Жестокие игры в любовь

34

Женька молча отступил, приглашая войти.

— Ты чего? Куда пропал? Чего на звонки не отвечаешь, упырь? — скидывая кроссовки, тараторил Жоржик. Потом затих, присмотрелся, нахмурился обеспокоенно: — Что у тебя с лицом?

Женька неосознанно провёл рукой по лбу, по щекам.

— На месте вроде.

— Не-е. Мину свою видел? У тебя что, кто-то умер?

— Ага, — криво улыбнулся Женька. — Я у меня умер.

Жоржик ошарашенно сморгнул.

— В смысле?

Женька не любил ничего унылого, не любил нытьё и жалобы, поэтому и сам никогда не ныл.

Да и с чего бы ему ныть? У него всё хорошо, просто замечательно — так считают все кругом. И сам он замечательный. Звезда, школьный любимчик, так что раскисать ему не пристало.

Он натянул беззаботную гримасу. А потом даже коротко рассмеялся, глядя на непривычно озадаченного Жоржика.

— Да шутка.

— Дебильные у тебя шутки, Онегин.

— Так с кем поведёшься, Жорж.

— Вот ты упырь!

Женька развёл руками, мол, да, такой вот.

— А ты чего не пришёл? Там все тебя ждут. Я вообще за тобой. Меня, как гонца, послали. Трубку не берешь, народ волнуется.

— Не, — мотнул головой Женька. — Не хочу. Не пойду.

— Скотина ты бессовестная, — беззлобно обозвался Жоржик. Он тоже старался выглядеть как всегда, но сам то и дело посматривал на Женьку с беспокойством.

— Да не, ну я ж вижу, ты какой-то не такой. Что, говно какое-то случилось? Да скажи, мы ж друзья. Чего ты? Серьёзно, давай, колись. Легче станет.

— Да ты у нас, Жорж, — ухмыльнулся Женька, — не только клоун, но ещё и психоаналитик на полставки.

Съязвил и тут же устыдился своей грубости. Зачем он с ним так? Ведь сам же на дух не выносит, когда люди своё дурное настроение вымещают на других. Тем более это же Жоржик, с которым он с детского сада дружит. И тот в самом деле примчался — стоит вон глазами хлопает, тревожится.

"И впрямь я скотина бессовестная", — поморщился Женька и добавил:

— Прости. Что-то я прогнал.

— Да чего там, клоун я и есть, — пожал плечами Жоржик, потом шутливо добавил: — Так что, пациент, какие проблемы?

— Да какие проблемы? У меня всё в ажуре, — смеясь, сказал Женька.

Потом Жоржик предложил рвануть к нему на дачу. Женька сначала вяло отнекивался, скорее, по инерции. Потом подумал, что и правда хорошо бы спустить пары. Несмотря на смех, на улыбки, на легкомысленный трёп, внутри его точно кислотой разъедало. Казалось, он аж чувствовал шипение, с каким медленно, болезненно и верно разрушались лёгкие, сердце и что там ещё есть в груди…

Куда себя деть, что с этим делать, чем затушить — он не знал. Но терпеть это уже было невмоготу.

Возле супермаркета они встретили Антона, прихватили с собой на дачу. Отвёз всех троих на своей старой тойоте двоюродный брат Жоржика, предварительно забив багажник напитками. Там с ними и остался.

Жоржик и его брат, который оказался таким же балаболом, беспрерывно сыпали какими-то байками. Антон сначала молчал, потом, уже под градусом, тоже втянулся в веселье.

Женька — наоборот. Сначала, пока себя контролировал, старался быть, точнее, казаться таким, как всегда. Но хмель почему-то не притуплял чувства, а обострял. И с каждой минутой он всё больше увязал в своей тоске. Голова становилась тяжёлой, почти неподъёмной, а в груди жгло ещё сильнее, чем днём.

Он уткнул лицо в ладони и позволил себе в мыслях вернуться к тому, что его так терзало. Только вот от этих мыслей немедленно захотелось полезть на стену.

Поэтому она его отшила? Потому что есть другой?

И почему так муторно? То, что это может быть банальная ревность, он даже на секунду не допускал. Какая может быть ревность? Это удел закомплексованных слабаков. И вообще, с чего бы ему ревновать? Они друг другу никто. Она ему ничего не должна. Но почему-то это не помогало. Ничего не помогало.

— Ты чего там, уснул? — окликнул его Жоржик.

Женька не отреагировал. Стиснув челюсти, вспомнил, как тот мужик пялился на неё. Нет, об этом лучше даже не думать, чтобы тут же не стошнило.

