К ужину Мира спустилась, совершенно не изменив своей привычке: надела все то же черное платье, заплела волосы в косы и уложила на затылке в строгую «учительскую» прическу и даже макияжем пренебрегла. Аттавио это проигнорировал, но с неожиданной учтивостью отодвинул для нее стул и подал салфетку. Девушка молча, лишь отрывисто кивнув, поблагодарила его и неторопливо расстелила льняную ткань на коленях. Услужливая прислуга тут же приступила к делу, накладывая потрясающе вкусно пахнущую еду по тарелкам и, нет-нет, а с любопытством поглядывая на странную, на их взгляд, графиню. Молодая, красивая, а одета и ведет себя, как готовящаяся к подстригу послушница. Вот же чудо!
Но за столом она безупречна. Держит приборы легко и с редким изяществом, кусочки берет маленькие и ест аккуратно, почти незаметно шевеля челюстью. Спина — ровная и прямая, хотя плечи и лицо при этом выглядят расслабленно — явно с этикетом и правилами поведения знакома не понаслышке.
А как грациозно подносит к губам бокал и пьет? Ни дать, ни взять — принцесса!
Утолив первый голод, Аттавио жестом отпускает слуг, чтобы остаться с женой наедине.
Вечерние сумерки давно сгустились за окном, погрузив комнату в приятный и теплый полумрак, рассеиваемый только огнем от очага и свечей, расставленных по периметру столовой. Глянец мрамора и фарфора и лакированное дерево мебели слегка мерцали в этом свете, а витиеватые тени, играющие на стенах, придавали загадочного, но мягкого уюта этой в целом красивой и приятной комнате, делая ее отличным местом для принятия пищи.
Только молчание между супругами было тяжелое и гнетущее. Но оба старательно делали вид, что все в полном порядке.
Мираэль не чувствовала ни аппетита, ни вкуса, но привычно поглощала еду и сладкое вино, а Аттавио откровенно разглядывал ее, привычно оценивая и мысленно выстраивая свою собственную шахматную партию. Под пристальным мужским взглядом Мире было неловко, но что она могла сделать? Только послушно ждать, когда муж соизволит раскрыть свой рот да первым начать разговор.
А еще внутри нее до сих пор клокотала возмущение. И да, жуткий стыд.
Вот удивил, так удивил ее муж, заявившись к ней в спальню. Да и она хороша — почему дверь не закрыла?
Хотя, по большему счету, ничего особенного действительно не произошло. Аттавио прав — они супруги и стесняться вот такой ситуации глупо и неразумно. Миру смутило другое — впервые, кажется, мужчина рассматривал ее настолько откровенно и пылко. Будто бы впервые видел в ней женщину, а не ребенка.
И это … ее смутило.
И неловкий ужин только увеличил силу этого ощущения — ведь Аттавио, всегда далекий от тактичности, как Луна от Солнца, совершенно бесстыдно и неприлично наблюдал за тем, как как она ест и пьет. Удивительно, что под таким пристальным взглядом она умудрилась ни разу не пролить вина и не уронить что-нибудь на скатерть или платье, минуя салфетку на коленях.
Сам же граф, спокойно закончив трапезу, поднялся, чтобы самолично снять с очага латунный котелок с водой. Умело заварил чай и, придвинув к Мире блюдо с пирожными и фарфоровую чашечку, неожиданно сел рядом.
Как Мираэль не дернулась — уму непостижимо. Но, внутренне подобравшись, терпеливо дождалась положенного времени, наполнила чашку чаем и хладнокровно поднесла тонкий фарфор к губам. Опять же — под пристальным мужским взглядом.
— Неужели ты правда рассчитывала, что сможешь до конца своих дней прожить… так? — наконец-то заговорил Аттавио.
— Нет, — честно откликнулась девушка, сделав глоток, — Я знала, что рано или поздно мне придется вернуться. Но планировала сделать это позже.
— Ты редко писала.
— Так это отец сказал, что я в Фэрдере? — спросила Мира, понимая, что кроме как отцу, это сделать больше некому.
— В этом не было необходимости. Я получал отчет всякий раз, когда ты обращалась к своему счету в банке.
— Так вы следили за мной…
— Как же иначе? Без фанатизма. Но я должен был знать, что моя жена жива и в порядке.
