Жизнь за жильё

Потеряшки

Апрель 1994 года

                                                          Глава 1
Иван Рудольфович Шильд очнулся  в кромешной темноте, перевернулся на бок, протянул руку, ощутил холод паркетной доски и понял, что всю ночь проспал  в одежде на матрасе, расстеленном на полу.  Череп страдальца раскалывался где-то глубоко внутри, его владелец решил подняться, в висках застучало сильней, перед глазами поплыли фиолетовые круги. Худощавый мужчина бережно вернул голову на подушку, вытянулся во весь рост и затаился. 
«Где я?» – через похмельный синдром пробилась дельная мысль.  Затхлый и сивушный запах помещения подсказал, что лежит Иван Рудольфович не дома, не в своей квартире. У зашторенного окна виднелись очертания кровати. Где-то в комнате должна быть дверь... Иван не в первый раз  приходил в себя в чужом жилище и чётко знал, что делать. Первым делом – опохмелиться, затем сориентироваться на местности и найти дорогу домой. Мужчина пил давно и практически без перерыва со дня смерти матери...
Мама последние годы не вставала с постели и умерла в свои шестьдесят два года от закупорки тромбом лёгочной артерии. Смерть была внезапной, быстрой и во сне. Единственный сын так и обнаружил маму рано утром – мёртвой и с застывшей улыбкой на лице. Сейчас сорокалетнему мужчине очень хотелось помереть также – во сне и с улыбкой. Но, нормальный сон не приходил, а улыбаться было не с чего. Иван вновь и вновь умирал в муках похмелья и в очередной раз клялся себе, что больше никогда не будет пить. За год беспробудного пьянства организм человека окончательно и бесповоротно попал в алкогольную зависимость и постоянно требовал новой дозы крепких напитков. 
Мужик провалился в короткое забытье, которое едва ли можно было назвать полноценным сном, и перед его глазами появилась кружка с водкой на столе. Больше ничего... Только стол и металлическая кружка, наполненная наполовину  сорокоградусным напитком. Иван  во сне точно знал, что в посуде не вода из-под крана, не минералка, а именно сто грамм прохладной водки. И для полного счастья человеку не хватало именно этой дозы в сорок оборотов. В последнее время мужчина уже не мог опохмелиться из рюмки или из стакана.  Из-за характерной дрожи пальцев в руках держалась только кружка.
Страдалец окончательно проснулся, вновь попытался привстать и оглядел тёмное жилище вокруг. Кружки с водкой нигде не наблюдалось. Тут вообще ничего не наблюдалось, кроме  кровати у окна, с которой доносился чей-то храп. Это хорошо, что он не один в этом доме. И даже не раздетый. Умирать одному в чужой квартире, да ещё с похмелья, очень не хотелось...
– Эй, там наверху, есть, кто живой? – прохрипел Иван в сторону окна и откинулся на матрас.
Кровать заскрипела, и сверху донеслось:
– Опаньки, новенький! Тебя когда принесли?
– Где я? Ты кто?
В темноте раздался скрип пружин, неизвестный  сел на кровати, в темноте забелели босые ноги.
– Заметьте, гражданин, если бы я не был коренным ленинградцем, я бы сейчас вполне мог  ответить вам грубо: «Конь в пальто!». А как сугубо интеллигентный человек я скажу: «Агния Барто».
Сугубо интеллигентный человек поднялся, прошлёпал босой к стене и стукнул по выключателю.
– И кто тут у нас?
От внезапного яркого света боль в глазах так резанула по всему телу гражданина на матрасе, что на какое-то время даже помогла забыть о голове. Иван ткнул лицо в подушку:
– Ёшкин кот! Вырубай.
Свет погас. Сосед вернулся к кровати.
– Извиняйте. Да мы сами с пониманием. Сильно колбасит?
Странно, но жить стало немного легче. Не то чтобы веселей, но точно легче. Видимо, в самом деле «клин клином вышибают». Высокий мужчина с трудом поднялся, сел, согнул ноги в коленях и прислонился спиной и затылком к холодной стене. Голову немного отпустило, глаза привыкли к темноте. Кроме виденья кружки с водкой, появились вопросы:
– Где мы? Какая станция метро ближе?
– Какое метро, товарищ? На бокситовых рудниках мы с тобой. И проснулся ты сегодня в славном городе добытчиков боксита под названием Бокситогорск. А Питер от нас далеко, больше чем за двести километров будет. Считай, сослали нас, как декабристов. Слушай, а сам-то что? Ничего не помнишь?
Сосед по комнате, тощий мужик в майке и трусах до колен, встал, подошёл и протянул ладонь:
– Кстати, величают меня Иннокентием Константиновичем Зубовым. Прошу любить и жаловать. Можно, просто Кеша.
– Иван Рудольфович, или просто Ваня, – Шильд оторвался от стены и пожал руку.
– Отчество у вас странное, не из  немцев будете?
– Не диковинней вашего имени, – Иван провёл языком по пересохшим губам.  – Кеша, а у тебя водички не будет?
