Живая вода

Андрийко приехал в Тбилиси из Черкасс — тихого белого города на Днепре. Увидев Андрийку в школьном коридоре, Резо воскликнул с удивлением:

— Вай мэ! Ка-акой белый!

Андрийко посмотрел на Резо и тоже удивился:

— А ты — как грач!

Оба помолчали.

Затем Резо неожиданно предложил:

— Хочешь, я тебя срисую?

Андрийко добродушно сказал:

— Малюй.

И ребята, которые это слышали, сразу решили, что новичок понравился Резо. Резо рисовал только то, что ему было по сердцу. Так познакомились они, и так началась их дружба. На каникулы Резо собирался поехать к своей тётке в Кахетию.

— Там такой виноград, такой виноград!.. — говорил он Андрийко.

Но кончилась первая четверть, и тут выяснилось, что Андрийко плох по математике. И Резо остался, чтобы ему помочь. Он не только хорошо рисовал.

С этих пор они не разлучались целыми днями. Приготовив уроки, они спускались к бурлящей Куре или пробирались пешком сквозь кустарник на самую вершину Давыдовой горы.

Тут Резо открывал этюдник и принимался рисовать, а Андрийко ложился рядом на траву и читал вслух. Они часто спорили, но никогда не ссорились.

Но раз на их дружбу легла тень.

Резо и Андрийко сидели на песке у Куры, и Андрийко, как всегда, читал вслух книгу. Это был Гоголь. Мутная вода Куры пенилась, билась о камни, брызгала на берег. И было это так непохоже на Днепр, о котором, забыв всё на свете, читал тогда вслух Андрийко.

— «…Ни зашелохнет; ни прогремит, — читал он. — Глядишь, и не знаешь, идёт или не идёт его величавая ширина…»

Резо положил руку на книгу и сказал:

— Ты это пропусти. Читай дальше — про Катерину и колдуна. А это — скучно.

— Это — скучно? — дрогнувшим от обиды голосом воскликнул Андрийко.

— Конечно, скучно. Что за река такая! Незаметно даже, как она течёт. Такую реку я ни за что не стал бы рисовать. Река — как конь: бежит, гремит, вздымает гриву!

Андрийко молча закрыл книгу и отвернулся. И всё время он был грустен.

В один из хрустальных осенних дней Резо и Андрийко гуляли в горах. Далеко на горизонте, в прозрачной голубой дымке, сверкал Казбек.

Андрийко тоскливо сказал:

— Если б можно было с Казбека увидеть Черкассы! Вот было бы хорошо!

Резо ревниво ответил:

— Черкассы — маленький город. А ты живёшь у нас в большом красивом городе. Зачем скучать?

Андрийко помолчал и тихо сказал:

— А у нас на Днепре все хаты белые. И акация другая, особенная, розовая. А на берегу стоит сосна. Я её сегодня во сне видел. Ветками машет. И будто никаких немцев нет.

И на другой день Андрийко заболел.

Резо прибежал его проведать.

Андрийко лежал в постели с закрытыми глазами и тихонько стонал.

— Что с ним? — спросил Резо.

Мать Андрийко, маленькая женщина, с такими же, как у сына, серыми глазами, сказала:

— Доктор говорит, нервная лихорадка. — И тихо добавила: — От тоски это.

Она склонилась над Андрийко, положила маленькую смуглую руку ему на лоб и заботливо спросила:

— Хочешь ещё воды?

Не открывая глаз, Андрийко протянул руку со сложенной в горсточку ладонью.

Мать вынула из шкафчика бутылку и полила из неё в руку больного. Потом, закрыв бутылку пробкой, бережно поставила её на место.

— Зачем это? — удивился Резо, видя, как Андрийко провёл мокрой ладонью по обнажённой груди.

Мать сказала:

— Эта вода — из Днепра. Мы, когда от Днепра уходили, на память взяли. Андрийко от неё дышать легче. Своя, родная вода.

Резо постоял ещё немного над больным другом и, ничего не сказав, вышел.

Он пошёл в публичную библиотеку. Там взял он Гоголя и стал его читать.

«…Ни зашелохнёт; ни прогремит. Глядишь, и не знаешь, идёт или не идёт его величавая ширина…» читал он.

Потом закрыл глаза и сидел так долго.

А вечером он рисовал.

Утром он опять пошёл к Андрийко.

Истомлённый припадком болезни, Андрийко спал. Резо тихонько развернул большой лист бумаги, который принёс с собой, и прикрепил кнопками к стене — так, чтобы Андрийко, проснувшись, мог сразу увидеть его картину. Это была голубая река, спокойная, тихая. Зеркальной дорогой протянулась она вдаль. Вот и берег, и белые хаты, и сосна. Она будто машет Андрийко седыми ветками. А к Днепру в облаках пыли несутся всадники. В их папахах горят алые звёзды, и белыми молниями сверкают над головами клинки.