Жрец смерти

Я никогда не убивала из удовольствия.

Или, например, из любопытства. Из инстинкта самосохранения – бывало. В виде мести – безусловно. Но, как бы там ни было, смерть другого человека никогда не была для меня радостью, праздником души и не вызывала ни малейшего восхищения. Просто некоторые заслуживают того, чтобы их убили. Но не стоит судить о грехах других. Ведь если существует на свете человек, подобный мне, то он непременно придерживается мнения, что я сама не заслуживаю права жить дальше. Однако в моей профессии сантименты и философия – это лишнее. По крайней мере, во время подготовки к выполнению заказа и его последующего осуществления. А сейчас я как раз занята одним весьма интересным и, что гораздо более важно, прибыльным дельцем.

Ведь в течение уже нескольких лет я убиваю исключительно из-за денег.

То есть я являюсь киллером, наемным убийцей. Или – киллершей, наемной убийцей? Вот уж не знаю, допускают ли нормы словообразования русского языка подобные неологизмы. Как бы там ни было, профессия для женщин, надо сказать, достаточно редкая. Мне известна пара-тройка коллег в этой кровавой области, и все они – мужчины. Почему-то, видимо, считается, что слабый пол не обладает логическими способностями, физической предрасположенностью и техническими знаниями для того, чтобы достичь успеха в данной сфере, вне всякого сомнения, весьма специфической. Я же являюсь живым доказательством того, что подобные измышления – не более чем глупые мужские фантазии, наследие многовекового шовинизма и пещерного мышления.

Однако, собственно, не в том дело.

Потому что я не ориентируюсь на своих, с позволения сказать, коллег. Потому что не существует никакого профсоюза профессиональных убийц. Нет и семинаров, на которых можно обменяться опытом и последними новостями. И все же наш мирок весьма маленький и тесный. И иногда случается, что одному из нас приходится убрать с дороги другого.

Но в этот раз все иначе. Вернее, все по-старому. То есть жертва – обыкновенный человек. Хотя, надо добавить, не такой уж и обыкновенный. Потому что мои услуги стоят дорого, даже очень дорого. Но зато я в состоянии предъявить безупречный «боевой список»: за все то время, что я работаю в этой необычной, сугубо мужской области, у меня не было ни единой осечки, и квота выполнения плана составляет ровно сто процентов.

Убить человека не так уж и сложно. Вернее, легко. Причем любого человека, даже самого могущественного, богатого и «закрытого». Конечно, я утрирую – если речь действительно об очень могущественном, богатом и «закрытом», то на разработку операции и ее выполнение уходят недели, иногда даже месяцы. А в одном случае, самом муторном, но до сей поры самом для меня прибыльном, пришлось выжидать удобного случая почти год.

Да, убить легко, потому что каждый из нас с точки зрения физиологии подобен миллионам и миллиардам прочих жителей планеты. И вовсе не обязательно устраивать кровавую бойню или отправлять на тот свет при помощи мощнейшего направленного взрыва целую колонну бронированных джипов. На подобные штучки способен и дилетант, более-менее знакомый с основами физики и химии и имеющий доступ к Интернету, где можно отыскать любые рецепты, от изготовления сибирских пельменей до производства водородной бомбы. Имеются там и сайты – доступные, конечно, далеко не всем, то есть отлично замаскированные под более-менее безобидные, – на которых субъекты, мнящие себя специалистами в области умерщвления, делятся своим опытом и дают практические советы новичкам.

Те, кто отирается на подобных сайтах, являются убийцами, что бесспорно. Однако по большей части речь идет о топорной работе в подворотне и о приверженцах идиотских мистических сект и сатанинских ритуалов. С такими сумасшедшими я не имею ничего общего.

Ведь самое главное в нашей профессии – это не получение весомого гонорара. И даже не выполнение смертельного заказа. Главное в нашей профессии – остаться в живых. Потому что – и я возвращаюсь к мысли о том, что убить можно просто-напросто любого, – какой смысл в том, чтобы, нацепив на себя пояс шахидки, напичканный десятью килограммами пластиковой взрывчатки, затесаться в толпу, приветствующую, скажем, высокопоставленного политика, или, проникнув на светский прием, уединиться с олигархом в одной из комнат, зная, что пути назад нет? И в том и в другом случае цель, скорее всего, будет достигнута, то есть объект уничтожен. Однако вместе с ним погибнет еще десятка три-четыре ни в чем не повинных граждан. А заодно, как это ни прискорбно, и сам наемный убийца.

Подобные одноразовые акции меня не интересуют. Потому что я убиваю не за идеи, а ради денег. Хотя… Хотя иногда, особенно бессонными ночами, которые бывают и у меня, я, лежа в темноте, размышляю, отчего так устроена. И задаюсь вопросом (на который нет ответа), откуда во мне… нет, не тяга убивать, а моральное оправдание того, что я делаю. Ибо я, конечно, грешница – с религиозной точки зрения. И если ад существует, то после кончины, которая рано или поздно последует, я попаду именно туда. Но в церковные сказки я не верю. Однако если бы и верила, то, вероятно, это все равно не отвратило бы меня от того, чем я занимаюсь. Вот что заботит меня более всего!

Да, я никогда не убивала из удовольствия. Но я никогда и не задавалась вопросом, что переступать запретную черту нельзя. Ведь для меня с самого начала было ясно: конечно же, можно, если обстоятельства потребуют этого. И откуда во мне взялась такая уверенность, такая установка, до сих пор не знаю. Психологи бы сказали – детская травма. А генетики бы указали на плохую наследственность. Да, травм в моем детстве – душевных, а не физических – было предостаточно. А родителей своих я не знаю, потому что выросла в детском доме.

Точнее, имеется у меня фотография необыкновенно красивой, печальной женщины, с которой я нахожу некоторое сходство, я уверена, что на ней запечатлена моя мать. Обладая большими финансовыми ресурсами, я бы могла заняться выяснением своей родословной, и я даже обещаю себе, что обязательно займусь – после очередного заказа, или в новом году, или после отпуска. Но каждый раз нахожу причины, чтобы в очередной раз отложить изыскания в данной области.

Потому что, и именно об этом я размышляю долгими бессонными ночами, ничего хорошего поиски мне не сулят. Я точно знаю, что моих родителей давно нет в живых, иначе бы я не оказалась в детском доме в возрасте неполных двух лет. И тот факт, что родственники, если они, конечно, у моих родителей имелись (что представляется более чем очевидным, ведь у каждого наличествуют какие-либо родственники, хотя бы дальние), не взяли меня на воспитание, свидетельствует о том, что в моей юности в самом деле есть ужасная тайна. Отсюда и сон, который навещает меня время от времени. А скорее всего, даже не сон, а воспоминание. Воспоминание из далеких времен – очень далеких, еще до детского дома.

