Жестокий роман. После

34

— Ты знала, что у Хагена есть брат?

Хриплый голос заставляет вздрогнуть и обернуться. Марат как всегда подкрадывается бесшумно, поэтому я от неожиданности выпускаю маскарадный наряд. Красный шелк сияющей волной струится вниз к моим ногам.

— Брат? — невольно хмурюсь. — Какой еще брат?

— Близнец.

— Это какой-то бред, — бросаю с раздражением. — Такую информацию нельзя скрыть. Никаких братьев у короля нет. Он единственный ребенок в семье.

Мельчайшие детали обсуждаются в прессе. Например, только вчера я прочла очередную статью о возможных невестах для правителя Альтена.

Никакое событие не проходит мимо. Брата бы пресса точно не упустила. Пока что все новости про Хагена вращаются вокруг того на ком именно он женится в следующем году и когда у него появятся наследники.

Детей у этого ублюдка нет. Надеюсь, и не появятся. Некоторым людям нельзя иметь детей. Некоторые гены просто должны оборваться.

— Ты уверена? — Марат прищуривается, продолжая изучать меня внимательным взглядом.

— Да.

Не хочу продолжать этот странный разговор, поэтому больше ничего не прибавляю. Поднимаю платье и возвращаю в шкаф.

Неожиданное появление Марата в моей спальни напрягает. Еще и такой странный повод для разговора нашел. Тайный брат короля. Абсурд.

Мы и так слишком часто общаемся в эти дни. Другого выхода нет. Нужно обсудить детали безумного плана. Мы постоянно оказываемся рядом. И это бесит.

Хуже всего — дети начинают привязываться к Марату. Не знаю, как у него получается, но их буквально очаровывает. Сложно вообразить, как этот агрессивный тип способен на нормальное общение, на нежность, на ласку.

Я смотрю на него и сразу вижу монстра из оружейной комнаты. Монстра из прошлого, который рвал меня в клочья. И монстра из настоящего, который гнался за мной точно одержимый совсем недавно.

А мои дети не чувствуют от него ни опасности, ни угрозы. Это видно. Они спокойные, расслабленные. Марат их не пугает. Ни капли.

Утром он искал щенков вместе с Микки, а потом с интересом слушал Бекки, когда моя дочка рассказывала ему про коллекцию своих разноцветных пони, которые остались дома.

— Зачем этот спектакль? — не выдержала я, когда мы снова остались наедине.

— Ты о чем? — он сделал вид, будто ничего не понял.

— Зачем ты притворяешься, что тебе интересно общаться с детьми? Для чего разыгрывать такой спектакль?

— Я не играю, Вика.

— Ну конечно.

— Мне правда это интересно.

— Слушать про пони? — хмыкаю. — Ловить Снежка? Кормить Брауни с ладони? Тебе самому не смешно?

— Ты любишь этих детей.

Он сказал это очень серьезно. Поймал мой взгляд. В его глаза не мелькнуло даже слабой тени насмешки или притворства.

Марат всегда выражался прямо.

— Люблю, — тихо произнесла я.

— А я люблю тебя, Вика.

Мне больше нравилось, когда мы обсуждали Хагена и варианта того, как с ним можно расправиться раз и навсегда. Мне легче было говорить о берсерках, о той безумной теории, которую Марат выдвинул насчет своих диких припадков.

— Ты так и не представил мне того, кто будет присматривать за детьми, когда мы уедем в Нордкап, — решила перевести тему.

— Завтра утром ты все узнаешь.

— Ты так уверен, что я одобрю любую твою кандидатуру?

— Здесь я точно не сомневаюсь.

Чем больше проходило времени, тем тяжелее становилось.

Я не могла не признавать очевидное. Марат отлично умел найти общий язык с детьми. Ему это удавалось.

Но также очевидно то, что он опасен. Угроза самого высшего разряда.

Он плохо контролирует свои животные порывы. На “выход берсерка” можно списать абсолютно любой из его диких поступков. И что? От этого не легче. Это все никак не оправдывает его.

Черт. Почему бы ему прямо сейчас не убраться из моей спальни?

— Мне кажется, мы все обсудили днем, — прочищаю горло и закрываю шкаф, смотрю на Марата.

— Я думал о твоих словах. О том, как ты описала встречи с Хагеном. Он вел себя по-разному.

