Женщина в клетке

15

2007 год

Считается, что «Пежо-607» – один из самых бесшумных автомобилей. Однако лихорадочные усилия Асада припарковать машину под окном спальни Карла полностью опровергли это мнение.

– Убойно! – пробормотал Йеспер, наблюдая за процессом из окна.

Карл даже не мог припомнить случая, чтобы пасынок когда-либо произносил такое длинное слово в столь ранний час. Однако он, черт возьми, попал в самую точку.

– Я положил тебе записку от Вигги, – было последнее, что сказал ему Мортен, когда Карл уже выходил из дома.

Не будет он читать никаких записок от Вигги! Перспектива получить приглашение на осмотр галереи, скорее всего в обществе узкобедрого мазилки по имени Хугин, ничуть его не привлекала.

– Привет! – воскликнул Асад, высунувшись из водительской дверцы.

На голове его была верблюжья шапка непонятного происхождения, да и общий вид совершенно не подходил для личного шофера работника уголовной полиции, если только существует такая должность. Карл взглянул на небо. Оно было ясное и голубое, а температура воздуха вполне сносная.

– Так я совершенно точно знаю, где находится «Эгелю», – заявил Асад, указывая на GPS-навигатор, когда Карл уселся на пассажирское сиденье.

Карл устало посмотрел на картинку дисплея. Крестик стоял на дороге, расположенной именно на таком подходящем расстоянии от Роскильде-фьорда, чтобы обитатели заведения не могли ненароком упасть в воду, зато взору заведующего, стоило ему только оторваться от бумаг, открывались все красоты Северной Ютландии. Заведения для душевнобольных часто устраивают в подобных местах – бог весть ради кого.

Асад тронулся и, выехав задом наперед из Магнолиеванген, остановился на Рённехольтпарквей лишь тогда, когда багажник машины очутился на лужайке по ту сторону дороги. Не успел ошарашенный Карл опомниться, как Асад, переключив рычаг, устремился вперед на скорости девяносто километров в час по дороге, по которой разрешалось ехать не больше пятидесяти.

– Стой, чтоб тебя! – завопил Карл перед самым подъемом на круговой перекресток. Но Асад только глянул лукаво, как бейрутский шофер такси, резко вывернул руль вправо, и вот уже они выехали на дорогу, ведущую к шоссе.

– Быстрая машина! – крикнул Асад Карлу и рванул вверх по пандусу.

У Карла возникло желание надвинуть шапку на эту радостную физиономию – уж это поубавило бы его пыл.

Заведение под названием «Эгелю» помещалось в здании с белеными стенами, превосходно подходившем своему назначению. Никто не попадал в него по доброй воле, и выйти оттуда было не так-то просто. Сразу становилось ясно, что здесь не пишут картины и не играют на гитаре. Сюда уважаемые люди с деньгами помещали слабых на голову представителей своего семейства.

Обеспечение из частных средств – вполне в духе правительства.

Кабинет заведующего соответствовал общему впечатлению, а сам заведующий – неулыбчивый, сухопарый и угрюмый субъект – был словно спроектирован тем же архитектором под стать общему замыслу.

– Содержание Уффе Люнггора оплачивается из доходов Люнггоровского фонда, – ответил он на заданный Карлом вопрос.

Карл взглянул на полку в кабинете. Там стояло довольно много папок, на которых тоже значилось что-то со словом «фонд».

– Понятно. И как же был основан этот фонд?

– Туда вложено наследство от родителей, погибших в той автомобильной катастрофе, которая сделала Уффе Люнггора инвалидом. И разумеется, также наследство после сестры.

– Она была депутатом фолькетинга – так что вряд ли в ее случае речь может идти об очень больших средствах?

– Нет, конечно. Но недавно было вынесено судебное решение о признании ее умершей, и выручка от продажи дома составила два миллиона. Слава богу, обошлось без лишних проволочек. Сейчас фонд располагает суммой в двадцать два миллиона, как вам, вероятно, уже известно.

Карл слегка присвистнул – этого он не знал.

– Двадцать два миллиона при пяти процентах годового дохода? Уж этого наверняка хватает на оплату пребывания здесь Уффе Люнггора.

– Да, более или менее, если вычесть налог.

Карл искоса посмотрел на собеседника:

– И Уффе, если я правильно информирован, ни разу за все время пребывания здесь ничего не сказал по поводу исчезновения сестры?