Я сижу на полу, около кровати. А с кровати что-то капает. Мне кажется, что вода. Но потом я думаю, что варенье. Потому что капает густое и красное. Я поднимаюсь с пола, на котором лежит одна-единственная игрушка – большой желтый пластмассовый щенок на колесиках, с коричневыми ушами, причем одно колесо сломано и кончик одного уха отломан.

Итак, я поднимаюсь с пола, желая узнать точнее, что капает с кровати. И вижу, что на ней кто-то лежит. Или, вернее, что-то. Вроде бы человек, но в то же время и нет. Мне требуется некоторое время, чтобы сообразить, что мешает сделать правильный выбор.

Конечно, подушка, лежащая на лице этого человека. Причем не белая, а какая-то бурая. Я хватаюсь за нее и понимаю, что подушка пропитана чем-то. Чем-то липким, оставляющим багровые разводы на моих ладошках. Я понимаю, что подушка на лице мешает человеку дышать, и хочу ему помочь. Ведь я уверена, что человеку больно и ему нужна помощь.

Я отрываю подушку от лица, но никакого лица я не вижу. И вообще я ничего там не вижу – кроме большого пятна. Потому что ни лица, ни головы у человека нет. Нет – и все тут. Видна только шея, а головы нет.

Я истошно кричу, прижимая к себе пропитанную кровью – чем же, собственно, еще! – подушку, словно она может защитить от всего того ужаса, что надвигается на меня. А ужас действительно надвигается. Я поворачиваюсь к двери, вернее, к дверному проему, потому что самой двери не вижу – кто-то снял ее с петель, и до меня доносятся шаги. А затем в комнату кто-то заходит. Последнее, что я вижу, это белая рука с длинными пальцами, сжимающая заляпанный кровью нож.

Я истошно кричу – в своем сне.

Я истошно кричу – наяву. И этот крик каждый раз вырывает меня из ночного кошмара. После чего я долго лежу, таращась в потолок и стараясь унять рвущееся из груди сердце.

Возможно, психолог или психоаналитик помог бы мне, однако я страшусь обращаться к специалисту: помимо историй моего детства, во время сеанса могут выплыть и истории моей нынешней профессиональной деятельности. А это никому не нужно, в последнюю очередь самому психологу или психоаналитику, потому что мне придется заняться ненужным и опасным свидетелем, с известным печальным исходом – для него, конечно же.

А мое главное правило, повторяю: на тот свет отправляется человек, на кого мне дан заказ. Только он (или они), и никто больше. Это сложно, зачастую даже очень сложно, требует отличной подготовки и четкого выполнения, а также способности моментально принимать правильные решения в том случае, если план вдруг даст сбой или в дело вмешается случай. Я горжусь тем, что до сих пор не изменила своим принципам. И не намерена изменять им в будущем.

Впрочем, если меня и интересует будущее, то не мое собственное, а моей новой жертвы. Если честно, слово «жертва» мне не нравится, однако ничего не поделаешь. Можно использовать и другое – «клиент», но в данном случае возможна путаница между реальным клиентом, то есть тем, кто дает заказ, и клиентом-жертвой, которого надлежит отправить к праотцам.

Свой новый заказ я получила около месяца назад. Вернее, сначала получила информацию о том, что кто-то интересуется моими талантами. В тот момент я находилась на далеких островах. Нет, отнюдь не с целью лишить жизни одного из тамошних диктаторов: я была в отпуске. Ведь отпуск бывает у всех, в том числе у профессиональных убийц.

Я знаю одного коллегу, который, желая отдохнуть, отправляется в экзотические места на охоту – на слонов в Кению или на гризли на Аляску. Меня подобное совсем не привлекает. Не понимаю, как можно находить удовольствие в том, чтобы убивать беззащитных зверушек? По мне, так лучше побывать в старинной метрополии и ознакомиться с ее историей или, если предыдущий заказ выдался муторным и сложным, просто поваляться в шезлонге у самой кромки бирюзовых вод на пляже шикарного отеля.

Так было и на сей раз. Предыдущее дело выдалось не то чтобы муторным или сложным, скорее даже наоборот, но до него было еще одно, а до него еще, и все – в течение всего лишь восьми месяцев. Работа на износ, так сказать. Ведь в моей профессии нет какой-либо временно́й закономерности или очередности. Иногда приходится маяться без работы по полгода (потенциальных заказчиков, поверьте мне, предостаточно, но я берусь далеко не за каждый заказ), а порой, как во второй половине прошлого и начале этого года, один заказ сменяет другой.

И вот, завершив последнее дело, я отбыла из Лондона, где до недавнего времени проживал один беглый мультимиллионер, и отправилась в благословенный пальмовый рай. Моим единственным желанием было отключиться от суетной повседневности и как следует отдохнуть. В конце концов, я ведь тоже человек, хотя бы и занимающийся тем, что лишает жизни других людей.

Остров был эксклюзивный, отдых роскошный, а временный спутник – выше всяких похвал. Однако в то же время меня грыз червячок сомнения и отдых с каждым днем делался все более в тягость. Потому что меня все меньше и меньше тянуло к моему спутнику, хотя я понимала, что он в своей области – области фальшивой любви и виртуозного секса – такой же профессионал, как и я в собственной безрадостной сфере. Не хватало еще втюриться в бессовестного жиголо! А удел человека моей профессии – это удел волка-одиночки. Или, с учетом гендерной принадлежности, одинокой волчицы.

Но с этим я справилась быстро, дав отставку шоколадному ловеласу. Он не стал разыгрывать сцен и удовлетворился более чем щедрым подношением, а затем бесследно исчез в направлении бунгало иных богатых туристок, оставив меня наедине с океаном, новым романом Пауло Коэльо и тревожными думами.

Невесть по какой причине сон, обычно мучивший меня раз в два-три месяца, на острове вдруг стал терзать с завидной регулярностью, почти каждую ночь. Я просыпалась с криком на устах, все еще уверенная, что нахожусь в комнате без двери, с поломанным игрушечным щенком на полу и кроватью, на которой покоится человек с подушкой вместо головы. И только потом убеждалась, что нахожусь в своем бунгало, на огромной, застеленной шелковым бельем постели и что рядом со мной, раскинувшись во всю свою нагую красоту, спит юный альфонс.

Один или два раза временный спутник просыпался от моего крика, прижимал к себе, нашептывая на ухо слова любви, но я была решительно не в состоянии внимать его ласкам, потому что находилась под впечатлением ужаса, гнездящегося там, во тьме, в ночи, в моем собственном подсознании.

