Баздырева Ирина Владимировна Жена дроу

Мензоберранзан. День первый


Ника вздрогнула, и еще не стряхнув остатки сна, вспомнила о вчерашней вечеринке. Не открывая глаз, с тревогой прислушалась к себе: мало того, что они вчера выпили ликер - жуткую гадость - так еще черте, чем закусывали. Кажется мандаринами и свиным паштетом, после чего, насколько она помнила, пили еще и пиво. Но ни тошноты, ни противной тяжести в желудке, когда в него закидываешь все без разбора вперемежку с алкоголем, ни головной боли она не чувствовала. Удовлетворенно вздохнув, она повернулась на другой бок, чтобы поспать еще немножко, но начала вспоминать, что там болтал Женька, когда ввалился в их комнату в общежитии с упаковкой пива? И вдруг это враз перестало занимать ее.

Неладное она почувствовала, еще когда ворочалась в постели: ни противного скрипа пружин ее узкой продавленной койки, ни застиранной колючей простыни, по которой она на всякий случай провела рукой. Вместо шероховатой поверхности, ее рука прошлась по гладкому нежнейшему шелку. Блин! Ника в панике вскочила, не зная, что и думать. В темноте она ничего не видела. Она в чужой постели?! Как?! Уж что-что, а она твердо помнила - они с девчонками никуда не выходили из общаги. Зарок у них такой: выпил - из дома ни ногой и присматривать друг за дружкой, чтобы кто-нибудь из них не вляпался в историю. Это неукоснительно соблюдалось с тех пор, как какой-то больной псих буквально растерзал девчонку с соседнего курса, вышедшую покурить и подышать свежим воздухом в разгар ночной попойки. И вот именно ее, Нику, конечно, угораздило попасть в историю по полной программе. Почему так темно? Ничего ведь не видно.

Постепенно глаза привыкали к темноте, и Ника начала различать широченную кровать, в которой она сидела, утопая в подушках. Ее постель отделял от комнаты балдахин, спадающий тяжелыми складками. Прищуриваясь, напрягая зрение, Ника разглядела какое-то существо, сидящее в ее ногах. Оно было не больше спичечного коробка и смотрело на нее испуганными круглыми глазами. Непропорционально большую голову на тщедушном тельце венчал колпак и выглядывавшие из-под него островерхие уши. Существо заламывало тонкие ручки: ему было так же не по себе, как и Нике. Кроха был облачен в камзольчик, а короткие кривоватые ножки обтянуты штанами мышиного цвета. Кожа имела бледно-серый цвет. Он дрожал от страха так, что кончик его колпака над его плечом забавно трясся.

- Ой, мамочка! - запричитала Ника, прижав кулаки, с зажатым в них одеялом, к лицу. - Допилась!

Она крепко зажмурилась и открыла глаза в надежде, что галлюцинация исчезнет. И тут с ее зрением вдруг что-то случилось - она стала видеть все ясно и отчетливо, будто везде включали свет. Но галлюцинация не только не исчезла а, всплеснув ручками, пропищала:

— Моя владычица, как всегда, оказалась прозорливой, предвидя твой испуг, смертная. Она повелела тебе, чтобы ты берегла ее тело эти три дня, что отпущены тебе в нашем совершеннейшем мире. И не удивляйся, что ты понимаешь язык эльфов и видишь в темноте не хуже них. Ведь с телом моей госпожи к тебе перешли и несравненные способности дроу.

Пораженная его словами Ника вскочила, оглядывая себя.

- Что? Что это такое?

Она вытянула перед собой руку, тонкую, точеную, покрытую темной кожей. Запустив узкую ладонь в волосы, она вместо привычного ежика обнаружила густую шевелюру. Захватив прядь, поднесла ее к лицу, испуганно всхлипнув. Прядь оказалась блеклого белого цвета, тогда как ее собственные волосы были рыжевато-золотистыми.

Быстренько выбравшись из кровати, она огляделась в поисках зеркала. У стен, завешанных гобеленами, стояли украшенные драгоценными камнями, инкрустированные золотом и серебром тяжелые сундуки. Между ними возвышалось нечто, похожее на трюмо: изящный столик, уставленный хрустальными баночками, витиеватыми флаконами и чашей из оникса. Над ним, в тяжелой резной раме, поблескивал круг зеркальца, которого было не достаточно для того, чтобы осмотреть себя всю.

К ней на помощь пришел кроха. Ловко скатившись по покрывалу с кровати, он засеменил к одному из гобеленов с вытканной на нем сценой битвы черных людей с маленькими свирепыми существами и, отдернув его, открыл большое, в полный рост зеркало из полированного серебра в золотой оправе. Из него на Нику смотрела молодая темнокожая женщина с тонкой талией и высокой грудью. Бог ты мой! Полненька Ника мечтать не могла о такой фигуре и лице, которому бы позавидовала Наоми Кэмбелл. Удлиненный овал, гладкая темная кожа, большие раскосые глаза под разлетом тонких бровей, полные губы. Впечатление, правда, портил красноватый отблеск зрачков, капризно сжатые губы и что-то уж очень стервозное выражение лица с тонкими точеными чертами.

Ника улыбнулась, и надменная стерва в зеркале превратилась в необычайную красавицу с лучащимся взглядом. Может, это сон, в котором она живет в красивом совершенном теле? Пусть даже во сне и всего на три дня она стала обладательницей совершенного тела. Только вот, это был не сон, и Ника была в полном рассудке, чтобы ясно понимать это. Но почему три, а не десять дней, не год? Что дадут эти три дня той, что устроила такую непонятную, идиотскую подмену телами? Утешало одно: она велела через этого нелепого гуманоида обращаться с ее телом бережно, а значит ее, Никиной жизни, ничто не угрожает и обратный обмен телами обязательно состоится, ведь нельзя же вот так разбрасываться таким роскошным телом направо и налево.

Но почему три дня? И почему именно она, Ника? Вот уж, на чье тело точно никто не позарился бы. Но ведь позарились. С сомнением и растущим чувством тревоги Ника посмотрела на непонятное крохотное существо, взирающее на нее с почтением. Где-то в глубинах дома прогудел гонг, заставив ее от неожиданности вздрогнуть.

— Пришло время собираться на совет Матерей Первых Домов, - торжественно объявила тонким голоском Никина галлюцинация.

— С-совет? - перепугалась Ника, поняв, что вместе с красивым телом ей перепали и проблемы его хозяйки, и попыталась отвертеться. - А я-то тут причем?

— Вы - Фиселла, Мать Первого Дома в Мензоберранзане, Дома Де Наль. Вы - первая после Великой Жрицы богини Ллос. Вы просто обязаны присутствовать на Совете Матерей, который не сможет состояться без вас! - с непреклонной решимостью вещал кроха.

— Я ничего здесь не знаю, что я могу решать на этом совете? Кстати, где я вообще нахожусь? Как мне себя вести? Что говорить? Меня сразу расколют, едва я открою рот и обвинят, бог знает в чем. Что мне тогда делать? - Ника в отчаянии схватилась за голову.

— Может, я все-таки сплю, а? - с надеждой посмотрела она на кроху, и когда тот покачал головой, жалобно спросила: - Может мне сразу открыться этому родительскому совету, или как там его…

— Не стоит делать этого, смертная. Тебя тут же отдадут в жертву Ллос, и ты никогда больше не увидишь своего дома. На совете Первых Домов Мензоберранзана тебе не придется ничего говорить, просто соглашайся со всем, что ты услышишь, - кроха говорил с такой уверенностью, что перепуганная, сбитая с толку Ника начала приобретать хоть какую-то почву под ногами.

— То есть я смогу просто молча отсидеться?

— Разумеется

— Как тебя зовут, наперсточек?

— Мое имя Клопси, смертная, - кроха выпрямился, выпятив грудь. - Так называла меня моя владычица. Называй так и ты.

— Отлично, Клопси, - улыбнулась Ника, - ты пойдешь со мной.

— Нет, нет… это невозможно, - перепугался кроха, растеряв всю свою самоуверенность. Его серое личико побелело. - Если меня обнаружат, то казнят. Пощадите бедного Клопси!

— Не бойся. Я тебя спрячу, и если ты не будешь трястись от страха, а посидишь тихонечко, тебя не обнаружат. И потом… я сама боюсь, а в твоей компании это делать веселей.

Высокие двустворчатые двери бесшумно открылись, и в покои вошли две красивые женщины в темно-синих, похожих на монашеские балахоны, одеждах. Но, когда они распахивались, под ними были видны бледно-голубые, облегающие изящные фигуры, платья. Их затейливо заплетенные и перевитые волосы были убраны в замысловатые прически. Обе поклонились Нике и молча принялись за дело.

Одна из них вынимала из сундука одежды и раскладывала на постели. Вторая подвела Нику к туалетному столику, усадила и, взяв щетку, занялась ее волосами. Ника терпеливо сносила долгую изнуряющую возню со своими волосами, которые расчесывали заплетали, переплетали, укладывали до тех пор, пока ее голову не украсила высокая прическа, скрепленная серебряными шпильками и алмазной диадемой, рассыпающей сияющие сполохи при малейшем повороте головы.

С некоторым сомнением, Ника осмотрела себя в зеркале: пусть она владычица какого-то там дома, но обязательно надевать на совет подобные украшения, в которых впору красоваться на балу или королевском приеме. С другой стороны, может, у них, в этом Мензор… словом может у них принято так являться на деловой прием.

Теперь подошло время второй служанки, и она подступила к Нике с роскошными до безобразия одеждами. Тело облегло жесткое от сплошной серебряной вышивки платье. Поверх него накинули темно-синий балахон вышитый опять же серебром. Ника с любопытством оглядела свой “деловой костюм”, а тем временем служанки с поклоном пригласили ее следовать за ними. Как только они повернулись к ней спиной, открывая тяжелые створки высоких дверей, Ника быстро наклонилась, подхватила Клопси и спрятала руку с ним в складках балахона.

И пока Ника следовала за служанками длинным извилистым коридором, через анфилады арок, поддерживаемых едва подсвеченными колоннами, она сомневалась, будет ли от пыхтящего в ее кулаке и задыхающегося в складках балахона крохи какой-нибудь толк. В конце концов, не придумав ничего лучше, она сунула его за низкий вырез жесткого корсажа.

Прислужницы, открыв перед нею двери, ввели ее в огромный зал. Отшлифованные до зеркального блеска черного мрамора плитки пола отражали стены и непроницаемую тьму под бесконечно высоким потолком. Посреди зала тянулся длинный стол, по обе стороны которого были задвинуты стулья с высокими резными спинками. Возле каждого из них стояли, тихо переговариваясь, мужчины и женщины в богатых убранствах.

При появлении Ники они низко поклонились ей. Во главе стола высилось на специальном возвышении кресло под балдахином, украшенное золотой бахромой. Именно к нему направились прислужницы, за которыми следовала и Ника. Очевидно ей предстояло занять именно его. То, что она попала не на совет матерей, Ника сообразила по тому, что здесь находились мужчины, а длинный стол был уставлен сверкающей посудой.

Она расстроилась: есть под пристальными взглядами присутствующих - еще то удовольствие. А если окажется, что придется пользоваться при этом и кучей столовых приборов… Приподняв платье, как это делали дамы высшего света, которых Ника видела в кино, она поднялась на возвышение, откинув ногой шлейф своего плаща-балахона, и села на подушку кресла. Здорово это у нее получилось, и Ника немножечко приободрилась.

Одна из прислужниц начала нараспев читать что-то вроде молитвы, восхваляя великую Ллос и моля ее не отворачиваться от дочерей преданного ей Дома де Наль и покарать всех его врагов. В это время Ника разглядывала его многочисленных домочадцев. Раз она мать этого дома, то, получается, что все сидящие здесь - ее дети? Ну, надо заметить, что для такой многодетной матери у нее шикарная фигура. Хотя некоторые ее “детки” были если не ее возраста, то много старше своей мамочки. Все женщины и мужчины были такими же темнокожими, как она, и всех отличала особая красота, какая-то порода и аристократичность.

Белые волосы всех оттенков, от тусклой седины до белоснежных или платиновых, были уложены в затейливые прически. У женщин они были не такие высокие, сложные и богато украшенные, как у Ники. Простой покрой женских платьев дополнялся богатой вышивкой или драгоценными украшениями, но и в их количестве они уступали Нике. Положение обязывает.

