Инга БЕРРИСТЕР ЖДУ ПРИЗНАНИЯ

* * *

Ей всегда было тяжело осознавать, что она оказалась ненужной своему отцу. Но раз уж так получилось, пришлось с этим смириться.

Печальную, но, в общем-то, заурядную историю семейной жизни родителей Линн узнала от бабушки, маминой мамы. Мама вышла замуж вопреки воле родителей, так что, как постоянно твердила бабушка, ничего удивительного не было в том, что брак закончился плачевно. Когда Эймон узнал, что жена забеременела, его отношение к ней сразу же переменилось. Он совершенно «забросил» свою благоверную, неделями не появлялся дома, шлялся неизвестно где. «Твоей маме он говорил, что ищет работу,-рассказывала бабушка.-Но я-то все понимала. Я твоему деду сразу сказала, чем все кончится. Сразу, как только увидела этого прощелыгу, твоего папашу. И оказалась права. Слава Богу, мой бедный муженек не дожил до печального дня… Разумеется, когда они поженились, то поселились у нас. Я настояла на этом. Я бы ни за что не позволила, чтобы моя дочь жила в какой-то грязной конуре. Не понимаю, зачем она вообще вышла за него замуж. Что есть муж, что нет.,. Он совершенно о ней не заботился. Его ничего не интересовало, кроме собственных картин. Он даже не делал попыток найти себе нормальную работу.

Мы с твоим дедом никогда не одобряли таких отношений. Конечно, твоя мама очень страдала, когда он ее бросил. Просто взял и исчез, ничего не объяснив… Ты родилась раньше срока. А моя бедная Джун умерла едва ли не прежде, чем ты сделала первый вдох. Через месяц пришло сообщение, что твой отец погиб в автокатастрофе. Туда ему и дорога!»

Обычно на этом месте бабушка поджимала губы и предостерегала Линн от неосторожных шагов, имея в виду, что мужчинам нельзя доверять, а любить их вообще противопоказано.

«В наше время нам приходилось выходить замуж,-наставляла она внучку.-Но теперь времена изменились. Женщины стали более самостоятельными. Так что у тебя есть выбор. И я надеюсь, ты не повторишь ошибки, которую совершила твоя бедная мама». Когда Линн стала постарше, она начала понимать, что и у бабушки с дедушкой далеко не все ладилось в их совместной жизни. Когда они были еще молодыми, дед завел себе любовницу. Причем эта связь длилась несколько лет и навсегда испортила отношения между супругами. Бабушка ненавидела «этих мерзких мужиков» и внучку воспитала в том же духе.

Еще будучи маленькой девочкой, Линн переживала боль матери, преданной и брошенной мужем накануне рождения ребенка, как свою собственную. Она очень живо представляла себе, что должна была чувствовать несчастная молодая женщина, которой тогда исполнилось всего-навсего девятнадцать лет.

И вот теперь выясняется, что отец не погиб. Более того, последние восемь лет он очень упорно разыскивал дочь.

Ехать осталось еще километров пятьдесят. Всю дорогу от Дублина до Андалусии Линн сдерживала нетерпение, жалея свой старенький «остин». Но теперь она едва не поддалась искушению вдавить педаль газа в пол. Однако, как ни сильно было возбуждение, жизнь научила ее осторожности. Линн решила не торопиться.

К тому же горечь и боль утраты вновь нахлынули удушающей волной. Если бы она приехала сюда хотя бы полгода назад. Если бы…

В свои двадцать четыре года Линн уже научилась не питать никаких радужных надежд. Она считала себя девушкой трезвомыслящей и практичной. Но то, что стало ей известно совсем недавно, настолько ее потрясло, что временами Линн сама себя не узнавала…

Время близилось к полудню. Жаркое августовское солнце стояло почти в зените. Пыльную дорогу перерезали резкие тени. Линн как раз проезжала через очередную сонную деревеньку. Хотя она почти каждый год проводила отпуск на континенте, на юге Испании не бывала еще ни разу. И Андалусия оказалась совсем не такой, какой ее себе представляла Линн. Конечно, она сейчас едет не по побережью, где курортная жизнь бурлит днем и ночью и где все пропитано атмосферой непрекращающегося праздника. Но все равно Линн никак не ожидала, что в остальной части провинции будет так тихо и сонно. Создавалось впечатление, что все здесь застыло в безвременье: виноградники и сады, за которыми ухаживали мужчины с грубыми лицами и женщины, одетые во все черное; тесные пыльные площади в маленьких, разморенных жарой городках, где Линн останавливалась перекусить и всякий раз приходила в восторг от обходительности хозяев кафе.

Готовясь к поездке, она прочла несколько книг по истории Испании. Мысли о прочитанном отвлекали и помогали справиться со свербящей нервозностью, которая не покидала ее всю дорогу. Неужели она действительно нервничает? Она?! Линн невольно поморщилась. Если бы коллеги увидели ее сейчас в таком взвинченном состоянии, они бы глазам своим не поверили.

Линн знала, что на работе ее считают сдержанной, замкнутой и холодной. Некоторые— даже излишне сдержанной и замкнутой. Однажды, еще в университете, один из преподавателей сказал ей, что она подозрительная и недоверчивая особа, которая не желает идти на контакт с людьми и старается отгородиться от всех глухой стеной, бдительно оберегая свое одиночество. И он был прав. По окончании университета перед Линн встал выбор: пойти работать в большую компанию или в маленькую частную фирму. И она предпочла крупную корпорацию, потому что там легче затеряться. Линн хотелось быть незаметной. Хотелось, чтобы никто ее не трогал.

Она быстро пошла вверх по служебной лестнице и сейчас уже возглавляла отдел, ведающий заключением международных контрактов. Линн часто ездила в служебные командировки, но ни одна из поездок не возбудила в ней такого щемящего восторга и не наполнила таким страхом, как эта. Впрочем, теперешняя поездка не шла ни в какое сравнение с командировками по делам фирмы. Это было путешествие в прошлое, в конце которого ее ждала встреча с семьей. С ее семьей, о существовании которой еще месяц назад Линн даже не подозревала.

И честно говоря, до сих пор еще не могла поверить в ту хрупкую цепь случайностей, которая привела ее в Андалусию. Если бы в то воскресенье она все же пошла на свидание с Томасом Ли, а не отправилась бы в читальный зал местной библиотеки, то никогда бы не наткнулась на объявление в газете и не узнала бы правду.

За последние несколько лет у Линн было предостаточно настойчивых ухажеров. Хотя она искренне не понимала, что те в ней нашли. Самая обыкновенная девушка. Чуть выше среднего роста. С густыми каштановыми волосами, которые на солнце отливали рыжиной. Светлая чистая кожа выдавала ее северное происхождение. А глаза миндалевидной формы меняли цвет в зависимости от настроения, становясь то золотистыми, то зелеными.

Линн с раннего детства считала себя дурнушкой и не сомневалась, что никто на нее не польстится и не возьмет замуж. Впрочем, ее это не удручало. А раз уж она решила, что все равно останется в старых девах, то и не стремилась производить впечатление на мужчин. Одевалась и подбирала макияж, исходя только из собственных вкусов. Словом, всегда оставалась самой собой, не желая ни под кого подстраиваться.

Но к несказанному удивлению-и раздражению-Линн, некоторые мужчины воспринимали ее равнодушие как вызов. Томас Ли оказался самым упорным. Он жил в Штатах, но часто бывал в Дублине, поскольку компания, где он работал, тесно сотрудничала с фирмой Линн. И всякий раз, приезжая в Дублин, он предпринимал решительные попытки вытащить Линн на свидание. В конце концов девушка нашла самый действенный способ от него отвязаться: она просто не отвечала на его звонки, делая вид, что ее нет дома.

Линн до сих пор толком не знала, что заставило ее читать частные объявления. Но одно уразумела: до конца дней ей не забыть потрясения, которое она испытала, наткнувшись на свое имя. Она перечитала объявление, наверное, раз десять, силясь понять, для чего ее может разыскивать такая солидная нотариальная контора, как «Кимберли и Бергман». Линн не сразу решилась позвонить. Дотянула до среды, но потом любопытство все-таки пересилило, и она набрала указанный в газете номер. Ей назначили встречу уже на следующий день. Вопреки ожиданиям, Эйбрахам Бергман оказался относительно молодым мужчиной лет сорока, не больше. У него была очаровательная улыбка, а весь стол в кабинете уставляли фотографии жены и детишек.

Когда адвокат упомянул имя отца Линн, первым ее побуждением было встать и уйти. Однако она была сдержанным человеком и сумела с собой совладать. Давным-давно она убедила себя, что в мире бессчетные тысячи детей, как и она, брошенных отцами.

Однако история, рассказанная Эйбрахамом Бергманом, была настолько поразительной, что Линн просто отказывалась в нее поверить. Получалось, что бабушка была не права в своих подозрениях. Отец действительно искал работу. И нашел одно очень приличное место в Лондоне. Он написал Джун письмо, сообщив, что скоро приедет и заберет ее с собой.

И вот, направляясь в Дублин к жене, он как раз и попал в ту катастрофу, в которой погиб, по словам бабушки. В действительности он очень сильно пострадал. Долгое время был в коме, а когда пришел в сознание, сразу же надиктовал письмо своей молодой жене, чтобы сообщить о случившемся. Но ответ пришел не от Джун, а от бабушки. Та писала, что ее дочь умерла при родах и ребенок тоже не выжил.

Через неделю Эймон получил еще одно письмо от тещи, в котором сообщалось, что похороны состоялись и что она очень надеется больше его никогда не увидеть.

Как ни убит был горем отец, он все же понял, что ему действительно не стоит появляться в родном городе, потому что у матери его покойной жены есть причины винить его в случившемся.

Оплакав потери, Эймон начал новую жизнь. Он всегда хотел стать художником. Ему выплатили неплохую страховку, и он на эти деньги уехал в Испанию, где занялся живописью всерьез.

Спустя несколько лет Эймон женился во второй раз на молодой вдове с двумя детьми. А потом по какой-то фантастической случайности встретил приятеля из родного города, который с семьей приехал в Испанию в отпуск. И узнал, что у него есть дочь. Однако к тому времени бабушка Линн умерла, а сама девочка сменила нескольких опекунов, и разыскать ее было уже невозможно.

Теперь отца нет в живых. Но до последних дней он не терял надежды, что его дочь найдется через объявления в газетах.

— Он что-то завещал вам,-сказал Эйбрахам Бергман.-Но вам придется связаться с испанскими адвокатами, чтобы выяснить подробности. Нам поручили лишь вас разыскать. Мы действуем по запросу адвоката вашего отца. Вернее, его приемного сына, графа Хуана Мануэля де Киньонеса.

Услышав столь громкий титул, Линн слегка приподняла бровь, однако не выказала ни удивления, ни потрясения. Она действительно хорошо владела собой, хотя душа ее пришла в полное смятение. Выходит, бабушка скрыла от нее правду. К этому надо было привыкнуть. Линн давно знала, что бабушка не любила мужчин. И у нее были на то причины. Но солгать ей о смерти отца… С этим будет трудно смириться.

— Столько потерянных лет…

Линн даже не сообразила, что произнесла это вслух. Она как раз проезжала через очередную деревеньку. Впереди показалась развилка. Одна дорога вела к морю, что искрилось под жарким солнцем, другая поднималась на холмы. Именно вторая вела к дому, где живет граф и его семья. Ее семья…

Все эти годы Линн мечтала о том, чтобы у нее была семья. Настоящая семья. Она тосковала без родительского тепла и ласки, но понимала, что хочет невозможного. И вдруг оказалось, что у нее могла быть семья. Что все-эти годы… Впрочем, Линн была не из тех людей, кто оплакивает упущенные возможности.

Уже в раннем детстве Линн начала понимать что бабушка относится к ней с некоторой брезгливой настороженностью, потому что в жилах внучки текла «испорченная» кровь ее отца. Так что девочка очень быстро научилась скрывать свои чувства и свою боль. К тому же тяжесть, которую она чувствовала теперь, слезами все равно не облегчить. Просто ей было мучительно горько осознавать, что все эти годы у нее мог быть отец. Мог быть. Но его не было. Линн не интересовало наследство. Она приехала в Испанию вовсе не потому, что папа что-то ей оставил. Просто хотелось побольше узнать про человека, который был ее отцом.

Переживал ли отец ту же мучительную тоску, ту же щемящую боль, которые разрывали сейчас сердце Линн? Перекипела ли в нем та адская смесь из горькой обиды и пронзительной, беспомощной ненависти к женщине, которая солгала им обоим, чтобы их разлучить?

Линн свернула на боковую дорогу, ориентируясь по дорожному указателю. Теперь с обеих сторон тянулись виноградники, за которыми явно ухаживали с большой заботой. Эйбрахам Бергман говорил Линн, что ее сводный брат-известный в провинции винодел. Вполне вероятно, что здесь уже начинаются его владения. Интересно, подумала Линн, а какой он, ее сводный брат? Такой же строгий и правильный, как его виноградники? Она ничего не знала о второй семье отца, кроме того, что ее сводный брат старше ее, а сестра-младше, а мачеха наполовину англичанка. Кстати, это явилось для Линн сюрпризом. Она попыталась представить, что это может быть за женщина, первый муж которой был испанским графом, а второй-ирландским художником без гроша в кармане? Что если отец женился из-за денег?

Линн невольно поморщилась и тряхнула головой, отгоняя непрошеную мысль. Она с самого начала решила не делать никаких предвзятых выводов. Во-первых, это просто глупо. Во-вторых, как можно судить о людях, которых ты даже не знаешь? А она действительно ничего не знала ни о своей новой семье, ни о том, как отец жил в Испании и чем занимался, за исключением того, что продолжал писать картины.

В Мадриде она встретилась с адвокатами, и они передали ей, что сводный брат хочет, чтобы она посетила его имение. И хотя Линн показалось, что приглашение было несколько высокомерным и больше походило на приказ, она все же решила поехать. В конце концов, если ее встретят холодно и неприветливо, ничто не мешает ей развернуться, сесть в машину и уехать домой.

Никогда в жизни Линн не испытывала настолько противоречивых чувств. Радостное предвкушение и безотчетный страх переплелись столь тесно, что она уже не могла различить, где заканчивается одно и начинается другое. Для нее это было новое ощущение. Обычно Линн не нервничала ни при каких обстоятельствах, но, похоже, на сей раз самообладание, которым она так гордилась, ее подвело…

С вершины очередного холма открылся вид на поместье, и у нее перехватило дыхание от восторга. Зрелище действительно было потрясающее.

Поместье располагалось в .тенистом распадке между холмами-группа зданий с белеными известью стенами и крышами, крытыми терракотовой черепицей. Постройки были явно старинными и выглядели поразительно живописно. Как на картинке из красивой книжки сказок. Линн даже поймала себя на том, что моргнула, желая убедиться, что ей это не чудится.

Аккуратные ровные ряды виноградников доходили до низкой стены, огораживающей дом и роскошный сад. Линн могла бы поклясться, что различает шум воды в фонтанах, хотя с такого расстояния она, конечно же, не могла его слышать. Ей сразу представились внутренние дворики, выложенные каменными плитами, — неизменная принадлежность зданий, выстроенных в псевдомавританском стиле. И даже показалось, что она чувствует насыщенный терпкий вкус ароматного кофе и медовый привкус маленьких кексов, любимого сладкого кушанья здесь, на юге.

У Линн возникло ощущение, что она видит все это не в первый раз: настолько знакомыми и родными казались ей здешние места. Она съехала на обочину, заглушила двигатель и достала из сумочки косметичку. Ей не хотелось появляться перед новыми родственниками растрепанной и с расплывшимся от жары макияжем.

Ничего удивительного не было в том, что ее сердце забилось чаще, когда она снова выехала на дорогу. Просто Линн не привыкла нервничать, и странная внутренняя дрожь выбивала ее из колеи. Она сама поразилась тому, с какой силой вцепилась в руль… Белая стена вокруг имения оказалась гораздо выше, чем представлялось с вершины холма. Створки деревянных ворот под широкой каменной аркой были гостеприимно распахнуты. И первое, что услышала девушка, въехав на территорию поместья, был шум фонтанов. Значит, она не ошиблась!

Оказалось, что и дом намного больше, чем это можно было предположить, глядя на него издалека. Громадное двухэтажное здание производило странное впечатление. Как будто его строили не по единому архитектурному замыслу, а постепенно достраивали, причем беспорядочно.

Где-то залаяла собака. Но, кроме лая, ничто больше не нарушало тишину жаркого летнего дня. Линн сообразила, что приехала как раз во время сиесты. Она заглушила мотор. Как только отключился кондиционер, в машине мгновенно стало нечем дышать. Линн неуклюже выбралась из «остина» и пошла по дорожке к входу в дом. Но тут ее внимание привлек громкий топот лошадиных копыт.

Она обернулась. Теперь солнце светило ей прямо в глаза, так что лошадь и всадник представились ей лишь темным силуэтом на фоне слепящего света. Она смогла лишь разглядеть, что мужчина высок и черноволос, а лошадь под стать всаднику-огромная и черная. Затем Линн зажмурилась и отвернулась.

Она поспешно достала из сумки солнцезащитные очки. А когда опять повернулась, всадник был уже рядом.

— Мисс Вэйн, как я понимаю.

Его английский был безупречен, но в голосе слышались едкие нотки презрения.

Линн была не из тех людей, которые безропотно сносят грубость или позволяют себя унижать. Она гордо вскинула голову и проговорила с прохладцей, но в то же время подчеркнуто вежливо:

— Да, я мисс Вэйн. А вы, сеньор?..

— Ваш сводный брат Хуан Мануэль де Киньонес. Но вы зовите меня просто Хуан,

Он легко спрыгнул с седла, и словно по волшебству на дорожке возник кряжистый кривоногий старик, который едва ли не бегом бросился к хозяину, принял у него поводья и повел лошадь за собой.

Хуан что-то сказал конюху по-испански, и Линн отметила про себя, что на этот раз его голос звучал значительно мягче, чем тогда, когда он обратился к ней. Но испанский язык вообще мягче английского… Старый конюх расплылся в широкой улыбке и быстро закивал головой:

— Si, Vuestra Excelencia… si…

Линн невольно замерла в потрясении. Она знала, конечно, что ее сводный брат носит графский титул, но никак не ожидала, что он будет столь откровенно кичиться своим благородным происхождением. От этого «Vuestra Excelencia» веяло каким-то дремучим средневековьем.

Теперь, когда Линн как следует рассмотрела своего сводного брата, она увидела, какое у него холодное, надменное лицо. И неожиданно ощутила себя так, будто преступила какую-то невидимую черту и вторглась непрошеной на чужую территорию. Но даже если и так, она не позволит, чтобы с ней обращались как с человеком второго сорта. Если ее разлюбезный братец собирается при всяком удобном случае тыкать ей в нос то, что она ему не ровня, если собирается выказывать ей высокомерное презрение лишь потому, что он, видите ли, сиятельный граф, то его ждет большой сюрприз. Очень скоро он узнает, что Линн не из тех, кого легко запугать.

— На улице жарко, Хуан,-проговорила она.-И дорога у меня была неблизкая…

— Это верно… Однако вы выглядите на удивление свеженькой.-Тяжелый взгляд серых глаз Хуана на мгновение задержался на ев стройной и ладной фигурке, облаченной в простые голубые джинсы и белую открытую майку.-Как приятно, что вы все-таки нашли время заехать к нам. И вы абсолютно правы, указав мне на то, что я столь неучтиво держу вас на жаре. Позвольте мне проводить вас в дом.

И вновь его голос был буквально пропитан едким сарказмом. Когда Хуан, плотно сжав губы, шагнул к Линн, она едва удержалась, чтобы не отшатнуться. У него был вид человека, который из последних сил сдерживает себя, чтобы не сорваться и не дать волю… Чему? Он был с ней подчеркнуто вежлив, но за прохладной учтивостью скрывалась неприязнь.

Теперь, когда Хуан сдвинулся с места, луч солнца упал ему на лицо под другим углом. Резкие тени подчеркнули высокие скулы и суровые точеные черты лица-несомненное наследие мавров-завоевателей Андалусии. Загорелая кожа отливала золотистой бронзой. По сравнению с ним Линн казалась себе просто бесцветной. Но самое главное-еще и пугающе маленькой, беспомощной и хрупкой. Она не ожидала, что ее сводный брат окажется таким высоким, что у него будут такие широкие плечи и рельефные мышцы. Однако его движения были исполнены странной для столь мощной фигуры гибкой и вкрадчивой грации, очень приятной для глаза.

Хуан направился к дому, но Линн замешкалась, невольно заглядевшись на своего неприветливого, но поразительно привлекательного родственника.

— Я думал, вы хотите войти в помещение.-Он обернулся, глядя на девушку с вежливым безразличием. Однако его кривая усмешка выражала уже неприкрытое презрение. Потрясение было настолько сильным, что Линн даже не успела смутиться оттого, что ее застали врасплох, когда она откровенно таращилась на него. Почему Хуан смотрит на нее с такой неприязнью? Ведь она не сделала ему ничего плохого.

С его безразличием она бы еще смирилась. Скорее, Линн удивило бы, если бы ее встретили с распростертыми объятиями. В конце концов, они только-только познакомились, а с чужими людьми Линн и сама вела себя сдержанно и даже настороженно. Но столь откровенное презрение! Честно говоря, она не привыкла к подобному отношению. Большинство знакомых искренне ее уважали и даже немного побаивались.

Среди коллег-мужчин были и такие, которые презирали женщин вообще и носились с идеей превосходства мужского пола. Но решительный характер Линн и ее, быть может, излишне резкие манеры очень скоро заставили их понять, что проявление женоненавистничества не производит на нее ни малейшего впечатления. Однако Хуан вовсе не был женоненавистником. Его презрение было адресовано лично ей, Линн Вэйн. Но почему?

Почему?

Она прошла следом за ним в прохладную прихожую. Ставни были закрыты, чтобы жаркие солнечные лучи не проникали в дом, поэтому внутри было сумрачно. Линн на мгновение ослепла, пошатнулась и инстинктивно схватилась за руку Хуана.

Сквозь рукав его тонкой рубашки она почувствовала, какие твердые у него мышцы и какая теплая кожа. Он весь напрягся от ее прикосновения, а пальцы Линн как будто приобрели неожиданную чувствительность, и она ощутила его брезгливое презрение. Однако, как человек вежливый и галантный, он помог ей восстановить равновесие.

Может, ему не понравилось, как она одета? — подумала Линн. Может быть… Впрочем, какая разница, почему она ему не понравилась? Она приехала сюда с определенной целью: побольше узнать про отца, о существовании которого все эти годы даже не подозревала. Его наследство, что бы он там ни оставил, Линн мало интересовало. Конечно, у нее нет доходов, которые могли бы показаться хоть сколько-нибудь значительными ее сводному братцу, но она вполне в состоянии себя обеспечить.

Линн гордилась своей финансовой независимостью. А то, что папа ей что-то завещал, прежде всего свидетельствует о его любви и заботе о ней.

Когда глаза Линн привыкли к полумраку, Хуан повел ее из прихожей в глубь дома, по пути объясняя, что первоначально все помещения располагались вокруг открытого внутреннего двора и что окна большинства комнат выходят на этот маленький островок прохлады.

— Но с течением лет дом обрастал пристройками, и образовалось еще несколько внутренних двориков. У нас здесь такой обычай: несколько поколений живут в одном доме. Этот дом достался мне от отца. Но мама с сестрой живут здесь со мной.

— А мой отец…

Хуан ответил лишь после секундной заминки:

— Он тоже здесь жил… иногда. Но ему больше нравилась собственная вилла на берегу.

Линн нахмурилась. Холодная сдержанность Хуана не нравилась ей все больше и больше.

— А та вилла…

— Понимаю, вам не терпится разузнать о финансовом положении вашего отца, мисс Вэйн,-резко оборвал ее Хуан. Обратившись к ней столь официально, он ясно дал понять, что, хотя и разрешил называть его по имени, он все-таки предпочитает держаться с ней на расстоянии.-Но эти вопросы лучше всего обсудить с его адвокатом. Я уже договорился. Завтра утром он приедет сюда… А теперь прошу прощения, я вынужден вас оставить. Горничная покажет вам вашу комнату и принесет что-нибудь прохладительное. Мы обычно ужинаем в восемь вечера. Впрочем, Химена вам все расскажет.-И он развернулся, чтобы уйти.

Линн едва не задохнулась от ярости, но в то же время вдруг поняла, что ей очень не хочется оставаться одной в незнакомом доме, пусть даже презрительная холодность «радушного» хозяина вовсе не располагала к приятному общению.

— А ваши мама и сестра…

— Уехали в город за покупками, но к ужину вернутся.

Увидев безотчетную тревогу на лице Линн, Хуан жестко усмехнулся.

— Вам что-то не нравится? Вы же наверняка не рассчитывали, что вас здесь встретят с восторгом? Должен признаться, я восхищен вашим… мужеством, мисс Вэйн. Не каждая дочь решится явиться в дом покойного отца, которого знать не знала, в столь откровенной погоне за выгодой. Когда я думаю о том, как он тосковал… как он пытался вас разыскать…

Хуан тяжело сглотнул, и Линн буквально физически ощутила его напряжение. Казалось, он из последних сил сдерживает ярость, бурлящую у него внутри.

Ее словно обухом по голове ударили. Неужели он думает, что она приехала сюда ради наследства?!

— В этом доме вы нежеланная гостья, — продолжал Хуан,-и я не буду даже притворяться, что рад вас здесь видеть. Из любви и уважения к вашему отцу я прослежу за тем, чтобы его последняя воля была исполнена. Моя мама не нашла в себе сил встретить вас, потому что все еще очень страдает из-за своей потери. Ваш отец был для нее самым близким и дорогим человеком на свете… Почему вы не приехали раньше, пока он был жив?

Наверное, впервые в жизни Линн не нашлась, что сказать. Пока она лихорадочно подбирала слова, Хуан резко развернулся и вышел из комнаты.

Оставшись одна, Линн невольно поежилась. Теперь она знала, за что он ее презирает. Хуан думает… Девушка сделала глубокий вдох, пытаясь успокоиться. Может, стоит позвать его и сказать ему правду. Но это потребовало бы слишком большого душевного напряжения. А Линн чувствовала себя совершенно разбитой и физически и морально. Ее словно облили грязью с головы до ног, и грязь эта просочилась внутрь, в самое сердце. Сейчас она, наверное, полжизни отдала бы за то, чтобы уехать из поместья и никогда больше сюда не возвращаться. Но в память об отце следовало остаться. Однако и Хуана можно было понять. Ее появление здесь сразу же после смерти Эймона наводило на вполне определенные мысли. И не только Хуана, но и всю его семью. Однако в любом случае они должны были сначала познакомиться с ней, поговорить, а не осуждать предвзято.

Упрямство и гордость, которые Линн унаследовала от бабушки, побуждали ее отказаться от наследства и немедленно уехать. Но она проделала слишком длинный путь и столько всего пережила, что сейчас было бы неразумно вот так просто повернуть обратно. Хуан и его семья могут думать о ней что угодно, но она твердо намеревалась высказать им ясно и определенно, что единственная ее корысть-побольше узнать про человека, который был ее отцом…

В комнату вошла молодая девушка так тихо, что, когда она обратилась к Линн, та едва не подпрыгнула от неожиданности.

— Я Химена.-По-английски девушка говорила с очаровательным акцентом.-Я вам покажу вашу комнату… Да?

— Да, будьте любезны.

Линн не вышла к ужину. Но не нарочно. Просто так получилось. Она решила немного прилечь с дороги и проснулась только в одиннадцатом часу вечера. Со сна она не сразу сообразила, где находится. А когда вспомнила, у нее внутри все оборвалось.

Линн охватило уныние, если не сказать отчаяние. Она приехала в Испанию, полная самых радужных ожиданий. Но теперь поняла, насколько нелепыми и смешными были ее мечты обрести семью, настоящую семью, по которой она тосковала всю жизнь: с братьями и сестрами, родными и двоюродными, с тетушками и дядюшками. Такую семью, о которой она постоянно слышала от коллег по работе. Такую семью, которая, как решила Линн после смерти бабушки, была ей не нужна.

Как известно, надежда умирает последней. Но сегодня надежды Линн все-таки умерли.

Осталась только гнетущая пустота. Она нежеланная гостья в поместье. Ей здесь не рады. Гордость требовала объясниться с Хуаном. Она не могла уехать отсюда, зная, что сводный брат составил о ней совершенно превратное мнение. Но та же гордость требовала держать его на расстоянии, пусть даже Хуан поймет свою ошибку, извинится перед Линн и попытается восстановить их отношения.

Он был совсем не таким, каким Линн представляла себе брата. Совсем не таким, каким она хотела бы видеть своего брата. И потом, его было просто немыслимо представить в роли ее брата. Линн невольно Поежилась, вспомнив презрение, с которым Хуан смотрел на нее…

Сквозь распахнутое окно в комнату доносилось стрекотание цикад. Теплый ветерок шевелил легкие занавески.

Девушка была слишком возбуждена, чтобы снова заснуть. И еще ей хотелось пить. Она оглядела комнату. Ее чемоданы лежали на длинном низком комоде. Кто-то распаковал их, пока Линн спала. Она встала с постели, открыла шкаф и достала свое любимое хлопчатобумажное платье.

Она без труда нашла лестницу. Но, спустившись на первый этаж, нерешительно остановилась. Где же здесь может быть кухня?

Легкий скрип открывшейся двери застал Линн врасплох. Она резко обернулась на звук, и ее лицо мгновенно сделалось замкнутым и холодным: в холл вошел не кто иной, как Хуан собственной персоной.

— Итак, вы все же решили почтить нас своим присутствием. Жалко только, что вы не соблаговолили с нами отужинать.

Тон, которым он произнес эти слова, был откровенно оскорбительным, что сразу заставило Линн забыть обо всех благих намерениях. А ведь она вроде бы твердо решила не поддаваться на провокации и не портить еще больше их и без того не самые теплые отношения.

— А почему я должна с вами ужинать? — язвительно проговорила она. — Вы, как оказалось, лучше меня знаете, зачем я сюда приехала, и ясно дали мне понять, что нам вовсе не обязательно поддерживать пусть даже видимость нормальных человеческих отношений. — От Линн не укрылось, что ее резкая отповедь задела Хуана за живое. Кровь прилила к его лицу, а в серо-стальных глазах зажегся недобрый огонь. Похоже, дерзкие слова уязвили его болезненное самолюбие.

Окрыленная успехом, она продолжила медоточивым голоском:

— Сразу видно, что вы, Хуан, человек большого ума. Вы так проницательно и так верно оцениваете мотивы поступков других людей, даже не будучи с ними знакомы и вообще ничего про них не зная!

На этот раз на его лице не дрогнул ни единый мускул, и только голос прозвучал немного натянуто:

— Боюсь, вы мне льстите. Что касается вас, тут большого ума не надо. Факты говорят сами за себя. Взрослая дочь знать не знает отца, но зато появляется словно по волшебству, когда становится известно, что покойный отец что-то оставил ей по завещанию. Причем упомянутая особа вряд ли вообще бы посетила этот дом, если бы ее настойчиво не пригласили приехать. Почему, интересно, вы не попытались разыскать своего отца? Я еще могу понять, что, когда вы жили у бабушки, у вас просто не было возможности сделать что-то вопреки ее воле. Но после того как ее не стало, а мне известно, что тогда вам исполнилось уже четырнадцать, что помешало вам его разыскать? Неужели даже не было любопытно узнать, что за человек ваш отец? Неужели вам не хотелось с ним встретиться?

Линн казалось, что она задыхается: так сильно билось у нее сердце. Ей стало ясно, что Хуан не знает всей правды. Но та гордость, которая с детства помогала Линн выносить все обиды и горести, теперь не давала ей унизиться до оправданий.

И вместо того чтобы объяснить свое поведение, она с вызовом бросила:

— А мне должно было хотеться?

Брезгливое презрение у него в глазах всколыхнуло в душе Линн такую жгучую ярость, что она мгновенно забыла об осторожности. Когда она снова заговорила, ее голос дрожал от переполнявших ее горьких чувств:

— И вообще, по какому праву вы меня осуждаете? Вы же совсем ничего не знаете ни обо мне, ни о причинах, побудивших меня сюда приехать. И тем не менее считаете себя вправе обвинять меня.

Глаза Линн потемнели от гнева, бурная вспышка эмоций лишила ее последних сил.

Причем она прекрасно понимала, что мериться силами с Хуаном — занятие неблагодарное и бесполезное. Но не собиралась безропотно сносить оскорбления.

— Я не намерена здесь оставаться! — Линн повысила голос, едва не срываясь на крик.-Я уезжаю. Сию же минуту!

Она развернулась и направилась вверх по лестнице. Она так и не добралась до кухни, но ей было уже все равно. Хотелось лишь одного: как можно скорее уехать отсюда. Впрочем, ушла она недалеко. Хуан схватил ее за плечо и развернул лицом к себе.

— А ну-ка стойте!-процедил он сквозь зубы и встряхнул Линн так сильно, что та едва не прикусила язык.

Девушка подняла на него глаза, полные жгучей ненависти… и вдруг испуганно замерла, потому что одна из дверей резко распахнулась и в холл вошла женщина.

— Хуан, дорогой, что происходит!

Она говорила по-английски, но даже если бы не произнесла ни слова, Линн все равно поняла бы, что светловолосая женщина с голубыми глазами не может быть испанкой. Вторая жена ее папы… ее мачеха. На изысканно тонком лице лежал отпечаток неизбывной печали. Да, подумалось Линн, эта женщина любила ее отца. Мать Хуана встревожено посмотрела на сына, потом на девушку. Взгляды их на мгновение встретились, и Линн показалось, что ее сердце превратилось в кусок льда, составленного из щемящей боли.