Расставшись с жиголо, расположившись на шезлонге, пролистывая роман и лениво покуривая, я никак не могла отделаться от мысли, что все это не к добру. В голову приходила даже и такая: не исключено, что повторение кошмара является признаком начинающегося или – кто знает? – резко прогрессирующего психического расстройства. Или кризиса среднего возраста. Или вроде бы такой далекой, но вдруг внезапно наваливающейся, как убийца из-за угла, старости.

Именно в такой момент меня и застигла информация о том, что наклевывается новое дело. Я получила зашифрованное электронное послание, прочесть и понять которое была в состоянии только я. Мой посредник – человек солидный, надежный и осторожный – никогда бы не стал беспокоить меня во время отпуска, если бы не понимал, что это одно из тех дел, которые представляют для меня интерес.

Я пробежала глазами короткий, но емкий текст. Место осуществления операции: Москва. Срок: не более одного месяца, начиная с сегодняшнего дня. Оплата: триста пятьдесят тысяч евро (минус двадцать процентов – за услуги посредника).

Быстро высчитав в уме сумму, которая достанется мне, так сказать, чистоганом, я зевнула. Финансовые проблемы давно не терзали меня, а на последних трех заказах я заработала более чем прилично, и можно было бы позволить себе на время отойти от дел. Но это чревато: через год или два мою нишу займет кто-то другой.

Хотя можно и вовсе уйти на пенсию, я в свои тридцать пять частенько задумывалась над таким вариантом, но каждый раз находились аргументы, почему останавливаться еще рано. А главный заключался в том, что я не представляла себе, чем тогда буду заниматься. Повторяю, убивать людей мне не нравилось и я никогда не убивала из удовольствия, но ведь курсов для переквалификации бывших наемных убийц попросту не существует!

Ах, ну да, в тексте сообщения имелось, конечно же, имя жертвы – Роман Львович Субойкин. Прилагалось и небольшое досье на него, но оно мне не требовалось. Я иронически хмыкнула – ну надо же, какая затейница судьба! Потому что Романа Львовича я знала. Нет, Субойкин не был заказчиком одной из моих операций, хотя я не сомневалась в том, что на совести у него не одна и даже не две загубленные человеческие жизни.

Господин Субойкин – один из тех, кого принято именовать расхожим термином «олигарх». Хотя и не самый крупный, его имя даже не в середине, а в самом низу списка российских олигархов. Но все равно с приличным состоянием в полтора или два миллиарда. То есть человек весьма и весьма обеспеченный. Владелец фармацевтических предприятий, нескольких банков. Подвизался бизнесмен и на ниве золотопромышленности. И помимо этого, с некоторого времени является членом Совета Федерации, достопочтимым сенатором от какого-то крупного сибирского региона.

А еще Роман Львович знатный меценат и общероссийский филантроп. У него имелся благотворительный фонд, собиравший пожертвования для детей, страдающих онкологическими заболеваниями. Поддерживал он и детские дома по всей России. Кое-что перепало от него и тому детскому дому, в котором воспитывалась я.

Кстати, не так давно вышла некрасивая история. Несчастных сирот пригнали на светское мероприятие, на котором присутствовала и вышедшая в тираж, но по-прежнему ослепительно красивая голливудская звезда, пик славы которой пришелся на начало девяностых. Детишки и престарелая директриса детского дома (очень похожая на директрису того, где воспитывалась я) служили всего лишь декорацией для наглой инсценировки. Ведь после того, как на сабантуе для толстосумов была собрана приличная сумма, денежки отправились вовсе не на нужды учреждений для сирот и больных раком ребят, а были попросту «распилены».

В Интернете разгорелся скандал. Часть денег снова всплыла, один из попечителей фонда подал в отставку, но уголовное дело заведено не было. Пресс-секретарь Субойкина елейным голосом объявила, что все средства давно пошли на нужды сироток.

Вранье от первого до последнего слова! Детям перепали сущие крохи, а основная сумма осела в кармане аферистов. О том, что фонд Субойкина служит прикрытием для неблаговидных делишек, таких, например, как наркотрафик и торговля органами, слухи ходили давно. Но так как замешаны в них были, опять же по слухам, представители очень высоких сфер, ни о каком расследовании и речи быть не могло.

Связей со своим детским домом я не поддерживала, однако, узнав об этой катавасии, отправила анонимное пожертвование в размере двадцати тысяч долларов. А господина Субойкина запомнила – на всю оставшуюся жизнь.

Как выяснилось, на всю его оставшуюся жизнь.

Дело показалось мне не самым простым, но и не самым сложным. И хотя оплата предлагалась приемлемая, особой надобности браться за него у меня не имелось. За исключением, конечно же, персоналии самого Романа Львовича. Поэтому я дала свое согласие и через день вылетела в Москву.

Зима вроде бы уже закончилась, но весна еще никак не могла толком вступить в свои права. Слякоть, сырость и серость встретили меня в Белокаменной. Вместо приятных двадцати восьми в тени, как на острове, – плюс четыре на порывистом ветру.

К тому времени я уже успела ознакомиться с более полным досье на Романа Львовича. И даже пришла к выводу, что знаю, кто его заказал.

Олигарх находился в состоянии «войны роз» со своей супругой. Проще говоря, супруга затеяла бракоразводный процесс, желая при этом оттяпать как можно большую часть состояния Субойкина. Сам Роман Львович, задетый в своей мужской чести – еще бы, не он бросил свою опостылевшую супружницу, которой было за пятьдесят, а она его, – не хотел давать ей ни копейки и при помощи своих адвокатов стремился доказать, что размеры его состояния весьма преувеличены.

Гламурная парочка подключила к баталиям желтые СМИ. В газетах, на соответствующих сайтах Интернета и в телевизионных ток-шоу появлялась информация о том, что мадам Субойкина живет во грехе со своим тренером по фитнесу, который младше ее почти на тридцать лет. А бизнесмен Субойкин упирал на то, что отдавать супруге ему нечего, поскольку заработал он за прошедший год ни много ни мало аж сто семьдесят восемь тысяч рублей плюс, что изумительнее всего, двадцать шесть копеек, как заверялось в справке из финансового отдела его же собственного холдинга.

В моей обычной работе заказчики мне практически никогда не были известны, но и я не настаивала на этом. Ведь если они мне неизвестны, то и я им тоже. Хотя, если бы Субойкин заказал свою жену и убрать ее предложили мне, я бы не взялась за дело. Нет, предупреждать боевую даму, которая была мне весьма симпатична, я бы, конечно, не стала, это противоречит профессиональной этике и чревато крайне серьезными последствиями для моей последующей деятельности. Но и работать на жулика Романа Львовича отказалась бы.