– Нет. Насколько мне известно, с момента автокатастрофы он вообще ни разу не произнес ни слова.

– Делается ли что-нибудь, чтобы разговорить его?

Тут заведующий снял очки и посмотрел на собеседника из-под кустистых бровей, воздев сей символ серьезности ввысь:

– Люнггор был всесторонне обследован. У него остались рубцы от мозгового кровоизлияния в области речевого центра, что само по себе служит достаточным объяснением его немоты, но кроме того, пережитая авария нанесла ему глубокие психические травмы. Он тогда сильно пострадал. Вы об этом, наверное, знаете?

– Да, я читал отчет.

Конечно, это было не по правилам, но отчет прочитал Асад и во время пути по ютландским дорогам успел весьма подробно изложить его содержание.

– Пять месяцев пострадавший пролежал в больнице, у него были тяжелые кровоизлияния в печени, селезенке и легочной ткани, а также нарушения зрения.

Заведующий слегка кивнул:

– Все верно. В медицинской карточке записано, что зрение вернулось к Уффе Люнггору только спустя несколько недель. У него были тяжелые кровоизлияния в сетчатке глаз.

– А как теперь? Все ли наладилось в физиологическом плане?

– Судя по всему, да. Он очень крепкий молодой человек.

– Сейчас ему тридцать четыре. Следовательно, в таком состоянии он пребывает уже двадцать один год.

Бледный доктор снова кивнул:

– Таким образом, вы же понимаете, что ничего от него не добьетесь.

– И вы не разрешаете мне с ним увидеться?

– В этом нет никакого смысла.

– Он последний, кто видел Мерету Люнггор живой. Я бы очень хотел с ним пообщаться.

Заведующий поднялся из-за стола и, как и предвидел Карл, повернулся лицом к фьорду:

– Я думаю, что вам это не следует делать.

Ну и субчик! Кажется, так бы взял и прихлопнул!

– Вы считаете, что можете не допустить меня к нему, но я должен сказать вам, что вы не правы.

– Это почему же?

– Вам известно, как устроены полицейские?

Заведующий обернулся к Карлу. Лицо у него было землисто-бледным, лоб нахмурен. Многолетнее сидение за письменным столом изнурило его силы, но голова осталась ясной. Он не понял, что посетитель хотел сказать, но сообразил, что молчание вряд ли пойдет на пользу.

– На что вы намекаете?

– Мы, полицейские, люди любознательные. Бывает, что какой-то вопрос, запавший в голову, внушает нам жгучее любопытство. Всего-то и надо, что получить на него ответ. В данном случае он лежит на поверхности.

– И что же это такое?

– Сколько денег идет на содержание ваших пациентов? Пять процентов от двадцати двух миллионов – разумеется, за вычетом налога, – это же, так сказать, пустячок. Получают ли пациенты за эти средства все, что следует, или цена оказывается завышенной, если учесть государственную дотацию? И для всех ли установлена одинаковая плата?

Карл покивал сам себе и продолжил, якобы упиваясь светом над фьордом:

– Если ты не получаешь ответа на вопросы, с которыми пришел, за одним вопросом возникают все новые. Таковы уж мы, полицейские. Как прицепимся, так уже не отстанем. Возможно, это такая болезнь, но к кому обратиться, чтобы вылечиться?

Кажется, на лице заведующего проступила тень румянца.

– По-моему, недоразумение между нами только усугубляется.

– Тогда дайте мне повидаться с Уффе Люнггором. Если уж на то пошло – что в этом такого ужасного? Вы же, черт возьми, не держите его в клетке. Или как?

Фотографии, хранившиеся в деле Мереты Люнггор, не давали полного представления о ее брате Уффе. По полицейским зарисовкам, сделанным во время предварительного допроса, и нескольким снимкам из прессы он производил впечатление очень подавленного юноши. Бледный молодой человек, именно такого вида, какого и следовало ожидать, зная его проблемы: задержка эмоционального развития, пассивность и умственная отсталость. Однако в действительности все оказалось иначе.

Он сидел в уютной комнате с картинами на стенах, а вид за окном ничуть не уступал тому, которым можно было любоваться из кабинета заведующего. Аккуратно застланная кровать, начищенные ботинки, чистая одежда и никакого признака казенщины. Да и сам Уффе Люнггор вовсе не походил на убогого дурачка: мускулистые руки, длинные светлые волосы, широкие плечи и, по-видимому, довольно высокий рост. Многие даже назвали бы его красивым.

