Жена самурая

Глава 23. Долг

— Мы больше не сможем удерживать равнину, — сказала Ёрико, разрезав повисшую в походной палатке тишину.

— Мне передать это Хиаши-саме? — посланник из поместья Фудзивара, прибывший на рассвете, изогнул брови и нетерпеливо постучал пальцами по столу.

Фухито сцепил зубы, отводя от него взгляд.

— Нет, — глухо сказал он, смотря на развернутую карту. — Передайте, что мы отобьемся.

— Но, господин… — начал было один из его советников — Сатоки, но осекся, повиновавшись взмаху руки.

Ёрико промолчала, неодобрительно поджав губы и скрестив руки на груди.

Фухито и без их возражений понимал, что не добьется ничего своей ложью. Но признаться Хиаши-саме в том, что они проигрывают клану Ода, он не мог. И не хотел. И собирался отдать свою жизнь, но не допустить, чтобы враги прорвались сквозь них.

— Хиаши-сама может не беспокоиться. Мы не подпустим Ода к поместью, — сказал он уверенно.

Битвы с Ода уже давно шли на землях клана Фудзивара. И каждый новый день они теснили отряд Фухито все сильнее и сильнее. Вчерашним утром им удалось укрепиться на небольшой возвышенности, которая оставалась едва ли не единственным препятствием на пути к полноценному вторжению в земли Фудзивара.

И Фухито не собирался отступать. Он или умрет, или не сдвинется с места.

Когда посланник вышел из походной палатки, а с улицы донеслось ржание его коня, Ёрико решилась заговорить.

— Я знаю, — предвосхитил ее Фухито, уловив краем взгляда движение жены. — Но мы можем тут задержаться. Слева и справа лес, возвращаться и обходить нас Ода не станут, я уверен. Возвышенность под силу удержать и небольшому отряду. А у нас есть несколько десятков.

«Измученных продолжительными, непрерывными боями, в которых был ранен каждый второй», — могла бы возразить ему Ёрико, но она промолчала.

— Идемте, — Фухито откинул полог палатки, — присоединимся к остальным.

По его приказу воины собирали в кучи сухую, пожухлую траву и тонкие ветки, поливали их смолой и разбрасывали по земле. Фухито планировал поджечь это заграждение при очередном нападении Ода. Если бы у них было время, он непременно велел бы вырыть неглубокий ров и начинить его острыми кольями.

Но передышки ждать не приходилось.

Свой лагерь они разбили в лесу, и сейчас высокие стволы деревьев заслоняли пасмурное, серое небо. Вокруг палаток даже днем царил полумрак, и густая зеленая поросль почти не пропускала к ним солнечный свет. Впрочем, в последнее время солнце показывалось совсем нечасто, и над их головами нависали тяжелые дождевые облака.

В лагере работали молча и сосредоточенно; уставшим воинам было не до пустой болтовни. Потому Фухито и ненавидел затяжные противостояния: они угнетали войско, подрывали его дух.

— Смола скоро выйдет, господин, — окликнул его один из солдат, когда он проносил мимо охапку сухой травы.

— Сколько осталось?

— Меньше полведра.

Того, что они уже успели просмолить и разбросать по возвышенности, им надолго не хватит. Будет гораздо больше едкого дыма, чем открытого огня, но и это может сыграть им на руку.

Если только им повезет, и ветер будет к ним благосклонен.

— Используйте все до последней капли, — велел Фухито и зашагал из лагеря на открытую местность.

С возвышенности путь, проделанный его войском при отступлении, лежал как на ладони. Вдалеке он различал вражеские знамена, видел сизоватый клубящийся дымок — Ода не больно скрывали свое расположение, ведь им было неоткуда ждать нападения. Нечего опасаться.

— Фухито.

Он замер, услышав голос жены. Он знал, о чем она собиралась просить.