А сейчас не нужно было обладать гениальными способностями, дабы понять, кто заказал Романа Львовича и зачем. Потому что имелось несколько условий, которые требовалось неукоснительно соблюсти.

Во-первых, устранение олигарха ни в коем случае не должно быть стандартным убийством – никаких пуль в голову из оптической винтовки. И вообще, должно быть не убийство, а «смерть от естественных причин». Даже несчастный случай нежелателен.

Гм, сложновато, хотя и выполнимо. Правда, время поджимает, но ничего. Трудности только подстегивают работу моих серых клеточек.

Во-вторых, у Романа Львовича имелся при себе крутой мобильный, вернее даже, настоящий мини-компьютер, с которым он никогда не расставался, и данные с него требовалось, скопировав, передать заказчику.

Это проще простого.

В-третьих, Роман Львович должен помучиться перед смертью. Заказчик так и сформулировал свое требование, что окончательно убедило меня: я имею дело с заказчицей. Кто, кроме бывшей жены, ну, или в данном случае без пяти минут бывшей, желает подобного своему мужу?

Таких вещей я никогда не понимала. Ну, разлюбили супруги друг друга. Хочется расстаться – сделайте это без шума и гама. И уж точно без шекспировских страстей.

Хм, когда-то Роман Львович любил свою Ирину Константиновну, а Ирина Константиновна теряла голову от Романа Львовича. Почему же неземная любовь переродилась вдруг в адскую ненависть?

Я задавала себе этот вопрос, рассматривая полученную по своим каналам свадебную фотографию Субойкиных. Жених – молодой человек не без приятности, хотя бы и с оттопыренными ушами и странным блеском в глазах, но еще не раздавшийся вширь и без плеши в полголовы. Невеста – от природы красивая девица, еще не изуродованная косметическими хирургами и топ-стилистами. Но и в ней чувствовался гонор. Что за сладкая парочка! Нашла коса на камень, как говорится.

Вот и урок – лучше быть одинокой волчицей, без мужа и детей. А не то муженек когда-нибудь закажет тебя киллеру. Хотя в данном случае все было наоборот: жена заказала киллеру.

Что же касается «мучений» перед кончиной, то я только пожала плечами. Как именно они должны выглядеть, клиент не сообщил. Согласитесь, сложно инсценировать «смерть от естественных причин», заставив жертву помучиться. Поэтому я отмела последнее требование и сообщила посреднику, что два первых пункта будут выполнены, а за третий не ручаюсь.

Ответ пришел в тот же день. Клиент был согласен с тем, что я проведу операцию в соответствии с двумя первыми установками. Неужели мадам Субойкина все же сжалилась над мужем? Вряд ли. Скорее ей хотелось побыстрее вступить в права наследства.

Кстати! Мужчина, вбив себе в голову, что его бывшая перед смертью должна как следует помучиться, никогда бы не отказался от сей идиотской задумки. Потому что именно мужчины руководствуются чувствами, которые они выдают на принципы, логическое мышление и исключительную необходимость. И это зачастую ведет к провалу их начинаний.

А вот женщины, подвластные-де эмоциям и капризам, в состоянии приспособиться к ситуации и отказаться от части своих требований, ставящих под угрозу осуществление всего плана.

И кто у нас после этого, спрашивается, слабый, а кто сильный пол?

Смерть от естественных причин – понятие растяжимое. Если человеку перерезать глотку, то смерть тоже наступит от естественных причин – от большой кровопотери, влекущей за собой резкое падение артериального давления и прекращение сердечной деятельности. Причина будет естественная и физиологическая, зато приведшее к возникновению сей причины действие, конечно, неестественным и антифизиологическим. Ведь как-то не принято перерезать людям глотки.

Несчастный случай тоже исключался. Во-первых, потому, что заказчику (читай: заказчице) таковой нежелателен, а во-вторых, потому, что на подготовку оного всегда уходит много времени. Да и высока вероятность того, что в инсценированном инциденте погибнут невинные – водитель, телохранители, домашняя челядь.

Значит, возможностей не так уж много. Между прочим, речь идет не только о правдоподобной мизансцене, но и о том, как, выполнив задание, мне самой остаться в живых. С учетом всего вышеизложенного идеальным средством для решения проблемы под названием «Роман Львович Субойкин» было одно: яд.

Однако любой яд оставляет следы. Все дело в том, в состоянии ли московские сыщики распознать их?

Конечно, в штатовских сериалах в суперлабораториях суперспециалисты в суперкороткий срок при помощи супероборудования выявляют, что жертва была отравлена суперредчайшим ядом, что в итоге ведет к поимке суперпреступника. Я знакома с работой сих специалистов, европейских и американских. Во многих случаях убийства оказываются не то что нераскрытыми – никто даже и не подозревает, что имеет дело с убийством. А в данном случае речь идет о матушке России.

Ведь если никто не будет считать смерть Романа Львовича убийством, то даже во время вскрытия, которого, может, и не случится – супруга позаботится! – выяснится, что кончина последовала от естественных причин.

Только если уж травить жертву, то явно не крысидом или цианистым калием. На такой случай у меня имелся доступ к редким синтетическим препаратам, производимым как на родине, так и за рубежом. О подавляющем большинстве из них не слышали даже многие токсикологи. И если точно не знать, какую из субстанций искать в организме покойника, то ни один из обычных токсико-медицинских тестов не выдаст ничего подозрительного.

Выбор конкретного яда зависел от самого плана. По всей видимости, мне требовалось такое средство, которое действовало бы не сразу, а лишь через некоторое время и вызывало симптомы инсульта. А подобные имеются в моем распоряжении.

Дело оставалось за малым – получить доступ к телу. Поэтому три последующие недели я посвятила сбору информации о привычках Романа Львовича.

Занятие было непыльным и давно знакомым. Вовсе не требовалось самолично сидеть в фургоне около роскошного поместья Субойкина на Новорижском шоссе. Да и кто бы мне это, собственно, позволил? Но люди всегда остаются людьми, надо только суметь их разговорить и выцедить из потока информации пару зацепок.

Посему не составило в итоге особого труда узнать, что сенатор Субойкин далеко не ангел. Он пользовался услугами хорошо законспирированного эскорт-агентства, а проще говоря – элитного борделя. Но так как олигарх мнил себя человеком высокоморальным и позиционировал себя столпом общества и меценатом, то более-менее открыто ходить в публичный дом или показаться на публике с сомнительной молодой подружкой Роману Львовичу было невозможно. Помимо того, он явно не хотел, чтобы супруга разнюхала о его привычках и вынесла грязное белье на всеобщее обозрение. Делиться же с ней своими полутора или даже двумя миллиардами долларов олигарх ой как не хотел.

