Эти знакомства подарил ей именно характер. Яркий и огненный. Лейе не лезла за словом в карман, и всё время норовила кому-то помочь, судя по тем байкам, которые она мне успела поведать. Но и про отца она рассказала тоже.
Двадцать лет назад она влюбилась в молодого мужчину с яркими голубыми глазами и мечтательным взглядом вдаль. Она думала, что они поженятся по драконьему обряду, и проведут вместе её длинную жизнь, но он постоянно откладывал свадьбу. То говорил, что лучше её справить, когда кончится посольский срок — отец был атташе при драконьем императоре, и должен был провести там несколько лет. То рассказывал, что не достоин такой бесконечно красивой и невероятно могущественной женщины.
То и вовсе отмалчивался, и обижался, что у них всё хорошо, а Лейе поднимает такую болезненную для него тему. Ведь не может же он взять в жёны кого-то вроде неё, когда сам он никто! Ему нужно сделать что-то значимое, прежде чем брак станет в его понимании возможным.
И, конечно, ни одного грубого слова насчёт своей расы, Лейе никогда не слышала. Отец молился при ней Светлейшему, справлял все положенные обряды, даже рассказывал ей о том, что и как у нас принято, но иначе чем «прекраснейшей» и «несравненной» он её не называл. Я могла в это поверить, потому что Белинде он тоже никогда и ни в чём не перечил, и со всеми её идеями соглашался. Так он поступал и с Лейе, разве что та вела себя несколько иначе.
Могла вспылить, особенно когда речь заходила о свадьбе, могла даже поднять ветер или зашвырнуть что-то в стену магией, но никогда не бросалась оскорблениями, судя по тому, как она об этом говорила. Лейе когда-то очень стыдилась, что обозвала отца нерешительным болваном, который тянет на ровном месте, пока дни его жизни утекают сквозь пальцы, словно песок. Теперь-то она понимала, что дело было не в нерешительности, просто отец уже был женат. Я тогда не выдержала и спросила:
— Но ведь это же никак бы не отследить? Что он женился снова не в храме Светлейшего, а по драконьему обряду? И при чём тут дни его жизни?
— Узнаю в тебе себя, — улыбнулась Лейе. — Я тоже всегда хотела всё знать. Драконий обряд не простая свадьба. Он связывает жизни, и вплести себя и супруга в него можно лишь единожды. Для долгоживущих это единственный способ счастливо жить в браке с человеком, пустынником или полуэльфом. Никто не хочет терять близких, особенно любимого супруга. Поэтому давным-давно один из старших драконов поспорил с богами и выиграл — даровав всем нам возможность влюбляться без страха немедленно потерять. Я принесу тебе эту легенду, сборник с нею у меня с собой. Но у обряда есть некоторые особенности. В частности, он не смог бы жить супружеской жизнью со своей злобной гидрой, так что и согласиться на моё искреннее предложение не мог. Глупец, как по мне. Мог бы выбрать меня, тогда ты росла бы с любящей мамой, а он не был бы стариком сейчас.
Так я узнала, что зря испугалась, что существенно переживу Рэйнера. А Лейе продолжила рассказывать. Беременности она не ждала — эльфийки зачинают детей редко, и только по большой любви. Но сначала из-под контроля начала выходить её магия, потом изменилось самочувствие — не так, как это бывает у людей. Ей постоянно хотелось петь, внутри была странная лёгкость, и снились очень яркие сны, но не о прошлом, как у большинства эльфов — а, как ей казалось, о будущем. Сейчас Лейе знала, что казалось правильно: только будущее было не её, а моё.
Ей постоянно хотелось есть, было то жарко, то холодно, но при этом сил было очень много, только не магических. Магию она контролировать перестала, и сама колдовать не могла, что первоначально очень Лейе напугало. Но старшие эльфийки объяснили, что именно с ней происходит, и дальше она только радовалась. Прямо Лейе об этом не говорила, но, по её словам мне показалось, что речь о тех самых королевах. Или о какой-то одной из них? Если отец был именно при дворе Золотого Древа, а императрицу моя мать называла подругой, то, выходит, она и подсказала.
А потом отец уговорил отправиться в путешествие, ведь до родов ещё далеко. Но схватки начались раньше, чем она ожидала, существенно раньше, и он привёз рожненицу в уединённый домик, который он снял в какой-то полузаброшенной деревне. Лейе сказала, что обычно с таким помогают эльфийские Знающие, но к тому времени их уже было очень мало в империи, а кто был — нужны были собственному анклаву.
Лейе и подумать не могла, ради чего на самом деле отец её туда притащил! А он дождался когда я родилась, привёл незнакомого лата, и попросил того посвятить меня в «истинную веру», чтобы «раз уж она родилась с нормальными ушами, то и посвящена в веру должна быть как нужно, а не как богомерзкие твари». Лейе только-только успела родить, плохо себя чувствовала без поддержки других эльфов, да и магия ей по-прежнему не подчинялась, так что она ничего не смогла сделать.
А когда меня осветили и приняли в Светлейшую веру, отец дал ей что-то, и она уснула глубоким и тяжёлым сном. Когда очнулась — меня уже не было в том доме. Отец был скорбен, и сказал, что девочка родилась мёртвой, и даже похоронил с ней «меня». Об этом Лейе подробно не говорила, но видно было, что ей неприятно вспоминать.
После этого рассказа я надолго замолчала, не в силах никак ей ответить. Если это правда… в конце концов, мне пришла в голову одна разумная мысль, и я спросила:
— Скажи, есть какой-то способ по-настоящему заставить другого человека говорить правду, и ничего кроме правды?
Она нехорошо улыбнулась:
— Есть, моя милая, есть. Это сложный ритуал, и не всякому он под силу, но… видишь ли, я понимаю, почему ты спрашиваешь. И я — могу это сделать. Мне только нужно, чтобы кто-нибудь привёл сюда твоего папашу. Желательно, до того, как до него доберутся драконы.
— Тогда нам придётся забрать моих сводных сестёр. Никлас обещал помочь, но… я вряд ли готова их воспитывать!
— Ты может и не готова, а мне не довелось никого воспитывать, к сожалению, так что могу с этим помочь.
Я только головой покачала. Нам с Лейе ещё было о чём поговорить, но пока я не чувствовала, что у меня есть мама. Или, быть может, просто… боялась поверить?