Мужчины, сидевшие в дальнем конце стола, были одеты проще и строже. Их одеяния позволило Нике разделить их на две категории. Те, что носили короткие камзолы с глухими высокими воротниками, штаны, высокие сапоги из мягкой кожи и накинутый на плечи обязательный плащ-балахон, очевидно, принадлежали к военной касте. Мужчины преклонного возраста в мантиях с широкими рукавами и глухим воротом, застегнутыми застежками из серебра были, кажется, интеллектуалами. И все они, без исключения имели длинные волосы, заплетенные в косу, либо собранные в высокий хвост. Впрочем, у некоторых они свободно спадали на плечи. И никаких украшений. Насколько женщины были увешаны ими, настолько мужчины или явно чурались их, или им, попросту, носить их не полагалось.

— Моя владычица, - раздался голосок из-за корсажа, заставив Нику прервать наблюдения, очнуться и сообразить, что молитва уже окончена, а читавшая ее прислужница выжидающе смотрит на нее, как и все остальное общество, переминавшееся возле своих мест.

— Разрешите им садиться за стол, моя владычица, - подсказал Клопси.

— Как?

— Подайте знак рукой

Ника подняла и опустила руку, как это делала училка английского языка в школе. Задвигались стулья. Все заняли свои места.

— Отпустите своих сестер, моя владычица, - прошептал Клопси.

— О ком ты говоришь?

— О тех, кто только что прислуживали вам.

— Мои сестры - прислуга? Родные?

— Единокровные. От одной матери.

— Благодарю вас, - улыбнувшись, произнесла Ника, обратившись к ним. - Вы можете занять свои места.

Что-то испуганно пискнул Клопси. Женщины, оказавшиеся ее сестрами, странно смотрели на нее. Та, что казалась помладше, растерянно взглянула на старшую, которая невозмутимо поклонилась и пошла к своему месту.

— Вы не должны с ними разговаривать. Достаточно было одного жеста, чтобы отослать их от себя.

— Ну, ничего себе! Они же мои сестры.

— Так что же, - продолжал пискляво выговаривать ей Клопси. - Они призваны служить вам, Матери Дома де Наль, моя владычица.

— Слушай, а твоя владычица вообще с кем-нибудь здесь разговаривала?

— Для этого у нее был я.

Слуги в полной тишине начали разносить блюда. Перед Никой торжественно водрузили блюдо из тонкого хрусталя с золотистым вкраплением, на которой лежало нечто зеленое и кашеобразное.

— Я это есть не буду. Спасибо, не хочу, - с гримасой отвращения прошептала она, когда слуга отошел, и обвела взглядом огромную полупустую залу.

От этой чужеродной, торжественно-мрачной величественности на нее накатила острая тоска. До того захотелось домой, подальше отсюда, что пришлось стиснуть зубы, чтобы не расплакаться. Как ее сюда занесло? За что над ней так зло подшутили. И ведь это даже не смешно. А может, это все-таки сон, и она вот-вот проснется. Но в том-то и дело, что все происходящее не было сном. И кого поблагодарить за это? Что б он всю жизнь жевал эту зеленую кашку! Заметив пустующее место за длинным столом, она искренне позавидовала отсутствующему. Верно, кто-то из ее “детишек” заболел. Счастливец.

— Эй, переговорник, - тихо позвала она Клопси. - Есть хочешь?

— Мне достаточно общения с моей владычицей, - последовал галантный ответ из-за ее корсажа.

— Не слишком ли тесное у нас с тобой получается общение?

Слуга сменил на ее столе блюдо, заменив хрустальную тарелку с зеленой нетронутой кашкой на золотую, украшенную тремя крупными рубинами по краям, на которой тряслось нечто, напоминающее бледный пудинг. Взяв золотую ложечку, Ника отломила кусочек пудинга и, поднеся его ко рту, неловко выронила себе на грудь. Цепкие ручки проворно поймали липкий кусок на лету, не дав ему коснуться Никиной кожи.

Наконец Клопси шепнул ей, что подошло время заканчивать трапезу, и по знаку Ники все поднялись из-за стола, сытые и довольные, кроме так и оставшейся голодной Мать Первого Дома. К ней приблизились ее сестры-прислужницы, с поклоном пригласив ее следовать за ними. И она опять куда-то отправилась в их сопровождении, и, судя по бесконечным темным коридорам и переходам, не в покои, из которых ее увели.

Они вышли на широкое парадное крыльцо с такими крутыми, уходящими вниз ступенями, что у Ники закружилась голова. Но она решила не подкачать и здесь, а мужественно и с достоинством, присущими ее положению, спуститься по ним, когда неожиданно у ее ног появился, покачиваясь, светящийся диск, чуть больше колеса КАМАза.

Старшая из сестер вытянула руку и опустила ладонь. Повинуясь ее приказу, диск подплыл поближе, к самым носкам Никиных туфель… Подхватив под руки, сестры заставили ее взойти на диск, и он тот час взмыл ввысь.

— Клопси!! Я сейчас упаду! - в ужасе закричала Ника, стараясь удержать равновесие, стоя на летящем над домами диске.

— Ты должна сесть на него, моя владычица. Хотя мне так понятно твое благоговейное изумление сим летающим приспособлением. Всех дикарей и низшие расы он приводит в необъяснимый ужас и страшное изумление. Разве этот предмет, созданный несравненными дроу, не доказывает, насколько они выше всех существ, когда-либо существовавших.

— Так к кому я, в конце концов, попала: к эльфам или каким-то там дроу? - усевшись на диск и немного успокоившись, спросила Ника.

— Дроу - это эльфы, с той лишь разницей, что они - венец эльфийской расы. Они стоят по своему разуму, совершенству и могуществу выше всех эльфов Подземья и Поверхностного мира. Дроу созданы для господства.

— Хочешь сказать, что мы находимся под землей? - жалобно спросила Ника, пропустив остальные напыщенные, полные агитационно-плакатного пафоса слова крохи, уловив лишь спрятанную за ними страшную информацию.

— Да, мы в благословенных Ллос землях Подземья. Здесь тысячелетиями процветает цивилизация дроу, хранимая мудрой и могущественной богиней. Ты должна испытывать гордость, восторг и почитать за счастье, что хоть на три дня тебе выпало побывать в неповторимом Мензоберранзане. Тем более, в качестве Матери Первого Дома.

Но Ника уже не слушала его, полностью поглощенная мрачной экзотикой, раскинувшейся под нею панорамой города, начисто позабыв о страхе ухнуть с диска вниз на каменную мостовую.

Высокие монументальные дома и дворцы, чьи башенки соединялись между собой арочными мостами, были окружены ажурными решетками. Но город, хоть и раскинулся под землей, не был погружен во мрак. Крыши, колонны, статуи, каменные изваяния пауков были подсвечены невидимым источником света, и Ника, как ни пыталась, не смогла разглядеть его.

Между роскошными дворцами теснились домишки попроще. С высоты летящего диска было видно, что с одной стороны, на границе города, росла роща гигантских грибов, а с другой - раскинулась черная гладь озера, чьи воды матово поблескивали от рассеянных в ней городских огней. По словам Клопси озеро называлось Донигартен.

Ника разглядывала причудливо извивающиеся внизу аллеи и центр города, который прочерчивали серебристые галереи с ажурными арками. И все это было подсвечено фиолетовым, голубым, розовым, желтым и зеленым рассеянным светом. Но своей световой насыщенностью и яркостью Нарбондель - огромная светящаяся колонна - затмевал все огни и был виден с любого конца города. Мензоберанзан, не знавший времен года, световой смены суток, утопавший в вечной тьме Подземья, лишь с помощью Нарбонделя отсчитывал свое время: минуты, часы, месяцы, годы, столетия. Каждый раз, ровно в полночь, башню Нарбонделя поджигал Архимаг. Раскаленный столб начинал медленно остывать, потухая сверху, и когда полностью остывал - а это случалось ровно в полночь - сутки заканчивались, и Архимаг снова поджигал его магическим огнем.

Мимо них пролетали такие же светящиеся диски, своеобразные экипажи дроу, но лишь разглядев узоры на одеяниях Ники и ее свиты, они сразу же опускались ниже, не смея возноситься над Матерью главенствующего Дома.

— Обрати внимание, моя владычица, что передвигающиеся по воздуху диски имеют только богатые и сильные дроу, а такими можно признать лишь шестьдесят семей. Остальные дроу - это жрицы и воины. Жрицы среди них имеют привилегированное положение. У воинов имеется одно право — умирать за Ллос и Мать дома, которой служат.

Куда бы ни поворачивалась Ника, она видела перед собой и далеко впереди огромный раскинувшийся город, который, по словам Клопси, существовал всегда. Она обернулась на своих сестер, что летели позади на дисках поменьше, держась по обе стороны от нее. Дальше на почтительном расстоянии следовала остальная свита.

Они подлетели к огромному куполу. К нему со всех сторон вели восемь извилистых каменных лестниц, то поднимающихся, то припадающих к земле. Они сходились к арочным воротам, находящимся по бокам купола, посредине которого зияла узкая стрельчатая дверь. Над ней они и зависли.

Ника с помощью сестер сошла с диска, вошла в эту узкую дверь, попав в огромное здание и спустившись по винтовой лестнице, очутилась в зале, который по своим размерам намного превосходил обеденный зал Дома де Наль. Ее сестры благоговейно склонили головы. Ника поспешила сделать то же самое и, кажется, вовремя. Во всяком случае, она не обратила на себя ни чьего внимания. У стен, во тьме, угадывалось движение множества неясных силуэтов. В центре зала над жертвенником, освещенным слабым фиолетовым свечением, возвышалась искусно изваянная из черного мрамора фигура паука, чья гладкая покатая спина была покрыта засохшей грязью.

- Где мы? - тихонько осведомилась у Клопси Ника.

— В храме Ллос, - придушенно отозвался он, забившись поглубже в корсаж.

— Только не говори, что мне придется проводить богослужение, - в тихой панике застонала Ника.

Младшая из ее сестер с уважением посмотрела на нее, решив, что она истово молится.

— О, моя владычица, проводить богослужение - обязанность Верховной Жрицы и… здесь не проводят богослужения…

— А что же тогда? Разве это не храм? - удивилась Ника, стараясь не проявлять явное любопытство, озираясь вокруг.

— Храм, и вместе с тем, место казней. Сегодня все собрались здесь, что бы присутствовать на одной из них. Все молят Ллос, что бы она и на этот раз приняла жертву благосклонно. Но после того, разумеется, как состоится совет Матерей Первых Домов, который осудит ослушника.

Теперь Ника по-другому посмотрела на алтарь. То, что она приняла за засохшую бурую грязь на каменной спине паука, оказалось кровью казненных на ней жертв. К Нике приблизилась жрица и с поклоном попросила ее проследовать за ней. Она и сопровождающие ее сестры вышли из зала казней, попав в другую огромную залу с уходящим ввысь сводчатым потолком.

Дроу просто обожали все гигантское и грандиозное. За счет колонн, выстроившихся кругом, зал имел четко обозначенный центр. В их круге высился идол паука, вокруг которого выстроились кресла и среди них, опять же, возвышалось некое подобие трона. Миновав колонны, Ника обнаружила, что шествует по залу одна - ее сестры остались за колоннами, за которые им заходить не полагалось.

Оставшись одна в этой “зоне отчуждения”, еще не дойдя до кресел, которые были уже почти все заняты, Ника решила прояснить вопрос, который все больше занимал ее, а потому замедлила шаг.

— Я смотрю, твою госпожу судьба просто балует: почет, положение, богатство, власть. Чего ради она сбежала от всего этого? А? Эй, ты меня слышишь?

— Она не сбежала, а оставила все это всего лишь на три дня.

— Причина?

— Я не знаю ее, моя владычица.

— Не втирай мне, понял! - разозлилась Ника: до кресел оставалось всего ничего. - Ты сам мне говорил, что ты, якобы, единственный, с кем она общалась. Раз ты ее поверенный, то должен знать причину, почему я здесь.

— Должен, но не знаю, - он беспокойно завозился между ее грудей.

— Тебе там как? Хорошо? - насмешливо поинтересовалась Ника.

— Мне никогда не было так чудесно, - серьезно и проникновенно отозвался кроха, вызвав у Ники ироничную улыбку, но она тут же сошла на нет, едва девушка подошла к кругу кресел.

Незанятым оставалось одно кресло и трон.

— Я должна занять трон?

— О, нет… - шевельнулся беспокойно Клопси.

