Черт, черт, черт… Это не хорошо. Это очень не хорошо. Я почти пищу, поджимая пальцы в кедах, когда чувствую, как этот кто-то за спиной наклоняется и проводит носом по моим волосам, обдавая затылок горячим дыханием. О, боже…
— Багира, тебя на малолеток потянуло, что ли? — прыскает со смеху тот, что с пирсингом в носу.
— Я не малолетка, — зачем-то шиплю я, прежде чем успеваю обдумать свой порыв огрызнуться, который явно не идет мне на пользу.
Парень напротив вскидывает брови, а тот что сзади — ухмыляется, царапая мой висок порывом мятного дыхания.
— Если тебе не продают алкоголь, можешь попросить нас, куколка, — глубокий низкий голос незнакомца вызывает в моем теле нервный жар, и я сильнее сжимаю футболку в руках, забывая о том, сколько она стоит. Но мне становится еще хуже, когда он делает шаг и я чувствую спиной его мускулистую грудь даже сквозь тонкую куртку. А потом его влажные губы касаются моего уха: — Мы поможем тебе в этом вопросе. Тебе нужно только попросить.
Тихий вздох срывается с моих губ, и я резко оборачиваюсь, сталкиваясь лицом к лицу с незнакомцем, который за несколько секунд расшатал все мои гормоны, а сам стоит с напускным спокойствием короля. Ему даже не нужно показывать, что он здесь главный. Это просто чувствуется каждым рецептором кожи.
Острые углы его сильной челюсти и шрам на брови — это первое, за что цепляется мой растерянный взгляд. С трудом справляясь с взволнованным дыханием, я опускаю глаза на грубые татуировки, которые выползают из-под ворота его футболки и расползаются зловещими черными линиями по шее. Все в нем такое. Опасное, отталкивающее и одновременно притягивающее, особенно его мрачные глаза, пронизывающие меня насквозь.
— Эй, Багира, да у нее соски встали от тебя, — прыскает со смеху придурок с пирсингом и привлекает к нам всеобщее внимание у бара.
Я быстро опускаю взгляд на свою грудь, находя подтверждение брошенной насмешке и сильнее скручиваю футболку придурка в руках. Я знаю, что причина затвердевших сосков в холодном воздухе, а не в парне напротив, но жар унижения все равно подбирается к горлу и сковывает его болью. Ком разрастается и мешает мне глотать и даже дышать. А когда я слышу хор улюлюканья, то оказываюсь на грани того, чтобы с позором застегнуть свою ветровку и убежать со слезами на глазах.
Порыв прохладного ветра хлещет мои пылающие щеки, и я закусываю нижнюю губу изнутри, сдерживая рыдания. Делаю шаг в сторону, мечтая сбежать отсюда, но меня останавливает уверенное движение, и уже в следующее мгновение на моих плечах оказывается олимпийка, слишком быстро окутывающая меня древесным ароматом парфюма, сигаретным дымом и жаром тела хозяина этой самой олимпийки.
Втянув носом воздух, я несколько раз моргаю, избавляясь от жжения в глазах, и только потом поднимаю голову и понимаю, что это сделал… незнакомец с прозвищем Багира.
Я делаю еще один глубокий вдох и прерывистый выдох.
На его красивом лице появляется ухмылка, вот только в ней совершенно нет веселья, точно так же как и во взгляде опасных глаз, разбирающих меня по кусочкам.
— Что? Понравился? — спрашивает он самодовольным тоном, не разрывая со мной зрительного контакта. И я не знаю откуда у меня взялась смелость смотреть прямо в его хищные глаза, игнорируя напряжение, стремительно нарастающее в моем животе.
— Может, посмотрим на ее сиськи без всей этой мишуры? — снова вмешивается тот придурок, и мои невыплеснувшиеся слезы вспыхивают яростью в крови, лишая напрочь инстинкта самосохранения. Потому что я перевожу взгляд на имбецила с пирсингом и изо всех сил швыряю в него его же футболку, шипя сквозь зубы:
— Может, ты пойдешь нахрен, придурок?
Дальше все происходит слишком быстро, чтобы я смогла хоть как-то избежать столкновения. Вот его глаза вспыхивают желанием придушить меня, а вот он уже практически впивается пятерней в мою шею, но второй незнакомец одним рывком прячет меня к себе за спину.
— Эта сука…
— Достаточно, Гор.