Жизни немертвых важны

Глава девятнадцатая Ярость

— Выше поднимите! — велел я. — Ещё чуть-чуть! Во! Вот теперь отлично!

Над главными вратами бывшей Стоянки, а теперь гордого Душанбе, мною было решено повесить вывеску, пока что временную. На ней написано название города на латыни, на греческом и на персидском. Персам, наверное, было бы странно видеть название дня недели на вывеске, но она не для персов.

— Почему именно понедельник, повелитель? — недоуменно спросил Котик, стоящий рядом.

— Потому что иди нахуй, вот почему, — раздражённо ответил я ему.

Меня переполняет ярость от провала с ритуальной формулой, прямо говно закипать начинает. И время над этой яростью не властно, потому что… а потому что, наверное, я не могу спать и поэтому мозг никак не перезагружается, потерь воспоминаний во время записи из оперативки на хард-диск не происходит и для меня провал всё так же чёток, как два дня назад.

Это означает, что мозг у меня уже работает не как у человека. Это ранит и вызывает нарастающую волну отчаяния. Ебучее отчаяние — вот что я чувствую, когда нахожу всё больше и больше свидетельств того, что с людьми меня роднит всё меньше и меньше вещей.

— Я уже не человек, бля, я зверь, нахуй!

Присутствующие немёртвые лишь недоуменно глянули на меня, но не посмели отпустить какие-либо комментарии. Правильно, блядь, сделали, что не посмели.

Хочется сорваться на ком-то или на чём-то. Гнев застилает глаза, буквально горю желанием кого-нибудь убить. Неважно кого, просто выпустить пар.

— «Активижн», — произнёс я. — В полное боевое облачение, построиться на главной площади.

— Будет сделано, повелитель, — ответил Леви.

Пора прогуляться.

Вхожу в город и двигаюсь в направлении своей квартиры.

Для меня приготовили и подогнали комплект стальной брони — пластинчатая, с кольчужными рукавами. Джей Брэк, из отряда «Близзард», решил выделиться и подарил мне свою броню, взамен получив у Морхейма стальную кольчугу.

С бронёй у нас полный порядок, потому что в окрестностях города валяется немало жертв оборотней, среди которых попадаются и воины. Как только пришли к будущему Душанбе, порыскали по окрестностям и нашли целых три комплекта брони, одну чешуйчатую из бронзы и две стальные кольчуги, а более тщательное исследование местности позволило обнаружить целых восемь стальных кольчуг и семнадцать бронзовых шлемов.

Находки, все как одна, в прискорбном состоянии, но на то у нас есть отряд «Кумбасар», занимающийся ремонтом всего, что удаётся найти. Чистят кольчуги, латают в них дыры, выпрямляют вмятины на шлемах, обновляют кожаные крепежи на пластинчатых и чешуйчатых бронях — рутина, но рутина полезная.

Вхожу в квартиру и снимаю льняную рубашку, надев взамен стёганый поддоспешник. Этого добра у нас мало, есть не у каждого, но как только среди «добровольцев» найдётся квалифицированный швец, будут у нас и стёганки отечественного производства.

По-хорошему, с Земли бы получить импортные аналоги. Вот точно знаю, что у всяких реконов используются в поддоспешниках современные демпфирующие материалы — синтетика всякая, которая гасит удар лучше обычной ткани с ватой, а весит не в пример меньше. Например, пенополиуретан, который отлично гасит удары, а весит практически нихрена — отличная тема же!

АБС-пластик ещё есть, который ударопрочный и отлично годится для наручей и поножей. Своими глазами видел, на производственной практике во второй поликлинике, как пациент херачил металлической ножкой от стола по медицинской кровати — этой кровати было почти насрать на эти удары, потому что сделана она была из этого самого ударопрочного АБС-а. Вмятинки остались, но и только.

И если мне не изменяет память, часть реконской экипировки, доставшейся нам от Ворлунда, убитого культистами, имела в своём составе синтетические поддоспешники и вкладки. Только предполагаю, что я не единственный гений с планеты Земля, догадавшийся, что необязательно аутентично потеть и вонять в многослойной стёганке, когда можно приспособить в этом средневековом деле достижения XXI века.

«Блядь, какие же, всё-таки, уроды», — вспомнил я долбокультистов. — «Подлые ублюдки, выблядки ебучие…»

Чувствую, как ярость окончательно затуманивает мне глаза, погружая меня в непроглядную тьму.

Леви изначально не планировал становиться наёмником.

Родился он вообще в другом мире, в настоящем. Сын кровельщика в небольшом и захудалом городе на юге провинции Африка, по глупости мечтавший стать воином императорского легиона.