Ёрико стояла позади него, держа в руках ветки, и ветер трепал ее волосы, выбившиеся из двух аккуратных пучков. На ее левой щеке змеилась царапина, а повязки на пальцах правой руки скрывали полученное от сорвавшейся тетивы ранение.

Среди остальных воинов Ёрико пострадала меньше всего — Фухито ее берег.

— Отпусти меня, — она обошла его и требовательно заглянула в глаза. — Ты же видишь, что иного не остается.

В их отряде не многие могли соперничать с Ёрико во владении луком, но в умении прятаться и скрываться в лесу ей и вовсе не находилось равных. И она хотела воспользоваться своим навыком и подкрасться к войску Ода с тыла. Внести сумятицу и переполох, устроить пожар, напугать лошадей — сделать что угодно, лишь бы задержать их победное шествие по землям Фудзивара.

Фухито противился этому, как мог. Ему невыносима была сама мысль, что он дозволит жене отправиться в лагерь врага. Что отпустит ее туда в одиночестве. Что отдаст такой приказ.

— Ты никогда не мог угнаться за мной в лесу, — напомнила Ёрико, выделив голосом обращение. — Ода не найдут меня, а если найдут, то не смогут схватить.

— Раньше я тоже не думал, что они пробьют в нашей защите брешь. Что проникнут так глубоко в земли клана, — парировал Фухито и решительно зашагал в сторону лагеря за новой охапкой травы.

— Тут совсем другое, — Ёрико поспешила за ним, на ходу затягивая туже пояс на своих хакама.

— Нет, — отрезал он и со злости взял из кучи столько веток, что едва смог их нести.

— Это потому, что я твоя жена! — негодуя, прошипела Ёрико.

Солдаты в лагере поворачивали головы им вслед, прислушиваясь к спору. До того дня подобные перепалки меж ними не случались.

— Будь на моем месте Сатоки, ты бы его отпустил!

Фухито остановился, бросив на землю свою ношу, и зло сверкнул глазами. Его первым посылом было отчитать зарвавшуюся жену, отправить варить рис у походного котелка. Но прежде, чем слова сорвались с его губ, он, нахмурившись, задумался.

Возможно они не выстоят в грядущем нападении. Возможно им в этой жизни осталось увидеть лишь один завтрашний рассвет. Возможно Ёрико будет в большей безопасности в лесу, подальше от их лагеря. Возможно эта вылазка сохранит ей жизнь.

— Хорошо, — на выдохе сказал Фухито. — Отправляйся прямо сейчас.

Удивление, вспыхнувшее на лице Ёрико, сменилось удовлетворенной улыбкой. Она коротко кивнула ему и, развернувшись на пятках, побежала в лагерь собирать с собой нехитрую поклажу.

Подавив вздох, Фухито собрал рассыпавшиеся по земле ветки и отнес их вниз по холму, добавив к одной из куч. Ветер бил ему в спину, внушая надежду, что во время нападения едкий дым заволочет войско Ода, парализует их продвижение, а горящая смола напугает лошадей.

Когда он вернулся в лагерь, Ёрико уже дожидалась его у палатки. Она брала с собой лишь кинжал и небольшую заплечную сумку, чтобы ничего не обременяло и не стесняло ее движений.

«Будь осторожна», — сказал бы он, находись они наедине друг с другом.

«Береги себя», — сказала бы она, не окружай их плотное кольцо солдат.

— Ёрико уходит к лагерю Ода, — вместо этого произнес Фухито недрогнувшим голосом. — Она попробует отвлечь их и отсрочить атаку.

Так тяжело ему не было, даже когда они отступали из императорского дворца, оставив Такеши в руках Тайра.

Ёрико поклонилась ему, улыбнувшись лишь глазами, и через пару мгновений уже скрылась в густых зарослях кустарника.

— Посади на деревья лучников, — проводив ее долгим взглядом, велел Фухито подошедшему Сатоки. — Я хочу, чтобы они контролировали весь подъем на возвышенность.