Иннокентий Константинович раздвинул шторы, захватил с подоконника большую пластиковую бутылку воды и протянул Ивану Рудольфовичу. В комнату заглянула полная луна, осветив противоположную стену комнаты с закрытой дверью. Вода была холодной, пить приходилось мелкими глотками. Мозги немного промывались, Иван не спешил и пытался восстановить события последних дней. Память возвращалась урывками…

 ***

После смерти матери, приняв в наследство половину жилой недвижимости, ранее принадлежащей усопшей, Иван Рудольфович стал единоличным собственником небольшой двухкомнатной квартиры на улице Гороховой и тут же вошёл в зону риска. Оказаться середине девяностых единственным владельцем жилой площади в центре Санкт-Петербурга и при этом постоянно топить печаль в вине становилось опасно для жизни и здоровья…
Конечно, отдельная квартира коренного ленинградца по меркам культурной столицы была не бог весть что, это вам не «золотой треугольник» между Невским проспектом, Фонтанкой и Невой.   Принадлежащая семье Шильд квартира, из окон которой открывался шикарный вид на шпиль Адмиралтейства, располагалась на пятом этаже старинного дома недалеко от Сенной площади. Недвижимость петербуржца оценивалась примерно в тридцать тысяч долларов и стоила своих денег. На теперь уже единственного владельца недвижимого богатства обратили внимание ещё в похоронном бюро, где безутешный сын вместе с сестрой усопшей пытались оформить ритуальные услуги. Ивану Рудольфовичу быстро пошли навстречу, сделали большую скидку и не только посоветовали, но и привели его для дальнейшего оформления наследства к честному и ответственному нотариусу, контора которого располагалась буквально напротив их скорбного бюро по улице Достоевской.
Мужчина в расцвете сил хорошо помнил разные события, случившиеся с ним много лет назад, но никак не мог полностью восстановить в памяти последний год своей жизни. Память и силы по мере погружения в болото алкоголизма ухудшались такими же темпами, и воспоминания последних дней давались с трудом. Периодически возникали картины постоянных застолий с различными персонажами. В голове удерживались множество деталей покупки алкоголя и начала распития спиртных напитков, но со временем окончательно стёрлись финалы посиделок и все лица, с которыми Иван бражничал.
В памяти ещё сохранилось получение им наличных и оформление расписок за проданную квартиру. Но количество денег и суть текста на бумаге в голове не задержались. Да и гражданин великой страны особо не напрягался, так как мозаику последних событий он уже не мог выстроить последовательно, и у спившегося человека не было основы для объективной оценки сложившейся ситуации. К сорока годам мужчина выглядел на все шестьдесят. И сейчас вспоминать ничего не хотелось, а просто хотелось водки.
– Водочки бы? Грамм пятьдесят. – Ваня вопросительно взглянул на Кешу.
– Потерпи, дружище, ещё с полчасика. Скоро Алик подойдёт, и мы с тобой вступим в партию роялистов,  –  ответил сосед по комнате и посмотрел на старый будильник, стоящий на подоконнике.
 – Какая ещё партия? Опохмелиться надо, иначе – кирдык!
 – Вот и я ап чём! Ваня, что не приходилось тебе ещё баловаться спиртом заморским по имени «Рояль»? Девяносто шесть градусов! Из одной литрухи враз четыре бутылки водки получается.  – Иннокентия захлестнули приятные эмоции. –  Ещё Леонид Ильич Брежнев сказал в своё время, что экономика должна быть экономной. Тут, товарищ, главное, чтобы наш спирт с золотой полоской на этикетке был. Этот «Рояль» самый роялистый будет. Без запаха. С синей полоской паленой резиной воняет, а с красной – шампунем отдаёт. Вот тебе, Рудольфович, и весь коленкор на сегодняшний день.
 – А ты, Кеша, действительно стал тут твёрдым членом партии роялистов. –  Иван всё же через силу улыбнулся. – Пойдём на улицу, подышим, пока твой Алик спирт притащит.
 – Алик теперь наш общий будет, а не только мой. –  Сосед взгрустнул, забрал бутылку и глотнул водички. – И не выйти нам отсюда, товарищ дорогой, ибо заперты мы крепко и решётки на окнах.
– Вот и ни хрена себе! – новый узник прилёг в раздумье на матрас. – Попал я, однако. Мы что – в тюрьме? Надо в милицию сообщить.
– Не надо.
– Это ещё почему?
– Здесь милиция нас не бережёт. Потом расскажу. – Сосед тоже опустился на свою скрипучую кровать, закинул руки за голову и добавил, глядя в потолок: – Ваня, я тебе сейчас один умный вещь скажу, ты только не обижайся, ладно?
 – Говори.
 – Надо меньше пить!
 Оба рассмеялись, как смогли. Иван вспомнил про свой военный билет в заднем кармане джинсов. После того как в очередном запое пропали документы на квартиру и паспорт, мужчина постоянно держал при себе военник на всякий случай, перекладывая из кармана в карман. Старший  сержант запаса аккуратно вытащил документ, удостоверился, что сосед по комнате его не видит, и спрятал красную книжицу под матрас. Единственное, что отчётливо сохранилось в памяти Ивана, так это картины армейской службы, стрельб и учений...

Лейтенант милиции...

Май 1994 года

                                                    Глава 1.
                                             
В самом центре культурной столицы нашей необъятной Родины, за Исаакиевским собором затаился неприметный трёхэтажный угловой дом с парадным входом, оформленный портиком из четырех мраморных колонн, поддерживающих балкон. Главный фасад серого здания  с огромными окнами обращен на Исаакиевскую площадь, боковая часть скромно разглядывает Почтамтскую улицу.  Уже несколько поколений ленинградцев никогда не видели открытыми центральные двери в этот памятник архитектуры, известный среди историков и некоторых горожан под названием «Дом Мятлевых», так как до революции дом принадлежал потомкам известного камергера и сенатора Петра Васильевича Мятлева. Как гласит легенда, сенатор слыл "тонким и просвещенным царедворцем", в гостях у которого неоднократно бывал сам А.С. Пушкин.
В настоящее время другие посетители ежедневно проникают со стороны Почтамтской улицы через «чёрный вход» в историческое здание в стиле раннего классицизма. Многие современные петербуржцы не знают историю «Дома Мятлевых», расположенного по адресу: Исаакиевская площадь, дом № 9.  Но прекрасно осведомлены о втором почтовом адресе  этого же дома: улица Почтамтская дом № 2/9, где расположилась прокуратура Санкт-Петербурга.