— И все-таки — объявились только сейчас.
— В детали я не вдавался. Поэтому понятия не имел, что ты ведешь столь непритязательный образ жизни.
«Что, и даже ваши соглядатаи не докладывали? Удивительное хладнокровие и равнодушие!» — подумала Мира, едва не хмыкнув.
— И что же такого могло произойти, чтобы вы соблаговолили почтить меня своим приездом?
— Не бери на себя слишком многое, Мираэль. У меня в Фэрдере свои дела. А ты — лишь их малая часть.
Поистине, Аттавио Тордуар — мастер на комплименты. И что только женщины находят в нем?
— Польщена, что моя скромная персона занимает хоть какое-то место в бесконечной череде ваших забот, мессир граф. Это огромная честь!
Свой сарказм Мира умело прикрыла безупречно вежливым тоном и мягкой улыбкой, но мужчине это даже понравилось, ведь вновь убедило его в том, что той трепетной лани, которую он привык видеть в молодой графини, уже нет. Причем, видимо, давно.
Что заставило ее повзрослеть и окрепнуть? Жизнь под чужим именем? Независимость и самостоятельность?
Чему, интересно, она еще успела научиться. И у кого?
— Не возгордись, — усмехнулся Аттавио, — Это тебе не к лицу. Портит весь образ.
— Вот как? А какой же образ мне надо будет примерить по возвращению в Игдар? Лучше вам сообщить заранее, мне надо подготовиться и порепетировать!
— Ничего особенного от тебя не потребуется. Обновишь тряпки и драгоценности. Будешь посещать рауты и балы. И сопроводишь меня в королевский дворец.
— Что ж так? Неужели не нашлось кандидатки получше?
Миру определенно понесло. И она своевременно заткнула себя, в деланной покорности опустив голову и прикрыв глаза.
— Мило с твоей стороны. Но ты и так прекрасно знаешь, что на королевскую свадьбу не пристало приходить в сопровождении любовницы, — проигнорировав это завуалированное глумление, проговорил Аттавио, — Да и твое затянувшееся отсутствие стало отличным поводом для сплетен.
«Ах! Так я стала источником для пересуд! Какая неловкость! — насмешливо подумала девушка, — И видимо, именно это как-то не очень хорошо повлияло для вашего бизнеса, мессир граф!»
— Я вас услышала и поняла, граф, — мягко произнесла, снова поднимая на супруга взгляд, — Постараюсь оправдать ваши надежды!
Сдерживая усмешку, Мираэль протянула ладонь, чтобы взять с подноса пирожное.
Но Аттавио самым неожиданным образом перехватил ее запястье и крепко сжал, отчего Мира едва не вскрикнула. Возмущенно глянула на мужа и поджала губы.
— Я надеждами себя не занимаю, Мираэль, — строго и жестко произнес Аттавио, — Я приказываю, ты — выполняешь. В денежных средствах на свои хотелки, как и раньше, ты ограничена не будешь. Будь послушной, улыбайся и, как всегда, не выставляй свою личную жизнь напоказ. И мы сработаемся.
«Какую еще личную жизнь? — с горечью подумала девушка, — Я, в отличие от тебя, самопровозглашенный сеньор, о своей чести беспокоюсь!»
Но вслух девушка ничего не сказала, только сильнее стиснув зубы, и промолчала.
— И избавься от этих черных тряпок. Ты не вдова и не монашка. Твои столичные кумушки придумают еще невесть что…
С каким бы удовольствием Мира взяла бы и как вмазала удерживаемое ею в пальцах пирожное в холодную физиономию супруга. Жаль, воспитание не позволяет. Поэтому она его просто опустила обратно на блюдо.
И — снова кивнула.
Не ограничена — так не ограничена.
Она еще покажет, какой может быть.
Уже на следующий день Мираэль отправилась в салон Мари Дюваль и приобрела с полдюжины платьев и столько же пар туфель. И с десяток нижних сорочек и юбок. А после в ювелирном магазине купила два прекрасных гарнитура с хризолитами и рубинами. Продавцы приняли ее с недоумением, но еще с большим удивлением проводили одинокую и молодую девушку с большими зелеными глазами, которые привыкли воспринимать как юную вдовушку без лишней копейки и скромно учительствующую в доме четы Копш.
