Жестокие игры мажора

Глава 13

Тени все еще сгущаются надо мной.

Кровь шумит в ушах, но даже через этот шум я слышу голос:

— Не плачь, мой Белый Кролик. Все будет хорошо. Мы просто идем купаться.

Горло содрано от крика, а я все равно зову маму, извиваясь и пытаясь вырваться из сильных жестоких рук отвратительно неряшливого человека.

— Тише, тише, детка. Ты ничего не почувствуешь. Я сделаю все быстро, мой бедный глупый Кролик…

Пожалуйста, мама, спаси меня!

Не отдавай ему!

Не позволяй ему!

Я рыдаю, из последних сил умоляя маму помочь мне, но слишком быстро мои рыдания заглушает громкий всплеск.

Я открываю рот в попытке надышаться, но горло и легкие сдавлены мокрым холодом. Сердце неровно стучит в груди. Я не могу… не могу дышать.

Кругом темно. Мои конечности онемели и не слушаются.

Я пытаюсь убедить себя, что это нереально. Все только в моей голове. Но, когда я выныриваю за глотком воздуха, уродливая рука со шрамом хватает меня за волосы и я снова слышу его запыхавшийся голос:

— Мне так жаль, малышка. Ты не должна была этого видеть. Но ты такой любопытный Кролик…

От него плохо пахнет. Это все, что я запоминаю, прежде чем он силой погружает мою голову обратно под воду.

Вода беспощадно проникает в рот, ноздри, глаза и уши…

Но даже под ее толщей чудовищный голос продолжает цепляться за мой рассудок.

— Не плачь, малышка. Мне так жаль, но ты не оставила мне выбора…

НЕТ! ЗАМОЛЧИ!

Я НЕНАВИЖУ ТЕБЯ!

НЕНАВИЖУ! НЕНАВИЖУ! НЕНАВИЖУ!

Я задыхаюсь. Перед глазами вспыхивают белые пятна. У меня не осталось сил бороться…

— Алиса!

Это все нереально. Нереально…

— Алиса!

Он не учил меня плавать.

Он пытался меня утопить…

— АЛИСА! ПОСМОТРИ НА МЕНЯ!

Я распахиваю глаза и шумный вздох причиняет острую боль в груди.

Растерявшись, я начинаю быстро хватать ртом влажный воздух и не могу надышаться.

Туманная дымка застилает все вокруг, я ничего не вижу. Только слышу…

— Блядь… твою мать… наконец-то… — хриплый встревоженный голос касается моих холодных губ горячим дыханием, а потом кто-то проводит по моим волосам ладонями и сжимает в успокаивающих объятиях.

— Дыши, Ведьма. Дыши…

Вокруг все еще сгущаются тени, грозя утянуть на дно. Я моргаю в надежде прогнать их, но страх все равно проникает под кожу и учащает мое сердцебиение.

Я не могу понять, где я.

Но этот голос… и эти руки… они другие. Успокаивающие. Теплые. Безопасные… И настоящие.

Я тяжело сглатываю и моргаю.

Вдох. Судорожный выдох.

Затем еще раз. И еще.

Пока не возвращаюсь в реальность, в которой я сижу на коленях Илая, прижатая к его груди, сверху падают горячие капли, его пальцы выводят круги на моей пояснице, а вокруг клубится пар…

— Все хорошо, — глубокий мягкий голос успокаивает. — Здесь ты в безопасности.

Я не должна ему верить.

Но он достал меня из того ужаса и вернул к жизни.

И я действительно чувствую себя в безопасности рядом с ним. Почему? Он ведь главный источник моих мучений.

Но сейчас мне все равно.

Я обнимаю Багирова и, прижавшись лбом к его твердому плечу, всхлипываю и перевожу дыхание, которое постепенно приходит в норму.

А потом прижимаюсь еще крепче и устраиваюсь в его объятиях, как в теплом спальном мешке.

Отголоски истерики все еще прерывают мое дыхание, но странное чувство спокойствия такое реальное, что я хочу остаться в этом моменте как можно дольше.

Я даже не сопротивляюсь, когда он стягивает с меня толстовку, чтобы тепло быстрее проникло в мое дрожащее тело. Сейчас я слишком благодарна ему за то, что он рядом и отгоняет своим присутствием тени пережитого кошмара.

Я не знаю, сколько времени длится наше молчание, на самом деле мне совершенно неважно сколько. Главное, что все плохое позади. Если честно, со мной так давно не случалось панических атак, что я нахожусь в полнейшей растерянности.

Позже эта растерянность сменяется чувством стыда, потому что это настолько личное, что я никогда и ни с кем им не делилась. Кроме своего психотерапевта, который рекомендовал мне держаться подальше от глубокой воды.

И я держалась.

Но не потому, что было страшно, а потому, что после каждой панической атаки, которая не спрашивает, когда случиться, люди всегда смотрели на меня со страхом, отвращением или жалостью. Я не хотела ни того, ни другого. Я не хотела внимания…

А сейчас я боюсь посмотреть на Илая и увидеть в его глазах то, что привыкла видеть в глазах окружающих, которые становились свидетелями моих приступов.

Затаив дыхание, я осторожно поднимаю голову и смотрю на него снизу вверх, встречаясь с самой мрачной версией его взгляда. Настолько мрачной, что я не могу понять, какие эмоции прячутся в темноте глаз.

— Тебе лучше? — его глубокий голос вибрирует в твердой груди прямо под моими ладонями.

Все, на что меня хватает, — это слабый кивок.

Илай хмурится.

— У тебя талассофобия?

Я судорожно сглатываю и отвожу взгляд в сторону, не готовая к этому разговору. Но Багиров цепляет пальцами мой подбородок и заставляет посмотреть на него.

— Я хочу понять, что вызвало твой приступ.

— Я… я не знаю… — попытка заговорить причиняет боль в горле.

— Ты знаешь, — уверенно произносит он и, выпустив мой подбородок, убирает пальцами прилипшие к моему лицу волосы в сторону. — Просто не хочешь делиться со мной. — Его большой палец скользит по моим скулам и останавливается возле уголка моих приоткрытых губ. — Такая загадочная Ведьма.