Утром в понедельник старший следователь городской прокуратуры, советник юстиции Князев Алексей Павлович зашёл в особняк, поднялся в свой кабинет и был срочно вызван по телефону на ковёр к первому заместителю прокурора города. Со старшим советником юстиции Болдыревым Александром Сергеевичем следователь работал  четвёртый год, никогда не стремился в руководство и поддерживал со всем  начальством ровные доверительные отношения. И не более того... 
Князев переоделся в прокурорскую форму, тщательно причесался и быстро спустился этажом ниже по широкой парадной мраморной лестнице с красивыми перилами. Секретарь не стала задерживать сотрудника в приёмной и тут же пригласила в кабинет начальства. Старший следователь  аккуратно постучал в дверь и зашёл. 
Высокий и дородный первый заместитель городского прокурора вполне соответствовал своей должности и своему кабинету с видом на Исаакиевскую площадь, в отличие от посетителя – худощавого мужчины среднего роста. Выглаженный и начищенный синий мундир хозяина кабинета со всеми нацепленными регалиями наглядно демонстрировал разницу в должности от слегка помятой формы с единственным ромбиком на груди простого советника юстиции.  Да и на погонах старшего советника юстиции оказалось на одну звезду больше. 
И, тем не менее, Александр Сергеевич поднял  тяжёлое тело с начальствующего кресла, сделал пару шагов навстречу подчинённому, протянул ладонь и весело протянул:
– Здравствуй, здравствуй, следователь мордастый… 
– Товарищ первый заместитель прокурора, это ваша морда с телевизор будет, – Алексей Павлович поддержал шутливый тон руководства, хорошо понимая, что сейчас в его руки упадёт очередная крупная птица под названием «Глухарь». Зампрокурора по-дружески обнял следователя, отстранился и слегка поводил носом у его лица. 
Князев усмехнулся:
– Сергеич, что ты меня обнюхиваешь, как собачка на выданье? Я уже с неделю в завязке.
– Палыч, при всём уважении, но, в  этот раз ты весь отдел напугал. Это же надо было такое сотворить – следователь при закрытии дела чуть не задушил подследственного. И после чего спокойно ушёл в суточный запой.
– Александр Сергеевич, напомню, что в этом самом кабинете ты лично дал мне в производство дело о трёх изнасилованиях несовершеннолетних, из которых только одна девочка осталась в живых.  И я  этого упыря вместе с операми полгода устанавливал и ловил. Жаль, что я в захвате не участвовал. Пристрелил бы на месте.
– Ладно, успокойся. Тебе на днях сороковник стукнет, а ты всё вместе с операми по городу с пистолетом бегаешь. Не солидно для старшего следователя прокуратуры. Я прикажу, чтобы тебе оружие больше не выдавали. Так и до греха недалеко. Да и с выпивкой пора завязывать. Палыч, ты же не юный следак, чтобы постоянно с операми бухать. Да, и вот ещё – что тебе на юбилей подарить? Мы тут коллективом скинулись и всё голову ломаем.
– Не надо головы ломать. Подарите много водки. Я буду очень рад. Оперуполномоченные тоже.
– Леша, нам не до шуток. А давай мы тебе и твоему сыну заодно подарим игровую приставку «Денди»? С сыном будешь играть и стресс снимать?
– Хорошо. Но, Александр, ты же сам знаешь, как лучше снимается нервное напряжение при нашей работе?
– Алексей, вот тут мне крыть нечем. А теперь давай к делу. Вернее, к нескольким делам.
Старший следователь присел к столу и понял, что глухарей в этот раз будет несколько – больших и жирных. Хозяин кабинета вернулся в кресло, взял в руки несколько папок, посмотрел на коллегу и сказал:
– Из района в район уже с год болтаются несколько дел о потеряшках (на милицейско-прокурорском сленге – граждане, пропавшие без вести) и проданных квартирах в центре города. Трупов пока нет. Бывших хозяев тоже. По продажам вроде всё законно, но под вопросом. Районные отделы всё не могли определиться с составом преступления и  с территориальностью. До этого ОБЭП с уголовным розыском постоянно отказывали по материалам проверки, пока одна из родственниц  не накатала жалобу в Генеральную прокуратуру. Центральный район сразу возбудился, объединил несколько своих материалов в одно производство, добавил материалы с Адмиралтейского района и в итоге всё скинул нам. Расследуйте, мол... Вы умней, а району самому не справиться. Прокурор города о тебе и вспомнил. Сказал: наш светлейший Князь отдохнул, нервишки поправил, пора и честь знать, и за работу приниматься. Так что, Палыч, принимай дела.
Непосредственный начальник протянул папки через стол. Подчинённый вздохнул, принимая объединённое уголовное дело и складывая папки в один столбик.
– И как же мне отблагодарить-то, гражданин начальник, за доброту вашу? 
– Лёша, только не пить. 
– Это как работа пойдёт.
– Советник юстиции Князев, это приказ! Не забудь в канцелярии за дела расписаться. И сходи, наконец, в парикмахерскую.
– Есть, товарищ старший советник юстиции!
Алексей Павлович вскочил, собрал все папки под мышку, лихо щёлкнул каблуками неформенных стильных туфель, развернулся и вышел. Александр Сергеевич только успел усмехнуться в спину своему следователю. Прокурорские фуражки на головах обоих чинов надзорной службы не красовались, общеармейских ценностей в виде воинского приветствия не наблюдалось. В историческом здании городской прокуратуры Санкт-Петербурга шла себе потихоньку мирная гражданская служба… Прокурор пишет, служба идёт…
У себя в кабинете советник юстиции сменил форму на гражданский костюм без галстука и со своей блондинистой копной волос на голове стал совсем штатским. Следователь разложил папки на столе по датам принятия заявлений от потерпевших и принялся изучать документы. Алексей Павлович в силу своей должности и чина занимал небольшой, но достаточно просторный  отдельный кабинет с видом на Почтамтскую улицу. Здесь сотрудник прокуратуры проводил большую часть жизни, поэтому постарался устроиться, как мог: рабочий стол ближе к окну и чтобы свет падал обязательно слева; напротив, вдоль стены – четыре стула для посетителей, чёрный кожаный диван, шкафчик для одежды, сейф и на сейфе – кактус, электрочайник и аудиомагнитофон «Шарп». В углу кабинета, у входной двери красовалась особая гордость Князева – небольшая изразцовая печь, сохранившаяся с незапамятных времён. За рабочим стулом старшего следователя на стене висел большой постер с изображением ливерпульской четвёрки группы «Биттлз». 
