Предохранялся ли он…
Это все, что ее интересует? Нет, нет… я не хочу, чтобы это было на самом деле. Я не хочу верить в существование таких жестоких людей.
Сердце так сильно колотится, что я чувствую его пульсацию в горле. Судорожный вдох и резкий выдох.
Я хочу исчезнуть.
Зажмуриваюсь.
Черт. Я не могу… кажется, я не могу дышать. Меня охватывает такая сильная неконтролируемая дрожь, что никак не выходит ее остановить.
Откуда его мать вообще знает? И что она знает? Неужели… Дыхание перехватывает от огня, разрастающегося в груди. Неужели Багиров все доложил ей? Это он послал ее сюда? Подослал свою мать, чтобы она все уладила?
Ужасный острый привкус раздражения наполняет/обжигает горло и вызывает тошноту.
Ненавижу…
Я стискиваю зубы, ощущая, как абсолютная ярость буквально воспламеняет меня изнутри. И эта ярость превращается в отвращение. К этой женщине. К ее сыну. И всему миру, который оказался слишком жестоким для меня…
— Я ведь тебя предупреждала, Алиса, чтобы ты держалась от него подальше, — тихий противный женский голос напоминает о том, что ректорша до сих пор здесь. — И уж тем более не разговаривала с ним. Ты должна была разворачиваться и бежать в противоположном направлении, как только видела его. Но ты не послушала меня. И чего этим добилась?
Зажмуриваюсь еще сильнее.
Сердце колотится о ребра, а в голове пульсирует только одно:
Заткнись. Заткнись. Заткнись.
Я комкаю пальцами одеяло.
Вдох и выдох.
— Уходите, — шепчу я, дрожа всем телом, но, видимо, мой голос оказался недостаточно громким.
Потому что Мариана Арслановна не уходит и продолжает поучительным тоном:
— Ты ведь умная девочка и, надеюсь, понимаешь, что беременность сейчас для тебя…
Я резко присаживаюсь на кровати и, превозмогая вспыхнувшую внизу живота боль, шиплю:
— Убирайтесь!
Мать Илая качает головой. Но даже не подает вида, что мой порыв смутил ее. Она смотрит на меня, как на какое-то недоразумение.
— Глупо, очень глупо. Я пришла помочь тебе.
— Вы пришли, чтобы прикрыть задницу своего сыночка!
Она прочищает горло и после небольшой паузы заявляет:
— Конечно же я здесь ради своего сына. Илай молодой парень. Перспективный. И я не хочу, чтобы это дурацкое стечение обстоятельств испортило ему жизнь.
— Дурацкое? — сипло повторяю я, а глаза уже начинают жечь подступающие слезы. — Ваш сын взял меня силой, — шиплю, выходя из себя. — По-вашему, это дурацкое стечение обстоятельств? Может быть, посмотрим, что на это дурацкое обстоятельство скажут в полиции?!
Я впиваюсь пальцами в матрас, выдерживая на себе острый взгляд ректорши.
— Не заводись, Алиса. Под дурацким стечением обстоятельств я имела в виду спор между парнями. А не то, что произошло между тобой и Илаем.
Мои ноздри раздуваются от того, как часто я дышу.
Я щурюсь непонимающе.
— При чем здесь какой-то спор?
— Разве ты не знаешь? — Мариана Арслановна вскидывает бровь. — Илай поспорил на свою машину.
Я все так же непонимающе смотрю на нее.
— Господи. — Женщина прикладывает пальцы ко лбу, недоуменно качая головой. — Конечно же ты не знала.
— Не знала о чем?!
Я пытаюсь дышать, но воздух будто превращается в тяжелые густые клубы дыма. Вот только не это удушает меня. А слова, которые я слышу в следующую секунду:
— Илай поставил свою машину на твою девственность.
Мне будто прилетает удар под дых.
Нет.
Она врет.
Это не может быть правдой.
Не может.
Под кожей вспыхивает зуд.
Я чувствую, как кровь отливает от лица, а сердце начинает биться сильнее. Будто пытается вырваться наружу.
— А теперь из-за этого спора мой сын натворил глупостей, у которых могут быть кошмарные последствия. Поэтому я и здесь…
— Откуда вы узнали? — перебиваю ее сдавленно и встречаюсь с холодными глазами матери Илая. И вижу, как в них мелькает что-то, похожее на презрение, которое быстро меняется на снисхождение.
— Не имеет значения. Главное, что я узнала вовремя. Иначе это видео стало бы вирусным.
— Какое видео? — едва шевелю губами, чувствуя, как конечности наполняются холодом.
Она застала меня врасплох. Опять. Еще немного, и я упаду в обморок от переизбытка кислорода в легких.
