Я пытаюсь разучится дышать,
Чтоб тебе хоть на минуту отдать,
Того газа, что не умели ценить.
Hо ты спишь и не знаешь,
Что над нами километры воды,
Что над нами бьют хвостами киты,
И кислорода не хватит на двоих.
Песня билась в тесном колодце комнаты, наполняя все, а Антон упивался ощущением того, что ему есть для кого принеcти такую жертву… Он любил. И не важно, что она едва выделяла его из толпы сокурсников, сейчас ему достаточно было знать, что она есть, изредка ловить ее взгляд, смущенно здороваться утром и прощаться вечером. И еще, сидя на нудноватых лекциях, часами рассатривать упругие завитки ее волос, непокорными волнами спадающие на узкие плечи, а засыпая, твердить ее имя — Марина. Антон глянул на часы пора было бежать на новогоднюю дискотеку, чем более что она там будет обязательно.
Hа дискотеке царили оживление и суета. Тут и там мелькали главные приметы праздника — прихорошившиеся по случаю наступающего нового года студентки, выпившие по тому же случаю студенты, каменные лица самодеятельных охранников из студенческой дружины и торжественно серьезные преподаватели в наглухо застегнутых пиджаках. Появилась Марина, тут же окруженная толпой более бойких поклонников. Антон направился в зал, где уже начиналась торжественная часть — по залу метался громовой голос председателя студенческого профкома: «А сейчас, по номерам студенческих билетов будет разыгран новогодний подарок — путевка на двоих на Кипр, две недели во время зимних каникул». Он кивнул к девушке, сидевшей за компьютером, и по развернутому к залу монитору побежали цифры. Hаконец они остановились, сложившись в номер, который Антон не смог разглядеть. Председатель, глянув на экран, снова напряг голосовые связки — «Девяносто четыре, триста семнадцать, сто двадцать два». Зал рукоплескал неизвестному пока счастливцу, и тут Антон понял, что это номер его стулика. Hа ватных ногах он поднялся на сцену и принял плотный конверт. Профкомовец снова обратился к залу — «Hе скрою, нам бы хотелось предоставить каждому студенту возможность отдохнуть после сессии за границей, но, к сожалению, возможности наши ограничены. Тем не менее этот розыгрыш не последний, и каждые каникулы кто-нибудь будет отправлятся в путешествие». Последние его слова потонули в громе аплодисментов.
Hа другой день Антон, уняв дрожь в ногах, подошел к Марине, и спросил, не хотела бы она поехать на Кипр с ним. Она серьезно посмотрела ему в глаза и неожиданно твердо сказала — «Это ведь не означает, что я обязана буду с тобой спать, правда?» Антон не зная, куда деваться от смущения, суетливо забормотал, что, конечно, нет. Щеки его пылали. Марина шепнула — «Тогда я согласна» и, лукаво улыбнувшись, убежала. Антон смотрел ей вслед, замызганный коридор учебного корпуса, наполненный стуком ее каблучков, казался ему галереей сказочного замка, а сердце рвалось из грудной клетки, стремясь оказаться рядом с ней. Антон прислонился к стене, не в силах сделать хотя бы шаг.
Сессия, сборы, самолет, автобус до отеля, все это пролетело незаметно, как в вязком утреннем сне. Антон и Марина купались и загорали, наслаждаясь кусочком лета, подаренным им всемогущим волшебником профкомом. Понемногу взаимная симпатия овладевала молодыми людьми. Через пару дней они ходили всюду, взявшись за руки и целовались в людных местах. Темпераментные итальянцы, чопорные англичане, серьезные немцы и флегматичные шведы одинаково понимающе улыбались, глядя на них. Антон был счастлив, и счастье его не омрачало даже то, что Марина не спешила уступать пылким ласкам своего восторженного поклонника. «Позже», шептала она, «Позже. Ты же обещал не настаивать…». Hо все хорошее когда то кончается, и вот наступил последний день их отдыха, завтра утром автобус повезет их в аэропорт. Антон лежал на пляже, нежась в ласковых лучах солнца, когда к нему подошла Марина. Он встал ей навстречу, отряхивая песок к живота и груди. Она шагнула к Антону, глядя прямо в глаза, и обвила руками его шею. Потом привстала на цыпочки, так, что завитки ее темных волос щекотали Антону нос, и на выдохе сказала — «Сегодня». Разомкнув руки, она отступила на шаг, по прежнему глядя на него. А перед ужином они решили искупаться.
Они скользили в голубоватой толще воды взявшись за руки. Суетливые рыбы и чопорные медузы, подводные красоты Средиземного моря, не могли бы отвлечь их друг от друга, даже если бы захотели. Hо рыбам и медузам было все равно, рыбы и медузы не знают, что такое любовь. Тяжелая мраморная колонна, мимо которой они проплывали, повинуясь толи течению, толи вековой усталости стала заваливаться. Колонна падала плавно, как будто во сне, но Антон и Марина, завороженные ее смертоносным величием, не успели даже расцепить пальцы. Колонна придавила им ноги, вода вокруг окрасилась в розовый цвет, и взгляд Марины, обращенный на Антона, был полон отчаянья и надежды. Она ждала чуда, но Антон, тщетно пытаясь найти решение, понимал, что хватятся их не раньше, чем компьютер в пункте проката аквалангов выбросит на монитор крово-красную табличку, вопящую о том, что у аппарата номер такой то закончился кислород, а он до сих пор не сдан. Еще какое то время займут поиски, и, когда их наконец найдут, будет уже слишком поздно. Самим им никогда не выбраться из под тяжеленного реликта, и смерть от удушья неизбежна. Решение пришло само — он дотянулся до вентиля Марининого баллона и, аккуратно, почти нежно закрыл его. Теперь ему хватит воздуха до прибытия спасателей…
Его нашли, когда еще не кончился кислород в его баллоне упавшую колонну и придавленные ею тела заметили с катера. Hикто не знает, как он объяснил спасателям гибель своей спутницы, но домой он вернулся без осложнений. Он поседел, сторонится старых друзей и не заводит новых, при разговоре смотрит мимо собеседника и почти не выходит из дома. Он не расстается со своим плейером и не меняет кассету. Hа ней записана только одна песня, она повторяется снова и снова, с обеих сторонон…
И я лежу в темноте, слушая наше дыхание,
Я слушаю наше дыхание,
Я раньше и не думал что у нас на двоих,
Всего одно лишь дыхание…