— Думаешь, я встречалась с его близнецом? — иронично приподнимаю бровь. — Даже твоя история про дар берсерка выглядит правдоподобнее.

— Присядь, Вика, — говорит он и сам располагается на диване, выразительно хлопает по месту рядом с собой. — Тебе стоит взглянуть на то, что удалось раскопать моему брату.

— Что там?

— Архивная статья.

Марат протягивает мне свой мобильный телефон. И я с удивлением пробегаю взглядом по экрану.

— Ты уверен, что эта статья подлинная?

Текст на официальном языке Альтена. Узнаю буквы характерные именно для их алфавита. Смесь норвежского и немецкого.

Пусть я ничего не понимаю, сам текст читать совсем необязательно. Здесь главное снимки. Фотографии королевской семьи, на которых отчетливо можно увидеть двух маленьких Хагенов.

Близнецы. Внешне они выглядят совершенно одинаково.

И на меня накатывают воспоминания из рабочего кабинета в университете. Тот Хаген пугал до дрожи. Он был совсем не похож на хладнокровного короля, с которым мне пришлось встретиться позже. В ресторане. В авто.

Но почему теперь о его брате ничего не слышно? Помню, как искала информацию в Интернете. Нигде не встречалось никаких упоминаний.

— Присядь, — повторяет с нажимом. — Тебе стоит пролистать еще несколько фото. Тогда многое станет понятно.

Я не тороплюсь сокращать расстояние между нами. Крепче сжимаю телефон, веду большим пальцем по экрану. Миг — глаза расширяются до боли.

Проклятье. Что это? Как такое…

Марат подается вперед и мягко обхватывает за бедра, усаживает рядом с собой на диван. Пока реальность продолжает расплываться перед глазами.

Я даже не сопротивляюсь. Слишком много шока.

Пусть это будет постановка. Кадр из фильма ужасов. Пусть все это окажется выдумкой.

— Хаген нанял меня, — говорит Марат. — Он сказал, что я выйду из тюрьмы, если убью его брата.

— Что? — свой голос не узнаю.

— Мортон. Так он его называет.

— Прошу, забери это, — отдаю ему телефон, накрываю горло ладонью, стараясь справиться с подкатившей тошнотой.

— Хаген сказал, что в детстве Мортон пытался убить его. Хотел утопить в фонтане, но не вышло. Тогда их отец представил все так, будто Мортон погиб, а на самом деле он отправил “плохого братца” в заточение на отдельный остров.

— Я все еще надеюсь, что эти фотографии не настоящие, — роняю глухо. — Не хочу верить, что человек на такое способен.

— Человек — нет.

Марат накрывает мои плечи ладонями, а я не нахожу в себе силы избавиться от его прикосновений. После увиденного слишком дурно.

— Я не хотел показывать тебе правду. До последнего. Но понял, что так нельзя. Ты должна быть в курсе всего. Ты должна понять, с кем мы сражаемся.

— И ты, — сглатываю. — Ты не сомневаешься, что здесь нет монтажа? Хаген ублюдок, но до такой степени… я просто… я отказываюсь в это верить.

— Мы все проверили, Вика.

— Где были родители? Слуги? Почему никто не следил?

— Джон считает, эксперимент вышел из-под контроля.

— Эксперимент?

Перед глазами до сих пор стоят чудовищные кадры и слово “эксперимент” едва ли с ними сочетается.

— Прошлый король Альтена был одержим темой берсерков. Как и мой отец. Но действовали они разными методами.

— Хочешь сказать, он развивал эти животные способности в своих сыновьях?

— Да, и развил кое-что другое.

Не хочу думать о том кошмаре, который увидела. Не хочу. Нет, нет…

— Его нужно остановить, — шепчу я.

— Только так, — твердо произносит Марат. — Сам он не остановится.

— Ты уверен, что план сработает? — закусываю нижнюю губу до крови. — С учетом всего. Ты уверен?!

— Нет, но другую дорогу нам не найти.

— Ты предлагаешь мне опять попасть в настоящий ад.

— Я сделаю все, чтобы тебя защитить.

— Действия Хагена нельзя просчитать, — нервно усмехаюсь. — Он же ненормальный. Тут логика не работает.

— Доверься мне, Вика.

Это тяжелее всего.

Я сама себе доверять не могу. Что тогда говорить о других? Особенно о Марате. Как можно довериться тому, кто сам собой не управляет? Одна искра может привести к новому срыву.