— То самое видео, Алиса. Оно попало в сеть, и на нем есть момент, который может быть весьма спорно расценен.
О, боже…
Нас снимали?
Сердце покрывается коркой льда. Я тяжело дышу. Сжимаю одеяло в дрожащих кулаках, наблюдая за тем, как мать Илая поднимает какой-то чемодан и кладет его на мою кровать.
— Я не просто так пришла, Алиса. Я понимаю, что ты пострадала и можешь сгоряча наломать дров. Но позволь мне предотвратить твои необдуманные поступки.
Я открываю рот, но Мариана Арслановна останавливает меня жестом руки.
— Во-первых, я хочу предложить тебе место в другом ВУЗе, а во-вторых, — длинные наманикюренные пальцы со щелчком застежки открывают чемодан, демонстрируя содержимое. — Можешь считать это вкладом в твою новую жизнь.
Мой растерянный взгляд судорожно сканирует не одну пачку денег.
— Подумай хорошо, девочка. Я даю тебе возможность на хорошее будущее. С чистого листа, где в тебя не будут тыкать пальцем и портить тебе жизнь. Это лучше, чем остаться ни с чем и с разбитым сердцем.
Я бы посмеялась, но у меня нет на это сил.
— Ты приобретешь гораздо больше, чем за всю свою нищую жизнь. А самое главное, будешь независима от своей опекунши. Насколько мне известно, она была чрезмерно строга с тобой?
Я задыхаюсь, как выброшенная на берег рыба. Но это не заставляет женщину замолчать. Она продолжает добивать меня своей расчетливостью:
— Я пристрою тебя на бюджет. Помогу с жильем. И, если вдруг возникнут последствия в виде беременности, также помогу с абортом. Деньгами, как видишь, не обижу. Все, что от тебя требуется — исчезнуть.
Я медленно опускаю взгляд на чемодан с деньгами и снова поднимаю его на хладнокровное лицо.
— У вас все так просто, да? — шепчу я. — Вы думаете, что все можно исправить деньгами?
Женщина подается вперед и накрывает мою руку своей:
— Я не думаю, Алиса, я знаю.
Я тут же отдергиваю руку.
— Вы ничего не знаете. Вы прогнили от ваших денег и власти. И вам ничего неизвестно о человеческой боли. Понимании и сострадании! Ничего! Вы чудовище! И воспитали вы такое же чудовище! — кричу я и
резким движением руки опрокидываю чемодан.
— Заберите свои деньги и убирайтесь! — Я подскакиваю на кровати на нетвердые ноги и, пошатываясь, указываю пальцем на выход. — Вон! Убирайтесь отсюда ВОН!!!
Мариана Арслановна ухмыляется, спокойно поднимается на ноги и разглаживает несуществующие складки на своем идеальном костюме.
Я сжимаю и разжимаю кулаки, возвышаясь над ней. Как яростно дышащий бык. Не знаю, откуда во мне появились силы. Тело будто на автопилоте. Я вся горю. И в секунде от того, чтобы вцепиться в ее шикарно уложенные волосы и вытащить отсюда.
— Ты ведешь себя неразумно, Алиса, — как ни в чем не бывало произносит она и направляется к двери, но, прежде чем выйти за дверь, бросает мне. — Подумай над моим предложением. Я дам тебе время. Ну, а если вздумаешь испортить моему сыну жизнь, я сделаю так, что ты пожалеешь об этом.
Она уходит.
Оставляя свою угрозу, как нависшую над моей головой петлю виселицы.
А я…
Я спрыгиваю на пол и, подняв раскрытый чемодан, швыряю его в дверь. Отчаянно взрываюсь криком, собираю в охапку рассыпавшиеся по комнате деньги и кидаю их следом. Пошла она к черту.
Пусть подавится этими деньгами.
Я и не собиралась обращаться ни в какую полицию, это были лишь мои попытки укусить в ответ… но я бы так никогда не поступила. Я не такая, как они. Я не разрушаю чужие жизни. Даже если стою на руинах своей.
А он… он оказался самым обыкновенным трусом.
Он даже не попытался что-то исправить.
Он подослал свою мать.
Окончательно разбив мои розовые очки. Стеклами внутрь.
Он все разрушил.
И мне никак не утихомирить то, что творится внутри меня. Я не знаю, что это.
Оно распространяется по телу, как стихийное бедствие.
И, кажется, не остановится, пока не сотрет меня с лица земли.
Я сношу все на своем пути, проклиная их всех, в ушах стоит грохот, но я не останавливаюсь, пока не выбиваюсь из сил. Ноги и руки будто немеют, я бессильно опускаюсь на пол, сворачиваюсь клубком и просто мечтаю, чтобы все это закончилось.