Отец был против увлечения старшего сына, пытался вразумить, но молодые глухи к увещеваниям стариков, в юности также глухих к увещеваниям стариков…

Дурость заставила Леви порвать с семьёй, записаться в лимитаны на границе с Королевством мавров…

Первые два года были относительно лёгкими: Леви тренировался наравне с остальными, но особо навострился стрелять из лука, поэтому его быстро определили в стрелковую ауксилию.

«Весь день только и знай себе — стреляй по мишени», — с некоторой долей ностальгии подумал Леви. — «Не жизнь, а волшебная сказка…»

Но всё изменилось ровно в тот момент, когда началась война. Потому что пришло время оправдать съеденный хлеб.

Мавры затеяли большой поход, ставящий целью захват центра Африки, включая Карфаген и Утику. Они всегда ставили такую цель, поэтому это ни для кого не было секретом.

И в этой войне Леви впервые убил человека, возможно, что многих людей. Но лица своих жертв он увидел лишь четырежды, запомнив их навсегда…

Правда, где-то через три года войны стало ясно, что план мавров не заключался в захвате Карфагена и Утики, они даже не приготовили камнемёты для осады. Они замыслили полное обезлюдение приграничных территорий, чтобы вот таким жестоким способом отогнать гарнизоны вглубь провинции.

Прислушайся Леви к отцу, возможно, давно был бы мёртв, вместе со всеми жителями их города.

Смерть родных, причинённая маврскими летучими отрядами, ожесточила Леви. Он перестал брать мавров в плен, убивая их всякий раз, по-всякому, с особой жестокостью.

Командование не одобряло распятия, но лишь ругало и отправляло на внеочередные дежурства по лагерю, не применяя никаких более веских наказаний в отношении легионеров…

«Старые традиции», — подумал Леви с усмешкой.

Кресты они заготавливали втайне, кое-какие, кривые и косые, но вполне однозначно «намекающие» маврам, с кем именно они связались.

В эту войну римляне переняли тактику летучих отрядов: специальные подразделения всадников, самых умелых и не боящихся замарать руки, единственная задача которых состоит в истреблении жителей пограничных поселений мавров.

Новая грань жестокости этой войны — вот что это было.

Перевеса от этого не получила ни одна из сторон, поэтому проконсул Африки предложил мавританскому королю генеральное сражение на нейтральной территории, где нет перевеса ни мавров, ни римлян.

И вот тут-то в жизни Леви всё пошло наперекосяк.

Мало того, что стратегия легата Фурия Апрония предусматривала постановку ауксилариев на умышленно поставленный выступ в оборонительном построении, так ещё этот выступ располагался в поле адских дыр.

Легат полагал, что мавры не атакуют такую заведомую ловушку, но прогадал.

Ударная кавалерия мавров ударила по ауксилариям, строй римлян был пробит, но такова была задумка легата — пробоину закрыла первая когорта, отрезав вражеской кавалерии путь к отступлению.

Но Леви от этого было ничуть не легче. Стрелы кончились, в левом плече торчала марсова колючка, попавшая в него случайно, отступать нельзя, потому что за нарушение приказа «стоять, пока можешь держать оружие» ему грозила смерть, которая будет дарована ему не по решению легата, а прямо от рук первой когорты — ситуация была такова, что ему только и оставалось, что смиренно ждать, когда за ним придёт маврская пехота…

Шансов выжить не было, вообще никаких, его либо зарежут свои, либо закидают дротиками мавры. Рядом как раз находилась адская дыра… Он взял меч павшего соратника, прихватил относительно целый щит, глубоко вдохнул и, зажмурив глаза, прыгнул в адскую дыру…

… чтобы с воплем рухнуть в терновые кусты.

Тут, как оказалось, никакой не ад, если не считать восстающих мертвецов и свирепых чудовищ, конечно.

Он набрёл на небольшую деревушку, где жили ромеи, такие же, как он, сумел продать железный кинжал — сильно продешевил, но тогда он просто не знал, насколько дорого тут ценится железо, после чего справился о дороге в ближайший город и направил свои стопы в путь.

— Выше поднимите! Ещё чуть-чуть! Во! Вот теперь отлично!

Леви не умел ничего, кроме как убивать. Наверное, зная историю его жизни, никто бы не удивился, что он стал наёмником.

Много отрядов он сменил, убивал многих, зарабатывал иногда баснословные деньги, которые быстро просаживал в борделях и трактирах. Ничего и никогда не копил, кроме положительных ощущений и смутных воспоминаний, обретённых в объятиях пышнотелых красавиц…

А потом бесы дёрнули его и надоумили согласиться немного поработать с отрядом человека, которого теперь все знают под странным имечком Османа Сойкута — повелитель дал всем им очень странные имена, но он в своём праве.

