Геракл у Адмета

ЛЮДМИЛА РУБЛЕВСКАЯ

ГЕРАКЛ У АДМЕТА

Рассказ

Однажды Геракл остановился у своего друга, царя Адмета, у которого недавно умерла жена Алкестида, выкупив своей жизнью жизнь мужа. Узнав о таком обстоятельстве, Геракл, растроганный гостеприимством Адмета, спустился в подземное царство и принудил Таната, бога смерти, вернуть Алкестиду в царство живых.

Древнегреческий миф

Вряд ли знали в богатых, каменных домах города Б* Мамоньку Шлопака.

Да и такого слова – «шлопак» – нет в учёных книгах.

Но в предместьях города Б*, в маленьких домиках под сенью лип и яблонь приходу Шлопака радовались все. Потому что целый вечер в доме будет пересказ новостей – что интересного произошло в соседних местечках, что и почём продаётся на ярмарках, куда лучше идти, чтобы купить новые колёса или поросёнка, где в мире началась война или прошло землетрясение... Короче, каждый простой житель города Б*, который вследствие неграмотности или в целях экономии не выписывал газет – а таких было среди обывателей местечка подав-ляющее большинство – мог получить от Шлопака все интересные ему сведения. А Шлопак никогда ничего не просил – покормят, так покормят, пустят переночевать – так пустят. Но приют и угощение имел всегда.

Откуда был родом Мамонька – никто не знал, казалось, он вечно ходил по окрестным деревням и местечкам. Даже возраста его нельзя было определить – такой прозрачный, без растительности на лице, мелкий человечек. «Божий человек», – говорили о Мамоньке некоторые, но другие им возражали: «Разве Божий человек бродит по базарам? Божий человек поёт псалмы и продаёт кипарисовые крестики да чудодейственные иконки». А Мамонька и выпить не откажется, если поднесут. Но, что правда, в мешке Мамоньки всегда лежало Священное Писание – дешёвое издание для простого люда, в серой бумажной обложке, да ещё жизнеописание Алексея, Человека Божия, и молитвенник в дополнение. Если рядом не было свидетелей, Шлопак доставал заветный томик и вслух, по слогам, читал, задумываясь над непосильными простому разуму фразами.

Но, безусловно, что при взгляде в светлые-светлые, добрые глаза Шлопака, доверчивые до глупости, а может, до святости, каждый невольно терял настороженность. Мамонька всегда выполнял множество мелких поручений – передавал из деревни в деревню, из местечка в местечко чужие долги, небольшие посылки и письма. При Мамоньке не стеснялись обсуждать свои домашние проблемы, не боялись доверить ему покачать ребёнка во время очередного ночлега.

Не один раз останавливался Шлопак в доме Петра Помидорчика, слесаря города Б*. Не сказать, чтобы в богатом доме, хотя Помидорчик имел золотые руки – мог починить любое хозяйственное устройство, любой самый тонкий механизм – от музыкальной машины до золотых швейцарских часов. Но свои заработки спускал Петро быстро и безболезненно. А чего дорожить теми деньгами, помятыми вонючими бумажками и металлическими обшарпанными кругляшами, когда нет ничего дороже хорошего настроения, весёлой песни и бокала густого пива, а место в Царстве Небесном, как известно, ни золотом, ни серебром не покупается, а только праведной жизнью.

И хотя праведную жизнь Помидорчик признавал за ценность, жена его, круглолицая Наста по кличке Клёцка, никак мужниной философией не могла довольствоваться. Ведь какая же праведная жизнь в трактирчике? Одно расточительство. Не для того она замуж выходила, чтобы из глиняных тарелок есть. Весельчак Петро подмигнёт рассерженной жёнушке: «Эгэ, милая, хоть и с золота съешь, всё в одно место выкинешь». Плюнет бедная Наста, перекрестится, а мужик уже за шапку – в корчемке музыка заиграла.