— Мисс Вэйн изъявила желание нас покинуть, — сухо проговорил Хуан. — А я как раз собирался ей разъяснить, что этого делать не стоит. Во-первых, поблизости нет ни одного отеля. А во-вторых, завтра утром сюда приезжает адвокат — специально для того, чтобы обсудить с ней завещание ее отца.

Женщина, которая до этого старательно отводила взгляд, все же посмотрела на Линн.

— Значит, вы дочь Эймона. Ваш отец…— Глаза у нее заблестели от слез, и она отвернулась. Хуан отпустил плечо Линн и поспешно шагнул к матери. Его предупредительность и искреннее беспокойство разительно отличались от той презрительной холодности, с которой он обращался с Линн. Девушке стало нестерпимо обидно.

Как хотелось сказать, что они несправедливы к ней! Что она не виновата в том, что им с папой пришлось расстаться. Что она тоже страдала… Но Линн поняла, что никогда этого не скажет. Потому что не могла допустить, чтобы Хуан увидел, насколько она уязвима. Для него ее боль будет лишь поводом позлорадствовать. Может быть, внешне он и проявит вежливое сочувствие, но в глубине души будет только рад.

Снова открылась дверь, и в холле появилась молоденькая девушка. Сестра Хуана. Сводная сестра Линн. В ней испанская кровь проявилась не так очевидно, как в брате, но ее волосы тоже были иссиня-черными, а кожа— золотисто-бронзовой.

Хуан что-то сказал ей по-испански. Девушка покосилась на Линн, а потом нежно взяла маму под руку и увела из холла.

— Не советую вам уезжать сегодня, — холодно произнес Хуан, когда его мать и сестра скрылись за дверью.-Разумеется, если вы будете настаивать, я вас не стану удерживать. Но, как я уже говорил, завтра утром приедет адвокат. Наверняка он захочет обсудить с вами кое-какие вопросы.

— Хорошо, Vuestra Excelencia,-отозвалась Линн с неприкрытым сарказмом, — я останусь до завтра и побеседую с адвокатом. Но я хочу, чтобы вы знали: пользоваться вашим гостеприимством мне неприятно ровно настолько, насколько вам неприятно меня принимать в этом доме.

И прежде чем Хуан успел ответить, резко развернулась и направилась вверх по лестнице. Ей ужасно хотелось пить, но она решила, что лучше умрет, чем попросит у него хотя бы стакан воды. Господи, как же она его ненавидит! Уже у себя в спальне Линн обнаружила, что с такой силой сжимала руки в кулаки, что на ладонях остались отметины от ногтей. Она уже легла в постель, когда в дверь постучали. Линн напряглась. Меньше всего она ожидала увидеть своего сводного брата. И уж тем более-с чаем и сандвичами на подносе. Не веря своим глазам, она наблюдала за тем, как Хуан прошел через комнату и поставил поднос на столик у кровати. Как бы почувствовав ее изумление, он насмешливо проговорил.

— Может быть, мы вам и не рады, но мы не имеем привычки морить гостей голодом. — При одной только мысли о чае, у Линн во рту собралась слюна.

— Спасибо.

Она была слишком потрясена, чтобы выдавить из себя что-то еще. Ее поразило, что после тех горьких слов, которыми они обменялись в холле, Хуан позаботился о том, чтобы принести ей чай и сандвичи. Хотя, возможно, люди с южным взрывным темпераментом не придают слишком большого значения яростным перепалкам. Вот только Хуан не произвел на нее впечатление темпераментного человека. Скорее, наоборот, он казался сдержанным и холодным.

— Мама просит простить ее, что она не смогла принять вас как должно. Но, как вы, наверное, уже поняли, она все еще не оправилась от удара, которым явилась для нее смерть вашего папы.

— Не в пример мне, вы хотите сказать?

Хуан склонился над Линн, опершись руками о край кровати. Его глаза снова зажглись неприязнью.

— Вы сами это сказали, не я. Но раз уж вы заговорили об этом, замечу, что вы не производите впечатление человека, убитого горем. И меня это несколько… беспокоит. — Линн могла бы ему рассказать, сколько слез пролила за все эти годы, горюя об отце, которого считала погибшим. Как переживала, узнав наконец всю правду. Она могла бы сказать ему, что у нее не было никого, с кем можно было бы поделиться своим горем. Она могла бы сказать… Но сказала совсем другое:

— Меня удивляет, что вас вообще что-то может беспокоить. И уж тем более переживания столь незначительной, невыразительной и недостойный особы, как я.

— Незначительной и недостойной, допустим, но уж никак не невыразительной.

Линн испуганно затаила дыхание. На что он намекает? Неужели на то, что она привлекает его как женщина… Нет, этого просто не может быть. Но тут поймала себя на том, что в голову лезут странные и тревожные мысли. Например, было бы интересно узнать, как это будет, если он стиснет ее в объятиях и его по-мужски жесткие губы прикоснутся к ее губам. Что за бред!.. И больше всего Линн насторожило то, что эти мысли вообще у нее появились. Она безотчетно подалась назад, вжавшись спиной в подушку.

Хуан медленно поднял руку и провел пальцами по ее щеке. Подушечки пальцев у него были твердыми, и девушке показалось, что он ее слегка поцарапал. Линн в ужасе отшатнулась, а его глаза зажглись холодным огнем.

— Тебе неприятно, да?-усмехнулся он, неожиданно переходя на «ты».-Но такова человеческая природа. Что бы мы ни говорили о себе, в каждом из нас есть нечто дикое, первобытное. Возьмем меня, например. Как приемный сын твоего отца, я тебя презираю, потому что знаю, какая ты дочь. Но как мужчине, мне интересно, что станет с той яростью, что кипит у тебя внутри, если мы вдруг окажемся в одной постели. Ты, должно быть, в любви горячая. Вожделение-это такая штука, которая всех уравнивает… Но тебе незачем беспокоиться. Ради нашего обоюдного спокойствия я прослежу, чтобы ни ты, ни я не поддались столь недостойным желаниям.

Вряд ли она его привлекает, скорее всего, он просто хочет еще больше ее унизить.

Линн молча наблюдала за тем, как Хуан идет к двери. Наверное, ей надо было высказать ему все, что она о нем думает. И прежде всего заверить, что она не испытывает никаких «недостойных желаний». Что у него просто слишком богатое воображение и непомерное самолюбие. Но неожиданно для себя самой промолчала.

В ту ночь Линн плохо спала и встала наутро совершенно разбитая.

— Ничего удивительного,-сказала она, разглядывая себя в зеркало и размышляя, что ей одеть на встречу с адвокатом.

Линн работала в крупной компании и знала что если тебя провожают по уму, то встречают все-таки по одежке. Важно с самого начала произвести на собеседника благоприятное впечатление. Дома таких проблем не возникло бы. У Линн было несколько строгих, но элегантных костюмов, любой из которых подошел бы к данному случаю. Но, собираясь сюда, она не взяла с собой ни одного из них.

Теперь, познакомившись с надменным сводным братом, Линн осознала свою ошибку. Если бы при первой их встрече она была одета, скажем, в серый костюм в тонкую белую полоску с длинным приталенным пиджаком, а не в затертые джинсы и майку, вряд ли Хуан осмелился бы говорить с ней в столь оскорбительном тоне. И уж тем более заявлять, что ему было бы интересно оказаться с ней в одной постели.

Сегодня утром она чувствовала себя гораздо спокойнее. К ней возвратилась былая уверенность. Честно говоря, ей самой с трудом верилось, что вчера она так разволновалась. Наверное, просто устала с дороги. Теперь, задним числом, Линн понимала, что во второй семье отца ее должны были принять именно так, как приняли. В конце концов, кто она им? Чужой человек. А вчерашнее заявление Хуана о том, что Линн привела сюда только жадность, давало все основания предполагать, что сам он не столь бескорыстен, как хочет казаться.

Если отец оставил ей какое-то наследство, значит, тем самым он обделил кого-то из членов своей второй семьи. Логично? Логично. Хотя при всем очевидном богатстве Хуана и его семьи с чего бы им возмущаться, что папа упомянул в завещании и дочь? Впрочем, богатые люди печально известны своей мелочной скаредностью. А что касается слов Хуана, что он хочет ее как женщину… Вне всяких сомнений, он просто решил выбить ее из колеи. Показать ей, кто в доме хозяин. Такой привлекательный и сексуальный мужчина, как Хуан, просто не может не знать, что женщины млеют от одного его вида. Неужели думает, что она настолько тупа, что не видит, с каким презрением он к ней относится? Да и потом, если бы Хуан хотел ее по-настоящему, то никогда бы в этом не признался. Хотя бы только из гордости.

В дверь постучали. Линн так и подскочила на месте. Но это была всего-навсего горничная, которая пришла забрать поднос с посудой, оставшейся после завтрака.

— Хозяин просил передать, что сеньор Фолгейра прибудет здесь через полчаса.

Балкон спальни выходил на тенистый внутренний дворик. Линн могла бы поесть на этом уютном балконе, но предпочла остаться в комнате. Утром, когда она выглянула во дворик, там стоял стол, накрытый к завтраку. И Линн рассудила, что лучше ей не сидеть на виду у Хуана и его семьи, которые не пригласили ее позавтракать вместе с ними. Девушка взглянула на часы. До прибытия адвоката оставалось еще десять минут. Она решила, что не выйдет из комнаты, пока сеньор Фолгейра не появится в поместье, а побеседовав с ним, сразу же уедет. Она уже собрала вещи, которые горничная накануне так любезно развесила в шкафу.

Линн в последний раз взглянула на себя в зеркало и осталась довольна. Все-таки умелый макияж-великая вещь, своего рода маска за которой можно скрыть свои истинные чувства и переживания. Да и приталенный льняной пиджак с зеленоватого цвета узкой юбкой тоже пришлись кстати.

В дверь снова постучали.

— Сеньор адвокат приехал,-застенчиво проговорила Химена, и ее глаза широко распахнулись от изумления, когда она увидела на кровати собранные чемоданы.

— Сегодня я уезжаю, Химена,-натянуто проговорила Линн.-Спасибо вам за заботу.

Она решила, что девушка может обидеться, если предложить ей чаевые, поэтому собралась оставить на туалетном столике духи, которые купила себе по дороге, но, к счастью, не успела открыть коробку.

— Если вы мне покажете, куда идти…

— Сеньор Фолгейра ждет в кабинете графа,-поспешно проговорила Химена.-Я вас провожу.

Горничная повела Линн по каким-то запутанным коридорам и лестницам, одна из которых привела их в уютный холл с тремя дверьми. Химена постучала в среднюю и отошла в сторону, сделав знак Линн, что та может войти.

С первого взгляда комната производила гнетущее впечатление. Резная, массивная мебель и тяжелые портьеры подавляли откровенной роскошью. В кабинете её ожидали Хуан и еще один мужчина. Видимо, адвокат.

Линн вовсе не удивило отсутствие матери Хуана и его сестры. У нее только мелькнула циничная мысль: а что, интересно, сказал бы папа, если бы узнал, как безжалостно здесь отнеслись к его дочери от первого брака, буквально швырнув на растерзание волку-или, вернее, пантере, потому что именно с этим изящным хищником ассоциировался у Линн ее чванливый сводный брат.

— А, Линн. Позвольте представить вам сеньора Фолгейру. Он разъяснит все вопросы относительно завещания вашего отца, то есть тех пунктов, которые непосредственно касаются вашего наследства. А я вас оставлю.-Хуан что-то сказал адвокату по-испански.

Тот угрюмо кивнул и с видимым неудовольствием склонился к ее руке,

Линн охватила злость. Мало того что ее высокомерный братец составил о ней совершенно превратное мнение, так еще и сеньор Фолгейра явно выказывает ей свое пренебрежение. Хуан волен думать о ней что угодно, но она не позволит, чтобы ее осуждал еще и адвокат.

Как только за Хуаном закрылась дверь, Линн разразилась бурной горячечной речью, но сеньор Фолгейра мягко прервал ее еще до того, как она успела закончить первую фразу:

— Пожалуйста, давайте сядем. Так нам будет удобнее беседовать.

Девушка неохотно опустилась в кресло. Как только адвокат сел, она перегнулась через стол и с жаром проговорила:

— Прежде чем вы мне объявите о наследстве, я хочу заявить, что намерена отказаться от всего, что отец мне оставил.

Вся боль, вся обида, которые Линн испытала за то короткое время, что провела в поместье, встали тугим комком в горле. голос сорвался, и ей пришлось замолчать, чтобы смахнуть непрошеные слезы и взять себя в руки.

— Мне уже дали понять, что… что я не общалась с отцом, потому что не хотела. Потому что он был мне не нужен. Но это не так.

Очень подробно и обстоятельно она рассказала сеньору Фолгейре о трагических обстоятельствах, которые привели к тому, что Линн не знала отца. Объяснила, что всю жизнь пребывала в полной уверенности, что того нет в живых.

Пару раз адвокат делал робкие попытки прервать ее речь. Линн видела, что он потрясен и тронут ее рассказом. В его взгляде читалось искреннее сочувствие.

— Пожалуйста,-сдавленно проговорила Линн в заключение, — только не надо меня жалеть. Мне достаточно того, что папа помнил обо мне, что он любил меня. Разве можно желать большего? Все остальное уже не имеет значения.-Она закусила губу и добавила, помолчав: — Не могу вам передать, как я жалею о том, что не знала всей правды, пока папа был жив. Но человек, которого он встретил здесь, в Испании и который рассказал ему обо мне, к тому времени уже уехал из нашего города. Он не знал, что бабушка умерла, а меня поселили в семье опекунов. К тому же бабушка при оформлении моего свидетельства о рождении записала меня на свою фамилию. То объявление в газете попалось мне на глаза по чистой случайности.

— Да, все это очень печально,-глухо проговорил адвокат, покачав головой.-Ваш отец… Скажу только, что если бы он вас знал, то любил бы еще больше… Если такое вообще возможно. Последние несколько лет он был просто одержим идеей вас разыскать. Но на все воля Божья: Господь распорядился иначе.

Линн искренне пожалела о том, что не может найти утешения в простой вере сеньора Фолгейры. Тогда ей было бы легче справляться с печалью и болью. Но к сожалению, Линн не верила в Бога. И свою боль она должна была превозмогать сама. Без чьей-либо помощи и участия.

Она взглянула на часы.

— Боюсь, я отняла у вас много времени. Мне нужно…

Она привстала, но адвокат протянул руку и мягко усадил ее обратно в кресло.

— Пожалуйста, подождите и выслушайте меня. Я понимаю вас и уважаю ваш душевный порыв. Но знаете, не стоит отказываться от наследства, основывая свое решение исключительно на эмоциях.-Сеньор Фолгейра посмотрел Линн прямо в глаза.-Я уже многие годы веду все юридические дела этой семьи. Они давние мои клиенты. Вместе с ними я был свидетелем того, с каким отчаянным упорством ваш отец пытался вас разыскать. Есть одна мудрая поговорка: знать — значит понимать. Поэтому я попрошу вас, проявите немного терпения и позвольте мне познакомить вас вкратце с историей семьи де Киньонес.

Делать было нечего. Линн подчинилась, боясь проявить неуважение по отношению к сеньору Фолгейре.

Ей хотелось сказать адвокату, что она не винит Хуана за превратное мнение о ней. Но тогда пришлось бы объяснять, почему она хочет немедленно уехать отсюда. Сводный брат возбуждал в ней чувства отнюдь не сестринские. Никогда в жизни Линн не испытывала такого неодолимого влечения к мужчине. Это-то и пугало ее, побуждая к бегству.

Погруженная в свои мысли, она не сразу заметила, что адвокат уже начал рассказ, который, судя по всему, обещал быть долгим.

Линн сосредоточилась и стала слушать.

— Прежде всего вы должны знать, что, когда графиня встретила вашего отца, она переживала сильнейший стресс. Ее первый муж, отец Хуана и Мерседес, погиб. Разбился, играя в поло. У них был самый обыкновенный, что называется, династический брак. Когда она выходила за Гйльермо, тот был относительно состоятельным молодым человеком. Но после смерти отца, который, замечу, был весьма строгих правил, молодой граф пустился во всяческие сомнительные махинации и к тому времени, когда родилась дочь, был на грани банкротства. Гильермо надо было бы родиться в конце прошлого века. Для современного человека он слишком уж увлекался дорогими забавами.-Адвокат неодобрительно поджал губы, как будто припомнив давние споры с покойным мужем графини.-Я пытался его предостеречь, но разве он меня слушал?! Разумеется, жена ничего не знала о его аферах. Так что, когда после гибели мужа открылась вся правда, графиня пережила ужасное потрясение. Чтобы спасти положение, она решила продать дом в Мадриде и это поместье и поселиться с детьми на вилле, которая принадлежала ее семье. Кстати, это неподалеку отсюда, на побережье. Особняк в столице продали почти сразу, но поместье с его заброшенными виноградниками никому не приглянулось.

Покойный граф относился к земле с непозволительным пренебрежением.

Линн заметила, что адвокат произнес это с явным неодобрением, но только пожала плечами, все еще не понимая, зачем ей все это нужно знать.

— Итак, графиня с детьми переселилась на виллу у моря. И там она встретила вашего отца. Наверняка вы знаете, что он был художником. Как раз в то время его работы стали пользоваться популярностью… Честно говоря, это я представил его графине. Ваш отец тоже был моим клиентом. Кстати замечу, что он весьма мудро распоряжался своими деньгами и делал более чем дальновидные вложения. Кое-кто мог бы сказать, что ему просто везло. Но чтобы составить и приумножить состояние на инвестициях и биржевой игре, одного везения недостаточно.

Иными словами, когда я представил вашего отца графине, он был уже довольно состоятельным человеком. Однако не забросил живопись, свою, если так можно сказать, первую любовь. Он попросил у графини разрешения написать виллу. Насколько я понимаю, с этого и началась их любовь.

Именно ваш отец отговорил графиню продавать поместье. И всячески поддерживал интерес Хуана к земле и виноградникам. Более того, он вложил деньги в поместье, благодаря чему оно опять начало процветать. Вскоре ваш отец и графиня поженились. И он купил у нее виллу, которая теперь по завещанию перешла к вам. Плюс к тому ваш отец назначил вам небольшое годовое содержание из доходов поместья. Вы ни в коем случае не должны считать, что, принимая наследство, обкрадываете графиню или ее детей. Ваш отец и им оставил приличные деньги…

— И тем не менее моего сводного брата возмущает, что отец не забыл меня в завещании.-Линн произнесла это шепотом, но адвокат услышал ее.

— Уверен, возмущение графа обусловлено тем, что ему неизвестно истинное положение вещей. Он искренне убежден, что вы намеренно не общались с отцом. Откуда нам было знать, что вы даже не подозревали о его существовании. Мы все судили о вас превратно, мисс Вэйн, не по злобе, а по незнанию. Когда графу станет известна правда…

— Нет! — непроизвольно вырвалось у Линн.-Сеньор Фолгейра взглянул на нее с удивлением, и она попыталась смягчить свой, быть может, излишне резкий возглас заискивающей улыбкой.-Я пока не хочу обсуждать эти вопросы с… с моим сводным братом. Мне нужно время, чтобы спокойно обдумать все, что вы мне сейчас рассказали. Но я по-прежнему считаю, что вилла по праву принадлежит графине, и я…

— Нет, вилла принадлежит вам,-твердо заявил адвокат, не давая Линн договорить.-Я искренне восхищен независимостью духа, которая побуждает вас отказаться от такого подарка. Но я все же советую вам, мисс Вэйн, подумать о будущем. Когда-нибудь вы выйдете замуж, у вас будут дети. Отказываясь сейчас от наследства, вы отказываетесь, возможно, от благополучия ваших будущих детей. Нельзя предугадать, какие сюрпризы готовит нам жизнь. Когда графиня выходила замуж за графа, никто не мог предположить, как все обернется…

— Сейчас не то время,-упрямо проговорила Линн.-Женщины в наши дни уже не зависят от мужей. И мне не нужна эта вилла, сеньор Фолгейра. Я не могу ее принять.

Как ни странно, но даже теперь, когда Линн узнала истинную причину, почему ее сходу отвергли во второй семье отца, ей все равно было до боли обидно. Пусть даже, как сказал сеньор Фолгейра, не по злобе, а исключительно по незнанию. И потом, ее возмущало то, что ее папа заменил Хуану родного отца, в то время как у нее…

— Вы, наверное, знаете, что графиня наполовину англичанка,-продолжал адвокат.-Ее отец родом из Англии, а мать-испанка. Хуан, я бы сказал, больше мамин сын. Не в смысле маменькин сынок, просто он всегда был ближе к матери. Они с Гильермо никогда не ладили. Мне кажется, Гйльермо возмущало, что его отпрыск настолько независим. Детство у Хуана было не самое счастливое. А знаете, мисс Вэйн, у вас с ним много общего, пусть даже вы оба об этом не подозреваете…

Тут их разговор прервался. В кабинет вошла горничная, неся на подносе кофе. Чашек было три. Буквально следом за горничной появился Хуан. Линн тут же поднялась и, извинившись, направилась к выходу. Она заметила что Хуан недовольно нахмурился, однако не сделал попытки остановить ее.

Теперь уже ничто не держало ее в поместье. Чемоданы собраны, осталось только донести их до машины. Накануне Линн оставила «остин» у входа, но сегодня его там не оказалось. Пришлось спросить у садовника, куда отогнали машину.

Как выяснилось, гараж располагался в одном здании с конюшней. В любое другое время она наверняка захотела бы посмотреть на лошадей. Но сейчас ей не терпелось покинуть поместье.

Если бы еще два дня назад Линн сказали, что она способна уехать из гостей, не попрощавшись с хозяевами, она бы искренне возмутилась. Но как она справедливо рассудила, Хуан и его семья вряд ли будут жалеть о ее поспешном отъезде. Линн вдруг почувствовала себя невыносимо одинокой и никому не нужной. А ведь она думала, что давно вышла из того возраста, когда враждебное к тебе отношение других людей воспринимается столь болезненно…

Когда Линн выехала из поместья, она с трудом подавила в себе непонятное желание оглянуться назад. Но через тридцать километров, миновав развилку, вдруг поймала себя на том, что безотчетно свернула на дорогу, ведущую к морю.

Адвокат упомянул в разговоре название деревни, близ которой располагалась отцовская вилла. И Линн каким-то чудом его запомнила. Еще в гараже, перед тем как уехать, она взглянула на карту и машинально отметила про себя расположение этой деревни. Даже если не гнать машину, она приедет туда где-то после обеда. В крайнем случае, часам к пяти вечера. Судя по путеводителю, на побережье достаточно отелей, где можно остановиться и провести ночь.

Это был безумный порыв. И все же она не могла уехать из Андалусии, даже не взглянув на виллу, которую папа оставил ей по завещанию. Может быть, там ей удастся прочувствовать связь с отцом. Может быть, там ей откроется что-то, что навсегда будет связано в ее памяти с человеком, по которому она тосковала всю жизнь, которого обрела и потеряла, так и не успев узнать.

Деревня начиналась сразу за оливковой рощей, что покрывала нижний склон холма. Дорога резко пошла вниз, и впереди показалось море, невообразимо синие воды океана, в которых, как в зеркале, отражалось небо, столь же невообразимо синее.

Линн сощурилась. После прохладного полумрака рощи свет раскаленного солнца, что отражался слепящими бликами от белых стен домов, больно ударил по глазам. Деревенька как будто вымерла. Только за столиками открытого кафе на маленькой площади сидели какие-то люди.

Линн остановила машину, вышла и села за свободный столик, благо их было достаточно. Несмотря на то что дорога, причем достаточно пыльная, проходила прямиком через площадь, стулья и столики были на удивление чистыми. Подошел официант. Девушка заказала себе лимонад и спросила, не знает ли он, как добраться до виллы Киньонес. Именно так называется папин дом на берегу. К несказанному облегчению Линн, официант вполне сносно говорил по-английски и подробно объяснил, как надо ехать. При этом его глаза зажглись откровенным любопытством. Ничего удивительного, рассудила она. Семью де Киньонес должны здесь неплохо знать как местных землевладельцев. А вилла носила их родовое имя и еще не так давно принадлежала им. Хотя Линн и обвиняла Хуана в том, что тот не желает выпускать из рук семейную собственность, теперь она понимала, что была к нему несправедлива. Он был слишком гордым человеком, чтобы опуститься до вульгарной алчности. Впрочем, сейчас это уже было неважно. Линн попросила адвоката подготовить все необходимые документы с тем, чтобы она смогла вернуть Хуану и его семье виллу и годовое содержание, которое оставил ей папа. Также она просила переслать все бумаги ее адвокату в Дублин.

Когда Линн вернулась к машине, было уже шесть часов вечера. Но после толковых объяснений официанта найти виллу не составило ей никакого труда.

Как и дом в поместье, вилла на берегу была выстроена в псевдомавританском стиле. Дорогу во двор преграждали массивные деревянные ворота. Ну конечно. Можно было с самого начала догадаться, что дом будет закрыт. Линн смотрела на чистые белые стены и наглухо закрытые ставни с чувством горького разочарования. Находясь снаружи, у закрытых ворот пустого дома, она не ощутит с отцом никакого родства душ.

И вдруг Линн осознала, что стоит на земле, которая принадлежит ей по праву наследования. Однако она не чувствовала себя здесь хозяйкой. Наоборот. Она непрошеная гостья. Если бы можно было войти в дом… Вполне вероятно, что там остались какие-то работы отца. Как бы ей хотелось увидеть его картины! Но гордость не позволяла вернуться в поместье и попросить открыть ей виллу.

Солнце садилось, медленно погружаясь в море. Скоро стемнеет. Линн понимала, что ей надо поторопиться, иначе она никогда не найдет отель, где можно будет переночевать. Но она не могла уехать просто так. В этом доме жил ее папа… Она попыталась представить его себе, но не смогла. Ведь она даже не знала, как он выглядел. После смерти мамы бабушка порвала и выбросила все свадебные фотографии. Похоже, приезд сюда-глупый порыв, напрасная трата времени. Линн резко развернулась… и замерла в потрясении, когда увидела, что она здесь не одна.

— Хуан!-невольно вырвалось у нее. Сейчас Линн меньше всего хотелось видеться с этим человеком. Потому что их встреча могла бы закончиться только одним-очередной конфронтацией.

— Я очень надеялся, что найду тебя здесь.

Что-то в нем изменилось. Теперь его голос звучал мягче, и вид у него был не такой надменный, как раньше. А когда взгляды их встретились, Линн с изумлением увидела сожаление и раскаяние в серо-стальных глазах.

Хуан стоял совсем рядом, на расстоянии вытянутой руки. Однако он не сделал попытки прикоснуться к ней.

— Что я могу сказать?-Хуан беспомощно развел руками.-Почему же ты нам ничего не сказала? Если бы мы знали…

— Ты все равно бы меня не принял,-резко оборвала его Линн.-Тебе хотелось думать обо мне плохо. С самого начала ты был настроен против меня. А теперь, когда узнал правду и понял, что был не прав, ты приехал за мной сюда, чтобы извиниться. Но мои чувства тебя не волнуют. Моя боль и обида для тебя ничто. Тебе важно только одно. Твоя драгоценная гордость.

— Ты не права. Мне вовсе не наплевать на тебя. И потом, не один я ношусь со своей «драгоценной гордостью». Как я понимаю, именно гордость взыграла в тебе, когда ты решила нас наказать и уехала, не дав нам возможности извиниться. Мол, пусть помучаются от сознания своей вины… Твой отец был замечательным человеком. И я благодарен судьбе за то, что она подарила мне такого наставника вместо отца, с которым я никогда не ладил. А раз уж мы оба с тобой такие гордые, значит, у нас есть нечто общее. И ты должна понимать, что я чувствую, когда думаю о том, что мое счастье, мое самое лучшее в жизни приобретение было твоим несчастьем, твоей потерей.

Как ни странно, но его слова тронули Линн. Ее ярость сразу сошла на нет, а на глаза навернулись слезы. Она поспешно отвернулась, довольная тем, что сумерки сгустились и в полумраке не видно, как подозрительно заблестели ее глаза.

— Я всю жизнь думала, что он погиб в той автокатастрофе. Я только жалею…-Она на мгновение умолкла, глядя на смутные очертания виллы.-Я хотела войти, посмотреть. Подумала, что найду что-нибудь, что мне расскажет о папе… Я ведь даже не знаю, как он выглядел…

Лини опять замолчала. Она понимала, что ей нельзя здесь оставаться. Еще немного-и она начнет делиться с Хуаном своими самыми сокровенными мыслями.

— Мне надо ехать… Я уже договорилась с адвокатом. Он подготовит все документы для отказа от наследства. Мне ничего не надо. Я не хочу…

Линн стояла спиной к Хуану. Она очень надеялась, что успеет дойти до машины, прежде чем он заметит ее слезы.

Хуан подошел сзади и легонько прикоснулся к ее руке. Линн вся напряглась и отшатнулась. Она сама не поняла, как так получилось, но вдруг оказалось, что Хуан уже стоит перед ней, преграждая дорогу. Он взял ее лицо в ладони и слегка приподнял, так что Линн волей-неволей пришлось заглянуть ему в глаза.

— Не прячься от меня, дорогая. Тебе не надо стесняться своих слез. Думаешь, я его не оплакивал?

Он обнял ее и прижал к себе. Линн вдруг поняла, что ей хорошо и спокойно в его объятиях. Он нежно гладил ее по волосам, что-то тихонько шептал на ухо. Линн уткнулась липом ему в плечо и дала волю слезам, в которых прорвались вся ее мука и боль, все, что она столько времени сдерживала в себе. Вот чего ей не хватало. Вот чего ей хотелось всю жизнь. Такого вот ощущения безопасности. Таких сильных рук, которые поддержат в любом горе.

— Ладно, сестренка, поедем домой. Давай забудем все плохое, что между нами было, и начнем сначала. Моя мама очень за тебя переживает. Молодой женщине не стоит ходить в здешних местах одной да еще ночью.

Линн хотела было возразить, но вдруг поняла, что у нее просто нет сил, словно она приняла лошадиную долю снотворного и ее уносит в беспамятство.

— Моя машина,-проговорила она, когда Хуан повел ее прочь от виллы.

— Ее пригонят, не волнуйся. А завтра мы вернемся сюда с ключами, и я покажу тебе виллу. Если ты правда не хочешь оставить ее себе, я куплю ее у тебя. Нет, об этом мы поговорим позже, когда оба придем в себя.

Обняв Линн за талию, Хуан повел ее к своей машине, которую оставил на подъездной дороге.

Теперь он был с ней мил и предупредителен, как и положено старшему брату. Как будто не было вчерашнего вечера. Как будто он не говорил, что хочет ее как женщину. Линн была права в своих рассуждениях. Вчера он просто хотел напугать ее и унизить. Теперь, когда первое потрясение прошло, Линн уже пожалела о том, что поддалась минутной слабости и расплакалась у него на глазах. Она попыталась отстраниться, но Хуан держал ее крепко. Он изо всех сил старался окружить ее теплом и братской заботой. Лучшего Линн не могла бы и желать, если бы не одно «но»: еще вчера этот внимательный нежный брат относился к ней с презрением и неприязнью. С какой стати он приехал за ней? Зачем везет обратно в поместье? И почему она позволяет ему увезти себя?

Ответ на первый вопрос она получила, когда они сели в машину. Во всяком случае, Линн решила, что причина была именно в этом.

— Мама никогда меня не простила бы, если бы я вернулся без тебя,-сказал ей Хуан. — Очень надеюсь, что ты дашь нам возможность искупить нашу вину за то, что мы так плохо приняли тебя, дорогая. Мама мучается больше всех, ведь она очень любила твоего отца.

Итак, Хуан везет ее домой ради спокойствия собственной матери. Но почему она сама едет назад?

Разумеется, потому что хочет больше узнать о папе. О том незнакомом ей человеке, который был ее отцом. Какие еще могут быть причины?

Когда они приехали в поместье, Линн спросила у Хуана, можно ли ей не выходить к ужину. День для нее оказался очень тяжелый, и ей не под силу нормально общаться с кем бы то ни было.

— Я скажу Химене, чтобы она принесла ужин к тебе в комнату,-сказал он и добавил как бы между прочим: — А завтра, если у тебя будет настроение, мы можем вместе позавтракать. Обычно я встаю рано. Прежде чем засесть в кабинете, я объезжаю виноградники.

Такая вот у меня привычка. А мама с Мерседес любят поспать подольше. Если Химена и удивилась, увидев, что Линн вернулась, то этого не показала. А когда принесла ужин, лишь приветливо улыбнулась, поставила поднос на столик на балконе и тихонечко вышла.

густой и пряный креветочный суп был просто восхитителен. Линн так наелась, что едва притронулась к овощному салату. На десерт тоже сил не осталось, зато она с удовольствием выпила кофе.

Линн сидела на балконе, глядя на темнеющее небо и слушая стрекот цикад. Воздух был напоен восхитительными ароматами, тонкими и неуловимыми. Уставшая, переполненная впечатлениями девушка засыпала, хотя было еще довольно рано. Только начало одиннадцатого.

Снизу, из внутреннего двора, доносился тихий плеск фонтана. Потом к нему присоединились приглушенные голоса. Линн стало любопытно. Стряхнув дремоту, она встала с кресла и подошла к перилам балкона. Через двор проходили Хуан и его мать.

