25.1

В ушах все звенит, и я не могу отойти от того, как быстро, сильно и грубо он входил в меня. Каждый его толчок был равносилен удару ножом. Наверное, поэтому тело ниже пояса болит так, что собственные ноги кажутся тяжелыми и ватными. Его не смутили ни мои всхлипы, ни тихие слезы, ни преграда, которую он так беспощадно разорвал и даже ничего не почувствовал.

Но я почувствовала.

Я чувствовала, как теряю девственность, а вместе с ней и свою гордость. А сейчас чувствую себя потрепанной и униженной. В совершенно чужом месте. С человеком, рядом с которым мне теперь даже дышать тошно.

— Алиса, — сиплый голос Илая выводит меня из оцепенения. Он звучит так виновато, что к горлу подкатывает тошнота. Я не хочу его жалости. Мне больше не нужна его доброта. Не после того, что он сделал.

— Черт. Прости… — Я снова слышу его приближающиеся шаги, и в груди все немеет.

От одной только мысли, что он снова прикоснется ко мне, я съеживаюсь от ужаса. Я даже не могу контролировать свой голос, который напоминает крик раненого зверя:

— Не подходи ко мне!

Я не вижу его. Но чувствую тепло его большого тела. Слышу рядом его тяжелое дыхание, от которого волосы на затылке шевелятся. И все же он не прикасается ко мне.

Спустя минуту молчания Илай нарушает тишину своим тяжелым голосом:

— Я отвезу тебя домой.

Горький смешок застревает в горле вместе со слезами. Слишком поздно исправлять свою уродливую сторону. Ущерб, который он нанес мне, исправить не в силах никто.

— Я хочу, чтобы ты ушел, — шепчу я, мечтая больше никогда не видеть его лица.

Перед глазами до сих пор мелькают звездочки. Боль сочится из каждой поры, пока тело, прижатое к широкому стволу дерева, в которое я намертво вцепилась пальцами, дрожит от охватившего его огня.

Ощущение, что меня разрывают на части, никуда не исчезло, даже когда он вышел из меня. Наоборот. Боль усилилась до невозможного. И эта боль повсюду. Внутри меня. На коже. Под ногтями. В сердце.

Я стою неподвижно и напряженно. Как сжатый колючий кусок проволоки. Моя нижняя губа дрожит, и я зажимаю ее между зубов, чтобы изо рта не вырвалось ни звука. Единственное, что удерживает меня в сознании, — слезы, бегущие по щекам.

— Прости меня, Алис…

Я чувствую, как прядь моих волос оказывается между его пальцев, и, не раздумывая, разворачиваюсь и бью его по руке. С запозданием всхлипываю от боли и, схватившись за шероховатый ствол дерева, шиплю сквозь зубы.

— Не прикасайся!

— Алиса… — его голос ласкает мое имя как молитву, а лицо Илая искажено мучительной гримасой, но это лишь выводит меня из себя еще больше.

— Просто уходи! Оставь меня! Ясно?!

— Я не причиню тебе боли… — он запинается. — Больше нет. Просто позволь мне отвезти тебя…

— Нет! — чеканю, оскалив зубы. — Никогда. Никогда я больше тебе не позволю даже стоять рядом со мной.

Я нахожу в себе силы оттолкнуться от дерева и мне удается устоять на ногах, не взирая на боль. На Илая больше не смотрю. Сейчас он мне противен. И я сомневаюсь, что это когда-то изменится. Он молчит, но продолжает стоять и прожигать меня взглядом, понимая, что слова здесь излишни.

Я прерывисто вздыхаю и, вытерев с щек слезы, опускаю взгляд ниже. На порванные испачканные колготки. Во рту собирается вкус горечи, и я медленно снимаю свои кеды, чтобы следом осторожно стянуть капрон, а затем на босую ногу снова обуваюсь, чувствуя, как из меня вытекает теплая капля. Но я скрываю неприятное ощущение, вернув на место трусики.

И мне совершенно наплевать, что за всем этим наблюдает Багиров. Хуже, чем грубость, через которую я прошла, нет ничего. Меня переполняют жгучие чувства, которые на корню душат стыд.

Стыдно должно быть не мне. Я ни в чем не виновата, пусть и доказала это через боль.

Скомкав в руках свидетельство о его зверином поступке, я делаю шаг к Багирову и с хлопком впечатывание колготки ему в грудь.

Мне плевать, как он расценит этот жест. Пусть забирает свой сорванный трофей. Это последнее, что он от меня получит.

Взглянув в его напряженные глаза, я убираю руку и просто ухожу. Сквозь боль, которая все сильнее вибрирует под кожей с каждым новым шагом.

У меня немного кружится голова и на лбу выступает пот, но постепенно острая боль переходит в тупую.

Я захожу в дом, где по-прежнему играет музыка. Девушки также танцуют и веселятся в компании парней. Ни у одного из них ничего не изменилось, тогда как моя жизнь перевернулась вверх дном и больше никогда не станет прежней.