Да не сказать, чтобы были Петро с Анастасией наихудшей в мире парой. По крайней мере, Шлопак Мамонька любил у них останавливаться. Хозяйка всегда угощала, оставляла ночевать. Хозяин же бесконечно расспрашивал обо всём на свете, причём наиболее любил слушать не о ценах на базарах, а о чудесах – петух снёс яйцо, а из того вылупился маленький чёрный дракон, на ярмарке в соседнем уезде показывали восковых людей – точно живые и даже шевелятся и крутят глазами.

Но на этот раз Мамоньку не встретила в Помидорчиковом дому приветливая хозяйка. Все двери нараспашку, куры забегают в сени и с опаской заглядывают в комнаты, в стёкла бьются, как пьяные бродяги, жирные зелёные мухи, а на скамье под образами сидит Петро Помидорчик, и его красное лицо аж сморщилось от страданий.

– Али у хозяина зубы болят? – сочувственно тонкий голосок Мамоньки подействовал на печального Помидорчика, как горчичная припарка.

– А братец ты мой, а головушка же моя пропащая! Грешный, грешный был, вот и наказал Боженька!

Помидорчик повис на тонком Шлопаке со всей силой своего горя, так что Мамонька зашатался, не столько от тяжести, сколько от сильного запаха перегара. Душа у Шлопака была чуткая и доверчивая и вскоре также разрывалась от разделённого с хозяином дома горя.

Две недели назад в дом уважаемой вдовы Крыси пришли необычные гости: шесть женщин, преимущественно пожилого возраста, в тёмных длинных платьях и белых платках, плотно обвязанных вокруг головы, один хромой старик и высокий бородач в белой хламиде с толстенной книгой, которую он нежно прижимал обеими руками к груди. Странная компания целый день не показывалась на улице, только из окон тётки Крыси доносились протяжные, но мелодичные песнопения, украшенные мощным басом – видно, крупного бородача. Соседи от любопытства млели. Но быстро смогли полностью удовлетворить своё любопытство – бородач пригласил всех желающих на духовную беседу. Это действительно оказался незаурядный человек. Может быть, даже пророк. По крайней мере, сам себя он так и называл. И проповедовал он вещи вполне понятные, хотя и сложные для воплощения: чтобы попасть в Царство Небесное, надо здесь, на земле, уподобиться Господу нашему и Его апостолам, а для этого немедленно распродать всё своё имущество, выручку отдать ему, бородачу, который удостоился постичь небесную мудрость, и двинуться по грешной земле с проповедями упомянутой мудрости. Поклонницы в белых платках слушали своего пророка с таким умилением и преданностью, что, казалось, вокруг того действительно распространяется неземной свет. Пророк щедро цитировал высказывания из толстой книги о конце света, и слушатели (в основном, правда, слушательницы) заливались слезами от осознания греховности и неминуемой гибели.

Правда, поплакав и пожертвовав святому человеку определённое количество семейных денег, жительницы города Б* покорно возвращались в семейное ярмо.

Все, кроме тёти Насты.

Наверное, контраст между развесёлым пьяненьким Помидорчиком и возвышенным суровым пророком был слишком впечатляющим для её женской натуры.

Помидорчик вернулся из корчмы и увидел на столе пустую шкатулку, где Анастасия хранила остатки приданого – горстку серебряных рублей, два золотых кольца и золотые монисты. При кратком обзоре выяснилось, что исчезли и припрятанные в копилке деньги. На испуганный рёв Помидорчика пришла соседка и сообщила, что Наста-Клёцка подалась в святые сёстры к бородатому пророку. Все попытки Петра вернуть жену к семейному очагу или хотя бы переговорить с ней разбиваются о железную стену духовной общности бородача, хромого и белых платков.

– Слушай, друг, копейку дам, сходи в тот проклятый дом, приведи ты мою глупую женщину с деньгами назад!

