма вам известна.

– Что за контакты? – спросил Гарун. – Может, контакторы?

– Верно, – Пров внимательно посмотрел на новичка. – Эти железки, они и есть контакторы. Толстяк их тоже так называет. Там имеются рычаги с пластинами. На пластинах – серебряные бляхи, по восемь штук на каждой. В общем, все уже подсчитано. Если бляхи срубить точно под корень, они как раз потянут на четверть фунта.

– 10 фунтов – 40 контакторов, – быстро подсчитал Гарун. – Это и есть норма?

– Сегодня вы должны нарубить по двенадцать фунтов, – напомнил Пров. – А за веревку держатся двое. Один в воде, другой наверху. Значит, железа надо поднять тоже вдвое. Понял, грамотей? Будешь работать в паре со мной. Я помогу, ежели что. Значится, так. Ныряешь, находишь железо. Один конец привязываешь к станине, за другой тянешь. Я наверху принимаю и укладываю в твою кучу. Десяток вытащишь, потом меняемся. Я ныряю, ты складываешь в мою кучу. Потом садимся и рубим серебро. Для этого имеются зубила. Полнормы сделали, значит, обед заработали. Обед приносят сюда. Норму нарубили – шабаш. Серебро Серафиму сдали, веревки в сушилке развешали, инструмент вытерли, сдали Киму. На ужин водят в столовую. У норгов такой порядок. Все понял? Только чур, уговор. Те два фунта, что согласился Киму отдать, будешь сам добывать. Я тебе помогать не обещался.

– Ясно. Ничего, мне ребята помогут.

– Ну, с Богом, – перекрестился Пров.

Работа закипела. Поочередно меняясь, диверы ныряли в неожиданно теплую воду и поднимали на платформу тяжелые электроаппараты.

Привязав к веревке последний контактор, Гарун устало ухватился за перила, собираясь вылезать из воды.

– Погоди, – остановил его Пров. – Давай-ка еще один.

– Зачем? – отказался Гарун. – Мне ребята помогут. Спасибо.

– То не тебе, а мне, – усмехнулся тушинец. – Ты мне должен.

– За что?

– За науку, – пояснил Пров. – За то, что время на тебя потратил.

– Ладно, – повернулся Гарун. – Черт с тобой!

– Ты здесь чёрного зря не вспоминай! – крикнул Пров вдогонку. – Удачи век не будет.

– О какой удаче ты говоришь? – Кари наклонился к невысокому тошинцу. – Ты, что, век собираешься гнить в этом подвале?

– Бежать? – нахмурился Пров, подхватывая поднимающийся контактор. – Отсюда как сбежишь? Внизу вода, снаружи раменцы. Из казармы после ужина никого не выпускают. По ночам норги дворы электричеством освещают. Ежели кого заметят, сразу погоню на самоходах высылают. У ник такие мобили имеются, ваш Савва на лучшем скакуне не догонит. Отсюда еще никто не уходил. На той неделе один зюзец через забор сиганул. Только выбрался на проспект, тут его и сцапали. Избили страшно, а затем во дворе за ноги повесили, чтобы всем видно было. Так и скончался бедолага в мучениях. Третьего дня только сняли.

– А этот проспект как называется? – Кари понизил голос, помогая тошинцу оттащить контактор.

– Нивирситетский, вроде бы, – сказал Пров, почесав в затылке. – Точно, Нивирситетский. Так его толстяк называл, когда рассказывал, что норги с ихней башни все видят и все замечают. Устройства у них такие имеются. В них днем и ночью, как на ладони, все окрест видать.

– С какой башни? – присел Гарун, отжимая мокрые волосы.

– Известно с какой, с главной. На которой сверху шпиль торчит.

Из вентиляционной комнаты вышел выспавшийся Ким. Увидев собравшихся в кружок узников, он направился к ним.

– Почему стоим без дела? – прикрикнул староста.

– Сейчас начнем рубить, – ответил Кари. – Для тебя, как уговаривались, двадцать контакторов сверх нормы уже достали. Еще четыре вытащим и будем в расчете.

– Сначала серебро для нормы срубите, – смягчился Ким. – Давайте, работайте. Скоро девки еду принесут. Ваша Зойка тоже на кухне, – хихикнул он, – Схожу-ка, проведаю. – Староста двинулся к выходу.

Нырнув по разу, они достали три контактора. Отдышавшись, Гарун приготовился еще раз прыгнуть в воду.

– Погоди жилы рвать, – остановил его Пров. – Забирай мой.

– А как же долг? – усмехнулся Гарун. – В зоне долги святы. Или ты решился с нами бежать?

– Я давно решился, – махнул рукой тошинец. – Да товарищей подходящих не попадалось. А с белявцами каши не сваришь. Эти за серебро отца родного утопят.

Пров завалил контактор набок и уселся рядом. Отжав подпружиненный рычаг с изолирующей пластиной, он приставил зубило к серебряной бляшке размером с пуговицу и срубил ее точным ударом молотка. Отделив все бляхи, тошинец аккуратно ссыпал их в мешочек. Усвоив нехитрую технологию, диверы принялись рубить серебро.

– А где мешки брать? – спросил Гарун.

– Посмотри в комнате, где спал желтоглазый, – ответил Пров.

Гарун зашел в вентиляционную. Мешки сушились на общей веревке, протянутой поперек большого, в рост человека, круглого отверстия в стене, закрытого железной сеткой. Гарун приложил ладонь и почувствовал поток теплого воздуха. Почувствовав вибрацию, он прижал ухо к стене и услышал далекий монотонный гул. Вентилятор, понял он. Гонит воздух в подвал. Вот почему вода теплая. Значит, труба ведет наружу. Попробовав сетку на прочность, он снял с веревки несколько мешочков и вернулся на место.

– Пров, – тихо спросил он. – Не знаешь, откуда теплый воздух идет?

– Случайно знаю, – ответил тошинец, ловко орудуя зубилом. – Из котельни за забором. Там, за проспектом, у рамцев паровой котел с электрической машиной имеется. Машина крутится, вырабатывает электричество для норгов. А лишний пар они травят через трубу в наш подвал. Потому здесь вода всегда теплая.

Переглянувшись, диверы заработали быстрее. Вскоре последний контактор был обрублен и отставлен в сторону. Добытое серебро они рассыпали в мешочки по два и три фунта.

– Кари, послушай, – шепнул Гарун, передавая полный мешочек. – Я точно знаю, где мы находимся. Это склад бывшего завода электроаппаратуры. Там, за забором – Университетский проспект. Дальше начинается территория университета. Котельная – уже во дворе физфака. Там же находится электрическая подстанция. Я бывал на ней не раз. Очевидно, норги приспособили электросети МГУ для питания своей аппаратуры.

– Понятно. А где, по-твоему, они построили свою наблюдательную башню?

– Ничего они не строили, – усмехнулся Гарун. – Башня со шпилем, это высотное здание главного корпуса МГУ. Раньше это здание называлось «зона А». Там был математический факультет. Физики обитали в зоне Б, если смотреть по старой схеме.

– Нас интересует сам корпус физического факультета, – уточнил Кари. – Он должен стоять отдельно. Ты знаешь, как скрытно добраться до него из котельной?

– Это можно. Между подстанцией и подвалом учебного корпуса имеется подземный переход. Его специально построили, чтобы физики могли ходить прямо на подстанцию для подключения своей научной аппаратуры. Я сам отработал месяц на этой стройке. По проекту там были заложены капитальные перекрытия. Они наверняка сохранились.

Лязгнула входная дверь. В сопровождении белявца в подвал спустились две работницы, тащившие полные ведра. В одной из девушек Гарун с трудом узнал Зою, закутанную в черный платок.

– Внимание, – крикнул Ким, доставая стопку мисок. – Еда только тем, кто сделал норму. Остальные продолжают работать. На сытое брюхо нырять нельзя! – захихикал староста.

Он открыл дверь в комнату и пропустил вперед работниц. Сам встал у входа и раскрыл большую кожаную сумку. Каторжники потянулись к старосте. Сдав мешочек с серебром, они получали миску и заходили в комнату. Кари вручил Киму три увесистых мешочка, которые сразу исчезли в объемистой сумке. Довольный староста одобрительно похлопал руссича по плечу и выдал диверам по миске с ложкой.

Гарун подставил миску под черпак и украдкой погладил Зою по руке. Робко улыбнувшись, она налила похлебки и подала большой ломоть хлеба.

– Как ты здесь? – шепнул он, глядя в миску.

– Ничего, – тихо ответила она. – Только Ким сразу приставать начал. Требует, чтобы жила с ним. Говорит, что Рекн вернется завтра и чужаков сразу переведут в тюрьму. Вас на общие работы поставили потому, что голована нет, а серебра добывается недостаточно. Ким пригрозил, что если я не соглашусь, заставит меня нырять в другом подвале, где вода холодная. А я плавать не умею и лягушек боюсь. Тогда лучше с крыши вниз головой броситься! – из зеленых глаз девушки покатились крупные слезы.

– Не плачь, Зоенька, – шепнул Гарун. – Все будет хорошо. После обеда ты не уходи сразу. Ким прикажет миски вымыть, так ты не торопись. Доверься мне. – Он отошел в сторону и уселся рядом с товарищами, которые с аппетитом уплетали наваристую похлебку из баранины с горохом.

– Кари, есть новости, – Гарун оглянулся на дверь. – Завтра прибудет Рекн. Нас переведут в тюрьму. Предлагаю бежать сейчас, в обеденный перерыв, когда охрана дремлет после обеда.

– Согласен, – обернулся Кари. – Пров, – шепнул он, – Кушай медленнее. Пусть другие заканчивают и уходят. Мы должны остаться в комнате.

Дверь открылась. На пороге появился Ким. Он подозрительно посмотрел на тошинца, который неторопливо водил ложкой в миске.

– Чего-то ты, Пров, сдавать начал, – заметил староста. – А ведь раньше ложкой вперед всех поспевал. Новички устали с непривычки, это понятно. Анка! – окликнул он вторую работницу. – Забирай ведро и уходи. Зоя, ты останься. Мы с тобой еще не договорили. Вы тоже убирайтесь! – Ким замахал на диверов руками.

Перепуганная Анка подхватила пустое ведро и выскочила из комнаты. Гарун неторопливо облизал ложку, поднялся и подошел к Киму.

– Я очень не люблю, когда на меня кричат, – внятно сказал он, глядя прямо в желтые глаза белявца.

– Что? – задохнулся староста. – Ты, раб! Что ты о себе возомнил?

– Еще больше не люблю, когда меня называют рабом. Просто ненавижу, – пояснил он старосте, который остолбенел от наглости узника. – Поэтому я с друзьями сейчас уйду. А ты забудь, что нас видел. Никому не говори, тогда все обойдется. Кстати, – вспомнил он. – Ты не обижайся, но Зою я возьму с собой. Привык я к ней. А она ко мне.

– Побег? – заревел староста. – За это рамцы с тебя живьем кожу сдерут. Пров, хватай его! Получишь пять фунтов серебра.

– Щас, – выдохнул Пров, вырастая за спиной старосты. Тошинец поднял огромный кулак и с размаху ударил Кима в затылок. Ноги у старосты подкосились и он повалился лицом вниз. Гарун подхватил обмякшее тело и уложил возле двери.

– Здорово ты его, – похвалил он. – С одного удара!

Тошинец разжал пальцы. На ладони тускло блеснуло зубило.

– Быстрее! – приказал Кари, бросая Гаруну веревку. – Завязывай дверь изнутри. Пров, бери молоток. Руби сетку. Савва, обыщи Кима. Забери у него все серебро.

Пока Гарун навязывал просмоленную веревку на дверные скобы, Кари и Пров в два молотка быстро обрубили края сетки, закрывавшей вентиляционную трубу, и загнули край вверх. В это время Савва вывернул у старосты карманы и связал его по рукам и ногам, запихнув в рот сложенный вдвое мешочек из-под серебра.

– Я пойду первым, – вызвался Пров. – Я работал в котельной, я знаю, где выход, – он сунул за пояс два зубила и взял в руки молоток.

– Хорошо, – сказал Кари. – Иди впереди. После котельной первым пойдет Гарун. Он знает дорогу к подстанции. Разбирайте инструмент. Уходим!

Гарун помогал Зое пролезть в трубу, когда возле двери послышалось глухое мычание. Это Ким, сверкая желтым глазом, изо всех сил надувал щеки, пытаясь выплюнуть кляп. Зоя кинулась к старосте. Она схватила ведро с остатками похлебки и нахлобучила ему на голову. Сдерживая смех, Гарун пригрозил Киму, что убьет его на месте, если он не прекратит выть, как недобитый упырь. Ким испуганно затих. Пнув на всякий случай ведро, Гарун залез в трубу и загнул внутрь концы сетки.

Глава 10

Несмотря на полную темноту, Пров почти бежал, касаясь рукой стенки трубы. Беглецы старались не отставать от проворного тошинца. Через некоторое время впереди забрезжил свет. Показалась круглая решетка, за которой вращались огромные лопасти вентилятора, нагнетавшего в трубу теплый воздух.

– Здесь должен быть обходной люк, – задыхаясь, сообщил Пров. – Рамцы используют его для осмотра и ремонта, чтобы не останавливать вентилятор.

Пошарив по полу, он нашел едва заметную щель и вставил в нее зубило. Уступая могучим рукам тошинца, крышка люка заскрежетала и откинулась в сторону. Пров лег на живот и выглянул наружу.

– Никого нет, – доложил он. – Котельщики пока еще не вернулись с обеда.

Пров ухватился за край люка и мягко спрыгнул вниз. Гарун последовал за ним. Тошинец обежал вокруг гудящего котла, размерами превышающего железнодорожную цистерну, прополз под переплетением горячих труб и оказался возле железной лестницы. Поднявшись из подвала, они попали в темный коридор. Пров подошел к дощатой двери. В скобах вместо замка торчал болт с гайкой.

– Это пожарный выход во двор, – он взялся за гайку. – Котельщики сейчас обедают во дворе под навесом.

– Пров отвинтил гайку и осторожно вытащил болт.

– Все чисто, – доложил он, выглянув наружу. – Теперь – до канавы. Если дождя ночью не было, значит, земля сухая. Тогда ползти будет легче. Ну, с Богом! – пригнувшись, он бегом добрался до полоски травы и сразу исчез, как провалился.

Дно канавы оказалось не таким сухим, но Савва показал, как можно быстро передвигаться на четвереньках, опираясь на два молотка. Приняв позу шимпанзе на прогулке, беглецы заковыляли по дну канавы. Гарун старался не отставать от кузнеца, волосатая спина которого по ширине не уступала торсу гориллы. Через минуту траншея повернула налево. Пров остановился. Встав на колени, он осторожно раздвинул траву.

– Здесь канава заворачивает к забору, – пробормотал тошинец. – А нам нужно прямо. Станция уже рядом. Окна раскрыты. Придется ползти на животе.

– Лучше двигаться к правому крылу подстанции, – сказал Гарун. – Там лестница сразу ведет в подвал.

– Слушать Гаруна, – приказал Кари. – В окна не заглядывать, тем более не лезть. Там всюду электричество. Можно угодить под высокое напряжение. Предлагаю сначала разведать дорогу. Пров и Гарун, вы – впереди. Мы прикрываем и ждем сигнала. Сигнал – стрекот сороки. Вопросы есть? Вопросов нет. Гарун, вперед!

Гарун подпрыгнул и перевалился через край канавы. Пров пополз следом. Добравшись до подстанции, они повернули направо и бесшумно двинулись вдоль стены, пригибаясь под раскрытыми настежь по случаю жары окнами. Тошинец дополз до конца стены. Приподнявшись на руках, он заглянул в угловое окно. Показав Гаруну два пальца, Пров презрительно оттопырил губу и повернул большой палец вниз. Мысленно согласившись, что два рамца для них не помеха, Гарун поднял сжатый кулак. Пров приложил ладони к губам и коротко стрекотнул сорокой.