Заведующий и старшая сестра с порога наблюдали, как Карл ходит по комнате, но никто не смел останавливать его и делать замечания. В скором времени он еще вернется сюда, несмотря ни на что. Вернется более подготовленным и тогда уж поговорит с Уффе. Пока что с этим можно подождать. Сейчас стоило сосредоточиться на изучении некоторых предметов обстановки. Вот на стене улыбается с портрета сестра. Родители, обнявшись, глядят на фотографа. Рисунки на стенах, совершенно непохожие на ребяческие каракули, которые обычно можно встретить в таких помещениях. Радостные рисунки, без напоминаний о пережитом ужасе, лишившем его дара речи.

– Есть еще рисунки? В каком-нибудь ящике? – спросил Карл, указывая на шкаф и комод.

– Нет, – ответила сестра. – С тех пор как Уффе положили к нам, он ничего не рисовал. Эти он привез с собой из дома.

– Чем Уффе занимается в течение дня?

– У него много занятий. – Женщина улыбнулась. – Ходит на прогулки с персоналом, бегает в парке. Смотрит телевизор. Это он очень любит.

Старшая сестра производила впечатление благодушной женщины. Значит, через нее и надо действовать в следующий раз.

– И что же он смотрит?

– Что попадется.

– Он как-нибудь на это реагирует?

– Иногда. Бывает, смеется. – Она весело тряхнула головой и улыбнулась еще шире.

– Смеется?

– Да, как младенец. Непроизвольно.

Карл посмотрел на заведующего, застывшего с ледяным выражением на лице, а затем на Уффе. Взглядом тот следил за Карлом с момента его появления. Такое чувствуешь кожей. Казалось, он наблюдает за вошедшим, но, если присмотреться внимательно, становилось понятно, что он делает это непроизвольно. Взгляд Уффе не был безжизненным, однако увиденное не проникало в глубь его сознания. Карлу захотелось напугать его и посмотреть, как он тогда себя поведет, но с этим пока тоже можно подождать.

Встав у окна, Карл попробовал поймать рассеянный взгляд Уффе. Эти глаза воспринимали окружающее, но явно не осмысливали его. За этим взглядом что-то было, но в то же время как бы ничего и не было.

– Передвинься-ка на другую сторону, – сказал Карл своему помощнику, который ждал его, сидя за рулем.

– На другую сторону? Ты не хочешь, чтобы я вел машину?

– Мне бы хотелось, чтобы она какое-то время еще поездила. У нее есть АБС и серворуль, и я был бы рад, если бы они уцелели.

– И что значит то, что ты сейчас сказал?

– Ты должен сидеть и внимательно следить за тем, чего я хочу от тебя, когда ты ведешь машину. На тот случай, если я еще когда-нибудь соглашусь пустить тебя за руль.

Карл набрал на GPS-навигаторе следующее место назначения и, не обращая внимания на поток арабских слов, вырвавшихся из уст Асада, залез на водительское сиденье.

– Ты когда-нибудь водил машину в Дании? – спросил он через некоторое время уже на пути к Стевнсу.

В ответ последовало красноречивое молчание.

Нужный дом в Маглебю обнаружился на боковой дороге совсем на окраине, дальше начинались поля. Он оказался не крестьянским домишком и не одной из реставрированных господских усадеб, а добротным кирпичным зданием, построенным в те времена, когда фасад дома еще отражал его душу. Вокруг росли высокие тисы, но крыша горделиво возвышалась над ними. Если этот дом был продан всего за два миллиона, то кому-то крупно повезло на выгодную покупку, а кто-то остался внакладе.

На медной табличке значилось: «Антикварная торговля», а ниже: «Петер и Эрлинг Мёллер-Хансен». Однако тот из владельцев, который отворил дверь, скорее уж походил на Росенстьерта[14] – тонкокожий, голубоглазый, щедро умащенный ароматными кремами.

Он оказался гостеприимным хозяином и охотно отвечал на вопросы. Любезно приняв из рук Асада шапку, он впустил посетителей в прихожую, наполненную ампирной мебелью и всяческими безделушками.

Нет, с Меретой Люнггор и ее братом они не были знакомы. То есть не состояли в личном знакомстве, хотя большая часть вещей продавалась вместе с домом. Впрочем, они не представляли никакой ценности.