— Поняла…

Из-за колонны, одновременно с ней, появилась, величественно шествуя, старая жрица в черных одеждах, расшитых фиолетовыми пауками. Голову ее облегал черный чепец, обрамляя морщинистое, властное лицо. Двигалась она медленно, опираясь на посох увенчанный хрустальным шаром, заключенным меж лап серебряного паука. Ника заметила длинные, загибающиеся ногти старухи и восхитилась про себя: “Вот это маникюрчик”. На груди жрицы висел медальон в форме того же паука, сидящего в центре ажурной паутины. Еще немного - и у Ники, она это чувствовала, начнется арахнофобия. Здесь во всем чувствовался явный переизбыток пауков.

Ника остановилась у кресла, пустовавшего рядом с троном. Все присутствующие здесь Матери главенствующих Домов встали и поклонились то ли ей, то ли Великой Жрице. Ника, украдкой, с интересом оглядела их. Все возглавлявшие влиятельные Дома Матери казались старше Ники, кроме одной. Эта Мать, носящая зеленые одежды, расшитые золотой нитью, приходилась ей почти ровесницей. Кроме этого Ника почувствовала некоторую неловкость от того, что все они были довольно скромно одеты, без того изобилия украшений, что были на ней.

Верховная Жрица медленно опустилась на трон, дав знать остальному собранию, что и они могут занять свои места. Устроившись на своем месте, Ника решила, что теперь можно и вздремнуть, сохраняя на своем лице выражение неусыпного внимания, как она это частенько проделывала на лекциях по философии.

Верховная Жрица гневно оглядела присутствующих и особо, как показалось Нике, посмотрела на нее, сделав какой-то знак рукой. Из-за колонны появились солдаты, оказавшиеся при ближайшем рассмотрении женщинами. Они конвоировали старика, бредущего со склоненной головой. Введя его в круг кресел, они поставили его на колени перед алтарем и удалились. Старец стоял на коленях с понуренной головой, не смея поднять ее. Его длинные спутанные белые волосы падали на лицо. Выглядел он жалко.

— Признаете ли вы, собравшиеся здесь Матери Первых Домов Мензоберранзана, что этот мужчина совершил тяжкое преступление, ослушавшись повеление Совета, а значит, и воли великой Ллос, - гневно вопросила Верховная Жрица

— Признаем, - слажено ответили Матери со своих мест.

— Признаем, - поддакнула Ника, стараясь, устроится в каменном кресле поудобнее.

— Признаете ли вы, что он заслуживает жесточайшей смерти! - снова торжественно обратилась к совету Верховная Жрица.

— Признаем, - так же дружно отозвался Совет.

Клопси тревожно завозился.

- Ты угомонишься или нет? - зашипела на него Ника, едва удерживаясь, что бы не захихикать от щекотки. - И объясни, за что казнят старика?

Верховная Жрица стукнула посохом об пол и гневно воззрилась выцветшим взором на Нику, как и остальные Матери Первых Домов, не одобряя то, что она нарушает торжественность момента. Их лица были надменны и от того казались одинаковыми. Трудно было даже предположить, чтобы эти женщины когда-нибудь улыбались.

— Этот мужчина, - Жрица бросила на осужденного презрительный взгляд, - Этот мужчина, уже не первый раз пренебрег указаниями Совета. Но сейчас его непослушание не должно остаться безнаказанным, поскольку Мать того Дома, к которому принадлежит сей крамольник, сама не в силах усмирить своего раба, погрязшего в тяжких преступлениях и подлом предательстве.

Ника с миной осуждения покачала головой - мол, надо же быть такой растяпой, чтобы ни приструнить какого-то дряхлого деда. Жрица до того, внимательно оглядывая собрание, всем своим видом выказывая негодование, вдруг повернулась к Нике.

— Что вы скажете на это, Мать де Наль? - резко спросила она, негодующе поджав тонкие бледные губы.

— Я целиком и полностью осуждаю ту Мать, что не в силах справиться со своим слугой, - тоном примерной ученицы ответила Ника.

Жрица окинула ее холодным взглядом.

— И вы при всех признаете, таким образом, свое бессилие Мать де Наль, - вкрадчиво поинтересовалась она.

Остальные Матери с напряженным внимание подались в своих креслах вперед, чтобы не пропустить ни слова из сказанного. Их лица выражали явное, неприкрытое торжество и злорадство. Некоторые из них удивленно переглядывались.

Словно в тяжком раздумье Ника склонила голову, прошептав:

- Что происходит? Почему на меня такой наезд?

— Осужденный - лорд вашего Дома, Дорган де Наль

— Придушу, - сквозь зубы прошипела Ника. - Быстро сказал мне, в чем его вина?

— В том, что он повел битву не так, как предписывал ему Совет.

— Он ее проиграл?

— Нет. Он победил…

Ника ничего не поняла. Старого, опытного военачальника собрались казнить за то, что он не послушал кучки куриц, ничего не смыслящих в военном деле, и выиграл сражение? Жрица все также выжидающе смотрела на Нику, тогда как другие Матери негромко переговаривались между собой. Ника подняла голову:

- Я очень хорошо понимаю ваше недовольство, - сказала она, - Ибо сама недовольна, и прежде всего собой, - она театральным жестом прижала руку к груди, подбавив в голос пафоса. - Ваши нарекания справедливы, но хочу напомнить, что этот… презренный, победил…

— Дворфов, - быстро последовала подсказка из-за корсажа.

— … победил дворфов, воинственную и жестокую расу, - сочиняла она на ходу, развивая тему. Подобный прием не раз выручал Нику на экзаменах.

— Он унизил Совет, посмев ослушаться его, - бросила со своего места одна из Матерей.

— Мы не можем оставить такой поступок безнаказанным. Иначе все мужчины начнут проявлять неповиновение, - поддержала ее другая в синем одеянии, с вышитой по нему белым шелком паутиной.

— Разве вы не видите, что Мать де Наль еще на что-то надеется, - с оскорбительной насмешкой выкрикнула особа в зеленых одеждах, Мать какого-то там Дома.

Нахмурившись, Ника подняла руку, призывая к молчанию, сорвавшуюся на нее свору баб, вспомнив, что все-таки она здесь главенствует.

— Скажите, почему Совет поручил именно ему, - она указала на старика стоящего, на коленях, - возглавить битву с дворфами?

— Ответьте мне? - потребовала она, так и не дождавшись ответа, и поочередно глянув на каждую из Матерей, повернулась к Верховной Жрице.

— Потому что он не проиграл ни одной битвы, - нехотя ответила та скрипучим голосом, тем не менее, сбавив обороты. - Но он унизил Великую Ллос. Что значит вся слава Мензоберранзана со всеми дроу, обитающим в нем, в сравнении с незапятнанным именем нашей благословенной богини? Не забывай этого!

— Что ж, тогда придется казнить, - покорно вздохнула Ника, заметив, как напряглась спина обреченного. - По-видимому, у кого-то из присутствующих здесь Матерей имеется в подчинении военачальник, не уступающий в искусстве сражении этому…- “Доргану” подсказали из-за корсажа, - Доргану, - повторила Ника, обведя рукой Собрание.

Она блефовала на свой страх и риск, ожидая, что вот-вот посыпятся имена тех, кто сможет заменить умудренного опытом опального полководца на его посту. Однако Матери хранили молчание.

— Мы не умаляем его заслуг, пойми, - миролюбиво произнесла Верховная Жрица, с интересом разглядывая Нику. - Но повторю еще раз, твой лорд ослушался Совет. Поступив так, разве он не игнорировал повеление самой Ллос. Ты считаешь это допустимым? Власть Ллос незыблема. Мы не можем попустительствовать даже небольшой небрежности в отношении к богине. Дорган должен быть казнен!

Произнося роковые слова, Жрица со значением смотрела Нике в лицо.

- Матушка, - прошептал осужденный, подняв голову и смотря на Жрицу.

— Я - Верховная Жрица! - ледяным тоном отчеканила старуха, стукнув посохом об пол. - Ты должен помнить об этом, преступник.

Ника на миг потеряла дар речи, как и способность хоть что-то соображать. Мысли ее перепутались. Она не могла понять того, что сейчас происходило на ее глазах. Получалось, что мать настаивает на смерти собственного сына? Куда она попала?

- Э-э… Я глубоко почитаю всесильную Ллос, - пробормотала Ника, чтобы хоть что-то сказать, потому что Матери не спускали с нее глаз, а она не хотела, чтобы они заметили ее замешательство. - Однако почему мы недооцениваем могущество самой богини? Вы обвиняете этого воина в том, что он ослушался ее волю в лице Совета. Но, может быть, Ллос сама снизошла к нашим войскам, чтобы помочь дроу победить? Подумайте о том, что может, во время жаркой битвы во имя ее, она, видя перевес на стороне противника, когда решающей может быть минута и просто нет времени сноситься с Советом и ждать, когда вы передадите ее повеление сражающемуся лорду, напрямую помогла ему.

— Нет! Никогда Ллос не снизойдет до общения с мужчиной, а если подобное происходит, то только для того, что бы пожрать его! - отрезала Жрица.

— Мне это известно, - быстро перестроившись, кивнула Ника. - Но я не помню, чтобы богиня явилялась к нам и дала тот совет, которым пренебрег этот ослушник, - замирая от страха, а вдруг богиня все-таки появлялась на совете, но от этого не менее уверенно говорила Ника. - Я настолько верю в Ллос, что допускаю ее личное вмешательства в битву, которая неминуема была бы проиграна на ее глазах, следуй военачальник указанию Совета. Она сама подсказала ему правильное решение. Мы, дроу, существуем, дышим, свершаем что-что только во славу Ллос и, разве богиня поступится тем, чтобы хоть какая-то крупица, прибавляющая ей славу, была бы попусту утеряна, а победа подарена жалким дворфам.

Верховная Жрица насупилась, обдумывая только что услышанное. Ника же в этот момент испытала ни с чем несравнимое облегчение: что ж, пока она идет верным, хоть и зыбким, путем, грозящим оборваться в любой момент и увлечь ее в смертельную ловушку. А ей это надо?

— Мы не можем знать этого наверняка, - сварливо произнесла Верховная Жрица. - Ллос не явила нам доказательства твоих слов.

— Доказательство - его победа! - с пафосом, от которого самой же стало смешно, простерла руку к старику Ника. Только бы не заиграться.

— Не слушайте ее! - выкрикнула облаченное в зеленое Мать. - Всем нам известно, на что она надеется, спасая этого отступника и предателя. Дорган - ее последний шанс добиться у Ллос милости.

Ника внимательно посмотрела на нее, и та ответила вызывающим взглядом. Зеленые одежды как нельзя шли этой яркой, красивой эльфийке. Ее глаза то и дело отсвечивали красноватым фосфорицирующим огнем, чем она напоминала Нике разъяренную кошку.

— Что эта Зеленая имеет против меня? - шепотом спросила Клопси Ника.

— Ее честолюбие столь велико, что она считает возможным занять твое место, моя владычица.

Верховная Жрица, ожидала, что ответит Мать Дома де Наль, но Ника сочла нужным проигнорировать выпад Зеленой выскочки и сказала, указывая на мужчину:

— Может он, все расскажет сам? - вызвав этим явное замешательство Совета.

Клопси тревожно завозился за ее корсажем, и Ника сообразила, что допустила какой-то крупный промах. Ее догадку подтвердило светящееся мстительным торжеством лицо стервы в зеленом, и Ника закусила губу.

Напряженное молчание нарушила Верховная Жрица:

— Никогда еще мужской голос не осквернял святилище Ллос! - с оскорбленым видом и неприкрытой враждебностью, отчеканила она.

Вот так финт! Оказывается, в этом Кензобарабане, нет… э-э… в Мензурбаране, осужденные не смеют не то что оправдаться, но даже лишены последнего слова.

— Разве совет Матерей Первых Домов не желает узнать почему мужчина посмел ослушаться их волю?

— Меня это не интересует, - едко заметила одна из Матерей. - Достаточно того, что он имел наглость ослушаться нас.

— Слишком много воли берет Мать де Наль, - поддержала ее другая.

— Просто удивительно, что она все еще Мать Первого Дома…

Совет дружно вгонял гвозди в гроб Ники. Когда же все высказались, а все высказывания сводились к тому, что Мать де Наль не угодна, и терпение Совета иссякает, последнее слово взяла Верховная Жрица.

— Мы не будем слушать преступника, что бы не оскорблять тем Правящий Совет. Он будет наказан! - изрекла она окончательное решение, поджав сухие бледные губы.