— Я так рада, что ты уговорил ее вернуться,-разобрала Линн слова своей мачехи.-Я чувствую себя такой виноватой… Подумать только, что ей пришлось пережить! Если бы Эймон знал…

Судя по голосу, она готова была расплакаться. У Линн тоже защипало глаза, а в горле встал комок.

— Это моя вина,-отозвался Хуан.-Я составил о ней совершенно превратное мнение. Но ты не волнуйся, мама. Мы сделаем все, чтобы она нас простила.

— А вилла? Сеньор Фолгейра сказал, что она твердо решила отказаться от наследства.

Они вошли в дом, и больше Линн их не слышала. Она со вздохом вернулась в комнату. Почему она позволила Хуану уговорить себя вернуться в поместье? Только ли потому, что ей хочется узнать о папе… или дело отчасти было и в самом Хуане?

Линн вдруг стало страшно. Когда-то, давным-давно, она поклялась себе, что любовь в том смысле, в каком ее понимают большинство девушек, не для нее. Ей совсем не хотелось замуж. И потом, Линн просто не была уверена, что когда-нибудь сможет довериться человеку настолько, чтобы строить с ним семью. Она предпочитала свободу и независимость. И в эмоциональном и в финансовом смысле. Однако от одних только воспоминаний о кратких объятиях Хуана бросало в дрожь. Она вся трепетала, как девочка-школьница, влюбившаяся в первый раз.

Хуан-ее сводный брат, напомнила себе Линн. И этим все сказано. Странная связь, которую она ощутила сегодня, когда Хуан утешал ее у виллы, существует лишь в ее воспаленном воображении. Нельзя позволять себе расслабляться. Пусть даже Хуан говорил о ее отце с таким чувством. Пусть даже в его глазах читалось искреннее сострадание, когда он увидел, что Линн плачет.

Девушка невольно поморщилась, вспомнив о своей слабости. Никто никогда не видел, как она плачет: ни бабушка, ни опекуны, ни друзья… И теперь Линн чувствовала себя пугающе уязвимой перед Хуаном, потому что он видел ее слезы.

Досадуя на себя, она достала из чемодана ночную рубашку и отправилась в ванную. Сама ванна была огромной, больше похожей на маленький бассейн. Линн с удовольствием опустилась в горячую воду.

Позже, стоя перед зеркалом и вытирая волосы полотенцем, она подумала о том, что без макияжа ее лицо выглядит очень бледным, почти бесцветным по сравнению с оливковое бронзовой кожей Хуана. Неожиданно перед ее мысленным взором предстала картина: их обнаженные тела-белое и золотистое-сплелись в любовных объятиях. Линн тряхнула головой, прогоняя наваждение. Что с ней творится? Никогда в жизни она не испытывала ничего подобного ни к одному мужчине. Ее никогда не влекло мужское тело. Секс ничего для нее не значил. И не потому, что Линн была ханжой, просто сказались строгое бабушкино воспитание и ее собственная разборчивость.

В результате чего в двадцать четыре года она была еще девственницей. Такой вот ходячий анахронизм! Линн не сомневалась, что в отличие от нее Хуан имеет богатый, если не сказать богатейший, сексуальный опыт.

Ну вот опять! Ей-то какое дело до любовных похождений Хуана! Линн вдруг нахмурилась и присела на край ванны.

Судя по всему Хуану чуть за тридцать. Интересно, женат он или нет? По идее, должен быть женат. В южных странах юноши и девушки рано вступают в брак. Причем большинство мужчин до сих пор предпочитают, чтобы их невесты были чисты и невинны…

Фен остался в чемодане. Линн завернулась на манер сари в полотенце и вышла из ванной.

Полотенце было не очень широким. Увидев в зеркале свое отражение-мокрые волосы, рассыпавшиеся по плечам, едва прикрытые пушистой тканью бедра, голые ноги-Линн невольно поморщилась. Она любила выглядеть аккуратно и строго. Всегда. Даже дома. И вот теперь не узнавала себя. Дома после ванной она обычно надевала длинный махровый халат. К тому же не любила возиться с волосами, поэтому через день ходила в парикмахерскую, где ей мыли голову и делали укладку. Так что Линн уже давно не видела себя такой растрепой.

Когда Линн заметила краем глаза, что дверь открывается, она решила, что это Химена пришла за подносом, и спокойно продолжила сушить волосы. Когда же сообразила, что никакая это не горничная, а Хуан, тот был уже на середине комнаты, а дверь за ним плотно закрылась. Теперь уже было поздно просить его выйти.

— Мама беспокоится, и я решил справиться, все ли у тебя нормально.

Линн почувствовала себя неуютно. Она стояла на коленях перед большим зеркалом, а Хуан возвышался над ней, глядя сверху вниз. Отложив фен, она поднялась, на мгновение забыв о том, что фактически не одета.

От фена щеки ее слегка раскраснелись. А волосы, уже почти сухие, вились непослушными кудрями. Мельком взглянув на себя в зеркало, Линн с ужасом увидела, что полотенце сползло и теперь едва прикрывало грудь. Причем поправить его не было никакой возможности. Разве что только снять вообще и завернуться в него заново.

. Знаешь, у нас молодым незамужним женщинам непозволительно щеголять перед мужчинами в столь соблазнительном виде. Это может быть расценено как откровенная провокация.

Хуан сурово сжал губы, глядя на Линн так, будто она была маленькой девочкой, которую поймали на каком-то вопиющем проступке. В ответ она вызывающе распрямила плечи. что ей еще оставалось делать?

— Кстати, о птичках. Я, кажется, ни перед кем не щеголяла и никого не провоцировала. Ты, по-моему, забыл, что сам вломился сюда без приглашения.

— Я стучал.

— Не слышала. А если бы слышала, будь уверен, не пригласила бы войти.-Увидев его . недоверчивый взгляд, Линн разъярилась еще больше.-Ты, может быть, удивишься, но я не имею привычки расхаживать перед малознакомыми мужчинами в подобном виде.

— Но когда одна, как я понимаю, предпочитаешь не стеснять себя избытком одежды. Линн собралась уже высказать ему все, что она думает, но Хуан не дал ей такой возможности.

— А почему нет? Признаюсь, я тоже, когда один в комнате, хожу полуголым. Однако такое отношение к собственной наготе говорит об определенной искушенности, которая в наших краях считается недопустимой для молодой незамужней женщины.

Линн резко обернулась к нему. Те мгновения душевной близости и симпатии, которые она разделила с ним там, у виллы, вмиг забылись.

— Вот тебе информация к размышлению… Хотя, по большому счету, это вообще не твое дело… Я не имею привычки расхаживать голой по комнате. Просто, когда собиралась, забыла взять халат. И я уж никак не ожидала, что кто-то явится ко мне без приглашения. Так что, если ты оставишь меня одну, я буду безмерно тебе благодарна.

Ее яростная вспышка, похоже, не задела Хуана, а, наоборот, позабавила. И вместо того чтобы уйти, он прислонился спиной к стене и с наглым видом засунул руки в карманы светлых летних брюк, которые сидели на нем как влитые.

— Не надо кипятиться, сестренка. И потом, ты не права. Это как раз мое дело. Мы, испанцы, очень серьезно относимся к семейным обязательствам. А поскольку я все-таки твой брат-пусть и сводный,-я за тебя отвечаю. Мой долг и святая обязанность-оберегать тебя и защищать. Точно так же, как я оберегаю и защищаю Мерседес. Мы вообще ревностно относимся к чистоте наших женщин. Например, если бы я вошел в твою комнату и застал бы тебя в таком виде наедине с мужчиной, я был бы вправе ожидать, что он женится на тебе, дабы твое честное имя осталось незапятнанным.

Линн уселась на кровать, пристально глядя на Хуана.

— Но это же просто нелепо… Какое-то средневековье дремучее!

— Может быть, в крупных городах с тобой и согласились бы. Но у нас здесь провинция. И люди тут несколько старомодны.

— В жизни не слышала такой ерунды, — выдавила Линн, чувствуя себя неловко под внимательным и насмешливым взглядом Хуана.

— Ерунда или нет, но так оно и есть. И нам езде предстоит очень серьезно обо всем этом поговорить. Видишь ли, в наших краях молодые мужчины гораздо импульсивнее и горячее, чем, скажем, среднестатистический англичанин. Будь уверена, что испанец не преминул бы воспользоваться благоприятной возможностью, если бы увидел тебя в столь откровенно завлекательном виде.

Нотки угрозы в голосе и жгучий взгляд Хуана вывели Линн из себя, и она опрометчиво спросила:

— Значит, мне повезло, что в тебе есть немалая доля английской крови, и поэтому ты не поддашься соблазну?

Ее не должно было обидеть то, как он плотно сжал губы и каким леденяще холодным стал его взгляд. Не должно было обидеть, но все же обидело.

— Если ты намекаешь на то, что я сказал тебе вчера вечером, очень прошу, забудь об этом. Мне не стоило этого говорить.

— То есть я тебя не привлекаю как женщина? Ты просто хотел меня напугать?

На его лице промелькнуло какое-то странное выражение. Линн так и не поняла, что это было.

— Напугать тебя?-нахмурился Хуан и на мгновение умолк, как будто подбирая слова. — Да, ты права, дорогая. Но я даю тебе слово, слово брата, что больше не дам повода меня бояться. А теперь я должен идти, пока сюда не пришла мама, чтобы посмотреть, что меня задержало. Хотя она сама наполовину англичанка, но не одобрила, если бы узнала, что я нахожусь у тебя в комнате, когда ты так… соблазнительно одета. Или, вернее, не одета.

От его взгляда Линн стало жарко. Впечатление было такое, что кровь превратилась в жидкий огонь. Это было новое и незнакомое чувство. Но внутренний голос предупредил об опасности. По своей неискушенности она могла бы выдать Хуану слишком многое обнаружить перед ним свои самые сокровенные мысли и чувства.

— А вот теперь ты смотришь на меня так же робко и опасливо, как могла бы смотреть одна из наших застенчивых девственниц, воспитанных в монастырской строгости. И как ни сильно искушение, я даю слово, что буду помнить о том, что ты мне сестра. Пусть не по крови, но все же. Как я уже говорил, даже при современных нравах в этих краях молодая женщина и по сей день считается скомпрометированной, если ее застанут наедине с мужчиной в таком фривольном наряде, если только этот мужчина не ее законный супруг.

Линн даже не пыталась скрыть скептическое отношение к подобному утверждению. Но вопреки ее ожиданиям, Хуан не рассмеялся.

— Поверь, я не шучу. Кстати, твой отец очень хотел, чтобы мы с тобой встретились и стали… друзьями.

— Друзьями?

Во взгляде Хуана промелькнуло что-то такое, что заставило сердце Линн забиться чаще.

— Здесь, в Андалусии, узы дружбы скрепляют так.

Он склонился к ней и легонько коснулся губами ее рта. Девушку как будто ударило током. Она подняла руки, чтобы его оттолкнуть, но неожиданно для себя самой вдруг поняла, что ее губы сами раскрылись навстречу его губам. Огонь, который зажег в ней поцелуй, застал Линн врасплох. До сего мгновения она ни разу еще не испытывала чувственного желания, но то, что она ощутила сейчас, было даже не желание, а безудержное вожделение. Неведомое, но в то же время пугающе знакомое, как будто в глубине души Линн всегда знала, что в ней таится эта жгучая страстность, которая ждет только повода прорваться наружу.

Ее горячечное возбуждение не укрылось от Хуана. Он прошептал что-то пылкое и неразборчивое, не отрываясь от ее губ. А потом время как будто распалось, и Линн воспринимала уже только какие-то бессвязные фрагменты. Его жаркие ладони на ее плечах. Дуновение прохладного ветерка.

Она стояла перед ним полностью обнаженная. Но поняла это только тогда, когда его руки принялись скользить по телу, возбуждая ее еще больше умелыми, чувственными ласками. Никогда раньше Линн не испытывала ничего подобного. И тем не менее сознавала, что с ней происходит.

Поцелуй Хуана сделался жарче, настойчивей, его ласки-откровенней и решительней. Теперь он гладил ее грудь. Он прикасался к ней там, где никто еще не прикасался.

— Линн.

Она открыла глаза, и взгляды их встретились. Хуан дышал сбивчиво и тяжело, как будто только что пробежал несколько миль. В глазах, потемневших от возбуждения, явственно читались недоумение и раскаяние.

— Нет… я не должен,-прошептал он.

Затем наклонился, поднял упавшее полотенце и заботливо укутал им девушку. Его взгляд на мгновение задержался на ее губах, и Линн почувствовала, как напряглись его руки. Она ждала, затаив дыхание. Но Хуан вздохнул и отошел от нее. Причем этот шаг дался ему с видимым трудом.

— Спокойной ночи, дорогая,-тихо произнес он.-Не забудь, завтра мы договорились позавтракать вместе.

Линн дождалась, пока за ним закроется дверь, и только тогда рискнула пошевелиться. За какие-то десять минут все в ее жизни перевернулось с ног на голову. Куда подевались хладнокровие и спокойствие, которыми она так гордилась?! Одним поцелуем Хуан буквально смел тот защитный барьер, который Линн так тщательно возводила вокруг себя. Одним прикосновением показал, что если даже она без труда устоит перед любым другим мужчиной, то когда дело касается его…

Линн невольно поежилась… Завтра у нее будет достаточно времени, чтобы разобраться в своих чувствах, подумать о том, почему Хуан ее поцеловал. А сегодня ей надо поспать, восстановить силы после всех волнений и переживаний долгого и насыщенного дня.

Линн проснулась очень рано. Причем проснулась в полном смятении. Она точно не помнила, что ей снилось, но после беспокойных снов остался страх, такой же явственный, как вкус острой и пряной пищи на языке. Впрочем, ничего удивительного в этом не было. За последние сутки Линн узнала о себе много нового. До вчерашнего дня она даже не подозревала, насколько ранима. И какая страстная у нее натура. Что же ее так испугало? Порыв Хуана? Но такой блистательный мужчина, как он, не мог соблазниться ею. Его желание вряд ли было настоящим…

Больше всего Линн боялась своих собственных чувств. Всю жизнь она оберегала себя от эмоциональных привязанностей. Потому что боялась, что ей сделают больно.

«Благодаря» бабушкиным стараниям, Линн всегда была невысокого мнения о себе. У нее еще в детстве развился комплекс неполноценности, и как бы она потом ни старалась его преодолеть, больших успехов не добилась. Но зато нашла способ справляться со своими страхами. Она убедила себя, что никогда никого не полюбит. Что не позволит себе привязаться к мужчине и отдать ему всю себя до самозабвения. И вот буквально в одно мгновение все изменилось.

Линн пребывала в полном смятении. Признаться себе в том, что она влюбилась в Хуана, было бы равноценно тому, чтобы свести свои чувства до уровня бредовых подростковых фантазий. Но объяснить все одним плотским влечением тоже было невозможно. Что же она испытывала? Желание близости? Потребность в тепле? Тоску одиночества? Да. Но не только это.

И Хуан все понял. От него не укрылось то потрясение, которое испытала Линн, когда осознала свои чувства к нему. При одном только воспоминании об этом она невольно поежилась. Как она могла так опрометчиво открыться ему?

Линн встала, оделась и вышла на балкон. Но едва выглянула во дворик, ее сердце болезненно сжалось: внизу как раз проходил Хуан. Он поднял голову. Их взгляды встретились, и Линн вдруг поняла, что краснеет.

— Спускайся вниз, вместе позавтракаем. — Линн хотела отказаться, но тогда она выдала бы себя с головой.

— Если не спустишься, я сам за тобой поднимусь,-проговорил Хуан, не оставляя ей выбора, и улыбнулся, как будто просто хотел ее поддразнить.

Но Линн поняла, что он не шутит. Ей вдруг стало жарко. Она поспешно отошла от перил. Вдогонку ей донесся тихий смех.

Теперь она поняла, что прежнее холодное неприятие Хуана отнюдь не сердило ее, как она думала поначалу, а задевало. Причиняло боль. Ей хотелось ему понравиться, хотелось, чтобы он был о ней хорошего мнения… И та резкая перемена, которая произошла с ним вчера, ошеломила Линн. Она до сих пор не могла поверить в его искренность, в то, что такой мужчина, как Хуан, может находить ее привлекательной и желанной… Во всяком случае, настолько желанной и привлекательной, чтобы целовать ее с такой неистовой страстью, как вчера.

Больше всего хотелось отбросить все сомнения, но жизнь научила Линн тщательно обдумывать каждый шаг…

Когда она спустилась во дворик, в воздухе разносились такие пьянящие ароматы, что у нее слегка закружилась голова.

—Ну наконец-то!

Хуан обнял ее, как будто это была самая естественная вещь на свете, и рассмеялся, когда Линн напряглась и опасливо покосилась на него. Пытаясь скрыть нервозность, она спросила:

— Что это за запах?..

— Ночью был дождь. Это пахнет сосновый лес за виноградниками. Восхитительный аромат. Но все же он не сравнится с запахом твоей кожи.

Он наклонил голову и провел губами по ее шее. Тело Линн тут же отозвалось сладостной дрожью. А когда Хуан поднял глаза, в его взгляде, чуть насмешливом, было что-то еще безудержно жгучее, почти первобытное.

— У меня странное ощущение, что никто никогда не делал с тобой ничего подобного.

Слова прозвучали легко, как бы между прочим, но подтекст их был предельно ясен. Линн хотела сказать в ответ что-то шутливо-беспечное, но не нашлась и лишь покачала головой. Ее опять подвели неопытность и наивность. А ведь ей уже двадцать четыре, кто бы мог подумать!

— Ну вот опять ты спряталась будто улитка в свой домик. Тебе не надо бояться меня, Линн. Обещаю, что никогда тебя не обижу. И никогда не сделаю тебе больно.

Но он мог обидеть ее. Возможно, сам того не желая. И Линн была не в силах что-либо с этим поделать.

— После завтрака я собираюсь объехать виноградники. Давай вместе поедем… А после обеда я отвезу тебя на виллу.

— Но твоя мама…

— Да, конечно. Тогда давай завтра съездим на виноградники, и я все тебе покажу. В конце концов, у тебя теперь тоже есть свой интерес в поместье.

— Теперь уже нет. И ты это знаешь.

— Я знаю, что ты хочешь вернуть нам виллу, но я не могу этого допустить. И моя мама тоже. Мы с ней совместно владеем поместьем, поскольку твой отец завещал ей свою долю. Позволить тебе отказаться от виллы будет равноценно тому, что мы украли ее у тебя. Давай я лучше куплю ее у тебя, дорогая.

— Нет,-решительно заявила Линн, очень довольная тем, что разговор перешел на деловую тему.-Я не хочу никаких денег.

— Но почему? Это из-за того, что я наговорил тебе поначалу, когда еще не знал правду? Отчасти-да. Но не только поэтому.

— Вилла принадлежит вашей семье,-уклончиво проговорила Линн.-А я вам никто, чужая.

— Зачем ты так говоришь? Почему же ты нам чужая? Вилла была собственностью твоего отца, а теперь она твоя по праву.

Упоминание об отце всколыхнуло в душе Линн целую бурю эмоций. Она ничего не ответила, боясь расплакаться.

— А вот и Химена. Сейчас будем завтракать,-сообщил Хуан.

Линн обрадовал приход горничной. Теперь у нее было время собраться с мыслями и взять себя в руки.

— Химене, наверное, любопытно, что происходит,-заметила Линн с кривой улыбочкой, когда девушка ушла.

. Думаю, она достаточно знает о взаимоотношениях полов, чтобы сделать правильный в Замечание Хуана удивило Линн. Она имела в виду совсем другое: то, что она так поспешно уехала из поместья, но вернулась в тот же лень. Хуан же понял ее по-своему.

—• Неужели тебя волнует, что она могла догадаться о том, что нас тянет друг к другу? Пусть даже в этом есть доля правды… Но об этом не говорят вслух.

— Мы едва знаем друг друга,-возразила Линн.

Хуан рассмеялся, запрокинув голову.

— Как это по-британски! Может, мы и не знаем друг друга… пока. Но у нас есть время…-Его голос сделался вдруг странно хриплым.

Линн склонилась над тарелкой, делая вид, что увлечена едой. После второй чашки кофе Хуан взглянул на часы и объявил:

— Ну что, давай отведу тебя к маме.-Он посмотрел на Линн и добавил, как будто прочитав ее мысли:-Не бойся. Просто помни о том, что она любила твоего отца. И не вини ее за мои ошибки. Она просила не делать поспешных выводов и не судить о тебе заглаза. Но я не послушал. Знаешь, я тоже очень любил твоего отца, и мне, наверное, было просто обидно, что ты его родная дочь, а я всего лишь приемный сын. Ведь ни моя, ни ее любовь не могли облегчить ему боль потери. Он так тосковал по тебе, так хотел тебя найти… Ну ладно, ты готова?

Хуан поднялся из-за стола. Линн молча кивнула и последовала за ним в дом…

— Там наверху мамины комнаты. где они жили с твоим отцом. Сначала мы с Мерседес думали, что ей будет тяжело в них находиться. Но похоже, знакомая обстановка действует на нее успокаивающе.

Они поднялись на второй этаж. Хуан постучал в одну из дверей, потом открыл ее и легонько подтолкнул Линн вперед.

Графиня сидела за небольшим письменным столом. В ярком утреннем свете она выглядела изможденной и бледной. И Линн поняла-то, что она приняла поначалу на непомерную гордость и холодное безразличие, было всего лишь отчаянным усилием держать себя в руках. Странное, незнакомое чувство щемящей жалости к этой женщине охватило ее.

Хуан меж тем наклонился к матери и поцеловал ее в щеку.

— Я привел Линн, мама. Теперь все зависит от тебя, сумеешь ли ты убедить ее остаться. После обеда мы с ней поедем на виллу, но сейчас я вынужден вас оставить. Меня ждут дела.

— Бедный Хуан. Он так много работает…-Графиня повернулась к Линн.-Не в пример его папеньке. И все же, мне кажется, Хуану это нравится.-Хотя она старалась говорить беспечным тоном, взгляд ее был неуверенным.-Хуан мне все рассказал. О том, как вы узнали правду об отце. Мы даже не подозревали… Эймон был таким замечательным человеком…-Голос графини сорвался.-Я не могу вам передать…

Линн вдруг захотелось утешить ее, сказать ей что-то теплое и хорошее. Хотя, по идее, это графиня должна была ее утешать. Но разве можно было не пожалеть женщину, которая так безмерно страдала?

Он очень хотел вас разыскать

Может быть, хорошо, что он меня не нашел,-проговорила Линн, стараясь как-то разрядить напряжение.-Вдруг я его разочаровала бы?

К несказанному облегчению девушки, графиня улыбнулась.

— Да, теперь я вижу, вы дочь своего отца. Вы говорите в точности, как он. Тот же тонкий английский юмор.

Она открыла ящик стола, достала толстый альбом с фотографиями и с некоторой робостью протянула его Линн.

— Я подумала, вы захотите…

— Да, конечно!

Эти два слова, произнесенные с искренним пылом, сломали барьер между ними. Графиня раскрыла альбом и принялась показывать фотографии. С каждой страницей, с каждым новым снимком ее голос становился все увереннее и тверже.

Теперь Линн поняла, что очень похожа на папу. Он был высоким. А такие глаза, как у него, могли принадлежать только человеку доброму и сердечному. Здесь были свадебные фотографии. Папа с графиней. Папа с Хуаном. На одном снимке Хуан еще совсем юный. Он стоял очень прямо и напряженно, а папа обнимал его за плечи. Вот папа играет с Хуаном и Мерседес. Вот он работает на винограднике. Вот стоит перед мольбертом. Но Линн разглядывала не просто фотоотпечатки. Благодаря рассказу графини она видела живого человека.

Графиня перевернула последнюю страницу закрыла альбом, отложила его в сторону и неуверенно посмотрела на Линн.

— Я очень любила вашего отца… Мой пер вый брак оказался неудачным, но с вашим отцом я была счастлива, насколько вообще может быть счастлива женщина. Я бы хотела, чтобы вы стали мне дочерью, если только сумели бы простить…

Линн покачала головой, не давая графине договорить, и прикоснулась к ее руке.

— Давайте начнем все сначала, ладно?

Графиня встала, наклонилась к Линн и с благодарностью поцеловала ее.

— В конце этой недели мы собираемся в Мадрид. Пробудем там месяц. Вы обязательно должны поехать с нами. У нас много родственников, и все хотят вас увидеть…-Графиня на секунду умолкла и поспешно добавила, как будто испугавшись, что Линн начнет отказываться.-Пожалуйста. Если бы ваш отец был жив, он бы вас попросил о том же. Теперь мы одна семья.

— Я…

Вообще-то Линн могла бы договориться на работе и все устроить.

— Вы должны с нами поехать.-Теперь в голосе графине даже появились властные нотки.-Хуан будет настаивать. Ваш отец очень хотел, чтобы вы с ним встретились. Он так надеялся…-Она на мгновение умолкла и тяжело вздохнула.-Ваш отец был романтиком. Он мечтал, чтобы вы с Хуаном полюбили друг друга.

Каким-то чудом Линн удалось скрыть свое потрясение. Однако она уже плохо воспринимала то, что говорила ей графиня. А та тем временем доверительно поделилась с ней своими— видами на будущее дочери. Оказывается, она очень надеялась, что Мерседес всерьез заинтересуется кем-то из троюродных братьев.

. Только поймите меня правильно, я вовсе не собираюсь устраивать семейную жизнь моих детей… Я не ратую за брак по расчету. Но Диего-очень приятный молодой человек, к тому же безумно влюблен в Мерседес.

А папа, выходит, надеялся, что Линн влюбиться в Хуана?..

За обедом Линн обнаружила, что Мерседес отнюдь не такая замкнутая и робкая девочка, какой она ее себе представляла. Наоборот. Сестра Хуана оказалась веселой, общительной и открытой. Из тех милых беспечных созданий, которые сначала что-нибудь скажут и только потом подумают.

Также Линн увидела, что между графиней и ее детьми существует тесная душевная связь, которая и должна быть в хорошей дружной семье. Они много смеялись, подшучивали друг над другом. А Хуан то и дело перебивал безудержный словесный поток Мерседес, строго напоминая сестре, что они все договорились произвести хорошее впечатление на гостью. Тем более теперь, когда их отношения строятся заново.

— А я с самого начала утверждала, что ты был не прав, когда говорил о ней только плохое,-с детской непосредственностью заявила Мерседес.-Я всегда знала, что дочка папы Эймона должна быть хорошей. Что по-другому и быть не может.

Графиня печально вздохнула!.

— Нам надо было послушать тебя. Мерседес. Надеюсь, Линн простит нас…

— У вас были смягчающие обстоятельства.-Линн не дала ей договорить.-Как я уже сказала сегодня утром, нам надо забыть плохое и начать все сначала. На вашем месте я бы наверняка сделала бы те же самые выводы.

— Это очень великодушно с твоей стороны,-заметил Хуан.

Линн вдруг поймала себя на том, что ей было бы интересно узнать, а как сам Хуан относился к романтическим надеждам ее отца по поводу его самого и Линн. В южных мужчинах сильно чувство семейного долга. Но вряд ли настолько, чтобы жениться по воле родителей.

— Химена сказала, что вы провели с мамой все утро,-обратилась Мерседес к Линн.-Надеюсь, мама уговорила вас поехать с нами в Мадрид.-Она сделала кислую мину. — Семейство у нас многочисленное. Все больше скучные и старомодные тетушки. Но я вам обещаю, Линн, вас они встретят как родную. Они все обожали папу Эймона.

— Линн поедет с нами,-подтвердила графиня и добавила:-И ты не должна так отзываться о тетушках, Мерседес. Я тебя уже столько раз просила. Иногда мне кажется, что лишние два года в школе…

— Школа…-сморщила носик девушка. — Все равно толку из меня бы не вышло. Ты же знаешь, мама, в учебе я не сильна.

— Я знаю только, что ты не хочешь стараться,-сухо заметила графиня и вдруг помрачнела.-Линн, Хуан хочет отвезти вас на виллу. Я бы отправилась с вами… Но вы, верное, меня поймете, если я скажу, что пока я не готова ехать туда, где мы впервые встретились с вашим отцом…

— Я рад, что ты согласилась ехать с нами я Мадрид,-заметил Хуан позднее, когда они с Линн остались вдвоем.-Теперь нам представится возможность лучше узнать друг друга. И мама будет рада познакомить тебя с родственниками. Это поможет ей отвлечься… хотя бы чуть-чуть. У нее самой неважно со здоровьем. Когда умер твой папа, мы даже боялись, что она не вынесет горя. Но теперь, когда ты приехала…

Пока они шли к машине, стоящей у входа в дом, Линн все думала, почему графиня поведала ей о сокровенных надеждах отца в отношении ее и Хуана. Неужели она тоже считает… Да нет, в наши дни родители уже не устраивают браки своих детей. Но с другой стороны, отец оставил ей наследство. Причем наследство, которое очень тесно связало бы Линн с ее новой семьей. Может, это было ее приданое? И приданое солидное. Такое, что даже Хуан… Стоп, стоп, стоп!-осадила себя Линн. Это уже полный бред. Хуан не из тех, кто позволяет другим решать за себя и распоряжаться его собственной жизнью.

— Знаешь, я каждый день вспоминаю твоего отца. Мне очень его не хватает. Он был поразительным человеком.

Хуан открыл перед Линн дверцу «ягуара». В машине пахло кожей и терпким мужским одеколоном. Девушка нервно заерзала на сиденье.

— Я тебе верю,-натянуто проговорила Линн.

И тут ей в голову пришла одна мысль. А как сильно Хуан любил ее отца? Настолько сильно, чтобы выполнить его пожелание и жениться на женщине, которую он не любит? Линн вдруг поняла, что ей страшно. Но это же нелепо. Чего ей бояться, в конце концов? Даже если дойдет до того, что Хуан сделает ей предложение, она просто откажет ему. Но хватит ли ей сил отказать? Вот в чем вопрос. Этот мужчина уже возбудил в ней безудержные бурные чувства, каких она не испытывала доселе. Буквально за один день ее ненависть к нему обернулась… любовью? Нет. Никогда! И все же… Линн невольно поежилась.

— Тебе холодно? Может быть, выключить кондиционер?

Линн заставила себя расслабиться. Хотя бы внешне. Как так могло получиться? И почему? Она приехала в Андалусию вовсе не в поисках романтической любви. И уж конечно, объектом страсти не мог стать ее сводный брат. Если бы Линн спросили, она бы сказала, что он не ее тип мужчины. Слишком уверенный, слишком красивый, слишком мужественный, слишком… Да, именно так. В нем все было слишком. Мужчины, с которыми встречалась Линн, были из тех, кого не заметишь в толпе. А Хуан… Хуан всегда будет выделяться и привлекать внимание. И особенно-внимание слабого пола. Линн вдруг поняла, что не хочет в него влюбляться. Она приехала в Испанию, чтобы обрести семью, теплоту и участие, без которых тосковала всю жизнь. Но чувства, которые она испытывала к Хуану, были отнюдь не родственные.

Линн вдруг поймала себя на том, что повернулась так, чтобы видеть Хуана. Это вышло собой, почти вопреки ее воле. И она Невольно загляделась на его густые, чуть вьющиеся черные волосы. На его загорелую сильную шею, на его жесткий и выразительный профиль.

Проводишь инвентаризацию? Его голос звучал чуть насмешливо. А когда Хуан повернулся к Линн, она заметила чувственный блеск в его глазах и смущенно покраснела. Заметив это, Хуан усмехнулся и прикоснулся к ее разгоряченной щеке. Линн едва не отшатнулась.

— Чего ты такая дерганая? Из-за меня или?..

Девушка быстро покачала головой.

— Я… Просто я не люблю, когда меня трогают.

Бабушка редко ласкала внучку. Обнять, погладить по голове, поцеловать-об этом не было и речи. Еще будучи девочкой, Линн поняла, что бабушка не одобряет эти «телячьи нежности». Может быть, недостаток ласки сказался на характере Линн. Она выросла замкнутой и диковатой. Еще в школе ее бесило, если кто-то к ней прикасался.

И даже потом, когда Линн повзрослела, ей было трудно сдерживать себя и не морщиться, когда кто-то из друзей-не важно, женщина или мужчина-беспечно чмокал ее в щечку или прикасался к ее руке. Но от руки Хуана она отстранилась совсем по другой причине.

— Тебе разве не нужно следить за дорогой? При других обстоятельствах Линн первая посмеялась бы над своим менторским тоном. Но сейчас она была слишком встревожена тем пронзительным физическим возбуждением, которое породило в ней легкое прикосновение Хуана. Там, где он дотронулся до ее щеки, кожа горела огнем. Линн сосредоточенно уставилась прямо перед собой, боясь смотреть на Хуана.

Они уже миновали виноградники и теперь ехали по сосновому лесу. густые ветви громадных деревьев нависали низко над дорогой, образуя местами сумрачный зеленый тоннель.

Хуан не стал проезжать по деревне. Он обогнул ее по другой дороге. Вскоре впереди показалось море.

— Как здесь тихо и хорошо! —с неожиданным жаром проговорила Линн.

— Да, здесь у нас тихо. Одним словом, провинция…

Они подъехали к вилле. Ворота открывались прямо во внутренний дворик, уставленный яркими цветами в глиняных горшках. Дворик был слишком маленьким, чтобы разместить здесь бассейн или хотя бы фонтанчик. Но в углу стояла беседка, увитая зеленью, со столиком и несколькими стульями.

— Войдем в дом?

