Алексей Вячеславович Морозов
Я как-то раненным попал
В один буддийский монастырь,
И Богу душу отдавал
Забытый русский богатырь.
Был разорён приют монахов,
Там прятали своих детей,
Спасаясь от военных страхов,
Крестьянки из сожжённых деревень.Мне раны глиной залепили,
Стянув змеёю, как бинтом,
И женщины меня поили
Грудным тягучим молоком.Я был их сыном, братом, мужем
В своей суровой наготе.
Смеялся Будда неуклюже
Моею мнимой простоте.Колосс огромный среди храма
Сидел на скрéщенных ногах
И, зная сýдьбы, постоянно
Смотрел, испытывая нас.Он хочет, чтоб мы лучше стали, —
Толпою женщины твердили всей
И, мучаясь, поклоны отбивали
У золотых его ступней.
А провожали меня очень тихо,
Лаская наспех, чтоб быстрей забыть,
Глотая слёзы и молясь без крика,
Просили только жизни защитить.Иди, солдат, судьбой приговорённый,
Сотри всё зло с лица земли
И помни – заново рожденный
Сегодня Будда – это Ты!Ну, может, что-то мне зачтётся?
Поступок добрый на войне,
Когда с небес огонь так льётся,
Сжигая всё живое на земле.
Скала трещала, как жестянка,
Дымилась ржавая броня,
И деревенька спозаранку
Горела, как пасхальная свеча.«Фантом» живое добивая тупо,
Напалмом сжёг последний дом,
Но, получив ракету в брюхо,
Он от расплаты не ушёл.Крестьяне, озверев от горя,
Хотели бросить лётчика в огонь
И волокли его, согнувши вдвое,
В горящую деревню напролом.На нём уже одежда загорелась.
«Help me» [1] , – хрипел пуская он слюну.
Вот тут-то проявил я мягкотелость
И выстрелом снёс голову ему.Создатель парадоксы любит.
И не боюсь я Страшного Суда,
Меня не оправдает, но осудит
Условно лишь, однако навсегда.А ты не верь, когда увидишь похоронку,
И не смотри на принесённые цветы,
Не наливай друзьям ты самогонку,
Чтоб пили за помин моей души.
Не верь словам фальшивым как болото,
Что в джунглях защищал я коммунизм.
Ну разве я похож на идиота,
Чтоб за такую хрень губить свой организм.И выкинь ты в сортир мои медали,
Когда их военком тебе отдаст,
Мне в жизни ничего они не дали,
И ты не оставляй их на «показ».Меня не жди, теперь я не приеду,
Не верь, как скажут вдруг, что я ожил.
А выходи ты замуж за соседа, —
Он на тебя давненько глаз уж положил.Ну вот и всё, теперь скажу я основное:
Жить мне осталось считанные дни.
Не верь, когда болтают о покое,
Жизнь продолжается, ты только не реви.Запомни, я хочу, чтоб ты забыла,
Что было между нами навсегда.
Запомни, я хочу, чтоб ты любила
Кого-нибудь, но только не меня.В хижине с тобой одни мы
ночь всю напролёт,
А любовь как Матерь Божья плакать не даёт.
Пистолет лежит угрюмо сверху кобуры, —
Это значит, осталось лишь считать часы.
Лáски, нéжности, объятья хрýпки и тонки.
Кто войдёт, тому я сразу вышибу мозги.
Муж её сгорел в напалме, нет его нигде,
Что творит жена в Союзе, ведомо ли мне?Нам осталось в жизни
этой времени чуть-чуть,
На рассвете ухожу я в свой опасный путь.
Бог простит и всё рассудит, скажет,
что не так,
А пока любить я буду, мать твою растак!Я помню сумасшедшую вьетнамку
С глазищами большими в пол-лица,
И как она вбегала на полянку,
Касаясь нас, суровых как скала.
Везунчик тот, кого коснётся,
Из боя целым он придёт,
А если мимо пронесётся,
То пулю тот получит в лоб.Задабривая ведьму, что забавно, —
Ей водку наливали при бойцах,
А лейтенант один, тот регулярно
Насиловал красавицу в кустах.Но ничего не помогало, как ни бились,
Колдунья словно бы вела свой счёт…
Кого коснется – завтра тот счастливец,
А остальным бойцам – навек почёт.Должны мы были по приказу
Меконг форсировать к утру,
Чтоб уничтожить как заразу
Джи-Ай, [2] возникших не к добру.Девчушка быстро нас коснулась, Всех одарила, кроме одного,
И жалостно, но шаловливо улыбнулась, Застывши намертво у лейтенанта своего.
Мы все замолкли обречённо,
А он, осознавая свой позор,
Прочёл в глазах её бездонных
Неотвратимый смертный приговор.Сорвалась тут пружина напряженья,
Он ей штыком по горлу полоснул,
Ну а потом, не видя избавленья,
Себе его в живот воткнул
и дважды повернул.Мы все стояли у могилы,
И кровь бурлила вокруг нас,
А через час вдруг сообщили,
Что отменяется приказ.Земля трещала как скорлупка,
Горела ржавая броня.
В засаду взвод попал наутро,
И все погибли, но не я.
Патрон последний, он заветный,
Всегда ведь я ношу с собой
Зашитый в вóрот гимнастёрки,
Вот кто подарит мне покой.Но тут, забытое отродье,
Змея наткнулась на меня,
И над раздутым капюшоном
Блеснули смертию глаза.Последним выстрелом с колена
Попал ей точно прямо в пасть,
И в то же самое мгновенье
Подумал: «Лучше бы пропасть».И понял я, что не достоин
Солдат, погибших поутру,
И до сих пор, как старый воин,
Я смерть, как избавленья, жду.Тела друзей во всём багровом…
В крови измазана броня.
Кто тащит крест в венце терновом?
Он перед вами – это я!Кто первый был, а кто последний?
Не разобраться нам сейчас.
Дрожит огонь во тьме кромешной,
То души бродят среди нас.
Они как пьяные солдаты
Хотят нам много рассказать, —
Как первый шёл на автоматы,
Кляня какую-то там мать,И как последний в пораженье
Взорвался, чтоб ночная мгла
Сокрыла адово сраженье,
И смерть пришла бы навсегда.Как грифы чёрные слетались
Под пальмы маленькой страны,
И как гиены нажирались
Солдатской плотью до весны.Их все забыли, стёрли, слили,
Никто не вспомнит всех сейчас.
Как хорошо, что их убили
В тот гулкий, предрассветный час.Они не знают, что напрасно
Лежат бойцы в земле чужой,
И что Союз уже распался
И признан злейшею страной.
Как хорошо, что их убили
В тот гулкий предрассветный час.
Они – счастливее, чем жили,
Они – исполнили приказ!Кто первый был, а кто последний?
Не разобраться нам сейчас.
Дрожит огонь во тьме кромешной
То души бродят среди нас.Мы шли по джунглям, шире шаг!
Нас впереди ждала измена,
Которую кровавый враг
Готовил избежавшим плена.
Вот впереди мелькнул просвет
И хижины из тростника рядáми
Нас ждали здесь солдаты группы Z (зэт),
Чтобы повесить вверх ногами.Мы вышли к ним, скрипел песок,
И грифы чёрные кружили,
Когда, упёршись нам в висок,
Винтовки их заговорили.Что пуля-дура, – знали мы,
Все были тёртые ребята,
Однако по закону той войны
Нельзя повесить до заката.Все ждали смерти матерясь,
Слова молитвы мы не знали,
Как вышел вдруг один из нас
И стал сотрудничать с врагами.Чернел закат, как и хотел,
Нас пощадили,
посовещавшись с Чёрными богами.
Ну а предатель? Он висел
На баобабе вверх ногами.Ночь прошла. Скоро день. Голубеет рассвет.
А Меконг жёлтой дымкой клубится,
И сквозь лживую накипь минувших побед
Видно, где пролегает граница.
Пролетает она меж разорванных тел
Среди хрипов, смертельных агоний
По глазницам пустынным убийственных дел,
По скелетам в венках из бегоний.По умершей любви пролегает моей,
По народам, по тьме преступлений,
По рычанью овчарок концлагерей,
По разбитой судьбе поколений.Пролегает она меж крестом и звездой,
Разделяет два бурных потока,
Где менора [3] стоит во мгле золотой,
Рядом с ней – полумесяц Востока.Невозможно понять, где добро, а где зло,
Сам Христос был распят средь Голгофы.
Однако есть сильное чувство одно, —
Месть поможет решить все вопросы.Знаю я, кто виновен в смертях молодых,
Все они на парадах стояли.