— Не будет ли разумнее укрепить ими войско на земле?

— Нет. Пусть обстреливают Ода, когда те будут приближаться. Умереть вместе с нами они успеют всегда, — Фухито безрадостно улыбнулся.

Он ошибся в своих предположениях — Ода не позволили увидеть им еще один рассвет. Они напали гораздо раньше, лишь рассеялся стелившейся над землей туман, да заслоненное облаками солнце слегка прогрело воздух. О своем выдвижении Ода оповестили их, звонко протрубив в боевой рог — к тому моменту солдаты в лагере только-только извели всю смолу, а с ухода Ёрико прошло не больше часа.

Услышав рог, Фухито медленно распрямился и приложил к сощуренным глазам ладонь. Взгляды всех воинов были сейчас прикованы к нему; он чувствовал их спиной. У них было мало, очень мало времени до того, как Ода достигнут поляны перед возвышенностью, но Фухито был уверен: его хватит, чтобы они смогли закончить одно крайне важное дело.

Он вытащил из прически две длинных шпильки, позволив волосам разметаться по спине, и начал скручивать их в тугой жгут на темени, скрепляя шнурками. Фухито по-прежнему стоял к своим воинам спиной, но был уверен, что каждый из них вторит сейчас его движениям. Точно также переплетает свои волосы в особую прическу. Для особых случаев.

Для случаев, когда самурай готовился к смерти.

Никто из них прежде не делал такой прически, но каждый знал выученные еще в глубоком детстве движения.

Фухито затянул последний шнурок и улыбнулся, неторопливо повернулся и зашагал к разбитым в лесу палаткам. Давно привычные к сражениям воины облачались в легкие, походные доспехи. Меж ними не было разговоров, и кругом царила утренняя, еще спокойная тишина — предвестница грядущей бури. Был слышен лишь шелест молодой листвы на деревьях, хруст веток под ногами мужчин да скрежет металлических пластин на доспехах.

Затянув шнурки на нагруднике, Фухито надел наручи и подпоясался. Он потянулся к катане, проверив, легко ли та выходит из ножен, и погладил рукоять второго, более короткого меча.

— Лучники, по местам, — приказал он, повернувшись к своим воинам и убедившись, что каждый из них закончил облачение.

«Надеюсь, Ёрико переживет этот день».

Несколько безмолвных теней метнулось к деревьям; остальные начали стягиваться к пологому месту на возвышенности, ведя под узды лошадей: там еще предстояло развезти костер, из которого они зажгут свои стрелы. Вбить в землю древко с полотнищем, на котором был вышит герб клана Фудзивара. Проститься со всем, что окружало их.

— Пусть подойдут как можно ближе, — сказал Фухито, поравнявшись с Сатоки. — Только тогда подожжем траву.

У Фухито не было причин сомневаться в своих воинах и раньше, но сейчас он по-настоящему гордился, когда не заметил страха на лице ни у одного из них. Не почувствовал их паники. Все было верно: трусов убили в прошлых сражениях. Сейчас его окружали одни храбрецы.

— Сатоки, — негромко позвал Фухито, не отводя взгляда с горизонта. Вдалеке он уже мог различить знамена Ода, что трепетали на ветру. — Возьми свой десяток и скройтесь в лесу. Постарайтесь обойти их.

— Фухито-сама, разумно ли? — мужчина искоса посмотрел на него. — Если я уведу своих воинов…

— Мы выстоим, — Фудзивара перебил его, не дослушав, и нахмурился. — Уходите сейчас.

Коротко поклонившись, Сатоки подал знак солдатам следовать за ним и бегом направился в сторону леса. Оставшиеся воины недоуменно смотрели им вслед, тихо переговариваясь.

— Так нужно, — это было все, что он сказал им.

Звук рога вновь разрезал опустившуюся на возвышенность тишину; на этот раз он прозвучал гораздо ближе.

