Разумеется, дарэ Рангтгмарк настаивал на казни за государственную измену. Но Чезаре неожиданно уцепился за паренька так, как не цеплялся ни за кого другого, по-настоящему становясь для него судебным защитником.
— Приведите примеры наблюдаемого вами пренебрежения проблемами людей неблагородного происхождения, — попросил он с сочувственной улыбкой.
Дьярви с готовностью ответил на этот вопрос, приведя четыре примера, один из которых касался в том числе жалобы лично на принца Стефана от одной из служанок. Его демонической деятельности жалоба не касалась, однако могла косвенно навести на странности в поведении принца. Чезаре уточнил у других свидетелей, не поленившись вызвать их повторно, действительно ли в работе дарэ Рангтгмарка наблюдались подобные «особенности».
И, конечно, каждый успел назвать не по одному делу, когда дарэ Матиас проявлял пренебрежение к простолюдинам. Свой опрос Чезаре закончил очень просто:
— Таким образом, я считаю, что у господина Дьярви было смягчающее обстоятельство. У него не было связей в высоких кругах, Главный Дознаватель отметил его и поднял на должность сам. У него не было понимания, у кого он может попросить помощи. И поэтому защита выступает против смертной казни за государственную измену: большинство из присутствующих, поступили бы на его месте точно также. И я хочу заметить, что ему угрожали не просто убийством родной сестры, и более того, сестры-близняшки. Нет, Черный Принц пошёл дальше: если бы девушку принесли в жертву при призыве демона, её душа стала бы топливом для переноса твари в наш мир. Она не получила бы ни посмертия, ни перерождения. И я не сомневаюсь, что эту особенность ритуала перед господином Дьярви подробно разъяснили. Так ли это, подсудимый?
Паренёк вздохнул:
— Да, в письме подробно… расписывали. Я не знал, что за всем этим стоит принц, только подозревал. Я никогда его не видел глаза в глаза. Просто… появлялись записки. И от них чувствовалась какая-то неправильная… не знаю, какая-то неправильная дрянь, ощущались они неправильными, понимаете?
— Скорее всего у вас есть слабый непроявленный магический дар, который можно развить обучением, — тонко улыбнулся Чезаре. — И вы чувствуете остаточные эманации демонической магии.
Затем он повернулся к мрачно сомкнувшему губы Главному Дознавателю, и поинтересовался:
— Мы удаляемся на совещание?
Никлас, который всё это время молча наблюдал за процессом, чуть хмыкнул, и возразил:
— Ну почему же? Как наследник престола, я использую своё право вето, и выношу приговор сам. Дьярви по прозвищу Отчаянный, именем короны, ты приговариваешься к общественным работам на благо Даланны. Где и чем ты будешь заниматься, тебе расскажут после процесса. Если ты справишься — ты будешь восстановлен в должности. Обвинения в государственной измене сняты, однако, ты допустил преступную халатность и не обратился за помощью ко мне. Это — тоже наказуемо, но исправимо. Что до твоей сестры, то она получит компенсацию за счёт дарэ Рантгтмарка в размере сотни золотых даллов, и охрану, выделенную короной.
Дьярви поднял на Никласа голову и медленно переспросил:
— Значит… меня не казнят?
— Нет, тебя не казнят, — подтвердил принц. — Каждый в моей стране должен иметь право на защиту и правосудие. И если ни ты, ни твоя сестра не верили в это — вина всех нас в том, что добросовестный и преданный своей стране человек оказался в ловушке, из которой не видел выхода. Я читал отчёты о твоей работе. И твои дневники. Я знаю, через что тебе пришлось пройти.
Дьярви мелко задрожал, но не заплакал, хотя явно хотел. И тихо ответил:
— Спасибо, Ваше Высочество! Я не подведу вас!
Дарэ Рангтгмарк мрачно посмотрел на своего будущего короля, но, к его чести, никак не прокомментировал свою публичную порку. Вероятно, он счёл этот поступок Никласа своеобразным наказанием за просчёт, и принял это к сведению? Но мне показалось, что я услышала очень тихое:
— Государственных преступников нужно казнить, а не искать им оправданий.
Впрочем, губы Главного Дознавателя шевельнулись едва-едва, так что мне могло и показаться. Следующим вызвали практически незнакомого мне аристократа, и я почти не следила за процессом. В отличие от Дьярви, этих людей совершенно не хотелось жалеть, а меня касались другие подсудимые. Одна из которых продолжала прожигать меня злым взглядом, как и в первый день. Но Белинду никто не вызывал. Я подозревала, что свою родную тётушку и гражданку другой страны Никлас оставит напоследок, и снова попытается чего-то добиться, использовав огромный провал, свой и отца.