Знаю я, кто приказывал в мирные дни,
Чтоб солдаты опять убивали.Я точно освéдомлен, как их зовут…
Их могилы гранитом покрыты.
Как жили они, так теперь не живут,
Словно боги, в чертогах закрытых.Но спутал создатель все планы мои.
Кому же теперь мне счетá предъявлять?
Как вдруг я услышал голос Земли:
«Есть мертвецы, которых надо убивать!»Было или не было, —
Когда земля горит.
Было или не было, —
Когда душа болит.
Было или не было, —
Когда в чужой стране,
Было или не было, —
Я вспомнил о тебе.Было или не было, —
Никто не разберёт
Было или не было, —
Случись наоборот.Было или не было, —
Когда в грязи болот,
Было или не было, —
Сердце разорвет.Было или не было, —
Ты прости слепца,
Потому что не было
У тебя отца.Мы по колено в чёрной жиже.
Ракета наша набекрень.
А облачность всё ниже, ниже,
Не будет неожиданных потерь.
Солдаты спят вповалку под ракетой,
А офицеры пьют крепчайший луамой, [4]
Хоть миг без смерти
на истерзанной планете,
Ну а потом согласны мы в последний бой.Начпрод принёс два ящика тушёнки,
Как обманул штабную сволочь рассказал,
Он задержал на месяц список мёртвых,
И мы теперь за них справляем бал.Наводчик нам поведал байку,
Как между мин прополз, чудак,
И как уговорил вьетнамку
Ему отдаться за пятак.Писал связистик, вот забота,
Что змей не видел он нигде.
Прости сыночка – идиота.
Что погибает он в п…е.Наш капитан, весь облевавшись,
Хотел ракету разломать,
Ну а потом он, оклемавшись,
Кричал: «Убью! Ядрена мать!»Сегодня тихо, как в могиле,
Не прилетит кровавый враг,
А замполит наш – тот в сортире
Строчит доносы – вот мудак!Не прилетит фантом-гробокопатель
И не сожжет напалмом маленьких людей.
О будь благословен наш Создатель, —
Сегодня начался сезон дождей!Он остался один. Он рискнул – и живой.
Трескотня автоматов пропала,
И тогда он увидел во мгле голубой
Лик Создателя Мира начала.
Передёрнул затвор, не поверив себе,
Неужели еще одна битва?
Как услышал вдруг голос:
«Не нужен ты мне.
И душа твоя мною забыта».Упав на колени, он стал умолять:
«О прости!» – не жалея макушки,
Осторожность ушла, он попятился вспять
И взорвался на мине-ловушке.В этом мире гнилом, где врагов батальоны,
Положу я на стол свой последний патрон.
Этот друг не изменит, не продаст никогда,
А войдёт он в висок и закроет глаза.
Крики, ругань, угрозы, злобой пышат сердцá,
Уродятся же люди с душой подлеца.
Что-то много их ныне появилось на свет,
Видно Бог с Сатаной заказали фуршет.Россия стоит как открытый ларец,
Берут сколько хошь и несут во дворец.
А поэт одинокий, прокляв землю свою,
Стал воплем народа, словно вой на ветру.Попались они б мне в другой стороне.
Когда мои братья горели в огне,
Ни один не ушёл бы, клянусь головой,
Их живьём закидали бы в ямах землёй.Но устал я бороться со сворой волков,
Забывших, как видно, заветы отцов.
И в тёмную ночь, как подует муссон,
Положу я на стол свой последний патрон.Зачем ты любила меня, дорогая?
Зачем отдавалась мне в страстном бреду?
Наверно, не знала, что есть и другая,
Что ждёт меня скоро в чёрном аду.
Соперницы, рвёте поэта на части.
Одна вознамерилась тело отнять,
Вторая хитрей оказалась отчасти, —
Она захотела всю душу забрать.Одна прибегает тайком, воровато,
При солнечном свете ложится в постель.
Другая вспорхнёт, обнажась нагловато,
И ночь превращается в сладостный день.Зачем ты мне ласки свои расточала?
Зачем говорила: «Единственный мой»?
Ведь завтра придёт на порог та, другая,
И душу мою уведёт за собой.Но гения мысль зажигает лампадку
Среди полуграций, в полусвету
Попал я в железную, мёртвую хватку,
Меж Матерью Божьей и Ведьмой живу!Когда умрёт всё наше поколенье,
Мы не оставим ничего другим,
Ни грамма не подарим наслажденья
И растворимся, как пожаров дым.
Всё заберём с собой, и на том свете
В могилах братских мы устроим пир, —
Допьём всю водку
и долюбим наших женщин,
И побренчав костями плюнем в этот мир.В виденьях ночных мы будем к вам являться,
Чтоб вы орали жутко в чёрный час ночной,
И будем всем чертями представляться,
Чтобы разрушить сытный ваш покой.Вы по генетике – отбросы,
Мы слили вам всю грязь Земли…
Все девки ваши – это соски,
Все парни ваши – петухи.Но всё ж одно, но главное, мы óтдали народу,
Чтоб смысл существования нашли,
И вы обожествите слово сладкое «свобода»,
Которую мы на штыках вам принесли!К семим смертным грехам
Я б добавил один, —
Он излюбленный вам,
Он ваш грех – господин.
Мы четверо суток в болоте лежали.
Сейчас на рассвете – вперёд по свистку.
Нас предали твари, нас предали твари,
Отдав наши жизни глумиться врагу.Офицеры-калеки, два друга примчали
К жёнам московским, в родимый свой дом.
Нас предали твари, нас предали твари,
Любовь превратили в развратный Содом.Завидую тем, кто убит, а не ранен, —
Они никогда не узнаю про то, что
Нас предали твари, нас предали твари,
Родную страну превратили в дерьмо.Предательство – самое гнусное зло.
Создателя также предали давно,
Он вас простил. Как бывало всегда,
Он-то простил, ну а я – никогда!Давайте мы забудем всё, что было.
Целую ножки, благодарен всей душой,
Но как же быстро стали Вы постылы
Своим жеманством, щедростью и красотой.
Из-за меня расстались Вы, известно свету,
С одним владельцем маленькой страны,
Он даже отчеканил на монетах
Ваш гордый профиль, не боясь своей жены.Но не достоин я, поэт московский,
Постичь холёного мизинца, уж давно
Хотя и серебристый кварц Сваровски
Блестит на шинах Вашего авто.Ни голод мне не страшен, ни отрава,
Меня спасли вы, когда бредил я в тоске,
Теперь же каждый столик ресторана
По всей Тверской всегда оплачен мне.Неблагодарен я, кичусь своим талантом.
К подаркам Вашим – отношенье без затей,
И золотую авторучку с бриллиантом
Пропил вчера в компании бомжей.Через меня в Истории прославиться хотите?
Запишут там, что я народный был поэт,
А чтоб о Вас упомянули, то молите,
Чтоб посвятил Вам стих,
за изумительный минет.Господи,
Был Ты суровым примером отца,
Желанья мои отвергал без конца.
Что не просишь, – сразу вразрез: «Время ещё не пришло, молодец».
Но хоть сейчас исполни, молю, По сути последнюю просьбу мою:
Если по счастью падý я в бою, Сразу возьми к себе душу мою,
Если к несчастью умру я во сне, Душу мою забери ты к себе,
Если умру я во время молений, Душу мою забирай без сомнений,
Если умру в Кремле я нахально, Душу мою забери моментально,
Если умру я целуя жену, Душу мою изыми на ходу,
Если умру я красотку лаская, Душу мою помести возле рая,
Если с друзьями я в бане умру, Душу мою забери ты к утру,
Если умру, объевшись я утки, Душу мою забери через сутки,
Если умру, согрешивши раз десять, Душу мою забери через месяц,
Если рифмой играя умру без забот, Душу мою забери через год,
А если пущу пулю в лоб я в запое, Душу мою ОСТАВЬ ТЫ В ПОКОЕ!
Танцующей походкой арахнида [6]
Ты подошла и бросила «пойдём»,
А тот ответил, что боится СПИДа,
И вообще, он управляющий «Газпрём».
О, сколько их, таких убогих,
Зелёный доллар застит белый свет,
Они готовы зад лизать у многих,
Чтоб получить купюрами в ответ.Предназначенье вы своё забыли
Мать, дочь в своею алчной простоте,
Я слышал в церкви, как они молили
Стать содержанками богатого рантье. [7]Россия также не лежит в могилке,
Нефть жалом из Земли сосёт, дай Бог,
Нефтепрóводы у ней кончаются в затылке,
А из достоинств – дырки с газом между ног.Создатель отличается терпеньем,
Однако скоро, в день 8 Марта, например,
Он шлюхам на Земле устроит представленье,
Завоют все, на сучий свой манер.
