Почти каждое утро господин Мырд прогуливался в парке. Приходил он обычно в то самое время, когда подвозили няни своих непоседливых подопечных к песочному царству за дощатой оградой. По аллеям катились детские коляски, которые служили для господина Мырда как бы живым барометром: чем больше их съезжалось к песочку, тем ярче светило солнце — ожидался тёплый, погожий денёк. И они же, второпях разъезжаясь по домам, предвещали грозу. Правда, плохой прогноз давался тут в самый последний момент, когда тёмно-сизая туча уже неслась высоко над горизонтом и угрожающе била в боевой барабан.

Со временем господин Мырд превратился как бы в сторожа парка: заложив руки за спину, он из конца в конец бродил по аллеям, зорко примечая все, что совершалось вокруг. Стоило, например, гражданину, который, сидя на скамье, уписывал булку, обронить на землю обёрточную бумагу, как Мырд останавливался и выговаривал ему до тех пор, пока гражданин не спроваживал бумагу в урну для мусора. Принимались ребята швыряться камнями и палками в деревья — Мырд тут как тут; два—три грозных слова — и буйная ватага разбегалась. Случалось бездомному бродяге, утомлённому винными парами, улечься вздремнуть на скамейке в парке — Мырд стучал тростью по подошвам спящего и напоминал, что на скамейках спать воспрещается.

Так и ходил Мырд, изо дня в день, из месяца в месяц, из года в год выполняя предписание врачей: гулять, гулять, гулять. Кроме того, он придерживался строжайшей диеты, и по возвращении домой ему разрешалось всего-навсего погрызть сырую морковь да выхлебать тарелку молочного супа. Что поделаешь — здоровье расшаталось не на шутку!

В конце концов каждодневные прогулки наскучили своим однообразием, и неудивительно, что Мырд стал пускаться в разговоры с теми, кого встречал в парке. То направит группу крестьян в учреждение, куда им следует пойти по делу, то поделится с кем-нибудь своим скудным запасцем юридических сведений, то ссудит деньжонок плачущей женщине — осталась, бедная, без гроша, не на что домой ехать. Словом, выступал Мырд в роли этакого спасителя и благодетеля.

Однажды утром спаситель прохаживался вдоль берега реки. Город, подёрнутый утренним туманом, был ещё тих и спокоен. Лишь изредка по склону холма грохотала крестьянская телега с бидонами молока. Глянув наверх, на крону прибрежной липы, Мырд увидел, как ворона сцапала на завтрак маленькую серую горихвостку. Тщетно спаситель забрасывал в листву свою палку — птица, не выпуская добычи, перемахнула на просмоленную крышу префектуры, которая синела поблизости, словно озерная заводь. Так правдиво синела крыша, что Мырду даже послышался всплеск весла на водной глади.

Однако это было не только игрой воображения. В самом деле кто-то плескался поблизости и вдобавок попискивал. Мырд навострил уши, пристально всмотрелся, но аллею с обеих сторон окутывал туман, и ничего нельзя было разобрать. Писк продолжался, слабый, едва слышный, как будто плакала женщина, зарывшись в подушку.

Не зная толком, где и кого искать, взволнованный Мырд внезапно заметил, что у самых его ног, неподалёку от бетонной кромки, на поверхности воды шевелится какая-то тёмная масса. Чёрт побери, да ведь это собачонка! Она тыкается в бетон, еле живая от утомления, вот-вот потонет. Мырд нагнулся над барьером, зацепил палкой за ошейник и подтянул пса к лестнице, ступени которой спускались в реку. Длинная, гладкая, окоченевшая в воде такса выгнула спину, походя на колбасный круг, и побрела вверх к тротуару, ковыляя на жалких, кривых лапках.

Спустя неделю Мырду снова довелось играть роль спасителя; перевернулась байдарка, и сидевшая в ней молодая девушка очутилась в воде. Мырд первым поднял крик и даже расстегнул пиджак, а потом и жилет, чтобы броситься в реку. Он видел, как из воды показались белые руки. Они хватались за опрокинутую, уносимую течением лодку.

