Жизнь в аромате специй

Часть 1. Ваниль

Сегодня всё изменилось. Сегодня, спустя два бесконечных месяца, Гоблины Джарета пустили Сару внутрь Лабиринта. Она шла по знакомым коридорам, как будто никогда и не покидала их, а картины прежней жизни вспыхивали и гасли по мере того, как она подходила всё ближе к…

***

Двух братьев, охранявших вход в заведение Джарета, Гоблинами называли жители города. Братья были здоровыми, уродливыми и тупыми. По крайней мере, так говорили, но Сара не была уверена, что они действительно настолько уж тупы. Беззаветно преданы Джарету – да, и спокойны, как скалы. Сара даже не была уверена, что они действительно братья. Переломанные во многих драках носы делали их похожими. Что касается преданности – она отличала всех, кто работал в Лабиринте, потому что каждого из них Джарет спас из безвыходных ситуаций, рассчитывая на благодарность. Сара не была исключением. Шесть лет назад он подобрал её, голодную и беспомощную, после того как она оказалась на улице. Бог знает, что стало бы с маленькой избалованной тринадцатилетней девочкой на улицах портового города. Её отец застрелился после того, как специи, в которые он вложил весь свой капитал, пришли в негодность из-за того, что корабль, перевозивший груз, попал в шторм. На дворе стоял век мореходства и торговли, мелкие торговцы вроде её отца вмиг становились богачами и так же быстро скатывались на дно, поэтому внезапное падение её отца никого не удивило. До этого маленькая семья Тобиаса Роберта Уильямса жила пускай и не роскошно, но могла позволить себе многое, в том числе и прислугу. После смерти отца дом и всё его содержимое ушло на оплату долгов. Саре некуда было пойти: мать умерла очень давно, а других родственников у неё не было.

Она никогда не забывала первую ночь на улице: девочка едва унесла ноги от пьяной компании в кабаке, куда осмелилась зайти попросить еды. После заката она ни на секунду не сомкнула глаз, вжавшись в щель между стеной склада, пропахшего рыбой, и неразгруженными коробами. Следующим вечером Сара бродила по улицам родного города, ставшим вдруг чужими и угрожающими. Привычный крик чаек пугал и наводил тоску. Девочка не знала, как пережить ещё одну ночь, и дело было не только в страхе, но и в том, что приближалась зима. Осенние вечера не располагали к долгим прогулкам, не говоря уже о том, чтобы провести на улице всю ночь.

Он пришёл за ней в лучах заходящего солнца. Когда бы девушка ни вспоминала тот вечер, образ мужчины с золотыми волосами был таким ярким, как будто она увидела его мгновение назад. Мужчина шёл медленно, слегка покачивая бёдрами, как будто двигаясь под музыку, которую слышал только он. Каблуки высоких сапог отбивали ритм по брусчатке. Солнечные лучи танцевали вместе с ним, бросая золотые блики на светлые волосы и подсвечивая ткань рубашки. Он был одет просто – тонкую фигуру обхватывали узкие тёмные брюки, свободная белоснежная рубашка была расстёгнута на груди, демонстрируя медальон на кожаном шнуре. Позже Сара узнала, что, несмотря на скромность наряда, украшения Джарета стоили целое состояние.

Джарет. Он так и сказал: «Здравствуй, девочка. Меня зовут Джарет. Тебе есть где ночевать?» Это было сказано так обыденно, что Сара не сразу поверила своим ушам. Разве так бывает, что на закате к бедным голодным сироткам приходит сияющий ангел и предлагает еду и ночлег? Девочка смутно припоминала это имя из подслушанных разговоров взрослых, но никак не могла вспомнить суть. Хотя то, что этот человек был известен, успокоило Сару. Она вскочила на ноги и неуклюже сделала реверанс, стесняясь своих немытых рук и растрёпанных волос, своего платья, всего за сутки запылившегося и покрывшегося грязными пятнами. Мужчина засмеялся и протянул Саре руку, но она, хоть и была смущена, подхватила его под локоть, как положено даме.

Солнце уже село, оставив на горизонте алую полосу. Они шли по улице, а за ними шла ночь. Сара не замечала, что некоторые люди здороваются с Джаретом, а он кивает в ответ. Она не знала, что за ними тенью следует телохранитель. Она не видела, что ангел-спаситель иногда поворачивает голову в её сторону и с задумчивой улыбкой всматривается в её лицо. Девочка была вся в своих мыслях – куда её ведет таинственный незнакомец? Куда бежать, если там опасность? И всё же она думала, что готова пойти куда угодно, чтобы не оставаться на холодной сырой улице среди воров и бродяг. Но главным вопросом, занимавшей Сару, была еда. Жаркое из кролика, утка, поросёнок. Картошка, запечённая с травами. Маленькие красные помидоры, похожие на грозди винограда. Вишня, клубника… Персики! Сара всё время возвращалась мыслями к персикам – это был первый необычный фрукт, который она попробовала после привычных яблок и груш, когда её отец занялся торговлей. Почувствовав, как рот наполняется слюной, девочка одёрнула себя – не время мечтать, хорошо, если ей достанется хотя бы кусок свежего хлеба.