Периодически в кабинете появлялись различные руководители городской прокуратуры, пару раз  старший следователь Князев оказался удостоен чести личного посещения прокурора города (разных).  И каждый раз хозяина этого кабинета слегка журили за художественно оформленный плакат на стене и просили снять. Всё же, как ни крути, кабинет государственного учреждения в виде надзорной инстанции. А тут на стене английские музыканты висят. Нехорошо! Лучше бы сотрудник городской прокуратуры повесил у себя на стене портрет своего президента. Или портрет действующего Генерального прокурора. Что, впрочем, тоже было бы совсем неплохо…
Битлы на стене выдержали двух Генеральных прокуроров, трёх городских и множество их заместителей и, казалось, были вечны. Как и верный почитатель  их таланта, работающий в этом кабинете восьмой год, а до этого места оттрубивший следователем по различным районам города две социалистические пятилетки. 
На чтение всех папок старший следователь городской прокуратуры потратил полтора часа. Алексей Павлович, не спеша, поднялся из-за стола, подошёл к сейфу и включил кассету любимой группы. Скинул пиджак, улёгся на диван, пристроив голову на мягкий подлокотник, и начал анализировать факты нового дела под вечную на все времена тему песни «Yesterday». За полчаса, прослушав одну сторону кассеты, следователь поднялся, выключил магнитофон и вернулся к столу. Ещё раз перебрал папки в хронологическом порядке и сделал записи в блокноте, который постоянно носил с собой. Лучшая память – это карандаш…
С минуту посидел, изучая свои каракули, кивнул и пододвинул ближе телефонный аппарат. По памяти набрал номер старшего оперуполномоченного уголовного розыска Адмиралтейского УВД. 
Ответ прозвучал сразу:
– Милиция на проводе.
– Прокуратурка беспокоит. Как жизнь молодая, Вася?
– Да всё вашими прокурорскими молитвами живём. Вот чую я, Лёша, своей милицейской чуйкой в одном деликатном месте – не будет мне покоя прямо с сегодняшнего дня?
– Не будет, товарищ майор милиции Жилин.
– Прокурорский волк вам товарищ, господин советник юстиции Князев.
– Василий Петрович, доложи своему руководству, что вызван в городскую по материалам проверки с потеряшками  за последний год. Встречаемся через час в нашем кафе. Там и отобедаем.
– А вот это становится уже интересно для нас, простых оперативных работников.
– Записи свои захвати, простой работник.
– Не извольте беспокоиться, Ваше сиятельство. Мне чего-нибудь ещё с собой захватить?
– Не сегодня, Василий. Работы много. И с сыном надо успеть позаниматься.
– Понял. Место встречи изменить нельзя?
– Не опаздывай, Шарапов, – служащий прокуратуры положил трубку и усмехнулся своим мыслям…

Глава 2

На следующий день в кабинете городской прокуратуры собрались все участники следственно-оперативной группы в количестве четырёх сотрудников. Следователь районного отдела по фамилии Паноян прибыл в форме старшего лейтенанта милиции, но уже с петличками сотрудника юстиции. Недавно следственные отделы милиции немного отделили от районных управлений внутренних дел и приблизили к юстиции. И если раньше сотрудник внутренних дел Панаян был старшим лейтенантом милиции следственного отдела районного управления милиции – СО УВД, то сейчас стал старшим лейтенантом юстиции того же следственного отдела, но уже – СУ при УВД  Центрального района г.Санкт-Петербурга.
Районного следователя звали Лерник Сережаевич, и весь внешний вид молодого человека показывал, что офицер российской милиции любит и чтит свою форму. Чего стоила одна фуражка-аэродром, сшитая на заказ. По глубокому убеждению руководителя данной следственно-оперативной бригады советника юстиции Князева, следователи должны надевать свою форму только при вызовах к начальству или на церемонии награждений. И ещё в дни своих профессиональных праздников. Обычно сотрудники юстиции работали в костюме или джинсах и свитере, так как гражданам, прибывающим на допрос, психологически комфортнее беседовать с человеком в штатском, нежели в кителе с погонами. В этот раз Алексей Павлович посчитал, что следователь районного управления милиции облачился в свою форму только ради вызова в городскую прокуратуру на встречу со старшим группы. Уважил, так сказать…
Районные опера уголовного розыска, майор Жилин и лейтенант Кантемиров не так сильно уважили своего бригадира и появились, как обычно, в гражданке. Старший оперуполномоченный был одет так же, как и в прошлый раз в кафе. Молодой сотрудник пришёл на службу в модных вельветовых брюках, рубашке без галстука и лёгком пиджаке. Прокурорский кабинет тут же наполнился лёгким ароматом импортного парфюма. Князев, большой любитель качественной обуви, успел заметить на ногах новичка стильные спортивные туфли, явно купленные не в питерских магазинах. Василий Петрович представил своего помощника обоим следователям. У стажёра отдела в руках красовалась чёрная папочка, точь-в-точь как и подаренная сотруднику городской прокуратуры. Остальные оказались знакомы, и расселись напротив своего временного начальника.