Линн почти забыла о том, что она здесь не одна,-так тихо вел себя Хуан. Он как будто догадался, что Линн пытается представить себе, как ее папа сидит за столиком в беседке, проходит по мощенному плитами дворику. Догадался и не захотел ей мешать.

— Он работал наверху, на балконе,-проговорил Хуан.-Писал преимущественно морские пейзажи. Они хорошо продавались. Хотя однажды он мне сказал, что пишет картины больше для удовольствия. Сам Эймон считал, что как бизнесмен он сильнее, чем как художник.

Внутри было темно из-за закрытых ставень, она сразу же на что-то наткнулась. Хуан включил свет, и Линн на мгновение зажмурилась.

Постепенно ее глаза привыкли к свету. Комната была обставлена просто, почти скромно. Но резной узор на деревянных подлокотниках дивана был явно ручной работы, а яркие подушки даже с виду казались мягкими и удобными.

— Вилла совсем крошечная,-пояснил Ху-дн.-Внизу только эта гостиная, маленькая столовая и кухня. Я их тебе покажу попозже. Но сначала…

Заинтригованная, Линн последовала за Хуаном наверх по узкой деревянной лестнице. На верхнюю площадку выходило три двери. Но внимание девушки привлекло другое. Все стены маленького коридорчика были увешаны портретами в рамках.

Линн обвела их взглядом, не веря своим глазам. Ей вдруг стало трудно дышать. Сердце забилось так, что казалось, вот-вот выскочит из груди. Она подошла к первому портрету и прикоснулась к нему. Рука у нее дрожала, слезы застилали глаза.

— Был еще один, самый первый из тех, что он сделал,-все так же тихо проговорил Хуан у нее за спиной.-Но я его уничтожил. Мне было обидно. Я завидовал той незнакомой девочке, которой папа Эймон уделяет столько времени и внимания. Я думал, он на меня рассердится… Но он только расстроился. Он начал писать эти портреты в тот год, когда узнал, что ты не умерла при рождении. И каждый год делал по одному,пытаясь представить, как ты растешь, как изменяешься…

Хуан подошел к последнему портрету в ряду, снял его со стены и вернулся к Линн, держа его так, чтобы она могла одновременно смотреть на портрет и на свое отражение в висящем тут же на стене зеркале.

— Очень похоже, правда?

Линн кивнула, не в силах вымолвить ни слова. Здесь, в этом маленьком тесном коридорчике, она прочувствовала всю силу отцовской любви.

— Человек, который сказал ему о тебе, попытался помочь твоему отцу разыскать тебя. Но у него ничего не получилось. И тогда он прислал фотографии своих детей, на которых была и ты. Эймон говорил, что ты очень похожа на свою маму. Наверное, это сходство и помогло ему догадаться, какой ты станешь, когда вырастешь.

Линн снова молча кивнула. Сходство действительно было поразительным. Разве что волосы на портрете были немного другими, чем у нее, чуть короче и темнее. Наверное, такие, как у ее мамы.

— Теперь ты понимаешь, почему я встретил тебя холодно… Почему с самого начала был настроен думать о тебе плохо?-Голос Хуана звучал глухо.-Еще подростком я жутко тебе завидовал и ревновал тебя к твоему отцу. И хотя, став старше, я перерос эту ревность, какое-то неприятие все же осталось. Ты простишь меня?

Линн склонила голову. Она не хотела, чтобы он видел ее слезы. Эти портреты-очевидное свидетельство папиной любви-растрогали ее до глубины души. Ей хотелось остаться здесь одной, но в то же время она боялась одиночества. Если бы Хуана сейчас не было рядом, она, наверное, просто не вынесла бы душевного напряжения.

— Линн…

Только теперь она поняла, что так и не ответила на его вопрос.

— Линн!

Еще до того как Хуан двинулся с места, она догадалась, что он хочет ее обнять. И слепо шагнула к нему. Но оказалась не готова к тому, что он поцелует ее в губы и что его поцелуй будет таким обжигающим. На мгновение она напряглась. Хуан оторвался от ее рта и заглянул ей в глаза.

— Я хочу тебя, Линн… Я хочу тебя.

Желание охватило их, точно пламя опустошительного пожара. Линн сама не поняла, как так получилось, что она очутилась на полу, придавленная разгоряченным телом Хуана. Его поцелуй стал еще жарче, еще настойчивее. Вот он провел губами по ее щеке, по шее… Расстегнул верхнюю пуговицу на блузке, чтобы было удобнее ласкать ее.

Линн трепетала. Она и представить себе не могла, что одно прикосновение мужских пальцев к ее ключицам может настолько возбуждать. Ее грудь налилась желанием, соски затвердели и обрели предельную чувствительность. А когда рука Хуана скользнула ей под блузку, Линн едва сдержала стон наслаждения, рвущийся из самых глубин ее существа.

Он уже расстегивал остальные пуговицы на ее блузке. Его пальцы дрожали от нетерпения. Линн подалась ему навстречу. Где-то в сознании мелькнула мысль, что ей следовало бы ужаснуться тому, что он делает, следовало бы остановить его. Но вместо этого она лишь теснее прижалась к нему, желая, чтобы неизведанное ранее блаженство длилось вечно.

— Я хочу тебя…-Горячее дыхание Хуана обжигало ей кожу. Он покрывал поцелуями ее шею, опускаясь все ниже.-Я хочу тебя… здесь… сейчас…-Он коснулся губами ее обнаженной груди, провел языком по напрягшемуся соску.

Теперь Линн уже не смогла сдержать стон. Наслаждение было настолько пронзительно-острым, что граничило с болью.

— Я тоже хочу тебя…

Слова вырвались сами собой. Линн поняла, что сказала, только когда Хуан мягко отстранился, аккуратно застегнул бюстгальтер и запахнул блузку у нее на груди. Его лицо было разгоряченным, но все-таки далеко не таким, как лицо Линн. А в глазах промелькнула искорка удовлетворения. Он очень быстро взял себя в руки. По сравнению с ним Линн чувствовала себя неопытной девчонкой. Впрочем, она и была таковой. Но почему она призналась ему в своем желании? Что заставило ее забыть об осторожности?

Хуан встал и помог Линн подняться. Когда он прикоснулся к ней, она вся напряглась.

— Что с тобой?-Он заглянул ей в глаза и покачал головой.-Я, наверное, поторопился? Если да, извини меня, дорогая. Но знаешь, похоже, я немножко влюбился в тебя еще тогда, когда впервые увидел один из твоих портретов, написанных Эймоном. На нем тебе двадцать один год.

— Ты влюбился в портрет?

Линн очень старалась, чтобы голос звучал беспечно и даже немного игриво. И ей худо-бедно удалось скрыть потрясение. Меньше всего она ожидала от Хуана признания в любви, пусть даже завуалированного.

— Понимай как хочешь. Могу только сказать, что обычно я не веду себя так… импульсивно и уж тем более с женщиной, с которой познакомился только позавчера. Я тебя напугал? Ты все еще боишься меня?

Линн пребывала в полном смятении. В таком состоянии она не смогла солгать или скрыть свои чувства.

— Меня не привлекают случайные связи, — честно сказала она. — Мы едва знаем друг друга, Хуан… И меня слегка настораживает, что мы так быстро…

— …Влюбляемся? Хорошо. Давай не будем торопиться. Давай узнаем друг друга получше… Но ты не станешь отрицать, дорогая, что взаимное чувство все-таки есть. Для женщины, которая утверждает, что не любит, когда ее трогают, ты очень даже…-Линн тут же нахмурилась, а Хуан усмехнулся.-Нам лучше вернуться в поместье. Иначе, боюсь, я забуду о том, что сам же предложил не спешить.-Он внимательно посмотрел на нее и добавил:— Что-то не так? Или, может быть, я ошибаюсь и ты не чувствуешь того же, что чувствую я?

Она покачала головой.

— Нет… то есть да… Просто все так неожиданно. Ты не тот человек, который может влюбиться с первого взгляда. Тем более в такую, как я. И потом…-Линн замолчала. Как сказать ему, что она сомневается в его искренности и боится, что с его стороны это одно притворство?

— Ошибаешься. Я как раз именно тот человек. К тому же я уже говорил, что влюбился в тебя давным-давно. Когда тебе был двадцать один год.

Словно почувствовав ее замешательство он нежно взял девушку за руку и подвел к лестнице. Но прежде чем Линн начала спускаться, он обнял ее за плечи и мягко притянул к себе.

— Я очень хотел, чтобы ты приехала сюда со мной и увидела эти портреты. Быть может, когда-нибудь мы их покажем нашим детям.-. Линн покраснела, а Хуан тихо рассмеялся и шепнул ей на ухо:-Мне так нравится, когда ты краснеешь. Это говорит о том, что ты не такая холодная и безразличная, какой хочешь казаться.

Неужели у него сложилось подобное впечатление о ней? При всем желании Линн не могла быть безразличной и холодной по отношению к нему. Она была рада, что Хуан решил не торопить события. Ей и правду нужно было время, чтобы привыкнуть к тому, что все это происходит не во сне, а наяву. Чтобы поверить, что Хуан действительно любит ее. Чтобы поближе узнать его-и не только как мужчину, но и как человека.

Разумеется, графиня ничего не сказала. Но Линн чувствовала, что мачеха знает о том, как развиваются ее отношения с Хуаном, и одобряет их. Теперь считалось само собой разумеющимся, что Лини поедет с ними в Мадрид.

Девушка позвонила в Дублин и договорилась о продлении отпуска. Начальник уверил ее что она может ни о чем не беспокоиться и спокойно отдыхать…

После поездки на виллу прошло три дня. Теперь Линн с Хуаном каждое утро завтракали вместе, причем графиня и Мерседес тактично выходили к столу только тогда, когда Хуан уезжал на виноградники. Линн постепенно узнавала все больше о работе в поместье, и— что самое главное-она все больше узнавала о нем.

Такой счастливой Линн не чувствовала себя еще никогда. Но в то же время она боялась, что ее счастье не может длиться долго, что очень скоро все закончится. Еще ее беспокоило странное ощущение, что она уже не властна над своей жизнью. Что все, что с ней случается, происходит по чьей-то неведомой воле. И это пугало.

Линн понимала, откуда идет ощущение ненадежности и непрочности ее теперешнего положения. Ее бабушка, человек строгий и авторитарный, медленно, но верно уничтожила во внучке всякую уверенность в себе. Но Хуан— это не бабушка. Он говорит, что любит ее. Он выказывает свои чувства в каждом взгляде, в каждом прикосновении. И все же…

Что-и все же?-с раздражением спросила себя Линн. Что тебя мучает? Она стояла на балконе, опершись о перила и задумчиво глядя вдаль.

— Я собираюсь на виноградники. Поехали вместе,-прервал ее размышления Хуан, проходивший в этот момент по дворику.

— Я плохо езжу на лошади. Я только тебя задержу,-покачала головой Линн и тут же пожалела о своих словах.

Как всегда, ее разрывали самые противоречивые чувства. Ей хотелось быть рядом с любимым, но в то же время она боялась, что его чувства к ней не совсем настоящие, и поэтому им доверять опасно.

Но было уже поздно. Хуан вошел в дом. Разочарованная Линн вернулась в комнату, утешаясь тем, что они все равно увидятся за обедом. А пока надо упаковать вещи, которые она собиралась взять в Мадрид…

Они выезжали завтра утром. И Мерседес уже прожужжала Линн все уши о том, какие «радости и приятности» ждут их в столице. Как и все подростки, девочка была просто помешана на моде и уже не раз жаловалась, что в единственном приличном магазине одежды в ближайшем городке продаются безнадежно устаревшие наряды. Ей вообще очень не нравилось жить в Андалусии, где все было «таким старомодным, что просто ужас».

— Родители здесь до сих пор устраивают браки своих детей. Анахронизм настоящий! •А если девушка пройдет по улице с молодым человеком… все, ее доброе имя запятнано, если только они ни жених и невеста.-Мерседес поморщилась.-А Мадрид-современный город. Я хочу переехать туда и поступить в колледж. Вот только не знаю, отпустит ли меня мама. Она немного отстала от жизни и не одобряет, когда женщина хочет делать карьеру.

Линн посоветовала поговорить обо всем этом с Хуаном. В глубине души она симпатизировала стремлению девушки к независимости, однако не стала высказывать свою точку зрения. В конце концов, она знала только то, что сообщила ей Мерседес. А подростки известны своей поразительной неспособностью прислушиваться к мнению родителей…

Кто-то заглянул к ней в спальню. Наверное, Мерседес, подумала Линн. Но оказалось, что это Хуан.

— Что-нибудь случилось?

— Пришел вытащить тебя на прогулку. Только не говори опять, что плохо ездишь верхом и будешь меня задерживать.

Хуан подошел к ней и слегка запрокинул ей голову, так что теперь смотрел прямо в ее испуганные глаза.

Сейчас, когда он был так близко, Линн почувствовала жар его тела. Внутри у нее все оборвалось. Во рту пересохло. Она безотчетно облизнула губы.

— Почему ты все время чего-то боишься? Кто лишил тебя уверенности в себе? Какой-то мужчина?

Он погладил ее по волосам. Нежные, но в то же время чувственные ласки Хуана, сводили ее с ума. Сейчас она была просто не в состоянии придумать какой-нибудь уклончивый ответ.

— Моя бабушка. В детстве я думала, что она не любит меня. Но потом поняла, что она ненавидела не меня, а моего отца. Но эта неприязнь все равно выплеснулась на меня.

— Тогда просто поверь, что я очень хочу, чтобы ты была рядом со мной. Для меня это очень важно. Быть может, важнее всего остального.

Линн отвела глаза, пораженная и встревоженная страстностью, прозвучавшей в его голосе. Разве возможно, чтобы такой потрясающе сексуальный мужчина считал ее привлекательной и желанной? Она же наивная, неискушенная… и не сказать, чтобы красивая до умопомрачения…

— Опять ты о чем-то задумалась. О чем?-. Хуан вдруг помрачнел.-Ты хотя бы представляешь, как мне сейчас тяжело? Я вижу тебя каждый день. Ты живешь в моем доме. Мы едим за одним столом. Но ночи мне приходится проводить одному, без тебя.

Он с силой сжал ее плечи, и Линн невольно вздрогнула. Но не от боли. Просто ее потрясла та эмоциональная напряженность, которая скрывалась за тихим голосом. Что с ней творится? Она же любит его… Да разве возможно в него не влюбиться! И он тоже любит ее и желает. Но почему? Как может такой роскошный мужчина желать ее, серую невзрачную мышку?

— Ну вот. Опять ты пытаешься от меня скрыться в своих мысленных далях.

Линн физически ощущала его горькое разочарование.

— Хуан, пожалуйста, не торопи меня. Мне нужно время.

— Тебе нужно время.-Он вздохнул и легонько провел пальцем по ее щеке, от уха до уголка рта, но даже это легкое прикосновение отдалось в ее теле сладостной дрожью.-Ну вот, твои губы дрогнули. А знаешь, как я хочу, чтобы ты вся трепетала в моих объятиях? Как хочу услышать твои стоны наслаждения, когда буду любить тебя? Как хочу, чтобы ты принадлежала мне и только мне одному?

У Линн закружилась голова. Как это будет, когда Хуан станет любить ее? А он, приподняв ев подбородок, провел большим пальцем по ее дижней губе…

Поддавшись какому-то безотчетному порыву, Линн робко лизнула палец. Хуан тут же отдернул руку. Она не поняла, чем не угодила ему, и подняла на него глаза, полные недоуме-дия и боли.

— Не смотри на меня так. Разве ты не донимаешь, что со мной делаешь?-Казалось, еще немного и Хуан утратит контроль над собой.-Я хочу тебя. Постоянно. Хочу, чтобы ты прикасалась ко мне. Хочу, чтобы ты меня целовала. Хочу, чтобы ты тоже хотела меня. Так же сильно и так же отчаянно. Хочу, чтобы ты стала моей. Телом и душой. Но больше всего я хочу, чтобы ты любила меня. Я едва не схожу с ума оттого, что не могу подхватить тебя сейчас на руки, отнести к себе в спальню и там показать тебе то, что не в силах выразить словами… Позволь сказать матери, что мы собираемся пожениться.

— Нет… нет… Не так быстро!

Что заставило ее произнести эти слова? Ведь больше всего на свете она хотела стать женой Хуана. Однако в глубине души Линн боялась принять этот великий дар, предложенный ей судьбой. Потому что не могла поверить, что такое возможно. А что если они поженятся, а потом Хуан поймет, что совершил ошибку, что он не любит ее, что на самом деле его чувство — это просто горячечная мечта романтика, влюбившегося в девушку на портрете?.. Отдаться этому человеку, обрести в нем свое счастье, а потом потерять его… Нет. Это было бы выше ее сил!

— Мне нужно время, Хуан,-умоляюще проговорила она.-Я не такая, как ты. У меня нет твоего опыта…

— Думаешь, я не знаю? Тебя только это тревожит?-Хуан нахмурился, пристально глядя на Линн.

— И это тоже,-призналась она.-Получается, что мы находимся в неравном положении. Теперь он смотрел на нее недоверчиво.

— Линн, неужели ты правда думаешь, что это имеет значение? Да, признаюсь, у меня были женщины. Но ни одной из них я не говорил тех слов, которые сказал тебе. Неужели ты не понимаешь? Ты — первая, кого я хочу назвать своей женой. Я хочу, чтобы ты всегда была рядом. Сегодня ты отказалась поехать со мной, потому что хуже меня ездишь на лошади. Завтра откажешься любить меня, потому что я более искушен в «науке страсти нежной»? Почему ты так боишься жить… и любить? Ты не доверяешь мне?

— Я ничего не могу с собой поделать. — голос Линн сорвался.-Я не такая, как ты, Хуан. Я не верю в себя. Не верю.

— Тогда поверь тому, что я сейчас скажу. — Хуан взял ее лицо в ладони и заглянул ей в глаза.-Обещаю тебе, что не буду тебя торопить. И сдержу слово. Но еще я клянусь тебе, что мы станем мужем и женой. Да, Линн, ты будешь моей женой, пусть даже мне придется тащить тебя к алтарю силой. Ты, как я уже понял, ужасно упрямая. Просто на удивление упрямая для человека, который утверждает, что не верит в себя. Мне кажется, ты понимаешь, что любишь меня, только не хочешь себе в этом признаться. Но ты признаешься. Пусть для этого мне придется ждать до нашей первой брачной ночи! В такие моменты в Хуан особенно сильно проявлялась горячая испанская кровь, и Линн почти боялась его. В то же время она едва не поддалась искушению спровоцировать его… На что? Чтобы он занялся с ней любовью? Линн самой стало стыдно за свои мысли. А Хуан тем временем уже справился с обуревающими его чувствами.

— Переодевайся и ничего не бойся,-сказал он как ни в чем не бывало.-Мы подберем тебе самую спокойную лошадь. Виноградник это моя работа, Линн. Это часть моей жизни. И я хочу, чтобы ты разделила ее со мной. Ну что, едешь?

Как она могла отказаться?

Они договорились встретиться на конюшне. Когда Линн пришла туда, Хуан уже дожидался ее в компании конюха, который держал под уздцы красивую гнедую кобылу.

— Это Магнолия,-сказал Хуан.-Она очень спокойная и ласковая. По-моему, ты ей понравилась. Видишь, как она на тебя смотрит.

И действительно в огромных карих глазах животного читалось безграничное доверие.

Линн уже доводилось кататься на лошади. Но это было давно, еще в школе. Когда семья очередных опекунов водила ее на какой-то праздник в парке.

Хуан помог ей забраться в седло. Было какое-то особенное удовольствие-ехать на лошади рядом с Хуаном и слушать его объяснения. Не то чтобы Линн очень интересовало виноделие, просто ей было приятно слышать его голос…Было жарко, но легкий ветерок приятно холодил разгоряченную кожу. Испытывая невыразимую радость, Линн прикоснулась к руке Хуана. Он тут же схватил ее руку и поднес к губам. Затем игриво провел языком по ее пальцам, и Линн едва не задохнулась от наслаждения.

— Видишь, ты тоже чувствуешь это… Он проворно соскочил с седла на землю и помог Линн спуститься. Она беспомощно прильнула к нему, опасаясь, что не устоит на ногах. А Хуан, прижав ее спиной к теплому боку кобылы, впился ей в губы-жадно и властно. И ее губы с готовностью раскрылись навстречу ее губам. Она не заметила, как он снял с нее футболку и расстегнул бюстгальтер. Его рубашка распахнулась на груди. Но Линн хотелось видеть и ласкать его всего. Желание откровенно читалось в ее глазах.

— Сними ее с меня,-шепнул Хуан ей на ухо, увлекая за собой на душистую мягкую траву. Линн не верила, что все это происходит с ней. Что она готова заняться любовью прямо посреди виноградника, где их могут увидеть… Но всепоглощающая страсть уже закружила ее слепящим вихрем.

Дрожащие пальцы не слушались, но ей все-таки удалось снять с Хуана рубашку… И тут у Линн перехватило дыхание. Какое потрясающе красивое тело. Стройное, загорелое, мускулистое. Она робко прикоснулась к черным волоскам у него на груди.

Хуан тихонько застонал, а потом взял ее руку и провел ею по своему телу. Затем наклонился и опять поцеловал в губы. Они оба были обнажены по пояс, и Линн невольно задержала дыхание, когда их тела соприкоснулись; А когда Хуан прервал поцелуй и чуть приподнялся над ней, она протестующе застонала и притянула его к себе.

Хуан не спешил. Он как будто хотел насладиться сполна ее телом, трепещущим под его поцелуями. Он упирался ладонями в землю, стараясь не наваливаться на Линн всем весом. Наверное, ей должно было быть приятно, что он не торопит события, лаская ее так медленно, так нежно… Но эти жаркие поцелуи и осторожные ласки обернулись для нее сладостной пыткой. Ее тело налилось желанием, таким пронзительным, что оно было сродни боли.

Он провел языком по ее шее, медленно опускаясь все ниже. Медленно, слишком медленно… Линн выгнула спину, подавшись ему навстречу в безмолвной, отчаянной мольбе. Ее пальцы впились ему в плечи

. — Что-то не так?

Она едва не расплакалась от разочарования, когда Хуан прервал поцелуи, и отчаянно замотала головой. Но уже в следующую секунду он легко провел языком по ее уху, и Линн вновь содрогнулась от наслаждения.

Однако ей хотелось большего. Чтобы он целовал ее по-настоящему, чтобы он ласкал ее по-настоящему. Ей хотелось ощутить, как он прижмет ее к земле и уймет наконец то неистовое желание, сжигающее ее существо.

Это было даже не вожделение, а мучительная потребность разрядить то сладостное напряжение, которое грозило разорвать ее изнутри. С силой, которую Линн даже не подозревала в себе, она обхватила голову Хуана и прижала его лицо к своей груди.

— Ты этого хочешь… да?-Дыхание Хуана словно опалило ее кожу.

— Да… Да!

Она сама не узнала свои голос. Он был таким же странным и незнакомым, как огонь пылающий у нее в крови. Хуан целовал ее грудь. Уже не игриво и дразняще, а именно так как Линн хотелось. Вот он слегка прикусил напрягшийся сосок, и она, уже не таясь, вскрикнула от наслаждения. Она и представить себе не могла, что это может быть так хорошо…

Линн вздрогнула, когда Хуан расстегнул молнию у нее на джинсах и его руки властно легли ей на бедра. Он как будто прочел ее мысли, когда лег на нее, прижавшись к ней всем телом, и она почувствовала его напряженную плоть. Линн гладила его по спине, стараясь лихорадочными прикосновениями выразить свое желание…

Внизу, в долине раздался скрип тормозов. .Звук пронзил жаркую душную тишину. Хуан отпрянул от Линн, как будто в него выстрели ли, и тряхнул головой, словно не понимая, что происходит. Потом он провел рукой по волосам, и в этом жесте сквозила какая-то странная : растерянность.

— Господи,-прошептал он, садясь.-Еще немного, и я бы занялся с тобой любовью прямо здесь. Точно какой-то нетерпеливый мальчишка…

В его натянутом голосе явственно слышались нотки презрения к самому себе. Линн вдруг осознала, что лежит перед ним с голой грудью. Она тоже села и неуклюже потянулась за одеждой, но Хуан ее остановил. Он обхватил ее за талию, потом медленно провел руками вверх по ее телу, взял груди в ладони, наклонился и поцеловал сначала один сосок, потом второй. А чуть позже, когда Хуан подавал ей одежду и помогал застегивать пуговицы на блузке, его руки слегка тряслись.

— Наверное, ты была права, дорогая, — хрипло проговорил он, помогая Линн сесть в седло,-когда не хотела ехать со мной сегодня. Пока ты не будешь готова отдаться мне не только телом, но и душой, нам не стоит оставаться наедине.

Сейчас у Линн была прекрасная возможность признаться ему в своих чувствах и сказать, что она любит его и желает. Но что-то ее удержало. Все получилось как-то уж слишком быстро. Ей нужно было время, чтобы свыкнуться с новыми для нее ощущениями. По дороге в поместье Линн вдруг с ужасом поняла, что стала еще более уязвимой теперь, когда у нее было что терять.

Утром, в день отъезда в Мадрид, Линн попробовала снова заговорить с Хуаном про наследство. Она не изменила своего решения и по-прежнему собиралась вернуть виллу семье Хуана, а точнее-лично графине. Поскольку этот дом принадлежал ей до того, как она продала его Эймону. Однако Хуан, как и в прошлый раз, ушел от разговора. И при этом еще нахмурился так, будто ему было неприятно, что Линн вообще завела подобный разговор.

— Я тебя очень прошу, не говори с мамой о вилле. Это только ее расстроит. После смерти твоего отца, она едва не сломалась. И хотя сейчас она вроде бы потихоньку приходит в себя, лучше ее лишний раз не травмировать. Маму может расстроить любая мелочь. А разговоры о вилле напомнят ей о потере.

Это прозвучало вполне резонно, однако Линн не покидало чувство, что Хуан что-то недоговаривает. Она собралась уже расспросить его поподробнее, но тут в комнату влетела Мерседес и сообщила, что они с мамой готовы ехать…

Дорога была впечатляющей, но Линн, которая сидела на переднем сиденье рядом с Хуаном, была так поглощена его присутствием рядом, что не обращала внимания на красоты за окном. Однако, когда машина въехала в город, ее внимание не могли ни привлечь старинные здания и оживленные толпы пешеходов.

Они проехали через Пласа Майор, затем мимо помпезного собора семнадцатого века и свернули на красивую улицу, обсаженную деревьями. Впечатляющие особняки в стиле барокко говорили о том, что это один из самых престижных и дорогих районов города. Линн вовсе не удивилась, когда Хуан затормозил у подъезда одного из роскошных домов.

— Этот дом принадлежал семье моего первого мужа еще до того, как они приобрели поместье в Андалусии,-сообщила графиня Линн.

Когда они подошли к подъезду, дверь распахнулась-их уже ждали. Холл был громадный, с высоким потолком, но на редкость сумрачный. Если бы не горел свет, здесь было бы просто темно.

— Прислуга заберет чемоданы и разнесет их по комнатам,-объяснила Мерседес Линн, затем с улыбкой повернулась к брату.-А Хуан, я думаю, нас бросит. У него собственный дом, и он предпочитает жить там один.

— Но не на этот раз, сестренка. Мерседес удивленно расширила глаза, но потом понимающе кивнула.

— Ясно. Ты хочешь остаться здесь, чтобы быть поближе к Линн,-проговорила она с детской непосредственностью.

Линн почувствовала, что краснеет. Но Хуан даже бровью не повел.

— Ты права,-согласился он.-И надеюсь, что уже недалек тот день, что мы с ней будем еще ближе.

Всем сразу стало понятно, что он имеет в виду. А Линн вдруг охватил панический страх. Она повернулась к Хуану и горячо запротестовала:

— Ты обещал не торопить меня! — Графиня с дочерью деликатно отошли подальше.

— Я нормальный мужчина, Линн,-сдержанно проговорил Хуан.-Разве меня можно винить в том, что я не могу долго ждать? Я хочу тебя.-Тут он наклонился к ее уху и прошептал:-Хочу, чтобы ты была со мной… в моей постели.

Линн почувствовала, что краснеет. У нее не было никакого опыта интимной жизни. Однако тело само все знало и томилось по его жарким ласкам. В какое-то мгновение мелькнула безумная мысль: а что если он сейчас подхватит ее на руки и отнесет к себе в спальню… Но здравый смысл все же возобладал, и она отступила от Хуана, как будто опасаясь, что его близость все же заставит ее потерять голову.

Однако его слова разбудили в ней неудержимое пламя. Даже через полчаса, когда Линн переодевалась у себя в комнате, готовясь выйти к ужину, тело ее все еще отзывалось сладостной дрожью при одних только воспоминаниях о том, что Хуан шепнул ей на ухо. Линн не сомневалась, что ее сводный брат-мужчина горячий и страстный. Однако в их первую встречу от произвел на нее впечатление человека, который прекрасно умеет сдерживать свои порывы. Почему же сейчас Хуан так нетерпеливо добивается того, чтобы она стала его женой? Буквально принуждает ее к замужеству? Потому что неистово любит ее? Но как можно ее любить? Она же такая обыкновенная, заурядная… К тому же не богата. Ей нечего дать ему, кроме себя самой… и папиного наследства. Но по сравнению с тем, чем владеет Хуан, это капля в море. Его страстность должна была убедить в его искренности. Но все же у Линн оставались сомнения.

За ужином она держалась достаточно замкнуто, хотя понимала, что это не говорит о ее умении вести себя в обществе. Наконец графине все-таки удалось привлечь внимание гостьи.

— У меня есть несколько тетушек, двоюродных сестер и братьев, которые приезжают в Мадрид в то же время, что и мы. Им всем захочется вас увидеть…

— Особенно теперь, когда они с Хуаном решили пожениться, — перебила графиню дочь.-Хуан у нас считается главой семьи, — объяснила она Линн.-Тетушки едва не перессорились друг с другом, стараясь подыскать ему невесту. Каждое лето нам тут представляют целый выводок молодых и красивых девиц из приличного общества.-Мерседес театрально закатила глаза.-Вот почему Хуан предпочитает скрываться от назойливых гостей в своем доме.

— Ты, сестренка, болтаешь какую-то чепуху,-проговорил Хуан.-Конечно, наши родственники будут рады познакомиться с Линн. А если я успею ее уговорить, может быть, мы и объявим о нашей помолвке…

Ну вот, он снова торопит ее. Наверное, Линн должна этому радоваться. И она радовалась. Но все-таки в глубине души оставалась какая-то настороженность. Хуан наверняка осознает, что перед таким мужчиной, как он, устоит редкая женщина. Тогда почему он так спешит узаконить их отношения?

— Ты снова меня торопишь,-запротестовала Линн.

Хуан сидел за столом рядом с ней. Он поставил бокал с вином, взял руку Линн в свои и проговорил очень серьезно:

— Знаю. И уверен, что поступаю неправильно. Но я ничего не могу с собой поделать, дорогая. Я хочу, чтобы ты стала моей. Может, если бы ты не ускользала от меня постоянно, я был бы менее настойчив. А так все время возникает ощущение, что мне приходится за тобой гнаться. В конце концов, каждый мужчина — охотник…

— А женщина-его добыча? Мне казалось, что в наше время женщины охотятся за мужчинами, а не наоборот. Мужчины, по-моему, стараются избежать жениться любой ценой.

— Если тебе будет легче, я клятвенно пообещаю, что всю следующую неделю ни разу не заговорю с тобой о свадьбе. Но при одном условии. Если ты мне разрешишь поводить тебя по Мадриду и все тебе здесь показать. Согласна?

Конечно, Хуан знал, что она согласится. И судя по заговорщическим улыбкам, которыми обменялись графиня с дочерью, можно было с уверенностью предположить, что Линн уедет из Мадрида невестой Хуана, хочет она того или нет. Эта мысль невольно заставила ее поежиться…

Все устали после долгой дороги. Все, кроме Хуана. Он сказал, что у него есть еще дела. Но когда Линн собралась ложиться спать, кто-то тихонько постучал в дверь ее комнаты. Хуан?! И ее сердце забилось от страха и радостного предвкушения. Но оказалось, что это графиня.

Пройдя в комнату, графиня села в кресло и без обиняков сказала, что счастлива иметь такую замечательную невестку, как Линн. На ее обычно бледных щеках сейчас выступил легкий румянец, а глаза сияли.

— Ваш отец мечтал, чтобы вы с Хуаном поженились. И вот теперь его мечты воплотились в реальность.

— Надеюсь, Хуан хочет жениться на мне не потому, что этого хотел мой отец,-осторожно произнесла девушка.

Графиня испуганно взглянула на Линн.

— Нет, конечно же нет. Хуан любит вас, Моя милая. Это сразу заметно.

Да Хуан выказывает ей свою любовь на глазах у всех. Не таясь. Причем так, что любая другая женщина на ее месте была бы только польщена. Не говоря уже о той страсти, которая проявляется, когда они остаются наедине… Возможно ли, чтобы человек мог так искусно притворяться? Вряд ли. Но тогда что же ее гнетет?

Графиня вдруг встала, и Линн заметила, что мать Хуана растерянно мнется. Как будто собиралась что-то сказать, но не решалась начать.

— Линн, я знаю, что в Англии на многие вещи смотрят по-другому. Поэтому вы на меня не обижайтесь… но у нас в Испании незамужние и даже уже обрученные девушки не имеют тех свобод, которыми наслаждаются молодые женщины в Северной Европе. Мой сын-мужчина горячий и страстный.-Графиня встретилась взглядом с Линн и чуть покраснела.-Пожалуйста, поймите меня правильно, но я не хочу, чтобы у вас с ним были… близкие отношения до свадьбы. И дело не только в том, что здесь же в доме живет Мерседес. Прислуга, знаете ли, любит поболтать. А у Хуана достаточно тетушек и кузин, которые еще более старомодны, чем я. Вы меня понимаете, правда?