— Помогите, помогите, человек тонет!

К берегу через парк бежали мальчишки, за ними какие-то мужчины и две женщины с бельевыми корзинами. Река всё дальше несла байдарку и девушку, боровшуюся со смертью. Мырд успел скинуть шляпу, пиджак у него едва держался на одном рукаве Тут на берег подоспело несколько парней-спортсменов.

— Скорей, скорей! — охая, причитал спаситель. — Человек тонет, пиджаки долой, живо!

Заметив среди парней некоторое замешательство, он побагровел от ярости. Кто-то за спиной у Мырда дерзко спросил, почему бы ему самому не прыгнуть в воду и не поспешить на помощь утопающей…

— Мне? — с горечью воскликнул Мырд. — Пожилому и больному человеку?! Да я и метра не проплыву!

И действительно, бухнись он своим тучным корпусом в реку, поплыви, словно бегемот, пыхтя, фыркая и колотя по воде короткими ручками, напоминавшими обломки вёсел, вероятно, спасителя самого пришлось бы вскоре вытаскивать на берег. А там вызывай ещё санитарный автомобиль и возись — возвращай к жизни.

Ухватив одного из пареньков за плечо, Мырд сорвал с юнца пиджак. Ещё мгновение, и стройное молодое тело оттолкнулось от бетона, описало в воздухе красивую дугу и скользнуло в реку. Кому же этот парень был обязан своим поступком? Конечно, Мырду. Вслед за первым парнем тем же способом молниеносно ринулись в воду и двое других юношей. Общими усилиями выволокли на берег утопавшую, а байдарку отправили обратно на лодочную станцию. Полицейские чины, топтавшиеся раньше у набережной, сразу усадили дрожащую девушку на извозчичью пролетку и помчали к бане. В парк один за другим стали стекаться любопытные — поглазеть на место происшествия.

— Говорят, трое парней школьницу вытащили. Тонула? — возбуждённо расспрашивали в толпе.

— Да, спасли! Молодцы! — неслось отовсюду в ответ.

Мырд, который не ушёл из парка, — надо же поподробней рассказать людям, что тут стряслось, — проворно шагнул поближе к подошедшим зевакам.

— Это как же выходит? Трое мальчишек спасли школьницу? — недовольно забрюзжал он. — Никого они не спасали, сопляки этакие! Не случись меня здесь, лежать бы ей на дне.

Люди недоверчиво оглядывали его совершенно сухую одежду. Мырд вынужден был объясниться точнее. Он сказал:

— Я первым закричал о помощи. Тогда и эти трусишки прибежали. Шваль отпетая! Таких у нас во время войны по запасным частям распихивали. Там обтешут как полагается, — смотришь, и строевой солдат вышел. Вот и мне пришлось нынче за какие-нибудь две—три драгоценные минуты обработать этих парней.

И всё-таки ничего не помогло Мырду, как ни толкуй! Трое отважных пареньков стали героями дня. Газета, вышедшая на следующее утро, писала только о них троих, — о Мырде не было ни полслова.

С досадой сложил он большой газетный лист: честному гражданину тут и вовсе нечего читать — с начала до конца сплошной вздор! Снова и снова — восемь раз подряд — перегибал Мырд злосчастный номер. Потом положил газету рядом с собой на скамейку и накрыл тростью. Пусть кто?нибудь теперь завопит, закричит «караул!». Его, Мырда, не проведёшь. Он просто поднимет воротник, прикинется спящим.

Но тут охваченному унынием Мырду случайно бросились в глаза газетные строчки, напечатанные под рубрикой объявлений; «Помогите! Больная вдова с четырьмя малыми детьми на краю гибели. Сжальтесь, не скупитесь!»

Газета снова очутилась на коленях у неподвижно сидевшего Мырда. Больная вдова с четырьмя малыми детьми… на краю гибели. Хм!

«Где же общественность, почему не идёт на выручку? — ворчал про себя Мырд. — Вот именно, общественность! Ну, что тут поделать одному человеку, даже такому, как я! Ведь и у меня семья, восемнадцатилетняя дочь на выданье. Сам я хворый, жена больная, два каменных дома, что на главной улице, давно пора ремонтировать Другое дело, если кто-нибудь, вроде этой девчонки, свалится в воду, ну тогда, разумеется, поспешишь на помощь, как бы там ни было!»