Изначально плохо пахло от этого контракта, это должно было закончиться плохо. И закончилось. И Леви умер.

— Почему именно понедельник, повелитель?

— Потому что иди нахуй, вот почему!

А теперь он выполняет приказы Алексея Душного, повелителя. Высшая нежить, хуже всего, что когда-либо встречал Леви. Смертельная опасность, передвигающаяся на двух ногах — лич. Все они, только войдя в ту соляную пещеру, были заведомо обречены.

Смешно сейчас вспоминать, как Осман планировал взять у заказчика вознаграждение за освобождение шахты, а затем договориться с другими купцами о передаче шахты уже им и за отдельные деньги. Все они даже не подозревали тогда, что этот рядовой заказ станет для них роковым…

Хотя поводы насторожиться были. Три отряда наёмников. Леви подумал тогда: это сколько там нежити должно было быть? Оказалось, что три отряда — это слишком мало. Нужно было ещё, минимум, пять-шесть магов, желательно стихийников, ещё желательнее стихийников огня.

«Тогда были бы шансы, да», — подумал Леви. — «Хотя мы не видели до сих пор, на что способен повелитель. Возможно, что стихийников огня было бы недостаточно».

Витамантов найти сейчас — это, конечно, задача из задач. А они ведь почти никогда не специализируются в противостоянии высшей нежити, на поверку являясь самыми лучшими, но лишь целителями. Леви даже не представлял, что бы делал на месте сатрапа, поселись рядом с его городом настоящий лич…

«Умер бы, наверное», — с кривой ухмылкой подумал Леви.

— Я уже не человек, бля, я зверь, нахуй!

Такие странные реплики, не обращённые ни к кому, являются обычным делом у повелителя. Иногда он будто разговаривает сам с собой или что-то вспоминает. Правда, сейчас он выглядит так, словно действительно озверел.

Он злится с тех пор, как потерпел неудачу со своими странными цифрами и символами, коими исписал все стены в своём доме. Это его буквально взбесило — Леви видел, как лич выскочил на улицу и начал избивать землю кулаками. И ярость его словно нарастала с того момента.

— «Активижн», — крайне озлобленным голосом приказал повелитель. — В полное боевое облачение, построиться на главной площади.

— Будет сделано, повелитель, — ответил ему Леви.

Приказы здесь заведено выполнять очень быстро, иначе можно ожидать чего угодно. Нет, лич никого ещё не наказывал, но в его глазах буквально читалось, что он может наказать так…

— «Активижн», живо за мной! — на бегу приказал Леви. — Шестьдесят ударов сердца!

Они уже были в доспехах, но щиты и копья находились в казарме. Лихорадочно быстро хватая оружие, его подчинённые едва успели уложиться в указанное время.

Восемьдесят ударов сердца спустя, они уже строились на главной городской площади, где их ждал лич.

Что-то сильно изменилось в нём. Очень сильно.

«Отряд „Близзард“, отряд „Кумбасар“ — к оружию», отряд «Кодзима» — охрана моего города«, — его речь, произносимая не через слова, была пронизана холодной яростью. — «Сегодня идём на Сузы».

— Как они докатились до такого? — недоуменно спросил Савушкин, смахивая с лица толстую паутину.

Паутины в этой каменной гробнице для дерьма было в избытке.

— Всем насрать, вот и всё, — пожала плечами Горенко.

Ей тоже всё это не нравилось, как и всем остальным, но они пришли сюда не просто так.

— Тишина, — потребовал Точилин. — Глядите в оба.

Они сейчас в канализации Орлеана, охотятся на особо злючего вурдалака.

Только вот оказалось, что вурдалак — это лишь верхушка тухлого айсберга в океане дерьма. В канализации они почти сразу обнаружили логово паучьих химер.

Паучьи химеры — это искусственно выведенные твари, оказавшиеся на удивление живучими и приспособленными к этому миру. Никто не знает, кто именно вывел этих тварей, но Иван желал их создателю вдоволь пошкворчать всю вечность на адской сковороде.

Смесь гигантского паука-охотника и горной рыси — кому вообще могло прийти в голову создавать это?

Пауки-охотники и без того, как говорят, не подарок, а уж в таком экзотическом сочетании…

Возможно, пропадающие бродяги и нищие в городе — это никакие не мифические работорговцы, непонятно как тайно отправляющие добычу дальше на запад…

Любимое место обитания для паучьих химер — влажные пещеры или вот такие вот канализации.