Конь под Фухито нетерпеливо перебирал копытами и фыркал, готовясь сорваться с места. Когда расстояние между их войсками сократилось до пары тё, Ода замедлились в своем продвижении. Люди Фудзивара возвышались над ними, закованные в доспехи, восседающие на лошадях. Ветер бил им в спину, и за ними было преимущество.

— Лучники! — громко позвал Фухито и поднял левую руку вверх. Одновременно с тем, как он опустил ее, в воздух взметнулся десяток горящих стрел. Второй залп последовал через короткую паузу.

Стрелы упали в пропитанный смолой сушняк, и он затлел, а ветер еще сильнее раздул те искры.

Не прибавив больше ни слова, Фухито ударял пятками коня и рванул вперед, чтобы успеть ударить, пока Ода не справились с сумятицей, внесенной в их ряды черным, едким дымом. Он слышал, как за ним потянулись конные воины, а следом — побежали пешие. Ветер свистел у него в ушах, а под копытами жеребца тлела земля. Навстречу им летели редкие стрелы, и, верно, ни одна из них не достигла своей цели.

Они ворвались в черное облако дыма, разрезав его, нахлынули на Ода, встретив ожесточенное сопротивление с их стороны. Фухито занес катану, ударил наотмашь, почти не глядя. Ему не было нужды смотреть, куда бить, чтобы попасть в цель — противники были повсюду.

Воздух задрожал от ржания перепуганных лошадей, которые нередко принимали на себя удары, что должны были достаться их хозяевам. Несколько животных уже билось в предсмертной агонии на земле, скинув всадников и придавив некоторых своей тяжестью. Жеребец под Фухито встал на дыбы, и он сам едва удержался в седле.

Едкий дым делался еще плотнее и гуще, и теперь резал глаза также людям Фудзивара. Но это было неважно. Главное — они смогли воспользоваться своим минутным преимуществом и ошеломить Ода. Они нападали, а не оборонялись — вот что значимо.

Противник превосходил их численностью, по меньшей мере, в два раза. Фухито это знал и не питал надежд на исход боя. Но напоследок он собирался унести с собой столько жизней, сколько сможет.

Пока ты дышишь, ты жив. Пока ты жив — сражайся.

Так учили их.

Кровь залила Фухито глаза. Он крутился на месте волчком, безостановочно рубя все, до чего мог дотянуться. Лошади топтались по пропитанной кровью земле, по мертвым и тем живым, кому не повезло устоять на ногах. Фухито не видел ничего дальше своей вытянутой руки, и в таком положении любое нападение становилось неожиданностью. Решившись, он спрыгнул на землю и от души ударил жеребца по крупу, надеясь, что умное животное сможет уцелеть в развернувшейся бойне.

Фухито вытащил из ножен второй более короткий меч — вакидзаси. Он тяжело закашлялся: здесь, внизу дым разъедал грудь, изнутри выжигая легкие. Со всех сторон доносились стоны раненых и умирающих, и Фудзивара надеялся, что людей Ода среди них было больше.

Он сошелся сразу двумя; кто-то из воинов прикрыл его со спины, приняв удар третьего на себя. Заскрежетали катаны, высекая в воздух искры. Вздулись жилы на напряженных лицах мужчин, заскрипели плотно стиснутые зубы.

Им удалось разнять скрещенные мечи, и Фухито шагнул назад, изготовившись к новой атаке. В дыму он едва видел силуэты перед собой и не мог разглядеть доспехи, которые помогли бы ему узнать противника. Но и без доспеха, по одному лишь его мастерству Фудзивара догадывался, что сражается с кем-то из старшей ветви Ода. С наследником клана или одним из его братьев.

Им не удалось сойтись второй раз: битва развела их в разные стороны, но Фухито подумал, что едва ли найдет сегодня более достойного противника, смерть от руки которого не станет для него позором.