Лейтенант милиции Кантемиров с интересом начал разглядывать плакат «Биттлз» над головой старшего следователя прокуратуры. Алексей Павлович спросил с улыбкой:
– Тимур увлечён «битлами»?
– Классика, – пожал плечами опер.
– Тогда и начнём наш разговор с классических моментов раскрытия преступлений, – старший группы разложил перед собой блокнот и листы оперативных записей. – Василий и Лерник, что общего между всеми эпизодами в ваших районах? Первый по алфавиту докладывает Адмиралтейский район.
– Как я уже говорил, никаких доверенностей, –  по памяти начал доклад майор милиции. –  Все договоры продажи квартир подписывали сами владельцы. Из пяти наших эпизодов три сделки оформлялись в нотариальной конторе на Достоевской. А это уже Центральный район. Пока всё.
– Из наших двух эпизодов одну сделку оформляли  в этой же нотариальной конторе,  – с лёгким кавказским акцентом продолжил старший лейтенант юстиции соседнего района. – И кстати, в этой конторе работает  исполняющим обязанности нотариуса один из наших бывших следователей – Рома Марченко. Могу поговорить с ним тет-а-тет.
– Лерник, пока не надо, – перебил следователя опер и посмотрел на бригадира. Алексей Павлович с секунду подумал и кивком подтвердил слова коллеги:
 – Не будем показывать интерес к этой загадочной конторе. Берём в разработку. Что ещё можем добавить, молодые люди?
Жилин и Паноян переглянулись. Представитель Адмиралтейского района сказал:
– Вроде бы следы всех бывших собственников теряются в Бокситогорском районе.
– Вот! – Кивнул советник юстиции. – Я подготовил запросы в местную паспортную службу и ЖЭК по поводу регистрации и проживания в Ленинградской области пропавших хозяев квартир. Ответы по почте будем ждать долго. Кто из нас самый молодой и шустрый, и готов завтра прокатиться и денёк  за городом отдохнуть?
– Товарищ старший следователь, разрешите нам вдвоём с лейтенантом сгонять в Бокситогорск? Заодно и покажем стажёру медвежьи уголки нашей необъятной области, – предложил майор милиции и добавил: – Он родом с Урала. 
– Я слышал, там стая волков появилась. Этой зимой собаку загрызли в местном садоводстве. – Сотрудник прокуратуры  вспомнил сводку областных новостей и добавил: – Хорошо. Завтра с утра в путь. И аккуратней там, Василий. С местными операми и паспортистками особо не общайтесь – могут быть при делах.
– У меня там дружок в уголовном розыске Тихвина работает, с ним и пошепчемся.
– И самое главное, товарищ майор, с сегодняшнего дня обязательно заведите дело оперативного учёта.
– Хорошо. 
– У секретаря получите запросы с командировочными и можете быть свободны. – Алексей Павлович взглянул на милицейского коллегу. – А вас, Лерник, я попрошу остаться.
Двое оперативных участников следственной бригады попрощались и вышли из кабинета. Паноян вопросительно посмотрел на Князева. Старший следователь пересел на диван и сказал:
– Лерник, расскажи подробней про своего бывшего коллегу по фамилии Марченко.
– Особо рассказывать нечего. – Повернулся к дивану старший лейтенант юстиции. – Я с ним недолго успел поработать. Роман ушёл из  следствия через месяц после того, как меня перевели из отдела дознания. Знаю, что он долгое время был лучшим следователем района, и его даже метили в замы начальника отдела. Поэтому  многие в РУВД удивились быстрому увольнению перспективного сотрудника. Слышал, что он вначале работал помощником нотариуса в той же конторе на Достоевской и стал исполнять его обязанности.
– Лерник, когда Марченко ушёл из следствия?
– Примерно год назад, Алексей Павлович. Я перевёлся в конце марта.
– Значит весной. И первый эпизод, кстати, в твоём районе появился в начале лета. Пока этот факт ни о чём не говорит, но…
Хозяин кабинета задумался, быстро вернулся к столу, сверил свои записи в блокноте с листками майора Жилина, поднял голову, хитро посмотрел на коллегу и спросил с улыбкой:
– Товарищ старший лейтенант юстиции, а вы верите в следовательскую интуицию?
– Товарищ советник юстиции, вы спрашиваете о некой таинственной способности мудрого следователя находить истину где-то в глубинах своего исключительного подсознания и затем быстро раскрывать преступления? Не верю!
– Поверь,  Лерник, на слово – с годами следственной работы у тебя появится другое мнение. – Старший товарищ улыбнулся. –  Надеюсь, ты согласен со мной, что следователь – это творческая профессия?
– Согласен. Иногда приходится быть актёром: хорошим следователем или плохим.
– Вот! А профессиональная интуиция имеет место в любом творческом процессе. И если у тебя есть актёрский опыт, то обязательно в твоей следовательской голове должны появиться и творческие решения поставленных задач.
– Алексей Павлович, при всём уважении к вам, я больше верю в объективные доказательства и результаты экспертиз.
– В нашем деле без этого никуда не денешься, – вздохнул Князев. – Ясный пень, что наша интуиция не имеет никакого процессуального значения. Лерник, я считаю, что  следовательская интуиция состоит из  наблюдательности, сообразительности и профессионального опыта. Вот, например, из выявленных нами сегодня совпадений я уже сделал вывод, что с нотариальной конторой на Достоевской что-то не так. И если я сейчас в рамках уголовного дела пошлю тебя допросить твоего  знакомого – считай, загублю дело на корню в самом начале. Тут другой подход нужен. Творческий.
– Какой?
– Пока не знаю, гражданин начальник, – задумался хозяин кабинета. 
Милицейский следователь пересел на мягкий диван и принялся рассматривать японский аудиомагнитофон. 