За углом хлопнула дверь. На крыльце послышались тяжелые шаги. Пров предупреждающе поднял палец и прижался к стене. Гарун спрятался за дерево. Оглянувшись, он заметил Кари, который полз к ним, раздвигая головой траву.

– Влас, ну только не с крыльца, чистое дело! – взмолился чей-то ломающийся басок. – Что за привычка после пива? Зайди за угол, чистое дело, и отливай, сколь хочешь.

– Какие нежности, Ромочка! – пророкотал в ответ нахальный баритон. – Ладно, послушаю тебя на этот раз. Скоро сам Корней заявится с проверкой. Эй, а ведь подвальная дверь все еще на замке. Сбегай, открой для него, а?

– Щас открою, – пообещал Ромочка. – Даже маслом смажу. Только ты, чистое дело, давай не с крыльца.

Хлопнула дверь. Из-за угла вышел пузатый Влас. Расстегивая на ходу штаны, он направился к дереву. Почувствовав что-то неладное, Влас поднял глаза и увидел перед собой угрюмого Гаруна с двумя зубилами в руках. Рамец побледнел и поднял руки вверх. Штаны скользнули на землю, из-под подола рубахи брызнула светлая струйка. Гарун качнул головой влево. Влас с готовностью кивнул. В это время отделившийся от стены тушинец с размаху ударил его молотком в висок. Брызнула кровь. Рамец с пробитой головой повалился на траву. Поморщившись, Гарун отступил от растекающейся из-под мертвого тела лужи.

– Это всего лишь рамец, – пробормотал Пров, истолковав по-своему реакцию дивера.

Гарун не ответил. Сзади зашуршала трава. Кари скользнул в тень, помогая подняться Зое. Последним приполз Савва.

– Сколько их внутри? – спросил Кари, вытаскивая молоток.

– Остался один, – доложил Гарун. – Он ушел в подвал. Сейчас самый удобный момент. Я иду вперед. Пров и Савва, за мной!

Гарун открыл дверь и сбежал по ступенькам, ведущим в подвал. Впереди лязгнуло железо. В конце темного коридора кто-то чертыхнулся. Звякнула посуда. Выглянув из-за угла, он увидел спину юноши, который стоял возле железной двери, ведущей в подземный переход. Ничего не замечая, молодой рамец сосредоточенно лил на дверные петли масло из стеклянной бутыли. Гарун бесшумно подкрался к Роману и осторожно тронул его за плечо. Вздрогнув всем телом, юноша выронил бутыль, которая упала на каменный пол и разбилась.

– Тихо, Рома! – Гарун схватил парня за шиворот. – Жить будешь, если ответишь на мои вопросы. Говори, кто есть в переходе?

Рома затряс головой, испуганно косясь на обступивших чумазых людей.

– Никого, – прохрипел он. – Только Влас во двор вышел. Он скоро вернется.

– Он уже не вернется, – нахмурился Гарун. – Открывай дверь и даже думать не моги бежать.

– Что это мы с ним цацкаемся? – вмешался Пров. – Пристукнуть и дело с концом.

– Посмотрим на его поведение, – сказал Гарун. – Ну, живо!

Дрожа от страха, Рома отодвинул засов. Беглецы вошли в длинный коридор, освещенный тусклой электрической лампочкой. Кари захлопнул дверь и заклинил изнутри зубилом. Гарун схватил рамца за рукав и быстро пошел вперед. В конце перехода их ожидала стальная решетка, за которой виднелись уходящие вверх ступени широкой лестницы.

– Мы уже в подвале учебного корпуса, – определился Гарун. – Рома! Давай ключ от решетки.

– Ключа нету у меня, – задрожал юноша. – Он есть у Корнея, начальника охраны. Его люди сидят на всех этажах.

– Я говорил, что толку от рамца не будет, – замахнулся Пров.

– Погоди, – остановил Кари.

Надорвав карман видавшего виды комбинезона, руссич вытащил длинную стальную булавку. Согнув жало крючком, он вставил ее в замочную скважину и легко открыл замок.

– На четвертый этаж, – сказал Гарун. – Кафедра там.

Поднявшись на площадку, он выглянул в коридор. Возле двери кабинета с потускневшей от времени бронзовой рамкой, развалившись в черном кожаном кресле, дремал усатый рамец. Под креслом стоял пустой кувшин из-под пива, недвусмысленно раскрывая на причину внезапной сонливости охранника.

Гарун сзади подкрался к охраннику и ударил его ребром ладони по шее. Удивленно хрюкнув, рамец свалился с кресла и растянулся на полу. Гарун подошел к двери и остановился перед бронзовой рамкой, в которой торчал кусок выцветшего картона с надписью:

Чуть пониже кто-то нацарапал от руки:

Раньше ездил на верблюде,

А теперь сидит в «ауди».

Гарун толкнул дверь и вошел в кабинет. Он увидел длинный зеленый стол для совещаний, профессорское кресло с высокой черной спинкой, книжный шкаф, отделанный белым пластиком, гнутые стулья с жесткими сиденьями. Вся мебель была чужой и незнакомой. Старательно загнанная в подсознание тоска по украденному прошлому вдруг распрямилась стальной пружиной и вырвалась наружу. Его охватило бешеное желание закричать, схватить дубину, топор, сокрушить в щепки эту стильную итальянскую мебель и бежать, бежать куда глаза глядят, потом рухнуть и забыться навсегда. Пошатнувшись, он опустился на стул с гнутыми ножками. Руссич деликатно кашлянул. Гарун, покачав головой, указал на портрет Пуанкаре, криво висевший на стене. Кари подошел к портрету и поправил его. Из-под рамы выпала пачка пожелтевших листов, оклеенных бумажной лентой. Кари поднял бумаги и подал Гаруну. Узнав свою подпись, бывший аспирант сорвал бандероль.

«Докладная записка Ученому совету», – прочитал он на титульном листе. Схватив бумаги, он лихорадочно зарылся в них, передавая прочитанные листы руссичу. Отложив последнюю страницу, Кари сочувственно посмотрел на Гаруна. Затем приоткрыл дверь в коридор.

– Савва! – крикнул он.

Глава 11

Потеряв связь с Землей, бортовой компьютер «Джотто» мгновенно переключился на автономное управление. Спасая аппарат, он направил его в видимый просвет между двумя снежными облаками. Проскочив край облака, «Джотто» оказался в чистом пространстве прямо над идеально гладкой поверхностью объекта Э-1, ослепительно засверкавшей на солнце, появившемся на мгновение в просвете облаков. Пытаясь избежать столкновения с ядром кометы, «Джотто» включил оба радиальных двигателя. Но в этот момент круглый камешек массой в сто граммов, летящий со скоростью восемьдесят километров в секунду, угодил прямо в борт космического зонда. Прошив насквозь два слоя противометеорной брони, камешек взорвался внутри вычислительного блока, превратив космический аппарат стоимостью триста миллионов долларов в груду металлолома.

Несущиеся с относительной скоростью семьдесят километров в секунду двести килограммов магниевого сплава пробили двухметровый лед, отделявший внутреннюю полость кометы от космического пространства. Врезавшись в поверхность тысячелетия назад застывшего озера, «Джотто» взорвался, мгновенно распавшись на атомы. Взрыв раздробил насыщенный вирусами слой льда на мельчайшие гранулы. Внутри воронки на месте взрыва лед кипел, превращаясь в пар, который захватывал гранулы с вирусами и мощной струей выбивался в открытое пространство. Через два часа комета Хэлли удалилась от места катастрофы на полмиллиона километров, оставив в плоскости земной орбиты зараженное вирусами облако.

Американский сателлит «ИКЭ», пролетавший двадцать пятого марта на расстоянии 30 миллионов километров от узловой точки, зарегистрировал облако ледяной пыли поперечником около ста тысяч километров, которое дрейфовало со скоростью сорок километров в секунду в направлении от Солнца. Спутник передал данные с параметрами движения облака в Западный центр наблюдения за кометой. В тот же день данные об облаке были переданы в Бамберг. К несчастью, никто из аналитиков, занятых составлением отчета о предполагаемых обстоятельствах гибели «Джотто», не догадался связать его появление с прохождением кометы. Принятую из Пасадины информацию отправили в архив до лучших времен, которые так и не наступили.

15 апреля 1986 года Земля встретилась с облаком.

Глава 12

Лемех сладко потянулся и открыл глаза. Он сидел за столиком возле стеклянного павильона, который украшала вывеска с надписью:

Из открытого окна тянуло жареным луком.

– Как долго я спал? – лениво подумал Лемех. – Куда все подевались? Где Анри и Элберт?

Дверь павильона открылась. На пороге появился аспирант третьего курса Гарун Алмазов. Он ловко нес поднос с бутылкой вина и блюдом, на котором лежали шампуры с дымящимся кусками мяса.

– Кирога! – рявкнул аспирант в открытую дверь. – Еще два поставь, – он сбежал по ступенькам и поставил поднос перед Лемехом.

– Кушайте, профессор, – Гарун придвинул стул и уселся напротив. – Кушайте на здоровье.

– Я ничего не заказывал, – удивился Лемех. – Откуда ты взялся?

– За все заплачено, – подмигнул аспирант, разливая вино по стаканам. – Прошу отведать вина. Это настоящий марочный кагор из Шемахи, урожай 83-го года. Подарок Хантамирова.

– Какой урожай, какая Шемаха, ничего не понимаю, – Лемех промокнул платком вспотевший лоб. – Куда пропал Пуанкаре? Где Элберт?

– Их уже нет, – ответил Гарун и посмотрел стакан на свет.

– Как нет? – растерялся Лемех.

– Просто нету, – пояснил аспирант. – Пуанкаре умер в 1912-м, Эйнштейна не стало в 1955-м. Предлагаю почтить их светлую память бокалом этого благородного вина! – он поднял стакан и медленно выпил рубиновую влагу.

– Значит, всё кончено, – Лемех со стуком поставил стакан. – Дискуссия умерла, не успев разгореться.

Все еще только начинается, – возразил Гарун, рассеянно поглядывая на одинокое облачко, возникшее на горизонте. – Вы поезжайте в Цюрих и спросите.

– Куда поезжайте? – растерялся профессор.

– Вы поезжайте в Цюрих, – повторил Гарун, вставая из-за стола, – И спросите, какая геометрия имеет место в природе, Римана или Евклида? Вам любой швейцарец скажет, что прямая тропинка всегда пряма, будь ее длина равна десять, или десять тысяч шагов.

– Не любой, – возразил Лемех. – Элберта, к примеру, не беспокоило, что эти геометрии совпадают только в бесконечно малой области пространства. Сие теоретически означает, что прямая Римана разойдется с прямой Евклида уже на первом шаге.

– Вы абсолютно правы, – согласился Гарун, нервно поглядывая на облако, закрывшее уже полнеба. – Так примите же решение, по какой линии вам следовать дальше. Лично я рекомендую прямые дороги. Прошу подписать счет, – он протянул Лемеху вечное перо. – Извините, профессор, мне пора. – Гарун щелкнул зажигалкой и поджег бумагу с подписью Лемеха. Затем схватил поднос и скрылся в павильоне.

– Гарун, что ты имел в виду? – крикнул вдогонку Лемех.

В небе грянул гром. Из облака высунулся черный смерч, который гигантским молотом ударил по крыше павильона и вдавил его в траву, как картонную коробку. Воздушная волна смела Лемеха со стула и отбросила в сторону. Он упал на землю и потерял сознание.

Глава 13

– Первый информблок продержался почти 55 микросекунд, – Хэвисайд вернул стрелку таймера на цифру 12. – Это очень хорошо. Сейчас Баг Мэк должен выпустить клопа-ирейзера. Где он? Даю увеличение. Ага, вот он!

Красная точка, прилипшая к серебряной нити, превратилась в жука размером с божью коровку. Быстро перебирая лапками, жук добрался до кристалла внешней памяти и вцепился в него острыми ногочелюстями. За считанные микросекунды ирейзер проделал в гладкой поверхности кубика отверстие и забрался внутрь. Вскоре он вылез на противоположную грань и ухватился лапками за боковую нить, протянутую к соседнему кубу. Поврежденный кристалл ярко вспыхнул. Нить распалась, её концы свернулись в кольца и разошлись в стороны. Клоп-стирашка повис на обрывке нити, беспомощно шевеля лапками. Второй куб запульсировал зеленым светом.

– Запускается блок номер два, – объявил Эгль. – Даю начало отсчета. – Он прижал пальцем цифру 11 на циферблате и щелкнул по стрелке таймера. Второй куб выбросил зеленую точку, которая скользнула по радиусу и вошла в боковую грань октаэдра.

Глава 14

– Лично мне нравятся прямые дороги, – весело прокричал Лемеху темнокожий таксист. – Прямая, как известно, есть кратчайшее расстояние между двумя населенными точками. Разрешите представиться, Кирога, – он протянул через спинку сиденья смуглую руку с длинными пальцами музыканта. Желтое такси вылетело на широкую автомагистраль и повернуло направо.

– Дороги, они как люди, – продолжил словоохотливый водитель. – Появляются из ниоткуда и уходят в никуда. Одни пересекаются между собой, а другие тянутся на долгие километры рядом, как параллельные прямые. Но потом все равно расходятся. Возил я как-то одного ученого, так тот доказывал, что параллельных линий вообще не бывает. Мол, рано или поздно они все равно пересекутся. Показывал на глобусе, что все меридианы сходятся на полюсах. А ведь кратчайшее расстояние между двумя точками на глобусе есть отрезок меридиана. Если верить, что на сфере прямыми линиями служат меридианы, то выходит, что на земном шаре параллельных линий быть не может. Умнейший человек! фамилия его была Риман – то ли немец, то ли швейцарец. А вот еще раньше подвозил я как то другого ученого. Ехал он из Казани в Москву с научным докладом. Так вот, этот ученый говорил, что через одну точку можно провести две разные прямые так, что они будут параллельны третьей прямой. Чудеса и только! Фамилия его была Лобачевский. Русский, как и вы. Это был просто гений. А правда, что ваш поэт Кольцов был расистом?

– С чего вы взяли? – возмутился Лемех.

– А почему он писал только белые стихи?

Профессор не успел ответить. Впереди показался мост, перегороженный полосатым шлагбаумом с будкой. Из будки торчала голова солдата в каске с рожками. Возле шлагбаума стоял затянутый в черный мундир офицер с автоматом на плече. Увидев приближающийся автомобиль, он указал на обочину дороги. Сбросив скорость, Кирога остановил такси в нескольких сантиметрах от носков офицерских сапог, блестевших черным лаком.

– Гутен таг, – офицер притронулся двумя пальцами к козырьку фуражки с высокой тульей. – Ихь бин майор Клейн. Ми есть искать белорусский партизан Минковский. Ви не видеть партизанен на дорога?

– Ми не видеть партизанен, – замотал головой Кирога.

– Отшень жаль, – огорчился майор. – Если ви увидеть Минковский, надо сообщать о них в немецкий штаб на село Алексоти.

– Яволь! – выпрямился Кирога. – Он есть преступник?

– Иа, йа, – закивал немец. – Он есть самый болшой преступник. Он нарушаль германский пространство.

– Он есть летчик? – спросил Кирога. – Нарушал границу?

– Найн летчик! – рассердился Клейн. – Он есть физик из Цюрих. Я есть физик из Германия. Ми создавать новый пространство для великий Дойчлянд. Истинный пространство есть арийский пространство. Дас ист Риман пространство, который есть замкнутый, ограниченный. Кто иметь риман-пространство, тот иметь власть над тем, кто не иметь риман-пространство. Власть есть порядок. Преступник Минковский создаваль свой пространство, который есть незамкнутый, бесконечный. Все иметь пространство, но никто не иметь власть. Это не есть немецкий порядок. Ми будем организовать беспощадный кампф со всеми, кто нарушаль новый порядок. Ви понимать майн кампф?