Он угостил посетителей зеленым чаем в чашечках тончайшего фарфора и присел на краешек дивана, наискосок поставив ноги со сдвинутыми коленками, полный готовности по мере сил выполнить свои обязанности перед общественностью.

– Такой ужас, утонуть, как она! Я думаю, это страшная смерть. Мой муж однажды чуть было не утонул в водопаде в Югославии, и для меня это было жуткое переживание, могу вам сказать.

Карл заметил недоумение, отразившееся на лице Асада, когда хозяин произнес «мой муж», но ему достаточно было бросить на помощника выразительный взгляд, чтобы тот сдержался. Асад, очевидно, еще многого не знал о том, какие разнообразные формы брачных отношений существуют в датском обществе.

– Полиция собрала документы сестры и брата Люнггор, – сказал Карл. – Но может быть, вам потом еще довелось обнаружить какие-нибудь дневники, письма, или, там, факсы, или даже просто телефонные сообщения, которые, на ваш взгляд, могли бы пролить новый свет на это дело?

Хозяин помотал головой:

– Ничего не осталось. Была только мебель, – он обвел рукой комнату, – так, ничего особенного. И в ящиках тоже ничего интересного, кроме канцелярских принадлежностей и парочки сувениров. Альбомы с открытками, несколько фотографий и тому подобное. Мне кажется, как люди они ничем не выделялись.

– Ну а соседи? Они знали Люнггоров?

– Да что вы! Мы очень мало общаемся с соседями. Впрочем, они тут недавно живут. Вроде бы вернулись из-за границы. Нет, знаете ли, по-моему, Люнггоры ни с кем в городе не поддерживали знакомство. Многие вообще не знали, что у нее есть брат.

– Значит, среди местных жителей вам не приходилось сталкиваться ни с кем, кто бы их знал?

– Нет, почему же! Хелле Андерсен. Она присматривала за братом.

– Это домработница, – вставил Асад. – Полиция допрашивала ее, но она ничего не знала. Но было одно письмо – Мерете Люнггор. За день до того, как она утонула. Приняла письмо домработница.

Карл поднял брови. Надо будет самому как-нибудь хорошенько прочитать дело.

– Полиция нашла это письмо?

Асад помотал головой.

Карл повернулся к хозяину дома:

– Эта Хелле Андерсен живет в городе?

– Нет. В Хольтуге за Гьёрслевом. Но она будет здесь через десять минут.

– Здесь у вас?

– Да. Мой муж болеет. – Хозяин опустил глаза в пол. – Он очень болен. Она придет помогать.

«Везет дуракам!» – подумал Карл и попросил хозяина показать ему дом.

Экскурсия по этому зданию была путешествием в мир изысканной мебели и живописных полотен в массивных золотых рамах, осевших здесь как следствие хозяйской профессии. Что до остального, то кухня была новенькой, все стены заново покрашены, полы отциклеваны. Если в доме и сохранилось что-то от времен Мереты Люнггор, то разве что серебряные амурчики, целившиеся из лука, на темном полу ванной комнаты.

– Уффе! Ой, он был такой славный!

Хелле Андерсен отличали грубые черты лица, траурные круги под глазами и пухлые красные щеки. Все остальные части ее тела скрывались под голубым халатом такого необыкновенного размера, какой вряд ли сыщется в магазине готового платья.

– Это же просто глупость – подумать, будто он способен что-то сделать сестре! Я и полиции так сказала. Что они в этом полностью ошибаются.

– Но были свидетели, которые видели, как он ударил сестру, – напомнил Карл.

– Ну и что! Иногда, бывало, на него находило. Это ничего не значит.

– Он ведь рослый и сильный. Может быть, он нечаянно столкнул ее в воду.

Хелле Андерсен закатила глаза:

– Да ни в коем случае! Уффе был сама доброта. Иногда он мог сорваться, так что и тебя иной раз доведет, но такое случалось не часто.

– Вы готовили ему еду?

– Да я все делала, что придется. Так, чтобы успеть к приходу Мереты.

– А с ней вы встречались не часто?

– Иногда встречалась.

– Но в последние дни перед тем, как она погибла, вы не виделись?

– Виделись как-то. Однажды я вечером присматривала за Уффе. А тут он сорвался – как раз такой случай, как я говорила. И я тогда позвонила Мерете, чтобы она возвращалась, ну она и вернулась, слава богу, а то тяжелый выдался день.

– Случилось что-нибудь из ряда вон выходящее?