Размышляя подобным образом, Мырд снова заглянул в газету и увидел на этот раз другое объявление, которое тоже взывало о помощи. Чёрт побери, это уж слишком! Как тяжело, какой страшный кризис выпал на нашу долю! Газетный петит вещал: «Выручайте! Молодая, восемнадцатилетняя девушка — по мнению многих, красивая и симпатичная — просит отзывчивых мужчин одолжить или подарить несколько десятков крон. В награду верная дружба навеки. Лонни».

Мырд большим пальцем заломил шляпу на затылок.

Н-да-а! Общественность… Наверняка судьба этой неизвестной Лонни просто трагична: за двадцать—тридцать крон предлагать вечную дружбу!

Мырд встал со скамейки и в раздумье принялся кружить по парку. На одной из скамеек сидела крестьянка и жевала хлеб с маслом, запивая еду какой-то бурой жидкостью из бутылки. В обычное время Мырд, несомненно, остановился бы перед женщиной и не преминул бы спросить, что это она пьёт. Но сегодня ход мыслей был у него несколько иной.

«Общественность… Ах, это пустой звук! — рассуждал он. — Помогла ли она хоть одному поистине несчастному человеку!»

Мырд сделал ещё круга два по парку, потом зашёл в писчебумажный магазин, спросил конверт и бумаги, тут же на прилавке написал две строчки и опустил письмо в почтовый ящик редакции. На следующий день, выйдя прогуливаться в парк, он уже знал адрес и фамилию девушки, которая так нуждалась в деньгах и предлагала вечную дружбу.

Мырд всегда помогал тем, кого постигала беда, — чего там скрывать? При этом он не боялся трудностей. А легко ли было в жаркий полдень тащиться по длинной пыльной улице, которая круто поднималась в гору? Где-то возле Куриного переулка у него захватило дыхание — так понесло навозом. В трёхэтажном доме, похожем на казарму, Мырду пришлось взобраться на третий этаж и в тёмном коридоре довольно долго отыскивать дверь, за которой столь жестоко страдала от нужды восемнадцатилетняя девушка.

Он постучал.

— Войдите!

На плетёном стуле сидела белокурая девица в лиловой пижаме и полировала свои длинные коготки. Таких молодых и таких прекрасных, как она, Мырд видел до сих пор только на экране.

Через узкую дверь он с трудом протиснулся в низенькую комнатку. Мырду казалось, будто по тесному срубу он опустился в глубокий колодец, откуда неслись жалобные крики. И там, в глубине, подойдя к погибшей, Мырд подумал о том, что надо попытаться спасти несчастную девушку, чей вопль не был услышан общественностью.

Лонни приветливо махнула ему ручкой. Мырд устало опустился в заскрипевшее кресло и, тяжко отдуваясь, поглядел на девушку.

— Не правда ли, я похож на сердобольную машину Красного креста, она всегда готова примчаться, если кому-нибудь надо помочь, — сказал он. — Только бы хватило бензину в резервуаре.

Лонни обворожительно улыбнулась, а Мырд задумчиво повёл бровями.

Неужели вас и в самом деле устроит десяток-друй крон? — спросил он покровительственно. — Такая пустяшная сумма? Я мог бы поддержать вас и более солидно.

Вы очень великодушны, — проговорила барышня и улыбнулась ещё обворожительнее.

Теперь Мырд знал наверняка: да, он спасёт бедняжку от гибели. Он бессилен идти против рока, превратившего его в общественного деятеля, в героя, в спасителя! Ему не сложить с себя этого бремени, ибо у каждого человека есть свои обязанности, свои задачи. Они обогащают жизнь, придают ей особую ценность. И вот сейчас — он это чувствует — найден верный путь, который ему по силам. Мырд был счастлив, даже в старости не нужно будет бессмысленно убивать время Он спасёт прелестную Лонни!


Загрузка...