– Натюрлих! – подтвердил Кирога. – Порядок и правила дорожного движения превыше всего. Я могу ехать дальше?

– Битте, – Клейн махнул рукой, приказывая поднять шлагбаум.

Автомобиль медленно проехал мимо контрольного пункта. После моста Кирога прибавил газу и дальше помчался на полной скорости. За поворотом он увидел лежавшее поперек дороги толстое бревно, которое нельзя было объехать. Затормозив перед препятствием, Кирога выскочил из такси и полез в багажник. Не успел он достать инструменты, как автомобиль окружили выскочившие из кустов вооруженные люди, которых возглавлял высокий седой человек с огромными кавалерийскими усами. Приготовив пистолет, усач открыл дверцу и заглянул в салон.

– Не бойтесь, Лемех! – сказал седой. – Я – Минковский.

– Рад познакомиться, – кивнул Лемех. – Вы знаете, что вас ищут?

– Не имеет значения, – партизан протянул руку, – Выходите. Дальше ехать нельзя. Клейн организовал впереди засаду, которую вам не пройти. Выходите скорее. Я имею для вас важное сообщение. Вы умеете ездить верхом на лошади?

– Умею, – сказал Лемех.

– Тогда распишитесь. – Минковский протянул листок бумаги.

Глава 15

– Со вторым дополнительным кристаллом тоже покончено, – сообщил Хэвисайд, наблюдая за клопом, который снова повис на боковой нити, разорванной пополам. – Вы засекли, сколько времени продержался второй информблок?

– Почти двести микросекунд, – сказал Эгль, посмотрев на таймер. – Теперь ясно, почему Кирога тоже получил отставку. Не свалился бы Лемех с партизанской кобылы. Лесные тропинки не предназначены для академических прогулок.

– Непонятно, откуда взялся Минковский, – заметил англичанин. – Да еще в образе белорусского партизана. Я не включал его имя в кастинг программы.

– Возможно, виртуальный Лемех сам научился использовать входящие данные для усиления своего прикрытия, – предположил Эгиль. – Вы заметили, как ловко он прятался за спиной Кидоги?

– Еще бы! Офицер так таращился на темнокожего таксиста, что даже не глянул в сторону пассажира. Следует признать, что информблок в имидже Кироги оказался хорошей находкой. Ведь Клейн является самым авторитетным сторонником общей теории относительности. С его информационным весом он мог бы прихлопнуть такси, как муху. Смотрите, клоп возвращается! Он уже на радиальной нити, ползет в центральный процессор. Прошу приготовиться к отсчету времени.

– Как вы думаете, – спросил исландец, нацелившись пальцем на циферблат таймера, – Какой ответный ход придумает Би эМ?

– Судя по обстановке, он применит то, что делали наци в операциях против партизан. Артиллерийский обстрел или авианалет.

– В любом случае профессору придется несладко, – заметил Эгль, наблюдая за Лемехом, который трясся верхом на лошади по узкой лесной дороге вслед за Минковским. – Смотрите, ирейзер уже в центральном октаэдре. Держитесь, сейчас начнется!

Глава 16

– Я всегда говорил Элберту, что его самомнение ни к чему хорошему не приведет, – горячился Минковский, бегая по некрашеному полу в крохотном охотничьем домике. – Я еще могу понять, когда инерцию приравнивают к гравитации, чтобы решить частную задачу, рассматривая ее в ограниченной области. Но применять в масштабах космоса этот чисто технический прием, лишенный малейшего физического смысла? Это все равно, что попытаться запихнуть Вселенную в баночку из-под бриолина. К сожалению, красота римановской геометрии захватила Элберта и он забыл о том, что в физике существуют великие принципы сохранения, через которые нельзя переступать. Мой друг Пуанкаре прекрасно понимал это, хотя его знали в ученых кругах больше как математического гения.

– Пуанкаре был французом, – заметил Лемех. – Не забывайте, что в Европе в это время шла война. Германия воевала с Францией, Англией, Россией. В общем, почти со всеми. Конечно, немецкие ученые, как патриоты своей родины, сразу встали на сторону своих научных авторитетов. И первым из них был, конечно, профессор Клейн.

– А Шредингер? – возразил Минковский. – Помните его работу по энергии гравитационного поля? Он написал ее в самом конце войны. Шредингер показал, что в рамках ОТО все компоненты энергии обращаются в нуль, как только мы удаляемся от рассматриваемой области. Элберт знал о работе Шредингера и должен был прислушаться к мнению великого физика.

– Мог бы, – согласился Лемех. – Но не стал. Во-первых, Шредингер все-таки был австрийцем, а не немцем. Во-вторых, Клейн, спасая теорию, ввел добавочный компонент, который, по его мнению, исправил все дело. Ни он, ни Элберт не заметили, что величина этого компонента просто равна нулю. Прибавьте нуль к нулю и получите снова нуль. На Клейна смог бы повлиять только Гильберт. Кстати, это Гильберт первым предложил использовать метрический тензор Римана для составления уравнений гравитационного поля. К сожалению, Гильберт тоже был математиком и от его тонких рассуждений по поводу нарушения принципа сохранения энергии в теории относительности молодые немецкие физики просто отмахнулись.

– Странно вы как-то рассуждаете, – заметил Минковский. – Я всегда полагал, что, наука не имеет национальности.

– И это говорите вы? – усмехнулся Лемех. – Там, в миру, вы известны, как великий немецкий ученый, автор концепции пространственно-временного континуума. Здесь вас объявляют в розыск, как опасного белорусского партизана. Причем розыск ведет немец Клейн, один из сторонников теории Элберта. Как вы объясняете этот парадокс?

– Никакого парадокса нет, – Минковский устало опустился на скамейку. – Ведь я родом из Белоруссии. У моих родителей был дом в селе Алексоты. После сельской школы я учился в Кенигсбергском университете, окончил его с отличием. Преподавал физику в Бонне, потом в Цюрихе. В общем, обычная история. Абрам Иоффе, например, работал в Мюнхенском университете. Только он потом вернулся в Россию, а я нет.

– Иоффе? – невольно переспросил Лемех, – Абрам Федорович?

– Он самый, – кивнул Минковский, – Основатель русской физической школы. Он работал у Рентгена в экспериментальной лаборатории, а я преподавал теоретическую физику студентам в Цюрихе. В том числе и студенту Элберту. Видно, не так преподавал. Послушайте, Лемех, у меня осталось совсем мало времени. Я хочу сказать вам самое главное. Вы должны понять, что теорий гравитации может быть много. Но мир, в котором мы живем, один. Жизнь не так проста, как кажется. На деле она еще проще. И не надо ее усложнять. Выберите из всех физических принципов самый простой и стройте на нем свою новую теорию гравитации.

– Принцип сохранения энергии-импульса?

– Вы меня поняли, – улыбнулся седой ветеран и погладил свои огромные усы. Он откинул в сторону лежавший на полу коврик и поднял крышку люка. Из подвала пахнул сыростью.

В небе послышался мощный рокот, от которого в избушке задребезжали стекла. Лемех выглянул в окно и увидел, что в воздухе появились два тяжелых боевых вертолета, которые развернулись над поляной и двинулись в атаку на одинокий охотничий домик.

– Вам пора, – подтолкнул его Минковский. – Сейчас будет авианалет. Вот карандаш. Распишитесь на крышке люка. Отлично!

– Как же вы? – спросил Лемех, спускаясь по скользким ступенькам. – Давайте со мной. Зачем вам оставаться под бомбежкой?

– Обо мне не беспокойтесь, – уверенно сказал партизан и захлопнул тяжелую крышку. Лемех очутился в полной темноте.

Глава 17

– Теперь все стало на свои места, – сказал Кари. – Меморандум доцента Алмазова нужно показать Эглю.

– Зачем? – безучастно спросил Гарун.

– Разве ты забыл, что в данную реальность нас допустили на определенных условиях? – Кари ободряюще похлопал Гаруна по плечу. – Мы обещали выяснить причину пандемии и ликвидировать её. Причину уже установил твой двойник, доцент Алмазов. За это ему честь и слава. Нам остается выработать технологию ликвидации пандемии и предложить Эглю конкретный план. Окончательное решение примет экспертный совет.

– Какой еще совет?

– Эгль не имеет права единолично санкционировать изменение истории планеты с миллиардным населением. Такие глобальные решения принимаются коллегиально. Вопрос будет вынесен на Совет экспертов, членом которого я являюсь. Как правило, мы не вмешиваемся в естественный ход развития экосистем. Но данный случай особенный. Планету Земля мы считаем своей альтернативной родиной – ведь наши миры совпадают по всем параметрам, за исключением одного. Я уверен, что большинство членов Совета проголосует за снятие причины катастрофы. Мы направим в 1986 год группу диверов для ликвидации местной модальной развилки. Это будет компенсацией планете Земля за помощь Лемеха. Признайся, Гарун, – подмигнул он, – Спасти мир от смертельной опасности, разве это не мечта каждого землянина? Ты имеешь все шансы стать спасителем Земли. Если не возражаешь, я буду ходатайствовать перед Советом о включении твоей кандидатуры в группу диверов. Мы будем иметь право на применение любых технических средств. Надеюсь, вы с Беловым хорошо сработаетесь.

– Павел? – оживился Гарун. – Ты думаешь, он вернется?

– Я жду его, – просто сказал руссич. – А сейчас займемся сейфом.

Кари снял портрет Пуанкаре и положил его на стол. В стене тускло блеснула стальная дверца потайного сейфа.

– Куда Савва пропал, – пробормотал он, повертев рубчатое колесо набирателя шифра. – Боюсь, без грубой силы здесь не обойтись. Сейф должен открываться комбинацией из шести цифр, которую установил Лемех. Смотри, я набираю комбинацию, но она не действует. Неужели доцент сменил шифр сейфа?

Дверь открылась, в кабинет вбежала Зоя. На плече у неё висел черный рамкинский арбалет.

– Пров заложил коридор мебелью, – доложила девушка. – Завал почти до потолка.

– Савва где? – спросил руссич. – Куда вы девали охранника?

– Савва связал его и затащил в странную комнату, – засмеялась Зоя. – Там все стены украшены блестящими голубыми плитками. А внизу – обрубленные вазы с такими дырками.

– Это мужской туалет, – невольно улыбнулся Гарун. – После кувшина пива рамцу там самое место.

Смутившись, девушка подошла к столу и взяла в руки портрет Пуанкаре.

– Ой, а что это? – воскликнула она, показывая на приклеенную к обратной стороне рамки игральную карту.

– Это дама пик, – сказал Гарун, оторвав карту. – В то время такая игра была – в карты. Самая интересная, конечно, преферанс. Помню, как-то сутки напролет играли, не вылезая из-за стола. Погодите, здесь что-то написано! – Он повернул карту рубашкой к окну и прочитал:

– Почерк мой, – признался он. – Значит, стишок сочинил доцент. Зачем ему это понадобилось?

– Не думаю, что для развлечения, – заметил Кари. – Алмазов был мужик серьезный. Не ключ ли это к шифру?

– Конечно, – воскликнул Гарун. – Как я сам не догадался! В те времена лучшим поэтом считался, конечно, Пушкин. Понимаете? Если это «Пиковая дама», значит, шифр должен содержать тройку, семерку, туз. Туз, естественно, 11 очков. Значит, код должен включать следующие цифры: 3, 7, 1, 1. Нужны еще две. Думаю, это первая буква фамилии поэта. Кстати, она помещена в начало двустишия. Так, погодите: а, бэ, вэ… Есть! Буква «п» – семнадцатая. Значит, код замка: 1,7,3,7,1,1. Запоминается легко.

Выслушав доводы Гаруна, Кари взялся за колесико на сейфе и повернул его на 1 позицию вправо, затем на 7 влево, потом на 3 вправо… Применив все цифры кода, он нажал на ручку. Дверца не поддавалась.

– Чёрт! – упавшим голосом сказал Гарун. – Неужели я ошибся?

– Напиши слово «чёрт», – предложил Кари.

– Зачем? – пожав плечами, Гарун вывел пальцем на пыльном столе «черное» слово.

– Это какая буква? – Кари ткнул в букву «е».

– Буква «ё», – пробурчал Гарун.

– А пишется «е». Ты не мог знать, но к 1986-му году буква «ё» русского алфавита была практически упразднена. Это значит, что вторая цифра кода будет не «7», а «6». Набирай код сам!

Гарун лихорадочно завертел колесом, устанавливая новый шифр. Дойдя до конца, он неумело перекрестился и нажал на рычаг. Дверца щелкнула и открылась.

– Белов не зря говорил, что новичкам везет! – одобрительно прогудел Кари.

Гарун запустил руку в сейф и вытащил небольшую желтую коробку с красной короной на крышке. Кари поднял крышку и достал из коробки прозрачную гибкую пластинку размером с почтовую открытку. На пластинке виднелись мелкие, величиной с ноготь, черные квадратики, усеянные микроскопическими белыми пылинками. Приглядевшись, Гарун увидел, что пылинки располагаются рядами различной длины.

– Это она, – подтвердил Кари. – Микрофиша профессора Лемеха. Негатив. Что еще оставил доцент, да успокоится его душа на небесной тверди?

Пошарив в сейфе, Гарун извлек на свет небольшой пистолет и запасную обойму с патронами. Оттянув назад затвор, он заглянул в патронник.

– «Макаров», – доложил он. – Не Бог весть что, конечно. Но в трудную минуту может выручить. Если стрелять в упор.

Во дворе неожиданно затарахтел автомобильный мотор, часто постреливая газовыми выхлопами.

– Трудные минуты нас не минуют, – сказал Кари, выглядывая в окно. – Похоже, нас уже вычислили. Прибыл армейский грузовик, битком набитый вооруженными рамцами. Господа аспиранты! Заседание кафедры объявляется закрытым.

Он спрятал коробку с микрофишей в нагрудный карман комбинезона и застегнул молнию. Зоя с уважением оглядела мускулистые руки руссича.

– Какие будут предложения?

– Дело сделано, пора уходить, – подвел итоги Гарун. – Предлагаю пробиваться через чердак на крышу и по пожарной лестнице спуститься во двор.

– Хорошо, – одобрил Кари. – Если у черного хода и оставлен патруль, он не должен быть многочисленным. Скорее всего, там никого нет. А потом куда?

В воздухе возник мощный сверлящий звук, от которого у всех заломило зубы. Во дворе прогремел взрыв. Стены дрогнули, с потолка посыпалась пыль. Звук ушел в небо и пропал. Гарун выглянул в окно. Он увидел, что грузовик опрокинут набок и горит дымным пламенем, а уцелевшие солдаты бегут к парадному входу и исчезают внутри здания.

Уходим! – заторопился он. – О плане расскажу по дороге. Рамцы через пару минут будут здесь.

Он захлопнул сейф и повесил портрет на место. Они вышли из кабинета. К ним присоединились Пров и Савва, дежурившие возле баррикады, которую они успели соорудить на лестничной площадке из обломков мебели. Гарун повел отряд в конец коридора. У пожарной лестницы он увидел, что люк на чердак закрыт на ржавый висячий замок.

– Пров, – позвал он кузнеца. – Ты зубила свои не потерял? Надо срубить этот замок.

– Не надо шума, – сказал Кари. – Проще и быстрее применить отмычку.

Он ловко вскарабкался по лестнице и открыл замок универсальной булавкой. Откинув крышку, он выглянул на чердак.

– Все чисто, рамцев нет. Все за мной!

Савва, поднявшийся последним, плотно закрыл люк. Оглядевшись, Кари заметил кучу ржавых батарей центрального отопления, брошенных возле шахты грузового лифта. Они быстро перетаскали батареи к люку и сложили в неустойчивый штабель, установив одним углом на крышку люка.

