Я ждала ответа, но все равно вздрогнула, когда палач заговорил. Вздрогнула от неожиданности и неизбежности.
– Очень щедро, – произнес он, и его голос тоже прозвучал хрипло и приглушено. – Решили предложить самое дорогое, да? А согласитесь стать женой палача?
Женой? Женой убийцы, изгоя, чтобы тоже быть навсегда отверженной приличным обществом? Я стиснула зубы, чтобы не стучали, и тихо ответила:
– Да.
Короткое слово упало между нами, как камень. Мне показалось, что палач словно отшатнулся от меня, но он всего лишь взял светильник.
– Идите за мной, форката.
Я неуклюже поднялась с колен, путаясь в подоле, и пошла за палачом, не видя ничего, кроме его широкой спины и крепких плеч под белой шелковой рубашкой.
У него шелковая рубашка?..
Боже, Виоль! О чем ты думаешь! Совсем не о том, о чем следует!..
Но я не успела отругать себя всласть, потому что мы поднялись на второй этаж, палач толкнул одну из дверей, приглашая меня войти, и я оказалась… в спальне.
Комната была странной – со скругленными углами, с тремя арочными окнами, сейчас занавешанными тяжелыми шторами. Пол закрывал ковер с толстым пушистым ворсом, а посредине стояла кровать – широкая, из морёного дуба, без балдахина. Белоснежные простыни, белоснежные подушки и тонкое козье покрывало, край которого был откинут – будто приглашая прилечь.
– Раздевайтесь, – велел палач, поставив светильник на круглый столик у постели.
Это был удар почище удара молнии. Я застыла, вцепившись в ворот платья. Раздеваться? Вот так – сразу?..
– Простите, мастер, – еле выговорила я, чувствуя дурноту, – может, вы сначала поможете дяде? Поспешим к нему… а потом… я готова…
Он оглянулся, посмотрев на меня через прорези кожаной маски, и я, как зачарованная, начала расстегивать пуговицы на платье. Конечно, сначала он захочет получить плату… чтобы точно не обманула…
Смуглая рука палача перехватила мои пальцы и на мгновение сжала. Горячая рука, сильная. С мозолями. Неужели, такие мозоли – от меча, которым он рубит головы?..
– Раздевайтесь не при мне, – сказал он, и я встрепенулась, оживая. – Вот здесь есть чистые рубашки, – он отпустил меня и открыл сундук, стоявший возле стены. – Переоденьтесь в сухое. Вы приехали на лошади?
– Коляска застряла на дороге, – пролепетала я, краснея от стыда и неловкости. Он совсем не собирался брать меня прямо здесь и сейчас.
Только тут я поняла, как замерзла – продрогла до костей. И еще, наверное, я страшно грязная… и волосы перепутаны… Вряд ли такая женщина может вызвать желание у мужчины. Я метнулась взглядом по стенам, отыскивая зеркало, но зеркала не было.
– Есть горячая вода, – палач указал на камин, где на решетке над горящими углями стоял медный котелок. – Умойтесь, я вернусь через четверть часа. Вам хватит времени?
– Да… – прошептала я.
Он вышел, закрыв дверь, и теперь я могла от души выругать себя за глупость и гадкие подозрения. Виоль! Он и не думал покушаться на тебя! И его слова о женитьбе были шуткой, а ты поспешила увидеть зло там, где никакого зла не было. А были лишь честь и благородство.
Я быстро стянула мокрое платье и нижнюю рубашку и смыла грязь с лица и рук, разведя воду в серебряном умывальном тазу. Кувшин для умывания был тоже серебряный – очень красивой ковки, с удобной ручкой. Ко мне никто не вошел, но всё же я испуганно дергалась всякий раз, когда мне слышались какие-то скрипы или шорохи. Я умылась и ополоснула плечи и грудь, и заплела волосы, закрепив их единственной уцелевшей шпилькой. Чулки, туфли – всё было мокрым насквозь, и надевать мокрую одежду не хотелось. Я достала из сундука мужскую рубашку и, помедлив, надела. Она закрыла меня до колен – тонкая, мягкая ткань согрела и приласкала меня, сразу заставляя расслабиться.