“Ну, ничего себе! Мать его!” - выругалась про себя Ника. Ее душа клокотала от возмущения не столько тем, что решение было несправедливым, сколько тем, что оно было глупым. Во всем этом не было ни капли здравого смысла, только фанатизм и тупое упрямство. Безумие вот так, запросто, лишать жизни человека, который ни в чем не провинился, а напротив, сделал все, чтобы жизнь его судей процветала в мире и благополучии. Неужели дроу не знают другого наказания, кроме казни. С этой самой минуты она решила, что не уступит этим курицам старика-военачальника. Она, как бы выразился Женя и Наташа, “уперлась из принципа”. Она решила исходить из постулата, что в каждом споре есть третья сторона.

— Он будет наказан, - сухо повторила она слова Верховной Жрицы. - Отлично! И этим решением, быть может, навлечем гнев Ллос. Уверены ли вы в том, что богиня восхитится вашей несгибаемостью, достойной того, чтобы применить ее где-нибудь в другом месте. Например, на поле боя. Или с дворфами уже покончено? Уверены, что они откажутся от мысли о мести. Думаю, пора воззвать к самой Ллос, и пусть богиня сама решит, что делать с этим, так называемым, преступником.

— Никто не смеет тревожить богиню по пустякам, - скрипуче возразила Верховная Жрица.

— Я так и не поняла: вы печетесь о славе Ллос или о своем удобстве? Победа во имя нее теперь оказывается пустяк? И то, что она, возможно, сама вмешалась в битву, чтобы не дать дроу, что скрупулезно следовали инструкции Совета, проиграть ее, по-видимому, тоже пустяк?

Ника “давила проблему” до тех пор, пока Верховная Жрица не остановила ее, подняв руку с узловатыми пальцами с длинными загибающимися ногтями. Выпрямившись на своем каменном троне, она оперлась на посох и закрыла глаза. Ника до боли сжала подлокотники кресла. Похоже, что старуха впала в транс. Никто не осмеливался нарушить стоявшую в зале тишину, все напряженно чего-то ждали, и даже Клопси перестал ворочаться и вздрагивать за корсажем.

Хрустальный шар под серебряными лапами паука, венчавший посох Верховной Жрицы, затеплился круговоротом белого и лилового цветов. Он завораживал взгляд, и Ника, поспешно отведя глаза в сторону, посмотрела на осужденного, за которого билась с таким упорством, вспомнив пустовавшее за столом место в доме де Наль. Словно почувствовав ее взгляд, мужчина поднял голову, взглянув ей в лицо. И Ника, уже во второй раз за время совета испытала шок, но не от того с какой ненавистью смотрел он на нее, а от того, что старик оказался молодым мужчиной, с тонким, но суровым лицом с выражением непремиримости на нем.

— Мы выслушаем мужчину, - проговорила Верховная Жрица слабым голосом, открыв глаза.

Свет в хрустальном шаре померк.

— Говори, - приказала она осужденному.

“Ну же, парень, давай используй свой шанс”, - взглядом подбодрила его Ника, когда он настороженно в ожидании подвоха, взглянул на нее.

— Мои воины, как было приказано Правящим Советом, двинулись к Пещерам Алмазных россыпей, но у Горячих Камней были встречены засадой дворфов, - начал рассказывать осужденный лорд, не поднимаясь с колен. - Ллос не дала бессмысленно погибнуть своим детям-дроу. Разведчики вовремя заметили засаду и, не поднимая шума, вернулись к основным силам. Я разделил солдат, послав часть из них к Пещерам Алмазных россыпей. Другая часть, отвлекая внимание дворфов, подошла к месту засады. Мы перестроились и отбила их атаку. Тем временем, из Пещер Алмазных россыпей в спину им ударили те, кто был послан в обход. Следуя повелениям Ллос, дроу победили дворфов, не потеряв ни одного солдата.

Очень хорошо. Этот лорд Дорган показал Совету фигу в кармане, намекнув, что имела место измена. Кто-то из этих семи клуш подробно информировал врага о планах Правящего Совета. И судя по тому, как старается Зеленая мамочка, это вполне могла быть она. Ника огляделась. Интересно, это заметили все или только она? Выслушав рассказ военачальника, Совет какое-то время хранил молчание, но Ника чувствовала, что настроении Матерей изменилось, и слова Верховной Жрицы подтвердили это.

— Великая Ллос явила мне своей, недостойной слуге, свое решение: Мать Первого Дома де Наль сама должна привести своего оружейника к полной покорности, с суровостью, на какую она только способна.

Совет пришел в замешательство. Ника растерянно огляделась, взглянув на опального лорда. Ответом ей был взгляд полный ненависти. Лицо его заметно посерело, углы губ вздрагивали от отвращения.

— Это нелепо! - Матери в зеленом изменила выдержка. Она вскочила со своего места. - Подумайте, он перенял этот прием сражения у презренных дворфов, кроме того, всем известно, что она - жест в сторону Ники, - каждую ночь подвергает оружейника истязаниям, а он все упорствует, не думая уступать ей.

— Но мы знаем так же, что Ллос покровительствует Фиселле, Первой Матери Дома де Наль, - жестко осадила ее Верховная Жрица, подавляя своей непререкаемой властью всякое недовольство, холодно взглянув на перечившую ей Мать.

Морщины на ее лице углубились, черты стали резче от ярких вспышек в хрустальном шаре посоха. Мать в зеленых одеждах упала в свое кресло, не скрывая досады.

— Обещаю, что ослушника ждет самое жестокое и мучительное наказание, - пообещала Ника, для большей убедительности прижав ладонь к груди и склонив голову. Алмазы на ее диадеме сияющими бликами брызнули во все стороны.

По знаку Верховной Жрицы женщины-воины схватили дроу под руки и повели его из зала. Но прежде чем подняться на ноги, эльф вдруг пристально взглянул в лицо Матери Дома де Наль и, не будь Ника в это время занята Зеленой стервой, упорно стремившейся ее потопить, этот взгляд заставил бы ее насторожиться.

— Настало время Правящему Совету Первых Матерей Мензоберранзана занять свои места в храме, - напомнила Верховная Жрица.

Каждая из шести женщин, поднявшись, с достоинством поклонилась ей. После чего величественно удалились в разные концы зала, где каждую ожидала ее свита. Но как только Ника поднялась со своего места, собираясь последовать их примеру и удалиться, как посох Верховной жрицы преградил ей дорогу.

— Что это ты устроила сейчас, Фиселла? - сухо поинтересовалась старуха. - Почему ты не предупредила меня о том, что передумала казнить Доргана? Разве ты не хочешь спастись от гнева Ллос? Разве мы не решили все взвалить на моего сына? Разве я не посылала дворфам весть о готовящемся нападении у Пещеры Алмазных россыпей? Похоже, у тебя появился другой замысел, хотя не понимаю, что тут уже можно поделать. Не хочешь поделиться со мной своими мыслями? Судя по тому, как ты повела себя, они у тебя имеются?

Ника чуть не расхохоталась. Так она еще и предательница! Какой же должно быть циничной лицемеркой предстала она перед лордом. Вообще-то, ее это не должно волновать. Завтра ее уже здесь не будет, а лорд, если не дурак, воспользуется шансом и сдернет из этого Мусорбанана. Между тем, старуха покачала головой.

— Тебе не совладать с упрямством твоего мужа. Кому, как не тебе, знать это. На что ты рассчитываешь? Думаешь, он отблагодарит тебя так, как ты этого больше всего жаждешь? Вспомни, что у тебя осталось всего лишь два тления Нарбонделя до твоей встречи с Ллос. И еще. Как бы все ни сложилось,помни, сегодня я сделала все, что могла, и ты сама не захотела принять помощь от меня. Теперь я больше ничего не должна тебе. Помни об этом.

— Я запомню, - кивнула Ника, так ничего и не поняв.

Единственное, что она сообразила, испытав третий раз за время Совета шок, что этот красавец с белыми волосами, ко всему прочему, еще и ее муж.

Идя по залу к поджидавшим ее сестрам, она шепнула Клопси:

— Я тебе голову оторву, маленький мерзавец.

— За что, моя владычица, - испуганно захныкали из-за корсажа.

— За то, что от тебя никакого толка. Ты должен был помогать мне, рассказав все, что тебе известно о моем положении и окружении. Из-за твоих недомолвок я только и делаю, что попадаю впросак.

— Больше такое не повториться, моя владычица, - последовало горячее уверение.

Жрица взглядом проводила Верховную Мать, что-то возмущенно шепчущей себе под нос, и когда та скрылась за колоннами, задумалась.

Что-то было не так. И в том, как прошел Совет Матерей, и в самом поведении Верховной Матери. Непонятное поведение де Наль тревожило жрицу все больше по мере того, как она думала о ней. С чего вдруг Фиселла начала по другому относится к Доргану. Не было ли это изворотливым ходом, о котором Фиселла “случайно” позабыла предупредить ее, Верховную Жрицу. Эта дура сама до такого додуматься не смогла бы, в чем бы ни состояла ее новая игра. Кого предпочла Фиселла ей, Верховной Жрице? Громфа? Но этот трус не посмеет выступить против нее, Берн. Тиреллу? О, она предпочтет воткнуть нож в спину своей сестры, чем вступить с ней в союз. И в чем бы ни заключалась ее хитрость, эта дрянь явно решила пожертвовать ею, Берн, только потому, что она мать - Доргана, мерзавца и бунтаря. А в глазах богини каждое из перечисленного, считалось тягчайшим преступлением.

Неясная тревога не оставляла жрицу, а это означало, что ответ на свой вопрос она так и не нашла, и не будет мира в ее душе. Не было ничего страшного в том, что Фиселла нашла нового союзника. Это следовало ожидать, и ей, матери Берн, это ничем не грозило. Она умела раскусить самую изощренную интригу, переиграть соперницу и расправиться с ней во имя Ллос. Так было всегда, ибо тогда не была бы она Верховной Жрицей. Так что же тогда не давало покоя Берн?

Жрица заставила умолкнуть свои мечущиеся мысли и тревоги и погрузилась в полное безмолвие. Вскоре ответ, нашелся. Фиселла изменилась, и за ней ни кто не стоял. Она была одна. Или, все таки, нет? Сидя неподвижно, Берн долго привыкала к этой невероятной, абсурдной догадке, которая, впрочем, все объясняла.

Верховная жрица обессилено откинулась на спинку каменного кресла. Ей стало не по себе. Пускай дерзкая выскочка, выйдя из-под ее повиновения, принялась плести паутину своей интриги. Это бы вызвало в Берн только гнев, и она сумела бы припугнуть эту дуру, напомнив лишний раз, чем она обязана ей, Верховной Жрице. Она бы просто проучила ее хорошенько, показав, чем она является на самом деле. Все они через какое-то время, забываясь, мнят себя истинными владычицами Мензоберранзана, кроме разве что прежней старшей Матери де Наль, которая всегда вела с Берн, как с равной себе, и никогда не забывала о том, насколько та может быть опасна.

Во всяком случае, Берн теперь знает, что ей делать с Фиселлой. Она припугнет ее публичным разоблачением и последовавшим за ним позором. Знать бы только с кем на самом деле имеет дело еще. Жрица была очень стара и не обольщалась, понимая, что дело не в своевольной Фиселле де Наль, а в том неведомом могущественном маге, который смог внушить ей нечто другое.

Повидимому Фиссела и тот кто вступил в сговор с ней, решили, что сумеют скрыть от нее, Верховной Жрицы свою интрижку. Пусть так. Но разве от богини возможно укрыться? Берн усмехнулась. Она отдаст Фиселлу Ллос так же безжалостно, как та, в свою очередь, предала ее, отрекшись от их союза. Берн решила, что захватит Фиселлу и пытками вырвет у нее имя мага, который осмелился пойти против нее, Берн.

Итак, она приняла решение. Опираясь на свой жезл, Берн поднялась и, покинув зал Совета, прошествовала длинными запутанными коридорами через анфиладу огромных пустынных пещер, выйдя в грот с нависающим потолком. Из темного угла к ней навстречу двинулся бесформенный силуэт - это была дежурившая у низкой двери молельни жрица. Верховная Жрица жестом велела ей оставит ее одну.

Бесшумной тенью та метнулась к выходу в коридор, а Берн, толкнув тяжелую дверцу, кряхтя, согнулась, чтобы войти в нее. Так и следовало подходить к священному алтарю, перед которым молились Ллос не одно поколение Верховных Жриц.

Молельня больше походила на нору, по ее стенам сочилась вода, камни покрывала бледные пятна плесени. Воздух здесь был затхлым, тяжелым. Как всегда, все это угнетающе подействовало на Берн. От сырости у нее заныли кости. Но ей было не выбирать. Именно здесь Ллос всегда отзывалась на молитвы, подавая свои знаки.