– Загремит, так загремит, – одобрил Пров, вытирая руки о штаны. – А где выход на крышу?

– Через будку подъемника. – Гарун выбил ногой обшитую ржавым листом дверь и шагнул через порог. Они бегом поднялись по металлической лесенке и оказались перед выходом на крышу.

– Погодите, – сказал Кари. – Пусть сначала Гарри расскажет, как мы будем двигаться дальше.

Зоя потерлась щекой о плечо Гаруна. Улыбнувшись, он провел рукой по пышным волосам девушки.

– Эта дверь выходит на участок крыши, который не виден с башни МГУ, – начал Гарун. – Прямой путь в Буту для нас закрыт. Мы пойдем к станции Лосятник, до которой отсюда даже ближе. Это на севере-востоке. Но мы сначала пойдем на юг, чтобы запутать следы. Мой план таков. Мы спускаемся во двор по аварийной лестнице. Через парк добежим до станции метро «Университет». По времени это займет примерно двадцать дэгов. Мы спустимся в метро. Места здесь высокие, в туннеле воды быть не должно. По рельсам мы пойдем обратно и выйдем на следующей станции. Выход из нее расположен почти у реки. Здесь мы спустимся к воде и раздобудем лодку или сделаем плот. Пока раменцы будут искать нас на юге, мы поплывем по реке. Она здесь течет на северо-восток. В районе Рушской набережной в Москву-реку впадает речка Яза. Это уже кремлевская зона и рамцы не посмеют дальше гнаться за нами. Мы спокойно войдем в Язу и пойдем вверх по течению. На этом участке нам придется поработать веслами. По Язе мы доплывем до зоны Сольники. Здесь река поворачивает на запад. Поэтому за мостом мы высадимся на берег и дальше пойдем пешком. Через один сат ходьбы будем на станции «Лосятник». У меня все.

– Какие будут возражения? – спросил Кари.

– За Язой-рекой упырей полным-полно, – проворчал Савва.

– Ну и что? – сказал Пров. – Сейчас самая жара. Упыри до вечера из нор не вылезут. А если и встретится какой оголодавший, так мы с ним живо справимся. Заостри жердину подлиннее и коли упыря прямо в брюхо. А потом толкай его в лужу. Тут упырю конец придет. Таким бойцам как мы одиночный упырь не страшен. Главное, к деревьям близко не подходить. Они в лесу здорово таиться могут. А по ровной дороге даже Зойка от упыря убежит. Дойдем до Сольников, там и простимся. От Сольников до дома рукой подать. Там нет власти рамцев. Через Волокамский тракт я без труда доберусь до своих.

– Так и сказал бы, что домой охота, – проворчал Савва. – Мой дом на юге, в Чертово.

– Ситуация понятна, – подвел черту Кари. – А ты, Зоя, тоже хочешь вернуться в Чертово?

– Я? – вспыхнула девушка. – Нет, я хочу с вами. Я с вами хоть куда согласна. Без Гарри мне жизнь не мила. – Зоя спрятала лицо у Гаруна на груди.

На чердаке послышался тяжелый удар. Это рамцы добрались до пожарного люка. Руссич предупреждающе поднял палец. Удар повторился и рамцы вдруг закричали разом. Раздался оглушительный грохот. Это тяжелые чугунные батареи валились на головы преследователей.

– Вопрос решен, – сказал Кари. – Один против четверых. Савва, тебе придется подчиниться большинству. У нас какая-никакая, а все же демократия.

– Да я разве против? – обиделся Савва. – Что я, не понимаю? Просто предупредить хотел насчет упырей. Опасные ведь твари. Кому охота нелюдью становиться? А ты сразу – «против!»

– Вперед, – приказал Кари.

По чердаку затопали сапоги рамцев. Гарун ударом ноги открыл дверь на крышу и вдруг остановился на пороге, поднимая пистолет. Зоя, с разбегу налетев на него, испуганно выглянула поверх плеча. На плоской крыше стоял боевой вертолет, лопасти которого лениво вращались на холостом ходу. В кресле пилота развалился Белов. Он потягивал через соломинку сок из ярко раскрашенной баночки и призывно махал рукой.

– Черт, Павел! – Гарун от души стиснул твердую ладонь дулеба. – Ты откуда взялся?

– Давно сижу, – проворчал Белов. – Вас поджидаю.

– Это ты рамский грузовик подбил? – догадался Кари, хлопая дулеба по спине. – А мы сначала не поняли, что это вертолет свистит.

– Фирма «Камов», – Белов погладил приборную доску. – Последняя модель. Временно одолжил на базе. Э, да у нас на крыше появился гость! Похоже, ему не нравятся вертолеты этой фирмы.

Гарун увидел толстяка Серафима. Высунувшись из двери, рамец поднял арбалет. Гарун выхватил пистолет и выстрелил поверх головы стражника. Взвизгнула пуля, от стенки посыпались осколки кирпича. Толстяка как ветром сдуло с крыши.

– Забирайтесь в десантный отсек, – показал Белов. – Микрофишу не забыли?

– Обижаешь, начальник, – сказал Гарун и задвинул дверцу.

Вертолет поднялся в воздух. Слегка накренившись, он развернулся и взял курс на северо-запад. Высыпавшие на крышу рамцы, разинув рты, проводили глазами исчезающую в синем небе пятнистую стрекозу.

Глава 18

– Следует признать, что передать Лемеху больше двух посланий за один сеанс пока не удаётся, – сказал Эгль, мрачно уставившись на горящие обломки виртуального охотничьего домика. – Боюсь, что темп передачи данных пока недостаточно высок.

Он дождался, когда вертолеты скрылись за верхушками деревьев, и стер картинку с экрана монитора.

– Я бы так не сказал, – возразил Хэвисайд, возвращая таймер в исходное положение. – За первые три сеанса Лемех успел усвоить данные по пространству Минковского и продумал физическую стратегию. Думаю, темп передачи данных должен возрасти и вскоре Баг Мэк очистится от пристрастия к пространству Римана. Это вопрос ближайшего времени.

– Не ударился бы Лемех в другую крайность – задумался Эгль.

– О чем вы? – Хэвисайд внимательно следил за клопом, который в очередной раз растерянно повис на обрывке молекулярной нити.

– У русского профессора могут взыграть патриотические чувства. А вдруг вместо континуума Минковского он выберет геометрию Лобачевского? Тогда мы все окажемся в пространстве с отрицательной кривизной, которое «вывернуто» наизнанку относительно пространства Римана.

– Неужели? – задумался англичанин. – Очень интересно! Эта мысль не приходила мне в голову.

– Не может быть! – не поверил Эгль. – Это известно каждому студенту.

– Да, конечно, – согласился Хэвисайд. – Но я думал о другом. Дело в том, что теория Лобачевского внутренне непротиворечива. Это значит, что пространство Лобачевского имеет полное право на существование. Так, если мы введем в полевые уравнения метрический тензор Лобачевского… Боже, сколько новых физических эффектов таит в себе эта новая вселенная!

– Сэр Оливер, прошу вас, не увлекайтесь, – осадил Эгль. – Мы здесь не научную проблему решаем, а политическую. Именно поэтому руководство операцией возложено на меня. Предупреждаю, стоит нам расслабиться, Баг Мэк захватит инициативу в свои холодные лапы и ситуация выйдет из-под контроля. Прошу внимания. Так, четвертый куб уже активирован. Что в нем было?

– Согласно графику, – оживился Хэвисайд, – Четвертый блок кубик включает идеи позднего Лемеха. Значит, контакт должен произойти совершенно в другой обстановке. В шоковых условиях виртуальный Лемех легче усвоит свои новые принципы. По плану, профессор должен отправиться в далекое прошлое, чтобы его не отвлекали партизаны, вертолеты и прочие атрибуты ХХ века.

– Гут, – одобрил Эгль. – И куда мы забросим русского профессора? В какой серебряный или галантный век?

– В мезозойскую эру.

– К динозаврам? – удивился исландец.

– Йес! Мы использовали данные по меловому периоду, который хорошо изучил Саток. Ситуация достаточно долго будет под нашим контролем. Глубина погружения примерно в сто миллионов лет позволит передать Лемеху информацию минимум из двух блоков подряд, пока Баг Мэк успеет накопить силы для ответного удара. Тогда шестой кубик можно настроить на передачу всех данных. Когда виртуальный профессор получит всю информацию, никакие атаки клопа-ирейзера ему будут уже не страшны.

– Экселенс! – одобрил Эгль. – Вижу, у вас всё готово. Внимание, запускаю таймер!

Глава 19

– Профессор, очнитесь! – Лемех почувствовал льющуюся на лицо струйку холодной воды. Он открыл глаза и обнаружил, что лежит на земле в тени огромной сосны. Травы нет, вокруг одни папоротники, механически отметил он. Сибирь или север Канады. Эко куда меня занесло. Повернувшись, он увидел скуластого мужчину в тонкой замшевой куртке и в охотничьих сапогах. Незнакомец держал в руках свернутый воронкой большой зеленый лист.

– Уважаемый, э… достаточно, – слабо запротестовал Лемех, заметив, что на него собираются вылить остатки воды.

– Меня зовут Саток, – охотник протянул смуглую твердую руку и помог Лемеху подняться на ноги. – Вы умеете ездить верхом?

– Что? – закашлялся профессор. – Я плохо слышу.

– Выпейте это, – Саток отвинтил крышку с фляжки и протянул Лемеху. – Пара глотков и давление в ушах уравняется с окружающей атмосферой.

– Какое давление? – профессор поднес фляжку к губам. Внутри оказалось густое терпкое вино, по вкусу напоминавшее мадеру. – С чем сравняется?

– С давлением окружающего воздуха, – пояснил Саток. – Сегодня с утра оно равно почти десяти избыточным атмосферам.

– Сколько, сколько атмосфер? – поразился Лемех. – Откуда оно взялось, разве мы не на Земле?

– На Земле, – кивнул Саток. – Только эпоха другая. Сейчас мы находимся в мезозойской эре, первая половина мелового периода. Чувствуете, какой здесь необыкновенно энергетический воздух? Содержание кислорода в атмосфере непрерывно повышалось с начала периода. В настоящее время его концентрация равна почти сорока процентам.

Вдохнув полной грудью, Лемех почувствовал, как мускулы его рук и ног наливаются необычайной силой. Он слегка оттолкнулся от земли и неожиданно взлетел на два метра вверх. Отчаянно махая руками, профессор мягко приземлился на толстый слой мха.

– Скоро вы привыкнете к биомеханике века динозавров, – одобрительно сказал Саток. – Молодые шасашвиссы уже умеют летать на крыльях модели «птерадон». Уверен, вы тоже научитесь.

Он обошел толстый куст длинными зелеными иглами вместо листьев и вывел на поляну четвероногое животное ростом с африканского буйвола, покрытое зеленоватой чешуйчатой шкурой. Кроме острого рога на конце приплюснутой морды зверь имел пару наспинных рогов, торчащих из костяных пластин над лопатками.

Саток дернул за длинный ремень, продетый через нижнюю челюсть животного. Зверь повернулся и Лемех увидел длинный толстый хвост рептилии, увенчанный на конце наростом величиной с хорошую дыню.

– Знакомьтесь! Это эоплоцефал, динозавр из рода цератопсов. В местных условиях вполне заменяет лошадь. Вы еще не разучились ездить верхом? Тогда делайте как я.

Ухватившись за торчавший над лопаткой рог, он подпрыгнул и мигом очутился на бронированной спине динозавра. Последовав примеру индейца, Лемех уверенно подтянулся на одной руке и уселся верхом.

– Ну, поехали, – сказал Саток, подобрав ремень. – Хоп! – он кольнул динозавра ножом, выбрав место между двумя пластинками на шее. Недовольно замычав, эоплоцефал побежал по едва заметной тропинке между огромными древовидными папоротниками, которые скрывали его с головой.

– Вам не жалко животное? – спросил Лемех, отмахиваясь от гигантской, с метровым размахом крыльев синеглазой стрекозы, которая норовила спикировать ему прямо на голову.

– Кого, эопла? – обернулся Саток. – Возьмите ассегай и постарайтесь срубить ей крыло, – индеец протянул короткое копье с широким, острым как бритва, наконечником. – Рептилии вообще малочувствительны к боли, а травоядные в особенности.

– Почему именно травоядные? – крякнул Лемех, рубанув от души нахальное насекомое. Лишившись одного из четырех крыльев, стрекоза-переросток завертелась штопором и упала на землю. Из-под папоротника выскочил огромный муравей, размерами немногим уступающий покалеченной хищнице. Забежав сзади, муравей прыгнул стрекозе на спину и мигом откусил ей голову. Прикинув, что муравей ростом как раз ему по пояс, Лемех невольно поджал ноги.

– Строго говоря, их следует называть растительноядными, – рассеянно сказал Саток. – Ведь они не едят траву, поскольку травы пока еще нет. А когда она появится, динозавров уже не будет.

– Куда же они денутся? Ах, да! – смутился Лемех.

– Мир динозавров обречен, – кивнул Саток.

– Кстати о птичках, – вспомнил профессор. – Поговорим о деле.

– О птицах? – удивился индеец. – Вас интересуют эти зубастые когтистые твари, больше похожие на пернатых ящериц?

– Я имею в виду информацию, которую вам поручено передать, – уточнил Лемех.

– Я простой охотник, – улыбнулся Саток. – Я плохо разбираюсь в теоретической физике. Но мне известно, где находится тот, кто должен сделать это. Я отвезу вас к Цхтахассе, вождю шасашвиссов по прозвищу Большая Пятка.

– Шасашвиссы, – вспомнил Лемех. – Это туземцы? Значит, здесь обитают люди?

– В меловом периоде нет настоящих людей, – сказал индеец. – Шасашвиссы, как они сами себя называют, относятся к биологическому виду яйцекладущих млекопитающих.

– Вроде утконосов? – догадался Лемех.

– Вроде них. Только они двуногие, голокожие и имеют рост около семи футов. Не считая развитой речи, письменности и способности к абстрактному мышлению.

– Разумные динозавры? – удивился профессор.

– Почему бы и нет, – обернулся Саток. – Вид гомо сапиенс обрел разум за два миллиона лет. Шасашвиссам природа предоставила срок в десять раз больше. Я потратил полгода на то, чтобы проследить развитие данного вида от середины юрского периода. Мы установили, что шасашвиссы произошли от стенонихозавров, небольшого семейства двуногих динозавров, которые почти полностью вымерли в конце юрского периода. Первобытные шасашвиссы имели достаточно времени, чтобы занять господствующее положение в меловом периоде.

– Цари мезозойской эры, – усмехнулся Лемех.

– Можно сказать так, – индеец дернул ремень, направляя эоплоцефала между двумя могучими соснами. – Мы называем их массаями мезозоя. А вот и селение ваших «царей».

Хвойный лес внезапно кончился. Лемех увидел широкую зеленую долину, рассеченную надвое светлой полосой реки. На берегу паслись многочисленные стада рогатых животных, похожих на огромных серых коров. Через реку был переброшен прочный мост. Въезд на мост был перекрыт массивными воротами, возле которых расхаживали вооруженные воины.

Когда эоплоцефал выбрался на дорогу к переправе, Лемех понял, почему разумных ящеров прозвали массаями мезозоя. Шасашвиссы давно одомашнили травоядных цератопсов и перешли на оседлый образ жизни. Он с интересом наблюдал, как утконосые пастухи верхом на эоплоцефалах отгоняли в сторону отяжелевших от сочной зелени бычков таврозавров, освобождая проход к водопою для самок с детенышами. Лемех так увлекся этой живописной картиной, что упустил момент, когда матерый таврозавр, почуяв пришельцев, яростно заревел и понесся к дороге, угрожающе выставив вперед длинные острые рога.

