Мать лежала в отдельной палате, вполне комфортной, больше похожей на гостиничный номер. Обходилось это, конечно, недешево. Но Борис Германович в этом плане никогда не скупился. Хотя Мика не верила, что им руководила забота. Уж, скорее, он таким образом поддерживал имидж успешного человека.
Мать и правда её ждала. И обрадовалась очень. Только вот выглядела плохо. Под глазами пролегли тёмные круги, веки воспалились. Кожа, всегда такая нежная, молочная, потускнела, иссохла, стала шелушиться. Волосы сальными спутанными прядями падали на лицо.
Мика ужаснулась про себя, испугалась за неё, аж горло перехватило.
Отчим же лишь взглянул на жену, и на лице его тотчас проступило брезгливое выражение, с каким обычно смотрят на что-то отвратительное и тошнотворное. Конечно, рядом с ней, какая она сейчас, он, холёный, импозантный, в дорогом костюме, смотрелся нелепо. И видно было, что вся эта обстановка его тяготит.
— Как самочувствие? Как мальчик? — выдавил он из себя.
— Я хорошо, намного лучше… — с заискивающей улыбкой промолвила мать. — Малыш пока в реанимации…
Отчим кивнул, не глядя на неё, и вышел в коридор.
— Боря не выносит больниц, — объяснила мать. — Но я так рада, что ты пришла. Я звонила всё утро.
— Мам, поздравляю тебя. Как решили назвать малыша?
— Боря хочет назвать его Виктором. Витей. Хорошее же имя? Жаль, что сейчас его нельзя увидеть, он в кювезе пока. Мика… а ты всё ещё сердишься на меня?
— Ну что ты, мам, нет, конечно. Даже не думай. Лучше скажи, почему так рано-то? Что-то случилось? — затем, снизив голос до шёпота, спросила: — Скажи честно, он тебе что-нибудь делал?
Мать затрясла головой.
— Нет, нет, что ты! Просто такое случается…
— У тебя синяки на руках!
И правда, руки её сплошь покрывали огромные страшные гематомы.
— Это от капельниц. Я же тут несколько дней под капельницей лежала. Врачи пытались оттянуть роды насколько можно. С кровати даже не вставала. Ну, вот выиграли почти неделю. Ой, я, наверное, на чучело теперь похожа. Неделю не умывалась, не расчёсывалась. А после родов сморило. Жаль, не успела до вашего прихода душ принять, в порядок себя хоть немного привести…
— Да ничего, мам.
Они ещё четверть часа разговаривали, потом её позвали на уколы.
— Я к тебе ещё завтра приду, — пообещала Мика, обняв мать.
Спустилась вниз, и обнаружила, что отчим поджидает её в больничном холле.
— Микаэла! — позвал он и двинулся к ней наперерез.
Она, конечно, тотчас напряглась, но здесь кругом были люди. Что он ей сделает?
— Давай я тебя довезу.
— Нет, — поспешно выпалила она, — я сама доберусь.
— Я не съем тебя, — хмыкнул он. — А по дороге кое-что обсудим заодно.
— Не хочу я ничего обсуждать.
— Хочу, не хочу, что за детский сад? — начал раздражаться он. — Я к тебе по-человечески. Всё, поехали.
Он крепко подхватил её под локоть и потянул к дверям. Мика встала как вкопанная. Выдернула руку.
— Послушайте, я никуда с вами не поеду. И обсуждать ничего не буду. А будете меня хватать — так я вон охраннику пожалуюсь. Скажу, что вы ко мне пристаёте.
— Да что за чушь ты несёшь? Кто к тебе пристаёт? Я хотел сказать, что ты должна вернуться домой.
— Да никогда!
— О матери своей подумай хоть раз, а не только о себе. Ей помощь нужна будет…
Но договорить ему не дали. В холл спустилась женщина лет сорока, сначала направилась в сторону коридора, над которым висел указатель «приемный покой», но, завидев отчима, повернула к ним.
— Борис Германович, — улыбнулась ему приветливо. — Можно вас на секундочку отвлечь?
Мика успела прочитать на её бейдже «Неонатолог Наталья Николаевна», коротко кивнула в знак приветствия и, пока отчим вынужден был задержаться, устремилась к дверям.
— Микаэла, подожди, — крикнул он ей вслед, но она, не оглядываясь, выскочила на улицу, а там уже припустила к остановке.