Канализация Орлеана — это древнее сооружение, гораздо старше, чем город, возвышающийся над ней. Ходят слухи, что эту канализацию соорудили вампиры, как способ вывода отходов из гнездового гранд-поместья.

Но о вампирах, некогда обитавших в этом мире, ходят только слухи. Слухи о том, что в их поместьях можно подхватить вампирскую заразу, а также слухи о богатствах, таящихся в глубинах давным-давно опустевших поместий и гигантских мастерских.

Слухи о вампирской заразе — это мифы сиволапых крестьян. Учёные круги давно уже установили, что вампиры — это отдельный вид нежити, которым нельзя стать, а нужно изначально родиться. И превращение человека в вампира можно отнести к разряду баек.

А вот слухи о несметных богатствах — большей частью правда. Только вот подавляющее большинство поместий уже очень давно разграбили, не оставив ни грамма ценностей. Только в самых глубинах Серых земель существуют нетронутые поместья или даже гранд-поместья, но это смутные слухи. Для кого-то, но не для Точилина.

Он-то точно знает, от Алексея Душного, что в Серых землях есть минимум одно поместье, не тронутое вездесущими авантюристами. Но там произошёл мощный выброс некроэнергии, поэтому туда лучше не соваться в ближайшие лет пятьдесят.

— А как МЫ докатились до такого? — никак не унимался Савушкин. — Залезли хуй его знает куда, рискуем здоровьем совсем бесплатно…

— Заткнись, — приказал ему Иван.

На развилке тоннеля в неверном свете факелов мелькнула тень.

— Он здесь, приготовиться, — произнёс Точилин и перехватил меч поудобнее.

Иван различил некоторые детали мелькнувшего силуэта — это вурдалак. Неприятная тварь, сильная, быстрая, но не очень умная. Впрочем, звериной хитрости и чудовищной агрессивности хватит почти для любого его противника.

В ходе странствий Точилин слышал, что бывают и разумные вурдалаки, но все они, рано или поздно, полностью отдаются на откуп своей чудовищной натуре, отчего стремительно тупеют, и руководит ими лишь неутолимая жажда крови и плоти.

— Уме-е-е-реть пришли? — почти членораздельно поинтересовался вышедший из тени вурдалак.

Это когда-то был мужчина, судя по тембру голоса. Сейчас он был облезлым, лысым, с сероватой тонкой кожей, под которой бугрятся неживые мышцы. Из одежды на нём только оборванные остатки штанов, заляпанных запёкшейся кровью, дерьмом и грязью. Кровь и дерьмо необязательно человеческие, потому что вурдалаку всё равно, кого пожирать.

— Скорее нет, чем да, — равнодушным тоном произнесла Елизавета и вскинула арбалет.

Характерный «труньк» и в грудь вурдалака впился болт с серебряным наконечником. Они знали на кого идут, поэтому хорошо подготовились.

Вурдалак болезненно рыкнул и исчез во тьме.

Эта тварь аномально быстра, не идёт даже речи о честном противостоянии в ближнем бою. Даже четыре человека на одного вурдалака — это не совсем честный расклад. Честнее было бы шесть человек на вурдалака. Шесть воинов — это прямо впритык к честному бою, но всё ещё в пользу вурдалака.

Поэтому теперь уже бывшие вольные наёмники синхронно извлекли особые гранаты с серебряной оболочкой, подпалили фитили от факелов и разбросали их в разные стороны.

Взрывы раздались почти синхронно, ослепив и приглушив всех присутствующих. Плата за частое использование бомб в замкнутых помещениях — плохой слух задолго до наступления старости. В качестве акцизного сбора к этому вымогательскому налогу предоставляется ненулевая вероятность до этой старости не дожить…

По броне Ивана несколько раз щёлкнуло серебряными осколками. Тварь болезненно заревела, потому что у неё-то нет полного латного доспеха на теле и все попавшие осколки впились в ничем не защищённую плоть.

Пламя факелов слегка притушилось от резкого колебания воздуха, поэтому на мгновение стало темно, а затем в грудь Точилина врезался могучий кулак.

Отшатнувшись, бывший майор вслепую ткнул перед собой факелом, угодив деревяшкой с пылающей тряпкой во что-то мягкое.

Воздух рядом с Точилиным колыхнулся, сообщая, что вурдалак резко отпрянул, после чего раздался не очень громкий выстрел. То есть он должен был быть громким, ведь Некипелов стрелял из настоящей ручной пушки, но гранаты уже неплохо их приглушили.

В правую руку Ивана больно и с возмущённым звяком ударило серебряной дробиной, а вот вурдалак поймал основную массу таких дробин и… упал.