Советник юстиции принял волевое решение: 
– Ладно, Лерник. Подождём наших оперов с результатом и будем думать дальше. А сейчас буквально в двух словах дай характеристику бывшему коллеге Марченко.
Следователь Паноян развернулся на диване к окну, посмотрел в лицо старшему группы и быстро сказал:
– Умный, грамотный, лидер по натуре и всегда сам по себе.
– Всегда сам по себе – это как?
– За четыре года работы в отделе – ни друзей, ни врагов. Никогда не пропускал наши следовательские посиделки. Посидит с полчаса, рюмку выпьет, пару слов скажет и домой. Вроде бы всегда с коллективом, но, точно,  не свой.
– Примерно так я и думал.
 Алексей Павлович встал из-за стола и прошёлся по кабинету: три шага туда, три обратно. Затем присел на диван и сказал:
– Лерник, думаю, сам понимаешь, что о наших делах в отделе распространяться не надо. Мало ли, у этого Ромы кто остался из приятелей. Скажешь  – ищем потеряшек, бестолковая работа, одни запросы.  Городской прокуратуре больше не хрен делать. И всё в том же духе. С твоим руководством я отдельно поговорю. Всё понял?
– Так точно, – ответил Паноян.
– Лерник, а ты родом из Армении будешь? – вдруг спросил старший группы.
– Город Спитак, – вздохнул армянин и добавил: – Я в восемьдесят восьмом в армии служил, в Чехословакии. У нас дом был небольшой на окраине. Все выжили, только отец инвалидом остался, ногу придавило. А так, из родни многие погибли.
– Да уж, Лерник. Пережил твой народ страшное землетрясение в тот день. Мне Вася Жилин такое рассказывал. Кстати, а ты знаешь, что он там три месяца находился в ленинградской команде сотрудников милиции?
– Не знал, – удивился милицейский следователь.
– Вася теперь по-вашему даже ругаться умеет.
– Алексей Павлович, а у меня армянский коньяк есть. Настоящий! Может быть, посидим все вместе, поговорим? И о деле подумаем.
– Лерник, это обязательно. Но, позже. Вначале поработаем немного. И у меня для тебя есть задание. Почти творческое. Присаживайся к столу.
 Старший лейтенант вернулся обратно на стул и изобразил полное внимание. В карих глазах молодого человека загорелся  азарт сыщика. 
Следователь прокуратуры развернул свой блокнот и сказал:
– По всем эпизодам, всего их семь, нет ни одного объяснения или протокола допроса вторых хозяев квартир. Тех, кто затем перепродавал добросовестным покупателям. И таких собственников получилось всего три человека. Двое продали по две квартиры каждый, и один сбыл три объекта недвижимости. Все прибыли из Ленинградской области и убыли, якобы, обратно. Лерник, надо их установить и найти. Может быть, на них ещё  какие квартиры успели  со временем оформить?
– Алексей Павлович, из семи сделок три квартиры были проданы через одно агентство недвижимости. Может быть, к ним завтра заглянуть?
– Даже не знаю. Думаю, пока не надо. Подождём, как и с нотариальной конторой. Я подготовил запросы в местные ЖЭКи, заберёшь у секретаря. Хотя, ответы для нас особо ничего не дадут, разве что покажут наш объём работы для руководства. Любят они про запросы спрашивать, – руководитель следственной бригады усмехнулся и продолжил: – Лерник, допроси подробней соседей по парадной и по лестничной площадке. Вдруг кто-то и чего вспомнит про этих недобросовестных продавцов. Может быть, потом придётся личность устанавливать и опознание проводить. Всё понял, товарищ старший лейтенант юстиции?
– Так точно, товарищ советник юстиции,  – улыбнулся Панаян и встал со стула. – Загрузили вы меня, Алексей Павлович. Семь квартир, однако.
– Я же говорю – работа творческая, – Князев привстал и с улыбкой протянул руку младшему сотруднику. Старший лейтенант крепко пожал ладонь, водрузил на свою курчавую голову фуражку-аэродром и покинул помещение.
Хозяин кабинета подошёл к магнитофону, перевернул кассету, включил и прилёг на свой любимый диван. Глядя в потолок, начал анализировать новое дело: «Что мы имеем в итоге: семь квартир в центре города проданы по рыночной стоимости, и все первые владельцы, приватизировавшие эти квартиры в своё время, пропали без следа. Заявления по всем пропащим были, дела не возбуждались, пока одна из родственников не дошла со своей жалобой до Генеральной прокуратуры. И тут колесо правосудия со скрипом, но завертелось. Формально ни в одном эпизоде на сегодняшний день нет состава преступления. Владельцы продавали квартиры сами и покидали город добровольно. В материалах проверки нет ни одной доверенности на продажу жилья. И, наверняка, от всех бывших собственников имеются расписки о получении денег. Тот, кто это организовал, практически учёл все наши следственные действия. Бывший следователь Марченко? Не факт... Может быть, просто консультировал за долю малую и оформлял нотариальные документы. Вполне возможно. И это его работа…Раскрытие по старым методам не получится. Нужен творческий подход. Как у артистов…» 
Алексей Павлович дождался щелчка автоматического отключения магнитофона, вернулся к столу и набрал номер отдела уголовного розыска Адмиралтейского района. Майора Жилина на месте не оказалось, попросил коллег перезвонить в городскую прокуратуру. 
Минут через двадцать раздался звонок:
– Господин советник юстиции, уже успели  соскучиться по своим оперативным работягам?
– Товарищ майор, покой нам только снится. А скука – это есть отсутствие смысла.
– Сильно сказал, Алексей. Сам придумал?
– Где-то читал. Василий, меняем план. Завтра в Бокситогорск едешь один. Твоего стажёра  светить не будем.
– Алексей, получается, что я в твоей бригаде самый молодой и шустрый? Обижаешь, начальник. 