– Только то, что Мерета не вернулась к шести, как обычно, а Уффе этого не переносит. Он же не понимал, что мы так заранее договорились.

– Она ведь была депутатом фолькетинга и, наверное, часто задерживалась?

– Ну что вы! Только изредка, когда бывала в отъезде. Да и то разве на сутки или двое.

– То есть она в тот день находилась в отъезде?

Тут Асад затряс головой. До чего же это, черт возьми, раздражает: все-то он, видите ли, знает!

– Нет, она тогда ходила в ресторан.

– Вот как! И с кем же, ты не знаешь?

– Нет. Никто не знает.

– А в отчете есть что-то об этом?

Асад кивнул:

– Сёс Норуп, новая секретарша, видела, как она записывала название ресторана в свой еженедельник. И кто-то из персонала запомнил, что видел ее там. Только не запомнил с кем.

«Похоже, в отчете есть много такого, что срочно нужно проработать!» – подумал Карл.

– Асад! А как назывался ресторан?

– Я помню, он назывался «Банкрот». Это может быть так?

Карл повернулся к домработнице:

– Она пошла туда на свидание? У нее был поклонник?

Женщина заулыбалась, на одной щеке у нее появилась глубокая ямочка:

– Очень даже возможно. Только она об этом ничего не рассказывала.

– А вернувшись домой, она ничего не говорила? Я имею в виду – после вашего звонка.

– Не-е. Я ушла. Уффе тогда так развоевался.

Из-за двери послышалось позвякивание, и в комнату вошел теперешний хозяин с таким торжественным видом, словно на чайном подносе, который он держал на вытянутых пальцах, лежали все чудеса гастрономического искусства.

– Домашнее, – произнес он, ставя перед гостями крошечные, похожие на пудинг печенюшки в серебряных формочках.

Всплыли воспоминания детства. Не так чтобы приятные, но все же воспоминания.

Хозяин раздал гостям угощение, а Асад незамедлительно доказал, что оценил его по достоинству.

– Хелле, в отчете сказано, что за день до исчезновения Мереты при вас принесли письмо. Не могли бы вы рассказать, как оно выглядело?

Наверняка и это уже записано в отчете, но не помешает, если она повторит свои показания.

– Это был желтый конверт – такой толстый, прямо как из пергамента.

– Какой он был величины?

Она показала руками – получалось, что формата А4.

– На нем было что-то написано? Может быть, штемпель или фамилия?

– Нет, ничего не было.

– А кто его принес? Вы знали этого человека?

– Вовсе даже нет. В дверь позвонили, я открыла. Там стоял человек, он мне его передал.

– Немного странно, правда? Обыкновенно письма доставляются почтой.

Она по-свойски дала ему легкого тычка:

– А как же без почтальона! Только это было уже попозже. Кажется, тогда передавали «Радиогазету».

– В двенадцать?

Она кивнула:

– Он дал мне письмо и ушел.

– И ничего не сказал?

– А как же! Сказал, что оно для Мереты Люнггор, и все.

– Почему он не бросил письмо в почтовый ящик?

– Наверное, это было что-то спешное. Видать, он хотел, чтобы она прочитала его сразу, как только придет домой.

– Пусть так. Но ведь Мерета Люнггор-то, наверное, знала, кто его принес. Что она об этом сказала?

– Чего не знаю, того не знаю. К ее приходу я уже ушла.

Тут Асад снова кивнул. Значит, и это было записано в отчете.

Карл кинул ему самый свой профессиональный взгляд, который говорил: «По процедуре полагается повторять такие вопросы несколько раз». И пускай Асад переваривает!

– А я и не знал, что Уффе можно было оставлять одного, – подкинул он новый вопрос.

– Можно, можно, – ответила она радостно. – Нельзя только поздно вечером.

И тут наконец настал момент, когда Карл затосковал по своему креслу за столом в подвале. Много лет ему приходилось вытягивать из людей разные сведения, и у него уже руки устали от этой работы. Еще несколько вопросов, и пора сматываться. Дело Мереты Люнггор, похоже, изначально было дохлым висяком. Ну, вывалилась она за борт. Что ж, бывает.

– И ведь чуть не опоздала. Хорошо, что я положила письмо ей на стол, – сказала вдруг женщина.

Карл заметил, как она на мгновение отвела глаза – не чтобы посмотреть на печенюшки, а именно отвела в сторону.

– Что вы хотите сказать?

– Ну, на другой-то день она уже умерла, так ведь?