Но расслабиться не удалось, потому что в дверь стукнули, и раздался голос палача:
– Можно, форката?
– Да, – ответила я прежде, чем сообразила, что пусть и прикрытая до колен, все равно выгляжу крайне неприлично.
Но палач уже вошел, и мне оставалось лишь стянуть ворот рубашки на груди, чтобы продемонстрировать приличествующую девице скромность.
Палач держал пузатую глиняную кружку, над которой завивался пар.
– Выпейте, – сказал он, протягивая кружку. – Это лекарство.
«Но я не больна!», – захотелось возразить мне, но навалилась усталость, голова закружилась, и я послушно выпила предложенное питье.
Оно было сладким, и кисловатым, и немного горьким… Как чай с сахаром и лимоном, но ароматнее…
Головокружение не прошло – наоборот, всё закачалось и подернулось дымкой.
– Что это? – спросила я слабо, пытаясь удержаться на грани сознания.
Я вцепилась во что-то твердое, горячее, сдавившее меня до потери дыхания, и лишь спустя несколько секунд с удивлением обнаружила, что рука палача обхватила меня за талию, поддерживая и не давая упасть.
– Кленовый сироп, чайный отвар и красное вино, – ответил палач. – Это поможет.
– Вино?! – я повисла на чем-то, а потом обнаружила, что палач держит меня на руках, а я обнимаю его за шею. – Никогда в жизни не пила вина. Благородным форкатам нельзя его пить…
– Мы никому об этом не скажем, – успокоил он.
– Рассчитываю на ваше молчание, – прошептала я, а дальше все происходило, как во сне. А может, это и было сном?
Я смутно ощущала, что палач несет меня куда-то, кладет на что-то мягкое, пахнущее фиалками… Ах, это постель…
Блаженно вытянувшись, я с улыбкой смотрела на человека в маске, который склонился надо мной. Наверное, выпитое вино лишило меня способности думать здраво и хоть немного бояться. Я не испытывала никакого страха и мне казалось совершенно правильным, что мужская рука осторожно отвела ворот рубашки, и широкая ладонь легла на мою грудь. По всему телу разлилось тепло, а меня охватило непонятное томление – хотелось замурлыкать, как кошке, которую погладил хозяин. Замурлыкать – и потереться об него, выпрашивая больше ласки.
Мастер Рейнар склонился надо мной еще ниже, и вдруг поцеловал меня в губы – легко, чуть коснувшись.
Но и от этого невесомого прикосновения в моем сознании возникли алые рябины, и огненная река захлестнула волнами, увлекая всё дальше и дальше от берега…
Когда я проснулась – солнце золотило стену, оклеенную бледно-желтым ситцем. Таких обоев не было в доме тётушки, и я некоторое время с недоумением разглядывала их, пытаясь понять, где умудрилась заснуть.
Мне было уютно, тепло и спокойно, и совсем не хотелось вставать. Я закуталась в пушистое козье покрывало и перевернулась на бок, чтобы ещё подремать.
В углу на умывальном столике стоял серебряный кувшин и пузатая кружка из обливной глины. Вчера я пила из этой кружки что-то вкусное, сладкое и кислое… Кленовый сироп, черный чай, красное вино…
Дом сартенского палача!..
Я вскочила, отбрасывая козье покрывало, будто оно превратилось в огненный наряд царевны Главки, которой коварная волшебница прислала заколдованное платье, чтобы погубить соперницу.[1]
Воспоминания нахлынули – страшные, беспощадные, и я в ужасе схватилась за голову, замерев столбом возле кровати, застланной белоснежными простынями.