От стада отделился всадник верхом на эоплоцефале. Пришпорив своего «рысака», он направил его наперерез таврозавру. Резко остановившись перед обезумевшим животным, он издал гортанный крик и шлепнул эоплоцефала древком ассегая по крупу. Динозавр присел на задние ноги и махнул хвостом. Костяной шар на конце описал дугу и с размаху ударил таврозавра в лоб. Раздался громкий треск ломающейся кости. Оглушенный ужасным ударом четвероногий ящер упал на колени и замертво повалился набок, подняв облако пыли. Саток поднял руку, приветствуя удачливого пастуха.

– Что будет с динозавром? – спросил Лемех, невольно пожалев несчастное животное.

– Пустят на мясо, – сказал Саток. Он протянул копье тупым концом вперед, чтобы высоченный шасашвисс коснулся его своим ассегаем.

– Хуш сее? – прошипел утконосый пастух, уставившись на профессора желтым глазом с вертикальным черным зрачком.

– Лемехе сее, – ответил Саток. – Иш жехе су Цхтахасса.

– Жецх! – скрипнул шасашвисс и развернул эоплоцефала, освобождая дорогу. Не оглядываясь назад, он поскакал к стаду, которое пастухи уже заворачивали к мосту, чтобы переправиться на другой берег.

Перед воротами Саток спешился и повел динозавра на ремне за собой. Охранявшие мост розовокожие утконосые воины лениво расступались, бросая на Лемеха пристальные взгляды.

– Здоровые ребята, эти швиссы, – сказал Лемех, когда мост остался позади. – Ваш Цхатхасса тоже такой?

– Цхтахасса? – усмехнулся индеец. – Нет, он немножко другой. Что касается воинов шасашвиссов, то мы не слабее их. Смотрите!

Разбежавшись, он подпрыгнул вверх на три метра и очутился на эоплоцефале рядом с Лемехом.

– Здорово! – восхитился профессор. – Я тоже так могу?

– Сможете, – кивнул Саток. – Еще выше и дальше.

– Почему так получается? – Лемех легко соскочил с динозавра и снова запрыгнул.

– Я уже говорил, что здесь другой энергетический режим, – сказал индеец. – С каждым вдохом вы насыщаете кровь сжатым кислородом, который в несколько раз ускоряет ваш обмен веществ. Прислушайтесь к себе. Разве вы не ощущаете, что кровь буквально кипит в ваших жилах?

– Ощущаю, – засмеялся Лемех. – Извините за нескромность, но мне кажется, что я способен одолеть любого шасашвисса.

– Побороть сможете без особого труда, – подтвердил Саток. – Самый высокий туземный воин весит не больше ста фунтов. Их скелет состоит в основном из птичьих костей. Ведь у шасашвиссов и страусов один общий предок. Зато они очень быстры и ловки, что совершенно необходимо при их жизни среди могучих ящеров.

Протоптанная поколениями динозавров дорога уперлась в высокую стену, сложенную из массивных гранитных глыб. Отпустив эоплоцефала в заросли папоротника, Саток подошел к выступающему из стены круглому камню в форме мельничного жернова и предложил Лемеху взяться за него. Профессор прикинул в уме, что вес этого «жернова» составляет около пяти тонн и решительно взялся за теплую поверхность камня. Объединив усилия, они выкатили гранитный диск наружу. В стене открылся узкий проход. Не зная, чему удивляться больше, толщине стены или мастерству зодчих, оставивших в камне идеально ровный параллелепипед пустоты, Лемех вошел в темный коридор.

Саток дошел до двери в конце прохода уверенно постучал. Услышав «войдите», он открыл дверь и пропустил Лемеха.

– Ну, наконец-то! – воскликнул розовощекий шасашвисс, восседавший за огромным дубовым столом. – Время ужинать, а мы еще не обедали. Профессор, я приветствую вас по случаю прибытия в самый, можно сказать, расцвет мезозойской эры. Конкретно, в коньякский век мелового периода. По этому поводу разрешите налить вам этого неплохого, на мой вкус, пальмового вина. Коньяка, к сожалению, нет, поскольку нет винограда. Из покрытосеменных растений у нас, в меловом периоде, растут, как вы понимаете, одни дубы. Могу предложить желудевый кофе. Мы, шасашвиссы, пьем его с большим удовольствием. Или вы желаете чего покрепче? Эй, ребята! Вина дорогому гостю.

– Приветствую, Павлехес, – поздоровался Саток. – Не думаю, что профессор прибыл в меловой период для того, чтобы распить с тобой бутылочку местной текилы.

– Ошибаешься, сагамор, – с достоинством ответил Белов, снимая розовую маску с широким утиным носом. – Текилу делают из кактусов, а вино из пальмы называется пульке.

– Вы и есть Цхтахасса? – спросил Лемех, усаживаясь за стол.

– Нет, – смутился Белов. – Вождь отлучился ненадолго на кухню распорядиться насчет горячего. В этой кислородной атмосфере необходимо питаться шесть раз в день. Иначе ноги протянешь от истощения. Ага, а вот и он!

Открылась внутренняя дверь, в столовую вошел высокий розовокожий шасашвисс в белой набедренной повязке. В руках он держал деревянный поднос, уставленный дымящимися горшочками. За ним следовал воин пониже ростом, но шире в плечах раза в полтора. Шасашвисс поставил поднос с едой на стол. Не поднимая глаз, он наклонился и застыл в поклоне. Белов хлопнул в ладоши. Шасашвисс легко выпрямился и вышел из комнаты. Второй воин сбросил плащ из кожи рептилии и уселся за стол напротив Лемеха.

– Рад видеть вас в добром здравии, – сказал он, снимая маску. – Как добрались? Помех не было?

– Кар… – воскликнул Лемех и сразу осекся, увидев предупреждающе поднятый палец наголо обритого руссича.

– Меня зовут Цхтахасса, – быстро сказал Карислав. – Прошу отобедать, чем Бог послал. Засим и поговорим о птичках.

– Мясо, – пропел Белов, снимая крышку с самого большого горшка. – Тушеное мясо! Как я люблю тушеное в горшочках мясо.

– Саток, будь добр, поделись с Павлехесом последними новостями, – предложил Кари. – Мне нужно несколько минут для беседы с гостем.

– Итак, профессор, – начал он, пересев с Лемехом за край стола, – Отбросив постулат о равенстве инерции и тяжести, вы выбрали принцип сохранения энергии-импульса. Отказавшись от геометрии Римана, вы вернулись в евклидово пространство.

– В пространство Минковского, – уточнил Лемех, – Которое принято называть псевдоевклидовым, поскольку оно включает четвертое измерение, являющееся функцией времени. Но я чувствую, что этих принципов недостаточно, чтобы охватить все физические явления.

– Разумеется, – подтвердил Кари. – В достоверной физической теории должны выполняться все законы сохранения. Слушайте и запоминайте. Под веществом вы будете понимать все формы материи, включая поля. Под гравитацией вы будете подразумевать реальное поле, которое обладает плотностью энергии и импульса. Это поле нельзя уничтожить никаким выбором системы отсчета. Только так вы обеспечите выполнение законов сохранения, которые отражают общие свойства материи.

Тогда как следует понимать массу и силу?

– Это просто, – нетерпеливо сказал Кари, прислушиваясь к шуму за стеной. – Массу тела следует понимать как меру его энергии и импульса. Под силой нужно понимать не физическую величину, а чисто математический прием, позволяющий вычислять скорость, с которой тела обмениваются энергией.

– Вы имеете в виду силу инерции?

– Любую силу! – отрезал Кари. – Включая силу гравитации. При таком подходе понятие силы инерции теряет смысл и становится ненужным.

– Понятно, – кивнул Лемех. – Как все это обсчитать?

– Пожалуйста, – Кари решительно смахнул посуду на пол. Не обращая внимания на протесты Белова, который едва успел поймать свой горшочек с мясом, он перевернул крышку стола, под которой открылся дисплей мощного компьютера.

– Приступайте! – Кари нажал клавишу пуска. – Все исходные данные уже заложены. Вам остается сделать последний шаг.

– Так, посмотрим, – Лемех впился глазами в строчки уравнений, постепенно проступающих на экране дисплея. – Ага, тензор гравитации, симметрический, естественно, подключается к метрическому тензору пространства Минковского. Так, небольшое преобразование – и мы имеем обобщенный тензор «искривленного» гравитацией пространства Минковского. На кого он похож? Ба, да ведь это же эффективный тензор риманова пространства. Так вот откуда исходит гравитационное излучение, о котором говорил Хэвисайд. Карислав, вы – гений!

За стеной что-то грохнуло. С потолка посыпалась пыль. В дверь влетел утконосый воин с блестящими, как новенькие пятаки, глазами.

– Шепесеш зу жушче! – махнул рукой шасашвисс. – Рекн ехе шее.

– Профессор, – мягко упрекнул Кари. – Ведь вас предупреждали – никаких имен. Сейчас снова начнется артналет. Ладно, продолжайте работать. Мы продержимся, сколько сможем. Ребята, маски сброшены. Павел, Саток, за мной!

Подхватив оружие, диверы выбежали из комнаты. Оставшись один, Лемех запер дверь на три засова и с головой ушел в работу. Через час лихорадочных вычислений он понял, что уже никто и ничто не сможет ему помешать.

Глава 20

Надев летный шлем с телефоном, Карислав с интересом слушал рассказ Белова о его приключениях в южной Москови. Дулебу пришлось менять баллон с кислородом, пока он доплыл до подземного бассейна в зоне Чертово. Обсохнув в кочегарке, он вышел в предбанник и открыл вход в тайник, где они раньше прятали оружие. Тайный подземный ход привел его к речке Битца. Выход находился под мостом через речку и был обсажен для маскировки колючими кустами ежевики. Дальше Белов пошел по дороге. На полпути он наткнулся на стоянку двуногих мутантов, покрытых густой рыжей шерстью. Очевидно, это были те самые нелюди, о которых рассказывал Савва. Оценив опасность встречи с мутантами, опытный дивер без труда обошел лагерь людоедов и вышел к станции Бута, когда наручный таймер уже показывал почти четыре часа утра.

Он сразу направился на вертолетную площадку. Здесь он немного поспал в кабине вертолета, а когда полностью рассвело, вылетел на поиски группы. Не сомневаясь, что руссич избавится от конвоя при первом удобном случае и сразу поведет свою группу к университету, дулеб решил встретить товарищей в конечном пункте и поддержать огнем, если возникнет необходимость.

Он без труда посадил вертолет на крышу корпуса факультета и решил слегка перекусить. Услышав шум автомобильного мотора, он удивился и решил посмотреть на действующий самоход. Белов поднял вертолет и увидел во дворе грузовик, набитый вооруженными людьми в черной форме. Сделав справедливый вывод, что Кари уже подобрался к тайнику, а погоня наступает ему на пятки, он на всякий случай подбил ракетой грузовик и вернулся на крышу. Как он и предполагал, Кари не заставил себя ждать. Дулеб даже не успел допить свой сок.

Белов посадил вертолет на нейтральной полосе, которая проходила по мосту через речку Сходя. Дальше начиналась свободная зона Тошино, родина Прова. Кузнец зазывал диверов в гости, предлагал остаться навсегда, расписывал прелести жизни в зоне, окруженной со всех сторон водой.

– Послушай, Белый, – горячо убеждал он, – Лучшего места, чем Тошино, ты во всей Московии не найдешь! Сверху сам видел, кругом одна вода. На запад и юг – реки, на север – болото, на востоке – озеро. Пойми, упырям и нелюдям к нам ходу нет. Живем мы, как у Бога за пазухой, даже немного лучше. А какие здесь заливные луга! Барашки на них растут, как тесто на дрожжах. Павел, ты когда-нибудь пробовал молочного ягненка, сваренного в масле? К столу его подают под кисло-сладким соусом, с зеленью и гарниром из слегка обжаренных помидоров. Запивать ягненочка нужно молодым красным вином из винограда, что растет на юге зоны. Оставайтесь, мы для вас такой пир закатим! А какие у нас девушки. Ах, какие девушки! Гарри, ты в своих горах таких не видал. Наши девки все высокие, статные. Ноги белые, щеки румяные, глаза горячие. Ну, хоть на пару дней останьтесь? В бане попаримся, в речке поплаваем, нагуляем аппетит. Потом запируем на поляне так, что небу станет жарко!

– Спасибо, Пров, – засмеялся дулеб. – Я вчера наплавался. Что-то больше не хочется.

– Друг, времени нет ни сата, – сказал Кари. – К ночи надо быть в условленном месте. Рады бы погостить, но никак не можем. Служба! Вот Савве пока некуда торопиться. Прими его как друга. Он за нас и в баньке попарится и барашка отведает. А мы должны спешить.

За серебро спасибо вам, – Савва закинул за плечи пудовую сумку с контактными бляхами. – Будет на что бойцов нанять. Месяца не пройдет, как я Чертово обратно отвоюю. Зюзцам туго будет на два фронта биться.

– Савва, вот, возьми еще, – Зоя протянула воеводе усыпанный самоцветами пояс, который она чудом сохранила в плену. – Мне он уже не нужен. Я больше никогда не буду танцевать для воинов. А ты за эти камни сможешь нанять лишний десяток бойцов.

– Спасибо, Зоя, – Савва взял девушку за руки. – Спасибо за все и прощай.

– Прощай, Савва, – девушка приподнялась на цыпочки и поцеловала чертовского воеводу в щеку. – Может, свидимся когда-нибудь.

– Все в вертолет, – приказал Кари. – Машину поведу я. Гарри, садись рядом. По дороге кое-что обсудим.

Сделав прощальный круг над мостом, винтокрылая машина взяла курс на юг. Гарун смотрел на проплывающую под ним голубую ленту Москвы-реки, петляющую между зеленых холмов.

– А это что? – показал он на две параллельные серебряные полоски, соединенные на концах водными перемычками.

– Гребной канал, – глянул руссич. – Построен для Олимпиады 1980-го года.

– Вот это да! – загорелся Гарун. – В Москве в восьмидесятом году была Олимпиада? А какое место заняла наша сборная по футболу?

– Кажется, третье. Но сейчас не об этом. Нам нужно обсудить другой вопрос. Я уверен, что Совет поручит ликвидацию модальной развилки, возникшей в марте восемьдесят шестого года, именно нашей группе.

– Разумеется, кому же еще.

– Тогда ты, как аспирант, должен понимать, что воздействие должен быть слабым, с минимальным кругом вовлеченных лиц. Иначе мы получим новую развилку, которая будет хуже прежней. Чтобы отщипнуть почку с ветки, топор не требуется. Хватит царапины ногтем. После такого легкого укола новый узел не появится, а мировая линия остается прямой. Так что, как ты понимаешь, автокатастрофы, пожары и прочие шумные акции полностью исключаются. Нужно нечто естественное, легко объяснимое и не вызывающее головной боли у местных сыскарей. Предлагаю подумать и дать предложения.

– Что тут думать, – сказал Гарун. – Если устранить причину, то исчезнет и следствие. Если спутник «Джотто» не столкнется с кометой, то пандемия не возникнет. Чтбы предотвратить пандемию, нужно сделать так, чтобы доктор Рае не посылал «Джотто» к ядру кометы.

– Для начала неплохо, – одобрил Кари. – Но мы не можем просто взять и рассказать ему о грозящей опасности. Он примет нас за умалишенных и вызовет полицию. Стычка со службой безопасности не входит в наши планы. Кроме того, поставленная цель не будет достигнута. Избавившись от нас, доктор Рае все равно направит «Джотто» к ядру кометы.

– Зачем рассказывать? – вмешался Белов. – Вкатить доктору двойную дозу снотворного и увезти на дачу в горах. Пусть эксперты совещаются в рабочей группе, сколько им угодно. Все равно без руководителя проекта никто не отважится рисковать европейским космозондом.