Графиня выглядела такой смущенной, что Линн просто не могла на нее обижаться. К тому же она сама не стремилась к интимной близости с Хуаном до тех пор, пока сомнения не покинут ее сердце.

— И не сомневайтесь, моя дорогая. Хуан от вас без ума,-прошептала графиня и поцеловала Линн в щеку.-Я вижу, как он на вас смотрит. Так можно смотреть только на женщину, которую безмерно любишь.

Когда графиня ушла, Линн легла в постель. Почему Хуан сказал маме и сестре о том, что собирается жениться на Линн, не получив ее согласия на брак? Впечатление было такое, что он намеренно старается принудь ее выйти за него замуж. Но ведь это какой-то абсурд…

В ту ночь Линн плохо спалось. Ей снился кошмар. Она ведет машину Хуана по извилистой горной дороге. И вдруг «ягуар» выходит из повиновения. Еще мгновение, и на каком-нибудь крутом повороте она не справится с управлением и разобьется насмерть. Но Линн ничего не в силах сделать. Какая-то неведомая, страшная сила управляла теперь ее волей и действиями-сила, перед которой она абсолютно беспомощна.

Проснувшись, Линн решила, что сон был в какой-то мере пророческим.

Следующая неделя была суматошной. Для начала графиня решила обновить гардероб Линн. И каждое утро Линн, графиня и Мерседес отправлялись в долгие походы по магазинам, возвращаясь домой только к обеду.

Хуан тоже уходил рано утром и приходил; ближе к вечеру. Но даже дома он был поглощен дедами и постоянно думал о чем-то своем.

К концу недели Линн уже познакомилась! с большей частью многочисленных родственников графини. К ней отнеслись очень тепло, чувствовалось, что за вроде бы вежливыми и ненавязчивыми вопросами скрывается неуемное любопытство. Очень скоро стало ясно, что кое-кто из родни графини не одобрял ее брака англичанином. Не без едкой иронии Линн спрашивала себя, а как, интересно, они отнесутся к тому, что Хуан собрался жениться на дочери этого самого англичанина?

Как ни странно, но за эту неделю она успела смириться с тем, что уже очень скоро станет женой Хуана. Хотя по-прежнему чувствовала, что ей нужно время, чтобы свыкнуться с мыслью о необходимости круто изменить свою жизнь.

Утром, на седьмой день пребывания в Мадриде, Хуан заявил, что собирается показать Линн город.

Начали они с уже знакомой ей Пласа Майор с величественными постройками семнадцатого века. Затем в церкви Эрмита де Сан-Антонио де ла Флорида любовались фресками Франсиско Гойи. Хуан хорошо знал историю города. Он необыкновенно интересно рассказывал о владычестве Абд-ар-Рахмана I, подчинившего себе все мусульманские владения на Пиренейском полуострове, о том, как Кастилия была отвоевана у мавров, о «Непобедимой армаде», в битве с которой Англия взяла верх над Испанией… Словом, Хуан открылся ей с новой, очень привлекательной стороны.

За обедом в маленьком уютном ресторанчике неподалеку от королевского дворца он упомянул о своем отце и честно признался, что они с ним не ладили.

— Отец был человеком старой школы Считал, что детей не должно быть ни видно ни, слышно. У меня постоянно было чувство что я его раздражаю уже тем, что существую. ОН держал меня в ежовых рукавицах. Такой у него был принцип.-Хуан усмехнулся, заметив потрясенное выражение на лице Линн.-Но все было не так уж и плохо. Я редко бывал дома Учился в школе-интернате. Но мне было больно видеть, как мама из-за него страдает. Когда он умер, я только обрадовался. Тебя это шокирует?

Линн покачала головой.

— Нет, не шокирует. Когда умерла бабушка, я тоже испытала облегчение. Но я тогда еще не понимала, чем мне это грозит. Я была уже большой девочкой, так что меня нельзя было удочерить. Меня определили сначала к одним опекунам, потом-к другим. И так до тех пор, пока я не достигла того возраста, когда можно было поступать в университет. Только тогда я начала понимать, что бабушка не любила меня. Но я не виню ее за это. Просто она очень любила Джун, мою маму. И потеряла ее… Так что бабушку можно понять и простить.

— Но ей нельзя простить то, что она скрыла от тебя правду о твоем отце.

— Да. Но я все равно не хочу на нее обижаться. Потому что тогда мне придется вспомнить о прошлом. А я не хочу ничего вспоминать.

Хуан накрыл ее руку ладонью.

— Твой отец был замечательным человеком. Именно он помог мне пересмотреть мое отношение к собственному отцу. Помог понять что недостатки моего отца-это его недостатки. А до этого я чувствовал себя виноватым за то, что я был не таким сыном, которым он, хотел меня видеть. Когда отец на меня сердился, он говорил, что это во мне проявляется дурная английская кровь. Он считал меня мягким и бесхарактерным. Вот почему он отправил меня в интернат.

—Как это ужасно!-прошептала Линн я зябко повела плечами.

. — Да, согласен. Это ужасно. Наших детей мы будем воспитывать по-другому. Я хочу, чтобы они всегда были с нами. Ты ведь хочешь детей, да, Линн?

В сердце у нее что-то дрогнуло.

— Да, очень.

«Твоих детей»,-чуть было не добавила Линн, но промолчала.

— Если у нас будет сын, я хотел бы назвать его в честь твоего отца. У Линн защипало глаза.

— Мне тоже хотелось бы.

— Думаю, что, когда мы поженимся, мама с Мерседес переедут жить в Мадрид. Здесь все мамины родственники и друзья. Когда был жив твой отец, маме вполне хватало его одного и она не хотелось ни с кем больше общаться. Но теперь…

Хуан умолк, но ему и не надо было продолжать. Линн сама понимала, каким пустым и неуютным должен казаться графине дом, в котором она прежде жила с любимым человеком.

Линн задумалась и не заметила, как Хуан поднес ее руку к губам и перецеловал каждый пальчик. Даже от этих невинных ласк у нее перехватило дыхание, а по телу разлилась сладостная истома.

— Господи, как я хочу заняться с тобой любовью,-прошептал он.-Не заставляй меня ждать слишком долго, дорогая. Я вообще человек нетерпеливый. А по ночам мне так одиноко в холодной постели.

Не решаясь взглянуть на Хуана, она ему. смущенно проговорила:

— Нам и не надо ждать долго… правда? Мы могли бы поехать к тебе…

Она замолчала. А когда все же решилась взглянуть на него, увидела, как напряжено его лицо.

— Нет. Мы не можем поехать ко мне. — Линн невольно вздрогнула: так натянуто и жестко прозвучал его голос. Откровенный отказ Хуана обидел ее и унизил. И поколебал обретенную было уверенность в себе.

— И не смотри на меня так.-Теперь голос Хуана стал мягче, но угрюмые складки в уголках его губ так и не разгладились.-Я не могу привезти тебя к себе и заняться с тобой любовью, как будто у нас с тобой какой-нибудь тривиальный романчик, приятный, но ничего не значащий. Твой отец…

Линн посмотрела ему прямо в глаза.

— Почему ты стремишься жениться на мне, Хуан? Из-за того, что этого хотел мой отец?

Не в этом ли причина всех ее сомнений? Может, ее неуверенность проистекает из подозрений, что Хуана влечет к ней лишь потому, что она дочь человека, которого он любил и уважал?

— Вовсе нет. Как тебе подобное вообще пришло в голову? Думаешь, я не представляю себе как это будет, когда я стану ласкать твое обнаженное тело, когда мы наконец насладимся друг другом сполна? Думаешь, я никогда не чувствовал то, что чувствуешь ты?

Чувствовал, уверяю тебя. И в тысячу раз сильнее!

Линн видела, что он рассердился. Но, как ни странно, его недовольство подействовало на нее успокаивающе.

— Даже если бы ты не была дочерью Эймова, уже одно то, что ты живешь в доме моей матери, что ты-гостья моей семьи, обязывает меня ко многому… Во мне есть английская кровь, но я все-таки испанец. А в нашей стране мужчина, если он человек порядочный, не соблазняет невинную девушку ради забавы иди мимолетного удовольствия… Но когда ты станешь моей женой, обещаю, ты будешь меня умолять, чтобы я занимался с тобой любовью.

От одного только звука его хрипловатого голоса у Линн кружилась голова, а мысли путались.

— По-моему, у нас с тобой первая семейная ссора,-усмехнулся Хуан.-Давай сегодня вечером сходим куда-нибудь поужинать и потанцевать. Во всяком случае, у меня будет хороший повод держать тебя в объятиях. Ты заметила, с каким усердием теперь мама старается не оставлять нас наедине слишком долго?

Линн это заметила. Она улыбнулась, вспомнив о том, что сказала ей графиня.

— Но, Хуан, мне нужно будет вернуться в Англию. Ненадолго,-заискивающе произнесла она.

— Но почему именно сейчас, а не после того, как мы поженимся? Опять хочешь от меня убежать?

— Я уже пыталась тебе объяснить, — мягко проговорила Линн.-Все произошло слишком быстро. Мне нужно время, чтобы привыкнуть к мысли, что я выхожу за тебя замуж. Надо побыть одной. Это не потому, что я тебя не люблю… К тому же необходимо уладить дела с квартирой, с работой… А потом я вернусь.

Хуан был явно не рад такому повороту событий. Но Линн действительно было необходимо хорошенько обо всем подумать еще какое-то время пожить той жизнью, к которой она привыкла. И потом, ее опять поразила и насторожила нетерпеливая горячность Хуана, человека-как Линн уже поняла— хладнокровного и умеющего держать себя в руках.

— Ты это твердо решила?

— Что? Вернуться домой на какое-то время? Да… да, я так решила.-Она заглянула ему в глаза.-Мы ведь еще не знаем друг друга по-настоящему, Хуан.

— Я знаю, что люблю тебя,-жестко проговорил он.-И мне казалось, что ты тоже любишь меня.

— Да, я тебя люблю.

Его лицо немного смягчилось.

— Хорошо. Давай обсудим все это завтра.

— Но сегодня вечером…

— Сегодня вечером мы ничего обсуждать не будем,-решительно заявил Хуан.-Обещаю тебе нечто романтичное.

— Ты не заставишь меня передумать, Хуан,-честно предупредила его Линн.

Он лишь посмотрел на нее и улыбнулся. Потом Линн не раз вспоминала эту улыбку и поражалась своей наивности.

В основном гардероб Линн состоял из строгих костюмов, подходящих для работы, и для нее это был новый опыт-покупать себе роскошные вечерние платья и изящные модные туфли.

В тот вечер она надела одну из шикарных обновок: синее шелковое платье, которое выгодно подчеркивало фигуру, но при этом не открывало ничего лишнего. Одно плечо было расшито мелким бисером. Бусинки отражали свет и искрились, точно россыпь синих и серебряных искр.

Когда Линн спустилась вниз, Хуан как раз вышел из своего кабинета. У нее перехватило дыхание-таким красивым и элегантным выглядел он в черном смокинге.

— Тебе очень идет это платье.

Его жгучий взгляд был точно страстное прикосновение. И Линн вдруг захотелось броситься к нему в объятия.

— Твоя мама выбирала.

Как натянуто и чопорно звучит их разговор! Как будто Хуан нервничает не меньше ее самой.

— Машина уже у подъезда.

Хуан повез Линн ужинать в ночной клуб. Как он пояснил, в самое шикарное заведение такого рода в Мадриде. Линн и раньше посещала роскошные клубы и рестораны. Можно сказать, это была ее обязанность-обедать с клиентами и партнерами по бизнесу. Но сегодня вечером все было иначе. Сегодня она была с человеком, которого любит.

Когда они вошли в клуб, Хуан взял Линн за руку. Официант проводил их к столику, расположенному достаточно далеко от танцплощадки, где под приятную мелодию уже танцевали несколько пар. Хуан что-то сказал официанту, и тот мгновенно исчез.

Линн огляделась. Почти все женщины были в вечерних платьях, а мужчины-в смокингах. Официант вернулся к их столику и церемонно водрузил на боковой столик ведерко со льдом, откуда торчала бутылка и два хрустальных бокала.

— Я заказал шампанское,-сказал Хуан. — Надеюсь, ты его любишь.

Линн пила шампанское только на свадьбах, Но это прелестное золотистое вино, которое как будто гладило ее горло, разительно отличалось от того безвкусного напитка, который ей доводилось пробовать раньше. Оно разливалась по венам игристым огнем, наполняя все ее существо восторгом.

Пока Линн изучала меню, официант снова наполнил ее бокал. Но уже от первого бокала у нее слегка закружилась голова, и, не в силах сосредоточиться, она попросила Хуана сделать заказ за нее.

— Кажется, я слегка опьянела,-объяснила она, заметив, как он удивленно приподнял бровь.-Никак не могу решить, чего мне хочется. Обычно я не такая беспомощная.

Он назвал ей несколько блюд, поинтересовался ее предпочтениями, и в конце концов они оба решили заказать одно и то же: на закуску-коктейль из даров моря под каким-то особенным соусом, а потом-жареного омара.

В ожидании блюд они так увлеклись беседой, что Линн заметила, что допивает третий бокал шампанского, только когда он был уже почти пуст.

Но тут, к счастью, принесли закуску. Линн с удовольствием принялась за еду. Она уже начинала привыкать к мысли, что теперь ее жизнь будет связана с Хуаном. Похоже, он действительно ее любит. Все же ее сомнения и страхи идут из прошлого, а не из настоящего.

Они уже приступили к омару, когда к их столику вдруг подошла высокая черноволосая красавица. Она положила руку на плечо Хуана, и Линн заметила длинные ногти, такие же ядовито красные, как и шелковое платье.

— Да брось, дорогой! У нас с тобой далеко не столь официальные отношения, — возразила женщина, когда Хуан представил ее как дочь одного своего делового партнера.-Уверена, твоя сводная сестра не столь наивна, чтобы думать, будто ты живешь как монах.

И дураку было ясно, на что намекала красотка в красном. У Линн все перевернулось внутри. Но она заставила себя вернуться к еде, всем своим видом показывая, что омар занимает ее гораздо больше, чем приятельница Хуана. Хотя теперь восхитительное блюдо казалось ей совершенно безвкусным.

— Мы с Линн собираемся пожениться. — Слова Хуана привели брюнетку в состояние легкого шока. Сначала она широко распахнула глаза, а потом взгляд ее сделался жестким.

— Понятно,-протянула она, словно осыпая Линн колючими кристалликами льда. — Затем повернулась к Хуану:-Ну что ж, дорогой. Надеюсь, ты знаешь, что делаешь. Кстати папа ждет твоего звонка. Хочет с тобой обсудить новый проект.

— Я ему позвоню на будущей неделе. — Когда красавица прошла мимо, Линн едва не задохнулась от тяжелого запаха духов. У нее не было сил взглянуть на Хуана, поэтому она сосредоточенно уставилась в свою тарелку.

— У нас с Хосефиной был роман, как ты, наверное, уже догадалась, — спокойно проговорил Хуан.-Прежде чем ты меня спросишь, я отвечу… Нет, я ее не любил. И она не любила меня. Но Хосефина из тех женщин, которые не выпускают из рук то, что считают своей собственностью. Мне очень жаль, что встреча с ней тебя огорчила.

— Я не глупа, Хуан. И понимаю, что у тебя были женщины.

— Но знать о них-это одно, а встретиться лицом к лицу-совсем другое. Если бы к нам подошел кто-то из твоих бывших мужчин, я бы вряд ли ему обрадовался.

Линн удивленно взглянула на Хуана.

— Хочешь сказать, ты бы меня ревновал?

— Конечно. А что в этом удивительного? Но, поверь, у тебя нет причин ревновать меня к Хосефине. Наш роман длился недолго и давно закончился.

Его слова должны были бы успокоить Линн. Но Хосефина была так красива… Почему Хуан влюбился в нее, Линн, а не в Хосефину? Все сомнения и страхи разом вернулись. Неожиданное появление бывшей любовницы сводного брата разрушило все очарование вечера. Да и Хуан вдруг помрачнел. Линн заметила, что он поглядывает в сторону столика, за которым сидела черноволосая красавица.

— А я и не знала, что ты занимаешься чем-то еще, помимо работы в поместье. Что у тебя за проект с ее отцом?-не смогла не спросить Линн.

— Это связано со строительством. Я продал ему землю, которая досталась мне по наследству от одной из тетушек моего отца. Тоже в Андалусии, но достаточно далеко от поместья. Как я понимаю, он собирается строить там комплекс отелей. Ладно, забудем про Хосефину и ее отца. Хочешь чего-нибудь на десерт, дорогая, или потанцуем?

Больше всего Линн хотелось уйти отсюда, но она лишь улыбнулась и пошутила, что десерт в нее уже не влезет.

— Тогда я сейчас закажу кофе, а потом я смогу обнять тебя, не рискуя скомпрометировать…

Прижимаясь в танце к сильному телу Хуана, Линн размышляла о том, что вовсе не удивительно, что Хосефина так зло на нее смотрела. Наверное, это очень тяжело-терять такого мужчину, как ее сводный брат. При одной только мысли об этом Линн пробрала дрожь. Хуан прижал ее еще теснее к себе и заглянул ей в глаза:

— Тебе холодно?

Она покачала головой. И взгляд Хуана тут же зажегся страстным огнем. Он наклонился к самому уху Линн.

— Или, может быть, ты дрожишь потому, что тебе хочется обнимать меня в другом танце. Наверное, это хорошо, что ты гостья нашей семьи, иначе, дорогая, я бы не устоял перед искушением похитить тебя на манер моих мавританских предков.

Что-то в его тоне заставило Линн язвительно проговорить:

— Женщины в наше время уже не беспомощные жертвы мужских желаний, Хуан. Мы вполне в состоянии сами решать, что думать и как чувствовать. И выбирать себе любимых…

— Все верно,-согласился он с улыбкой. Но женщина никогда не сможет заставить мужчину заниматься с ней любовью, если у него нет на то желания.

Но разве мужчина не может притвориться, что это желание есть?-мелькнула неприятная мысль. Музыка стала медленнее, а вместе с ней и ритм танца. Даже через одежду Линн чувствовала жар разгоряченного тела Хуана. Нет. Так притворяться невозможно. Он действительно хочет ее. По-настоящему. А все сомнения и страхи Линн проистекают, скорее всего, из неуверенности в себе.

Хуан провел рукой по ее талии. Потом его ладонь скользнула вверх и остановилась как раз под грудью. Даже от этой потаенной ласки Линн почувствовала возбуждение, а в душе ее поднялась волна женского торжества, почти примитивного по своей свирепой силе. Может быть, раньше Хосефина и Хуан были любовниками. Но теперь он принадлежит только ей. Линн безотчетно прижалась теснее к своему партнеру. Сейчас ей хотелось только одного:

остаться с ним наедине и отдаться во власть его страсти. Отдаться во власть своей страсти…

рука Линн скользнула ему под смокинг.

Хуан на мгновение задержал дыхание.

— Пойдем отсюда,-хрипло проговорил он

Даже если бы Линн и хотела, она не смогла бы ему возразить. Все произошло в считанные секунды. Кто-то из обслуживающего персонала подогнал «ягуар», и Хуан едва ли не грубо затолкал свою спутницу в машину.

Когда он сам собирался сесть за руль, из клуба вышли какие-то люди. Линн невольно напряглась, заметив среди них Хосефину.

— Уже уезжаете? Что-то вы рано.-Брюнетка скользнула холодным злым взглядом по бледному лицу Лини и, подойдя едва ли не вплотную к Хуану, взяла его за руку.-Мы едем в «Каса Пако». Не хотите присоединиться?

— Спасибо, не сегодня.

Хуан отступил, и Линн с облегчением вздохнула. Хосефина лишь разговаривала с ним, но одно только это переполнило ее жгучей ревностью.

Дома Линн нерешительно остановилась у лестницы, смущенная противоречивыми чувствами, которые бушевали у нее в душе. С одной стороны, ей очень хотелось, чтобы Хуан удержал ее в Испании и настоял на том, чтобы она не откладывая вышла за него замуж. С другой-внутренний голос нашептывал, что нельзя терять голову.

Ее снова одолевали страхи. Неужели лишь потому, что им случайно встретилась одна из бывших подруг Хуана? Но ведь он не пытался скрыть от Линн правду. И отнюдь не поощрял откровенные заигрывания Хосефины, которая из кожи вон лезла, чтобы привлечь его внимание.

Ей отчаянно хотелось, чтобы любимый обнял ее, поцеловал и прогнал прочь сомнения. Когда она обернулась к нему, Хуан глухо чертыхнулся себе под нос.

— Я поднимаюсь с тобой. К тебе в комнату, Линн.

— Но твоя мама!

Слова эти вырвались у нее невольно. На самом деле все ее тело уже пылало в сладостном предвкушении.

— Уже поздно. Мама давно спит. Не прогоняй меня, дорогая. Сегодня, когда мы с тобой танцевали, когда ты прижималась ко мне…

Его взгляд горел неистовой страстью. Линн поняла, что он действительно хочет быть с ней. И она тоже хотела быть с ним. Не самый лучший способ успокоить свои страхи. Но другого Линн просто не видела.

В полном молчании они поднялись по лестнице. Но как только вошли в комнату и закрыли за собой дверь, Хуан повернулся к Линн и распахнул объятия.

— Я не должен этого делать,-прошептал он, когда девушка шагнула к нему.

Но все равно обнял ее, прижал к себе и провел губами по тонкой шейке. Линн запрокинула голову. Именно этого она хотела, именно этого ей не хватало весь вечер.

— Сейчас я должен остановиться и уйти к себе,-снова прошептал Хуан, убирая волосы Линн, чтобы было удобней ласкать языком чувствительное место у нее за ухом.

— Нет…

Он взял ее лицо в ладони и заглянул ей в глаза.

— Что-нет? Не хочешь, чтобы я прикасался к тебе?

. — Не хочу, чтобы ты уходил…

В ответ Хуан так крепко прижал Линн к себе что ей стало нечем дышать. Она чувствовала, как бешено колотится его сердце.

. — Еще сегодня днем я дал себе слово, что не буду этого делать,-прерывисто произнес он не переставая целовать ее лицо: щеки, подбородок, уголки губ.

Он шептал ей ласковые слова, но Линн не разбирала какие. Сейчас она понимала только одно: если сейчас Хуан не поцелует ее по-настоящему, она просто умрет.

В конце концов Линн не выдержала и сама наклонила его голову, так чтобы добраться до его губ. Она провела языком, пробуя их на вкус.

— Это бренди…

Хуан не дал ей договорить. Его язык проник ей в рот с такой настойчивой силой, что Линн застонала от удовольствия.

Он еще ни разу не целовал ее так, как сейчас. С безудержной и отчаянной страстью. Раньше он все-таки себя сдерживал. Раньше, но не теперь. Быть может, его подстегнула встреча с Хосефиной? Линн выбросила из головы непрошеную мысль, не желая даже думать о другой женщине, которая когда-то была с Хуаном. Сейчас он с ней. Ласкает и целует ее как человек, одержимый жгучим желанием.

Его руки скользили по ее телу, и даже сквозь платье Линн ощущала жар его ладоней. Вот он обхватил ее за талию и еще крепче прижал к себе, так что она оказалась заключенной в кольцо его рук и бедер.

Еще никогда в жизни Линн не обнимали настолько интимно. У нее не было никакого любовного опыта, но тело само знало, что делать. Она потерлась бедрами о его бедра, чувствуя, как мужская плоть наливается неудержимым желанием. И уже не владея собой, принялась едва ли не рвать пуговицы на его рубашке. Хуан подхватил Линн под ягодицы и буквально притиснул к себе. Но в следующее мгновение с тихим стоном оторвался от ее губ и уткнулся лицом ей в шею.

—Господи, я не должен!..

В его голосе слышалась неприкрытая ярость. Линн почувствовала, как он весь напрягся, пытаясь взять себя в руки. Но ей не хотелось, чтобы он взял себя в руки. Ей хотелось, чтобы он оставался таким, как сейчас:

возбужденным, разгоряченным. Чтобы продолжал ласкать и целовать ее с неистовой страстью, которая будила в ней безумные желания. Ей хотелось сорвать с него одежду. И раздеться самой. Ей хотелось прижаться к его обнаженному телу. Хотелось почувствовать, как он войдет в нее и тела их сольются в извечном ритме любовного действа.

— Линн, помоги мне. Боже милосердный, если ты не остановишь меня сейчас, я нарушу все клятвы, которые дал себе. Что в тебе заставляет меня терять голову от желания? Я готов на все… на предательство, на убийство… лишь бы только ты стала моей. Если сейчас мы с тобой займемся любовью, тебе придется выйти за меня замуж…-Он заглянул ей в глаза, затуманенные страстью.-Знаешь, какое это сильное искушение… сделать так, чтобы ты стала моей навсегда?

Наверное, его слова, исполненные горячей решимости, должны были насторожить Линн, но они возбудили ее еще больше. Здравый смысл подсказывал, что Хуан сказал чистую правду: если сейчас он останется с ней, то судьба Линн будет решена.

Она молчала, не зная, на что решиться. Тогда он продолжил:

— Ради Бога, скажи, чтобы я ушел. Прошу тебя!..

— Я не хочу, чтобы ты уходил.-Голос ее дрогнул.-Останься, Хуан. Люби меня.

Слова были сказаны. Их уже не вернешь обратно. Линн могла лишь поражаться своей откровенности. На мгновение они оба замерли, словно под действием колдовских чар. А потом Хуан взял руки Линн в свои и прижал их к груди. Слева, где бешено билось сердце.

— У тебя есть ровно десять секунд на то, чтобы передумать.

Но не прошло и доли секунды, как Линн повяла, что не передумает. Она все решила. Окончательно и бесповоротно.

Сначала Хуан целовал ее медленно, как будто смакуя сладость нежных губ. Но потом его поцелуи стали более жаркими и настойчивыми. А когда Хуан расстегнул молнию на ее платье, Линн затрепетала от сладостного предвкушения. Снимая с нее платье, он нежно поцеловал ее в лоб и, подхватив на руки, опустил на постель.

Она лежала на спине, молча наблюдая за тем, как Хуан торопливо раздевается. Стройный, мускулистый, поразительно красивый… Только теперь Линн сообразила, что впервые в жизни видит полностью обнаженного мужчину. Впрочем, это и был первый мужчина с которым она оказалась в одной постели.

Хуан присел на краешек кровати и очень серьезно произнес:

— Ты уверена?

— — Почему ты спрашиваешь? Может быть ты сам передумал? И больше меня не хочешь?' Он рассмеялся и склонился над ней.

— А ты разве не видишь, хочу я тебя или нет?

Хуан обнял ее и прижал к себе. Линн была несказанно рада, что он не видит, как она покраснела.

Когда их обнаженные тела соприкоснулись, Линн поняла, насколько она беспомощна перед силой своего собственного желания… И все-таки… и все-таки она чувствовала, что Хуан, несмотря на все его уверения в обратном, прекрасно владеет собой. Хорошо это или плохо?

Но у нее не было ни сил, ни желания сосредоточиться и подумать, потому что в этот момент Хуан дотронулся до ее обнаженной груди. Под его ласками соски напряглись и затвердели.

Свет луны, что струился сквозь окно, заставлял тело девушки отсвечивать серебром. Ее кожа казалась алебастрово —белой по сравнению с его загорелыми руками. И хотя ладони Хуана загрубели от постоянной работы на винограднике, ногти были чистые и аккуратно подстриженные. У него вообще были красивые пуки. Красивые и «умные». Эти руки знали, когда надо быть нежными, а когда-чуть ли не грубыми. Он ласкал ее груди, так что Линн вся трепетала от восхитительного наслаждения.

Она провела пальцами по его груди. Кожа была поразительно горячей, как будто тело Хуана вырабатывало какую-то мощную внутреннюю энергию, действующую как магнит. Атмосфера в комнате явственно сгущалась. Хуан по-прежнему сжимал ее груди ладонями, но теперь уже не ласкал их. Он замер, словно в ожидании какого-то знака. А затем впился ей в губы с неистовой жадностью. Ритмичные, предельно эротичные движения его языка сводили с ума. Линн и представить себе не могла, что поцелуи бывают столь чувственными.

Она выгнула спину, подавшись навстречу Хуану. Ногти вонзились ему в спину. Казалось, ее закружил ослепительный вихрь, а тело как будто налилось свинцом и в то же время стало легким словно пушинка.

— Линн, Линн…-повторял он ее имя, дыша тяжело и прерывисто.-Ты сама заставляешь меня забыть, что у тебя это-в первый раз. Я не хочу сделать тебе больно.

— Ты мне делаешь больно лишь тем, что томишь ожиданием!-Линн не верила своим ушам. Неужели она только что произнесла эти слова? Неужели так откровенно предлагала ему себя?-Я не могу больше терпеть, Хуан. Я хочу тебя. Хочу чувствовать тебя здесь, во мне. Она сладострастно провела ладонями по внутренней стороне бедер. Смутно, словно издалека, Линн услышала, как он снова прошептал ее имя и нежно погладил по плечу, словно желая успокоить.

— Не торопись… Не так быстро… — Но Линн буквально умирала от желания слиться с ним в предельной близости. Не владея собой, она принялась лихорадочно гладить его по плечам, груди, животу.

— Линн, Линн, ты заставля…-Он умолк на полуслове, когда ладонь Линн легла ему на бедро, а затем ее пальцы запутались в жестких курчавых волосках…

Новое ощущение полностью захватило ее. Она еще никогда не прикасалась к мужчине так, как сейчас. Ей нравилось чувствовать, как его плоть наливается жаром под ее робкими прикосновениями.

А потом он неожиданно схватил ее за запястья, причем с такой силой, что Линн едва не сморщилась от боли. Она удивленно взглянула на Хуана. Его глаза были почти черными от желания. Лицо выражало предельную степень напряжения.

Когда он заговорил, Линн не узнала его голос. Каждое слово Хуан выговаривал так, будто оно давалось ему с нечеловеческим усилием:

— Если ты хочешь ласкать меня, то ласкай. Но не дразни, ради всего святого. Думаешь, мне легко себя сдерживать?

Она чувствовала, как бьется его сердце. И ее в ответ забилось в таком же бешеном ритме, когда Хуан взял ее руку и провел по своему телу, показывая, как именно он хочет, чтобы Линн его ласкала.

Она застонала, сама того не сознавая. Она так хотела его… Пыталась сказать ему это своим телом, своими возбужденными судорожными ласками. Но он все медлил, и тут из самых глубин ее истомленного существа, плавящегося в огне желания, вырвалась отчаянная мольба:

— Хуан, я уже не могу… Возьми меня. Прямо сейчас. Пожалуйста!

Он на мгновение замер, а Линн снова прижалась к Хуану всем телом и почувствовала его напряженную плоть. Совсем рядом. Но рядом ей было уже недостаточно.

— Хуан!

Потрясенный голос графини заставил Линн похолодеть от ужаса. Хуан владел собой лучше. Он аккуратно прикрыл Линн простыней, потом сам завернулся в одеяло и повернулся к матери. При этом вид у него был отнюдь не смущенный. Не сказать, чтобы совсем невозмутимый, но из них троих Хуан выглядел самым спокойным.

— Мне показалось, я слышала, как вы кричали, Линн. Подумала, что что-то случилось, и…-Графиня с белым как мел лицом упала в кресло, как будто у нее подкосились ноги. — Хуан, как ты мог? Линн живет в моем доме, под моей опекой. Если кто-нибудь из прислуги…

— Линн грозилась бросить меня и уехать домой.

— Уехать домой?!-испуганно воскликнула графиня.-Нет, сейчас это уже исключено! Вам следует пожениться, причем как можно скорее. Хуан, если бы тетя Кармен об этом узнала! Ты же знаешь, с каким неодобрением она всегда относилась ко мне.

Линн не знала, плакать ей или смеяться Ситуация получилась просто анекдотическая Давно уже миновало то время, когда мужчина должен был в обязательном порядке жениться на женщине, если его заставали с ней в спальне. И хотя Линн не забыла о том, что говорил ей Хуан о местных обычаях, она не верила своим ушам, слушая, как графиня абсолютно серьезно объясняла им, что не допустит никакой отсрочки их бракосочетания. Линн почему-то казалось, что Хуан очень доволен таким оборотом событий. И хотя, успокаивая мать, он делал все, чтобы снять вину с Линн, тем не менее ни разу не высказался против скоропалительной свадьбы. И только когда Хуан уверил графиню, что не останется в комнате Линн более пяти минут, она согласилась уйти и оставить их одних.

Когда дверь закрылась, Линн повернулась к Хуану. Лицо пылало от стыда.

— Я не могу выйти за тебя замуж в конце этой недели, Хуан. Ты же знаешь, что я собираюсь вернуться в Англию…

— Боюсь, это уже невозможно, дорогая, — произнес он тихо и ласково, но за внешней мягкостью скрывалась решимость, отметающая все возражения.-Ты же видела, как мама расстроилась. Она всегда немного побаивалась родственников моего отца, и ее приводит в ужас одна только мысль, что кто-то из них узнает о том, что между нами произошло. Знаю, тебе нужно время. Но ты тоже должна, понимать, что теперь я уже не могу никуда тебя отпустить. К тому же сегодня ты наверняка убедилась, какие радости ждут нас в браке. И что мы созданы друг для друга.