Я предложила себя палачу. Стояла перед ним на коленях и предлагала себя. А он… согласился?.. Ведь это он уложил меня в постель, а потом… Я прислушалась к своему телу, пытаясь определить – изменилось ли что-то во мне?..
Но я чувствовала себя, как обычно. Если верить рассказам замужних фьер, когда женщина отдается мужчине – это не спутать ни с чем. Значит… значит, палач не тронул меня?..
Хотя…
Мужская рубашка, что я надела вчера, была расстегнута, и кожа саднила… Я отвела ворот и увидела между грудей красноватое пятно – как от солнечного ожога. И сразу – новые воспоминания. Палач точно так же отводит ворот рубашки и касается моей груди, а потом… целует меня…
Целует!..
Я почесала ожог через ткань и призвала себя к спокойствию.
Ты всё придумала, Виоль. Вела себя вчера, как сумасшедшая – совершенно неприлично. А палач, наоборот, проявил благородство и благоразумие. Кстати, где он?
Подойдя к окну, я приподняла штору.
Прямо передо мной открывался прекрасный вид на Сартен. Я увидела ленту дороги, ведущую от дядиной мельницы к городу, и сам город – залитый утренним солнцем, празднично горящий красными крышами. Но ярче крыш Сартена были рябины, которые чудом сохранили листву после вчерашней бури. Со второго этажа дом палача и в самом деле походил на корабль, плывущий по огненным волнам.
Огненные кроны рябин чуть колыхались, усиливая впечатление речных волн, и эта алая река сбегала до самого подножья холма.
Но где хозяин дома?..
Застегнув все пуговицы на рубашке и завернувшись в козье покрывало на манер античной тоги, я вышла из спальни и спустилась на первый этаж. Здесь тоже было пусто, а входная дверь – заперта.
Я не испугалась запертой двери. Наверняка, мастер Рейнар отправился лечить дядю, и запер дом, чтобы никто не мог меня потревожить. И это – по-настоящему благородно…
Ступая босыми ногами по коврам, которыми были застелены полы, я осмотрела комнаты – гостиную, столовую, кухню… Везде стояла мебель из мореного дуба и кедра, хотя и не особенно изящная, но красивая и удобная. В буфете я обнаружила сервиз из настоящего севрского фарфора, расписанный охотничьими сценками. Здесь же лежали серебряные ложки, ножи и вилки, и красовались стройными рядами бутылки из темного зеленоватого стекла, с этикетками королевских виноделен.
Я вернулась на второй этаж и позволила себе заглянуть в другие комнаты, кроме спальни. В одной на стенах висело оружие – начиная от арбалетов, заканчивая мечами, топорами и охотничьими кинжалами и ножами, а в другой на деревянном столе расположились стеклянные реторты, глиняные кувшинчики, каменные и фарфоровые ступки, и огромный шкаф был заставлен банками, с привязанными к горловинам ярлычками, на которых значилось: «мята», «черный перец», «сладкий корень», «шальная трава»… Были тут и кленовый сироп, и чай разных видов – черный, красный, зеленый.
Даже в самом убранстве дома была видна двойственность натуры этого человека – убийца и лекарь… Палач и врач…
Окно лекарской комнаты выходило не на город, а на дорогу, ведущую от подножья холма к дому, и я вдруг увидела всадника на черном коне, в черной маске, медленно ехавшего через рябиновую рощу.
Он вернулся!..
Я стрелой метнулась в спальню и забегала по комнате, скидывая мужскую рубашку, торопливо надевая свою одежду и пытаясь быстро застегнуть все пуговицы на лифе. Я искала зеркало и щетку для волос, но не нашла. Похоже, их не было в этом доме, а мне страшно не хотелось, чтобы мастер Рейнар видел меня растрепанной и неряшливо одетой после моего вчерашнего позора. Лучше всего, если я буду выглядеть строго, благопристойно, как и положено…
Я пригладила волосы, глядясь в серебряный кувшин, и все время прислушивалась – не хлопнула ли входная дверь. Но на первом этаже было тихо, и я уже начала сомневаться – не почудился ли мне всадник в черной маске.