Я слышал в этот день весенний
У всех блудниц в средине лба
Проступит буква «Б», как знак гонений
На дьявола, чтобы очистить Землю навсегда.А если Бог не сделает, пожалуй
По доброте душевной, то пойдём
Клеймить давалок всей державой,
Хоть пробы негде ставить, мы найдём!Я пришёл ниоткуда
И уйду в никуда.
Ты должна мне, Россия,
А всё грабишь меня.
Я пришёл ниоткуда
И уйду в никуда.
Если б не был бы сыном,
Я бы проклял тебя.Я пришёл ниоткуда
И уйду в никуда.
На прощанье, воровка,
Похороним тебя.Я пришёл ниоткуда
И уйду в никуда,
Не надейся, Россия,
Сын не вспомнит тебя.Вот посмотрел на вас и приуныл —
Разряженные, словно павианы,
И каждый здесь про смертный час забыл,
Набивши золотом свои карманы.
Наверно отказал рассудок, как всегда,
Когда гремит фуршет, и лижется тоска.
У вас ведь только деньги, «Господа»,
А остальные так, пустая мелюзга.Ведь скоро распахнутся двери в ад,
Но всё ещё болтаетесь вы здесь,
А черти у дверей уже гурьбой стоя,
И ожидают, чтоб свершилась месть.Вы думаете, кто они, хвостатые с рогами?
Которые вас ждут и греют утюги,
Ведь черти – это те,
кого до нитки обобрали,
Вся беднота России считает вам грехи.В запое сладком и в дурмане наркоты
К вам подбирается закон суровый.
И если ты забыл, то правило страны
Напомню всем, кто русский новый.Как в лагерях,
когда воров свинцом крестили
Под автоматный колокольный звон,
Так будет и теперь заведено на Пиккадили:
Сегодня ты умрёшь, а завтра – он.Никто не защитит вас от расплаты,
По этому вопросу уж давно
Бог с Сатаною заключили в чате
Взаимовыгодный торговый договор!Зачем мне звёздные погоны
И боевые ордена?
Когда меня зароют в землю,
О них не вспомнят никогда.
Зачем мне ласки женщин милых
И их упругие тела?
Когда меня зароют в землю,
О них не вспомнят никогда.Зачем нужны мне тонны злата
И яхты, легче, чем вода?
Когда меня зароют в землю,
О них не вспомнят никогда.Зачем нужна мне власть диктата
И страсть командовать всегда?
Когда меня зароют в землю,
О том не вспомнят никогда.Одна лишь страсть угодна Богу,
И из-под гробовой доски
Мощь творчества, согласно року,
Меня поднимет из земли.И оживут в воображенье
Людские судьбы и борьба,
Поднимутся бойцы в сраженье
И не вернутся никогда.
Солдаты захрипят всё тише,
И кровь польётся их рекой…
Историю Создатель пишет,
Водя по ней моей рукой.Ещё один рассвет колышется
в туманном забытье,
И возвращаюсь я в болотный ад
Индокитая.
Как мы мечтали там жениться на вдове,
Пить пиво по утрам и умереть,
красавицу лаская.
Прошло немало лет. Мне изменили все,
И в одиночестве, без нежности страдая,
Опять мечтаю я жениться на вдове,
Пить пиво по утрам и умереть,
красавицу лаская.От жажды мы сходили на позициях с ума,
Глотая жижу влажную напополам с мочою,
Поэтому сильней желанья не было тогда —
Хоть раз напиться родниковою,
колодезной водой.Прошло немало лет.
В стране чужой уж повзрослели дети,
Но после хриплых споров
в барах на Тверской
Опять желаю я сильней всего на свете
Напиться вволю ключевой, колодезной водой.Мы были в патруле, не чуя смертный час.
Засада поджидала нас – обычные дела.
«Браток, прикрой огнём,
прорвёмся мы сейчас», —
Я не успел, погиб дружок, такая вот беда.А в мирной жизни все, кого я лично знаю,
Сошли с ума или спились без цели от тоски.
Уж столько лет прошло, а я опять не успеваю
Прикрыть друзей огнём на жизненном пути.Всем погибшим в военных конфликтах Холодной войны посвящаю
В тот день стояла дикая жара за 40°C, а влажность превысила человеческие возможности. Офицер наведения, лейтенант Андрей Пушмин стоял навытяжку перед командиром ракетного дивизиона капитаном Неплохом, бескорневым украинцем, и пар валил от двух их фигур. Неплох одним движением опрокинул стакан технического спирта себе в рот и мрачно захрустел жареной саранчой, вполне заменявшей ему солёные огурцы.
– Ты хоть знаешь, кого оприходовал вчера? Ты оприходовал их колдунью. Вот кого. Теперь тебе хана, лейтенант, – Неплох вытащил изо рта слюдяные крылышки и почесал ими нос.
– До тебя служил здесь один старшина. Такой же, как ты, был – двухметровая оглобля. Он ходил к монастырю и подкарауливал местных девок. И нарвался. Они пожаловались колдунье. За месяц сгорел старшина. Когда вскрывали, так у него внутренностей уже не было, – все сгнили. Это она порчу навела.
– Не верю я в это, – осторожно вступил в разговор Пушмин.
– Молодой еще, жизни не знаешь. А две банки тушенки кто спёр? Я же знаю, что ей отдал. Вот, начпрод телегу накатал на тебя, – Неплох достал тетрадный лист и помахал им под носом у лейтенанта.
– Я могу ему свой денежный аттестат отдать, – предложил Пушмин.
– Не надо, купишь в Москве магнитофон на боны. Выдал я ему ведро керосина. На том и закрыли дело. Озолотится теперь начпрод. Все статуэтки у монастырских купит, а в Союзе продаст, – продолжил капитан, наливая себе второй стакан.
– Мы, вроде, полюбили друг друга, – упорствовал лейтенант.
– То, что ты ненормальный, я давно понял, – смягчился Неплох, – а вьетнамка, в бомбоубежище, да за тушенку, кого хошь полюбит. Ей этих двух банок, небось, на месяц хватит. Бедный народ. Ну да я тебя предупредил. Не был бы ты лучшим наводчиком в полку, перевёл бы я тебя от греха подальше под Хайфон. Там лейтенанта убило. Вакансия. Но не могу, своя рубашка ближе к телу. Будь осторожен. Забудь её, – подвел окончательный итог капитан.
А дело было так. Андрей Пушмин уже полгода помогал братскому вьетнамскому народу в отражении агрессии американского империализма. Сейчас бы сказали: «Выполнял интернациональный долг». Его ракетный дивизион защищал порт Камфу. Налёты следовали почти каждый день. Особенно досаждали новозеландцы.
Это были молодые парни из бедных семей с дипломами пилотов-любителей в кармане, приехавшие за «long shilling» (в переводе с английского «хороший заработок» или грубее «длинный рубль»), получавшие за удачную бомбежку по 500$ и поэтому не считавшиеся с опасностью. Обычно первым летел EB-66, самолет-постановщик помех, за ним шли новозеландцы на старых «Скарейдерах» и, разделившись на две группы, атаковали дивизион с моря и со стороны джунглей. Расчёты работали как заведённые: разворот антенн, захват цели, пуск. В каждом налёте новозеландцы теряли по 2–3 машины. И только потом появлялись американцы на стратегических B-52, часть из которых проходила на Камфу, часть летела на Ханой. Снова мгновенный разворот, и едва хватало времени ударить по уходящим, в хвост, впрочем, без особого успеха. С тыла дивизион прикрывала вьетнамская зенитная батарея.
Это были храбрые бойцы, но с техникой не дружили. Пушмин ездил к ним раз в неделю, пробовал обучать, но добился только того, что вьетнамцы уже не стреляли, отключив систему наведения (Неплох смеялся до слёз, узнав об этом). Особенно тяжело приходилось, когда наваливались F-4. Вообще-то, «Фантом» – жутковатая машина. С вытянутым фюзеляжем и загнутыми плоскостями она походила на хищную птицу. На ней можно было даже не бомбить. Полёта на бреющем хватало, чтобы уничтожить внизу всё живое. Как-то, будучи в увольнении, Пушмин поехал в Ханой попить луамой – сладкую рисовую водку, и попал под бомбежку. Два «Фантома», видимо, израсходовав боезапас на борьбу с зенитками, прошлись на бреющем над одной из улиц города, и на его глазах дома рассыпались в пыль, а у людей лопнули барабанные перепонки, и кровь хлестала из ушей.