Откуда же у нее столько денег?
В тот же вечер вечер все вещи были привезены курьерами в особняк на улице Роз. Воспользовавшись помощью горничных, Мира без энтузиазма разобрала покупки, понимая, что те, хоть и были красивыми и дорогими, вряд ли соответствовали нынешней столичной моде и подходили богатой графине. А значит, ей либо придется оставить всю эту гору одежды и драгоценности здесь, передав в благотворительность, либо, забрав с собой, позволить себе немного побесить мужа. Второй вариант был заманчив, но головой девушка выбрала первый.
Зато к ужину она переоделась в новенькое платье ярко-красного цвета с откровенным декольте, обнажавишим не только плечи, но и часть спины, надела рубиновый гарнитур и даже подкрасила губы. Горничная красиво причесала ее, безостановочно восхищаясь невероятно длинными и красивыми волосами, и украсила прическу изысканными шпильками из того же гарнитура.
Позже служанка, перешептываясь с другими женщинами, скажет:
— Мне кажется, никакая она не учительница! Слишком уж красива и воспитана! И аристократизма в ней больше, чем той же самой госпоже Терьи! Такое не приобрести за день и два!
— Да-да! — подакнет ей кто-то, — Сначала я подумала, что она повелась на деньги графа и согласилась стать его содержанкой! Но господин Монро сказал, что они давно женаты! Шесть лет, представляете?!
— Наверное, он слишком жестоко с ней обращался, вот девочка и сбежала от мужа! А чтобы избежать пересудов, притворилась вдовой!
— Уверена, это так!
— Странно… Граф не кажется человеком жестоким и грубым. Да, он властный и жесткий, но что такого надо учудить, чтобы от тебя сбежала собственная жена?
— Так откуда нам знать? Может, влюбилась и с любовником уехала?
— Мира-то? Да ты хоть раз ее с мужчиной в городе видела?! Да она каждого ухажера отшивала — не помнишь, разве, как наш мясник злился? А еще булочник, и тот торговец из бакалейной лавки…
— Точно! Но я тогда и не думала, что речь о ней…
— О ней, о ней! Много молоденьких вдовушек ты знаешь?
— Но интересно другое! Граф же нашел ее! И приехал за ней! Уже через несколько дней они вместе возвращаются в столицу! Говорят, граф там занимает какую-то должность при дворе, а с королем чуть ли не на «ты»!
— Правда?! Вот это да! Но это и неудивительно! С такими-то деньжищами!
— Вот только настоящую любовь не купишь… Госпожа молоденькая совсем, ей граф наверняка стариком кажется.
— Наверное, потому и сбежала.
— Хотя хорош, чертяка, ничего не скажешь.
— Губу закатай-то!
— А что я? И в мыслях не было!
— Ну-ну!
Сплетничающая прислуга — это норма. Главное, чтобы подобный треп и разговоры за пределы кухни не выходили!
Аттавио внешний вид супруги оценил, но, как обычно, никак не показал этого. Почти. Разве что глаза его блеснули оценивающие, да скользнули по ладным чертам женственных плеч и округлости полной и высокой, приподнятой корсетом, груди. Да на секунду задержались на линии ключиц, которая у некоторых женщин смотрится как-то по-особенному нежно и изысканно и вызывает особый трепет.
Конечно, Рико оперативно доложил ему о покупках госпожи. Но мужчина лишь отмахнулся — сам же дал добро на подобные траты. Но внутренне удовлетворенно усмехнулся — он смог убедиться, что Мира такая же женщина, как и прочие. И совершенно не прочь побаловать себя тряпками и дорогими цацками.
Еще и цвет какой выбрала — порочный и вызывающий, редкая женщина выберет подобный наряд, если она обладает хотя бы каплей вкуса и здравого рассудка.
Но Мире, черт ее дери, он шел, как и сам крой платья. Несмотря на свой светловолосый и светлокожий типаж, она не блекла на фоне алого атласа, а наоборот — стала ярче, женственнее и взрослее.
На деле — сущий соблазн. В другой бы ситуации Аттавио не упустил возможность показать свою заинтересованность в столь привлекательном персонаже.
Но это была его собственная жена. По закону и по бумагам.
Казалось бы — какие препятствия? Хочешь — бери! И никто ж не осудит!
