Глаза отца, обычно такие же нежно-голубые, как и мои, приобрели оттенок грозового неба. И от жуткого взгляда я невольно встала с кресла за письменным столом, где сидела до этого, и сделала реверанс. Понятия не имею, чем это должно было его смягчить, и в чем я опять оказалась без вины виновата, но, вне всякого сомнения, отцу что-то наговорила дорогая матушка. И скорее всего умудрилась даже предоставить какие-то доказательства. Только я, как обычно, была в проигрышной позиции, потому что даже не догадывалась, в чём меня снова обвиняют.
Было очень глупо думать, будто матушка не найдёт способа вновь испортить мне жизнь. Наивно и самонадеянно. Но отец молчал, а я продолжала гадать, что же всё-таки не так. Наконец, ему столь же надоела эта оглушающая тишина, как и мне, и он произнёс:
— Ты ничего не хочешь сказать в своё оправдание, Коринна?
Голос отца казался каким-то тяжёлым, и сам он как будто потемнел и за короткий миг стал старше. Это что же она ему наговорила?
— Я не могу оправдываться, когда даже не знаю обвинений, отец, — ответила я, постаравшись говорить как можно более спокойно. В конце концов, самым большим моим преступлением было то, что я позволила себе неуважение к его обожаемой супруге. Но больше-то я ничего не делала! Сидела в собственной комнате, вспоминала про жемчужину, подаренную Геллерхольцем в детстве. Даже слуг не звала, хотя, конечно, моя личная служанка Марта могла прийти в любой момент. Так что же не так?
— Ты оскорбила Белинду до глубины души. Ты позволяла себе близкое общение с молодыми людьми, хотя тебя посватал герцог. И ты говоришь мне, что не знаешь, в чём тебя обвиняют?! — последнюю фразу отец взревел, и я невольно отшатнулась.
— Единственный мужчина, с которым я общалась последнее время, это вы, отец. Даже с Эданом мы не перекинулись и парой слов. Поэтому я не знаю, о чем вы. А что касается матушки… — стоило бы смягчить, или и вовсе смолчать, но что-то во мне сегодня лопнуло. Словно струна долго натягивалась неумелым бардом, и в конце концов лютня стала непригодной для игры. — Что касается матушки, то она оскорбляет меня до глубины души по семь раз на дню в ваше отсутствие, и по три, когда вы присутствуете. И её моя оскорблённость как-то не беспокоит. Вот и меня её настроение волновать перестало. Не буду я за это оправдываться. Хотите — смотрите мою память с помощью какого-нибудь мага, я готова. Но быть вечно в чём-то виновной без вины мне надоело.
— Значит, ты даже не раскаиваешься, и не хочешь признавать свою вину, Коринна. Жаль. Если бы я узнал о твоём недостойном поведении раньше — нашёл бы способ отказать по поводу твоей помолвки и последующей свадьбы с Геллерхольцем. Но, к сожалению, Белинда тебя жалела, светлой души женщина. Я разочарован. Что ж… у меня нет другого выбора, кроме как готовить тебя к свадьбе, но на мою поддержку больше не рассчитывай, — он со скорбным видом развернулся и снова хлопнул дверью.
Я лишь тихо сказала вслед:
— Никогда и не рассчитывала. Не на что.
Понятнее, что именно наговорила матушка, так и не стало. Мне никто ничего не хотел объяснять, только сплошь раскидывались своим разочарованием, и гневом. Что ж, придётся с этим просто смириться. В конце концов, рано или поздно до меня дойдут хотя бы слухи, что я опять сделала не так, или сестрицы придут позлорадствовать. Я достала первую попавшуюся книгу из личной библиотеки и постаралась сосредоточиться на чтении всё за тем же столом.