Я давно поняла: жадность – самый худший человеческий порок. Ну дал бы он ей пару сотен миллионов, не обеднел бы! Так нет, стал корчить из себя социально необеспеченного элемента, натравливать на супругу желтую прессу – в результате чего та и потеряла терпение.

Сладострастие – одна из разновидностей жадности, только не к злату и каменьям, а к соблазнительным и доступным телам и сексуальным утехам. Неудивительно, что отказываться от плотских забав на время бракоразводного процесса олигарх не желал, поэтому наведывался время от времени в квартиру, расположенную в Марьиной Роще, в одной из безликих новых многоэтажек. Там у него имелось любовное гнездышко, вернее секс-плацдарм.

Туда Роману Львовичу и доставлялись девушки из эскорт-агентства. Абы с кем он иметь дело опасался, ему требовались проверенные кадры.

Ну что ж, алгоритм действий был понятен – мне требовалось перевоплотиться в жрицу любви и остаться наедине с Субойкиным в его секс-квартирке. Остальное – дело техники. Разумеется, не любовной, а, так сказать, убийственной.

Предпочтения у Романа Львовича были стандартные: длинноногие пышногрудые блондинки с голубыми или зелеными глазами и кукольными личиками. У меня имелись средства для перевоплощения в кого угодно, но сама я была далеко не длинноногая и совсем не пышногрудая. Но это опять же дело техники.

Контингент работающих в эскорт-агентстве дам был Роману Львовичу хорошо известен и менялся не так часто. Особой его любовью, как удалось мне выяснить, без труда вскрыв базу данных сего публичного дома, в последнее время пользовалась некая Вика. Помимо того, время от времени мужчина заказывал визит Алены и Любаши. Но последнюю недавно уличили в воровстве – девица попыталась спереть у клиента сапфировые запонки, что привело к ее немедленному увольнению. Значит, оставались только Вика и Алена.

Обычно за день до посещения секс-квартиры один из телохранителей Романа Львовича сообщал владелице эскорт-агентства, кого его босс желает видеть у себя на следующий день. Клиентом Субойкин был важным, поэтому девушку, так сказать, для него резервировали.

При помощи нехитрого вируса, запущенного в компьютерную базу эскорт-агентства, мне стало известно, что в среду олигарх желает видеть у себя почему-то не Вику, а Алену. Девушку «забронировали» на вечер, значит, в моем распоряжении было чуть больше суток.

От меня требовалось ни много ни мало как перевоплотиться в Алену. Пышная грудь не была особой проблемой, для этого имеется соответствующее нижнее белье. Даже необходимость вдруг обрести лицо Алены отнюдь не озадачила меня. Потому что, во-первых, у меня имелся особый хитрый аппарат, изготовляющий, хотя и не быстро, тончайшую латексную маску, надев которую можно, как киношный злодей Фантомас, перевоплотиться в любого человека. А во-вторых, Алена всегда так жутко мазалась, что я могла бы загримироваться под нее и без латексной маски. Однако осторожность прежде всего!

Сложнее всего было с ногами, которые у Алены начинаются прямо от зубов. Искусственные ноги не приделаешь. Придется компенсировать их длину при помощи одежды и кожаных сапог с высоченными каблуками. Ведь возможности стащить с меня обувь у Субойкина не будет.

Уже поздно вечером, когда маска была наполовину готова, раздался тонкий зуммер. Это означало, что в эскорт-агентство, которое стояло у меня на прослушке, позвонили с одного из телефонов, принадлежащих телохранителям Романа Львовича (их номера удалось выяснить без особых проблем). Прослушивать самого олигарха было бы крайне опасно, в два счета бы раскусили, а вот с агентством – никаких проблем. И как только с известного мне номера звонили туда, мой смартфон тотчас подавал особый сигнал.

Я схватила трубку, поднесла к уху и прислушалась к разговору телохранителя олигарха с владелицей эскорт-агентства.

– Да, да, конечно! – донесся до меня заискивающий прокуренный голос сей дамы. – Нам это не составит ни малейшего труда! Все желания Романа Львовича для нас закон!

Я навострила уши – о каких таких желаниях Субойкина идет речь?

– Завтра, причем пораньше. Часиков уже в пять, – пролаял телохранитель олигарха, видимо, копировавший манеру поведения своего босса.

– Вне всяких сомнений! – заверила его хозяйка публичного дома. – Вика будет счастлива снова повидаться с Романом Львовичем! Она так его ценит и уважает!

Я едва сдержала смешок – элитная путана «ценит и уважает» одного из своих клиентов… Но почему речь идет о Вике? Ведь Субойкин заказывал Алену! И именно в нее я намеревалась перевоплотиться!

Ситуация прояснилась после того, как владелица агентства завершила разговор (вернее, телохранитель олигарха, не прощаясь, дал отбой) и через минуту перезвонила на мобильный Вике.

Та ответила не сразу, а только после десятого гудка.

– Але… – раздался ее сонный и не особенно довольный голос. Конечно же, после трудовой вахты в течение предыдущей ночи Вика приходила в себя.

Хозяйка сменила тон, превратившись из милой дамы в суровую бизнес-леди, не терпящую возражений.

– Завтра поедешь к Субойкину! – заявила она без обиняков. – Только что звонил его человек, Роман Львович передумал и желает именно тебя.

Но Вика, как выяснилось, была еще той штучкой.

– Это его законное право, – пробормотала она, зевая, – только я его совсем не желаю. Он такой противный и потный! И вообще, пусть наконец определится, кто у него в фаворе – Аленка или я.

– Я уже дала согласие и внесла тебя в смену, – заявила в холодной ярости владелица агентства (а я подивилась – прямо не бордель, а не то шахта, не то завод, у каждой работницы своя смена!). – Не забывай, детка, ты многим мне обязана. Или напомнить, кто тебя от кокаиновой истории отмазал? Если бы не я, ты бы давно мотала срок!

Аргумент подействовал, и Вика покорно согласилась ехать «в гости» к Субойкину.

Итак, планы Романа Львовича внезапно переменились. Конечно, такой солидный человек, как он, имеет на то полное право. Но мне от этого не легче. Я посмотрела на показания специального, заказанного в Германии прибора, воссоздающего при помощи особой лазерной техники лицо Алены из латекса (фотографию Алены я заблаговременно сделала сама). Согласно показаниям прибора, продукт был готов примерно на сорок процентов.