Прошло около получаса, пока внизу раздались шаги, и я тут же вышла из спальни, остановившись на верхней ступеньке лестницы.
Палач сбросил сапоги, прислонившись спиной к косяку, снял и повесил плащ, бросил на столик перчатки, и словно задумался, сложив руки ладонями и коснувшись кончиками пальцев подбородка. Я подождала секунду, другую, а потом окликнула:
– Мастер Рейнар!
Он поднял голову, посмотрев на меня, и темные глаза блеснули горящими угольками из-под маски.
– Как мой дядюшка? – я сбежала по лестнице и встала перед палачом, пытаясь по взгляду понять – удалось ли спасти дядю. – Вы были у него?
– Доброе утро, форката, – сказал палач, и уголки губ дрогнули в еле заметной улыбке. – А вы – смелая. Провели ночь в логове убийцы – и первым делом спрашиваете о дяде. Как себя чувствуете? Жара нет?
– Нет, – ответила я машинально и только тут удивилась – как это я не подхватила воспаление легких после вчерашней прогулки под осенним дождем и без плаща.
Пока я недоуменно хмурилась, палач прижал ладонь к моему лбу. Это было неожиданно, и хотя в этом жесте не было ничего предосудительного или оскорбительного, я отшатнулась. Отшатнулась – и тут же пожалела о своем порыве. Меньше всего я хотела бы обидеть его, но он прикоснулся ко мне – и огненная река опять захлестнула волнами. Сердце моё застучало быстро и неровно, и я глубоко вздохнула, чтобы прийти в себя.
Палач сделал вид, что не заметил, как я отпрянула от него. Или ему это было безразлично.
– Жара нет, – сказал он, отворачиваясь, чтобы повесить рядом с плащом дорожную сумку. – Поезжайте домой, коляска стоит внизу на дороге, вам только спуститься с холма. Дорога уже немного просохла, не застрянете, – он помедлил и предложил: – Возьмите мой плащ. Там свежо. С вашим дядей всё хорошо, я успел вовремя.
– Спасибо, – сказала я, и голос опять подвел – прозвучал слишком тихо и прерывисто, – я верну плащ при первой же возможности.
Палач как-то странно дернул плечом – недовольно, раздражительно, но кивнул на плащ, предлагая мне самой его снять.
Я сняла и набросила его на плечи. Плотная ткань еще хранила тепло человеческого тела, и пахла… фиалками. Совершенно неподходящий запах для палача.
Мастер Рейнар стоял вполоборота, и мне казалось, ему не терпится, чтобы я ушла. Он не задерживал меня, не сказал ни слова о том, что произошло вчера, и я должна была почувствовать себя свободно и лететь домой, чтобы убедиться, что дядя спасен, но… по-прежнему топталась у порога.
– Мастер, – позвала я, и палач чуть повернул голову в мою сторону, показывая, что слушает, но без особой охоты. – Мастер Рейнар, я могу вам чем-нибудь помочь?
Он как будто хмыкнул, но теперь посмотрел на меня в упор и спросил:
– Чем, например?
– Ну… – я замялась, смутившись его пристального взгляда. – Хотите, буду покупать для вас продукты на рынке? Если вы напишете список, я буду каждую неделю отправлять вам всё необходимое.
Было невозможно разглядеть выражение лица, скрытого маской. Но я увидела, как палач стиснул зубы, дернув желваками, и коротко сказал:
– Не надо. Уезжайте. Немедленно.
– Простите… – забормотала я, попятилась к порогу, а потом развернулась и почти бегом бросилась вон.
Рысак, запряженный в коляску, мирно стоял возле крыльца. Я забралась на сиденье в считанные мгновения, схватила поводья и подхлестнула коня, направляя его по дороге прочь от логова палача.