– Боюсь, в этом случае пострадает карьера доктора, – заметил Кари. – Если его признают больным, руководителем программы могут назначить другого. А это крайне нежелательно.

– Я, кажется, понял, – задумался Гарун. – Людей трогать нельзя. Что ж, остается чисто технический способ.

– Что ты имеешь в виду?

– Лучше я нарисую. Вот процедура управления сателлитом «Джотто». Если разорвем линию связи здесь, воздействие на реальность будет минимальным. Линию вскоре восстановят, но в передаче получится необходимый перерыв. Сбой объяснят в Центре управления естественными причинами. Санкций от властей не будет и никто из ученых не пострадает.

– Любопытно, – Кари взял в руки карандаш. – Если мы испортим этот предохранитель, что грозит персоналу обсерватории? Почти ничего. В крайнем случае, менеджер, отвечающий за поставку оборудования, получит выговор, который все равно снимут через пару месяцев. Думаю, это есть минимальная плата за то, чтобы история Земли вернулась на свои рельсы. Считай, что твой план принят. Я буду лично ходатайствовать перед Советом. Как ты думаешь, в марте на Карибском море уже не холодно?

– Думаю, нет, – сказал Гарун. – Ведь это тропическая зона.

– Силы небесные! – вздохнул Кари. – Куда ни ступишь, всюду у вас зона.

Глава 21

Из станции «Карибус», замаскированной под старый грот на берегу острова Пуэрто-Рико, они выехали на двух автомобилях. На этот раз Кари разрешил Белову взять внедорожник «тойота» ярко красного цвета. Гарун выбрал для Зои кадиллак цвета морской волны, который так шел к зелёным глазам девушки. Обогнув скалу, прикрывавшую со стороны моря выход из станции, они выехали на дорогу, ведущую из Сан-Хуана в Аресибо. На перекрестке водители, обменявшись сигналами, повернули направо, оставив позади мыс Эскамарон.

Гладкое шоссе, повторявшее изгибы обрывистого берега, с мягким шорохом ложилось под патентованную резину колес. Теплый ветер с Атлантики, который здесь называют северным, развевал пышные волосы девушки. Посигналив еще раз, автомобили резко прибавили скорость и помчались на запад. Им понадобилось менее часа, чтобы попасть в местечко Аресибо, где не так давно завершилось строительство гигантского радиотелескопа. По внутреннему склону древней долины была проложена кольцевая дорога для автотуристов, которые часто заезжали сюда, чтобы поглазеть на самое большое в мире радиотехническое сооружение.

Оставив для отвода чужих глаз кадиллак с романтической парочкой у развилки, Кари и Белов объехали на «тойоте» вокруг долины. В трех местах внедорожник останавливался. Кари неторопливо выносил штатив с профессиональной фотокамерой. Пока он делал вид, что снимает виды долины на фоне ажурных сплетений металлоконструкций, Белов приоткрывал заднюю дверцу и незаметно опускал на обочину электронный блок, замаскированный под обломок песчаника. Активировав блок нажатием кнопки, замаскированной под старую ракушку, он негромко покашливал. Услышав сигнал, Кари складывал штатив и возвращался в машину. Подъехав к развилке, откуда хорошо просматривалось здание электрической подстанции, Белов установил на обочине блок управления с антенной в виде зонтика, который он тщательно нацелил на большой матовый шар, смонтированный на крыше подстанции.

Посмотрев из-под руки на солнце, подбиравшееся к зениту, Гарун нажал кнопку на приборной панели авто, чтобы определить международное время.

– По Гринвичу уже девятнадцать сорок шесть, – доложил он. – Сеанс связи с «Джотто» начнется минут через десять.

– С кем будет связь? – спросила Зоя, стряхивая пыль с шелкового платья, облегавшего ее стройную фигуру.

– Не с кем, а с чем, – поправил Гарун, протягивая девушке стаканчик с мороженым. – Связь будет установлена с космическим сателлитом, который находится очень далеко отсюда.

– Дальше, чем Тимешин? – спросила Зоя.

– Это вряд ли.

– Тогда это не очень далеко, – успокоилась девушка и принялась за мороженное.

Над долиной прокатился предупреждающий вой сирены. Фигурки людей в серых комбинезонах забегали по территории, прячась в производственных корпусах. Охранники в камуфляжной форме укрылись в домике контрольно-пропускного пункта. На окнах опустились металлические жалюзи.

– Быстро все в «тойоту», – приказал Кари. Бросившись к машине, он размотал цепь, прикрепленную к заднему бамперу, и сбросил на землю.

– Мы не учли, что радиоволнам потребуется время, чтобы долететь до «Джотто». Радиотелескоп начнет свою работу на восемь минут раньше, чем мы предполагали!

– Почему в джип? – запротестовала Зоя. – В нем жарко. Гарун, попроси Карика. Ведь у нас свой самоход имеется, с холодильником и с телевизором.

– Без возражений, пожалуйста! – Гарун решительно усадил девушку на заднее сиденье «тойоты». – Понимать надо, что у джипа крыша железная, а у кадиллака – брезентовая. Вот облысеешь от радиации, будешь знать! – припугнул он, поднимая боковые стекла. На приборной панели зеленый огонек уже сменился красным.

Сирена смолкла. Стеклянный шар на крыше подстанции налился алым цветом. В застывшем синем небе зазвенели стеклянные колокольчики. Сухая трава на обочине зашевелилась и вдруг встала дыбом.

Красный огонек на панели мигнул в последний раз и погас. Из нацеленной на подстанцию зонтичной антенны вылетел тонкий белый луч и ударил в алый шар на крыше. Внутри подстанции послышался громкий треск, как при коротком замыкании. Из окон помещения потёк густой дым. Луч исчез. Зонтик антенны щёлкнул, сложился и ушёл вглубь корпуса блока.

– There is a short circuit at power station![13] – проревел над территорией усиленный динамиками голос. – Mister Burtcley, you have two minutes to repair it up![14]

Из административного корпуса выскочили двое в противогазах и с чемоданчиками в руках. Зачем-то пригибаясь, они устремились к воротам подстанции, из которой все еще шел белый дым. Поправив противогазы, ремонтники скрылись внутри подстанции.

Гарун посмотрел на часы. Хронометр показывал: [1986.03.14], «19:52» (по Гринвичу).

Ремонтникам потребовалось три минуты, чтобы отключить защиту подстанции и заменить сгоревший предохранительный блок. В 19 часов 55 минут главный радиотелескоп закончил навигационный разворот и нацелился на сползающий с зенита солнечный диск. Громко взвыла сирена. Над долиной пронесся металлический звон, словно миллионы песчинок ударили разом в огромный бронзовый гонг. Зазевавшийся в небе ястреб сарыч в долю секунды превратился в кучку обгоревших костей и просыпался на землю черным пеплом. Мощный электромагнитный импульс пронзил земную атмосферу и устремился через космическое пространство к пылающему светилу.

В 20 часов 03 минуты космический аппарат «Джотто», приняв корректирующий сигнал из Аресибо, приблизился к узловой точке и пересек границу пылевого облака вокруг кометы Хэлли, которая пересекала плоскость земной орбиты со скоростью шестьдесят километров в секунду. Опоздавший на минуту «Джотто» пролетел в плоскости эклиптики почти на две тысячи километров выше границы снежных облаков, после чего безнадежно отстал от ядра кометы. Комета Галлея, с замороженной биологической бомбой внутри, уже пересекла к тому времени плоскость земной орбиты и понеслась по вытянутой траектории к точке афелия за орбиту Нептуна, чтобы вернуться к Солнцу через семьдесят шесть лет.

Американский сателлит «ИКЭ», пролетавший двадцать пятого марта на расстоянии тридцати миллионов километров от кометы, передал в Пасадину последнее изображение ядра кометы, наблюдаемое как туманное пятнышко неправильной формы. Доктор Ньюберн продемонстрировал полученный фотоснимок на итоговом совещании рабочей группы Запада и выразил сожаление по поводу неудачи, постигшей их европейских коллег. Закрывая заседание научного совета, он высказал надежду, что учёным XXI века повезёт больше и они смогут исследовать более явным способом объект «Э-1», открытый их коллегами из Старого Света.

Глава 22

В дверь энергично стукнули. Вошел Мамаев. В руке он держал пластиковый пакет с рекламой сигарет «Донской табак». Из пакета торчали горлышки бутылок.

– Ты один? – подозрительно спросил он. – В коридоре я заметил двух странных типов. Мне показалось, что они вышли от тебя и двинулись в первый отдел.

– Какой еще первый отдел? – поморщился я, откладывая рукопись, – Тебе только показалось. Могу объяснить: когда ты заходишь в комнату, часто кажется, что кто-то вышел. Это действие принципа Паули, не более того.

Поиграв бровями, Мамаев опустился на соседний стол.

– Илья, я толстею, – проскрипел он вместо стола. – Вчера специально взвешивался возле пельменной на Пушкинской. И что ты думаешь? Сто сорок три кило без одежды.

– Бить тревогу пока рано, – успокоил я Мамочку. – Три кило можно смело скинуть на пельмени. Остаётся всего сто сорок. Но почему без одежды? Ты раздевался прямо у памятника великому поэту?

– Что тут такого, – Мамаев пожал плечами. – Весы были медицинские. Разве ты не раздеваешься на приеме у сексопатолога? Кстати, к вопросу о здоровье. Я тут немного еды притаранил. Чтобы твой ишиас не усложнился глубокой дистрофией.

Расстелив на столе салфетку, Мамочка начал доставать из пакета свежий белый хлеб, сыр, копченую колбасу и другие продукты, которыми обычно питаются люди.

– Ма… Руслан, ты знаешь, как это называется? – запротестовал я, увидев появившийся на свет порядочный кусок лососины, отливающей розовым жемчугом.

– Знаю, – подтвердил Мамочка, ставя на стол две бутылки пива «Экспресс». – Дача взятки должностному лицу. Только учти, сейчас половина первого и ты, можно сказать, уже не при исполнении. Не волнуйся, все в порядке, – успокоил он, открывая пиво. – Я командировочные получил. Завтра повезу учебную группу на практику. Договор уже подписан, но ребят еще надо разместить. Прикрепить к столовой, раскидать по наставникам и все такое. Дело хлопотное. Обратно смогу выбраться через неделю, не раньше. Вот Сергею передачу собрал. Он вишневого компоту просил. Заодно и нам харч прихватил. Давно мы с тобой не сидели, как белые люди.

– Ты даже в больницу успел слетать? – удивился я. – Как он там?

– Нормально, – сказал Мамочка, ловко нарезая колбасу. – Гипс уже сняли, но ходит пока с тростью. Волнуется, конечно, но виду не подает. Он тебя сразу вспомнил.

– Вот как? – удивился я.

– Точно, – заверил меня Мамаев. – Память у него, как у слона. На работе у себя Сергей любую методику измерений выдает, как из пушки. Ходячий руководящий документ. Испытатели с ним кучу времени экономят. К примеру, раньше, на испытаниях новой техники, силовые цилиндры переключали вручную, а для памяти ставили галочки. Представляешь, каково было оператору целую смену щелкать тумблером и считать циклы? А он за два дня слепил в коробке из-под сгоревшего тестера программирующий пульт, причем со счетчиком. Теперь цилиндры переключаются сами, а счетчик показывает, сколько циклов наработано. Автоматика, святое дело. Ну-c, приступим, пожалуй! Поначалу – пивка для рывка?

– Погоди, – взмолился я. – Дай хотя бы руки помыть.

– Больше грязи – толще морда, – назидательно поднял палец Мамаев. – Не геолог, сразу видно. Ладно уж, иди, – сжалился он.

Это были его последние слова. Я вышел из комнаты и закрыл за собой дверь. Направо в конце коридора находился мужской туалет, прокуренный до кирпичей не одни поколением газетчиков. Во время обеденного перерыва он обычно пустовал. Но сегодня здесь обитали два незнакомца явно не местного вида. Один из них, высокий загорелый брюнет лет двадцати пяти, курил импортную сигарету с угольным фильтром и смотрел в окно, прислушиваясь к неторопливой речи коренастого седеющего шатена с профессорской бородой на бледном лице.

– Как вы не понимаете, – рокотал, упирая на «а», бородач хорошо поставленным баритоном, – Что сезон охоты на уток пока еще не открыт. Это вам, Гарри Иосифович, не Кавказ.

– При чем тут Кавказ? – возразил брюнет, в голосе которого проскальзывал слабый южный акцент, полустёртый постоянным пребыванием в России. – Вы, Алексей Алексеевич, что-то путаете. Утка птица болотная, а в горах болот не бывает.

Москвичи, подумал я. Приехали в командировку. Ну-ну. Взяв кусок мыла, я начал сосредоточенно мыть руки. Брюнет загасил сигарету под краном и забросил окурок в мусорный бачок. Москвичи деликатно отошли в сторону.

– Я бы не утверждал так категорично, – продолжил Алексей Алексеевич. – Взять хотя бы Урал. Горы, но и болот там предостаточно. А где болота, там и утки.

– Какие же это горы? – обиделся кавказец. – Одно название. Да по этим горам любой из диверов без страховки пройдет. И уток заодно настреляет.

Дались им эти утки, подумал я, вытирая руки полотенцем. Стоят, лясы точат. Перекурили, могли бы и делом заняться. Кто такие «диверы»? Где-то я уже слышал это слово. Или дайверы?

– Не торопитесь с выводами, коллега, – засмеялся бородач. – На Урале есть такие пики, что даже ваши индейцы не рискнут лезть без снаряжения. Вот, Пётр Евгеньевич не даст соврать. В прошлом году он все дикие места на Урале объездил.

Я насторожился. Так вот для чего эти типы ходили в первый отдел. Наводили справки обо мне. А зачем? У нас вроде бы уже гласность и прочая демократия. Кто они такие и что им нужно от меня?

– Господин Белов, прошу прощения, – наклонил голову бородач. – Официально мы не знакомы. Хотя заочно кое-что мы уже знаем друг о друге. Разрешите представиться: Алексей Алексеевич, профессор теоретической физики, – он снял шляпу и поклонился.

«Господин», мелькнуло у меня в голове. Значит, он не из органов. Чекист не стал бы так выражаться. Тогда откуда ему известно моё отчество?

– Очень приятно, – сдержанно сказал я. – Гарри Иосифович, вы тоже физик?

– Бывший, – сверкнул зубами кавказец. – Как и вы, уважаемый Пётр Евгеньевич, как и вы. Шляпу примерить не хотите? – он снял с подоконника прозрачную круглую коробку с упакованной внутри широкополой черной шляпой, как у артиста Михаила Боярского. Вчера в центральном универмаге я отстоял больше часа за такой же, но когда подошла моя очередь, остался только 55-й размер. Интересно, какой размер головы у менеджера универмага по ассортименту? Наверное, еще меньше.

– Не волнуйтесь, – сказал Гарри. – Размер ваш, 59-й.

– О времена, о нравы, – с чувством сказал я, надевая шляпу. – Чем только в наши дни не занимаются бывшие физики. Сколько?

– О цене не беспокойтесь, – подмигнул кавказец. – Договоримся.

– Немного тяжеловата, – сказал я, глядя на себя в зеркало.

– Обижаете, коллега, – засмеялся он. – Это улучшенная модель. Прототип весил в два раза больше, можете мне поверить. Хотите сигару?

Гарри достал из кармана длинный портсигар и раскрыл его. Внутри в мягких карманчиках были уложены четыре коричневые сигары толщиной не меньше дюйма. В воздухе повеяло тонким ароматом далекого тропического острова. Наверно кубинские, подумал я.

– Вообще-то я бросил курить, – признался я. – Точнее, бросаю. Но от такой сигары отказываться просто неприлично.