В принципе, обе стороны понимали бессмысленность воздушной бойни. Всё решалось на земле. Андрей со смешанным чувством наблюдал за колоннами северовьетнамцев, направляющихся в Южный Вьетнам. Обратно бойцы почти не возвращались.
«Вот, где настоящая бойня», – думал он.
Поэтому какие-то негласные договоренности соблюдались. Так, американцы на ночные бомбёжки заходили с другого курса, минуя дивизион, им нужен был порт, где разгружалось советское вооружение и техника, а не горстка русских солдат. Со своей стороны дивизион не стрелял по одиночным самолётам-разведчикам: «Болтается в небе, и хрен с ним». Скоро слава Пушмина как классного наводчика стала разрастаться. После пятого сбитого им самолёта штабные зачастили на позицию, сфотографироваться с лейтенантом у поверженной машины. «Начальство и пьянка», – так Андрей определил про себя две главные беды русского народа. Однажды Неплох не выдержал и поспорил с приехавшим полковником на ящик луамоя, что наводчик собьет висевший высоко в небе «F-4H», самолёт-разведчик, одной ракетой.
Получив приказ, Пушмин мгновенно развернул ЗРК (зенитно-ракетный комплекс) и что называется «с бедра», не включая локатора, произвел пуск. Американец слишком поздно обнаружил ракету. Пытаясь уклониться от нее, он сделал «бочку», затем «петлю», но было уже не уйти. Серебряная стрела пронзила морской самолет, и он развалился на части. Восхищенный полковник, подарив Андрею пачку сигар и собственноручно выгрузив из ГАЗика ящик водки, укатил в Ханой, а разъярённые американцы засыпали дивизион «шрайками» (американская ракета «воздух-земля»). Погибло трое солдат. После этого случая при появлении начальства Пушмин уходил в траншею и ложился животом на неразорвавшийся снаряд, изображая дикие боли.
– От стали боль утихает, – объяснял Неплох приехавшим чинам, подводя их к лейтенанту. Те мгновенно бледнели и, быстро покидая расположение части, успевали приказать капитану: «Быстрей отправляй этого идиота в госпиталь!»
Еще больше утвердился Пушмин в двух бедах русского народа – начальстве и пьянке, как-то возвращаясь из увольнения на своём УАЗике и завернув на авиабазу Зиалам к знакомому лейтенанту заправиться бензином. Тот показал Андрею документ, который надолго запал ему в душу.Командиру ВЧ 1795
П-ку Иванову А.Г.
От замполита 1АЭ
п/п-ка Григорьева В.П.
Рапорт
О результатах служебного расследования
«20 августа 1972 г. к-н Гулимов и ст. л-т Матвеев выполняли на МИГах барражирование над Тонкинским заливом. Сбив морской разведчик «A-4S» и выработав при этом почти весь керосин, лётчики решили садиться на ближайшую авиабазу, где они и остались на ночёвку. Во время ужина в лётной столовой пилотами были выпиты (по показаниям самих офицеров) полученные от начпрода авиабазы две пол-литровые бутылки спирта (это вместо положенных 100 грамм за сбитый). На рассвете ст. л-т Матвеев встал в туалет по малой нужде. Однако уставший после напряженного лётного дня в темноте перепутал дверь в туалет с дверью в сушильную камеру, где находились сапоги к-на Гулимова, зашел туда и помочился в эти лётные сапоги. В это время объявили тревогу.
К-н Гулимов заметил происшедшее только надев сапоги на ноги. Как следствие у Гулимова развалились сапоги, а у Матвеева опух левый глаз, в результате чего истребители не смогли подняться в воздух. Исходя из сложившейся психологической несовместимости, прошу перевести ст.л-та Матвеева во 2АЭ. Жду Ваших указаний».
Через весь рапорт была начертана следующая резолюция.
«Василий Петрович! Не надо ебать мне мозги. Буду я еще из-за всякой ерунды изменять установочный приказ по части. Его же надо согласовывать с КГБ! Объяви старшему лейтенанту выговор за несоблюдение субординации, а Гулимов пусть нассыт в сапоги Матвееву и успокоится. Об исполнении доложить. Полковник Иванов».
«А что мы-то тут делаем? – задавал себе вопрос Пушмин, видя весь этот бардак. – За что погибаем?» – и не находил ответа. Как-то в затишье на батарею приехал пьяный человек из посольства СССР в Ханое и прочёл лекцию. От него Андрей и узнал, что американцы воюют за индекс Доу Джонса, новозеландцы – за деньги, вьетнамцы – за свою Родину, а за что воюют русские – большой секрет. Это знают только в Кремле. Далее, хлопнув два стакана тростниковой самогонки (её приспособились гнать по ночам солдаты) и призвав отправлять всех янки, черножопых и желтопузых без разбора на «other world» (на тот свет), человек укатил обратно в Ханой, прихватив полную канистру технического спирта, из-за чего офицеры обедали всухомятку.
Ещё одна проблема стала досаждать Пушмина – отсутствие женщин. И не только его. Жаркий и влажный климат, постоянное напряжение, вливали в жилы людей острое, доходившее до боли желание, и каждая женщина начинала казаться прекрасной. Бывали дни, когда казалось, что какая-то сила поднималась от низа живота и заполняла всё тело так, что хотелось встать на четвереньки и завыть. Даже неунывающий капитан становился мрачен. Однажды Андрей увидел, что тот колет себе кинжалом виски.
– Что случилось, командир? – спросил он. Неплох посмотрел на него жутким взглядом и с тоской пробормотал:
– Сперма в голову ударила.
Нечего было и мечтать завязать роман с вьетнамкой. Действовал драконовский закон за № 10–67, по которому за связь с русским военным женщину ждала тюрьма или высылка в так называемую «четвёртую зону» на границе с Южным Вьетнамом, куда доставали корабельные орудия 7 го флота США. Вернуться оттуда живой было почти невозможно. Однако, что может помешать желанию, когда оно обоюдное (почти все молодые вьетнамцы воевали), особенно в провинции, где контроль властей не был так силён, как в городах. Устраивались, кто как мог. Пушмин, начистив зубы, бляху и сапоги толчёной пальмовой корой, несколько раз ездил во вьетнамский полевой госпиталь, расположенный километрах в 50 ти от их позиции, в джунглях. Но почему-то эти короткие связи не приносили облегчения, а выматывали хуже воздержания. И он прекратил поездки.
Хотя командование и смотрело на эти проделки сквозь пальцы, но допустить разложения не могло. В дивизион зачастил замполит полка. На его беседах о моральной деградации американцев и о жутком разврате, царившем в Сайгоне, где на каждой улице было по десятку борделей, солдаты закрывали глаза, скрежетали зубами и пускали слюни. А когда он сообщил об одной патриотке – бойце Народных Вооруженных Сил Освобождения, которая в Южном Вьетнаме устроилась в бордель при авиабазе и заразила сифилисом порядка сорока лётчиков, пока её не раскрыли и не расстреляли, Неплох не выдержал.
– Твою мать, – сказал он, – мы тут за полгода всего тридцать бомбёров завалили, а эта баба одна (!) сорок пилотов вывела из строя!
И тут же предложил посоветовать правительству в Ханое направить сто патриоток – сифилитичек в Южный Вьетнам, чтобы прекратить наконец эти варварские бомбёжки, за что немедленно схлопотал выговор от замполита.
Однако, как говорят в Индокитае: «Завоевал ли ты весь мир, изнемог ли от бедствий – если ты голоден, ты возьмёшь пригоршню риса». Вскоре любовь настигла лейтенанта.
По дороге, ведущей мимо их дивизиона, часто проходили усталые крестьяне, возвращавшиеся после тяжкого труда с залитых водой рисовых полей, бойцы отряда самообороны с закинутыми за плечи винтовками, монахи в своих огненных одеяниях, девушки в «нанах» – островерхих соломенных шляпах. Пушмин обратил внимание на пленительную миниатюрную вьетнамку, которая выделялась из всех этих людей. Удивительная женственность смешивалась в ней с тонким очарованием азиаток. В красивых жёлто-белых одеждах, с синим шарфом, охватывающим всю её фигурку, с красными лентами в чёрных волосах, раскачивая в руке свою тростниковую «vanity bag», [8] она, казалось, не шла, а парила над землёй, чуть перебирая своими крохотными ступнями.
– Какая маленькая, – подумал лейтенант, – как запасное колесо моего УАЗа.
Утром она часто ходила в храмовый комплекс в джунглях, а вечером возвращалась обратно. Крестьяне относились к ней почтительно: низко кланялись и не выпрямлялись, ждали, когда она пройдёт.