Я прикинула – если остановить процесс изготовления маски и начать делать новую прямо сейчас, то к семнадцати ноль-ноль следующего дня компьютер не справится. Процесс-то весьма трудоемкий. К тому же маска мне требовалась не в пять, а намного раньше, самое позднее в два. Потому что требовалось время на то, чтобы навести марафет и стать Аленой. Нет, точно не успеть!

Кстати, могло статься, что олигарх вновь передумает и потребует к себе Алену или даже двух девиц вместе. Но что же тогда делать?

На принятие решения мне хватило трех затяжек сигареты. Значит, надо сделать так, чтобы к Субойкину приехала все-таки Алена, несмотря на то что сейчас он желает видеть Вику. Как это сделать?

Да не так уж и сложно. Осведомители у меня имелись во многих структурах (конечно, они не знали ни моего подлинного имени, ни уж точно сферы деятельности), два звонка – и я смогла расслабиться. Потому что ночью к Вике наведались представители правоохранительных органов и забрали девицу с собой, так как «внезапно» потребовались ее показания по делу о прошлогоднем скандале, связанном с распространением кокаина среди московского бомонда. Она тогда являлась не обвиняемой, а свидетельницей, но сейчас открылись новые обстоятельства, и Вике предстояло провести ночь в «обезьяннике», а большую часть следующего дня на допросе. Ничего, это дурочке станет уроком. Больше свои нежные лапки к наркотикам она вряд ли протянет.

Но моральное перевоспитание Вики меня мало занимало. Мне требовалось, чтобы девица ни в коем случае не смогла оказаться в секс-квартире Субойкина вечером грядущего дня. И цель была достигнута.

Конечно, владелица эскорт-агентства рвала и метала, когда Вика, рыдая, позвонила ей и сообщила, что ее «замели». Бойкая мадам тотчас принялась звонить своим знакомым во властных структурах, однако, узнав, что девушке, возможно, грозит возбуждение уголовного дела и реальный срок (запущенная мной «утка» возымела действие), быстро присмирела. Спасать Вику явно не входило в планы дамы, тем более что это могло испортить имидж ее борделя. Посему, когда задержанная соединилась с ней во второй раз, владелица эскорт-агентства просто сбросила ее звонок. Больше несчастная девица уже не звонила – видимо, мобильник у нее отобрали.

А дальше все прошло именно так, как я и предполагала. Еще один звонок, и владелица агентства, щебеча и заливаясь, разговаривала с начальником охраны Романа Львовича. О задержании Вики она сообщать не стала, заявив, что та заболела корью.

– Однако я уже говорила с Аленой! – вдохновенно врала дама. – Как вы считаете, устроит ли Романа Львовича, если именно она приедет к нему завтра?

Оказалось, что устроит. А мне того и требовалось. Владелица же агентства сразу связалась с Аленой и разделалась с ней столь же сурово и быстро, как повар с картошкой. Девица получила приказание отправиться к Субойкину, и все возражения, мол, у Алены иные планы, были напрочь проигнорированы.

– Не забывай, кому ты всем обязана! – заявила мадам. – Если бы не я, вернулась бы ты без гроша в кармане в свой Урюпинск. Так что завтра тебя заберут около пяти. Будь готова!

Дело было практически сделано, оставалось только воспрепятствовать тому, чтобы эта девица оказалась в джипе телохранителей Субойкина. Поэтому, выждав около часа, я уже сама соединилась с Аленой. Причем, благодаря хитроумному прибору, на дисплее ее телефона высветился номер владелицы эскорт-агентства.

– Слушаю вас, Алла Кирилловна! – раздался в трубке голос Алены.

– Заказ на завтра отменяется, – заявила я голосом мадам.

Способность копировать голоса, как женские, так и мужские, я обнаружила у себя еще в детстве и со временем довела это умение до совершенства. Изобразить низкий, прокуренный голос Аллы Кирилловны было проще простого.

– Значит, я могу быть завтра свободна? – спросила радостно Алена. – Ой как хорошо!

– Что значит свободна? – возмутилась я тоном мегеры. – У нас и другие клиенты имеются, кроме Романа Львовича. Если тебя зарезервируют, то поедешь как миленькая! Или тебе снова напомнить, чем ты мне обязана, милочка?

Получилось вполне убедительно. Во всяком случае, Алена ни на секунду не заподозрила, что говорит не с жестокосердной владелицей эскорт-агентства, а с кем-то другим.

– Но мне Рахметик звонил, он весь от страсти сгорает! – заскулила девица. – Может, вы позволите хотя бы завтра…

– Нет! – безапелляционно отрезала я, вживаясь в роль мадам. – Сиди дома и никуда не выходи. Жди моего звонка. Причем сама меня не беспокой, работы невпроворот. Все, отбой!

Итак, цель достигнута: Алена теперь уверена, что заказ отменен, а следовательно, я могла спокойно занять ее место. Так как Субойкин умрет не во время встречи с «Аленой», а значительно позже, то никто не будет допрашивать девушку и не заподозрит ее в причастности к убийству. Да никакого убийства и не будет – смерть олигарха произойдет от «естественных причин».

Затем я сделала еще один звонок, на сей раз на мобильный Аллы Кирилловны, выступая в роли начальника службы охраны олигарха. Долго говорить не требовалось – заявила, что заказ снова отменяется, Роману Львовичу на завтра вообще никто не требуется. Владелица агентства попыталась было навязать олигарху новых девиц, но я отмела ее жалкие попытки, сказав, что с ней, когда будет надо, свяжутся, и повесила трубку.

Пока все шло своим чередом. Теперь предстояло заняться Аленой и на время вывести ее из игры. Значит, требовалось нанести проститутке визит вежливости. Нет, убивать или причинять ей вред я не намеревалась. Это же не в моих правилах!

Обитала девица в районе Царицыно – адрес я выудила из базы данных эскорт-агентства. К утру латексная маска была практически готова, а я отправилась «на работу». То, что я обитала в отдельном загородном коттедже и с соседями не зналась, было мне только на руку.

В этот раз я быстренько перевоплотилась в разносчика пиццы – невзрачного типчика с жидкими усиками в кепке, надвинутой на самые глаза. Ах да, еще на мне были особые тончайшие перчатки телесного цвета – я не намеревалась оставлять где бы то ни было отпечатки пальцев.

Отомкнув кодовый замок подъезда, в котором жила Алена (сведения содержались опять же в базе данных агентства), поднялась на шестой этаж и позвонила в дверь квартиры. Алена жила одна. Кстати, ее родители, обитавшие в небольшом провинциальном городке под условным названием «Урюпинск», были уверены, что дочка работает менеджером в процветающей компании.

– Кто там? – раздался недовольный голос.

Алена явно изучала меня сейчас, глядя в «глазок».