Через полчаса Шлопак Мамонька с Помидорчиковой, ещё не заработанной, копейкой в кармане стоял перед добротным домом пани Крыси, почтенной ветеринарской вдовы. Сквозь закрытые окна слышалось «аллилуйя». Шлопак вежливо постучался. «Аллилуйя» не смолкла, но скрипнула дверь, и Мамонька увидел бородатого мага, который в прошлом году на ярмарке нанимал его сидеть в восковой фигуре и дёргать за ниточки, чтобы фигура могла шевелиться. Маг платил Мамоньке пять копеек в день и строго заповедал хранить тайну живой фигуры. А Шлопаку что? Раз сказано – он так и сделает.

– Добрый день, господин маг! – от искренней улыбки Мамоньки бородача аж передёрнуло. – А я вот поручение имею...

В доме тёти Крыси горели свечи. Восемь женщин, среди них хозяйка со строго поджатыми губами и дородная Помидорчикова Анастасия, сидели на лавках вдоль стены и сверлили глазами Шлопака. Плотно повязанные белые платки напоминали не столько о монастыре, сколько о больнице. Старик угрожающе расхаживал за спиной гостя, и его хромая нога придавала шагам ритм похоронного марша. Бородатый пророк, известный Мамоньке под именем Мага, возвышался перед щуплой фигурой Шлопака, как Самсон перед филистимлянами.

– Раба божья Наста выбрала себе праведный путь! – басил пророк. – Никакие земные грешные заботы не могут совратить её! Аки Господь наш и апостолы Его, должны мы оставлять ближних наших из любви к ним же и идти по заблудшему миру со Словом Божиим...

Мамонька согласно кивал головой. Красиво говорил господин Маг, громко! Но долго...

– Извините, может, мы с пани Анастасией уже пойдём?

Белые платки злобно зашипели, бородач покраснел. А Шлопак вежливо продолжал:

– И монисто своё, пани Анастасия, не забудьте... Пан Петро просил... И деньги...

Громкие обвинения тёти Насты в адрес нечестивого мужа слились с возмущением всех присутствующих.

– Это сейчас божеские деньги! – горланил бородач. – Грешник Пётр должен был не требовать их назад, а продать всё, что имеет, и пожертвовать! Каждый, кто принесёт сюда все свои деньги, спасётся! Только пожертвованием денег можно добыть место в Царстве Небесном. А я – посредник в этом деле. Так и скажи всем, бродяга.

Шлопак невольно заволновался. Бородач говорил громко и доходчиво, но что-то не то. В Шлопаковом издании Священного Писания не было такого вывода о деньгах... О любви к ближнему – было... О том, что не укради, – было. Не пожелай жены ближнего своего, имущества и так далее... Мамонька честно об этом и рассказал. Со священниками, школярами и другими осведомлёнными людьми пророк и не собирался дискутировать, но ведь здесь – какой-то недомерок... Громогласные аргументы пророка отлетали от маленькой фигуры Шлопака, как дождевые капли от зелёных листов скромного крыжовника. Понемногу визгливые голоса женщин в белых платках и хромого помощника пророка стихли, слышен только был яростный рёв бородача да вежливый тонкий голос гостя.

– Но ведь он правду говорит, – наконец сказала старшая из женщин, в прошлой светской жизни – торговка зеленью. – Что это за святость, если к пальцам деньги прилипают? Разве Христос с апостолами деньги собирали?

Бородатый пророк почувствовал, что теряет власть над своими кроткими овечками, и возвысил голос. Бедный Мамонька всегда страдал, когда кто-то при нём сердился, злился, ругался. А тут он сам – причина ругани! Но бородач явно говорил что-то вопреки заветной серой книжечке из Шлопаковой сумы, каждое слово которой – книжечки, а не сумы, конечно, – запечатлелось на Шлопаковом сердце, как десять заповедей на Моисеевых скрижалях. Кстати, еврейский Моисей тоже не был разговорчивым, попросту – так сказали бы, что у него каша во рту... Но не может земля быть без пророка! И город Б* не мог. Тонкий голос Мамоньки возвысился до вершины горы Синай... Конечно, в окрестностях города Б* не имелось горы Синай, но если бы была – там Мамоньковы речи непременно услышали бы!