– Вы абсолютно правы, – подтвердил он. – Сигара с острова Свободы, это как глоток свободы, которой нам всем не хватает. А главное, сигара прекрасно дополняет ваш головной убор. Сигара и шляпа составляют, так сказать, единый комплекс. Дуализм материи, как говорил великий физик Луи де Бройль, который не имел никакого отношения к цыплятам бройлерам. Разрешите предложить огоньку?

Он поднес к моему носу золотую зажигалку, усыпанную самоцветами. Я обратил внимание на отшлифованный в виде линзы красный камень, вставленный в крышку.

Рубиновый кабюшон, подумал я. Если камень настоящий, то этой безделушке цены нет. Неужели в органах платят такие деньги? Не может быть. Скорее, конфисковал у какого-то иностранца. Попросту, отобрал.

– Вижу, вам понравился рубин? – сказал Гарри. – О, это особенный самоцвет. Глядите, я нажимаю кнопку, а из него сейчас вылетит птичка!

Вежливо улыбнувшись шутке, я наклонился над зажигалкой. Гарри нажал кнопку. Рубин ударил в глаза ослепительной вспышкой. Я мгновенно ослеп. К горлу подкатил комок, как на самолете, падающем в воздушную яму. Последнее, что промелькнуло в голове, было воспоминание о куске лососины от Мамаева. Хорошо, что не успел отведать красной рыбки. Было бы жалко её выблевать, подумал я и потерял сознание.

Глава 23

Очнувшись, я обнаружил, что сижу на подоконнике, опираясь спиной на большой саквояж. Кавказец стоял возле умывальника и развлекался тем, что пускал дым кольцами, нанизывая их на пустой крючок для полотенца. Профессора нигде не было видно. Заметив, что я пришел в себя, Гарри сказал «пардон» и выбросил окурок. Затем он снял с меня шляпу и упаковал обратно в коробку.

– Что случилось? – спросил я, потирая затылок. – Сколько времени я был без сознания?

– Очень недолго, – весело сообщил он. – Секунда на раскачку, секунда на фильтрацию плюс три секунды на адаптацию. В общем, всего ничего. Обычное время для снятия дублера.

– Какого еще дублера? – насторожился я. – Ничего не понимаю.

– Э, дорогой, – протянул кавказец, глядя мне в глаза. – Всё-то ты понимаешь. Только признаться боишься. «Качалку» сам надел, да? «Фильтр» сам курил, да? В «адаптер» сам глядел, да? Вот видишь! А сейчас говоришь, мол, я не я и шляпа не моя. Нет, дорогой, так не пойдет. Если ты не тот, кого мы разыскиваем почти миллион лет, разве ты смог бы надеть шляпу? Мы советских газет не читаем, уважаемый господин Белов, нам лапшу на уши вешать не надо!

Ах, Павел Евгеньевич, если б ты знал, – доверительно наклонился он, – Сколько жуликов пыталось к нам проникнуть. Это уму непостижимо! Каких людей мы только не фильтровали: артистов, бизнесменов, политиков. Особо хотел один президент из центральной Африки. Он съел всех своих министров и остался без правящего аппарата. Представляете, думал переждать у нас революцию. Но всего больше было от ваших олигархов. Они не хотели помочь родине в трудную минуту. Нет, им была нужна другая страна, без киллеров и налогов. Ну и ехали бы, господа хорошие, в Коста-Рику, футбол развивать. Нет, только один нефтяник в Британию уехал. Остальные к нам ломанули. Ходзорский буквально любые деньги предлагал. Наивный человек! Разве можно подкупить прибор? А какие женщины к нам стремились, Павел Евгеньевич, – закатил глаза кавказец. – Ах, какие женщины!

– Позвольте, – запротестовал я, пытаясь встать. – Я не Павел, вы меня с кем то путаете. Я – Пётр Белов!

– Вы так уверены?

Входная дверь бесшумно открылась. В помещение вошел молодой человек среднего роста, одетый в серые брюки и рубашку песочного цвета, с живыми проницательными глазами. Посмотрев в зеркало, незнакомец подошел к окну и встал напротив меня, засунув руки в карманы.

Вы кто? – хотел спросить я, но голос куда-то пропал. На меня смотрел я сам, точнее, я смотрел на себя самого, каким я был лет пятнадцать назад, когда ещё не курил. Не может быть, подумал я. Вот что бывает, когда в первый раз закуришь контрабандную кубинскую сигару.

Хлопнула внутренняя дверь туалета, в курилке появился Алексей Алексеевич. Увидев меня сидящим на подоконнике перед моим двойником, он радостно потер руки.

– Ага, – воскликнул профессор. – Вы уже вместе? Приятно видеть воссоединение семьи. Павел Евгеньевич, – обратился он ко мне, – Прошу любить и жаловать: Пётр Евгеньевич Белов, ваш брат – близнец. Вы, Павел Евгеньевич, не представляете, как мы рады, что нашли вас. Вы нам очень нужны.

– Я не Павел! – ко мне, наконец, вернулся прежний голос. – В самом деле, сколько раз надо повторять?

– Слушай, не Павел! – мой двойник, наклонившись, заглянул мне в глаза. – Ты родился 15 апреля 1949 года?

– Тоже мне, секрет попугая, – фыркнул я. – В отделе кадров побывал?

– Нет, ты все-таки непробиваемый тупица, – рассердился мой двойник, которого профессор назвал Петром. – Даже не верится, что ты мой родственник. Тогда скажи, брат, почему в сорок лет ты выглядишь на двадцать восемь?

– Ну, – замялся я, – Такое иногда бывает. Человек не стареет, не стареет, а потом – ап! И сразу шестьдесят.

– О пенсии мечтаешь? – засмеялся Гарри. – Погоди, Пётр, с ним надо по-другому. Пора вызывать Эрцеха. Алексей Алексеевич, вы согласны?

– Действительно, пора, – согласился профессор. – Думаю, артропод готов.

– Разрешите! – Кавказец протянул руку и ловко выхватил из-под меня саквояж.

– Полегче, приятель, – я на всякий случай спрыгнул с подоконника.

– Господин Эрцех! – Гарри постучал зажигалкой по замку саквояжа. – Ваш выход! – Он открыл саквояж и выключил свет в помещении.

Возмутиться по поводу чужого самоуправства я не успел. Из саквояжа выплыл полупрозрачный, размером с баскетбольный мяч, сплюснутый шар-овоид, который завис под потолком. Китайский фонарик, что ли, подумал я. Как же он висит, если не горит? Свечу забыли зажечь? Зачем тогда свет выключать, если фитиль всё равно не горит? Я подошел поближе и увидел внутри овоида огромного краба величиной с блюдо для рыбного пирога тёти Лиры. Членистоногое существо, вцепившись всеми клешнями в стенки овоида, выставило из головы два узловатых стебелька с большими глазами, которые смотрели на меня с нескрываемым интересом. Голодный он, что ли, подумал я. Членистоногое по латыни звучит как «артропод».

– Артропод Эрцех! – я помахал рукой пилоту летательного аппарата. – Вы есть хотите?

Аппарат ответил короткой красной вспышкой. Неизвестно откуда, но я знал, что красный цвет означает отрицание.

Овоид спланировал вниз и завис предо мной, мерцая успокаивающим зеленым светом. Я без опасения взял аппарат в руки. Аппарат был похож на большой мотоциклетный шлем новейшей модели и я надел его. Теплая волна пробежала по вдоль спины от затылка до пяток, заставив полностью расслабиться. Когда я открыл глаза, на внутренней поверхности шлема вспыхнуло клочковатое оранжевое пятно странно знакомой формы, пронизанное зелеными и синими нитями.

– Крабовидная туманность, – вспомнил я. – «Краб», как говорят астрономы. Какой великолепный снимок. Откуда?

В ответ на риторический вопрос краб Эрцех, как каракатица во время брачного сезона, начал мигать всеми цветами радуги, переходя от бархатно черного оттенка вплоть до пронзительно фиолетового цвета. Это был настоящий язык красок, который я прекрасно понимал. Через минуту мне стало известно, кто я есть на самом деле и зачем меня ищут по всей Вселенной, от которой осталось уже всего ничего.

Глава 24

Я снял с головы погасший шлем-овоид и посмотрел на брата. К горлу подкатил комок.

– П-п-п… – начал я неуверенно.

– П-петя, – помог брат. – Я – Петя. А ты – П-павлик. В последний момент мы передумали и снова поменялись курточками. Совесть не позволила обмануть отца. Просто ты забыл. Идиосинкразия одолела.

– Как ты можешь так шутить? – у меня дрогнул голос. – Я тебя искал всюду. А ты отсиживаешься неизвестно где!

– Я не отсиживаюсь, – заморгал Пётр. – У меня тоже всё было не просто, – брат, отвернувшись, подозрительно зашмыгал носом. Я сдерживался из последних сил.

– Это просто шок, – профессор взял меня за руку и незаметно пощупал пульс. – Все будет в порядке. – Он достал из кармана плоскую фляжку и поболтал в воздухе. – Выпейте глоточек, вам станет легче.

Крепкая жидкость, напоминающая рижский бальзам, приятно обожгла рот и потекла по пищеводу. Голова прояснилась. Я сразу вспомнил Мамаева. Зная его характер, я легко представил, как «заслуженный» геолог уже давно кроет меня многоэтажным, как здание СЭВ, сленгом, но к закуске не притрагивается.

– Гарун, вам налить?

– Мне нельзя, – отказался Гарри, укладывая овоид с Эрцехом обратно в саквояж. – Я за рулем.

– А я выпью, – Лемех сделал глоток из фляжки и завинтил крышечку. – Вот и славно. Коллеги, нам пора. Белов! Вы, Павел Евгеньевич, собирайтесь. Нас ждут великие дела.

– Погодите, – заколебался я. – Я не могу так сразу, я на службе. Мне ещё работу с письмами надо закончить.

– Не беспокойтесь, – сказал профессор. – Работу с письмами продолжат без вас.

– Вам легко говорить, – отбивался я. – Вы еще не знаете нашего главного редактора. Кстати, мне еще одну рукопись дочитать надо.

– За это не волнуйся, – уверенно сказал Гарун. – Ее уже дочитали.

– Кто? – вскинулся я.

– Кому надо, тот и прочитал, – подмигнул Пётр. – Пойдем, сам увидишь.

Мы вышли в коридор и остановились возле моего кабинета. Брат достал из кармана белую пластинку размером с открытку и приложил к стене. Поманив меня к себе, он показал знаками, что нужно щелкнуть по пластинке. Я щелкнул ногтем по упругому пластику. Пластинка засветилась, на ней появились цветные полосы, как при настройке телевизора. Я «кликнул» еще раз. В прямоугольной рамке появилось изображение грузного мужчины с бутылкой пива в руке. Это был Мамаев. Он сидел на столе и беседовал с кем-то, кто не попадал в кадр этого необыкновенного прибора, способного показывать то, что находится за капитальными кирпичными стенами.

Я молча ткнул пальцем в левый нижний угол. Пётр скользнул пластинкой по стене. На экране мелькнули ножки письменного стола. Затем прибор выхватил лицо человека, сидевшего в моем кресле. Затаив дыхание, я смотрел, как я (или он?) беседую с моим (или его?) приятелем, потягивая пиво под бутерброд с лососиной (вот жалость, так и не удалось попробовать), посмеиваюсь (нет уж, дудки: смеется он, накладывая себе еще лососины) над грубоватыми шутками Мамаева.

Брат тронул меня за плечо, показав жестом, что пора уходить. Мы прошли в конец коридора и начали спускаться по лестнице.

– Извините, что торопим вас, – сказал профессор. – Законы природы неумолимы. Давление вакуума повышается, дивергенция растет. Еще три минуты нашего пребывания здесь и со стен начнет сыпаться штукатурка.

– Позвольте, – остановился я. – Вы хотите сказать, что я и мой двойник уже находимся на разных мировых линиях?

– С того самого момента, – подтвердил профессор, – Как вы очнулись на подоконнике в туалетной, извините, комнате.

– Он, мой двойник… – смешался я. – Что-нибудь знает обо мне?

– О вас – ничего. Помнит только то, что в туалете двое командировочных из Москвы курили сигары и разговаривали о птичках.

Мы вышли в вестибюль и направились к проходной.

– Значит, нас уже разделяет не пространство Эвклида, а интервал Минковского? – меня снова бросило в жар. – И его можно вычислять?

– Да, в координатах континуума, – подтвердил профессор. – С учётом угла между мировыми линиями.

– Разве этот угол не постоянен? – я показал вахтеру удостоверение и прошел через турникет. Мои спутники подали в окно свои разовые пропуска. Вохровец тщательно проверил листки бумаги. Только убедившись в наличии всех требуемых подписей и печатей, он отключил блокиратор турникета и разрешил выход гостям.

Сбежав по ступеням, Гарри свернул за угол, где находилась стоянка автомобилей. Мы втроём остались ждать возле служебного выхода.

– Значит, угол между линиями может меняться? – продолжил я.

– Еще как может! – заверил профессор. – Это следует из новой теории пространства-времени. Но не это главное. Важно, что теория предсказала стоячие гравитационные волны. На основе открытия мы разработали механизм перехода, который почти не требует энергии. Ведь волны стоячие! Как говорил Нильс Бор, нет ничего практичнее хорошей теории. Новая качалка создаёт переход через узлы стоячих гравитационных волн. Как вам машина времени, спрятанная в шляпе? Она работает от карманной батарейки.

– Ничего, – кисло сказал я. – Только укачивает немного.

– Что же вы хотите, – развел руками профессор. – Это опытный образец. Возможно, надо поставить дополнительный нейтринный фильтр. Жаль, мало данных по наработке, коэффициент использования больно невелик. Ведь машина работает в сутки всего несколько секунд.

– А вы оставляйте её в ждущем режиме, – предложил я. – Тогда машина времени будет работать как шляпа-невидимка. Расход энергии почти тот же, а коэффициент использования получится как у цветного телевизора в новогоднюю ночь.

– Неужели? – задумался Лемех. – Вот видите. Нам не хватало вашего опыта экспериментатора. А вот и Гарри едет в нашем представительском авто.

К крыльцу мягко подкатил блестящий черный лимузин длиной почти в две наших «волги». Затемненные стекла скрывали внутренности салона. Я невольно обернулся. На втором этаже я заметил человека, задумчиво смотревшего в окно.

– Садитесь скорее! – Гарун распахнул дверцу. – Мы не можем больше задерживаться.

Брат Пётр распахнул переднюю дверцу и сел рядом с водителем.

– Что, давление вакуума растет? – пошутил я, опускаясь на мягкий диван сзади. Профессор уселся рядом и захлопнул дверцу.

– Нет, – ответил Гарун, толчком посылая вперед рычаг переключения передач. – Здесь стоянка запрещена. Не хочется лишний раз объясняться с вашей охраной.

Желание иронизировать пропало. Я отвернулся к окну. Автомобиль пересек Студенческую улицу и повернул на юг. Через несколько минут в окнах замелькали новостройки Юго-Запада. Мы проехали под мостом объездной автодороги. Высотные дома остались позади.

Гарун включил радиоприемник, настроенный на местную станцию. Радиоведущий объявил, что концерт авторской песни начинает бард Сергей Санич. В стереодинамиках прозвучал гитарный аккорд и молодой чистый тенор запел с неподдельной грустью:

– Профессор, простите, – извинился я, – Кто такой Рекн? Почему он все время был в тени?