– Пицца по вашему заказу! – бодро произнесла я низким голосом.

– Не заказывала я никакой пиццы! – заявила девушка. Тогда я, пожав плечами, сказала:

– Ну как же, вот ваш адрес и телефон… – И продиктовала ее координаты.

В двери загромыхал замок, девица распахнула дверь. Алена была облачена в перламутрового цвета халатик с меховой оторочкой и розовые туфли в виде поросят. Она протянула тонкую руку с блестящими длинными ногтями, сопровождая жест словами:

– Это наверняка Рахметик. Вот ведь дебил! Только он способен на такие идиотские шуточки! Ну давайте вашу пиццу… Ой, с мясом? Но ведь знает же, что я вегетарианка! Сколько стоит?

Я протянула девушке коробку, та взяла ее в руки. Расплачиваясь, подала мне купюру, с которой я отсчитала сдачу. Но вручила ее так неловко, что бумажки полетели на пол. Алена топнула ножкой, на мгновение потеряла бдительность – и через пару секунд уже была без сознания: я прижала к ее лицу марлю, пропитанную особым раствором.

Девушка обмякла у меня на руках. Я осторожно занесла ее в коридор и прикрыла дверь. Затем посмотрела на часы, измерила пульс Алены и убрала марлю. Проститутка проспит весь день и большую часть ночи. Никакого ущерба ее здоровью это не нанесет, и по пробуждении она даже и не вспомнит об инциденте с разносчиком пиццы – события часа или даже двух, непосредственно предшествовавших обмороку, начисто сотрутся из ее памяти.

Я отнесла Алену в спальню, отметив, что комната завалена мягкими игрушками. В сущности, несчастная, несмотря на свою профессию, была все еще ребенком. Уложив девицу на кровать, я прикрыла ее одеялом, а затем отключила мобильный телефон и выдернула из розетки обыкновенный, городской. Теперь Алене никто не помешает насладиться сном Белоснежки.

Прихватив ключи от ее квартиры, я отправилась к район, где располагалось секс-гнездышко олигарха. Адрес мне был известен, и я медленно проехала по улице, осматривая многоэтажку. Дом как дом, ничего выдающегося.

Мне сейчас требовалось подготовить пути к отступлению. Затормозив, я вытащила свой навороченный мобильный и погрузилась в изучение кое-какой информации. Всегда надо исходить из того, что план может пойти насмарку и мне придется спасаться бегством. Надо быть готовой к любым неожиданностям.

Автомобиль я оставила в соседнем квартале, а потом – по-прежнему в обличье разносчика пиццы – прогулялась оттуда к заветной многоэтажке. Подойдя ближе, отметила, что с обратной стороны идут ремонтные работы, – открытый канализационный люк был огорожен решетками с натянутым на них брезентом. Там же стоял мини-экскаватор.

Сверяясь с мобильным, я проделала обратный путь и удовлетворенно хмыкнула. Затем села за руль и загнала машину за один из соседних домов, где начинался пустырь. Так-то будет лучше!

Настало время возвращаться домой. Там я принялась за превращение в элитную путану. Латексная маска к тому времени была уже готова. Подходящий парик тоже имелся – он не совсем соответствовал длине и оттенку волос Алены, но ничего, ведь любая женщина имеет право изменить прическу. Потом я занялась макияжем. И через некоторое время на меня из зеркала смотрела зеленоглазая блондинка с кукольным личиком, на которое было наложено не меньше полукилограмма косметики, с длиннющими накладными ресницами и пухлыми красными губками.

Повертевшись перед зеркалом, я сочла, что весьма похожа на Алену. Пышный бюст я сделала при помощи особого корсета, оставалось только сымитировать умопомрачительно бесконечные ноги. Пришлось обуваться в особые сапоги со стельками-супинаторами и с невероятной высоты каблуками-стилетами.

Затем я натянула соблазнительное алое платье с глубоким вырезом, надела на него легонькую шубку и вылила на себя полфлакона едкого итальянского парфюма. Что ж, результат получился впечатляющий. Конечно, родители Алены вряд ли спутали бы меня со своей дочерью, но ведь «она» направлялась в гости не к ним, а к похотливому олигарху.

Еще я прихватила легкомысленную сумочку на золоченом ремешке. В ней содержался обычный дамский хлам и в том числе три тюбика с помадой. Один из них был настоящим, а другие, помимо помады, скрывали в себе миниатюрные шприцы с капсулами.

Время уже поджимало, и я снова направилась к квартире Алены. Пользоваться автомобилем не стала, поехала на метро. При этом я ловила не себе восторженные взгляды некоторых представителей сильного пола. Зато потрепанная дама в старомодном пальто, рядом с которой я опустилась на сиденье, демонстративно фыркнула и сквозь зубы процедила:

– Больно вы уж много места заняли, дорогуша!

Я мило ей улыбнулась и ничего не ответила.

К дому Алены я прибыла без четверти пять. Вошла в подъезд – и заметила парочку подростков. Те, усмехнувшись, намеренно громко заговорили:

– Здрасьте, теть Алена! Вам с сумкой не помочь? Или с чем другим?

И загоготали. Значит, парни приняли меня за свою соседку! Это вселяло надежду на успех.

Я быстро поднялась в квартиру, убедилась в том, что с настоящей Аленой все в порядке, она мирно почивает, и тут раздался мерный сигнал домофона. За Аленой – то есть за мной – прибыли.

Сообщив, что спущусь через минуту, я выскользнула из квартиры и спустилась вниз. Там меня ждал похожий на танк черный джип с тонированными стеклами. Дверь приоткрылась, и я прыгнула на заднее сиденье.

Наступил самый важный этап. Я увидела подле себя молодого бритоголового типа в черном костюме и черных же очках. Об охранниках Романа Львовича я уже успела собрать нужные сведения. Этого амбала звали Максимом.

– Приветик, крошка! – сказал он, перекатывая во рту жвачку. – Ух, ну ты сегодня и надушилась и намазалась!

Самое сложное заключалось в том, чтобы настроиться на верный лад в общении с телохранителями. Ведь об их взаимоотношениях с Аленой я ничего не знала. Но импровизировать для меня было обычным делом.

– Приветик, Максик! – прощебетала я, копируя голос Алены.

Джип тронулся с места, сидевший на сиденье подле водительского тип обернулся и рыкнул:

– А с нами, стало быть, здороваться не нужно?

– Здравствуйте, мальчики! – пропела я. – Как делишки?

Макс, сдвинув очки на нос, пробормотал:

– Какая-то ты сегодня… не такая, новая. Волосы, что ли, остригла?