Но рано радоваться, потому что падение само по себе ещё ничего не значит. Иван уже успел неплохо узнать о вурдалаках и характерной для них повадкой является притворная слабость или преувеличенная тяжесть полученного ранения. По-звериному хитрые, хоть и по-человечески тупые, твари.

— На клинки его!!! — громко воскликнул Савушкин и побежал на вурдалака с эстоком наперевес.

— Стой!!! — крикнул ему Точилин, но было уже поздно.

Вурдалак, будто это не он корчился только что на полу от боли, вскочил и феноменально быстро обнял Савушкина как змея, оказавшись в опасной близости от крайне уязвимой шеи. И было совсем неудивительно, когда вурдалак впился в шею Степана, попытавшись прогрызть синтетический горжет поддоспешника.

Точилин подскочил со спины вурдалака, которую умышленно подставил на обозрение товарищей Савушкин, продолжающий попытки отдалить вурдалака от своей шеи. Посеребрённый меч вошёл в чудовище где-то в области левой лопатки и вышел у самого лица Савушкина.

Уведомление о семи сотнях опыта, новом уровне и очках навыков.

Всё, конец.

— Голову заберите!!! — приказал Точилин, вытирая меч об остатки штанов вурдалака.

Один плюс есть во всех этих уведомлениях — точно и сразу известно, убил или не убил…

Валентина кивнула и подбежала к истекающему чёрной кровью трупу вурдалака, извлекла кинжал и в пять движений отделила вурдалачью голову от туловища.

— А, нет, не всё… — произнёс Точилин и не услышал себя.

С канализационных тоннелей всех направлений к месту схватки продвигались паучьи химеры. Много.

Некипелов сказал что-то матерное, но Иван не расслышал. Зато понял, как надо действовать.

Уронив меч в ножны и вытащив гранату, он поджёг её от факела и бросил в сторону наибольшего скопления паучьих химер. Соратники последовали примеру, закидав противников драгоценными гранатами, на каждую из которых ушло не меньше десяти силикв.

Гранаты грохнули приглушённо, отняв жизни у десятка химер. А их ещё около сотни…

Вновь меч в руках, пора в ближний бой.

Через полтора часа, они, грязные и потные, стирающие потную грязь с лиц, выбрались на свет божий.

У входа в канализацию их терпеливо ожидала целая толпа людей. Епископ Паисий, дьяконы, иные церковные сановники, ремесленники, купцы, некоторые аристократы, простой люд…

Глупо было бы думать, что Точилин и отряд пошли в канализацию за головой вурдалака по собственной инициативе. Это задание епископа, который хочет придать больше политического веса "Истинному кресту" и его боевому крылу, которое решили назвать "Орденом тернового венца".

— И вошли божьи воины во мрак нечистых логовищ! — с широкой улыбкой завещал епископ. — И не убоялись они зла! И были души их чисты! И был порыв их благороден! И пошатнулась нечисть! Нечисть диаволова, нечисть языческая, нечисть антихристианская! И пала нечисть! Во славу Господа Бога нашего! Аминь!

— Аминь! Аминь! Аминь! — заголосила пребывающая в религиозном экстазе паства. — Во славу Господа Бога нашего! Аминь!

— Аминь, сыны и дочери мои! — вошёл в раж епископ Паисий.

Тут сразу было видно, что работает опытный оратор, умело использующий религиозные инструменты манипуляции толпой, вербальные и невербальные.

Он мерно раскачивался, словно в такт не слышимой никем музыки, а толпа неосознанно повторяла его движения, он воздевал руки к небесам, словно взывая о божьей милости здесь и сейчас, без кредитов и переплат, толпа воздевала руки к небесам вслед за ним. Он с высокими нотами голосил «Аминь!», а толпа повторяла, как могла. Это была безукоризненная работа прожжённого предводителя толпы. Паисий, как видно, не одну собаку съел на этом, не зря стал епископом.

— И снизошёл ангел с Небес! — начал сочинять епископ, а толпе уже было всё равно на такие малозначительные нюансы. — И возгласил он: «Божьи воины, сим победиши!» И победили они, ибо не убоялись нечистой силы! Ибо божья благодать снизошла на них! Сила Господня! Аминь!

— Аминь! Аминь! Аминь!

— Во имя господа, ага, — произнёс смертельно уставший Иван, заляпанный зеленоватой жидкостью с ног до головы.

— Во имя Господа! — подхватил епископ Паисий. — Во имя Его и только Его!

— Аминь… — выдохнул Точилин и поднял голову вурдалака к небесам.