Он устал раньше, чем рассчитывал — сказывалось напряжение последних недель. За его плечами лежал груз прошедших битв и полученных ранений, и сейчас Фухито почувствовал, что близок к краю. Он не отдавал отчета своим действиям и двигался, руководствуясь одними лишь инстинктами.

Он пропустил удар в левое плечо, и ему пришлось отбросить вакидзаси в сторону — он больше не мог удерживать меч.

Ода теснили их, постепенно заключая в кольцо. Десятку Сатоки, неожиданно появившемуся из леса, удалось на несколько минут отсрочить исход битвы, но не преломить его.

Фухито двигался тяжело и слишком медленно, словно он был пьян. Его реакция уже не было столь острой, как прежде, и он не успевал ставить блоки, и сыпавшиеся на него удары высекали из доспеха искры. Он споткнулся и едва не упал: Сатоки, сражавшийся с ним бок о бок, успел подхватить и подставить плечо.

— Фухито-сама… — его голос оборвался, потонув в шуме битвы.

Когда Ода окружили их, заставив биться в тесном контакте друг с другом, силы Фухито были на исходе. Он мог лишь механически вскидывать катану и отражать удары, и на что-то большее был не способен. Он знал, что должен броситься в последнюю атаку, но не мог с собой совладать.

И когда он рухнул от усталости и ран на колени, где-то вдалеке раздался знакомый звук рога.

Рога, что принадлежал Ёрико.

***

— Эй, Такеши-сама, вы где?

Он очнулся от робкого голоса девочки. С трудом разлепил покрасневшие, опухшие глаза и повернул голову в сторону двери.

Хоши стояла подле решетки — еще ни разу она не решалась подойти так близко — и с напряжением вглядывалась в полумрак его клетки.

— Который раз ты приходишь? — спросил Такеши, едва ворочая тяжелым, сухим языком. Он понял, что совсем потерялся в днях.

— Пятый, — ответила девочка, явно обрадованная тем, что он очнулся.

«Пятый раз. Пятый день, как Нанаши меня пытал».

Она просунула сквозь прутья уже привычный сверток с рисовыми лепешками, но Такеши затошнило от одного лишь взгляда в их сторону. Сцепив зубы так, что стало больно, он смог сесть, привалившись спиной к прохладной стене.

Когда-то он здесь мерз. Теперь же сгорал изнутри, обливался лихорадочным потом и едва мог шевелиться, поскольку любое движение затрагивало воспаленную грудь.

— Что с вами? — шепот девочки заполнил всю его клетку, оттолкнувшись от стен и стократно усилившись.

— Я умираю, — спокойно ответил Такеши, поудобнее устраивая затылок на остром камне.

Он наконец вспомнил, почему накануне лишился сознания. Решил обойтись без острия и выдавить скопившийся в жилах гной, не проткнув кожу. Он давил и давил, и давил грудь, пока из носа не хлынула от перенапряжения кровь, а из глаз — против воли — слезы. Красная, пульсировавшая от каждого прикосновения кожа натягивалась до предела, но не лопалась. И гной не выходил.

Такеши настойчиво продолжал терзать себя, пока его глаза не закатились, и он не соскользнул на земляной пол. Очнулся он лишь спустя полные сутки.

На коже, там, где он давил вчера, он чувствовал глубоко в печатавшиеся отметины.

Он понял, что, задумавшись, пропустил, о чем говорила Хоши, пока не услышал:

— … сказать Нобу-саме.

Вздрогнув, Такеши медленно повернул голову и увидел, что девочка вплотную приникла к решетке и настойчиво смотрела на него, словно чего-то ожидала. Он впервые мог рассмотреть ее поближе: обычно она пряталась в тени, в темноте, которую не разгонял тускло чадящий факел.

Такеши понял, почему Хоши скрывала лицо, понял, почему приобрела привычку говорить с опущенной головой. На левой щеке у нее были уродливые отметины — словно следы тяжелой болезни. Она почувствовала его пристальный взгляд и поспешно шагнула назад, неосознанно вскинув к лицу ладони.