Настраивая себя на благоговейный лад, превозмогая боль, Верховная Жрица торжественно возложила на необтесанный камень алтаря свой жезл. Пообещав себе, что займется собою после и заставив себя не обращать внимание на ломоту в суставах, прикрыла глаза и начала молиться. Она молила паучью богиню, этот источник жизни темных эльфов, простить ей, что не возложила сегодня на ее алтарь обещанной жертвы и милостиво открыть, кто стоит за спиной Фиселлы де Наль.

Но ничего не происходило, а Берн все тяжелее было находиться в гроте - силы уходили, каждый сустав ее тела выворачивало, и она начала думать, что ошибалась в своих умозаключениях. Именно тогда, словно отвечая на ее отчаянный призыв, шар жезла слабо замерцал - богиня услышала ее - и вспыхнул так, что старая жрица закрыла лицо руками, защищая свои чувствительные к свету глаза. Когда же решилась открыть их, то не поверила увиденному.

Вытерев слезящиеся глаза, она озадаченно разглядывала то, что лежало перед ней на алтаре, пытаясь разгадать ответ Ллос. На камне алтаря лежало гигантское паучье яйцо. Что бы оно ни означало, Верховная Жрица поняла, что ей запрещено трогать Фиселлу де Наль. Но как это возможно, чтобы богиня защищала обманщицу? И как это яйцо, означающее будущее паучье потомство, было связано с самозванкой? Пророчество? Все это не укладывалось в голове Берн. Ноющая боль в старых костях мучила и не давала сосредоточиться, а мысль побыстрее покинуть молельню уже не покидала ее.

Но Берн не могла уйти, не убедившись в том, что правильно поняла ответ богини. Но как бы она не старалась истолковать его в свою пользу, у нее это не получалось. Ллос отчего-то связывала свое будущее с Фиселлой. В конце концов, чтобы удостовериться в истинности ответа богини, жрица благоговейно коснулась поверхности яйца. Туго натянутая тонкая кожица его неожиданно лопнула, и оно сморщившись начало опадать, теряя свою упругость. Мутная вязкая околоплодная жижа яйца вытекла на холодный камень. И вот в этой темной лужице уже белесой тряпицей лежало то, что осталось от яйца.

— Всевидящая Ллос, я не хотела этого, ты же знаешь! - в ужасе от содеянного, Берн попятилась от алтаря. - О, прости, прости мое кощунство! Что мне сделать, что бы получить твое прощение?

Она замолчала, прислушиваясь к едва уловимому свисту.

— О, нет! - с мукой взмолилась старуха, тяжело и неловко падая на колени. - Только не это! Ты знаешь, я не перенесу здесь и минуты…

Свист стал резче, громче и Берн поникла.

— Я повинуюсь, - прошептала она.

С этой минуты, что бы вернуть себе расположение Ллос, Верховной Жрице следовало три полные декады Норбонделя находится в молельне, поститься и молиться, не покидая ее.

После долгого, нудного богослужения, происходившего перед каменным идолом паука с женским лицом, - ничего отвратительнее Ника не видела, - у нее разболелась голова. Что больше было тому виной, заунывные восхваления, в которых она ничего не понимала, или мечущиеся тревожные мысли? В дом де Наль она вернулась измотанной, в полном замешательстве. Отказавшись от трапезы и заявив, что решила поститься, она, миновав трапезный зал, по длинным коридорам и переходам в сопровождении сестер прислужниц вернулась, наконец, в свои покои.

Ника металась из угла в угол, не представляя как ей быть и что она может предпринять, когда все эти курицы настроятся на ее покои, чтобы наблюдать за тем, как она будет пытать непокорного. Она в досаде кусала губы, потому что не собиралась заниматься чем-то подобным. Пытки? Б-р-р. Она понятия не имела, что делать, зная только одно - пытать не будет ни за что. Она повернулась к Клопси, который сидел тихонечко, боясь привлечь ее внимание.

- Слушай, - задумчиво произнесла Ника, и Клопси услужливо подался вперед, - а каким образом Совет собирается наблюдать за происходящим здесь?

- Великая Жрица обладает магическим кристаллом, через который можно увидеть все, что делается в Мензоберранзане и даже за его окрестностями, моя владычица.

— Значит, ничего нельзя сделать?

— Госпожа Фиселла владела магией, и ее подобное не волновало.

— А меня вот волнует

- Если вы пожелаете, госпожа, то маг Дома де Наль попробует своим колдовством помешать Совету смотреть за вами, замутив видимость в кристалле.

- Отлично! Пусть позовут ко мне этого мага…

Через какое-то время, старшая сестра-прислужница ввела к Нике мужчину в длинном балахоне, одного из тех, что сидел за столом во время общей трапезы.

- Простите, госпожа, за промедление, но ваш слуга был занят, - поклонилась она.

- Хорошо. Можете уйти, - нетерпеливо отослала ее Ника, и когда старшая сестра вышла, спросила мага:

- Чем вы были заняты?

- Я… я ставил опыты… - заикаясь ответил маг, нервно тиская пальцы в широких рукавах мантии.

- Опыты?

- Магические опыты, моя госпожа, - дрожащим голосом поспешно уточнил он.

- Похвально, что вы оттачиваете свое мастерство, потому что пришло время посмотреть, на что вы способны.

- Моя госпожа… - с растерянным видом и ужасом в глазах, шагнул к ней мужчина. - Я сделаю для вас все, что в моих силах.

- Надо сделать так, что бы Совет Матерей ничего не смог разглядеть в свой магический кристалл, когда настроит его на мои покои. Понятно? Я не желаю, чтобы за мной подсматривали.

Маг побледнел и, схватившись за сердце, начал хватать ртом воздух.

- Налейте себе вина и… не надо падать в обморок. Да что это такое? Что я такого сказала?

- Меня… меня казнят, - прохрипел маг. - Никто не смеет совершать подобное… это же Совет Матерей…

-… и я Мать Первого в Мензоберранзане Дома. Правительница этого города, черт побери! - стукнула кулаком по столу Ника, выведенная из себя.

Маг осел на пол, лишившись чувств.

- Дай ему каких нибудь нюхательных солей, или что тут у вас предусмотрено для слишком чувствительных мужчин. Вот так…

Маг дернулся, когда Клопси сунул ему под нос маленькую подушечку, которую вынул из шкатулки. По комнате разнесся резкий запах. Маг очнулся и сел. Он был бледен, руки его заметно дрожали.

- Не поднимайтесь, - сказала Ника, встав перед ним.

Хотя ей совестно было мучить беднягу, но ведь и ей деваться было некуда. Однако перепуганного мага прежде следовало успокоить.

- Неужели вы допускаете мысль, что у меня не хватит сил и власти, чтобы защитить вас. Верных людей я не сдаю. Совету же доходчиво объясню, что не желаю, чтобы за мной подсматривали в то время, когда разбираюсь с непокорными, видя, какими методами я привожу его к послушанию. Может, я не желаю раскрывать свои секреты раньше времени. Ясно?

- Да, моя госпожа. Но я, способен лишь на то, чтобы затуманить кристалл, слышимость, увы, останется.

- Хорошо. Идите и сделайте то, что обещали. Через полчаса Совет не должен видеть ничего из того, что здесь будет происходить.

— Да, моя госпожа, - поднявшись с пола маг, все еще бледный и дрожащий, низко поклонился, и пошатываясь, вышел, прежде пропустив в дверях старшую сестру-прислужницу, подобострастно поклонившись ей.

Встав перед Никой, та выжидательно смотрела на нее, а Ника, в свою очередь, на нее, не понимая, чего та от нее ждет. Чего надо-то?

- Сделать все, как обычно? - наконец вкрадчиво спросила старшая сестра. - Убить мага, как только он закончить заклинания? - уточнила она, не дождавшись ответа.

- С чего вдруг? - грубо поинтересовалась Ника, сжав зубы от отвращения.

- Тогда ты сможешь сказать Совету, что это он виноват. Что он действовал без твоего ведома, и что ты уже наказала его за то, что своими опытами он помешал Совету наблюдать за тобой.

- Ты подслушивала под дверью?

Та пожала плечами, словно говоря: что в этом такого?

- Не трогай его. Он мне еще пригодиться и не раз.

- Не мне напоминать тебе, что на мужчин полагаться нельзя? Они слабы, порочны и лживы. Смотри, я предупредила тебя…

- Принеси мне, что-нибудь. Я голодна, - посмотрела на нее Ника, как смотрела на них училка по английскому, когда они “плавали” на зачетах. В ответ старшая сестра, которой напомнили, что она всего лишь прислуга, поклонившись, удалилась.

А Ника пожаловалась, испытывая сосущее чувство голода:

— Хоть бы яблочко, какое ни-будь или сухарик, черствый-пречерствый… Вкуснятина! Слушай, шпингалет, а здесь что-нибудь подают кроме той гадости, что я видела за завтраком?

— Дроу изготовляют отменное терпкое вино, - тут же отозвался Клопси.

— Сгодиться.

— Еще сладкие коренья, моченый мох и грибы, но эта пища простых дроу.

— Ничего, как-нибудь переживу все, кроме моченого мха.

— И все же вы зря отказываетесь от мяса подземного червя. Оно очень питательно и вкусно…

- Меня сейчас стошнит прямо на тебя, и спасать тебя я не буду. Теперь займемся тобой, маленький лгунишка, - подошла Ника к столу, где Клопси устроился на узкой изящной шкатулке, вольготно развалясь на ней.

— Почему отсюда сдернула твоя госпожа? - и тут же прикрикнула на него, не давая опомниться и что-то сообразить. - Быстро сказал!

- Но Клопси то неведомо, моя владычица, - захныкал кроха, перепугано заметавшись по столу между баночками с мазями и хрустальными флаконами.

— Мне очень, очень интересно, с какой радости вдруг твоя госпожа, вот так, за здорово живешь, решила махнуться со мной телами именно на три дня.

— Но она не говорил со мной, ничтожным, об этом! Клянусь своей бедной головой! Кто такой Клопси, чтобы посвящать его в большие и важные дела? - трясся он, глядя на Нику большими умоляющими глазами.

— Знаешь, тебе лучше определиться. То ты говорил, что ты, и только ты, являешься поверенным ее тайн, то теперь уверяешь меня в обратном, - и ухватив его двумя пальцами за тонкую шейку, и приподняв над столом, Ника как следует встряхнула беднягу. - И не пытайся меня разжалобить. Понял?

— Владычица.., умоляю.., пощадите! - придушенно пропищал человечек. - Я скажу… скажу все, что знаю…

— Я вся внимания, - Ника осторожно опустила его на стол.

Одна створка высокой двери бесшумно отворилась, впуская старшую сестру с подносом, на котором высился серебряный кувшин с вином, блюдо с кореньями и бирюзовая миска с грибами.

— Благодарю, - машинально сказала, воспитанная Ника, на что старшая сестра никак не отреагировала. Тогда Ника, раздраженная ее высокомерием, поинтересовалась: - Это так необходимо, все время торчать у моих дверей?

— Вы сами пожелали, чтобы мы неотлучно находились при вас, - едко напомнила ей та в ответ.

— Думаю, мой урок не прошел даром для вас и немного научил смирению, - в одном этом единственном случае Ника полностью одобряла действия Фиселлы по отношению к своей сестрице.

Старшая сестра поставила поднос на столик у кресла и с брезгливостью, подхватив Клопси за шкирку, переместила его к подносу, и когда малыш отведал от кореньев, грибов и вина, которого капнула ему на стол, вышла.

— Вы можете безбоязненно вкушать эти блюда, моя владычица, - объявил Клопси, поклонившись.

— Как хоть ее зовут? - спросила Ника, имея в виду, только что вышедшую сестру.

— Тирелла. Вам следует опасаться ее, поскольку она по праву своего старшинства должна занимать место Первой Матери Дома де Наль. Но вы, моя владычица…

— Если ты перестанешь называть меня “моя владычица”, получится много короче.

— Хорошо, моя владычица… Итак, вы добились своего высокого положения благодаря милости и расположению к вам самой Ллос, волю которой объявляет Верховная Жрица.

Ника кивнула, побуждая его к дальнейшему рассказу.

— По-моему, Тирелла выжидает, пока вы не допустите какой-нибудь промах. Моя владычица, э-э… то есть Фиселла, то есть…

— Расслабься. Не обращай внимание на условности. Сейчас, честное слово, не до них.