Чего она так боится? Что ей мешает выйти замуж за мужчину, которого она любит? Ведь Линн уже давно поняла, что любит Хуана. В своих чувствах она была уверена. Так почему же ставит под сомнение его искренность?

Словно угадав ее опасения, Хуан с горячностью произнес:

— Решено. Мы поженимся. И клянусь: всю свою жизнь, без остатка, я посвящу тебе! Ты не раскаешься в своем решении.

Какой смысл спорить? Больше всего на свете Линн хотелось быть с Хуаном, разделить с ним все радости и печали. Пришло время забыть о прошлом.

Но у нее оставался еще один, последний, вопрос.

— Хуан, ответь: ты хочешь жениться на мне не из-за того, что этого хотел мой папа? Твоя мама как-то сказала…

— Да, твой отец очень надеялся, что когда-нибудь мы с тобой встретимся и станем друзьями. Но при всем моем уважении к нему я никогда бы не женился на его дочери, не любя ее. Я думал, ты уже знаешь меня, Линн.

Она лишь молча кивнула и позволила поцеловать ее на прощание. Но проблема была в том, что Линн совсем его не знала. Во всяком случае, не знала настолько, чтобы быть в чем-то уверенной до конца.

Линн понимала, что нелепо и глупо вновь и вновь перемалывать в себе одни и те же сомнения и страхи. Все уже решено.

Она вспыхнула от стыда, вспомнив, как мать Хуана застала их голыми в постели. И это после того как недвусмысленно намекнула Линн на то, что не сторонница интимных отношений до свадьбы. Тем более-у нее в доме. Однако же графиня рассердилась больше на сына, чем на Линн. И расстроилась она больше из-за него.

Линн закрыла глаза и попыталась уснуть. Но ей в голову лезли разные неприятные мысли. Например, о Хосефине. Хуан был искушенным и опытным мужчиной. Линн прекрасно понимала, что вокруг него всегда будут виться женщины. Хватит ли у нее сил противостоять бурному натиску всех этих хосефин? Надо, чтобы хватило. Вряд ли Хуану понравится, если его жена очень скоро превратится в ревнивую склочную грымзу.

Жена… Она будет женой Хуана. Несмотря на все сомнения и страхи, Линн была по-настоящему счастлива. Она заснула с улыбкой на губах.

— Конечно, хлопот у нас будет много. Хорошо, что вы уже познакомились с большей частью наших родственников и они знают о намерениях Хуана. Так что объявление о свадьбе не будет для них большой неожиданностью. Но если кто-то спросит, я скажу, что вы уже давно решили пожениться. Что вы е Хуаном встречались раньше. Скажем, в Англии…

Линн несколько удивило, что графиня взялась за приготовления к свадьбе с таким оживлением и непомерным энтузиазмом.

Честно говоря, ей было неудобно встречаться с матерью Хуана на следующее утро. Она думала, что умрет от стыда. Но как только они остались наедине в столовой, ее будущая свекровь сразу же заявила, что не намерена обсуждать случившееся и что она ни в чем не упрекает Линн.

— Хотя Хуан уже взрослый мужчина, он все же мой сын. И существуют определенные нормы поведения в обществе. Однако, я думаю, его тоже можно понять. Влюбленный за себя не отвечает. Особенно если теряет женщину, которую любит.

— Он вовсе меня не терял. Просто я собиралась съездить домой. На месяц. Может быть, на два. Все так быстро произошло… Мне нужно было время, чтобы собраться с мыслями.

— Это все ваша английская кровь,-заявила графиня.-Вы слишком осторожны. Когда мы встретились с вашим отцом, я в тот же день поняла, что нашла любовь всей моей жизни. Сейчас вы не можете уехать в Англию. Это абсолютно исключено.

Линн не спорила. Во-первых, это было бессмысленно. А во-вторых, она уже и сама решила, что от судьбы не уйдешь.

Приготовления к свадьбе шли так быстро, что Линн даже несколько растерялась. Почти все родственники графини съехались сейчас в Мадрид, так что готовящееся торжество принимало угрожающие масштабы. Пришлось даже нанять целый штат дополнительных поваров и официантов, поскольку прислуга уже не справлялась с возросшими обязанностями.

Следующие два дня Линн виделась с Хуаном только урывками, между представлениями невесты очередной группе многочисленных родственников жениха и изнурительными походами по магазинам. Впечатление было такое, что графиня решила обеспечить Линн бельем и одеждой на много лет вперед. Как видно, в Испании невесте полагалось иметь внушительное приданое, о котором Линн до этого только в книжках читала.

На третий день графиня торжественно объявила, что сегодня они отправятся выбирать свадебное платье. У Линн даже ёкнуло сердце, когда она увидела, какой решимостью горят глаза ее будущей свекрови. Но приготовления к свадьбе давно вышли из-под контроля Линн, и у нее даже не нашлось сил еще раз высказать пожелание купить что-нибудь скромное.

Они проходили по магазинам все утро, пока не нашли наконец платье, которое отвечало высоким запросам графини. Но когда Линн вышла из примерочной и увидела себя в огромном зеркале, даже она не смогла сдержать вздох восхищения.

Словно по волшебству гадкий утенок вдруг превратился в прекрасного лебедя. Платье поразительно шло к ее фигуре: облегающий верх и длинная пышная юбка на кринолине. А тончайший шелк и кружева как нельзя лучше подходили к ее бледной коже. Стразы, которыми был расшит подол, сверкали как бриллиантики. Это был наряд принцессы из сказки. И как ни странно, после всех заявлений Линн о том, что ей хотелось бы чего-нибудь поскромнее, она поняла, что платье ей очень нравится.

День прошел словно в каком-то упоительном бреду. После полудня графиня повезла Линн выбирать тончайшее шелковое белье, которое вручную шили и вышивали монахини местного монастыря. Поначалу Линн решительно воспротивилась, но потом представила, как Хуан увидит ее в столь изысканном белье в их первую брачную ночь, и все ее возражения вмиг иссякли.

До конца недели Линн почти не видела Хуана. А вечером в пятницу графиня решила устроить ужин в узком семейном кругу. Линн ожидала, что придет где-то с десяток гостей. Так что можно было понять ее потрясение, когда оказалось, что ужин в узком семейном кругу больше похож на официальный великосветский прием с числом приглашенных едва ли не в полсотни человек. Она просто забыла, какими большими бывают семьи в Испании. Но зато Линн поняла, почему графиня настояла, чтобы она надела на ужин одну из шикарных обнов.

Гости разошлись рано, часов в одиннадцать, поскольку невесте следовало отдохнуть перед днем свадьбы. Но когда Линн обрадовалась тому, что теперь у нее есть возможность побыть с Хуаном хотя бы часок наедине, графиня решительно заявила:

— Пора ложиться спать. Вам предстоит тяжелый день.

Линн и сама это понимала. После венчания в церкви в доме графини должен был состояться торжественный обед, а ближе к вечеру новобрачные уезжали обратно в поместье, где собирались провести медовый месяц. Правда, Хуан предлагал поехать за границу, но Линн отказалась. Она понимала, что сейчас не стоит бросать виноградники так надолго. И к тому же Линн хотелось узнать своего мужа в привычной для него обстановке-у него дома.

Утром сияющая горничная принесла ей завтрак. Линн не успела еще допить кофе, как к ней уже заглянули графиня и Мерседес. Мерседес-просто поболтать о предстоящем радостном событии, графиня-напомнить, что парикмахер придет через час.

А потом Линн как будто закрутил сумасшедший вихрь. Она уже не понимала, что с ней происходит. И только под высокими сводами церкви, где они с Хуаном обменялись клятвами в вечной любви и верности, ей удалось на мгновение перевести дух.

Служба проходила на английском. Линн не считала себя сентиментальной, но у нее на глаза наворачивались слезы, когда она вслушивалась в проникновенные и торжественные слова, произносимые священником,-слова вечные как само время.

Итак, свершилось! Теперь она жена Хуана, а он ее муж. В печали и в радости, в болезни и здравии.

Обед прошел в шумном и радостном возбуждении. Весь дом был переполнен детьми и взрослыми. Свадьба для испанцев, как очевидно, была самым главным семейным праздником. Линн столько раз обнимали и целовали, что уже очень скоро у нее закружилась голова.

Разумеется, все восхищались ее свадебным платьем. Хуан, правда, не сказал ни слова, но Линн видела неподдельное восхищение в его глазах, когда он повернулся к ней у алтаря. Когда после обеда Линн поднялась к себе, чтобы переодеться, она сняла роскошное платье с некоторым сожалением. Едва она успела надеть шелковый костюм, в котором собиралась ехать в поместье, как в ее спальню вошел Хуан.

Линн невольно вздрогнула. С сегодняшнего дня надлежит говорить «в нашу спальню».

— Скажи кому-нибудь из прислуги, чтобы упаковали твое свадебное платье. Мы возьмем его с собой,-сказал Хуан, легонько прикоснувшись губами к ее губам. Увидев, что Линн недоуменно нахмурилась, он добавил:-Я хочу сам снять его с тебя. Привилегия мужа в первую брачную ночь.

От одних этих слов по телу Линн разлилась знакомая сладостная истома. Будь ее воля, она, наверное, не удержалась бы и попросила Хуана заняться с ней любовью прямо сейчас, не откладывая до ночи. Но тут в комнату ворвалась радостная Мерседес и сообщила, что все ждут новобрачных, чтобы пожелать им счастливого пути.

Никто не стал украшать машину ленточками и воздушными шариками или писать на ней всякие шутливые пожелания, но Линн все равно остро осознавала, что теперь она замужем и что рядом с ней, за рулем, сидит уже не просто любимый мужчина, а законный супруг.

Едва миновали пригороды Мадрида, как Хуан съехал на обочину и затормозил. Поначалу Линн подумала, что с «ягуаром» что-то не в порядке. Но когда муж обернулся к ней, сразу поняла, зачем он остановился.

И не ошиблась.

— Господи, какая же длинная была неделя,-проговорил он, оторвавшись наконец от ее губ.-Даже не знаю, что бы со мной стало, если бы пришлось ждать еще дольше.

Хуан уже вручил ей свадебный подарок: изящное жемчужное ожерелье, которое было сейчас на Линн. Она прикоснулась к нему кончиками пальцев.

— Тебе нравится?-спросил Хуан.

— Очень, я в него просто влюбилась. — Она заглянула ему в глаза и смущенно прошептала:-Но тебя я люблю еще больше.

— Запомню. Сегодня вечером тебе представится возможность мне это доказать,-так же шепотом проговорил Хуан.-Господи, даже не знаю, что бы я делал, если бы ты уехала в Англию на два месяца. Наверное, похитил бы тебя.

— Если бы мы тогда поехали к тебе домой, твоя мама никогда бы…

— Я хотел, чтобы ты стала моей женой, Линн. Женой, а не любовницей,-резко оборвал ее Хуан.-И потом, если бы я повез тебя к себе домой, нас могли бы увидеть. Не берусь судить, правильно это или нет, но у некоторых наших родственников весьма строгие, даже старомодные, представления о морали. Я не желал, чтобы они думали о тебе плохо.

— Хочешь сказать, что, если бы мы с тобой переспали до свадьбы, твои родственники косо бы на меня смотрели?-с вызовом спросила Линн.

— Здесь не Англия, а Испания… Ехать нам предстоит долго,-проговорил он безо всякого перехода.-Почему бы тебе не подремать?

— Замужем оказалось так скучно, что невеста заснула сразу же после свадебной церемонии,-поддразнила она.

— Подожди немного, и тебе не придется скучать.-Во взгляде Хуана промелькнуло неприкрытое удовольствие, когда Линн покраснела от его многообещающих слов.-Мне так нравится, когда ты краснеешь. Приятно знать, что я у тебя первый мужчина. И сегодня ночью ты узнаешь, насколько мне это приятно.

Хуан разбудил —Линн, когда они уже подъехали к дому. Работники поместья ждали их во дворе-им не терпелось поздравить молодоженов.

Линн по привычке направилась в свою старую комнату и смутилась, когда муж напомнил ей, что с сегодняшнего дня они будут жить вместе в хозяйском крыле. В этом крыле располагались апартаменты, в которых жили родители Хуана. Но с тех пор как графиня вышла замуж за отца Линн, эта часть дома пустовала. И хотя Хуан сам признался, что обстановка там старомодная и даже несколько мрачноватая, но зато из окон спальни открывается изумительный вид на виноградники и сосновый лес на холмах.

— Чего ты там высматриваешь?-спросил он, выходя следом за Линн на огромный балкон.-В такой темноте все равно ничего не видно.

— А я различаю очертания холмов,-отозвалась она.-Мы где сейчас? Над центральным патио или…

— Нет. В этой части дома есть свой внутренний дворик. Туда можно спуститься по лестнице с балкона в гостиной.-Хуан оглядел спальню с плохо скрытым пренебрежением. — Наверняка ты захочешь здесь все переделать Если бы у нас было больше времени…

— У нас было бы больше времени, если бы мы с тобой занялись любовью у тебя дома, а не…

— Чего ты добиваешься? Признания, что я рассчитывал на то, что мама ворвется к нам в самый неподходящий момент и заставит меня на тебе жениться, чтобы сохранить твое доброе имя?

Линн охватила странная нервозность. Она очень остро осознавала, что теперь она замужем и сегодня ей предстоит вступить в близкие отношения со своим мужем.

— А ты на это действительно рассчитывал? Хуан прищурился, пристально глядя на Линн. И неожиданно все ее страхи вернулись. В конце концов, что в ней могло бы привлечь такого роскошного мужчину? Что у нее есть такого, что она могла бы ему отдать?

— Если это так, то ты выбрал весьма необычный способ расстроить мою поездку в Англию.

— Но зато эффективный?-спросил Хуан. Ей стало не по себе. Их разговор, начавшийся как невинная шутка, вдруг приобрел какой-то пугающий скрытый смысл.

— Ты бы не стал… ты бы не стал так поступать…-Голос Линн сорвался. Она и сама толком не поняла, то ли она утверждала это, то ли задавала Хуану вопрос.

— Ты даже не представляешь, на что я способен, если вознамерился добиться чего-либо…

А я очень хотел, чтобы ты стала моей женой.

В дверь постучали. Хуан нахмурился и пошел открывать. Линн слышала, как он говорит с кем-то по-испански. Когда Хуан вернулся, он все еще хмурился.

— Боюсь, мне придется уехать. Ненадолго. Думаю, где-то на час. Химена принесет тебе ужин.

— Но, Хуан…-Лянн испуганно взглянула на мужа. Сегодня же день их свадьбы. Их первая брачная ночь. А ему вдруг понадобилось куда-то ехать!

— Да, я все понимаю. Но, к сожалению, ничего не поделаешь. Надо решить одно важное дело, причем немедленно. Но я скоро вернусь. Вот увидишь, ты даже соскучиться не успеешь.

Линн ждала, что Хуан ее поцелует, но, к ее несказанному разочарованию, этого не произошло. Он лишь взглянул на нее и улыбнулся, причем его улыбка больше походила на кривую усмешку.

— Прости,-тихо проговорил он.-Если сейчас я тебя поцелую, то просто не смогу от тебя уйти.

Как ей хотелось, чтобы он перенес все свои дела на завтра. Но Линн все-таки удалось совладать со своими эмоциями. Если бы дело не было действительно важным, Хуан бы не ушел от нее сегодня. Она изобразила бледное подобие улыбки.

— Я… я буду ждать тебя.

Минут через пятнадцать, после того как Хуан удалился, к Линн заглянула Химена и сообщила о приходе гостьи. Удивленная Линн последовала за горничной вниз в главную гостиную. Она никого не ждала. И уж тем более расстроилась, когда увидела, кто к ней пожаловал. Хосефина лениво поднялась с кресла, глядя на новобрачную со злой гримасой.

— А вот и наша невеста!

— Хуана нет дома,-спокойно проговорила Линн, давая понять, что прекрасно понимает, зачем сюда явилась Хосефина.

— Да знаю. Он сейчас на деловой встрече. С моим отцом.-Брюнетка язвительно хохотнула, заметив потрясение Линн.-У нас здесь неподалеку вилла, откуда очень удобно добираться до комплекса отелей, который мы собираемся строить тут неподалеку. Когда строительство будет закончено, мы с вами окажемся близкими соседями. Управляющей этим комплексом папа назначил меня. Нам с Хуаном будет очень удобно. Меня всегда стесняло, когда приходилось ездить в его мадридский дом. Но теперь…

Хосефина опять рассмеялась, увидев, какое у Линн стало лицо, и снова уселась в кресло.

— Ой, моя дорогая, разве он вам еще не сказал, почему женился на вас? Но вы, я думаю, и сами догадались.

Линн вдруг пробрал озноб. Все ее страхи, все ее самые жуткие кошмары обретали реальное воплощение.

— Вы хотите сказать… из-за моего отца, — растерянно пролепетала она.-Но я…

— Из-за завещания вашего отца,-поправила Хосефина. — Хуану пришлось жениться на вас, чтобы заполучить в собственность виллу и землю при ней. Эта земля очень важна для проекта, который они осуществляют вместе с моим отцом. Разумеется, мы с Хуаном останемся любовниками.-Она покосилась на Линн, чтобы посмотреть, как та восприняла столь наглое заявление. Оставшись вполне довольной произведенным эффектом, Хосефина продолжала мягким вкрадчивым голоском, едва ли не мурлыкая, точно сытая кошка: — Ведь вы же должны понимать, что Хуан-мужчина, который может иметь всех женщин, которых только пожелает. Так мог ли он польститься на вас? Моя дорогая, где ваш пресловутый британский здравый смысл?

— Я не понимаю, о чем вы,-упрямо проговорила Линн. Она не собиралась допускать, чтобы ее оскорбляли.

— Не понимаете?-Хосефина поудобнее устроилась в кресле, изящно скрестив длинные ноги.-Ну что же, я вам объясню.-Она взглянула на золотые с бриллиантами часы у себя на руке. — Все равно Хуан еще не скоро вернется. Он мне обещал, что не будет скрывать от вас истинные причины, по которым женился. Но женщине лучше услышать горькую правду от женщины. Я сразу сказала Хуану, что чем раньше вы все узнаете, тем будет лучше для вас. В конце концов, какой женщине приятно осознавать, что она отдалась мужчине, который ее не желает. А с вами, моя дорогая, именно это и произойдет, если у вас с Хуаном дойдет до брачного ложа. Нет, я ни капельки не сомневаюсь в том, что он вас ублажит. — Брюнетка кокетливо передернула плечами. — Брак не может считаться законным, пока он не подтвержден супружескими отношениями. А Хуан весьма искушенный любовник. Уж он-то способен обмануть наивную глупышку вроде вас. Насколько я вижу, у вас нет никакого опыта в любовных делах, в то время как Хуан знает, как доставить женщине удовольствие…

Такой униженной Линн не чувствовала себя еще никогда. Она узнала этот довольный, затуманенный приятными воспоминаниями взгляд непрошеной гостьи. А та меж тем продолжала:

— Как это грустно, что от вас Хуану нужна только вилла.

— Ему вовсе незачем было жениться на мне, чтобы получить виллу,-сухо проговорила Линн, стараясь сохранить спокойствие. — Вы, может быть, этого и не знали. Но он знал. Я хотела вернуть виллу его матери.

Она надеялась, что ее слова заденут Хосефину. Но не тут-то было.

— Хуан как раз не хотел, чтобы вы возвращали виллу графине. Она бы ни за что не согласилась ее продать. Графиня не одобряет планов Хуана и моего отца относительно участка земли, где стоит вилла. Она весьма недальновидна. Кстати, ваш отец тоже был против продажи.-Хосефина презрительно скривила губы.-Это так глупо. Наш совместный проект принесет Хуану целое состояние.

Почему она выслушивает оскорбления вместо того, чтобы повернуться и уйти? Потому что гордость не позволяла ей трусливо бежать от боли, с горечью подумала Линн.

— Мой отец собирается на земле, где теперь стоит вилла, построить современный спортивный комплекс для клиентов отеля: теннисные корты, бассейны, залы с тренажерами. Когда все будет готово, эта часть побережья Андалусии превратиться в настоящую Мекку для богатых туристов.

Линн представила, как все это будет, и расстроилась. Ей нравился тихий дикий берег, не испорченный цивилизацией. Да и Хуану вряд ли придется по нутру, если к самым границам его виноградников подступят какие-то сооружения.

Как будто прочитав ее мысли, Хосефина продолжила с прохладцей в голосе:

— Конечно, Хуан продаст имение. Оно принадлежит ему, и он волен распоряжаться им по своему усмотрению. Он купит дом где-нибудь в тихом месте. Для вас… и его семьи. А мы с ним спокойненько…-Брюнетка рассмеялась, увидев потерянное выражение на лице Линн.-Неужели вы думаете, что его женитьба может помешать нам встречаться? — Она решительно покачала головой.-Еще неизвестно, кто из нас двоих нужен ему больше.

— Однако женился он не на вас,-холодно заметила Линн, хотя внутри у нее все кипело. Хосефина усмехнулась.

— Я не хочу выходить замуж. Ни за Хуана, ни за кого-то другого. Я дорожу своей свободой. Но это не значит, что ваш муж не устраивает меня как любовник. Наоборот. Я хочу, чтобы наши с ним отношения продолжались. И он тоже этого хочет. Хотя вам может говорить прямо противоположное. Неужели вы правда думаете, что способны заменить меня в его постели?

— А Хуан знает, что вы пришли сюда, чтобы поведать мне правду?-Линн очень старалась, чтобы ее голос звучал спокойно и даже язвительно. Хосефина даже бровью не повела.

— Догадывается. В настоящий момент они с моим отцом отмечают успешное завершение сделки.

Но если Хуану нужна была от нее только вилла, зачем он затеял представление со свадьбой? Разве не мог просто попросить отдать виллу ему, а не графине?

Линн поджала губы. Хуан наверняка знал, что она, как и его мать, никогда не позволит снести виллу, а на ее месте построить нечто современное для развлечения богатеев. И все же он казался таким искренним, когда говорил с ней о ее отце, о том, как любил и уважал его.

— Если Хуану была так необходима эта земля, он бы сумел убедить мать отдать виллу ему,-решительно проговорила Линн, отказываясь верить в то, что Хосефина говорит правду. Пусть даже у нее с самого начала возникали подозрения, что за жаркой страстью Хуана скрывается хитроумный расчет. Теперь, когда ее худшие опасения подтвердились, Линн вдруг поймала себя на том, что ей не хочется в это верить. Тем более что она узнала обо всем от Хосефины.

— Напрасно вы так думаете,-жестко проговорила брюнетка.-Графиня одержима идеей сохранить виллу в неприкосновенности, поскольку там жил ее обожаемый муж. Хуан надеялся, что ваш отец оставит виллу ему. Собственно, он потому и заключил контракт с моим отцом. У меня он с собой, я вам сейчас покажу.

Хосефина достала из сумочки пачку бумаг и сунула их под нос Линн. Разумеется, все документы были напечатаны по-испански. Но в самом конце стояли фамилии Хуана и отца Хосефины. И там же были их подписи.

— Теперь вы мне верите?

Глаза гостьи горели торжествующим огнем, и Линн пришлось постараться, чтобы взять себя в руки. Ей хотелось проснуться и убедиться, что это-кошмарный сон. Но, к сожалению, все происходило на самом деле.

Что меня так шокирует?-не без горькой иронии спросила она себя. У нее с самого начала были сомнения в искренности чувств Хуана. Но она думала, что он просто убедил себя в том, что любит ее. Потому что она была дочерью человека, которого Хуан необыкновенно уважал. Линн даже представить себе не могла, что правда будет настолько горькой и страшной. Сама бы она, наверное, никогда не догадалась, насколько Хуан расчетлив и бесчестен.

Хосефина внимательно наблюдала за соперницей. Вероятно, только теперь Линн сумела прочувствовать до конца, что происходит. Да, сводный братец поступил мудро, убедив ее, что их роман с Хосефиной завершился. Что это была обычная интрижка. Он сразу же усыпил все подозрения Линн. Но теперь она знала, как все обстоит в действительности. Хосефина утверждала, что ее отношения с Хуаном отнюдь не прекратились и даже будут продолжаться. Неудивительно, что ее новоиспеченный супруг не сказал ей, какое именно неотложное дело требует его непременного присутствия именно в день их свадьбы! Неудивительно, что ему не терпелось покинуть ее. И еще в одном Хосефина права. Линн никогда не сравнится в постели с этой искушенной и сексуальной красавицей. Но она и не станет ни с кем соперничать. Хуан женился на ней, на Линн. Как теперь выясняется, вынужденно. Но ведь можно и развестись.

Линн не знала, какие на этот счет существуют законы. Но в одном не сомневалась: теперь, когда ей известна правда, она просто не сможет лечь с ним в постель, не сможет прикасаться к нему или позволить ему прикоснуться к себе. Впрочем, она сама виновата. Надо было прислушаться к голосу разума. Потому что, рассудив здраво, Линн все равно пришла бы к выводу, что ей не стоит выходить замуж за Хуана. Теперь понятно, почему он так не хотел, чтобы она возвращалась в Англию.

И тут в голову пришла совсем уже мерзкая мысль: а что, если Хуан действительно рассчитывал на то, что в самый неподходящий момент к ней в комнату войдет его мать? Хосефина собралась уходить.

— Хотите, чтобы я сказала Хуану, что вы выполнили за него самую грязную работу? — холодно осведомилась Линн.

— Это уж вам решать, милочка.-Брюнетка обернулась в дверях, взгляд ее сделался жестким.-Честно говоря, на вашем месте я бы не стала его дожидаться, а села бы на первый же самолет, летящий в Англию. Или у вас совсем нет гордости?

Гордость у Линн была. Именно гордость не позволяла ей убежать, поджав хвост. Нет. Пока она просто скажет Хуану, что не будет жить с ним как жена с мужем. А при первой же возможности встретится с адвокатом и выяснит, что надо сделать, чтобы получить развод.

В одном Линн была уверена на сто процентов: она не допустит, чтобы у нее отобрали папину виллу.

Отец не хотел продавать виллу и землю под какое-то там строительство. Графиня тоже этого не хотела. Может быть, именно потому папа и оставил виллу Линн, а не Хуану. И она оправдает доверие отца. Если же Хуан уверен, что может вертеть ею как хочет, то уже очень скоро обнаружит, что ошибся.

Хуан вернулся домой где-то через полчаса после ухода Хосефины. В гостиную он вошел хмурый и явно чем-то недовольный.

— Химена сказала, что сюда заезжала Хосефина. Чего она хотела?

— Просто поздравить нас, — пожала плечами Линн. Хуан первый начал строить их отношения на лжи, поэтому она не чувствовала никаких угрызений совести.-А я и не знала, что ее отец собирается вести крупное строительство в этих краях.

— Да, это так. Кстати, сейчас я встречался именно с ним. Надо было решить одно дело.

— А-а.-Линн даже не подозревала, что в ней скрывается гениальная актриса. Похоже, Хуан даже не заметил перемены в ее настроении.-И все решилось к твоему удовлетворению?

Хуан покосился на Линн с некоторым удивлением.

— Можно сказать и так.-Он на мгновение умолк, а когда снова заговорил, его голос был резким и даже. жестким.-Линн, ради всего святого. У нас же медовый месяц. Я не хочу обсуждать с тобой мои дела.

Это он верно заметил, не без горечи прокомментировала про себя Линн.

— Да, конечно.-Она встала с кресла и направилась к двери, одарив мужа лучезарной улыбкой. На пороге помедлила, обернулась к нему и спросила с этаким невинным выражением:-Хуан, а ты бы отпустил меня в Дублин, если бы тогда к нам не вошла твоя мама?

— Отпустил бы я тебя в Дублин?-Его голос оставался все таким же жестким.-Нет, конечно. И ты это знаешь…

Да, она знала. А теперь еще знала и почему. Линн поспешно отвернулась, чтобы Хуан не заметил боль в ее глазах. Она очень надеялась, что ей удастся сохранить хладнокровие.

— Хуан, сегодня я не могу с тобой спать… и в ближайшие дни тоже… У меня очень странное состояние… Мне нужно время…

Время на то, чтобы подготовить все для развода, чтобы перебороть унижение, которое она претерпела благодаря ему. Судя по недоуменному выражению лица, Хуан действительно не знал, что ей тут наговорила Хосефина. Впрочем, Линн это не удивило. Хуан был не тем человеком, который бы стал уходить от ответственности и перекладывать грязную работу на плечи кого-то другого.

Вне всяких сомнений, он собирался держать Линн в неведении как можно дольше. Но Хосефина решила поторопить события. Горячая страстная испанка наверняка ревнива и готова на все, лишь бы не допустить, чтобы у Хуана был кто-то еще, пусть даже такая невзрачная и наивная «женушка».

Линн прекрасно понимала, что больше всего Хосефине хотелось, чтобы она уехала из Испании. Но Линн собиралась прежде всего выяснить, что теперь будет с виллой. Она не знала здешних законов. Сохраняет ли замужняя женщина свою собственность или все ее недвижимое имущество автоматически переходит к мужу? Или собственность сохраняется за замужней женщиной только до тех пор, пока брак не скреплен супружеским отношениями?..

— Что, черт возьми, происходит?-Хуан уставился на нее так, будто не верил своим глазам.-Когда я уходил, ты, казалось, не могла дождаться, когда же мы наконец будем вместе, а теперь говоришь мне, что… что…

— …Что мы не будем заниматься любовью,-спокойно закончила за него Линн. — Прости, Хуан, но я действительно не могу. И потом, если ты помнишь, я еще в самом начале просила тебя не торопить меня с замужеством.

— Линн!-Во взгляде Хуана читались неверие и мольба.-Линн, пожалуйста… Я понимаю, что тебе тревожно. Но я обещаю …

— Хуан, дело не в этом!

Она находилась на грани истерики. Еще немного, и выложит Хуану всю правду. А это в ее намерения не входило. Во всяком случае-• пока. Себя ведь не обманешь. И Линн прекрасно осознавала, что вряд ли устоит перед Хуаном, если тот пустит в ход свое чувственное обаяние.

Сила его сексуальности имела над ней буквально гипнотическую власть. Несмотря на все то что рассказала ей Хосефина, Линн по-прежнему тянуло к Хуану. Она по-прежнему его любила. И это пугало ее больше всего. Ей надо держать его на расстоянии. Как это непросто. Но она должна постараться.

Как будто почувствовав ее состояние, Хуан примирительно проговорил:

— Ну хорошо, сегодня я буду спать в своей старой спальне. Но мы еще поговорим обо всем этом, Линн. Я же чувствую, что что-то не так. Ты явно чего-то недоговариваешь. Это, часом, не из-за Хосефины?

У Линн все оборвалось внутри.

— Ты же мне сам говорил, что ваш роман давно закончился.

— Да.-Теперь в голосе Хуана явственно слышалось раздражение.-Итак, она что-то сказала тебе… что-то такое, что вновь разбудило в тебе комплекс неполноценности? Я не прав?

Господи Боже, из него получился бы неплохой актер. Его взгляд был исполнен такой неподдельной тревоги… Он знал, чем ее взять.

— Она обидела тебя, Линн? — Сердце забилось чаще. Это был ее шанс поговорить с Хуаном начистоту.

— Чем бы она могла меня обидеть?-поспешно спросила Линн, боясь выдать свое смятение. Господи, сделай так, чтобы Хуан сказал ей правду. Если сейчас он решится… Но нет, Хуан только нахмурился, пристально глядя на Линн.

— Не знаю,-спокойно солгал он.-Это ты мне должна сказать.

— Я не хочу говорить о твоей бывшей любовнице. Вообще ни о ком не хочу говорить, Хуан.-Голос ее сорвался.-Я хочу лечь в постель.

— Только одна, без меня,-едко заметил Хуан.-Ладно, я не собираюсь принуждать тебя, Линн. И у меня нет сейчас настроения тебя упрашивать. Ты очень меня обижаешь. Надеюсь, ты хоть понимаешь это. Что с тобой происходит? Просто нервничаешь, как и положено невесте перед первой брачной ночью, или ты вдруг поняла, что не любишь меня?

Он сам подал ей неплохую идею, и Линн тут же за нее ухватилась.

— Все случилось так быстро. Ты же знаешь, что я хотела повременить с замужеством, но ты буквально заставил меня…

— Выходит, я виноват? Ну что ж, спи одна, если ты этого хочешь. Но помни, теперь ты моя жена. И это уже не изменишь…

Ошибаешься, дорогой, подумала Линн. Все еще может перемениться. Но сначала нужно встретиться с адвокатом и разобраться в своих правах. И вот затем она выскажет Хуану все.

Удача была на стороне Линн. Когда она проснулась на следующее утро, мужа не было дома. Ночью разразилась сильная гроза. Виноградники побило дождем, и Хуану пришлось срочно ехать туда. Его не было дома весь день. Если кто-то из прислуги и посчитал несколько странным, что молодожены спят в разных комнатах, никто не выказал своего недоумения.

Линн думала, что, вернувшись, Хуан продолжит уговоры. Но он не стал даже пытаться. Он вообще держался сдержанно и отстранение, словно действительно чувствовал облегчение оттого, что избавлен от нудной обязанности ублажать неискушенную в сексе жену, которую к тому же не находит желанной.

Без сомнения, с горечью рассуждала Линн он уже считал дни, когда сможет спокойно встречаться с Хосефиной. И когда через четыре дня после приезда в поместье Хуан сказал ей что ему надо вернуться в Мадрид по какому-то важному делу, Линн сразу же догадалась, что это за дело.