– Вы же сейчас не это подумали, верно?

– Это.

Асад положил печенье обратно на стол. Значит, он, как ни странно, тоже отметил ее смущение.

– Вы подумали о чем-то другом, я это по глазам вижу. Что вы имели в виду, когда сказали «чуть не опоздала»?

– То, что сказала: что на следующий день она умерла.

Карл поднял глаза на гордого своим кулинарным искусством хозяина:

– Можно мне переговорить с Хелле Андерсен наедине?

Хозяина не обрадовала эта просьба, как и домработницу. Она старательно разглаживала складки своего халата, но сделанного уже было не поправить.

– Так скажите же мне, Хелле, – начал Карл, наклонившись в ее сторону, когда антиквар семенящей походкой удалился из комнаты. – Если вам известно что-то такое, что вы скрывали, то сейчас самое время об этом сказать. Вы меня слышите?

– Ничего я больше не знаю.

– У вас есть дети?

Уголки ее губ опустились. Какое это имеет отношение к делу?

– Ну ладно. Вы открывали письмо, да?

Она испуганно вскинула голову:

– Ничего я не открывала!

– Хелле Андерсен, это уже называется лжесвидетельством. Вам надолго придется расстаться с детьми.

Для медлительной деревенской женщины ее реакция последовала неожиданно быстро. Руки вскинулись и зажали рот, ступни спрятались под диван, живот вжался – она резко отгородила свою территорию от опасного зверя из полиции.

– Я не открывала его! – вырвалось у нее. – Я только посмотрела на свет.

– Что в нем было написано?

Ее брови почти вплотную сошлись над переносицей:

– Господи! «Удачной поездки в Берлин» – только и всего.

– Вы знаете, зачем она собиралась в Берлин?

– Просто съездить для развлечения с Уффе. Они и раньше несколько раз туда ездили.

– Почему это было так уж важно – пожелать ей удачной поездки?

– Не знаю.

– Кто мог знать об этой поездке, Хелле? Мерета ведь жила очень замкнуто с Уффе, насколько мне известно.

Хелле пожала плечами:

– Может, кто-то оттуда, из Кристиансборга. Почем мне знать!

– Разве не проще было бы тогда написать по электронной почте?

– Ну не знаю я ничего!

По женщине было видно, что она запугана. Возможно, врет. Или просто легко приходит в волнение.

– Наверное, это было от коммуны, – попыталась она увильнуть.

Итак, этот след оборвался.

– Там было написано: «Удачной поездки в Берлин». А еще что?

– Больше ничего. Только это, честно!

– И не было подписи?

– Не было. Только это.

– Ну а тот, кто его принес? Как он выглядел?

Она прикрыла лицо руками.

– Пальто шикарное, а так ничего, – послышалось из-под ладоней.

– И больше вы ничего не разглядели? Так не пойдет!

– Ну ладно. Так вот: он был выше меня ростом, хотя стоял на ступеньку ниже. Еще на нем был шарф зеленого цвета. Рот не был закрыт, но подбородок почти полностью. Дождь шел – поэтому, наверное. Еще он был немного простужен – по крайней мере, если судить по голосу.

– Он чихал?

– Нет. Только голос был простуженный. С гнусавинкой.

– А глаза? Голубые или карие?

– Вроде бы голубые. Наверное. А может быть, серые. Я бы признала его, если бы встретила.

– Сколько ему было лет?

– Вроде как моего возраста.

Будто это могло что-то прояснить!

– И сколько же вам лет?

Хелле бросила на него почти негодующий взгляд.

– Только что исполнилось тридцать пять, – ответила она и потупилась.

– А на какой машине он приехал?

– Ни на какой, насколько я видела. Перед домом машин никаких не было.

– Не пришел же он к вам пешком?

– Нет. Я тоже так подумала.

– Но вы не посмотрели, куда он отправился?

– Нет. Ну надо же было накормить Уффе. Он у меня всегда что-нибудь ел, пока я смотрела по телевизору новости.

По дороге в машине они разговаривали о письме. Асаду о нем больше ничего не было известно: на этой стадии полицейское расследование остановилось.

– Но чем, черт возьми, объясняется такое безразличие к сообщению, передать которое было для кого-то так важно? В чем был его смысл? Еще понятно, если бы это было письмо от подружки, пахнущее духами в конвертике с цветочками. Но тут, когда перед тобой анонимный конверт и никакой подписи?