Я останавливаюсь возле парней, а точнее перед Гораевым, чей взгляд медленно встречается с моим, и я вижу, как былое веселье в нем гаснет по мере того, как он оценивает то, что видит перед собой.

— Вызови мне такси.

Я говорю недостаточно громко из-за долбящей музыки, но кто-то делает потише, и я повторяю:

— Вызови такси.

Гораев вскидывает бровь.

— С хуя ли я должен это делать?

Меня трясет, и я с трудом сдерживаюсь, чтобы не впасть в истерику.

— С того, что у меня нет денег.

Гораев усмехается и вставляет в рот сигарету.

— Это твои проблемы, тебе так не кажется?

Щелчок зажигалки, и кончик сигареты вспыхивает оранжевым.

Я сжимаю кулаки и приближаюсь, чтобы прорычать каждое долбаное слово:

— Проблемы будут у твоего друга, если ты не вызовешь мне такси.

Гораев давится смешком, выдыхая через нос дым.

— Ты чем там обдолбалась?

Вдох. Выдох.

— Если ты сейчас же не вызовешь мне такси, я заявлю в полицию об изнасиловании, — слова вырываются из меня, как ржавые крючки. — Так что лучше вызови мне такси, и я уеду.

Гораев затягивается и хмурится. Ублюдок. Во мне все кипит. Я так мечтаю отсюда убраться, но у меня нет ни понимания, где я, ни денег.

— Изнасиловании? И чем же ты докажешь?

— Хочешь проверить?

— Гораев, вызывай нахуй. — Тот, что Смайл, толкает его в плечо и указывает вниз. На мои ноги, по одной из которой стекает теплая капля. Господи, во мне кипит столько эмоций, что я совершенно этого не заметила. Я быстро сжимаю ноги вместе и обнимаю себя за плечи.

— Ну так что? — Я шмыгаю носом, дергая коленом, находясь на грани. Еще немного, и у меня поедет крыша. Я не в адеквате.

В итоге с дивана поднимается тот, что не русский.

— Я вызову тебе такси. Но сначала провожу в туалет, чтобы ты привела себя в порядок.

Теперь я чувствую на себе всеобщее внимание, и мое дыхание учащается до гипервентиляции.

— Пошли вы к черту со своим порядком! Я не в порядке! И я хочу уехать отсюда! — срываюсь на крик. — Вызовите мне долбаное такси, если не хотите проблем…

— Я вызвал такси, — раздается позади меня громоподобный голос. И мне не нужно поворачиваться, чтобы понять, кому он принадлежит. Багиров.

Я тяжело сглатываю и медленно отступаю назад, а потом, не теряя времени, пускаюсь в сторону выхода.

Я больше ни на кого не смотрю. К черту их всех. Пусть думают, что хотят. Больше они меня никогда не увидят. А я их.

Я практически сбегаю с территории дома и останавливаюсь только на тротуаре возле большой раскидистой ивы. Медленно выдыхаю и резко вдыхаю. Ноги сжимаю крепко, боясь, что кровь снова пойдет. Спасает то, что темно и никто, кроме меня, этого не увидит.

Я балансирую на грани истерии и безразличия к собственной жизни. Меня пугает то, что со мной происходит, и мне приходится дышать глубже, иначе паника накрывает сильнее. Я трогаю волосы, вытираю мокрое от слез лицо. Я даже не осознавала, что снова плачу.

Я запускаю пальцы в волосы. Запрокидываю голову и выдыхаю. Так и стою, пока хруст гравия не привлекает мое внимание.

Короткими шагами дохожу до такси и забираюсь на заднее сиденье, но прежде, чем мы отъезжаем, зачем-то смотрю в сторону дома, на крыльце которого сидит темная фигура, а вокруг нее расползается облако дыма.

Я откидываюсь на спинку сиденья и накрываю лицо ладонями, и, к большому сожалению, у меня не выходит справиться с нахлынувшими слезами. Я плачу, плачу и плачу. А когда добираюсь до общаги, то прекращаю понимать, где реальность, а где туман, окутывающий меня с каждой секундой плотнее.

В голове не осталось никаких мыслей. Я просто забралась с головой под одеяло и больше оттуда не выбиралась.

— Алиса… — Меня кто-то толкает, но сил разлепить веки нет. — Алиса, к тебе тут пришли… — А затем в сторону: — Она спит так уже два дня… иногда плачет во сне… я пыталась разбудить ее, но она не реагирует.

— Выйди, — железно припечатывает знакомый голос.

Моргаю.

Скрежет ножек стула по полу становится отчетливей. Я слышу стук каблуков и тихий шорох, а затем в мои легкие проникает дорогой аромат сладких духов.

— Я знаю, что ты слышишь меня, Алиса.

Слышу. Очень хорошо слышу. Вот только не понимаю, какого черта эта женщина делает здесь.

— Я знаю о неприятной ситуации, которая произошла между тобой и моим сыном. Я хочу знать, предохранялся ли он.

В груди закручивается жгучая воронка. Как она смеет?

Загрузка...