— Хаген использует то, кто ты, — роняю. — Он найдет, как надавить на болезненные точки.

— Очень на это надеюсь, — мрачно оскаливается Марат.

— Ты же себя не контролируешь, — судорожно выдыхаю. — Там, в той чертовой комнате ты гнался за мной точно бешеный зверь.

— Я и есть зверь, но я больше никогда не причиню тебе боль.

Он накрывает мою ладонь своею. Крепко сжимает. Он смотрит прямо в мои глаза так внимательно и пристально, что я не способна отвернуться и разорвать контакт между нами.

— Ты не можешь знать, — качаю головой.

— Могу, — чеканит жестко. — А еще я знаю, что люблю тебя, Вика. Люблю и никогда не отпущу. Никому не отдам. Зверюга внутри меня всегда будет на цепи, если ты рядом. Клянусь. Я найду путь себя держать.

— Марат, — убираю свою ладонь, отстраняясь от него, прижимаю пальцы к груди. — Тут пусто. Ничего нет. Понимаешь? Я давно ничего не чувствую. Ни к тебе. Ни к другим мужчинам.

— Это не важно, — отрезает. — Моих чувств хватит для нас обоих.

— Я не смогу быть с тобой. Не смогу поцеловать. Не смогу лечь с тобой в постель. Ты слышишь? Между нами не будет никакой близости, а тебе это нужно.

— Мне ты нужна, Вика.

— И что? — бросаю с раздражением. — Я не могу. Не могу и…

— Плевать.

Он накрывает ладонями мое лицо. Обхватывает, явно сдерживая силу. Смотрит так, что мою кожу точно пламенем обдает.

— На все плевать, — продолжает хрипло. — Как скажешь, так и будет. Мне мало твоего тела. Мало, блять. Ты мне вся нужна. Сука. Вся! Ради такого я готов ждать. Хоть год. Хоть два. Да сколько угодно. Срок не важен.

— Этого не будет никогда.

— Валяй, — ухмыляется как безумный, как пьяный, склоняется надо мной, а потом прямо в губы выдает: — Значит, я буду ждать твое “никогда”. И оно, блядь, однажды наступит.

Марат резко отпускает меня и поднимается. Уходит, оставляя меня в долгожданном одиночестве.

“Никогда”.

Это слово еще долго отбивается в моем пульсе. Не могу сомкнуть глаза до самого утра. Теперь трудно сказать, что пугает больше.

Хаген. Одержимость мною Марата. Или… моя собственная одержимость.

Я больна. Вирус вернулся в плоть и в кровь. У меня рецидив. Иначе не могу объяснить то, почему на моих губах до сих пор горит тяжелое дыхание Марата, а тело сводит от напряжения. Моя кожа помнит его пальцы. Везде. Его губы. Жар. Силу и власть.

К завтраку я спускаюсь в абсолютно разбитом состоянии. Бессонная ночь дает о себе знать, даже не сразу замечаю, с кем оживленно болтают мои дети.

Отстраненно отмечаю, это не Марат. Его рядом не вижу, и чувствую только облегчение от такого поворота событий.

Но что за человек держит Микки на руках? Кого обнимает Бекки?

— Мама, мамочка! — дочь поворачивается ко мне и в ее глазах сверкают слезы счастья, а губы дрожат: — Папа вернулся.

— Привет, мам, — бросает Микки и машет крошечной ладошкой.

Бьорн улыбается.

— Доброе утро, Вика.

Бросаюсь к нему. Обнимаю. Рядом с этим мужчиной напряжение отпускает. Мне кажется, я опять в безопасности.

— Я скучал, — его крупная ладонь опускается на мою поясницу.

— Господи, Бьорн, я чуть с ума не сошла, — бормочу и кусаю губы, чтобы не расплакаться. — Хаген… я думала, он добрался до тебя.

— Ты же знаешь, я и в переделках покруче бывал.

— Не уверена.

— Разве я не рассказывал про рейд в Сомали?

Историй из прошлой жизни у Бьорна было много. Эту я вспоминаю сразу, и она заставляет меня улыбнуться.

— Вижу, ты помнишь, как один наркобарон решил…

Остаток фразы заглушают тугие удары пульса по вискам.

Я замечаю Марата. Он стоит за спиной Бьорна, небрежно привалившись к массивной колонне. Наблюдает за нами исподлобья.