— По ходу, Онегин всё, приплыл. Давайте его на кровать уложим, — предложил Жоржик.

«Да, блин, что за фигня со мной! Достало!», — одёрнул себя Женька и вскинулся:

— Сейчас! Малы вы ещё, девочки, Онегина в кровать укладывать. Давай-ка, Тоха, наливай.

— О, вот это другое дело, — обрадовался Жоржик. — Нормальный ход!

Но «нормальный ход» длился недолго. Спустя полчаса Женька убрел во двор. Опустился на крыльцо. Накрапывал дождь, поддувал ветер, но ничуть не остужал разгорячённую кожу. И уж тем более не мог охладить внутренний жар.

Минут через двадцать или чуть больше за ним вышел Жоржик.

— Ты чего тут зад морозишь? Дубак такой, — поёжился он, но сам уселся рядом.

— Я на обществе был, — сказал Женька.

— Чего? Вот сегодня? Пока мы тебя ждали в Бургер Кинге? Зачем?

Женька пожал плечами.

— Капец! Ну ты и г***, — возмутился Жоржик.

— Угу.

— И дебил.

— Ага, и упырь, и скотина бессовестная.

— И это ещё мягко сказано!

Но Жоржик остыл быстро. Помолчав, хмыкнул:

— Значит, наших в понедельник ждёт сюрприз.

— Да я хотел сразу после школы зайти сказать, но… — Женька осёкся. Снова в памяти всплыла сцена у ворот.

— Что — но?

— Да ничего. Забыл, короче. Домой пошёл.

— Да лучше пока и не надо никому говорить. Может, Тамара и не будет возбухать. А чего? Выспится за выходные и успокоится. Может, никто и не узнает.

— С тобой-то и не узнает? — рассмеялся Женька.

— А что? Я, когда надо, — могила! Помнишь, этим летом мы с тобой с девками из музыкального на речку ездили? Я Соньке не сказал. Вообще никому не сказал.

— Пф. Я сам ей сказал.

— Серьёзно? Фигасе, ты смелый.

— А что такого? Ничего же не было. Не, ну она пообижалась немного, да и всё, — пожал плечами Женька.

— Блин, не знаю. Я твою Соньку, честно говоря, побаиваюсь. Она, конечно, зачётная, но дикая какая-то. Ну, то есть, уже не твою… Вы же точно всё, насовсем разбежались, да?

— Угу.

— Если честно, я бы с такой даже связываться побоялся. Приревнует там или чего надумает, и грохнет в приступе ярости или отчекрыжит тебе что-нибудь…

— Ну я же, как видишь, цел.

— И что, она нормально восприняла? Ну, что ты с ней порвал?

— Ну так… Грохнуть не пыталась, если ты об этом. И отчекрыжить тоже.

Жоржик хохотнул.

— А что, как там с Микой?

— А что с ней? — против воли тотчас напрягся Женька.

Невинный же вопрос, а сердце сразу судорожно дёрнулось и внутри всё заныло.

— Ну, она всё, тебе больше не нравится?

— Нравится.

— Что, правда? А чего ты тогда…? Ну, ничего не делаешь…?

— А что я должен делать?

— Ну, не знаю. У тебя же свои какие-то методы Хитча. В смысле, подката.

— Да никаких методов у меня нет, Жорж. Она однозначно дала понять, что я ей не нравлюсь. Вообще никак. Мне что, бегать за ней? Нафиг.

— Блин, ты чего? Ты же Онегин! Ты что так быстро слился? Сам же знаешь, девки сегодня говорят одно, а завтра — другое. Или вообще говорят: «Нет», а думают «О да, о да!». Или ты у нас гордый?

— Да что ты пристал-то?

— Да потому что я видел, как она на тебя смотрела на физре. Честно говорю! Так что давай, дерзни ещё раз.

— Какой — дерзни? Что ты там видел? У неё вообще, по ходу, другой есть.

Жоржик примолк на пару секунд.

— Фигасе, — пробормотал. — А ты откуда знаешь?

— Сам видел.

— Где? Когда?

— Сегодня.

— Фигасе… — повторил снова. — А кто такой?

— Да фиг знает. Хрен какой-то. Да всё, не хочу про это.

— А-а-а, что, ревнуешь? — ухмыльнувшись, Жоржик ткнул его локтем.

— Да прям! Никого я не ревную. И вообще нормально всё со мной.

— Ну и правильно, Жэка. Идём в дом, пока дуба не дали.