— Фиселла предлагала старшей сестре отделиться своим собственным Домом. Я знаю это, потому что присутствовал при их разговоре. Тирелла высокомерно отказалась. Она заявила, что ей, средней сестре должно быть известно, что женщины Дома де Наль предпочитают все или ничего. На это Фиселла расхохоталась ей в лицо. Она сказала, что поскольку, она, Фиселла, получила все, то значит, Тирелла не получает ничего, и назначила ее своей прислугой. Теперь Тирелла жаждет мщения и подговаривает младшую сестру Вифеллу, и та ее слушает. Я донес об этом Фиселле, и она тоже опустила младшую сестру до прислуги.

— Так. С моей семейкой более-менее все ясно. Теперь объясни, что представляют собой главенствующие Дома с их Матерями.

— О, это самые могущественные, самые знатные и сильные кланы дроу. По настоящему их всего три. Это, конечно же, Дом де Наль, Дом Си Нафай и, с недавних времен, Дом Берн, Мать этого Дома - Верховная Жрица. Остальные пять Домов уступают им в знатности и силе. Два последних Дома вообще не входят в правящий Совет Матерей. Все Дома находятся в состоянии вечной войны. Иногда два Дома заключают между собой союз, объединяясь против общего врага, какого-нибудь возвысившегося третьего Дома. Но как только кто-нибудь покушается на один из первых Домов, объединяются все первые Дома, и тогда от дерзкой Матери и ее Дома, не остается даже воспоминания. О! Ваша мать-вот кто был искусен в подобного рода интригах. Она умела рассорить своих объединившихся противников и уничтожить всех, их же собственными руками, натравив друг на друга. И она неусыпно следила, чтобы Дом Си Нафай и Берн не объединились против нее, умело поддерживая между ними постянную подозрительность. Ваша мудрая мать правила дроу тысячелетие, готовя себе на замену Тиреллу.

— Почему ты сказал, что Дом Берн только недавно стал одним из могущественных Домов? Ведь Мать Берн-Верховная Жрица? Как она то сумела пролезть так высоко? В чем тут фишка?

— Могущественные Дома всегда стараются привлечь на свою сторону менее знатных Матерей с их кланами. Те возвышаются, если их покровителям сопутствует удача, и даже могут слиться с кланом своей покровительницы. Так, ваша мать подняла прозябающий в бедности и безвестности Дом Берн, который имел в ту пору только восемнадцать воинов, да и то это были мужчины. Каждый Дом имеет свое войско, чтобы защищаться и нападать. Если Дом имеет под своим началом до сотни воинов и хотя бы одного сильного мага, он становится желанным союзником для Первых Домов Мензоберранзана, и те стараются привлечь его на свою сторону.

Во главе воинов стоит оружейник, обычно это сын или супруг владычицы клана.Теперь вы понимаете, что, даже как союзник, Дом Берн не прельщал никого. Он был и оставался одним из многих, кто выживал в низах Мензоберранзана. Но вот ваша мать обратила на Дом Берн внимание, потому что они занимали в иерархии низов прочное постоянное положение. Когда старая Мать де Наль пригляделась к нему, она увидела, что Мать Берн обладает незаурядным запасом магической силы, а ее сын, Дорган со своими восемнадцатью воинами не только успешно отбивает все нападения, но и упреждает их. И тогда ваша мать привлекла этот Дом на свою сторону. Для Берн это было неслыханной удачей, о которой никто из простых семей не смел помыслить. Мало того, вскоре с помощью Матери де Наль Мать Берн становится Верховной Жрицей. Естественно, что Правящий Совет выступил против назначения незнатной выскочки, взлетевшей так высоко. Пост Верховной Жрицы могли занимать только женщины из двух могущественных первых Домов Мензоберранзана: Де Наль и Си Нафай. Роптали все шесть Домов входящих в Правящий Совет. Не обошлось здесь без подстрекательства со стороны Матери Си Нафай. И тогда ваша мать вместе с Матерью Берн, объединив своих воинов под началом Доргана, развязала против них кровавую бойню. В те дни Мензоберранзан утопал в крови дроу, пока ваша мать не привела Дома Правящего Совета к полной покорности. Однако она мудро не тронула никого из Дома Си Нафай. В те дни, дни нелегкой борьбы, Тирелла была правой рукой вашей матери, и когда она неожиданно ушла в Вечность, для Мензоберранзана стало полной неожиданностью, что место Первой Матери Дома де Наль, заняла Фиселла, средняя дочь правящего Дома. То есть вы, моя владычица. Казалось, тут же должна была вспыхнуть война, и на Дом де Наль ополчаться все дроу, потому что была нарушена законность прямого наследования. Но за Фиселлу вступилась Верховная Жрица, а память о недавней резне, что устроила ваша мать вместе с ней, была еще слишком свежа. К тому же, Фиселла сделала своим оружейником и супругом сына Верховной Жрицы, Доргана. В то время по городу поползли слухи, что со смертью старой Матери, Дом де Наль не так силен, и Фиселла точно знала, от кого они исходят.

— Тирелла?

Клопси кивнул.

- Но самое главное, что Дом Си Нафай, а Тирелла тайно встречалась с его Матерью, бездействовал, как и три Дома после него. Хотя все были уверены, что уж они-то не упустят подобного случая, чтобы выступить против де Наль и возвыситься. Никто не понимал их бездействия. Ведь объединись тогда все шесть Домов, то даже солдаты Доргана и Верховная Жрица, со своей уже истощенной в кровопролитной борьбе магией, вряд ли могли предотвратить падение первого Дома. Вот все, что мне известно, моя владычица.

Рассказанное Клопси впечатляло, и Ника, жуя корешки, обдумывала только что услышанное. Потом спросила:

— Что значат в обществе дроу мужчины?

— Ничего не значат. Они - рабы и не имеют никаких прав. Женщины вольны полностью распоряжаться ими. Некоторое исключения составляют мужчины знатных Домов. Им дают образования и высокое положение, приличествующее их рождению, взамен их преданности. Самое большее, на что может рассчитывать мужчина - это стать оружейником и супругом владычицы, какого-нибудь Дома. Рождение мальчиков не приветствуется, слабых и немощных приносят в жертву Ллос. Девочек выхаживают, дают им блестящее воспитание, готовя к тому, что любая из них может подняться собственным Домом. Правящий Совет регулярно приносит знатного мужчину в жертву Паучьей богине.

— Матриархат чистой воды

— Мне неведомо, что это такое, моя владычица, но законы дроу мудры, потому что существуют по закону праматери своей, богини Ллос. Да-да, дроу произошли от Паучьей богини. Ведь известно, что когда паучиха зачинает потомство, она пожирает самца. Ей он больше ни к чему. Когда Ллос родила первых дроу, то скормила им их отца - темного эльфа.

— Эта ужасно поучительная история нисколько не проясняет моей ситуации, - поморщилась Ника. - Почему Фиселла решила исчезнуть именно на три дня. Что такого должно произойти за это время? Ведь ты уже утром знал, что Фиселла - не Фиселла.

Клопси задумался, разминая своими тонкими пальчиками кусочек гриба.

— Признаться, я сам не понимаю, что все это значит. Вчера Фиселла сказала мне, что она испробует чары очень мощной магии. Она хотела подчинить ее себе, овладев ею. Она сказала, что утром ее тело займет другое существо, и, если опыт не удастся, это может даже будет демон. Она велела мне успокоить того, кто бы это ни оказался, и заставить его вести себя так, чтобы никто не догадался о подмене. Больше она ничего мне не сказала, кроме того, что если я не справлюсь с поручением, и мнимую Фиселлу в течение этих трех дней казнят, как самозванку, или убьют, то она скормит меня крысам. Можете себе представить, что я на Правящем Совете не раз прощался со своей жизнью, когда вы так упорно отстаивали жизнь ничтожного оружейника, ни сколько не заботясь, ни о своей, ни о моей безопасности.

— А, что это за Мать в зеленом? Фиселла ее чем-то обидела?

— Это Кьорл-Одран. Ее Дом последний, шестой в Правящем Совете. Она люто ненавидит вас за то, что вы как-то сумели осуществить ее мечту, став Первой Матерью, обойдя свою старшую сестру. Но вы не должны тревожиться из-за нее, моя владычица, ей вас не уязвить. Когда у старой матери де Наль погиб ее оружейник, во всем Мензоберранзане на поединке оружейников некого было противопоставить Утегенталю, оружейнику Дома Кьорл-Ордан. Но он сохранял свое первенство недолго и был полководцем до той поры, пока оружейником вашего дома не стал Дорган, и тогда Утегенталь стал вторым.

— Полководцами здесь назначают тех, кто выигрывает какие-то поединки? - не поверила Ника.

— Ну да, на поединках первых оружейников Мензоберранзана знатные мужчины дроу должны доказать, что они достойны этого положения. Кстати, завтра и произойдет один из таких поединков.

— Потрясающе! Те полководцы, что были до Доргана, выигрывали битвы?

— Когда как, но они во всем слушались Правящий Совет, строго выполняя все его указания.

— Может, из-за этого поединка Фиселла, решила поменяться со мной телами?

— Вы все еще тревожитесь об этом, моя владычица, даже после того, как я все вам рассказал?

— Даже еще больше, - Ника налила в серебряный кубок вина. - Думаю, если бы ты напрягся, то вспомнил бы еще что-нибудь.

— Но, я право, больше ничего не знаю. Бедный Клопси рассказал вам все-все, что ему было известно.

— Ты рассказал мне занимательную историю дроу, а как насчет Фиселлы? Все же тебе лучше поднапрячся, потому что у меня руки чешутся, негодник ты этакий, - свирепо глянула на него Ника поверх бокала.

— Чем я разгневал свою владычицу? - Клопси бухнулся на коленки, заломив руки. - Бедный Клопси не знает за собой никакой вины.

— Да? А что тогда ты вытворял у меня за корсажем, ты, маленький гаденыш! - и она опять схватила, обомлевшего от страха Клопси за тоненькую шейку, легонько встряхнув его.

— Пощадите!.. Пожалейте бедного Клопси… - сипел, заикаясь, бедняга, болтая в воздухе ножками. - О… от вас так чудно пахло…

За этим занятием и застала Нику Вифелла, вошедшая в ее покои. За нею следовали два стражника, конвоировавшие первого оружейника Дома де Наль, лорда Доргана.

Ника непонимающе смотрела то на Вифеллу, то на стражников, то на Доргана, совсем позабыв о бедняге Клопси, сучившем ножками в воздухе.

— Моя госпожа, - поклонилась Вифелла. - Зная, что вы предпочитаете именно это время, для разговора с ослушником, я взяла на себя смелость привести его, не дожидаясь вашего повеления.

Ника смотрела на нее, не понимая, о чем та говорит. Ей некогда и совсем не интересно то, что любила делать именно в это время Фиселла. Однако усердие Вифеллы должно быть вознаграждено. Ника перевела взгляд на окно, в узкой щели которого виднелся светящийся столб Нарбонделя, будто она в нем хоть что-то понимала. Однако с уверенностью кивнула, и в следующую минуту с изумлением наблюдала, как стражи, подтащив ослушника к ее широкой кровати, сорвали с него всю одежду. Одна из них отдернула на стене в изголовье гобелен, под которым обнаружились толстые стальные кольца, вбитые в стену. Другая толкнула обнаженного мужчину на кровать и, подтянув его руки к оковам, крепко сковала ими его запястья.

Нику привело в себя слабое трепыхание почти задохнувшегося Клопси. Спохватившись, она тут же опустила его на стол, разжав пальцы.

— Извини, я совсем задушила тебя…

Кроха только широко разевал рот, и махал ручкой, давая понять, что с ним все в порядке, и что госпожа может не беспокоится о таком ничтожестве, как он. Ника капнула ему на стол вина, и он тут же жадно припал к этой лужице, осушив ее всю.

Тем временем стража отошла от кровати, и Вифелла с поклоном заметила:

— Надеюсь, на этот раз вы заставите своего мужа страдать так, чтобы он, в конце концов, все-таки издал крик боли.

И тут же удалилась в сопровождении стражи. Еще не успели отзвучать скрытые в этой, брошенной вскользь, язвительные нотки, как Ника растерянно повернулась к Клопси.

— И… и что я теперь должна с этим… с ним делать? - она кивнула на вытянувшегося на ее кровати, прикованного к стене мужчину, в чью сторону не решалась смотреть, смущенная его наготой. — Позови стражу обратно и вели им одеть его.

— Вы должны его пытать и заставить делать то, что обычно делает самец со своей самкой, что бы у них появилось потомство, - буднично заявил, уже пришедший в себя, Клопси.