— А на меня смотришь без страха, — только и заметил Такеши, вновь откинув голову на острый выступ на стене. Он закрыл глаза, прислушиваясь к стуку своего сердца. Звук был ровный.

Пока.

— Вас почти не видно из-за темноты, — будто бы с улыбкой сказала Хоши, и он фыркнул.

Он подумал, что, сложись все по-другому, у него могла однажды родиться дочь. Девочка с его глазами и характером. Яд от заражения проникал в его тело, все больше опутывая его своей черно-бурой сетью, и в последние дни вместо снов у Такеши были видения.

Видения будущего, которое не сбылось.

В них у него была семья. Дети. Их с Наоми дети.

Но Такеши знал, что случится вместо этого. Он умрет, и клан Минамото останется без наследника. Поместье зарастет, а ветер и дожди разрушат его главный дом. Молодые побеги оплетут деревянные подпоры, и через несколько десятков лет уже нельзя будет догадаться, что когда-то в этом месте жил большой и сильный клан. Процветающий.

Это был хороший исход.

Поместье сожгут Тайра, когда одержат победу. Они разрушат его до основания, сравняют с землей и оставят — в назидание потомкам. Ветер станет выть на пустыре, а угли, которые останутся от некогда цветущего сада, будут еще долго тлеть.

Такеши надеялся, что отец не позволит Наоми дожить до этого момента. Что убьет его жену раньше, чем кто-то из Тайра переступит порог главного дома.

— Почему вы умираете? — голос Хоши вырвал его из плена несвязанных, больных размышлений.

— Моя кровь заражена. Так случается, когда в открытые раны попадает грязь.

— Вы ведь можете сказать об этом тем, кто приносит вам еду и воду…

Предложение девочки вырвало из груди Такеши сдавленный смешок. Он повернул голову, чтобы еще раз взглянуть на дитя Тайра, умудрившееся сохранить поразительную наивность.

Конечно, бусидо не имел к женщинам никакого отношения, но каждая, происходившая из самурайского рода, знала основные его ценности. Девочек начинали учить с пяти лет.

Но что можно было взять с Тайра?.. Клан без чести. Верно, с Хоши никто не занимался — а как иначе объяснить то, что она носит рисовые лепешки врагу ее деда и дяди?

— Смерть — это совсем не страшно, — повторил Такеши слова, услышанные от отца в глубоком детстве. — Каждого самурая с рождения готовят к тому, что однажды он умрет. Мы презираем смерть.

— А что тогда самое страшное? — завороженным шепотом спросила Хоши и, забывшись, вновь приникла к решетке лицом.

— Покрыть свое имя позором.

Девочка пробормотала что-то, но он не услышал. Его зубы громко и часто клацали от холода, который он начал испытывать, несмотря на внутренний жар. Такеши попытался обхватить свои плечи руками и медленно сполз на охапку сухой травы, служившей ему постелью. Он чувствовал, как стекает по вискам и шее пот, как пульсируют на груди жилы с зараженной, грязной кровью.

В какой-то момент ему перестало хватать кислорода; он часто задышал, судорожно хватая раскрытым ртом воздух. Быстрый стук сердца гулким шумом отдавался в висках, и Такеши почувствовал, как по телу прошли первые судороги — предвестники смерти.

Он знал, что будет дальше.

Совсем рядом что-то жалостливое говорила Хоши, но он ее уже не слышал. Его глаза закатились, обнажив белки, а тело дернулось раз, другой, третий. Такеши впился ладонями в землю, ломая ногти и в кровь стесывая пальцы. Грудь жгло так нестерпимо, что он был готов голыми руками разорвать на себе кожу и выпустить, наконец, тот гной и огонь, что пожирали его изнутри.

Из его ушей и носа тонкими струйками потекла кровь, когда он затих, перестав хрипеть и дергаться.