– Норвежец? – нахмурился Лемех. – Когда-то они вместе с Эглем стояли у истоков проекта. Эгль строил станции выхода на Земле, а Рекн тренировал диверов. Потом выяснилось, что при копировании норвежца Би эМ не вычистил до конца оперативную память. Это были первые опыты, Баг Мэк еще только учился. При копировании случилось наложение двух личностей. Прототипом Рекна был викинг из Халохаланда, настоящий морской разбойник. Его качества передались Рекну. Дело в том, что норвежец был одним из немногих, что имели допуск к «шлему Водана». Так называлась капсула, которой пользовались ещё при монтаже «колодца времени». Надо сказать, что норвежцы всегда недолюбливали исландцев. Случилось так, что личность норвежского викинга победила. Используя шлем в собственных интересах, Рекн начал наносить визиты в разные века истории, устраивая базы для себя и своей команды. Он стремился к личному богатству и власти. Тёмные века после распада Римской империи, вот где было ему раздолье! Здесь он захватывал замки и земли, основывал графства, не останавливаясь перед убийствами соплеменников.

Когда об этом стало известно Совету, Хэвисайд потребовал отстранить норвежца. Улучив момент, когда колодец был на профилактике, Рекн бежал, похитив шлем Водана. Эгль не мог сразу организовать погоню, но Гунр установил наблюдение через «колодец», установив датчик для обнаружения развилок. Он выяснил, что упоминания о Рекне, пирате и путешественнике, встречаются в хрониках сразу двух веков. Сначала Рекн вторгся в Русь девятого века. Узнав об этом, Эль поручил Кари поймать норвежца. Руссич собрал отряд местных жителей и устроил засаду. Викинги был разбиты, но Рекну удалось бежать на быстроходном драккаре. Он вернулся на базу в северной Норвегии, но вскоре покинул землю фьордов. Здесь его следы потерялись. Некоторые сведения указывают на то, что он уплыл в Гренландию, но Гунр следа развилки не нашел. В хрониках Х века снова появляется имя норвежца. Сначала Рекн основывает в Южной Франции два графства, которые оставляет своим сыновьям. Затем он вторгается в Англию, опередив герцога Вильгельма. В хронике появилась запись, что в Англии Рекн был убит в стычке случайной стрелой. Если верить записи, в это время ему должно быть почти сто пятьдесят лет!

Лемех замолчал. В динамиках вновь зазвучал голос барда:

– Гунр выяснил, – продолжил профессор, – Что в Англии погиб дублёр Рекна. Сам норвежец перепрыгнул на тысячу лет вперед и обосновался в относительно тихом XXI веке. Население Земли сократилось втрое, технологии пришли в упадок. Зато улучшилась экология. В общем, Рекн со своими возможностями мог жить здесь как король. После случайной стычки с туземцами шлем Водана попал в чужие руки. Потеря шлема лишила норвежца возможности путешествовать по времени. Вот почему Рекн исчез с экранов. Потом в Московии появился Кари. Варяг нашёл шлем Водана, но пираты схватили руссича и вернули шлем норвежцу. После доклада Кари мастер Кась с сильным отрядом прочесал всю Московь, но Рекна и след простыл.

– Тоже мне, «бином Ньютона», – воскликнул Гарун. – Рекн сбежал в комплементарную вселенную. Потому датчики Гунра ничего не показывают.

– Ну, это еще нужно доказать, – возразил Лемех.

– Павел докажет, – вмешался Пётр. – Я ему верю, как брату.

– Комплементарная вселенная, – заинтересовался я. – Как это понимать?

– Комплементарная означает «дополняющая», – пояснил Гарун. – Ты английский сдавал в аспирантуре? Или немецкий?

– Я так и понял, – кивнул я. – Но как Вселенная может что-то дополнять, если она сама – весь мир?

– Погоди, Гарри, – остановил Лемех. – Павлу нужно объяснять по порядку.

Профессор уставился в потолок и задумался. Я ждал, слушая Санича, который начал длинную импровизацию на гитаре.

– Случилось так, – начал Лемех, – Что после запуска новой программы Баг Мэг почти сразу сделал останов. Хэвисайд проверил расчёты и выяснил, что решения уравнений в новой теории симметричны относительно времени. Сбой случился потому, что Би эМ не мог выбрать знак направления времени. Ведь для компьютера знаки плюс и минус абсолютно равноправны. Хэвисайд предложил взять за основу знак направления событий в колодце, от прошлого к будущему. На предложение сэра Оливера Гарун заметил, что колодец времени не имеет дна. Сначала мы думали, что это просто поэтическая метафора. Ведь ниже точки Большого взрыва ничего быть не может. Поэтому время всегда направлено от прошлого к будущему. Но метод Хэвисайда не сработал. Тогда Гарун сам составил программу и ввел ее в компьютер. Результат оказался настолько ошеломляющим, что Совет долго ломал голову, как наградить нашего аспиранта за его открытие. Сэр Оливер предложил присвоить Гаруну степень доктора философии «гонорис кауза» и почетное звание профессора теоретической физики.

– Однако, – крякнул я. – Доктор наук и профессор в двадцать пять лет? Мои поздравления, Гарри Иосифович!

– Пустяки, – смутился Гарун. – Просто мы живем как на вулкане. Год за десять идет. А так появился шанс вернуть утерянное пространство. Вот отцы-основатели и повысили меня в звании. Между нами говоря, им это не стоило ни сантима. Ведь у нас нет надбавок за степени. Паша, не завидуй! Мы тебя так нагрузим, что ты через месяц будешь у нас и академик и лауреат всего на свете.

– Возможно, – согласился я. – Если Рекн не помешает. А в чем суть, так сказать, открытия?

– Речь идет о скрытой массе, – пояснил Гарун, следя за дорогой. – Когда я учел все вещество, включая газопылевые облака вокруг серых дыр, у меня получилась ровно половина массы, вычисленной из гравитационного излучения. Возникает вопрос: куда девалась друга половина нашего мира и почему мы её не видим?

– А что такое серые дыры? – спросил я.

Гарун не ответил. Лимузин догнал фуру с финскими номерами. Некоторое время мы ехали в хвосте грузовика, затем впереди открылся длинный спуск и наш водитель, улучив момент, легко обогнал фуру.

– Разрешите напомнить, – вмешался Лемех, – Что из ОТО следуют некоторые выводы, не имеющие реального физического смысла. Черные дыры, например.

– Про черные дыры мы слышали, – сказал я. – Ухнувший здравый смысл и все такое. Разрешите напомнить, профессор Алмазов говорил о серых дырах.

– Скажу прямо, – признался Лемех. – Я против этого термина. Гарри ввел его по аналогии с черными дырами. Он считает, что так нагляднее. В двух словах: если черной дырой называли материальную точку с бесконечной плотностью, то серой дырой является остаток звезды, сжатой до максимально возможной, но конечной плотности. Этот предел сжатия ограничен радиусом Шварцшильда. Звезда может сжиматься бесконечно долго, но ее видимый поперечник всегда будет больше сферы Шварцшильда. Таким образом, коллапсирующая звезда никогда не станет черной дырой, хотя вскоре потеряет свой блеск. Через миллион лет после взрыва тяжёлой сверхновой звезды она будет видна с близкого расстояния как тусклый шар диаметром около десяти километров. Так выглядит настоящая мертвая звезда!

– Мы обнаружили уже несколько миллионов мертвых звезд в сферическом поясе вокруг нашего планетоида, – подтвердил Гарун. – Но приближаться к ним не рекомендуется ни при каких обстоятельствах. На поверхности такого небесного тела лично я весил бы двести триллионов тонн. Что сопоставимо с весом горной системы Гималаев. Сам считал, клянусь нобелевской премией!

– Однако! – воскликнул я. – Представляю, какие поля гравитации концентрируются вокруг мертвой звезды.

– Опасность в том, – добавил Лемех, – что внутри сферического слоя притяжение мертвых звёзд взаимно уничтожаются. Никакие телескопы не могут обнаружить серые дыры, пока они не займут все пространство Вселенной. Но тогда будет поздно.

– Теорема потенциала внутри массивной сферы, – пробормотал я. – Гарун, я тебя поздравляю! За такое открытие и Нобелевской премии не жалко. Это и есть та скрытая масса, которую ты искал?

– Ни в коем случае, – обиделся Гарун. – Во-первых, существование серых дыр было предсказано в теории Алексея Алексеевича. Во-вторых, их масса составила только половину от той, про которую я уже говорил.

Он замолчал, обгоняя стреляющий черным дымом мощный колесный трактор «Кировец». В динамиках вновь возник голос Саничева:

– Гарун высказал гениальную догадку, – продолжил Лемех, не обращая внимания на смущенное покашливание водителя. – Если эту чертову скрытую массу невозможно обнаружить в нашем мире, это значит, что она находится в другом.

– В каком таком – другом? – спросил я. – В параллельном мире, что ли?

– А что вы называете параллельными мирами? – спросил Лемех.

– Ну, это, – задумался я, – Как листы книги, лежащей на столе. В нашем трехмерном пространстве они параллельны, поскольку образуют равные углы с вектором силы тяжести. Но если книгу распушить, то ее листы уже не будут параллельны, так как расположатся под разными углами.

– Интересная аналогия. Но совершенно неправомочная. Из неё следует, что плоскость имеет толщину, что в принципе некорректно. Двумерная плоскость не имеет толщины. Во-вторых, в изотропном пространстве нет особого направления. Поэтому ваша теория о параллельных мирах теряет смысл.

– Согласен, – сдался я. – В таком случае, что придумал Алмазов?

– Теория Гаруна основана на идее, что вселенные рождаются парами. Представьте ядро, из которого должна появиться новая вселенная. Если энергия в ядре распределена равномерно, то ничего не происходит. Теоретически, это положение спящего зародыша вселенной может продолжаться миллиарды лет. Но в реальном мире возникают отклонения, так называемые флюктуации энергии. Предположим, что вследствие флюктуации одна половина ядра начинает вращение относительно другой. Поскольку их вращение симметрично, половинки ядра начинают расходиться. Но между ними остаётся перемычка, своего рода нейтральная область. Гарун назвал ее пуповиной, имея в виду рождение пары миров. Из его теории следует, что наш мир связан пуповиной с невидимым двойником. Мы связаны перемычкой, которая служит тоннелем между мирами.

– Эти миры должны быть похожи, как близнецы? – предположил я.

– Возможно, – согласился Лемех, – Хотя не до конца. Поскольку комплементарная вселенная вращается в обратную сторону, можно предполагать, что один из законов природы там выглядит иначе. Например, античастиц там может быть больше, чем частиц. Или нечто в этом роде. Но не это главное. Теория Гаруна объясняет, почему наши звезды погасли. Две массы невидимой материи так перекрутили пуповину между вселенными, что вещество звезд начало превращаться в гравитационное излучение. Представь слабо надутый воздушный шарик, который перекрутили посередине. Объём сократился, энергия вращения превратилась в энергию упругости. Пример с шариком напоминает модель двойной упругой вселенной. Когда сокращается пространство вселенной, масса звезд превращается в гравитационные волны. Гарун доказал, что в нашем мире выполняется принцип Аристотеля: тяжелые предметы падают быстрее легких. Если закручивание «пуповины» не остановить, вся материя вселенной превратится в гравитационные волны. Мы должны это прекратить.

– Каким образом? – спросил я. – У вас есть план?

– У нас есть теория, – уточнил Гарун. – Если разрушить перемычку, то количества запасенного пространства-времени должно хватить для восстановления вещества обеих Вселенных. Я уже все подсчитал.

– Я планов наших люблю громадье! – пробормотал я.

– Очень рад, что тебе понравилось задание, – одобрил Пётр. – Я в тебе не сомневался, брат.

– Какое задание? – удивился я. – Почему я? Теорию придумал Гарун, а проверять должен я?

– А кто встречался с родовым предком Эрцеха? – доверительно нагнулся брат. – Ты или я? Кто получил бессмертие в обмен на кое-что? Не пора ли, братишка, должок вернуть?

– Гм, – сказал Лемех. – Есть ещё одно, очень важное обстоятельство. Должен сказать, Павел Евгеньевич, для погружений в прошлое имеется определенный лимит. Если его превысить, рискуешь не вернуться обратно. Лимит был так велик, что с ним никогда не считались и тратили время погружений направо и налево. Но не в данном опыте, который абсолютно уникален. Расчеты показывают, что к началу времен может нырнуть только новичок, ни разу не побывавший в прошлом. Это необходимое условие, но не достаточное. Второе условие: к началу времён нужно доставить средство для разрушения перемычки миров. Так сказать, активировать абсолютное оружие. Этим уникальным средством владеете только вы.

– Какое оружие, о чём вы, – удивился я. – Где оно?

– У тебя в голове, – сказал брат Пётр. Повернувшись, он для убедительности постучал себя по лбу, а затем дернул меня за ухо. – Открытие кибер-матрикса, ты забыл? Эрцех Первый вложил технологию в тебя в обмен на бессмертие. Ты, Паша, и есть наше абсолютное оружие!

– Конечно, – растерялся я. – Без Паши вы никуда. Чуть что, так сразу – Паша! Погодите, а сам я вернусь обратно после развёртывания этой самой, как её – массивной суперточки? Или как?

– Все сделает Эрцех, – успокоил Лемех. – Нужно только ваше согласие, иначе зондирование зоны памяти для извлечения записи кибер-матрикса будет невозможно. Уверяю, больно не будет.

– А, как насчет э…этого самого? – замялся я, сдаваясь.

– Не беспокойтесь! Бессмертие останется при вас. Как же иначе?

– Ну, тогда я согласен, – бодро сказал я. – Что я должен сделать?

– Задание, как вы понимаете, архиважное, – признался Лемех. – Но не трудное. На всем пути глубиной почти 14 миллиардов лет вы не встретите ни единой живой души. Поручение, как видите, несложное. Но это не уменьшает его исключительного значения.

Лимузин свернул на проселочную дорогу. Через минуту мы въехали во двор длинного серого здания, похожего на гараж крупного автохозяйства. Оставив автомобиль на стоянке, мы подошли к металлической двери, на которой был изображен желтый череп, перечеркнутый красным знаком молнии. Электрическая подстанция, подумал я. Пётр подал мне саквояж с артроподом Эрцехом. Гарун протянул шляпу-невидимку.

– Скажи: «Сезам, откройся», – предложил кавказец.

– Зачем? – подозрительно спросил я.

– Поверьте, коллега, – мягко сказал Лемех. – Первым в станцию должен войти новичок. Мы не можем объяснить, почему. У нас имеются самые передовые технологии. Мы работаем с самым новейшим оборудованием. Но у нас чтят традиции. Возможно, этим мы отличаемся от создателя планетоида. Техника ничто без человека. На вашем месте я не колебался бы ни минуты.

Я набрал в грудь воздуха. Было понятно, как день, что Лемех прав. Возможно, я не идеальный кандидат на роль спасителя человечества. Я курю, выпиваю, храплю во сне. Имеются и другие недостатки, о которых сейчас не время говорить. Но уникальный шанс выпал именно мне. В одной руке у меня саквояж с самым мощным оружием Вселенной, в другой – шляпа-невидимка, она же машина времени. Я вспомнил пластинку-телевизор, зажигалку с рубином, бессмертие, еще кое-что. Мне стало абсолютно ясно, что время удивительных чудес только начинается.

– А кто колеблется? – ворчливо сказал я. – Сезам, откройся!

Дверь бесшумно ушла в стену. Я перехватил увесистый саквояж с Эрцехом, махнул на прощание шляпой-невидимкой и решительно переступил через порог станции. Я ещё успел услышать короткий диалог между коллегами, пока дверь автоматически возвращалась на место.

– Молодец Паша, – похвалил брат. – Согласился на подвиг в обмен за бессмертие.

– А ты не сказал ему, что бессмертие нам дают за «так»? – удивился Гарун. – Кое-что мы, диверы, должны иметь задаром.

Не успел, – засмеялся брат. – Времени не было.

– Ну, Пётр, погоди, – беззлобно подумал я, переходя на платформу с капсулой времени. – За мной не заржавеет. Придумаю, чем отплатить за шутку. Время у меня есть – целых двадцать восемь миллиардов лет.

Екатеринбург, октябрь 2014 года