Ника покраснела.

— А он… это самое… не может, да?

— Вернее, не хочет, моя владычица, - возмущенно заявил Клопси. - Идемте. Я покажу, что поможет вам сломить его упрямство.

И он, ловко спрыгнув на пол, засеменил к одному из стоящих у стены сундуков.

— Фиселла была искусна в пытке и любила этим заниматься, особенно когда ей докладывали о развлечениях ее лорда с другими эльфийками. Вы не представляете, как намучилась с ним госпожа. У него все время были припасены какие-нибудь заклинания. Порой госпожа просто не знала, как их обезвредить. Поэтому будет лучше, если он останется скованным. Хотя в этом оковы ему не помеха.

- Вы здесь все ненормальные, - поморщившись, пробормотала Ника, увидев содержимое указанного Клопси сундука, откинув его крышку.

— А разве у вас это делается не так? - изумился кроха.

— Не так. У нас “это” дело добровольное, - и Ника вытащила из сундука длинные щипцы с закругленными концами.

Вертя их перед глазами и так, и эдак, она пыталась догадаться об их предназначении.

— Разве можно ожидать, чего-то другого от дикарей, - покачал большой головой Клопси. - “Дело добровольное”… Какое варварство.

Ника, пропустив мимо ушей слова Клопси, озадаченно посмотрела в сторону кровати, встретив напряженный взгляд мужчины. Его лицо застыло в так хорошо знакомом Нике, непримиримом выражение. Он не собирался покоряться.

— Опусти глаза! Как ты смеешь так непочтительно вести себя? - гневно пискнул Клопси.

Пленник не обратил на него внимания.

— Чего же ты медлишь?! - с лихорадочным, каким-то ненормальным блеском в глазах, выкрикнул он ей.

— Он мазохист? - испугавшись его крика, повернулась Ника к Клопси.

Она была подавлена его ненавистью.

— Кто? - не понял ее вопроса кроха, заморгав глазами.

— Ну… может он любит, что бы его мучили и тогда… э…э… может сделать с женщиной то, что от него требуется. Уф!

Пока озадаченный Клопси раздумывал над ее словами, Ника открыла несколько стоявших рядом, изукрашенных тонкой резьбой медных сундуков, обнаружив, что они доверху набиты свитками.

— А это, что?

— Это личные бумаги… ваши личные бумаги, моя владычица. Конечно, лорд Дорган торопит вас с пыткой, но уж не из-за того, что получает от этого удовольствие, поверьте мне. Он очень мучается, скрипит зубами, впадает в забытье, но ни разу мы не слышали его стона. О! Он очень хитер. Он всегда применяет магию, чтобы поскорее лишиться чувств. Ведь чем скорее он впадет в беспамятство и будет обессилен, тем скорее вы отправите его обратно. Фиселла давно разгадала его хитрость и ломала голову над тем, как продлить пытки, чтобы лорд так быстро не впадал в беспамятство и заставить его хотя бы стонать от боли.

— Твоя владычица больная на всю голову, - пробормотала Ника, разглядывая тонкие серебряные щипцы, извлеченные ею из стоящего рядом сундука.

— О, нет! - всплеснул тонкими ручками Клопси. - У нее все уже было продумано. Например, этот инструмент, что вы держите в руках, предназначен для того, что бы удерживать тот орган его тела, который… ой… не надо, умоляю, ворошить им свитки…

— Слушай, давай отложим пытку на потом. Пусть с ним разбирается сама Фиселла. Мне, сейчас, правда, не до этого. Я хочу посмотреть свитки. Вдруг, там найдется то, что поможет пролить свет на ту историю, в которую я влипла, и вернуть меня домой.

— Но, пытку никак, никак невозможно отложить. Сейчас, в это самое время, все Матери Первых Домов, с помощью магии настроились на вашу спальню. Они тоже хотят насладиться воплями терзаемого, его мукой, а заодно и удостовериться, что вы привели его к покорности.

— И для этого непременно нужно, что бы он вопил? - рассердилась Ника.

Мало ей проблем…

— Конечно. Тогда они безоговорочно признают ваше могущество и то, что вы по праву занимаете трон Первейшей из Первых. Ведь будет покорен и сломлен сам лорд Дорган.

— И что, вы применяли к нему все эти инструменты? - Ника с отвращением бросила взгляд на содержимое того сундука, из которого извлекла щипцы и с содроганием швырнула их обратно.

— О, конечно. Но лорд просто издевался над Фиселлой. Единственное, чего она могла добиться от него, это зубовный скрежет, да прокушеные губы.

— Какой ужас!

— О, да! Фиселла просто измаялась с этим строптивцем, - сочувственно вздохнул Клопси. - Боюсь, что если уж ей это было не по силам, то вам и подавно не справится с ним.

— А как мне проверить, что сейчас маг делает свое дело?

— Прикажите ему что-нибудь.

— Укрой Доргана одеялом, — сказала Ника в пространство.

И тотчас атласное одеяло легло на обнаженное темное тело эльфа, и Ника немного успокоилась. Вздохнув, она начала снимать с себя украшения.

— Помоги мне снять диадему, - попросила она Клопси и он своими гибкими, тонкими пальчиками проворно выпутал из ее густых волос тяжелое алмазное украшение.

— Отлично, - похвалила она его, кладя диадему на стол. - А теперь покинь спальню.

— Разве вы не будете его пытать? - Клопси недоверчиво смотрел на нее круглыми глазами.

— Конечно, буду! Я испробую новый метод… А ты - брысь отсюда.

— Но вы не можете выгнать меня. Вы всегда требовали, чтобы я присутствовал на этих пытках.

— Зачем это? - с подозрением глянула на него Ника.

— Ну, я… Он терпеть меня не может. Потому что я обо всем вам докладываю и…

— Клопси…

— Но, почему? - кроха обиженно заморгал глазами, словно ребенок, готовый вот-вот разреветься, когда ему отказывают в новой игрушке.

— Потому что для подобного зрелища ты еще слишком мал, - назидательно произнесла Ника и, ухватив его за шиворот камзольчика, вышла с ним за дверь.

Стражи с любопытством смотрели на брыкающегося Клопси и с почтительностью на нее.

“Вот уродство! - кинула на них раздраженный взгляд Ника. - Ну что за мужики, эти дроу! Нет, что бы устроить какое-нибудь восстание и как следует вразумить своих баб… Мучайся теперь вот…” - и она в сердцах откинула хнычущего, цепляющегося за нее Клопси к противоположной стене, захлопнув за собой дверь.

Не решительно подойдя к кровати, на которой полулежал-полусидел, вытянув над головой прикованные к стене руки, ее супруг, она, стараясь, чтобы ее голос звучал строго, спросила:

— Почему ты до сих пор упорствуешь?

— Я никогда не сделаю того, чего ты так жаждешь, - подняв голову, глухим от ненависти голосом ответил он.

“По-видимому, он не захочет просто покричать из вредности, чтобы досадить мне”, - огорчилась Ника.

— Может, все-таки помиримся? - присев к нему на край постели, предприняла она еще одну попытку решить дело миром. - Я ведь не требую…

Но тут Дорган плюнул ей в лицо. Секунду Ника сидела, прикрыв глаза, приходя в себя от его выходки, с отвращением чувствуя, как плевок тягуче сползает по ее щеке. Потом вздохнув, вытерла рукавом щеку. Ей было обидно до слез. За что? Ведь она ничего не сделала ему.

— Придется пытать, - в досаде переполнявшей ее в этот миг, приняла она окончательное решение. - Достал ты меня… И учти, — пригрозила на последок Ника. — Хоть я и не смогу применить к тебе сегодня магию, это ничего не меняет. За тобой внимательно наблюдает мой маг.

Встав с кровати, она подошла к столику, на котором стоял поднос с ее скудным ужином. Наполнив бокал крепким эльфийским вином, она вернулась к ложу, откуда за ней неотступно из-под спутанных волос, падавших ему на лицо, с подозрением и враждебностью следил пленник.

— И что же ты будешь делать со мной без своей магии, ты, бездарная потаскуха? — по его губам зазмеилась улыбка.

“Хороший вопрос, — обреченно подумала Ника. — Что такого я буду делать со своим строптивым мужем, чтобы заставить его исполнить свою прямую обязанность. Да еще без всякой магии”

— Пей, - приказала она, поднеся бокал к его губам.

Если честно, она тянула время, надеясь на что-то. И конечно, предвидя, что он попытается выбить бокал из ее рук резким движением головы, вовремя сумела отвести его от лица непокорного лорда. После чего отпила вино, набрав его в рот, и, склонилась над прикованным эльфом, проворно ухватив и зажав пальцами его нос. Яростно мотая головой, он пытался высвободиться, гневно сверкая на нее глазами. Ника же, не отпуская его, прижалась своим ртом к его рту. Вскоре ему уже нечем было дышать. Он извивался, метался по постели, но все равно ничего не мог поделать и, в конце концов, чтобы не задохнуться, вынужден был приоткрыть рот. И вот тут, Ника влила вино из своего рта в его, для верности просунув еще и язык, проведя им по его небу и когда он невольно проглотил вино, тут же отпустила его.

— Еще, - вдруг сказал он, испытующе глядя ей в лицо.

Он явно не знал, как относиться к ее поступку и с напряженным ожиданием, хотя все еще настороженно, наблюдал за ней. И когда Ника, налив в бокал вина и отпив из него, присела на кровать, склонившись над ним, тут же потянулся к ее рту. Завладев ее губами и втянув в себя все вино, он напоследок втолкнул в ее рот язык, как это сделала с ним она. С трудом освободишись от, потянувшегося за ней эльфа, Ника отодвинулась подальше. “Ну, ничего себе!” - вытерла она вмиг вспухшие губы, испуганно смотря на него.

— Сними, - глухо потребовал он, нетерпеливо дернув оковы.

— Покричи немножко, а? - с проснувшейся надеждой, что на этот раз лорд окажется посговорчивее и все получиться без лишних хлопот, попросила Ника.

— Это ты у меня сейчас будешь кричать, - оскалился он, смотря на нее жгучим взглядом сквозь спутанные волосы. - Освободи мне руки и иди сюда. Я подчиняюсь тебе… можешь делать со мной все, что хочешь…

Минуту Ника смотрела на него, не веря своим ушам, не зная смеяться ей или плакать. Именно тогда, когда этого совсем было не нужно, лорд Дорган решил сдаться. А ей-то что теперь делать? Не ложиться же с ним в постель.

— Слушай, от тебя требуется только покричать, после чего клянусь, я оставлю тебя в покое навсегда, - Ника знала, что так оно и будет, и это придавало убедительность ее словам.

— Не понимаю, - он не спускал с нее пронизывающего взгляда. - Ты отказываешься тогда, когда уже добилась своего. Посмотри, - велел он, показывая глазами на свое тело. Ника машинально взглянула и впервые оценила преимущество темного цвета своей кожи, скрывшего краску стыда.

Уж больно явным было доказательство того, что строптивый лорд покорен и готов выполнить свои супружеские обязанности.

— Освободи меня, и узнаешь, как сильно теперь я хочу того же, что и ты, - прошептал он, ни на миг не спуская с нее жгучего взгляда.

— Чего ты пристал ко мне! - возмутилась Ника и тут же спохватилась. Наверняка Матери Первых домов, уже настроили свои магические артефакты на ее спальню. Надо же попасть в такой переплет. Все только еще больше усложнялось.

— Ты победила! Ты! - продолжал шептать лорд Дорган. - Хочешь, что бы я перед всем Мензоберранзаном признал себя покоренным? Я сделаю это для тебя, но прежде позволь мне исполнить свой долг.

Ника покачала головой, лихорадочно соображая, как выпутаться из этой щекотливой ситуации, и при том заставить его сделать так, как надо ей. Ее переговоры с ним ни к чему не привели. Достучаться до него не возможно, тем более сейчас, когда он похоже, ничего не соображает. Но почему, как-то вдруг, он воспылал страстью к ненавистной, постылой супруге? А может это всего лишь ловушка. Вдруг он прикалывает ее, а когда она купится, смоется, оставив ее разбираться один на один с Советом. Теперь она недоверчиво и с опаской смотрела на, продолжавшего домогаться ее, лорда.

— Я не понимаю. Ты всеми способами добивалась того, о чем я тебя же сейчас умоляю. Тогда вспомни о пророчестве…

Ника, вздрогнув, посмотрела на него. Вот! Опять это пророчество. Необходимо порасспросить его об этом, но не здесь и не сейчас, когда все первые Матери Мензоберранзана может быть уже прислушиваются к тому, что делается в ее спальне. Теперь было жизненно важно, чтобы он хотя бы постонал.