Андрей стал наблюдать. Иногда их взгляды встречались, и, казалось, он ловил в её глазах поощряющую приветливость. Однако, когда он начинал поглядывать на неё чуть наглее, она мгновенно охлаждала его, посмотрев в упор строго и надменно. Так продолжалось недели две. С лейтенантом стало твориться что-то небывалое. Он бросил пить, перестал клянчить увольнительные и извёл всю тростниковую кору, каждый день начищая зубы, обмундирование и сапоги до зеркального блеска. Однажды он откозырял ей, и, о чудо, женщина склонилась в поклоне.
В другой раз, издалека увидев очаровательную азиатку, Андрей просунул под колючей проволокой на дорогу плитку шоколада из своего НЗ (шоколад был настоящей роскошью во Вьетнаме тех дней).
Дойдя до лакомства, женщина внимательно посмотрела на лейтенанта, покрасневшего под пристальным взглядом, мелодично засмеялась как колокольчик, грациозно подняла плитку и царственно удалилась.
На следующий день дежурный принёс Пушмину завернутую в пальмовый лист небольшую посылочку, пояснив, что какая-то женщина оставила ему это на КПП. Развернув лист, Андрей увидел зубную пасту в тюбике и упаковку американских таблеток для очистки воды. Вот это действительно была роскошь! В дивизионе не хватало элементарных гигиенических средств, воду завозили один раз в неделю, в ржавых цистернах, половина солдат и офицеров мучилась поносом.
Партизаны, возвращаясь на отдых из Южного Вьетнама, меняли такую трофейную упаковку на два мешка риса. Одна таблетка обеззараживала 20 литров любой воды. Лейтенант совсем потерял голову: еще никто так предупредительно не заботился о нём. Он стал ждать случая познакомиться поближе и, возможно, открыть своё сердце. Случай вскоре представился.
Назначенный дежурным, он маялся у КПП, пытаясь спрятаться от палящего солнца, когда заметил свой «all in all» (предмет любви и обожания). Она шла в компании деревенских девушек, оживлённо беседуя. Неожиданно завыла сирена. Неплох выскочил из палатки в одних трусах и побежал на позицию. Налёт. Девушки бросились врассыпную и попрыгали в канаву, вырытую вдоль дороги. Красавица осталась стоять одна. Она беспомощно озиралась, словно искала защиты.
И лейтенант решился. Он открыл ворота и громко крикнул: «Follow me». Женщина приблизилась. Пушмин схватил ее за руку, и они быстро спустились в полумрак бомбоубежища. Он остановился, не зная, что делать дальше, но чувствуя – между ними должно что-то произойти. Вверху грохнул первый разрыв. Она вытащила из-под одежды какую-то потайную тесёмочку, перегрызла ее своими жемчужными зубками, и платье упало к её ногам. Он чуть не задохнулся. Перед ним стояла Совершенная Красота! Она бросилась к нему на шею, шепча между поцелуями: «Faster, faster…(Быстрее, быстрее)». Лейтенант считал себя опытным мужчиной. У него уже было два романа. Один с одноклассницей в школе, в 10 м классе, другой – с поварихой в училище ПВО, это без учета коротких встреч с вьетнамской санитаркой. Но то, что он испытал, было ни на что не похоже. Это не было ни любовью, ни сексом, ни тем более траханьем.
Это было полное единение двух тел и образование нового Всемогущего существа. Полчаса он чувствовал себя Создателем, ваявшим новую форму существования. Пушмин ничего не знал тогда ни о Камасутре, ни о жрицах любви, вообще ни о чем, но он понял, что показал себя полным сопляком перед этой Богиней. Миниатюрная азиатка полностью завладела его большим телом, властно управляла им, и он абсолютно покорился этой необузданной стихии. Несмотря на восхищение, может быть, из-за этой своей покорности, уязвлённой ею, но Андрей вдруг захотел уколоть её, дать почувствовать, что она «bargain away» (уступила за вознаграждение). Он выбил кулаком доску в продсклад, достал две банки тушёнки и положил ей на колени.
– Lady-killer (сердцеед, грубее бабник, еще грубее – ебарь)? – удивленно пробормотала женщина.
– Do you see any green in my eyes (разве я кажусь тебе таким легкомысленным)? – ответил Андрей. Она поняла его состояние, только когда за ней закрылись проволочные ворота. Женщина обернулась и, насмешливо глядя на помятого и побеждённого лейтенанта, сказала:
– Blooming fool (набитый дурак).
Получив на следующий день разнос от капитана (с чего я начал эту историю), Пушмину стало казаться, что жизнь входит в наезженную колею. Но так только казалось. Яд любви уже проник в его кровь, разлагая волю, силы и остатки мужской гордости. Лейтенант выменял у начпрода полмешка риса за обоюдоострый кинжал, снятый с разбившегося новозеландского летчика, написал униженное письмо, где предложил всё, что может предложить влюблённый мужчина и указал своё полное имя, звание и московский адрес, а также номер телефона. Проезжая по дороге к вьетнамским зенитчикам по деревне, он тормознул у её соломенной хижины и бросил мешок в открытый проём двери. Убедившись, что мешок достиг цели, Андрей дал по газам. Ответа не последовало.
Андрей подкараулил в джунглях перепуганного монаха и, с трудом объяснившись, уговорил передать колдунье золотые часы, подаренные Андрею родителями в день присвоения лейтенантского звания – единственное его богатство. Вьетнамка не появилась.
Тогда у Пушмина возник дикий план: пробраться ночью в деревню и изнасиловать заносчивую азиатку спящей. Однако вскоре неотвратимая судьба поставила точку в этой истории. Утром лейтенанта вызвали на КПП. Подойдя, он увидел у ворот возлюбленную с неизменной тростниковой сумочкой в руках.
– Follow me, – сказала она.
Пушмин не поверил своим ушам.
– Follow me, – повторила красавица.
Подошёл Неплох, теребя в руках бамбуковую палку с заострённым наконечником.
– Follow me, follow me, – почти кричала вьетнамка.
Капитан набрал воздух в лёгкие, готовясь сказать всё, что он думает об Андрее, но неожиданно махнул рукой и тихо проговорил:
– Даю полчаса. Не вернёшься вовремя – пойдёшь под трибунал. Засекаю время.
Они бежали, не разбирая дороги. Вьетнамка уводила Андрея куда-то вглубь джунглей. Наконец, тяжело дыша, они остановились. Вдруг, пригибая деревья, ревя и грохоча, на бреющем прошла шестёрка «фантомов». Запоздало затявкали вьетнамские зенитки. «Прозевали, – подумал Андрей. – Сейчас закроют дивизион. Ребята не успеют развернуться». И он сделал шаг в сторону своей батареи. Женщина щелчком открыла крышку сумочки, оттуда выползла кобра и расположилась сзади лейтенанта. Он сделал еще шаг. Кобра угрожающе подняла голову, раскрыла свой капюшон и зашипела. «Ну что ж, – подумал Пушмин, – хоть умру как мужчина, а не как засранец, удавившись в сортире трибунала». И под присмотром кобры под непрекращающиеся разрывы ракет, они принялись совокупляться как обезьяны, разбрызгивая вокруг слюну и сперму, покрывая друг друга площадной бранью каждый на своем языке, всё больше возбуждаясь от этого и принимая самые непристойные позы, которые могли себе позволить их гибкие тела.
Наступила тишина. Кобра исчезла. Пушмин, как в бреду, побежал на батарею, на ходу натягивая обмундирование. Первым он увидел Неплоха. Тот лежал навзничь, сжимая в руках бамбуковую палку. Его тело было разорвано пополам. На позиции не было ни ЗРК, ни людей, да и самой позиции тоже не было. Одна огромная яма зияла на месте батареи.
Еще осыпалась земля. Несло смрадом. Только неумолимое солнце упрямо направляло свои жгучие лучи к земле.
«Она знала, – пронеслось в голове у Пушмина, – меня спасла, а ребят не захотела». Он достал пистолет и бросился назад в джунгли убивать свою любовь.
Через неделю всего исцарапанного его подобрал вьетнамский патруль. В госпитале он долго не мог прийти в себя, а когда открыл глаза, то увидел человека без руки, склонившегося над ним.
– Лейтенант Морозов, сосед по твоей палате, – представился тот, – ты чего орёшь всю неделю, спать не даёшь, гоняешься за кем-то, кого ловишь-то?
Память медленно вернулась к Пушмину, и он прошептал едва слышно:
– Колдунью.