— Хорошо,-отозвалась она сладким голосом.-Я бы тоже хотела поехать с тобой пообщаться с твоей мамой.

А заодно зашла бы к адвокату, добавила она про себя. Линн уже чувствовала, что долго не выдержит постоянного напряжения. Она и так была уже на пределе. Но больше всего ее беспокоило то, что она по-прежнему любит Хуана. Любит отчаянно, беззаветно. И он по-прежнему привлекает ее как мужчина. Она хотел физической близости с ним. И ненавидела себя за это.

Когда Линн открылась истинная причина, по которой Хуан на ней женился, первым ее побуждением было немедленно уехать домой. Но она понимала, что именно на это и надеется соперница. Да, предательство Хуана причинило Линн сильную боль. Но сильнее обиды и боли была ее твердая решимость не допустить, чтобы Хуан поступил с ее наследством так, как намеревался.

Отказ спать с мужем был обусловлен двумя причинами: пронзительным отвращением к себе и желанием расстроить коварные планы муженька. И вот теперь, после четырех дней супружеской жизни, Линн, так и не став по-настоящему женой своего мужа, пребывала на грани нервного срыва.

Она сама толком не знала, чего именно ждала. Того ли, что Хуан станет ее умолять и пытаться склонить к близости нежными ласками и страстными поцелуями? Или того, что равнодушно воспримет ее отказ лечь с ним в постель? Но вот к чему Линн была полностью не готова, так это к холодной ярости, которая иногда сквозила во взгляде мужа.

Это у нее были причины для негодования, но уж никак не у него. Он уже наверняка догадался, что именно сказала Линн Хосефина. Но сам ни разу не заговорил с ней об обмане. А чего я, собственно, жду?-мысленно усмехалась Линн. Что Хуан станет с жаром отрицать все то, что поведала черноволосая красотка?

Однако его поведение говорило само за себя. Он действительно искушенный любовник, который умеет весьма убедительно притвориться, будто сгорает от страсти. Линн и вправду поверила, что он желает ее-пусть даже чисто физически. Быть может, целуя и лаская, он представлял на ее месте совсем другую женщину…

При одной только мысли об этом Линн покрывалась испариной и ей становилось по-настоящему плохо. Она понимала, что долго не выдержит. Если в самое ближайшее время ничего не решится, она может сломаться и унизить себя еще больше.

Они поехали в Мадрид в четверг, рано утром. Почти всю дорогу не разговаривали, и это гнетущее молчание привело Линн в совершеннейшее уныние.

Хуан высадил ее у дома графини и сказал, что сам заходить не будет.

— Стоит маме взглянуть на наши лица, как •она. сразу же заподозрит худое. А ей сейчас и без того непросто.

Судя по угрюмому выражению лица Хуана можно было с уверенностью сказать, кого он винит в том, что у них не все ладно. И как только у мерзавца хватает нахальства разыгрывать их себя обиженного в лучших чувствах влюбленного муженька, когда он наверняка догадывается, что жена знает правду?!-подумала Линн.

Когда она отстегнула ремень безопасности, и Хуан перегнулся через нее, чтобы открыть дверцу, Линн вся подобралась и вжалась в сиденье. Заметив это, Хуан усмехнулся, но взгляд его зажегся гневом.

— Все нормально, не бойся. Я не собираюсь тебя насиловать перед домом моей матери,-сквозь зубы процедил он.-Или ты именно этого хочешь, дорогая? Чтобы я тебя силой заставил…

Она пулей вылетела из машины, не дослушав то, что он собирался ей сказать. Линн действительно стало страшно: сейчас Хуан производил впечатление человека, который с трудом сдерживает клокочущую внутри ярость. Впрочем, она тоже была рассержена до крайности. И едва ли не жалела, что он так и не прикоснулся к ней. В этом случае у нее был бы повод ударить его и тем самым дать выход своему напряжению.

Свекровь ждала Линн. Накануне вечером Хуан позвонил матери и предупредил об их приезде. Графиня радушно обняла невестку, но тут же потрясение отпрянула, заметив бледное и осунувшееся лицо Линн.

— Милая, что случилось? Вы с Хуаном поссорились?

От нее ничего не скроешь, устало подумала Линн. Ей вдруг стало невыносимо держать свою боль в себе. Она готова была расплакаться.

— Хуже… Я узнала, почему Хуан на мне женился.-И без сил рухнула в кресло.

Постепенно, слово за слово, графине удалось разговорить Линн. Когда та закончила грустное повествование, лицо у свекрови было таким же бледным, как и у гостьи.

— Нет,-задумчиво проговорила графиня.-Конечно, я знала, что у Хуана с Хосефиной был роман. Да и странно было бы ожидать, что мужчина в его возрасте будет жить как монах. Что же касается планов ее отца в отношении виллы… Разумеется, мне известно, что он давно поглядывал на эти земли и даже пытался купить их у вашего папы. Но Хуан знает, что мы с Эймоном думали по поводу застройки побережья. И я более чем уверена, сын разделяет нашу точку зрения. Нет, дорогая, Хосефина вам солгала.

— Но зачем?

— Может быть, потому что ревнует, — предположила графиня.-Хосефина из породы собственниц. Такую я не хотела бы видеть женой Хуана. Но она очень упорно его добивалась.

— Она утверждает, что они с Хуаном по-прежнему любовники.-Голос Линн дрогнул.

— А вы не говорили с Хуаном о том, что сказала вам Хосефина? Линн покачала головой.

— Нет. Но он, я думаю, догадался, что я все знаю. Она… Хосефина пришла, когда Хуана не было дома. Это случилось в тот вечер, когда мы приехали в поместье. В день свадьбы… Хосефина утверждала, что он встречался с ее отцом, чтобы отпраздновать успешное завершение задуманного: поскольку теперь я его жена, Хуан волен распоряжаться виллой по своему усмотрению. Еще она сказала, что Хуан… меня не любит. Когда он вернулся, я просто не смогла заговорить с ним об этом. Боялась, что он сумеет меня убедить, что Хосефина соврала. Если бы это случилось, я бы потом мучилась от неуверенности: правду она мне сказала или нет? Но теперь я знаю: она не лгала. Потому что Хуан так и не попытался сделать наш брак настоящим.

Вид у графини был испуганный и потрясенный. Линн не поняла: то ли ее смутило поведение сына, то ли-поведение самой Линн.

— Но вы должны были как-то ему объяснить… назвать какие-то причины, почему вы…

— …Почему я не сплю с ним?-Линн вздохнула.-Да, я сказала, что мне нужно время, что он поторопил меня с замужеством, хотя я была к нему не готова… Словом, мне надо увидеться с адвокатом,-быстро добавила она,-чтобы выяснить, какие у меня теперь права. Я не знаю, какие в Испании законы относительно собственности замужней женщина и что нужно сделать, чтобы развестись с мужем… Но я не позволю Хуану продать папину землю! Не позволю, несмотря даже на то…

— …Что вы его очень любите,-закончила за нее графиня.-Линн, я знаю своего сына. И не верю в то, что вы мне сейчас рассказали. Неужели на вас так повлияли слова ревнивой и обозленной женщины? Не стоит делать поспешные выводы. Надо спокойно все выяснить. Поговорите с Хуаном…

— Нет!-решительно заявила Линн. — Нет, я не стану. У меня с самого начала было ощущение, что он не может меня любить. Что так не бывает. Вместо того чтобы идти на поводу у своего сердца, мне надо было бы послушаться голоса разума.

— Ох, Линн.-Графиня накрыла ладонью руку девушки.-Теперь я понимаю, что в случившемся есть доля и моей вины. Я так заботилась о приличиях, что буквально настояла на скоропалительной свадьбе, вопреки вашему желанию. Что именно вас пугает? Вы боитесь, что Хуан вас не любит? А я уверяю, что любит. Он мой сын, Линн, и я знаю его лучше, чем кто бы то ни было.

Вы только что сказали, что не верите в любовь Хуана. Но почему? Вы красивая женщина и замечательный человек. Мой сын не настолько глуп, чтобы этого не замечать. Быть может, причина всех ваших сомнений заключается в вашем собственном комплексе неполноценности? Я знаю, у вас было трудное детство. Я знаю, как с вами обращалась ваша бабушка. Но Хуан не ваша бабушка, Линн. Он любит вас…

Однако графине не удалось переубедить невестку. Теперь Линн наконец-то осознала, что все это время подсознательно ждала, — едва ли не хотела!-чтобы Хуан ее предал. И вот теперь, когда это произошло, испытывала даже нечто похожее на облегчение. Все встало на свои места. Ей больше не нужно тешить себя напрасными надеждами. Хуан такой же, как все. Ее бабушка была права, и Линн действительно не заслуживает того, чтобы кто-то ее любил.

— Он меня не любит,-с горечью возразила она.-Он любит Хосефину.

— Вам нужно время, чтобы все спокойно обдумать,-стояла на своем графиня.-Как я поняла, вы хотите увидеться с адвокатом. Хорошо. Но сначала давайте вместе покатаемся по городу. Меня всегда успокаивает езда в машине. Может быть, вам это тоже поможет.

Как ни странно, но графиня оказалась права. Неторопливая поездка по живописным улицам действительно помогла Линн прийти в себя. Во всяком случае, до того момента, когда она увидела на улице мужчину, который со спины напоминал Хуана. Она совершенно забыла о том, что сегодня муж надел темный костюм. А мужчина был в светло-сером. Линн напряглась, глядя в окно с какой-то отчаянной жадностью. Когда они проехали мимо мужчины, оказалось, что тот совсем не похож на ее мужа. Ни капельки не похож.

К удивлению Линн, шофер подвез их к шикарному отелю.

— Сейчас мы зайдем в бар и выпьем чаю,-сказала графиня.-А потом вернемся домой и немножко отдохнем. После обеда, если вы не передумаете, я устрою вам встречу с адвокатом. Но все-таки я вам советую сначала поговорить с Хуаном.

Ну уж нет!-решила Линн. Больше она никому не позволит диктовать ей, что делать.

Но она все-таки послушно вышла из машины и направилась следом за свекровью в холл отеля, где ноги едва ли не по щиколотку утопали в мягком ворсе ковра.

— Нам сюда.

В роскошно, но со вкусом обставленном баре половина столиков уже была занята в основном женщинами в элегантных платьях, которые пили чай и мило беседовали. В углу за пианино сидела девушка и наигрывала приятную тихую мелодию.

Приветливая официантка провела их к столику, расположенному почти напротив открытых двойных дверей, что вели в холл. Линн с ее места была хорошо видна стойка регистрации, у которой как раз столпились мужчины в строгих деловых костюмах. Они все старались привлечь внимание девушки-портье, причем одновременно.

Официантка принесла им чай, сандвичи и аппетитные пирожные с кремом. Пока графиня разливала чай, Линн рассеянно наблюдала за тем, что происходит в холле.

Вдруг она вся напряглась. К стойке подошел Хуан. На этот раз это был именно он. Кто-то прошел мимо двери, на мгновение загородив Хуана от Линн. А когда она снова увидела мужа, внутри у нее все перевернулось. Рядом с ним стояла Хосефина, положив руку ему на плечо. Лучезарно улыбаясь, девушка-портье протянула им ключ, и Хосефина взяла его.

У Линн было такое чувство, как будто она сейчас умрет. Вернее, даже не так: ей хотелось умереть, чтобы не видеть, как Хуан под руку с Хосефиной направляется к лифту. Она не хотела на это смотреть и в то же время была , просто не в силах отвести взгляд.

Графиня заметила, как побледнела и напряглась ее спутница.

— Дорогая, что с вами?-Она обернулась через плечо и буквально подавилась словами, увидев, на что смотрит Линн.-Это еще ничего не значит,-быстро проговорила она.-Должно быть какое-то объяснение…

— Портье дала им ключ,-безо всякого выражения произнесла Линн. Она резко поднялась из-за стола, едва не опрокинув его. Глаза застилали слезы.-Мне надо уйти. Прошу прощения, но я не могу здесь оставаться…

К счастью, у Линн остались ключи от виллы, которые дал ей Хуан. Она вернулась в поместье на такси. И хотя прислуга была явно удивлена тем, что молодая хозяйка приехала так рано и без супруга, никто не сделал попытки остановить ее. когда она упаковала чемоданы и погрузила их в свою машину.

Пока Линн собиралась, ее терзал панический страх. Хуан мог вернуться любую минуту. Что, если он попытается не дать ей уехать? Что, если сыграет на влечении к нему и подчинит себе ее волю?

Ему это будет совсем не сложно. Стоит лишь прикоснуться к ней, и Линн растает. Она это знала. И это было хуже любой психологической пытки-сознавать, насколько она беспомощна перед ним. Несмотря на все то, что сказала Хосефина Линн, она по-прежнему любила и желала Хуана.

Она задавалась вопросом: что было бы, если бы в тот злополучный вечер графиня не вошла бы к ней в комнату и они с Хуаном занялись бы любовью? Хватило бы у нее сил уйти от него сейчас?

Но в тот вечер они не занимались любовью. Очень настойчиво, умело Хуан возбудил ее до такой степени, что она уже не могла думать ни о чем другом, кроме как отдаться ему. Он использовал ее жгучее неудовлетворенное желание, чтобы поработить разум и волю Линн…

Она завела двигатель, тронула машину с места и попыталась заставить себя сосредоточиться на дороге. Но не тут-то было. Мысли упрямо возвращались к увиденному в отеле. Может быть, в эту минуту Хуан и Хосефина еще вместе? Может, спят, утомленные страстью и насытившиеся друг другом? Интересно, а что бы сказал ей Хуан, когда вернулся? Какую мифическую деловую встречу придумал бы на сей раз? Или просто замкнулся бы в ледяном молчании, к которому Линн уже начала привыкать за последние дни?

Поначалу она даже находила какое-то извращенное удовольствие в том, что сказала мужу, будто Хосефина приходила поздравить их с бракосочетанием. Линн представляла себе, как он мучается, пытаясь решить, что именно произошло во время встречи двух соперниц. Но теперь она горько жалела, что не поговорила с мужем начистоту, когда у нее была такая возможность. Слезы застилали глаза, так что Линн пришлось даже остановить машину. Ей не стоило вообще приезжать сюда, в Испанию. Но если бы она не приехала, то никогда не узнала бы о том, как сильно папа ее любил. Зато ей не довелось бы изведать, что значит безумно полюбить человека, который расчетливо использует тебя в своих целях.

Линн собралась было вновь завести машину, как вспомнила о том, что сказала ей графиня. В словах свекрови была доля правды. Линн действительно искала поводы для того, чтобы не верить в любовь Хуана. Потому что в глубине души боялась ему доверять. Боялась боли, которую он может причинить, предав ее. Но в конце концов оказалось, что Линн была права в своих опасениях. Хуан действительно не любит ее.

Здравый смысл подсказывал, что надо было остаться в Мадриде. Но когда Линн увидела Хуана с Хосефиной, то испытала настолько сильное эмоциональное потрясение, что уже не могла мыслить здраво. Ей хотелось одного: убежать и спрятаться от всех. И прежде всего от Хуана. А вилла манила ее, точно яркий маяк в бесконечной тьме. Там, в доме, который достался Линн от папы, она обретет убежище… Или нет? Что, если Хуан приедет за ней? Вдруг он настолько одержим идеей заполучить виллу и землю, что способен… Способен на что? Принудить отдать ему виллу? Вряд ли. Хотя теперь ей придется писать адвокату вместо того, чтобы встретиться с ним лично. Линн уже ругала себя за глупость. Надо было остаться в Мадриде. Но она уезжала в расстроенных чувствах и была просто не в состоянии думать о каких-то делах.

Интересно, графиня расскажет сыну о том, что случилось? Не думай о нем. Не думай, твердила себе Линн. Если бы у нее была возможность вытравить этого человека из своего сердца и памяти, она бы не раздумывала ни секунды. Но к сожалению, такой возможности у нее не было. Она по-прежнему любила Хуана. Господи, как же ей было противно в этом признаваться даже себе самой. Что случилось с ее хвалеными хладнокровием и спокойствием? Куда подевалась способность защитить себя от любой боли? Когда Линн встретила Хуана, она стала совсем другой: ранимой, нервной. Линн не обманывала себя. Если бы Хуан сейчас оказался рядом, если бы обнял ее, прижал к себе, она не могла бы утверждать, что устоит. Пусть даже потом-она знала это-стала бы себя презирать и ненавидеть. И его она тоже будет ненавидеть. Она уже его ненавидит. Но все-таки ненависть была не настолько сильна, чтобы победить любовь…

Когда Линн подъехала к вилле, уже смеркалось. Физически она себя чувствовала совершенно разбитой-сказались все волнения дня. Линн прошла по дому, проверяя, надежно ли закрыты двери и ставни. Даже если Хуан приедет, он не сможет войти в дом. Линн понимала, что сейчас ей лучше всего лечь спать. Но она была слишком возбуждена, чтобы заснуть. В первый раз в жизни она пожалела о том, что не пользуется снотворным. Сейчас бы оно пришлось очень кстати. Но снотворного с собой не было. Вместо этого Линн решила принять горячую ванну и выпить молока. Однако это не помогло ей расслабиться. Стоило лишь закрыть глаза, как ее сразу же одолевали болезненные воспоминания. О Хуане. Как он ласкал ее в тот злополучный вечер когда графиня застала их в постели. О Хосефине. Каким презрением и злобой горели ее глаза. О графине, которая казалась вдруг постаревшей, как будто сломленной болью. И снова о Хуане. Как он смотрел на нее, обнаженную. Как искусно притворялся, что хочет ее… Именно это притворство было самым жестоким его предательством…

И тут ей почудилось, что к дому подъехала машина. Линн в ужасе затаила дыхание. Она ждала, что сейчас в дверь позвонят. Но как бы напряженно ни прислушивалась, она не слышала вообще ничего. Всю виллу как будто окутала вязкая тишина…

Не в силах выносить тягостного ожидания, Линн бросилась к окну. У нее так дрожали руки, что она даже не сразу сумела открыть задвижку.

Наконец ей удалось распахнуть ставни. Линн выглянула во дворик. Но разглядеть что-либо не было никакой невозможности-луну закрывала плотная пелена облаков.

Где-то в деревне лаяла собака. В воздухе пахло сосновой хвоей. Недавно прошел дождь. Вот почему запах был таким сочным и пряным. Линн застыла у окна. Она ждала, напрягая слух; Но все было тихо.

Наконец Линн с облегчением вздохнула, отошла от окна и снова закрыла ставни на задвижку. Сегодня у нее был напряженный день, вот ей и мерещатся всякие ужасы. Хуан не приедет за ней. Нелепо даже думать об этом. Мужчина, который женился на женщине ради финансовой выгоды, должен быть реалистом до мозга костей. Хуан и был реалистом, следовательно, прекрасно понимал, что переубеждать ее бесполезно. А раз так, то зачем понапрасну тратить время и силы.

Линн была так расстроена всем случившимся с ней за день, что, ложась в постель, не выключила лампу в коридоре. Прямоугольник желтого света лежал на полу в спальне, и в нем были видны мокрые отпечатки босых ног.

Она шагнула к двери, но в этот миг в освещенном дверном проеме возникла тень. Линн застыла на месте. Ее буквально парализовало от страха. Она, наверное, закричала, если бы могла кричать.

— Хуан!

Его имя сорвалось с ее губ сдавленным шепотом. И ее вдруг начало трясти как в лихорадке. Она безотчетно отступила назад. Один шаг. Второй. Третий.

Хуан появился так неожиданно, как будто материализовался из воздуха. В какой-то миг Линн даже всерьез подумала о том, что он обладает сверхъестественной силой. Он стоял в дверях, преграждая ей единственный путь к бегству.

Когда первое потрясение прошло и к Линн вернулась способность говорить, она выпалила:

— Как ты вошел? Что тебе нужно?

Он поднял руку и позвенел связкой ключей. Ну конечно! Линн поразилась собственной глупости. Конечно, у Хуана должны были быть запасные ключи. Выходит, запирая двери и ставни, она только время зря тратила. Давненько не чувствовала она себя такой идиоткой. Она-то была уверена, что находится в полной безопасности. А Хуан просто отпер дверь своим ключом и вошел в дом.

— Что мне нужно?

Только тут Линн заметила, что Хуан едва сдерживает ярость. Глаза у него горели, а губы были сжаты так плотно, что побелели.

— Черт возьми, Линн, что происходит? И он еще смеет спрашивать у нее, что происходит?! Теперь уже Линн и сама рассердилась.

Судя по тому, как нахмурился Хуан, он это заметил. Конечно, она предполагала, что он может приехать за ней. Но все-таки не так скоро. И уж конечно, не в таком разъяренном виде.

— Мама мне все рассказала,-проговорил Хуан, предупреждая вопрос Линн.-И будь у тебя хоть немного ума, ты бы поговорила со мной с самого начала. Мама была очень удивлена и расстроена.

— А я, по-твоему, не была расстроена?-В этих словах была вся боль несбывшихся надежд. Но Хуан, похоже, не услышал горечи в ее голосе.

— По-моему, нет. Судя по твоему поведению в последние несколько дней.

— Ну да. И поэтому ты бросился за утешением к Хосефине,-не без сарказма проговорила Линн. Кажется, она поняла, к чему клонит Хуан.-Неплохо придумано, дорогой. Но ничего у тебя не получится. Я знаю правду.

— Ни черта ты не знаешь! —взорвался Хуан.-Да, я встречался с Хосефиной. Но по другой причине. Я хотел выяснить, что она наговорила моей жене, отчего та превратилась из трепетной и счастливой невесты в сосульку. И теперь мне все известно… Собственно, я поэтому-то и поехал в Мадрид. Я же не полный идиот, Линн. Я сразу понял, что Хосефина сказала тебе что-то оскорбительное. Но поскольку ты так и не собралась поговорить со мной об этом, я обратился к Хосефине. Знаю. о чем ты подумала, когда увидела нас вместе. Но я пришел в отель только для того, чтобы все выяснить.

— И для этого вам понадобилось уединиться в номере,-с горечью произнесла Линн.

Все шло не так, как она ожидала. Она думала, что Хуан начнет извиняться. Попытается изобразить раскаяние. Быть может, попробует растопить ее сердце страстными ласками и поцелуями. Но раскаленная ярость, от которой, казалось, наэлектризовался воздух в комнате, явилась для нее полной неожиданностью.

— Просто отец Хосефины владеет отелем. У нее там апартаменты. Она там живет, Линн. А теперь мы с тобой сядем и спокойно поговорим.

Ей не хотелось с ним говорить. Не хотелось слушать его объяснения, которые могли бы ослабить ее защиту и без того не особенно надежную.

— Если бы ты мне доверяла,-Хуан как будто читал ее мысли,-ничего этого просто не случилось бы. Но ты мне не доверяешь, да? Ты вообще никому не доверяешь. Но это, как говорится, твои трудности. Я не могу заставить тебя мне верить. Но я могу заставить тебя сесть и спокойно меня выслушать. И я это сделаю.

— Не желаю тебя слушать — Линн отвернулась, сосредоточенно глядя перед собой. Она очень надеялась, что Хуан поймет все сам и уйдет. Если же нет, не попробовать ли удрать через балкон? Но она тут же отказалась от безумной идеи. Линн с детства боялась высоты. А балкон был все-таки на втором этаже. Как бы она ни хотела сбежать от Хуана, свернуть себе шею ей вовсе не улыбалось.

— Допускаю. Но тебе все же придется. — Хуан взял было себя в руки, но буквально в следующую секунду яростно бросил:-Ты хоть представляешь, что мне пришлось пережить из-за тебя за эту неделю?! Почему ты мне не сказала о том, что тебе наплела Хосефина?

— Что она была и остается твоей любовницей? Что ты женился на мне, потому что тебе нужна была вилла и земля при ней? Зачем? Ты бы все отрицал, а я…-Линн покачала головой, не в силах продолжать.

— Как ты можешь так со мной обращаться, Линн?! Как ты могла поверить Хосефине?! Неужели действительно думаешь, что я способен предать тебя и твоего отца… обмануть доверие женщины, которую люблю, и предать память о человеке, которого уважал безмерно?! Ты действительно так плохо думаешь обо мне? Если да, тогда меня вовсе не удивляет, что ты не торопилась выходить за меня замуж. Я думал, что между нами существует настоящее чувство. Чувство редкое и бесценное, на котором мы могли бы построить совместное будущее. Мне казалось, я понимаю причины твоей нерешительности. Но, как теперь выясняется, ошибался. Я совсем тебя не знал. Ты не хотела любить меня, правда? Ты пыталась отгородиться от своего чувства. Точно так же, как теперь пытаешься отгородиться от меня. Вот почему при первой же возможности ты ухватилась за предлог не доверять мне уже «с полным на то основанием».

Неожиданный натиск застал Линн врасплох. Она ожидала чего угодно, но только не этого. Жгучая ярость… К такому Линн была не готова. Она не знала, как противостоять гневу, за которым-как это ни странно-чувствовалась боль, идущая из самых глубин души.

Слова, которые произнес Хуан, мог сказать только мужчина, искренне влюбленный в женщину, которая причинила ему почти невыносимые страдания. Теперь Линн все поняла. Она потрясенно уставилась на Хуана, не в силах вымолвить ни слова.

— Еще не прошло и недели с того дня, когда мы стояли с тобой перед алтарем, — продолжал он,-и клялись любить друг друга до гробовой доски. Линн, я чувствовал твою неуверенность… Видел, что тебя что-то пугает. Но если бы знал, настолько ты мне не доверяешь, я бы…-Хуан на мгновение умолк и сделал глубокий вдох. Его лицо сделалось вдруг усталым и каким-то отрешенным.-Я не могу любить женщину, которая мне не верит.

Он шагнул к Линн. Свет из коридора теперь падал ему на лицо. Щеки Хуана горели. Глаза сверкали лихорадочным блеском. Он походил на человека, который был уже не в состоянии держать себя в руках, человека, который способен на все, лишь бы дать выход ярости, клокочущей у него внутри.

Линн осознала, какую совершила ошибку, только теперь, когда было уже слишком поздно. Даже если она не верила в то, что Хуан действительно ее любит, ей бы следовало помнить, что он искренне любил и уважал ее отца. Как же болезненно она задела гордость Хуана! И ей еще предстоит расплатиться за всю ту боль, которую она причинила ему своим недоверием.

Она отвела глаза, не в силах выносить его взгляд, исполненный неподдельного страдания.

— Мне было невыносимо думать, что я тебе не нужна, что ты… не хочешь меня…-Ее голос сорвался.

Хуан издал сдавленный звук, похожий на угрожающее рычание хищника, готового броситься на добычу.

— Я хочу тебя, можешь не сомневаться. Пусть даже я презираю себя за это. Видишь, ты и в этом ошиблась, Линн,-добавил он с горечью и сделал еще один шаг по направлению к ней.

Линн невольно попятилась. Ей действительно стало страшно. Впечатление было такое, что ярость выжгла в нем все человеческое. Остался лишь зверь, дикий и свирепый. Линн еще никогда не видела Хуана таким.

— Я не собирался продавать виллу отцу Хосефины,-процедил он сквозь зубы.-Если бы ты тогда поговорила со мной, а не замкнулась в себе, точно маленькая трусиха, мы бы сразу все выяснили. Хосефина тебе солгала, моя дорогая.

— Она показала мне контракт,-упрямо проговорила Линн, защищаясь.-Там была твоя подпись.

— Моя подпись стоит на документе, который касается совершенно другого нашего совместного проекта. Ты хоть прочитала его?

Линн сердито тряхнула головой.

— Как я могла прочитать? Он был написан по-испански!

— Вот именно! — с торжеством в голосе воскликнул Хуан.

В спальне царил полумрак, но Линн все равно разглядела, как он весь подобрался, опять став похожим на хищника, неукротимого и опасного. Нет, даже опаснее. Потому что в отличие от зверя, которым движет лишь кровожадный инстинкт, Хуан был человеком разумным и рассчитывал каждое свое слово. каждое действие.

Линн вновь стало страшно. Последние слова Хуана засели занозой в ее сознании. На секунду она встретилась с ним взглядом и поспешно отвела глаза, чтобы он не заметил ее смятения. Она ведь знала, что все так и будет:

Хуан отыщет способ смутить ее и заставить ему поверить, сумеет сыграть на ее чувствах.

Только Линн и представить себе не могла, что он сделает это с помощью слов. Она ожидала, что Хуан попытается сломить ее, взяв на вооружение чувственные ласки. Ведь он знал, что стоит ему лишь прикоснуться к ней, как она вся загорается желанием.

Линн изо всех сил пыталась сохранять хладнокровие.

— Выходит, Хосефина мне солгала? Но почему, Хуан? Зачем ей мне лгать?

Она невольно вздрогнула, увидев, какое у Хуана стало лицо.

— Потому что она меня ненавидит,-произнес он неожиданно будничным тоном.-Было время, когда Хосефина очень хотела выйти за меня замуж. Я тебе уже говорил, что в Испании весьма строгие представления о морали. А Хосефина ни от кого не скрывала, что меняет любовников как перчатки. Сначала ей нравилось шокировать окружающих и пренебрегать общественным мнением. Но потом ей захотелось, чтобы ее приняли в приличном обществе.

— И для этого ей нужно было стать твоей женой?

— Да. Она тебя обманула, Линн. Причем обманула с такой легкостью, как будто отобрала конфетку у маленького ребенка. Я мог бы привести сюда сеньора Фолгейру. Чтобы он перевел тебе тот так называемый договор о продаже виллы. Он мог бы тебе подтвердить, что это я предложил твоему отцу оставить виллу тебе… Только какой в этом смысл? Ты уже сделала свой выбор неделю назад-предпочла поверить Хосефине. Ты предпочла увидеть во мне чудовище, не допустив даже мысли о том, что тебя могут обманывать. А почему? Потому что в глубине души хотела поверить в плохое обо мне. Тебе нужен был предлог, чтобы уйти от меня.

Линн похолодела от ужаса. В словах Хуана была доля правды. И теперь она осознала, как была несправедлива к мужу. Ей хотелось сказать ему, что он не все понимает. Что она поверила Хосефине вовсе не потому, что считала его способным на подлость. Просто изначально не верила в то, что в нее может влюбиться такой мужчина, как Хуан. Что причина всего случившегося-в ее собственной неуверенности в себе, в чувстве незащищенности, в страхе, что когда-нибудь, когда будет уже слишком поздно, Хуан поймет, что на самом деле он ее не любит.

Она хотела сказать ему многое… Но стоило ей лишь взглянуть на его лицо, искаженное яростью, как она поняла, что не найдет нужных слов.

— Что произошло, Линн? Ты проснулась однажды утром и вдруг поняла, что не хочешь выходить за меня замуж? Что как любовник я тебе еще подхожу, но связывать со мной свою судьбу ты не намерена?

Глядя на мужа, Линн неожиданно подумала, что из ее жизни ушло какое-то светлое волшебство. Ушло безвозвратно. И что самое страшное-она сама, своими руками, разрушила чудесную сказку. Она могла бы сказать Хуан правду, но в этом уже не было смысла. Если он и любил ее раньше, она сама убила его любовь своим недоверием и неосознанной жестокостью.

Линн попыталась представить, как бы она себя чувствовала на месте Хуана. И ужас сковал ее сердце-она нанесла ему обиду, которую не прощают.

— Наверное, я с самого начала должен был предвидеть, что этим все и закончится,-с горечью проговорил Хуан.-Но мужчина не каждый день встречает женщину, которая воплощает в себе его мечты. А если такое случается, он просто теряет голову. Ты, Линн, была живым воплощением моих представлений об идеальной жене.

Он отвернулся, но Линн все же успела заметить, как горят его щеки, каким лихорадочным блеском сверкают его глаза, как напряжено его тело.

— Когда ты появилась в моей жизни, я действительно потерял голову. Благодаря тебе я испытал чувства, на которые раньше считал себя неспособным. Но это была лишь безумная фантазия. Женщины, которую я любил, просто не существовало. Я должен был сразу это понять. В твоем возрасте ни одна англичанка не останется девственницей, если только она не фригидна. И прежде всего-в смысле эмоциональном. Я бы не удивился если бы оказалось, что я не первый мужчина, которому ты сломала жизнь.

Линн слушала Хуана, и душу ее переполняло ощущение безвозвратной потери.

Бесполезно что-то ему доказывать. Он просто не станет слушать. Остается только одно:

дождаться, пока его ярость не поутихнет. Линн хотелось попросить у него прощения, объяснить, что ею двигало лишь чувство самоуничижения, которое бабушка вбила ей в голову еще в раннем детстве. Что она отвернулась от него только потому, что страшилась его потерять, и предпочла не затягивать агонию и пережить боль неминуемой, как ей казалось, потери как можно скорее.

Линн очень обидело замечание Хуана о ее эмоциональной фригидности. Тем более что он сказал это, намереваясь ее обидеть. Только это неправда. Вот и теперь стоило Линн лишь посмотреть на мужа, как все ее тело таяло в сладостной истоме и загоралось желанием.

Она отвернулась, чтобы не выдать своих чувств. Но Хуан шагнул к ней и развернул жену лицом к себе.

— Нет, смотри на меня, черт тебя побери!

Он с силой стиснул ее запястья. Линн застыла на мгновение, а потом резко дернулась, пытаясь вырваться. Ее охватил панический страх, страх женщины во власти мужчины, охваченного жгучей яростью. Но он держал ее крепко. И уже прижимал к себе, но это были отнюдь не страстные объятия. А потом Линн с ужасом поняла, что простыня, в которую она завернулась, когда поспешно подскочила к окну, медленно, но верно сползает вниз.