Внезапно у нее мелькнула шальная мысль, смутившая ее саму и, удивляясь ей, Ника только покачала головой. Но, что она теряет, черт побери?! Завтра ее уже здесь не будет. На нее вдруг напал кураж. Может, виной тому было крепкое эльфийское вино, а может быть уверенность в том, что теперь она обладательница совершенного тела, а сознание своей красоты пьянило сильнее всякого вина.

Собравшись с духом и держась настороже, Ника подсела к, дернувшемуся навстречу ей, лорду и легонько провела ладонью по его груди и впалому животу, чувствуя, как его тело вздрагивает, а мышцы напрягаются. Тело эльфа ничем не отличалось от человеческого и подвело его так же, как тело смертного мужчины.

Она склонилась к губам Доргана и он сразу же потянулся к ней, но Ника, тихо рассмеявшись, отстранилась, дразня его. Какое-то время они, молча, смотрели друг на друга. В его глазах бушевало неистовство и желание, тяжело дыша, он облизал пересохшие губы.

Взобравшись на постель, Ника встала в его ногах, возвышаясь над лежащим эльфом. Он же, напряженно наблюдал за нею, ловя каждое ее движение. Стараясь не смотреть на него, чуть улыбаясь, она сосредоточилась на том, что делает. Вот сейчас она неспеша, как бы нехотя спускала лиф платья, медленно оглаживая плечи и плавно разворачиваясь к нему.

Не то, что бы Ника была искушена в любовных играх, у нее был небогатый, скорее несчастливый опыт, сводившийся к поцелуям с Женей и тому единственному разу, когда они вкусили запретного плода, больше из любопытства, чем по взаимному влечению. И этот один-единственный раз не произвел на нее впечатления. Какая-то сплошная гинекология и физиология. После этого, она старательно избегала близости, отговариваясь то подготовкой к экзаменам, то критическими днями, то боязнью забеременеть. Словом причин у нее находилось достаточно, и Жене оставалось только терпеливо ждать.

Сейчас в Нике проснулось озорство и азарт: парень, которого не смогли покорить пытки, ломался на глазах от невинных ласк и созерцания того, как предлагала ему себя нежеланная, до сей минуты женщина.

Беспомощно лежа меж ее расставленных ног, едва переводя дыхание, не смея шевельнуться, он не сводил с нее алчного взгляда голодного хищника, сидящего на привязи и наблюдающего за такой близкой, но недосягаемой добычей.

Ника как умела, повторяла движения стриптизерш, стараясь, чтобы они были плавны и полны чувственного соблазна, но выходило как-то неловко. Нику смущало, слишком уж очевидное доказательство мужской силы своего единственного зрителя. Поэтому она быстро сбросила лиф платья ему на живот, который он тотчас скинул с себя резким движением, каким-то дьявольским чутьем поняв, что именно смущает ее, и вовсе не собираясь облегчать ей ее задачу. Тогда закрыв глаза, она стиснула свои груди, чуть приподняв их, и вздрогнула от испугавшего ее глухого стона, рванувшегося к ней эльфа. Не дрогнув, Ника скрепилась и, не открывая глаз, заставила себя действовать дальше.

Повернувшись к нему боком она, медленно начала стягивать с себя юбку, спуская ее с себя все ниже и ниже. Эльф застонал, дергая и выворачивая руки из оков. Но когда Ника, переступая через юбку, запуталась в ней, хрипло засмеялся. Она же лишь беспомощно улыбнулась, мучительно стыдясь того, что затеяла и, не представляя, как все это теперь прекратить.

Дальнейшее ей подсказал сам лорд. Когда оставшись в одной набедренной повязке, она повернулась к нему, то решилась взглянуть ему в лицо. Его страстный, восхищенный взор был настолько красноречивым, что смущенная Ника, подняв руки, зачем-то начала вынимать из волос шпильки, что яркими, вспыхивающими звездами падали к ее ногам. Не удерживаемые больше ничем, волосы светлым, блестящим водопадом обрушились ей на плечи, грудь, спину. Собрав и приподняв их, позволяя Доргану любоваться плавными линиями гибкого тела, Ника медленно опустилась на корточки.

С болезненным воплем лорд рванулся к ней так, что Ника не на шутку встревожилась за целостность удерживавших его стальных оков. Он сделал было попытку обхватить ее ногами, сжать, удержать женщину возле себя, но Ника опередила его, сев ему на колени и наклонилась над ним так, что ее грудь коснулась его живота. Эльф бесновался и Ника, желая утихомирить его, легонько поцеловала его в шею. Он замер, а она чуть целуя его, опускалась все ниже.

Сдержанные стоны пленника становились громче, мучительнее и от них у Ники мороз пробегал по коже. Вдруг он с долгим протяжным воплем резко выгнулся, натянувшись, как струна и содрогаясь, окропил ее грудь горячим семенем, и, задыхаясь, обмяк, повиснув в своих оковах. А Ника, сев в кровати, схватила юбку, прижав ее к влажной груди. Тяжело дыша, эльф наблюдал за нею, прикрыв глаза.

— Освободи меня, - хрипло потребовал он, поймав ее взгляд.

Немного подумав, Ника накинула на себя балахон и, скользнув с шелковых простыней, немного повозилась с замками стальных колец, освобождая его запястья, после чего на всякий случай отошла от кровати подальше.

С трудом опустив задеревеневшие руки, и, болезненно морщась, он принялся растирать запястья, глядя на нее исподлобья так, что она еще дальше отступила от кровати.

— Ты можешь отдохнуть здесь, но если хочешь, я позову стражу, и тебя отведут в твои покои, - предложила Ника, с опаской наблюдая за ним.

Кто его знает, что у него на уме и что он сейчас выкинет, освободившись от оков. На всякий случай она отошла от него еще дальше.

— Я отдохну здесь, - сказал он, удобнее устраиваясь на кровати, накрываясь одеялом.

— Ты по прежнему не хочешь лечь со мной? - спросил он, задумчиво глядя на нее.

Ника отрицательно мотнула головой. Ей захотелось выпить, но пить было нельзя, - она и так потеряла время, и о том, что бы расслабиться не могло быть и речи. День прошел бездарно, впустую.

Открыв дверь, она тихонько позвала Клопси, мимоходом отметив, что почтительные взгляды, что бросала на нее стража, сменились испуганными.

— О, моя владычица, вы сумели сломить этого упрямца! Вы сумели сделать то, чего не смогла… - пропищал восхищенно кроха, вкатываясь в комнату, но осекся, повинуясь предупреждающему взгляду Ники. - Мы слышали его вопли. О! Он должно быть ужасно мучился…

Клопси был не в состоянии унять своего восторга.

— Успокойся и настройся на серьезный лад. Выбрось всякие глупости из головы. Мне сейчас понадобиться твоя помощь и … что такое? - встревожилась Ника, увидев, как Клопси внезапно остановился. Восторженное выражение на его забавной большеротой мордашке, сменил неподдельный ужас.

Проследив за его взглядом, она увидели лишь безмятежно спящего пленника, чьи руки свободно покоились на груди.

— Он… он покорился вам… на столько, что вы… он свободен, моя владычица!

— Тише ты. Не шуми, - шикнула Ника, досадливо поморщившись.

Но Клопси все не мог прийти в себя. Ищущим взглядом он осмотрел пол возле кровати и пристально оглядел спящего Доргана.

— Где же пыточные инструменты, которыми вы укоротили гордый нрав лорда? Вы не пользовались ими?! Как это возможно!

— Кажется, сейчас я ими и воспользуюсь, если ты не угомонишься. Хочешь? Нет? Тогда следуй за мной?

Округлив от страха глаза, Клопси послушно засеменил за ней, покачивая головой и в недоумении оглядываясь на Доргана, на теле которого он не нашел ни одной ужасной кровавой раны.

— Что я должен сделать для вас, моя владычица?

Ника едва сдержалась, чтобы не рассмеяться, глядя на его разочарованное личико.

— Нужно просмотреть и прочесть все эти свитки. Я хочу знать, что в них. Ты читать-то умеешь? - спохватилась Ника.

Кивок Клопси успокоил ее, и они принялись за дело. Они выгребли из сундука весь пергамент, свалив его на стол. Клопси брал каждый свиток, разворачивал его и читал до тех пор, пока Ника не определяла о чем в нем идет речь, после чего он летел обратно в сундук, а Клопси брался за другой. Просмотрев весь этот ворох, Ника приуныла. Не было в этих свитках ничего, чтобы хоть как-то приблизило ее к разгадке тайны бегства Фиселлы из Мензоберранзана, зато там были подробно записаны магические заклинания, истории Первых Домов, хвалебные гимны Ллос, генеалогия Дома де Наль и Дома Берн.

Клопси, у которого уже слипались глаза, и который бодрился изо всех сил, не заметно для самого себя все-таки заснул, прямо на свитке, который только что читал. Пергамент с треском свернулся, заключив, его в свои недра и Ника, тихо рассмеявшись, извлекла его оттуда, перенеся беднягу в шкатулку, которую он облюбовал для сна. Он так и не проснулся.

В комнате стояла тишина. Ника наконец-то осталась одна, если не считать спящего эльфа и Клопси. В окне светящийся столб Норбонделя показывал глубокое, ночное время. Время покоя. Мензоберранзан спал. Не видно было ни одного пролетающего светящегося диска, кроме пурпурных дисков ночных дозоров.

Снова усевшись за стол, Ника запустила пальцы в свои волосы. Что ей теперь делать? Судя по тому, что она сегодня узнала, Фиселла не была слишком умной, зато жестокости и тщеславия было хоть отбавляй. Она не упустила своего шанса, и первая захватила власть в Доме де Наль. До такого откровенно дерзкого плана, нарушающего все устоявшиеся обычаи дроу, она сама бы не только не додумалась, но вряд ли сумела бы осуществить. И если не принимать во внимание байку о том, что ее поддерживает сама Ллос, то за Фиселлой явно кто-то стоял. Старуха Берн.

Не нужно иметь семи пядей во лбу, чтобы не увидеть явный сговор Фиселлы с Верховной жрицей. Иначе, зачем бы старухе было так отчитывать Нику за то, что она вступилась за ее же сына. А если копнуть дальше, то не исключено, что докопаешься до самого настоящего заговора, что случился против старой Матери де Наль. Ведь то, что ее место займет Тирелла, было само собой разумеющимся, и вдруг ее матушка, живущая слишком долго, неожиданно помирает. Но не успела Тирелла и глазом моргнуть, как ее место оказалось занято средней сестрой. Что такого пообещала Фиселла Верховной Жрице, что та решилась на переворот в клане де Наль в нарушении незыблемых традиций дроу?

Что такого было у Фиселлы, чего не было у Тиреллы или, скажем, у младшей сестры? Тирелла же боится пикнуть, не то, что выступить открыто, а ведь в сторонниках у нее нет недостатка. Тем не менее, Тирелла помалкивала, потихоньку мутя воду против Фиселлы. Что это значит? Это может значить, что Тирелла трусовата, а может значить, что ее держат на хорошем крючке, а может вообще ничего не значить… И вообще, ей это надо - рыться во всей этой помойке?

С силой, потерев ладонями лицо, Ника зевнула, с хрустом потянувшись. Очень хотелось спать. Но прежде необходимо ответить на один вопрос: чего или кого так испугалась Фиселла, что сбежала аж в другое измерение? Не матери же Берн, в конце-то концов. Та, похоже, пребывает в полной уверенности, что разговаривала сегодня с Фиселлой и даже по дружески попеняла ей, о чем-то таком предупредив… О чем? О чем-то таком… Ника вскинулась, открыв слипающиеся глаза. Нет, спать нельзя… нельзя… Тихий стук в дверь заставил ее вздрогнуть и прийти в себя. Она обернулась и встретилась взглядом с лордом Дорганом.

— Отошли их прочь, - тихо попросил он.

Но в покои уже вошла Вифелла в сопровождении стражи. Стоя у дверей, она почтительно глядела на свою сестру. Стража, пристально разглядывала невозмутимо одевающегося перед ними Доргана, недоуменно переглядываясь. Они не нашли на его теле следов жестокой пытки, а ведь они собственными ушами слышали вопли истязаемого.

Как только они ушли, Ника тут же рухнула на освободившуюся постель, еще хранившую тепло и запах тела Доргана. Так о чем же предупреждала Верховная жрица Берн? - еще успела подумать она, перед тем как заснуть.


Загрузка...