– Мне кажется, что эта Хелле мало что знает, – продолжал Асад, когда они свернули на дорогу, ведущую в Бьелькеруп, где находился местный отдел здравоохранения Стевнса.

Подъезжая к нужным зданиям, Карл подумал, что для этого посещения неплохо было бы иметь в кармане постановление суда.

– Подожди меня в машине, – сказал он Асаду, на чьем лице отразилось разочарование.

Спрашивая у встречных дорогу, Карл скоро нашел кабинет заведующего.

– Да, – ответила хозяйка кабинета, после того как он предъявил полицейский жетон. – Он состоял у нас на домашнем обслуживании. Но в данный момент у нас некоторые трудности с архивом, где хранятся старые дела. Вы же знаете – коммунальная реформа.

Итак, она не в курсе дела. Значит, нужно найти кого-то другого. Кто-то же должен знать про Уффе Люнггора и его сестру. Каждая крупица информации была сейчас на вес золота. Вдруг они много раз навещали его на дому и заметили что-нибудь такое, что помогло бы продвинуться в расследовании?

– Мог бы я поговорить с лицом, на которое в свое время была возложена обязанность посещать больного?

– К сожалению, она ушла на пенсию.

– Можно узнать ее имя?

– Извините, нет. Только мы, служащие ратуши, можем давать информацию по старым делам.

– Неужели никому из служащих ничего не известно об Уффе Люнггоре?

– Разумеется, есть те, кто знает. Но мы не имеем права выдавать информацию.

– Мне прекрасно известно, что вы обязаны хранить тайну, и я знаю, что Уффе Люнггор не признан недееспособным. Но я не для того пустился в такую дальнюю дорогу, чтобы уехать отсюда ни с чем. Вы позволите мне посмотреть его медицинскую карточку?

– Вы прекрасно знаете, что это невозможно. Если хотите, можете побеседовать с нашим юристом. Кроме того, папки с делами в данный момент недоступны. Уффе Люнггор в настоящее время не проживает в нашей коммуне.

– Так, значит, его личное дело передано во Фредерикссунн?

– Об этом я не имею права давать информацию.

Ну и начальница! Прямо не подступись!

Выйдя из кабинета, Карл постоял немного в коридоре и огляделся по сторонам.

– Извините, пожалуйста! – обратился он к идущей в его сторону женщине, которая показалась ему достаточно усталой для того, чтобы слишком артачиться. Снова достав полицейский жетон, он представился и спросил: – Не могли бы вы помочь? Мне нужно имя социального работника, который посещал на дому пациентов в Маглебю.

– Спросите там, – ответила женщина, указывая на кабинет, из которого он только что вышел.

Значит, потребуется решение суда. Придется звонить по телефону, ждать ответа, потом снова звонить. Даже думать об этом не хочется.

– Я припомню вам этот ответ, когда потребуется моя помощь, – сказал он и раскланялся.

Последнее место, куда он собирался заехать по пути, была клиника спинномозговых повреждений в Хорнбэке.

– Асад, я собираюсь ехать дальше на машине. Ты можешь вернуться домой поездом? Я высажу тебя в Кёге, а оттуда ты без пересадок доедешь до Центрального вокзала.

Асад кивнул, но взгляд его был безрадостным. Карл подумал, что не знает, где он живет. Надо будет как-нибудь спросить.

Посмотрев на своего оригинального напарника, Карл сказал:

– Завтра, Асад, мы возьмемся за другое дело, это – изначально дохлый номер.

Но даже такая перспектива не вызвала блеска в глазах Асада.

В клинике оказалось, что Харди перевели в другую палату. Вид у него был неважный: кожа истончилась, а в глубине голубых глаз затаился мрак.

Карл дотронулся до плеча Харди:

– Я подумал о том, что ты сказал в прошлый раз. Но это невозможно. Мне очень жаль, но я просто не могу, понимаешь?

Харди ничего не ответил. Разумеется, он понял все слова, но в то же время не понимал Карла.

– Слушай, может быть, ты согласишься помогать мне с моими делами? Я введу тебя в курс, и ты над ними подумаешь. Мне очень нужна дополнительная энергия, понимаешь, Харди? Меня все это как-то совершенно перестало волновать, но вместе с тобой мы хотя бы найдем, над чем посмеяться.

– Ты собираешься меня посмешить? – спросил Харди и отвернулся к стенке.

Одним словом – поганый выдался день.