Линн испуганно замерла, не решаясь пошевелиться. Простыня еще держалась, но лишь потому, что Хуан притиснул ее к себе. Если он отпустит ее… если отступит хотя бы на шаг…

— Успокойся. Я тебя и пальцем не трону, — холодно проговорил Хуан, и в его голосе горечь смешалась с презрением. — Что бы ты там ни думала, Линн, я никогда не стану принуждать женщину. Прежде всего потому что женщина, которую нужно брать силой, не возбуждает во мне никакого желания.

Но Линн уже ничего не думала. Ее тело, прижатое к телу Хуана, как будто само по себе вспомнило то наслаждение, которое познало в тот вечер, когда лишь неожиданное появление графини помешало им заняться любовью. Оно словно зажглось внутренним огнем, отзываясь на его прикосновение, пусть даже сейчас Хуан дотронулся до Линн вовсе не затем, чтобы приласкать.

Может быть, только теперь она поняла, как сильно его любит. Любит любовью, которая не оставляет места для страха и гордости.

Хуан чуть отстранился и отпустил руки Линн. Она растерянно подняла на него глаза, беспомощная перед всесокрушающей силой своего желания. И шагнула к нему. Простыня скользнула к ее ногам.

Сдавленный стон, исполненный пронзительной боли, расколол напряженную тишину.

Линн так и не поняла, кто это стонал-Хуан или она сама. Она рванулась к нему, но ее ноги запутались в простыне.

Хуан поддержал ее, не давая упасть, но так чтобы их тела не соприкоснулись. Как будто теперь ему было противно до нее дотрагиваться. Но даже при этом у Линн все перевернулось внутри. Она уже не могла сдерживать страсть, которая так настойчиво требовала удовлетворения.

— Люби меня, милый. Пожалуйста.

Линн сама не верила своим ушам: неужели она такое сказала?! И Хуан, кажется, тоже. Она почувствовала, как он мгновенно напрягся. Его пальцы буквально вонзились ей в плечи. Однако он не сделал попытки притянуть ее ближе к себе.

Отчаяние придало Линн смелости. Она резко подалась вперед и прижалась к Хуану всем телом, пока он не успел ей помешать. Он вздрогнул… а потом замер без движения.

— Что происходит, Линн? — Он произнес это с таким отчуждением, что сердце Линн упало. На нее словно вылили ведро ледяной воды. Чего, интересно, она ожидала? Что муж воспылает к ней неудержимым желанием и сразу забудет обо всех обидах, которые она ему нанесла?

Пристыженная своим поведением, граничащим с распутством, Линн отпрянула, но Хуан сомкнул объятия.

— Нет уж, теперь ты не вырвешься.

Она не видела его лица, но, когда он чуть сдвинулся и их тела соприкоснулись, Линн почувствовала его возбужденную плоть и замерла, потрясенная.

— А чего ты ждала?-От Хуана не укрылось ее замешательство.-Я всего лишь мужчина, Линн. И на этот раз ты зашла слишком далеко.

Он склонился к ней и буквально впился в податливые губы. Еще ни разу Хуан не целовал ее с такой жгучей, яростной страстью, с такой отчаянной жаждой.

Заключенная в железное кольцо его рук, Линн не могла ничего сделать, да и не пыталась. Ее била сладостная дрожь. Она знала, что это неправильно, что не следует поддаваться, но ее тело было уже не подвластно голосу рассудка. Линн обняла Хуана за шею, а когда он наконец оторвался от ее губ, прильнула к нему всем телом в безмолвной мольбе не покидать ее.

— Что с тобой, дорогая? Ты заводишься, когда ты меня отталкиваешь и томишь ожиданием? Тебе нравится меня мучить? Это тебя возбуждает?-Прикосновения его рук обжигали ее обнаженную кожу, вознося Линн к таким запредельным высотам чувственного возбуждения, что она уже не обращала внимания на его исполненные горечью слова.

— Я хочу тебя, Хуан,-прошептала она, целуя его в плотно сжатые губы и дразняще водя по ним языком.-И ты тоже хочешь меня,-проговорила она, когда ее игривые ласки не вызвали у него ответного отклика.

Она провела руками по его спине, и Хуан весь напрягся, как бы давая понять, что не желает терпеть ее «издевательств». Но он тоже уже был не властен над своим телом, над своим возбуждением. В глубине души Линн торжествовала, осознавая это.

— Ты знаешь, чем все закончится… Ты сама на это напрашиваешься.

Неприкрытое негодование в голосе Хуана должно было бы напугать Линн. Но, когда он подхватил ее на руки и отнес на кровать, она чувствовала только восторг сладостного предвкушения.

— Господи, я же знаю, что не должен этого делать!

Это были слова человека, доведенного до предела неспособностью совладать со своими эмоциями. Хуан буквально сорвал с себя одежду, и, хотя было темно и Линн не видела его лица, она знала, что он не сводит с нее глаз.

Хуан склонился над ней и принялся покрывать поцелуями ее шею. Сдавленный стон вырвался из самых глубин его существа, и этот стон был больше похож на проклятие, нежели на нетерпеливый вздох человека, охваченного желанием. Однако безудержное вожделение проявлялось в каждом его прикосновении, в каждом поцелуе.

Сейчас в его ласках не было и намека на нежность, как в тот раз в доме графини. Но тело Линн с радостью отзывалось на его жадные, едва ли не грубые прикосновения.

Когда требовательные губы прикоснулись груди, тело Линн переполнилось ни с чем не сравнимым наслаждением. Она застонала и выгнула спину, подавшись ему навстречу.

Хуан ответил на безмолвную мольбу, обхватил губами ее сосок и слегка прикусил его, так что ей стало больно. Но это была приятная, восхитительная боль.

— Так тебе нравится?-хрипло проговорил он, поднимая голову.-Нравится, Линн?

Ты этого хочешь? Покажи мне, как сильно ты этого хочешь.

Он взял ее руку и положил себе на грудь. Она стала гладить его жадно и страстно, и Хуан содрогался от ее ласк.

Ей казалось, что горячая кожа обжигает ладони. Хуан застонал и уткнулся лицом ей в шею, но Линн успела заметить, каким странным, нездешним огнем загорелись его глаза. Словно завороженная силой его возбуждения, Линн слегка отстранилась и прикоснулась губами к ямочке между его ключицами. На мгновение Хуан напрягся, а потом обхватил ее голову руками и прижал к своей груди, побуждая целовать его крепче. Покорная, она провела языком по его груди, руки скользнули ему на бедра. Неожиданно для себя самой она легонько прикоснулась к его возбужденной плоти и тут же, смутившись, убрала пальцы.

Но он перехватил ее руки и вернул обратно.

— Да, да, именно так!

Желание словно волной смыло смущение и робость. Ее ласки были неумелыми, зато искренними и страстными. Линн притянула его к себе, так что теперь Хуан лежал на ней. Ее губы сами раскрылись навстречу его губам. Она буквально впивала его в себя. Жгучая ярость, которая раньше чувствовалась в каждой клеточке его тела, превратилась теперь в нечто иное: в жадное, едва ли не примитивное желание, которое требовало удовлетворения. И при этом в его ласках уже не было первоначальной грубой настойчивости — только отчаянное, безудержное вожделение.

В ответ она покрывала его шею жаркими лихорадочными поцелуями. Линн чувствовала, как его тело напрягается под ее губами. Его кожа была горячей, а чуть солоноватый прикус кружил ей голову. Хуан застонал и выдохнул ее имя, а потом произнес что-то по-испански, но Линн не поняла что именно. Не прекращая ласкать, он загустил одну руку ей в волосы, стараясь оторвать ее рот от своей шеи, как будто был уже не в силах выносить эту сладкую муку. Но Линн отказалась подчиниться. Ей хотелось лишь одного: отдаться ему целиком, раствориться в нем без остатка.

Тогда пальцы Хуана скользнули туда, где все ее существо исходило соками желания. Линн на мгновение замерла, растерянная. Но ее бедра будто сами собой чуть приподнялись, давая ей возможность в полной мере прочувствовать сладость интимных ласк.

Это было чудесно, но этого было мало. Линн хотелось, чтобы Хуан взял ее по-настоящему. Она принялась тереться об него всем телом. Волоски у него на груди приятно щекотали напрягшиеся соски, возбуждая еще больше. Хуан тихонько застонал. Теперь он уже не пытался отстранить Линн. Наоборот, прижал ее крепче к себе.

Она уткнулась лицом ему в грудь, вдыхая возбуждающий мужской запах. Хуан чуть сдвинулся, так что теперь его сосок оказался как раз напротив губ Линн.

Осторожно, и даже чуть неуверенно, она провела по нему языком и испуганно замерла, когда тело Хуана содрогнулось. Все еще смущаясь, но уже более уверенно, Линн обхватила губами сосок и стала ласкать его точно так же, как это делал Хуан.

Он неожиданно замер. Неужели ему не понравилось? Линн попыталась отстраниться, но Хуан ее не отпустил. Он прижал ее голову к своей груди.

— Продолжай. Не останавливайся!

Линн казалось, что она сейчас умрет, не выдержав долгого ожидания. Хуан как будто прочел ее мысли: резко отвел ее руки в стороны и навалился на нее всем телом, прижимая к постели.

В этом было что-то предельно эротичное: лежать распятой на ложе любви полностью во власти мужчины, который смотрит на тебя так, словно он твой хозяин, а ты его вещь. Неожиданно Линн смутилась и попыталась сдвинуть ноги. Но Хуан не дал ей этого сделать. Прикосновение его напряженной плоти к низу ее живота обжигало точно огонь. Для нее это было новое ощущение. Но ощущение восхитительно возбуждающее. Она словно таяла, сгорая в пламени желания.

Хуан как будто почувствовал это, и его глаза сверкнули торжеством. Он чуть сдвинулся, и Линн стало страшно. Это был страх девственницы перед распаленным мужчиной, намерения которого не вызывают никаких сомнений. Она вздрогнула и прошептала:

— Что ты хочешь сделать?

Глупый, глупый вопрос! Как будто она не понимала… Она же сама с таким нетерпением ждала этого момента, сама возбуждала Хуана, сама довела его до той черты, переступив которую мужчина уже не в силах остановиться. И вот теперь неожиданно испугалась.

— Что я хочу сделать?-хрипло проговорил Хуан.-Сначала вот это.-Он легко коснулся губами сначала одного ее соска, потом другого.-А потом вот это… — по-прежнему прижимая руки Линн к постели и не давая ей пошевелиться, он опустился же и провел языком по ее животу.

Линн уже не боялась Хуана. Теперь она боялась себя и того буйства чувств, которое таили в ней умелые дразнящие ласки. Она даже не подозревала, что способна на столь безудержные, едва ли не распутные желания. Хуан водил языком по ее животу, вознося Линн к восхитительным высотам чувственного наслаждения. Внутри у нее как будто сжималась пружина. Еще немного-и она неудержимо распрямится, и тогда… тогда огонь, что горит у нее в крови, вырвется наружу. Страшно даже представить, что будет потом.

Хуан слегка приподнял ее бедра и раздвинул ей ноги. Она подчинилась ему безропотно, А потом почувствовала, как он целует внутреннюю сторону ее бедер, и замерла, хотя уже догадалась, что сейчас последует.

Но все равно была потрясена до глубины души. Линн знала, конечно, что бывают предельно интимные ласки. Но даже и не мечтала испытать что-то подобное. А когда Хуан стал целовать ее там, она безотчетно дернулась, пытаясь вырваться. Наслаждение было настолько острым, настолько запредельным, что ей не хотелось, чтобы оно продолжалось. Сейчас истомленная ласками Линн была бесконечно ранима. Ни разу в жизни она не чувствовала себя столь слабой. А ей не хотелось быть слабой. Тем более-перед Хуаном.

Наконец он прекратил эту сладкую пытку, и Линн с облегчением вздохнула.

— Что-нибудь не так? Тебе не нравится?

— Не нравится?

— Или ты просто боишься? Да, Линн? Тебе не надо бояться.

Он опустил голову и снова приник губами к ее лону. Только теперь его ласки стали гораздо настойчивее.

— Нет!-Она попыталась его оттолкнуть. Хуан слегка приподнял голову:

— Да, Линн. Да! Да! Да!

Линн и сама не поняла, в какое именно мгновение она перестала сопротивляться ему. Напротив, она уже не боялась показать свои чувства Хуану. Она не боялась уже ничего. И мир вокруг перестал существовать, осталось только предельное блаженство.

А когда Хуан отстранился и лег рядом, только тогда она поняла, что он довел ее до пика чувственного наслаждения, но сам при этом остался неудовлетворенным.

Линн едва не расплакалась. Ощущение собственной несостоятельности было таким всеобъемлющим, что даже радость утоленной страсти по сравнению с ним померкла. Она отвернулась, но Хуан ласково взял ее за плечо и прошептал ей на ухо:

— Что-то не так?

— Ведь ты не хотел меня по-настоящему, правда? — Слова прозвучали с неизбывной горечью.

— Почему ты так говоришь? — Его пальцы больно вонзились ей в плечо.

— По-моему, и так понятно…— Линн не решалась взглянуть на Хуана.-Не лги мне. Ты возбудил меня. Доставил мне удовольствие. Но дальше этого не пошел.-Она замолчала, чувствуя себя до предела униженной, потому что все было именно так, как она представляла.-Ты меня не хочешь, потому что тебе неприятно заниматься любовью со мной…

Она не успела договорить. Хуан резко развернул ее лицом к себе. Взгляд его был пристальным и напряженным.

— Я хочу тебя, дурочка. Просто не желал, чтобы для тебя все началось с боли. Я стремился сделать так, чтобы сначала ты узнала, какое это удовольствие и наслаждение — любить. Но я хочу тебя, очень.

— Тогда почему ты не займешься со мной любовью по-настоящему?

Линн показалось, что Хуан сейчас отодвинется от нее. Но он погладил ее по волосам и посмотрел так, словно пытался проникнуть ей в душу.

— Ты этого хочешь? Хочешь, чтобы я взял тебя, Линн? Вот так?

Он приник к ее губам. Ритмичные движения его языка в точности совпадали с движениями во время любовного акта-как Линн его себе представляла.

— Да,-простонала Линн, когда он наконец оторвался от ее губ.-Да, хочу.

Хуан лег на нее, раздвинув коленями ее бедра. Линн невольно вздрогнула: таким обжигающе горячим было его тело.

— Ты все еще хочешь меня? Несмотря ни на что?

Он испытующе заглянул ей в глаза. Интересно, подумала Линн, сможет ли Хуан когда-нибудь простить ее? Простить ее предательство? Ее недоверие, которым она разрушила все, что между ними было? Ведь он говорил, что не может любить женщину, которая ему не верит. Впрочем, сейчас она не желала об этом думать… Она его жена. И она его любит. Сейчас только это имело значение.

— Да… Да, Хуан. Я хочу тебя!.. — Она прильнула к нему всем телом. А потом он вошел в нее. Быстро и сразу. Время как будто остановилось. Тело, пронзенное болью, на мгновение утратило чувствительность. Линн ощутила, как напрягся и замер Хуан. А потом боль исчезла, а следом пришло… Линн даже не знала, как это определить. Она выгнула спину, подавшись навстречу Хуану, радостно принимая его в себя. Постепенно его движения становились все более уверенными, но ей было мало этого. Мало.

— Тебе нравится?-Если Хуан внешне контролировал свои эмоции, то хриплый голос выдал жгучее нетерпение.

— Еще, Хуан!-взмолилась она, уткнувшись лицом ему в шею. — Пожалуйста. Возьми меня всю, до конца!

Стоило ей произнести эти слова, как Хуан тут же забыл о сдержанности. Он сжал ее бедра, и Линн впервые узнала всю силу мужского желания — требовательного, неудержимого.

Ее тело, которое уже познало беспредельное наслаждение, заключенное в физической любви, радостно и свободно отзывалось на каждое движение Хуана. Они словно слились в единое существо и вместе достигли высот наслаждения. И там, на самом пике, Хуан выкрикнул ее имя, и в его голосе слышалось торжество. Но даже потом, когда все закончилось, Линн не хотела его отпускать. Она лежала в его объятиях, прижимаясь к нему всем телом. Ей хотелось сказать, что она совершила ошибку. Но если она в чем-то и виновата, так только в том, что любит его слишком сильно. Линн отчаянно пыталась отыскать слова, которые убедили бы его.

Но так и не сумела их найти.

Линн проснулась не сразу. Она будто всплыла на поверхность из глубин сна. Тело казалось каким-то чужим. Впрочем, сегодня оно действительно было уже не таким, как вчера. Вчера они с Хуаном занимались любовью с такой неистовой, безудержной страстью, о существовании которой Линн даже не подозревала. А потом она заснула в его объятиях.

Но сейчас она была одна. Дурное предчувствие разом развеяло всю эйфорию сладостного пробуждения. Дверь в спальню открылась. Линн резко села на постели, инстинктивно потянувшись за простыней.

В комнату вошел Хуан с чашкой дымящегося кофе. Он лишь мельком взглянул на жену, и при этом губы его сжались в жесткую линию. Линн поняла, что интуиция ее не обманула

— Прошу прощения за вчерашнее. Мне очень жаль, что все так получилось.

Его сухой и холодный голос вовсе не походил на голос разгоряченного любовника, который шептал ей во тьме ночи, как сильно он ее хочет и как ему с ней хорошо. Хуан смотрел в сторону, упорно не желая встречаться с ней взглядом.

— Это больше не повторится, Линн. И вчера ничего бы не было, если бы…

— …Если бы я не стала тебя умолять заняться со мной любовью,-упавшим голосом закончила за него Линн.

У нее не осталось уже ничего. Только гордость. И эта гордость помогала ей держаться. Она убила любовь Хуана. Что ж, сама во всем виновата. И заслуживает того, чтобы его потерять. Всю жизнь она боялась верить людям. Боялась, что безоглядное доверие сделает ее уязвимой и все закончится тем, что ей причинят боль. И вот, по странной иронии судьбы, она сострадала как раз от обратного-от недостатка, а не от избытка доверия.

— Я бы хотел, чтобы сегодня ты вернулась со мной в поместье,-продолжал Хуан, как будто не услышав ее замечания.-Нам нужно решить кое-какие дела, прежде… прежде чем я тебя отпущу.

Хуан поставил чашку на стол, и Линн показалось, что у него дрожат руки. Интересно, а если сейчас она подойдет к нему и станет ласкать, как он отреагирует? Линн уже убедилась, что физически привлекает его. Но этого ей было мало. Ей нужна его любовь… Погруженная в свои мысли, Линн не сразу поняла, что сказал ей Хуан. Он хочет ее отпустить? Куда отпустить? О чем он вообще говорит?

— Теперь я понял свою ошибку. Я не должен был торопить тебя с замужеством. Мне надо было подождать, пока ты привыкнешь ко мне, узнаешь меня лучше и научишься мне доверять. Просто я недооценил того пагубного влияния, которое оказала на тебя твоя бабушка, и переоценил… твои чувства ко мне.

— Но вчера вечером…

— Вчера вечером мы оба были слегка не в себе. Между нами столько всего произошло, и нам обоим нужна была разрядка. Но хороший секс-это еще не все. На нем не построишь семью. Во всяком случае, такую семью, которая мне нужна.

— Но мы же не можем развестись, — выдавила Линн.

— Почему? Более того, вчера вечером я как раз собирался обсудить с тобой возможность аннулировать наш брак, но…

Изумленная Линн уставилась на мужа. Как он может так спокойно говорить об этом? Да, еще накануне она сама хотела встретиться с адвокатом, чтобы обсудить условия развода. Но теперь поняла, что ей нужен этот мужчина и та предельная близость с ним, которую она испытала вчера, которую она могла бы испытать еще в самом начале их супружеской жизни, если бы ей достало мужества поверить в любимого.

Доверие к человеку-это не слабость, как Линн считала всегда. Это великое мужество, которое требует душевных сил. Она же смалодушничала. И теперь наказана по заслугам. Вот она, великая ирония судьбы! Выходит, Хосефина все-таки добилась своего-разрушила их брак.

Но Линн отказывалась верить, что все потеряно. Должен был быть какой-то выход. Да, нельзя повернуть время вспять. Нельзя вычеркнуть что-то из прожитой жизни. Но исправить ошибки, совершенные в прошлом, все-таки можно. Надо только подумать, как это сделать.

— Хуан, а если… а если у нас будет ребенок?

Лицо Хуана сделалось абсолютно непроницаемым, точно гипсовая маска.

— Меньше всего я хочу, чтобы мой ребенок пережил все то, что мне самому довелось испытать в детстве. Нельзя, чтобы дети росли в семье, где нет любви и тепла. Но ты, безусловно, всегда можешь рассчитывать на мою финансовую поддержку. Независимо от того, будет ребенок или нет.

Все это он произнес таким будничным равнодушным тоном, будто они обсуждали покупку нового дивана. У Линн заныло сердце. Хотелось сказать, что она его любит. Что он ей нужен. Но она не смогла выдавить из себя ни слова. У нее уже не было никакого права говорить ему о своих чувствах. Скорее всего, он просто ей не поверит. Да и нужны ли ему теперь ее чувства? Вчера он буквально сгорал от страсти. А сегодня был холоден и равнодушен, точно каменное изваяние.

— Оформление документов займет какое-то время. А пока я тебе предлагаю вернуться в поместье и жить там как раньше. Моя мама… Я попрошу ее оставаться в Мадриде, пока все не закончится.

— А сколько времени…-У Линн вдруг пересохло во рту.

Что-то странное промелькнуло в глазах Хуана. Ярость? Боль?

— Не больше, чем необходимо, — сухо проговорил он.

— Хуан…

— Нет, Линн. Я не хочу ни о чем говорить,

Я тебя очень подвел. Я создал себе воображаемый мир и едва ли не силой затащил в него тебя, не имея на то права.

— А теперь, когда оказалось, что я не та девушка из мечты, которую рисовал мой отец, ты понял, что я тебе не нужна,-с горечью проговорила Линн, вложив в слова всю свою боль. Но Хуан лишь молча взглянул на нее и вышел из спальни, тихо прикрыв за собой дверь.

Если Линн считала себя несчастной в первую неделю замужества, то во вторую она узнала, что несчастье может быть беспредельным. Хуан держался холодно и отстраненно, так что Линн боялась лишний раз с ним заговорить. Почти все время он проводил в кабинете и не выходил даже к обеду и ужину. Линн не знала, что делать. Ее разрывали самые противоречивые побуждения. Например, пойти к мужу и попробовать поговорить с ним, постараться все исправить. Или уехать подальше отсюда, потому что жить так дальше было невыносимо. Боль, которая терзала ее теперь, была не в пример сильнее той, что причиняла ей ревность к Хосефине.

И горше всего было осознавать, что она виновата во всем сама. Что сама, своими руками, разрушила свое счастье…

В конце недели Хуан сказал ей, что в поместье приедет адвокат.

— Он прибудет сегодня ближе к вечеру. Но мне обязательно надо быть на заседании ассоциации виноделов. Может быть, сделаешь мне одолжение и займешь его, если я не успею вернуться вовремя?

Встретить человека, который подскажет, как лучше аннулировать их брак! Не слишком ли многого он у нее просит?! Но Линн лишь вымученно улыбнулась мужу и согласно кивнула. В последнее время она уже свыклась с болью, так что бездушная холодность Хуана уже перестала ее задевать.

Сеньор Фолгейра приехал в четыре часа. Линн пригласила его в гостиную и предложила прохладительные напитки. Она видела, с каким беспокойством поглядывает на нее адвокат. Да уж, сейчас она вряд ли похожа на цветущую молодую женщину, безмерно счастливую в замужестве. Интересно, а Хуан сообщил, зачем он его пригласил? Впрочем, какая разница? Все равно Хуан сейчас придет и все ему скажет. Но сначала Линн решит один важный вопрос. Она заявила, что хочет отдать виллу и землю в полное владение Хуану.

— Прекрасно,-заметил адвокат.-Хоть малая часть побережья Андалусии не достанется алчным дельцам из Мадрида, которые только и думают о своей выгоде.

При упоминании об алчных дельцах Линн нахмурилась.

— Насколько я знаю, мой отец не собирался продавать принадлежащую ему землю под новое строительство.

— И ваш отец и Хуан. Они оба хотели сохранить этот уголок побережья в первозданном виде. Ваш отец намеревался разбить там виноградники. Такие же, как у Хуана в поместье. Но умер, не воплотив планы в жизнь. Когда он составлял завещание, то хотел оставлять виллу и землю Хуану. Но тот предложил завещать ее вам.

Адвокат подтвердил то, о чем Линн уже догадывалась. Но, по иронии судьбы, подтвердил слишком поздно. И ей некого было в этом винить, кроме себя самой. Если бы она тогда не пошла на поводу у Хосефины, если бы нашла в себе мужество поверить Хуану, когда он говорил, что любит ее… А теперь уже поздно.

Желание Линн передать виллу мужу адвокат принял как должное. Он только предупредил, что подготовка необходимых документов займет какое-то время, но все будет готово к концу следующей недели. Из дальнейшего разговора с сеньором Фолгейрой Линн поняла, что адвокат пребывает в полной уверенности, что Хуан пригласил его, чтобы обсудить некоторые вопросы касательно поместья и покупки земель, прилегающих к виноградникам. Лини не стала его разубеждать.

Вскоре вернулся Хуан, и она оставила мужчин одних. Поднявшись к себе, чтобы привести себя в порядок к ужину, Линн вымыла голову и собралась высушить волосы феном. Но тут увидела в зеркале, как дверь открылась и в комнату вошел Хуан. Сердце ее забилось так, что, казалось, сейчас выскочит из груди. Хуан был хмурым. Жесткие складки вокруг рта стали глубже. И вообще выглядел он неважно. Как будто в последнее время мучился бессонницей. И он, кажется, похудел. Странно, подумала Линн, почему же она раньше этого не замечала? .

— Сеньор Фолгейра сказал, что ты собираешься переписать виллу на меня. Не объяснишь мне, что все это значит?

Линн отвела взгляд, чтобы невольно не выдать свою боль.

— Так будет лучше, Хуан… Расстанемся по-хорошему.

— То есть так, чтобы тебе ничто уже не напоминало обо мне… о нашем браке.-В его холодном и жестком голосе сквозила такая ярость, что Линн пробрала дрожь.-А если ты забеременела… От моего ребенка ты тоже избавишься?

Это были плохие слова-несправедливые и жестокие. Линн замотала головой. На глаза навернулись слезы.

— Как ты можешь так говорить? Ты же сам меня прогоняешь. Ты сам… — Хуан резко шагнул к ней.

— Нет… не прикасайся ко мне.-Линн безотчетно отпрянула. Если сейчас он дотронется до нее, она забудет о гордости и станет умолять позволить ей остаться с ним. — Не прикасайся ко мне… иначе я не смогу никуда уехать.

Линн не хотела произносить эти слова. Но она была уже на пределе. Еще немного-и с ней случится истерика. Господи, ну почему у нее не хватило ума попросить сеньора Фолгейру не говорить Хуану о ее намерениях в отношении виллы?! Конечно, теперь он откажется. Теперь ему ничего от нее не нужно. Ни ее любви, ни…

Хуан с шумом вдохнул воздух. Линн удивленно повернулась. У него было лицо человека, который держит себя в руках только неимоверным усилием воли.

— Неужели ты правда думаешь, что меня остановит то, что ты сейчас сказала? Господи, Линн…-Он увидел ее глаза, полные мольбы, и его губы скривились в циничной усмешке. — не смотри на меня так. Только если ты действительно…

Он вдруг замолчал. Но по всему было видно, что он хочет ее. Все еще хочет, несмотря ни на что! Теперь Хуан стоял совсем близко, и от него исходили столь сильные волны желания, что комната, казалось, наполнилась звенящим напряжением.

— Линн, Линн, что ты со мной делаешь? — хрипло прошептал Хуан.

Он почти неуклюже притянул ее к себе и поцеловал с такой жадностью, с какой истомленный жаждой человек припадает к роднику. С тихим стоном Линн выдохнула его имя и закинула руки ему за шею.

— Хуан… Хуан… пожалуйста, не прогоняй меня. Знаю, я очень тебя обидела, но я…

Он так резко ее отпустил, что Линн едва не упала.

— Я тебя прогоняю?-Хуан изумленно уставился на нее.-Что-то я не понимаю, о чем ты. Я тебя не прогоняю. Я просто даю тебе свободу, к которой ты так стремилась.

— Не надо мне никакой свободы. Я хочу остаться с тобой… быть твоей женой…

Хуан напрягся так, будто всем своим видом отвергал ее отчаянную мольбу. Но, когда заговорил, его голос был исполнен неподдельной боли:

— Ты правда этого хочешь?! Потому что если это не так, то лучше вообще ничего не говори. Если ты еще раз меня оттолкнешь, я просто не выдержу, Линн. Это меня убьет!

Линн расплакалась. Но она плакала не о себе, а о Хуане-из-за той боли, которую ему причинила.

Хуан глухо застонал. Это был стон человека, измученного до полусмерти. А потом он стиснул Линн в объятиях и прижал ее к себе так сильно, что она почувствовала, как бешено колотится его сердце.

— Ты сказал, что нам надо расстаться, — прорыдала она.-Я подумала, ты хочешь прогнать меня. Потому что больше меня не любишь… Ведь я так оскорбила тебя недоверием.

— Нет. Нет. Я предложил аннулировать наш брак, так как считал, что ты этого хочешь. Ты просила не торопить тебя с замужеством. Но я не послушался. Я хотел, чтобы ты стала моей. Сразу и навсегда. Когда ты сказала, что решила на время вернуться в Англию, меня объял ужас. Я так долго ждал… и мне было невыносимо думать, что я могу тебя потерять. Я не рассчитывал на то, что мама войдет к нам в тот вечер. Но я действительно не жалел о том, что случилось. Думал, что, когда мы станем мужем и женой, я смогу сделать так, чтобы ты поверила в мою любовь. Но вместо этого…

— …Вместо этого я поверила словам мстительной и ревнивой женщины.

— Я бы отдал полжизни, лишь бы только избавить тебя от такой боли… Я сразу понял, что Хосефина сделала что-то скверное. И решил заставить ее сказать, что произошло между вами.

— И она во всем призналась?

— Я ясно дал ей понять, что не остановлюсь ни перед чем, чтобы вытянуть из нее правду. Но Хосефина не успела… Потому что в апартаменты поднялась моя мама, и я все узнал от нее.

— Ты сможешь когда-нибудь простить меня? Или своим недоверием я убила твою любовь?

Хуан взял ее руки в свои, поднес их к губам и нежно поцеловал сначала одну ладонь, а потом другую.

— Мою любовь невозможно убить,-прошептал он. — Нет такой силы, которая заставила бы меня тебя разлюбить.

— Но ты собирался аннулировать наш брак.

— Я полагал, что этого хочешь ты.

— Даже после того как мы занимались любовью?

Тяжелый вздох Хуана был красноречивее всяких слов.

— Я никогда не сомневался, что тебя влечет ко мне. И надеялся, что со временем ты разберешься в своих чувствах.

— Но теперь ты знаешь, что я люблю тебя.

— Да. И поэтому никуда тебя не отпущу. И никогда.

Он склонился к ней, и губы их встретились.

Линн забыла о том, что собиралась переодеться к ужину, что сеньор Фолгейра ждет их внизу… И лишь по прошествии получаса Хуан напомнил ей о том, что они ведут себя неподобающим образом.

Линн чувствовала себя немного виноватой. Они с Хуаном так торопились выпроводить сеньора Фолгейру и остаться наедине, что закончили ужин в рекордно короткие сроки. Едва адвокат уехал, она сразу же поднялась к себе в спальню. Но на этот раз Линн была не одна. С ней был Хуан. Он закрыл дверь, выключил свет и притянул Линн к себе с такой безудержной страстью, что у нее уже не осталось сомнений в его чувствах к ней.

— Бедный сеньор Фолгейра,-пробормотала она, когда Хуан на мгновение оторвался от ее губ.-Проделать такой длинный путь… и зачем? Чтобы наспех поужинать и уехать обратно. Наверняка ему это покажется странным.

— А что в этом странного?

Хуан принялся целовать ее шею. Дразняще водя языком по ее разгоряченной коже, он потянулся к молнии на ее платье.

— Но еще только десять часов!-запротестовала Линн.

— Десять?! Так поздно? Хватит тратить зря время, нам еще столько всего надо сделать.

Линн хотела было возразить, но Хуан запечатал ей рот жарким поцелуем. А когда он снял с нее платье, ее тело затрепетало в сладостном предвкушении.

— Я должен был понять, что ты любишь меня, еще в ту ночь, когда мы занимались любовью.-Он подхватил ее на руки и отнес на кровать.-Доверие к человеку можно проявить по-разному, Линн. И ты полностью вверила мне себя в ту ночь!

Его слова сняли с души Линн последнее ощущение вины. Теперь она уже знала, что у них с Хуаном все будет хорошо. Он осторожно уложил ее на постель и стал раздеваться. Линн не отрываясь смотрела на мужа, и ее взгляд был исполнен безмерной любви и щемящей нежности. Хуан лег рядом. Теперь им уже не нужны были никакие слова. Их поцелуи и ласки, их тела, слившиеся воедино, были красноречивее любых цветистых фраз. Но Хуан, словно желая навечно избавить Линн от сомнений, твердил вновь и вновь, что любит ее. Такой счастливой она не чувствовала себя еще никогда. Это было подобно океану чистейшего света, который ворвался в ее душу и прогнал все печали долгой томительной ночи. Она любит Хуана. Хуан любит ее. А больше ей ничего не нужно.


Загрузка...