– Тебя обидишь. Так надо, Вася. Для дела. Есть у меня одна идея, с тобой переговорим по приезду. Сколько времени Кантемиров успел поработать в милиции?
– Полгода дознавателем в Сестрорецке. До этого три года пожары тушил старшим пожарным ВПЧ (военизированная пожарная часть)  в посёлке Медвежий Стан. Это рядом с метро «Девяткино», бывшей «Комсомольской».
– Хорошо. Пусть завтра подойдёт ровно в двенадцать к скамейкам около гостиницы «Советской». 
– Конспирация и ещё раз конспирация?
– Да, Василий Петрович. Всё серьёзно. В отделе скажи, что я загрузил твоего стажёра по другим эпизодам. Вася, аккуратней там в Бокситогорске. Чужой город... Ствол возьми.
– Меня умиляет ваша прокурорская забота, товарищ старший следователь. Но, чёрт возьми, всё же приятно. Покорнейше благодарю, господин советник юстиции.
– Вася, не ёрничай. Ты мне нужен живым и здоровым. Семье тоже.
– До завтра, Леша. Как буду выезжать обратно, дам знать.
Алексей Павлович положил трубку и задумался: «Если я завтра запущу своё колесо правосудия, то обратной дороги уже не будет… Как бы человека не подставить…»
 

Глава 3

Следующий день выдался гораздо прохладней, северный ветер всё же пригнал циклон  с Финского залива, и ночью прошёл сильный дождь. Ливень оказался весьма кстати, ещё вчера культурная столица тонула в пыли. Утреннее солнце  подсушило умытые улицы и набережные. Дышать в центре города  стало легче, а жить хорошо. К гостинице Алексей Павлович  подошёл заранее, выбрал дальнее место за кустами сирени, ближе к Фонтанке. Коренной ленинградец тщательно протёр принесённой газетой скамейку, запахнул плащ, вдохнул  насыщенный запах сиреневых кустов и принялся ждать вызванного сотрудника. Стажёр милиции в тёплой ветровке, плотных синих джинсах и белых кроссовках появился секунда в секунду. Князев взглянул на часы, встал и, протягивая руку, сказал:
– Точность – вежливость королей.
– У немцев научился, потом привык, –  ответил Кантемиров и пожал ладонь. – Добрый день, Алексей Павлович.
– Здравствуй, Тимур. Хорошая привычка. Присаживайся. Сколько лет служил в армии?
– Вначале полгода в учебке под Свердловском, а затем пять с половиной в Германии. Всего шесть лет.
– Солидно. А я вот только два года на Дальнем Востоке. Связист. Как давно это было…, – с улыбкой задумался советник юстиции.
– «Кто е…ётся в дождь и в грязь? Наша доблестная связь!» – вдруг вспомнил Тимур солдатскую мудрость и тем самым поддержал приятные раздумья старшего по должности, званию и чину. Оба рассмеялись. Князеву понравились пунктуальность молодого человека и шутливый тон начала разговора. И опять же – армейское братство. Каждый из мужчин в своё время достойно перенёс тяготы и лишения воинской службы.  А это в нашей жизни у нормальных людей чего-то стоит. Связист в запасе задал логичный вопрос:
– Тимур, в каких войсках служил?
– Пехота. Начальник войскового стрельбища Помсен, это под Дрезденом. Три года назад ушёл в запас по окончании контракта.
– А сам откуда родом будешь?
– С Урала. Челябинская область, шахтёрский город Копейск. Из посёлков. У нас там, где шахта была, там посёлок. И всё вместе – город Копейск. Сейчас шахты  закрывать начали. Говорят – нерентабельно, – вспомнил свою малую Родину пехотинец и вздохнул. Собеседники замолчали и задумались каждый о своём: молодой человек о родном посёлке, человек постарше о свёрнутых шахтах и закрытых заводах по всей стране. Тимур поднял голову, заметил название гостиницы на крыше высотки и продекламировал:
– «Жил в гостинице «Советской» несоветский человек…»
– «Вечно в кожаных перчатках – чтоб не делать отпечатков…», – улыбнувшись, подхватил Алексей Павлович и повернулся к собеседнику: – Высоцкого уважаешь, Тимур?
– Классика, – точно так же, как и в кабинете, пожал плечами молодой сотрудник, посмотрел в лицо старшего по группе и серьёзно ответил: – Алексей Павлович, я хорошо понимаю, что вы оставили меня в последний момент в городе и вызвали на встречу не Высоцкого с Битлами обсуждать. Поэтому, предлагаю считать, что доверительный контакт между нами состоялся. И мне вчера майор Жилин кое-что рассказал про вас. Я вас уважаю и даю слово, что о нашем разговоре никому и ничего не расскажу.
– Хорошо, Тимур. Перейдём к делу. Но, мне странно слышать от стажёра милиции слова о доверительном контакте.
– В восемьдесят шестом меня особисты  взяли по 152 статье УК, как бы за спекуляцию. Чуть не посадили. И через сутки после камеры гарнизонной гаупвахты и состоялся этот самый доверительный контакт. Я стал секретно работать на особый отдел сначала полка, а потом уже и всей 1 Танковой Армии. 
– Барабаном    стал? – удивился следователь.
– Алексей Павлович, я же говорил, что вырос в шахтёрском посёлке. Так вот, там из достопримечательностей только шахта «Комсомольская» и две зоны: одна строгого режима, другая общего. И мы, поселковские, с самого детства знаем, что стучать на своих – это нехорошо. По наводке особистов я только с немцами работал.
– Ни хрена себе! – воскликнул Князев и огляделся вокруг. – Лейтенант милиции Кантемиров, так вы у нас настоящий разведчик получается? Я смотрю, Тимур, прикид у тебя как у профессионального фарцовщика. И обувь шикарная. А потом что было? Не взяли в школу разведчиков?