Саре стало не по себе, когда Джарет повёл её в плохо освещённый двор, заставленный коробками и мусорными баками. Но когда он открыл перед ней широкую деревянную дверь и оттуда потянуло умопомрачительными запахами еды, Сара забыла обо всех своих опасениях.

***

Почти два года Сара не занималась ничем особенным, только выполняла мелкие поручения – что-то принести, что-то убрать, выкинуть, передать, найти… Постепенно она узнавала Лабиринт изнутри, хотя в нём оставалось достаточно тайн. Вход в заведение находился на одной из небольших улочек в районе, отделявшем портовую часть города от богатых особняков. Это была ничем не примечательная дверь в пятиэтажном особняке, над которой на чёрных цепях висела, покачиваясь на ветру, деревянная табличка с витиевато выведенным словом «Лабиринт». Парадный вход охраняли Гоблины Джарета. Внутри над дверью висел колокольчик с язычком, хрустальным шариком, и, когда дверь открывалась, по длинному коридору разносился мелодичный звон. Входов для работников было несколько, и они так же тщательно охранялись. Могло показаться, что Лабиринт занимает всего лишь одно здание, но это было не так. Несколько особняков были объединены в огромный муравейник, пронизанный десятками лестниц и коридоров с сотнями дверей. Даже Сара, которую круглые сутки гоняли из одного конца в другой, не знала всех ходов. Ей часто приходилось блуждать в незнакомых коридорах, то ведущих зигзагами, то бесконечно тянущихся вперёд, не понимая, как вроде бы знакомая дверь могла вывести её к балкону с видом на набережную небольшой речки, пересекающей город. «Ничего себе, – удивлялась девочка, – ведь до набережной минут десять по улице!» Она выходила в коридор и искала нужный путь, спрашивая всех, кто ей встречался.

Часть 2. Перец

***

Сара сбивалась с ног: у неё не хватало времени ни на еду, ни на сон. Джарет мог послать за ней среди ночи, и девочка начала сомневаться в том, что он вообще когда-нибудь спит. Ей и самой постоянно приходилось искать среди спящих работников Лабиринта нужного человека и, выслушивая ругань и проклятья, передавать поручения Джарета. Часто после одного задания ей сразу давали следующее, а то и несколько одновременно. Саре самой нужно было распределять их по важности и по тому времени, которое они отнимут. Девочка, бегая по улицам города, научилась обдумывать маршрут наперёд, комбинировать и перемешивать задания так, чтобы их выполнение занимало наименьшее количество времени.

Несмотря на обилие, работа была однообразной: что-то передать или забрать – вещь, письмо, записку, – сказать фразу, дождаться ответа, передать этот ответ кому-то ещё.

Сара никогда не рассказывала ничего и никому, кроме Линды. В первый же вечер в Лабиринте, когда Джарет привёл её на кухню и наблюдал, как девочка жадно ест курицу с картошкой, закусывая свежим хлебом, он ясно дал ей понять, что всё, что происходит в Лабиринте, остаётся в Лабиринте, как и всё, о чём говорят здесь два человека, остаётся между ними. Но Линда была таким же доверенным лицом Джарета, как и Сара, к тому же она понимала девочку – ведь её работа когда-то была такой же и теперь отличалась только тем, что Линда, по её словам, могла говорить от лица Джарета, торгуясь и выдвигая выгодные условия сделок. По сути, она так же выполняла поручения, но с большей ответственностью, лежавшей на её плечах. Поэтому Сара иногда позволяла себе пожаловаться, совсем чуть-чуть, не раскрывая сути задания: как далеко ей пришлось идти или как её заставили ждать, в итоге не дав определённого ответа. Часто благодаря Линде, которая помогала ей проложить короткий путь между пунктами назначения, девочка экономила массу времени.

Только спустя полгода Сара обнаружила, что у неё стало оставаться свободное время. С удивлением она осознала, что пропустила весну и свой шестнадцатый день рождения и оказалась сразу в середине лета. Ей некогда было смотреть по сторонам, пробираясь по улицам и переулкам, то засыпанным снегом, то заливаемым первыми весенними грозами, у неё была одна цель – не промочить конверты с письмами, не уронить коробки с посылками, не забыть адреса и имена, правильно задать вопрос.

