За свободу надо бороться, просто так не дают ничего. Это я уяснила еще совсем маленькой девочкой. Но раньше у меня почти не было способов действительно что-то делать. А теперь… да, Анна должна была помогать мне. Сама вызвалась, сама приехала. Но между «помогать мне» и «захватить власть в доме, используя меня как ширму» всё же была некоторая граница. И мне совершенно не хотелось позволять эту границу преступить.
— Что, прости… те, Коринна? Мне показалось, вы мне возражаете, — лицо Анны вытянулось, и в глазах мелькнуло что-то нечитаемое. То ли страх, то ли раздражение. Я не успела разобрать, потому что спустя мгновение она уже снова смотрела на меня с доброжелательным сочувствием, и не более того.
— Вам не показалось, — я постаралась скопировать тон, которым матушка пользовалась, когда хотела кого-то осадить. Низкий, грудной, обманчиво-спокойный. — Меня устраивает уровень слуг в этом доме. Да, им понадобится помощь. Но это я здесь хозяйка. И это я буду определять, кто, как, и в каком объёме будет эту помощь предоставлять. И выбирать обстановку тоже буду я. Вы приехали помогать? Помощь предполагает совещательный голос. Советы, к которым я могу прислушиваться, а могу нет. Именно этого я и ожидаю, — я сама себе не верила, на самом деле.
Что я всё это говорю, что у меня получается. И что я способна смотреть на кого-то сверху вниз. Но это больше походило на потребность, чем на какой-то расчёт. Если эта женщина просто отодвинет меня, как какую-то мебель, и ей это сойдёт с рук, у нас точно не будет с Рэем никакого нормального будущего. Кажется, Анна тоже не могла поверить, что ей осмелились возражать.
— Ваше решение согласовано с Его Сиятельством? — поинтересовалась она, наконец, видимо проглотив всё то, что подумала на самом деле.
— Решения такого рода не нуждаются ни в каком согласовании. Став супругой Рэя — я стала хозяйкой этого дома. И как женщина, отвечаю за его благополучие. Я ведь не вмешиваюсь в его дела во внешнем мире. А он — не вмешивается в то, что происходит в доме. Как и завещал нам Светлейший наш Господь, и его верная тень, Двулучная и прекрасная, — меня хорошо учили правилам, и я умела использовать их. — Должно быть, вы так и не сумели до конца принять наш уклад. Это простительно иностранке, — я вежливо улыбнулась.
Анна сузила глаза, окинула меня каким-то совершенно иным взглядом, и мне, на мгновение, стало холодно. Она не сказала ничего лишнего, но мы обе понимали, что я только что приобрела своего первого врага. Не знаю, почему, но это странным образом радовало. Даже опьяняло. Я всё-таки чего-то стою! И если могу заводить врагов, значит и другие чувства тоже смогу вызвать! А она, наконец, ответила, словно взвесив что-то:
— Как вам будет угодно, даэ фир Геллерхольц, — скривила она губы в насквозь фальшивой вежливой улыбке. — Значит, я предоставлю в ваше распоряжения свои знания об этом доме, и о ваших гостях. А если вам понадобится моя помощь — вы знаете, где меня найти.
Я кивнула. Это было ответным ходом, но в чём он заключался я пока ещё не понимала. Зато теперь у меня было очень много дел, в которых я на самом деле не понимала решительно ничего. И уж точно эта женщина не была в них помощницей, скорее наоборот.