Перепуганные врачи, диагностировав нервное расстройство, без шума комиссовали лейтенанта, и через две недели Андрей уже ходил по Москве, удивляясь смеху молодёжи, что воду можно получить, открыв кран, а продукты не нужно менять, а нужно платить за них деньги в магазине. Он был, что называется «out and about» (приходящий в себя после болезни). Но молодость брала своё. Его без экзаменов зачислили в институт, он ходил на футбол, и уже почти забыл Индокитай, когда примерно года через три раздался телефонный звонок. Человек, говорящий на ломанном русском языке, сообщил, что привёз письмо из Вьетнама. Удивлённый Пушмин встретился с вьетнамцем, и тот рассказал ему, что работал в порту Камфа, изучил русский язык и, когда стране потребовались специалисты, его направили получать высшее образование в Москву. Его сестра работала санитаркой в госпитале, когда туда привезли беременную женщину. Вскоре она родила удивительно большого малыша, но через неделю умерла от заражения крови, так как ребенок порвал у неё всё внутри. Сестра ухаживала за этой женщиной последние дни её жизни, и та взяла с неё страшную клятву, что она при первой возможности передаст в Москву офицеру Пушмину по данному адресу письмо и два приложения к нему.
– Я не очень-то верю во все эти клятвы, – сказал вьетнамец, – но сестра, сам понимаешь, – и он выложил на стол письмо, золотые часы и блестящую серебряную монету с непонятными иероглифами. Андрей угостил вьетнамца пивом, дал сто рублей за то, что тот тащил через две таможни всё это добро, поблагодарил и попрощался. Как описать ощущения и те чувства, которые охватили Пушмина, когда он прочёл послание? Письмо было написано по-английски, неровным почерком, который характерен для страдающих людей. Она называла его возлюбленным и писала, что родила от него сына, которого назвала Иван, «потому что Иваны всегда побеждают». Далее она писала, что заканчивает земной путь в этом воплощении, и будет ждать его, чтобы соединиться в другой жизни. Она сообщала, что у Пушмина будут две жены и трое детей, но все покинут его. Тогда Андрею следует вернуться во Вьетнам, приехать в Сайгон и жениться на её дочери, которая будет ждать его. Следовал адрес и имя. Дочь у неё от мужа, офицера южновьетнамской армии, которого партизаны расстреляли под Сайгоном. Дочери она уже сообщила свою волю. Только при выполнении этого условия он спокойно и счастливо дождётся встречи с ней. Просила никогда не снимать талисман, тогда она будет спокойна за его жизнь. С сыном он познакомится на своей свадьбе. В заключении она сообщала, что сожалеет и извиняется за то, что назвала его «blooming fool», а также о том, что попросит у Будды, чтобы он отпустил её посмотреть на церемонию его бракосочетания в Сайгоне. После этих слов у обалдевшего Пушмина волосы встали дыбом, и он выдавил из себя: «Колдунья!».
Прошло 35 лет. Удивительно, но всё произошло именно так, как предсказала вьетнамка. Год назад Пушмин развёлся во второй раз. Сын его первой жены теперь гражданин Франции, живёт в Марселе, владеет аптекой. Последний раз звонил два года назад. Дочь от второго брака замужем за австрийским банкиром, живёт в Вене, не звонит никогда. Младшая дочь учится в Венском университете. Два месяца назад она звонила и сообщила Андрею, что скоро выходит замуж и больше не вернётся в Россию.
Пушмин всегда носит одни и те же старые золотые часы, давно вышедшие из моды. Он чинил их уже раз пять. Монетку с непонятными иероглифами он не снимает никогда, отчего на груди отпечаталось тёмное пятно. А недавно от общего знакомого я узнал, что Пушмин интересовался вьетнамской визой и стоимостью билета до Хошимина (так теперь называют Сайгон).
В 1992 году, когда я работал в издательстве «Протестанты», с едой было плохо, а со свободой хорошо. Настолько хорошо, что я каждый день ездил обедать в Моссовет на Тверскую, 13. Махнув картонным удостоверением своего могучего издательства (теперь от него остались одни воспоминания), я в то время проходил куда угодно. Все знали, что столовая в Моссовете отличная и недорогая. Кроме того, за соседним столиком можно было увидеть Станкевича, Попова и даже (О, боги) самого Лужкова. Теперь, говорят, он обедает только в «Пушкине».
Вот так, пользуясь демократией, удавалось почти каждый день хорошо питаться, прихватывать что-то вкусненькое домой и попутно получать информацию из первых уст. Однажды я получил от своего редактора необычное задание. Оно заключалось в том, что необходимо было поехать в «Якуталмаззолото» и подписать у председателя этого концерна бумагу, такую важную для нас и такую никчемную для этой организации. Главный признался, что связей у него хватило только на то, чтобы меня записали на прием, в одном слове упомянув суть дела и заказали пропуск, так как с нашей ксивой нечего было туда и соваться.
Потолковав кое с кем в столовой Моссовета я понял, что дело дохлое. Председателя корпорации живописали богатым, злым и выставляющим всех просителей вон на первой же минуте разговора. Но не складывать же руки. В то время я был отвязным, мог говорить с кем угодно и о чем угодно, а также немаловажно, что у меня почти все получалось. Подъехав на Чистые пруды, я нашел пятиэтажный, только что отреставрированный офис «Якуталмаззолота», и после обыска (металлодетекторы были тогда только в Кремле) меня пропустили на первый этаж этой могущественной организации. Весь этаж оказался заполненный одними якутами. Уборщицы, охранники, секретари, клерки и даже администратор первого этажа – все были якутами. Кабинет председателя находился на четвертом этаже. Поднявшись туда, я увидел, что весь четвертый этаж был заполнен евреями. Уборщицы, охранники, секретари, клерки и даже администратор четвертого этажа – все были евреями.
Сразу смекнув, что эта организация очень не проста, я прошел в кабинет секретарей. На меня посмотрели оловянными глазами. Прождав пять минут, я в изысканных выражениях намекнул, что буду ждать здесь до усёра. Девица вздохнула, презрительно посмотрела на мой костюм фабрики «Большевичка», открыла дверь, и я вошел в огромный кабинет, размерами напоминавшим спортивный зал. На полу лежал персидский ковер, стояли мягкие кресла. У стены виднелся длинный стол с фруктами, минеральной водой и разными сладостями. Все это великолепие освещалось тремя огромными бронзовыми люстрами. Около стола стоял хрупкий человек, ел виноград и запивал его минеральной водой. Решив сразу взять его на «абордаж» (тогда этот приём ещё проходил), я вынул свое прошение и положил перед ним.
– Что это?
– Вы должны написать утвердительную резолюцию.
– Я никому ничего не должен, – человек посмотрел на меня тоскливыми еврейскими глазами.
– А демократия? – спросил я.
– Конечно «за», – вздрогнул еврей.
– Тогда подпишите.
– Но я не могу.
– Тысячи протестантов молодой России ждут помощи, – пошел я в атаку.
– Ничего, подождут, – вздохнул еврей.
– Ну конечно, Вы здесь жрете в три горла, а на людей начхать, – я укоризненно покачал головой.
– Я взял только одну кисточку, очень есть хотелось, – его печальные глаза обижено заморгали.
– Так, – начал закипать я, – или подпишешь, или проклянем!
– Ты чего приперся сюда со своей протестантской рожей? – еврей повысил голос. – Россия – православная страна.
– Это ты-то православный? Ну, держись, – я закатал рукава.
– Да пошел ты, сам получишь.
– Как ты стал председателем этого концерна? – я уже кричал. – Воровал и взятки давал. Вот как! Я бы тебе не доверил руководить даже маленькой партией в тайге. Подписывай, гад!
– Сам, небось, воруешь в своем издательстве, – заорал еврей, – я не могу подписать потому, что я такой же проситель, как и ты. Только у меня вопрос совсем маленький.
И тут я, наконец, въехал.
Ещё раз, осмотрев зал, я не увидел в нём письменного стола и понял, что это была специальная комната для посетителей, чтобы сразу подавить их (ну откуда мы знали это в 1992 году?). Однако самое печальное состояло в том, что в дальнем углу зала была открыта дверь, и в ней стояли, привлеченные нашей сварой, два якута. Один, громила двухметрового роста с бычьей шеей, был, очевидно, охранником. Другой, маленький, лысый, достававший ему до подмышки, наверное, сам председатель. Поняв, что дело безнадежно проиграно и придется уходить, несолоно хлебавши, я со стоном соскользнул на ковер. Еврей взглянул в ту же сторону и, мгновенно сообразив, что и его вопрос накрылся, упал рядом со мной, успев прихватить со стола апельсин.
Мы сидели на ковре, ели апельсин и, ничего не соображая, бросали кожуру на пол. Громила-якут вплотную подошел к нам. Понимая, что час настал: сейчас будут бить, мы тесно прижались друг к другу и зарыдали как дети.