Ага, ну конечно!
Вот только у самой Миры на этот счет было свое собственное мнение.
С другой стороны — не просто так она решила отказать своему учительскому наряду.
Хочет соблазнить?
Или усыпить его бдительность?
Женщины — существа коварные. И хотя чаще всего Аттавио мог с точностью до секунду предсказать их реакции и поступки — не потому, что так уж сильно разбирался в прекрасном поле, а потому, что он ничего особенного от них не ждал и никогда ничего не обещал. Чаще всего от их капризов можно было просто откупиться.
В иных случаях их стоит поймать на вранье или интригах — и они мгновенно сдуваются, как шарик.
Удобно, ничего не скажешь.
И мгновенно расставляет все по своим местам.
Можно, конечно, занять себя размышлениями и всякими теориями, зачем Мираэль так приоделась. Но оно, думает Аттавио, того не стоит. А значит, и времени не стоит тратить. И уделять какое-то особое внимание.
Как и накануне, за ужином супруги не стали много разговаривать. Аттавио не были интересны дела жены, а Мире и без того было неловко в непривычном для себя наряде.
Но все-таки кое-что муж все же сказал ей, чем безмерно удивил и заставил смешаться.
— Завтра у нас гости, — когда подошло время чая, сообщил мужчина, — Будь добра, не вздумай запереться в спальне и проведи вечер, как хозяйка.
Мира вполне закономерно возмутилась. И едва остановила просящиеся вырваться наружу не самые мягкие и приятные слова. С какой стати?! Зачем?! Мужчина, что, хочет выставить ее на всеобщее обозрение и тем самым показать ее место?! А не слишком уж много он на себе берет?!
Но вместо этого она решила бить его же оружием — разумным и деловитым.
— Граф! Вы понимаете, как это будет выглядеть со стороны? Бедная учительница — и вдруг хозяйка раута?
— Забудь ты уже про учительницу. Ты моя жена, Мираэль. Графиня Тордуар. Вот и будь ею.
— Это вы знаете, что я урожденная графиня. Для Фэрдера же я учительница из дома Копш.
— Бывшая. Тебя рассчитали.
— И тем не менее. Пойдут разговоры.
— А не все ли равно? Через несколько дней мы уедем. И больше никогда не увидим местных.
— Резонно. Но определенные проблемы все равно возникнут.
— Если ты будешь вести себя нормально и не дашь разговорам зайти дальше положенного — не возникнут.
— Бог-творец, граф… Вы невозможны!
Аттавио в ответ на этот почти лестный эпитет самодовольно усмехнулся.
— Уймись, девочка. В конце концов, тебе не привыкать. Рико все устроит, тебе всего лишь надо будет одеться покрасивее, намазать лицо и улыбаться.
— Быть куклой, то есть.
— Как скажешь. Можешь даже еще о своих умных штуках порассуждать. Гостям Копш это явно понравилось.
— Говорящая кукла.
— Да. Правда, забавно?
— Забавнее некуда, — фыркнула девушка недовольно.
— Будешь так делать — отшлепаю.
— Что?! — Мире показалось, что она ослышалась.
Но Аттавио действительно ухмыльнулся, чем удивил ее еще больше. Он, что, шутит? Ее муж, Аттавио Тордуар, — и шутит?! Да такого испокон веков не было!
Пожалуй, в отместку она завтра снова пойдет в город, чтобы еще больше опустошить его счет. Где ж это видано — вести себя настолько злостно и неприлично?!
И какого черта ему вообще понадобилось кого-то приглашать и демонстрировать ее, как диковинную зверушку? Неужели в этом и правда есть какая-то необходимость?
Но, на ее памяти, этот мужчина никогда и ничего не делал просто так — на все у него всегда был свой план, свой взгляд. С другой стороны — ей не сложно. В их столичном доме ей не раз приходилось играть роль радушной хозяйки, привечающей гостей любого статуса, положения, возраста и пола. И уж точно не боялась попасть впросак из-за каких-то там пересудов.
Слишком уж хорошая и жестокая школа жизни у нее была после свадьбы с Аттавио. А столица и ее взыскательная и жестокая публика — те еще учителя, с которыми не особо-то и расслабишься. И ты либо учишься жить с ней в ладу, либо оказываешься съеденной с потрохами.