И сняли просветлённые женщины свои белые платки, и высказали бородатому вождю, что у каждой накопилось на него за дни скитаний, а от глаз местечковой тётки ничего не скроется! Ни тайное свидание с румяной молодкой, ни продажа ростовщикам отданных на покупку места в раю колец.

Даже хромой старик стукнул о стол кошелем с общинной казной:

– А мне ни разу похмелиться не дал!

Мудрецы мира давно сказали, что чем выше идол, тем легче его обрушить в щебень. Развенчанный из апостолов бородач исчез в осеннем полумраке. Обвинения утихли. Женщины молчали и растерянно смотрели друг на друга.

Шлопак, который и на минуту не потерял кроткой улыбки, поклонился в сторону жены Петра и умоляюще проговорил:

– Может, пойдёте домой, тётушка?

Анастасия неловко осмотрела своих недавних сестёр:

– Действительно же, в Писании сказано...

Ну, вот всё и обошлось. Шлопак оказался в объятиях свежего сентябрьского ветра. Город Б* потихоньку готовился к встрече с вечерними сумерками. Меланхолически лаяли собаки. Помидорчик будет доволен. Копеечку дал не зря. Мамонька не собирался злоупотреблять его гостеприимством, только, идя, представлял, как тётка Наста зайдёт в дом, усядутся они с мужем на скамейку рядом... Обнимутся...

– Как голуби... Чисто голуби... – шептал растроганный воображаемыми картинами Шлопак.

Предместье города Б* кончилась, что подтвердил придорожный крест, обвязанный чистеньким рушником. За спиной слышались чьи-то шаги. Мамонька оглянулся и увидел... тётку Насту. В белом, плотно повязанном платке, со скрещёнными на груди руками. Шлопак хотел спросить, почему это она не в своём доме, но слова застряли в тонком Шлопаковом горле. За тёткой Настой одна за другой из сумрака выплывали фигуры сестёр в белых платках. Замыкал процессию хромой старик. Теперь они остановились и как-то странно смотрели на Шлопака. Ну, что ж, может, людям куда понадобилось... Мамонька скромно ступил с дороги и зашагал по боковой тропинке. Оглянулся... Процессия след в след двинулась за ним. Бедному Шлопаку стало немного не по себе.

Он остановился:

– А люди ж вы мои добрые... Куда ж вы?..

– Ты иди, иди, батюшка, не заботься... – ласково-ласково проговорила тётка Наста и низко поклонилась.

За ней начали кланяться другие.

– Иди, батюшка... Бог тебя ведёт... И мы уж, грешные, за тобой...

Мамонька растерянно оглядел не-ожи-данных спутников и наконец увидел, какие у них просветлённые лица, как широко они улыбаются, как смотрят на него, Шлопака!

Истерические перешёптывания заставили Мамоньку задрожать:

– Настоящий... Истинный... Простой духом... Блаженный... Пророчествовать начнёт... Кто будет записывать? Ты, Крыся? Карандаш, карандаш приготовь...

Мамонька на несгибающихся ногах двинулся по тропе и услышал, как за его спиной слаженный хор затянул «аллилуйя». Вместо баса козлиным тенором выводил хромой.

Помидорчик так и не дождался своей Насты. Город Б* поговорил немного об этом и забыл – в каменных домах о новых апостолах ничего и не слышали, а в домишках предместий появлялись новые и новые заботы и чудные слухи. Тем более, корчёмка – лучшая Помидорчикова утешительница и советница – быстро высушила его слёзы, а в скором времени и вынесенные из дома заблудшей Анастасией деньги были получены обратно почтовым переводом.

А ещё через некоторое время извозчик, проездом из соседней губернии, передал Помидорчику и вовсе странную посылку – копеечку, завёрнутую в аккуратную белую тряпочку.

Сказал, от святого человека, которого в их губернии очень ценят за пророчества и аскетическую жизнь.