Охранник молча поднял с ковра наши бумаги и ушел.
Мы взяли со стола по яблоку и стали есть, понимая, что завтра на работу будет идти не в чем, так как на нас были единственные костюмы.
Опять открылась дверь, и мрачный якут протянул нам бумаги с утвердительными резолюциями. Мы онемели.
– Хозяин сказал, чтоб ноги вашей не было больше в «Якуталмаззолоте», а то… – и он показал нам огромный кулак.
Мы рванули с низкого старта, мгновенно промчавшись по залу, наполненному евреями, перескакивая через три ступеньки, оказались на первом этаже, заполненном якутами, с еще большей скоростью пробежали по нему и вывалились на улицу, едва не вышибив головами стеклянную дверь.
И только здесь, успокоившись, мы обнялись как братья, долго не видевшие друг друга.
В следующий раз мы пересеклись лет эдак через десять. Пробираясь по своим скорбным делам (взять у кого-нибудь интервью и пожрать на халяву) на ужин бизнесменов, я оказался впечатан в стену дюжим охранником. Мимо проходил мой старый знакомый. Боковым зрением он вдруг увидел и узнал меня. Щелчок пальцем, и меня отпустили. Вот он стоял передо мной, известный всей стране, с печалью в еврейских глазах.
– Ну что, – спросил я, – удалось стать начальником маленькой партии в тайге?
– Ты знаешь, – печально ответил он, – мне удалось стать начальником маленького народа, но оказалось, что это очень утомительно. Думаю, что придется переквалифицироваться в футболисты, – и в его глазах блеснули искорки смеха. Больше мы никогда не встречались.
«…Я сказал вам о том, прежде нежели сбылось, дабы вы поверили, когда сбудется».
(от Иоанна, 14:29)
Уважаемые дамы и господа!
Недавние раскопки в пустынном районе течении реки Потомак, при впадении в неё реки Анакостия, завершились сенсационным открытием. Были обнаружены остатки большого поселения, предположительно внезапно покинутого жителями и, что самое сногсшибательное, была раскопана библиотека, хранилище бумажных носителей информации: книг, журналов, газет (типичная архаика [9] ), а также заменивших их цифровых носителей (несколько лучше), применявшихся в ту древнейшую и дикую эпоху. Это произошло неожиданно, как во времена Большого взрыва, образовавшего нашу Вселенную 16 млрд лет назад [10] . До этого времени нам было почти ничего неизвестно о расах, населявших Землю в ранние века. К сожалению, в наше время тотального индивидуализма практически пропал интерес к древнейшей истории. Лишь благодаря усилиям группы энтузиастов, которую я имею честь возглавлять, удалось провести археологические раскопки, которые увенчались необыкновенной удачей: обнаружением древнейшей библиотеки.
К сожалению, оказалось, что многие материалы были повреждены пожаром, испепелившим большую часть библиотеки в то давнее время. К тому же сохранившиеся тексты очень сложно читать. Расшифровка идёт крайне медленно, так как многие документы были изложены на разных языках, что говорит о неразвитости древнейшего мира (речь, разумеется, идёт о тех информационных носителях, которые сохранились после пожара).
Тем не менее сведения, уже полученные к этому моменту, безусловно являют собой открытие мирового значения. В наше время, когда средняя продолжительность жизни составляет 150 лет, человек должен успеть ответить на самые волнующие вопросы, главными из которых, по моему мнению, являются три:
1) откуда ты пришел;
2) каково твоё предназначение;
3) куда ты идёшь.
Эта лекция, основанная на сенсационных археологических открытиях последнего времени, я надеюсь, поможет человеку найти ответы на эти злободневные вопросы нашего бытия. Должен Вас предупредить, что стопроцентных доказательств того, о чём я буду рассказывать, нет (или почти нет), поэтому условимся, что придётся называть эту историю гипотезой.
В некоторых источниках содержатся сведения, что к XXI веку на Земле существовало 5 (пять) рас! Может быть, их было и больше, но мне удалось найти упоминание только о пяти.
Первыми Землю населяли так называемые Асуры. [11] Это были удивительные существа с газообразной формой тела. Средний рост составлял около 50 (пятидесяти) метров! Средняя продолжительность жизни 10 тысяч лет! Общение происходило через обмен мыслей (телепатия).
Обладали они и другими, не находящими объяснения в рамках нынешней науки, экстрасенсорными способностями. Например, они владели ясновидением, психографией, кожным зрением, внутривидением, излечивали сами себя. Больше ничего о них неизвестно. Далее, скорее всего эволюционным путём, быстро (как сказать, скорее всего скорость изменений составляет 1–2 млрд. лет) приспосабливаясь к условиям жизни на Земле, сформировалась следующая, вторая раса – Атланты. [12] Они уже обладали более плотными телами. Средний рост составлял около 20 (двадцати) метров! Средняя продолжительность жизни – 2 тысячи лет! Общались посредством передачи мыслей на расстоянии (та же телепатия). Обладали огромной психокинетической энергией, способной сдвигать с места и перемещать огромные камни и даже горы. Природные катаклизмы, непрерывно продолжавшиеся длительное время (около полумиллиарда лет!), уничтожили бóльшую часть Атлантов.
Приспосабливаясь к изменившимся, более суровым условиям жизни на нашей планете появляются Лемурийцы. [13] Средняя продолжительность жизни – менее тысячи лет. Средний рост составлял 8-10 метров. У них начинают проявляться зрение, слух, обоняние, осязание и т.д. Начинают общаться с помощью звуков.
Так появился первый язык, пока еще общий для всех. О них мало что удалось узнать, кроме того, что они были воинственным народом и изобрели сверхмощное оружие, якобы для защиты от инопланетного вторжения, которое, естественно, так и не состоялось. Между тем, эволюционируя, возникает следующая, четвёртая раса Бореи, [14] с более тщедушными телами, но и с более развитым мозгом. Их тела уже начинают напоминать наши, человеческие тела. Средняя продолжительность жизни – около 300 лет. Средний рост составлял 4 метра.
Из расшифрованных мной источников следует, что появление следующей, пятой расы, произошло в результате войны (возможно, атомной) между лемурийцами и бореями. Последствием конфликта стала глобальная геокатастрофа, в результате которой многие земли (например, Атлантида) ушли под воду. Катастрофа сказалась не только на земной поверхности, но и на пятой расе, называемой Арии. [15] Совершенно очевидно, что война, уничтожение себе подобных, отбрасывает цивилизацию на несколько ступеней вниз.
Это и произошло с ариями. Их тела стали более хилыми, чахлыми, вирулентными (подверженными воздействию вирусов) и патогенными. Появились неизлечимые болезни. Средний рост стал составлять 1 метр 50 см. (мы обладаем средним ростом 2 метра). Средняя продолжительность жизни стала 60 лет (у нас – 150 лет).
Стало ясно, что развитие человеческих существ было остановлено и пошло по нежелательному пути. Однако человечество всегда, при любых условиях, упорно карабкалось по лестнице эволюции вверх, и ситуация с течением времени, благодаря прогрессу, достижениям науки, техники и медицины стала улучшаться. Постепенно, в последний миллиард лет, сформировалась современная, шестая раса.
Я назвал её «Расой Людей». Это мы с вами.
В результате каких событий это произошло? Что явилось толчком к продолжению к дальнейшей эволюции и к появлению шестой расы? Наконец, где та точка отсчёта, откуда начался длительный процесс непрерывного изменения, приведший к переходу от Ариев (наших потомков) к расе Людей, то есть к нам сегодняшним? Сегодня, бросив взгляд назад сквозь миллионы лет, можно с большой степенью вероятности определить это событие. Однако необходимо сделать небольшое отступление, чтобы объяснить тогдашнее мироустройство. Как я уже упоминал, документов в моём распоряжении оказалось не так уж и много, но всё же удалось кое-что выяснить.
Основой миропорядка в древнейшую эпоху были так называемые «государства» (или «страны»), которые характеризовались ограниченной территорией, языком, свойственным только им, и особым порядком управления. Руководили странами так называемые «президенты». Если президент был избран народом, то он назывался «демократом». Если президент захватывал власть силой или хитростью, то его называли «диктатором». При демократах управление во многом диктовалось волей народа – через выборы. При диктаторах страной руководила небольшая группа людей, приближенных к этому Арию и действовавшая в своих корыстных интересах. Мало что удалось узнать об этих образованиях.