Но теперь жизнь Сары текла, можно сказать, размеренно. Девочка могла позволить себе немного побродить по городу, посидеть в порту, глядя, как разгружают корабли, как сходят на берег иностранцы в удивительных красочных нарядах. Зимой Сара привыкла забегать к Хогглу на чашку крепкого сладкого чая – старик оказался не таким уж и злым, просто много бурчал, но Сара знала, что он относится к ней с теплотой. Линда же предпочитала в свободные минуты проводить со своим женихом. Изредка девочка пересекалась с ней, и в тёплое время года они вместе сидели на зелёном газоне перед монастырской стеной, слушали звон колоколов и наблюдали, как настоятельница гоняет молодых монашек, чтобы не сидели без дела, а мальчишки из хора пинают упавшие яблоки по пути с репетиции.

Довольно долгое время темы для разговора Сары и Линды были простыми, как у любых других малознакомых девушек, выходящих вместе посидеть на солнышке в погожий летний день: одежда, еда, болтовня ни о чём…. Несомненно, сказывалась разница в возрасте, и в основном говорила Линда, а Сара слушала её, лишь порой делясь своими мыслями. Но если первое время девушка смотрела на Сару немного свысока, со снисхождением и некоторой долей понимания, присущим тому, кто смотрит с вершины холма на путника, стоящего у подножия, то теперь, по прошествии почти года, Линда стала для Сары старшей сестрой. Возможно, причина была ещё и в том, что и Сара повзрослела, хоть два года в Лабиринте и пролетели незаметно.

Постепенно вечера становились холоднее, земля отдавала накопленное за лето тепло, и девушки больше не сидели на траве, а перебрались на лавочки, расставленные вдоль кирпичных стен монастыря. Может быть, такое близкое соседство расслабляло Линду, или просто она наконец-то привыкла к Саре, но темы разговоров поменялись. Девушка стала больше рассказывать про свои планы на будущее: как они с Джозефом хотят накопить денег, уйти из Лабиринта, пожениться и открыть свою маленькую лавку. Содержимое лавки варьировалось в каждом рассказе Линды. То это были восточные ковры со сложными рисунками глубоких бордово-красных цветов и пушистым ворсом, в котором утопают ноги, то редкости из северных земель – бивни загадочных морских животных, китовый ус (что это вообще за усатое создание? – думала Сара), разнообразные шкуры. В другой день это мог быть изящный китайский фарфор или редкое оружие, изогнутые сабли и фигурные ножи. Иногда Линда намеревалась продавать даже животных, тогда Сара рассказала ей, как к отцу приходил индус с маленькой ручной обезьянкой, чья смешная мордочка с глазами-бусинками была окружена жёлтой гривой, почти как у льва. Обезьянка то сидела у хозяина на плечах, то перебиралась на тюрбан, откуда её моментально сгоняли на пол. Обезьянка брала с ладони Сары виноград своими забавными маленькими лапками, вертела его, принюхивалась, ела, потом потешно просила ещё, кланяясь и строя гримасы. После этого рассказа Линда ещё некоторое время вынашивала проект маленького зоопарка, где можно будет свободно заходить в клетки, играть с животными и кормить их прямо с руки.

В комнате, где Линда жила с Джозефом, девушка хранила всякие мелочи, часть которых она, как сама признавалась, стащила в разное время, а часть нашла под ногами или даже в мусоре. Среди всего многообразия её «сокровищ» были и отрезки ткани, и бусины, и осколки тарелок, и даже чья-то унесенная ветром шляпка. Линда жила в мире этих некогда нужных вещей, считая их своими амулетами, которые приведут к новой жизни, как будто, накапливаясь, они становятся лучше. Некоторые в Лабиринте неодобрительно называли девушку мусорщицей.

Джозеф, рассказывала Линда, был гораздо более приземленным человеком. Его интересовали товары, пользующиеся постоянным спросом, например, посуда или мебель. Он постоянно искал способ заработать больше денег, и лучше бы за один раз, но Лабиринт не позволял получить всё и сразу. Они копили, но копили медленно. Когда речь заходила о свадьбе, взгляд Линды затуманивался, и она подробно описывала их с Джозефом будущее венчание. Сара была удивлена, узнав, что церковь для Линды настолько важна. Сара никогда не придавала большого значения религии: её отец был вечно занят, а по воскресеньям гувернантка силой тащила девочку на службу, на которой сама, нисколько не смущаясь, храпела, заглушая орган. Однажды, набравшись смелости, Сара сбежала играть с уличными ребятами с самого утра в воскресенье. Потом она наслушалась от гувернантки много всего в свой адрес, в том числе и про грехи, и про дурную компанию, и про адские муки. Но уже в следующий раз гувернантка пошла в церковь одна, сказав Саре на прощание, что та сама выбрала скользкую дорожку и что когда-нибудь она осознает. Теперь Сара никак не могла вспомнить, что она должна была осознать. Впрочем, она никогда особо и не думала о тех давних событиях, пока Линда вновь не напомнила о них.