– Потом, Алексей Павлович, в войсках вместе с перестройкой и гласностью начался большой бардак, а социалистическая ГДР быстро потянулась к капиталистической ФРГ. И всё, что я делал там вместе с особистами, оказалось на хрен никому не надо. Я дембельнулся перед самым объединением двух Германий. А вещи и обувь покупал на западные марки в местных Интершопах. Это что-то типа наших магазинов «Берёзка».
– Тимур, ты ещё и валютой занимался?
– Было дело. Потом один подполковник КГБ посоветовал мне закругляться с делами, которые подпадали под  статью 88, как сами понимаете, Уголовного кодекса РСФСР. Я этому комитетчику по жизни благодарен, хотя даже не знаю, где он сейчас. А если сказать честно, Алексей Павлович, даже знать не хочу.
– «Да уж, да уж, куда нам до китайских Дауш…», – задумчиво процитировал советник юстиции и спросил: – Тимур, сколько тебе лет?
– В январе двадцать девять исполнилось.
– Женат?
– Да. Сыну два года.
– Где с семьёй живёте? – профессионально продолжил разговор следователь.
– В посёлке Медвежий Стан, в общежитии при пожарной части. Это рядом с Девяткино, я там  старшим пожарным работал. Сейчас часть закрыли, как и наши шахты. Видимо, тушить пожары стало тоже нерентабельно. Общага пока осталась. Не знаю, что дальше будет… – Тимур вздохнул. Проблемы с жильем и постоянной регистрацией в культурной столице оказались самыми болезненными вопросами в жизни молодой семьи. – У нас там комната. Жена врачом работает в местной поликлинике.
– И тебя в наш район жильём заманили? – догадался Князев. Лейтенант милиции грустно кивнул и ответил:
– Начальник отдела обещал для меня комнату выбить. Да и в Курортном районе у меня один инцидент по службе был. Долго рассказывать.
– Не надо ничего рассказывать. Тимур, раз ты вырос между двух мест лишения свободы, значит ты «по фене ботаешь»?
– Алексей Павлович, – усмехнулся уральский парнишка. – Так на улицах уже никто из бандитов не говорит. Вы сказали, как какой-то древний уркаган на глухой сибирской зоне.
– А как сейчас говорят? – советник юстиции, считающий себя знатоком блатного мира,  немного обиделся. 
Собеседник встал, расстегнул куртку, засунул руки в карманы джинсов, подошёл вплотную к следователю и, слегка двинув кроссовкой по его ботинку, процедил сквозь зубы:
– Дядя, ты по понятиям базаришь?
Сотрудник прокуратуры слегка опешил, затем так расхохотался, что распугал всех птиц с ближайших деревьев и совсем неконспиративно привлёк внимание прохожих на Лермонтовском проспекте. Стажёр вернулся на скамейку и с улыбкой посмотрел на собеседника. Князев отсмеялся, вытер платочком выступившие слёзы и сказал:
– Тимур, тебе надо было в артисты идти, или в цирк.
– Мне в армии цирка хватило, – усмехнулся прапорщик в запасе.
– Тут согласен. До сих пор помню, – ответил Князев и посмотрел на парня. – Тимур, а теперь  поговорим серьёзно. Есть у меня одна мысль по поводу раскрытия нашего уголовного дела. И это раскрытие во многом будет зависеть от тебя. Но, сразу предупреждаю – это опасно. И ты вначале хорошенько подумай, сразу не отвечай. И ещё, Тимур, мы все взрослые люди, не надо строить из себя героя.
– Слушаю внимательно, – Кантемиров повернулся к руководителю группы.
– Тимур, все эти незаконные продажи квартир хорошо продуманы и выполнены. Я за двадцать лет следственной работы впервые сталкиваюсь с тем, что ни по одному эпизоду сразу  не возбудили уголовное дело. Отсутствовал состав преступления. А на сегодняшний день мы имеем уже семь фактов мошеннических действий. Думаю, будут ещё обманные продажи квартир в центре города, – следователь посмотрел на кусты сирени, немного помолчал и продолжил: – И наверняка, Тимур, мы столкнулись с хорошо организованной бандой и с  умным вожаком. Одни и те же люди работают в Бокситогорске и в Питере. Старым способом нам это дело не раскрыть. И я подумал о внедрении нашего сотрудника в эту группировку. И ты, товарищ лейтенант милиции, подходишь по всем статьям. Но, как я сказал, окончательное решение остаётся за тобой. Откажешься – никаких претензий. И о семье тоже надо думать.
– Это как в фильме «Место встречи изменить нельзя»: «Оперуполномоченный старший лейтенант Шарапов для прохождения службы прибыл…»?
– Получается так. Но, всё будет совсем не так, как в кино. Я же говорю – опасно.
– По-другому никак?
– Даже не знаю – как? Сейчас жизнь  быстро меняется. И законы уже не работают. Тут другой подход нужен.
– Сколько у меня времени?
– Сегодня пятница, ждём от тебя ответа в понедельник. Тимур, я со своей стороны могу учесть и твой личный интерес,  предложив содействие в получении комнаты в небольшой коммунальной квартире в центре Питера. Сделаем хорошую, просторную комнату, и с работой для твоей жены поможем. Поверь на слово, в бытовых вопросах у городской прокуратуры гораздо больше возможностей, чем у районных отделов милиции,  – ответил Князев, поднимаясь со скамейки.
– Хорошо, я подумаю.
– Встречаемся в понедельник в это же время и в этом же месте.
– Место встречи изменить нельзя. До понедельника, Алексей Павлович, – Кантемиров встал и протянул ладонь. Коллеги попрощались и отправились каждый в своём направлении: советник юстиции по Лермонтовскому проспекту в сторону прокуратуры, а сотрудник милиции через 8-Красноармейскую к зданию УВД.