Возможно, это были родовые объединения, группировавшиеся по языку. Но как тогда объяснить тот факт, что государства в свою очередь делились на штаты, области и районы, где был свой, отличный от страны порядок управления, но язык оставался тот же? Это непонятно. Далее ещё интересней. Арии образовывали так называемые «семьи». Мужская и женская особи объединялись в пару для совместного проживания и воспитания своего потомства. Хотя семьи не были постоянны, они назывались «ячейкой общества».
Напомню, что арии образовались после войны, как результат экологической катастрофы, поэтому, думается мне, их сексуальная активность была на очень низком уровне, и именно поэтому они прибегали к организациям типа «семья», что является безусловно диким и варварским обычаем, уничтожающим индивидуальную свободу, которая, как известно слушателям, является главной ценностью нашего, современного мира. Дети так же росли и воспитывались в основном в семьях, что безусловно тормозило развитие их родителей.
В наше время, как вам отлично известно, эта проблема успешно решена. Дети уже давно воспитываются в специальных пространственно-временных континиумах и даже не знают, кем были их родители. Такая организация жизни является основой нашего общества Справедливости и Равенства, которое установилось на Земле. Кроме того, люди получают неограниченную свободу для своего развития.
Что же касается древнейшего общества, о котором идёт речь, то, хотя в это трудно поверить, но источники постоянно указывают на подобную «ячеистую» структуру организации жизни. Часто встречаются слова типа «жена» и «муж», которые характерны для семьи. Я даже предполагал, что эти мелкие объединения – ячейки – были искусственно созданы, как защита от каких-то инфекций или болезней, которых было предостаточно в то дикое время на планете. Однако из других документов стало ясно, что эпидемии были уже побеждены медициной на Земле в то время.
Далее, в каждом государстве был особый язык, что безусловно говорит о неразвитости и дикости древнейшего мира. Очевидно, что гораздо удобнее использовать один, общий для всех язык на Земле, как это произошло в наше время. Ещё одна нелепица: более чем в двух документах указывается, что существовали люди с чёрной и белой кожей! Некоторое время чёрные были рабами белых, затем наоборот. Это чудовищно!
Тем не менее, из этого можно сделать следующий вывод: если были Арии с чёрной и белой кожей, тогда должны были существовать Арии с жёлтой или даже с красной кожей! В это трудно поверить. Мои коллеги выдвинули теорию, согласно которой Арии с разным цветом кожного покрова произошли от разных групп инопланетян, согласно легендам посещавшим Землю в то далёкое время. Хотя я и не поддерживаю эту гипотезу, но согласитесь, что и она имеет право на существование, так как само наличие разных цветовых оттенков кожи одинаково разумных существ уже звучит фантастически.
Это очень странно, тем более, что мы все, современные люди, имеем один цвет кожи – серый. Все эти несуразицы, нелепицы и казусы требуют более точной расшифровки документов. Пока же я бьюсь над этим практически в одиночку, и работа продвигается архимедленно. Но это к слову. Считаю, что подобное отступление позволит лучше понять ту далёкую эпоху и причины начавшегося перехода от расы Ариев к расе Людей. Как Вам уже стало известно, расы сменяли друг друга или в результате эволюции, приспосабливаясь к условиям жизни на Земле, или в результате войн, которые отбрасывали развитие на некоторое время назад. Хотя появлялись более тщедушные особи, однако они продолжали упорно карабкаться вверх по лестнице эволюции. Смею утверждать, что начавшийся процесс смены расы Ариев на расу Людей произошёл в результате краха государственного устройства в XXI веке на нашей планете.
Постепенно, в результате исчезновения стран, человеческие существа на Земле медленно стали изменяться и, объединив свои усилия, идя по пути прогресса за без малого миллиард лет превратились в расу Людей. Что же явилось толчком для развития тогдашнего государственного мироустройства, которое казалось таким незыблемым? Как ни нелепо и чудовищно это звучит – убийство. Здесь необходимо добавить, что различные преступления, такие как убийства руководителей, взрывы жилищ и вообще уничтожение себе подобных, частенько практиковались различными государственными структурами в то дикое время. Причём эти преступления совершались против своего же народа?!
Так вот, как мне удалось установить, руководитель одного из государств, на бывшей территории которого энтузиасты во главе со мной проводили археологические раскопки, был человеком с чёрной кожей. Он окружил себя охраной из какой-то религиозной группы (ещё одна архаика), называющей себя мормонистами (возможна неточность расшифровки). Это были Арии с белой кожей. Один из этих мормонистов и отравил или застрелил руководителя государства. Имя президента было Банама (ещё раз прошу извинения, возможно, неточность расшифровки). Далее граждане этой страны вышли на улицы и потребовали открыть архивы и сказать всю правду по поводу ранее совершённых убийств президентов и уничтожения своих домов-башен в городах.
Оказалось, что все эти преступления были совершены спецслужбами в союзе с более мелкими по рангу, чем президент, руководителями этой же страны. И когда истина открылась ариям, народ стал уничтожать свою страну. Воцарился хаос. Запылали города. Наступил крах биржи.
Денежные знаки (ещё одна архаика) потеряли своё значение. Они выбрасывались из окон жилищ на улицы, и сильный ветер кружил их над страной (прошу прощения за лирику). Это государство оказалось колоссом на глиняных ногах, который рухнул почти в одночасье. Я считаю, что это произошло по большому счёту из-за отсутствия справедливости и равенства в этой стране.
Однако остальные государства оказались не лучше. Подчиняясь эффекту домино постепенно, в течение 100–200 лет, прекратили своё существование вследствие народных волнений и другие страны. Фактически, убийством ни в чём неповинного президента страны был достигнут совершенно обратный эффект, чем тот, на который рассчитывали организаторы преступления. А именно, вместо укрепления государственной власти и образования жёсткой, так называемой «вертикали» управления, гнев народа вообще смёл государственные структуры и на какое-то время воцарилась анархия. [16]
Затем, как карточные домики, из-за народных бунтов развалились и другие государства. Так начался переход к расе Людей.
Уважаемые слушатели, эти отрывочные сведения – всё, что удалось расшифровать. Однако мировым сообществом эти факты, полученные в результате археологических раскопок, были признаны открытием, и меня попросили прочесть лекцию по древнейшей истории, фактически лекцию о наших потомках. Надеюсь, дальнейшие исследования прольют более яркий свет на трагические события далёкого прошлого. Как мне сообщают, около 80% землян слушают моё сообщение. Это огромный успех для лекции по древнейшей истории.
В заключении хочу сказать, что раса Людей – не конечный пункт назначения. Мы ещё не остановились в своей эволюции. Думаю, в будущем всё наше человеческое существо и сам человек изменятся до неузнаваемости. Когда раса Людей перейдёт к следующей, седьмой расе? Как она будет называться, и что послужит толчком к этому движению? К сожалению, об этом мы никогда не узнаем. Ведь переходы на следующую ступеньку эволюции занимают минимум миллиард лет. А может быть, изменения уже начались? Присмотритесь к себе.
Спасибо Вам за внимание.
Примечания
1
Help me (анг.) – помоги мне.
2
Прозвище американских солдат.
3
Менора – семисвечник из целого куска золота, символ иудаизма, так же как крест – символ христианства, полумесяц – символ ислама, пятиконечная звезда – сначала символ масонов, затем символ коммунизма.
4
Рисовая водка.
5
Семь смертных грехов: чревоугодие, алчность, праздность, гнев, гордыня, похоть, зависть.
6
Арахниды – класс паукообразных (скорпионы, пауки, клещи и т.д.).
7
Рантье – человек, живущий на доходы от ценных бумаг (акции, облигации и т.д.).
8
дамская сумочка (англ.).
9
В переводе с др. греч. archaikos – древность (здесь и далее примечания автора).
10
Напомню моим забывчивым читателям, что когда Вы знакомитесь с этим рассказом, прошло всего 15 млрд лет со времени Большого взрыва.
11
В переводе с др. греч. «саморождённые».
12
В переводе с др. греч. – «потом рождённые». Atlantos – в др. греч. мифологии титаны, державшие на своих плечах небесный свод в наказание за участие в борьбе титанов против Богов.
13
В переводе с лат. lemurs – духи. По верованиям древних римлян – души умерших.
14
В переводе с др.греч. Boreas – Боги Севера. В др. греч. мифологии – Бог северного ветра.
15
Название народов, принадлежащих к индоевропейской (прежде всего к индоиранской) языковой общности. В расистской теории арийцы (напр., Германия и германцы при Гитлере) объявлялись «высшей» расой. Чем это закончилось – известно (см. материалы Нюрнбергского трибунала). Подробно автор писал об этом в романе «Золото Холокоста».
16
В перевод с др. греч.anarchia—безначалие, безвластие – отрицание всякой государственной власти, политической борьбы, непризнание авторитетов и дисциплины.