Жестокие игры в любовь

46

До дома матери Мика добралась пешком, завернув по пути в магазин, где купила Павлику сладости. Мать её уже заждалась, а вот малыш всё так же боялся и прятался. И к конфетам даже не притронулся.

— Не обращай внимания, Мика. Ты уйдёшь, он потом возьмёт. Я так рада, что ты пришла!

Мать отправила ребёнка в детскую — бывшую комнату Мики. Сама проводила её на кухню, где уже был накрыт стол.

— Ну что, мам? Что случилось?

— Да ты ешь, потом поговорим…

— Нет, давай сейчас, я долго не могу…

— Да ничего не случилось.

— Но ты плакала по телефону!

Мать пожала плечами, даже попыталась улыбнуться, но получилось вымученно. А потом и вовсе на лице проступило страдальческое выражение. Тяжело вздохнув, она наконец сказала:

— Я не знаю, что мне делать, Мика.

— Он тебя бьет? Он бьет Павлика?

Мать покачала головой.

— Нет. Павлика не трогает. А меня… ну так, изредка… Тут другое. Он потерял ко мне всякий интерес, с этого всё началось. Я ему стала… противна. Он меня просто не выносит. Обращается со мной хуже, чем с прислугой. Да он так и говорит прямым текстом: «Ты мне больше не жена. Меня от тебя тошнит. Ты здесь только для того, чтобы убираться, готовить, за Павликом ухаживать и всё». Он выгнал меня из нашей спальни. Мы теперь с Павиком в одной комнате. Да что там спальня, он даже есть с ним вместе за одним столом мне запрещает.

— И что, это для тебя плохо? Я бы сама от него сбежала, чтоб только лишний раз его не видеть. Или ты что, его любишь?

— Нет, — мать покачала головой, — не в том дело.

И после паузы вымолвила:

— Он сюда женщин водит.

— Как? — округлила глаза Мика.

— Да, приводит и в нашей спальне с ними там… почти каждую пятницу. Боря взял себе в привычку после работы по пятницам заходить в какой-то клуб или кафе, не знаю. Там знакомится, видимо… И вот ночью приводит их сюда, этих женщин, и устраивает… Иногда, да почти всегда, это совсем молоденькие девушки, как ты… Денег он им, что ли, дает? Не знаю…

Мика содрогнулась от отвращения.

— Я просила его не приводить сюда, ну есть же отели. А тут Павлик, он хоть и маленький, не понимает пока, но всё чувствует. Так Боря рассвирепел. Мол, его квартира, он хозяин, с какой стати должен искать какие-то углы… А если мне не нравится, говорит, выметайся.

— Мам, но это же кошмар!

— Месяца два назад, чуть больше, он привёл девушку, так на тебя похожую, мне аж плохо стало. И на утро она не ушла, все выходные он тут с ней… А меня заставлял прибирать за ними, прямо при ней. Они там опрокинули тарелку с едой. Он велел убрать, а сами полуголые… в постели… Я думала, что хуже того унижения ничего быть не может. Оказывается, может. Эта девчонка ещё пару раз у нас появлялась, а потом куда-то делась. Я не знаю, может, другого нашла, побогаче, может, что ещё. Но я тогда что-то сказала не то, и он просто озверел. Избил меня. Прямо у сына на глазах. Нет, самого Павлика Боря не обижает. Но Павлик все равно от него шарахается. Плачет, когда тот берет его на руки. А Боря обвиняет в этом меня, мол, я сына против отца настраиваю. А я, наоборот, всегда говорю ему: «Сыночек, папа тебя любит, не бойся папу».

Мать говорила, а сама то и дело судорожно сглатывала и подбирала платком слёзы.

— Мам, не плачь. Тут не плакать надо. Разводись с ним немедленно! Как ты можешь это терпеть?

— Да я бы с радостью! Но Боря сказал, что Павлика мне не отдаст. Он не против развода, нет. Я ему давно не нужна. Говорю, он меня тут терпит только потому, что привык к чистоте, к порядку, к отглаженным вещам, к горячему ужину. А иначе ведь придётся нанимать домработницу и няню для Павлика.

— Да мало ли что он сказал! Не отдаст, как же! Кто его спросит? Ты мать! Суды в таких вопросах всегда на стороне матери.

— Скорее, на стороне тех, у кого есть деньги и связи. Если мы разведёмся у меня не будет ничего. Мы же какие-то бумаги подписывали… брачный контракт, да. Он и говорит: «У тебя ничего нет. Ни работы, ни денег, ни жилья. Ты, говорит, бомж. Ты — никто. Безработная и нищая». Никто мне ребёнка не отдаст.

— А ты ничего не копила?

— Копила? Да он мне только на продукты даёт. И за каждый потраченный рубль я отчитываюсь.

— Сволочь. Но всё равно ты же мать! У тебя не могут отобрать сына. И ты можешь с него алименты стрясти.

— Ты его плохо знаешь. С его деньгами, с его связями… А если я против него хоть слово скажу, он меня в какую-нибудь психушку закроет, но сына не отдаст, он так и сказал однажды…

— Почему ты раньше не рассказывала об этом? Почему бабушке ничего не говорила?

— Это ведь стыдно очень… И потом… я сказала. После того, как он меня избил, я позвонила ей сдуру, прямо ночью, и всё рассказала… И на другое утро у неё вот инсульт случился. Понимаешь? — она разрыдалась уже в голос. — Я ещё и собственную мать чуть не убила…

— Нет-нет. Даже не смей себя винить. Это он виноват! — Мика приобняла её за плечи. — Мам, надо с этим что-то делать. Нельзя такое терпеть. Должна же и на него быть управа.

Но мать обречённо покачала головой.

— У него всё схвачено. Меня-то он отпустит и удерживать не станет. Но Павлика он мне не отдаст ни за что. А без Павлика я не уйду.

У Мики сжалось сердце, глядя на неё.

— Мам, мы обязательно что-нибудь придумаем. Вот увидишь! Обязательно найдём какой-нибудь выход, я обещаю.