– Ты, Макс, свою лысину раз в неделю бреешь и считаешь, что этого достаточно, а у женщин все иначе! – хохотнул водитель. – Классно выглядишь, Аленка!

– Сенк ю! – ответила я и послала ему воздушный поцелуй.

Не перебарщиваю ли? Что ж, Рубикон перейден и обратного пути уже нет. Подмена прошла без проблем – пока, во всяком случае. Однако глазастый Макс заметил, что Алена какая-то новая. Главное, чтобы до него не дошло – не новая в смысле изменившейся прически, а фальшивая…

Макс внимательно посмотрел на меня, потом вытащил мобильный и поднес его к уху. Мне стало не по себе, и я напряглась. В салоне джипа трое мужчин, один из них непосредственно рядом со мной, два других – впереди. Конечно, вооружены. Мой взгляд скользнул по топорщившейся из-под костюма Макса кобуре. Ничего, в крайнем случае справлюсь! И не в таких переделках бывала!

Телохранитель же, набрав номер, почтительно поставил в известность начальника охраны Романа Львовича:

– Дмитрий Леонидович, все в полном порядке. Мы ее забрали и уже в пути. Будем минут через сорок…

У меня отлегло от сердца. Нет, не потому, что не потребовалось вступать в схватку с тремя вооруженными мужчинами. Не сомневаюсь, что я бы вышла сухой из воды – осталась живой и невредимой. Однако весь мой план пошел бы прахом и понадобилось бы изобретать нечто совершенно новое. Но после подобного инцидента подобраться к Субойкину в ближайшее время стало бы нереально.

Телохранители перебрасывались скабрезными шуточками, я же глупо подхихикивала, ограничиваясь междометиями и короткими фразами. Ведь самое индивидуальное в человеке – голос. Внешность можно изменить и подделать и голос, конечно, тоже, но фальшь по большому счету всегда чувствуется. Спасало только то, что с Аленой мужчины были знакомы не очень хорошо, видели и слышали ее голос всего несколько раз. Но излишне рисковать было ни к чему.

Примерно через сорок минут мы подъехали к уже известной мне многоэтажке, около которой я побывала всего несколько часов назад. Я заметила еще два черных джипа, припаркованных рядом с подъездом. Макс вышел первым и, обойдя автомобиль, распахнул мою дверцу.

Я вышла на свежий воздух и повела плечами. А затем двинулась было к подъезду. Однако Макс ухватил меня за локоть и указал на один из джипов.

– Не так быстро! – процедил он. – Надо сперва проверку пройти.

Мне пришлось усесться в джип, где я оказалась наедине с начальником охраны олигарха. Тот, взглянув на меня в зеркало заднего вида, хмыкнул. Потом к нам присоединился еще один облаченный в черное тип. В руках у него был портативный приборчик, назначение которого мне было прекрасно известно. Он провел этим приборчиком вдоль моего тела, проверяя, не прячу ли я оружие.

Устройство для перекачки данных с кодированного телефона олигарха, замаскированное под мобильный, он, повертев в руках, отложил в сторону, обронив:

– Зачем тебе телефон? Потом заберешь.

– Ну как же, как же, – заскулила я, – а если мне мамочка позвонит…

– Позвонит, и что? – хмыкнул телохранитель. – Ты ей все равно вряд ли скажешь, чем в данный момент занимаешься.

Но взять с собой «телефон» все же разрешил. Досмотр личных вещей продолжился. Как я и ожидала, приборчик запищал, когда оказался вблизи сумочки. Телохранитель вытряхнул оттуда дамский скарб, и один из тюбиков с помадой – тот самый, в котором находились мини-шприц и токсин – упал с сиденья на пол.

Телохранитель отбросил в сторону пилочку для ногтей и расческу с массивной ручкой.

– Знаешь же, что такое брать нельзя, но все равно тащишь! – проворчал он. – Вот ведь вы какие, бабы!

Я глупо захихикала и протянула руку к вещам, собираясь сложить их назад в сумочку. Но телохранитель вдруг сказал:

– И зачем тебе столько помады? Хватит одной!

С этими словами он вручил мне тюбик – но не тот, который мне требовался! Продолжая хихикать, я подняла нужную «помаду», то есть вмещавшую мини-шприц и капсулу с токсином, с пола и, вертя в руках, жеманно заметила:

– Вот ведь вы какие, мужики! Тот тон совсем не идет к моему прикиду, я этот возьму.

Телохранитель забрал у меня тюбик, повертел его в руках, снял колпачок и вывернул розоватый стержень помады.

– Уверяю тебя, мой сладкий, тебе он очень даже к лицу! – снова захихикала я, и телохранитель вопросительно взглянул на своего шефа.

Тот только кивнул, и я заполучила заветный тюбик, орудие убийства.

– Значит, так! – заговорил начальник охраны. – Роман Львович не в самом лучшем сегодня настроении, поэтому без глупостей и лишних вопросов! Сделала свое дело, привела себя быстренько в порядок и свалила. Ясно?

Собственно, я так и собиралась сделать – отправить на тот свет Субойкина, привести себя в порядок и свалить.

– Ну конечно же! Я вся просто сгораю от желания, ведите меня к Ромику! – заявила я не без кокетства.

Мне было дозволено покинуть джип.

Два телохранителя – тот, что меня обыскивал, и уже знакомый мне Макс – отконвоировали меня к лифту. Мы поднялись на предпоследний этаж и подошли к квартире с массивной металлической дверью. Около нее стояли еще два типа в черных костюмах. Один из них, окинув меня плотоядным взором, открыл тяжелую створку, за которой я заметила другую, деревянную. Охранник осторожно постучал в нее, и до меня донесся приглушенный мужской голос:

– Ну что же так долго? Вечно вы копаетесь!

Деревянная дверь распахнулась, и я увидела Романа Львовича Субойкина. Невысокий, коренастый, с плешивой головой и двойным подбородком, он вовсе не походил на Алена Делона, даже постаревшего. Олигарх был облачен в эксклюзивный, явно сшитый на заказ деловой костюм, на руке его поблескивали массивные, опять же эксклюзивные, наверняка чертовски дорогие часы.

Некрасивое лицо мужчины дернулось и расплылось в некоем подобии улыбки.

– А вот и наша птичка! – воскликнул он, потирая руки. – Что это вы ее проверять вздумали? Или думаете, она меня убивать прискакала?

Ответа от телохранителей, конечно же, не последовало. Я шагнула в квартиру, и обе двери за мной закрылись.

Субойкин шлепнул меня по ягодицам и одобрительно заметил:

– А ты как-то изменилась. Не пойму толком, вроде бы и Аленка, но не такая, как обычно. Ботоксом, что ли, балуешься? Но ничего, такой ты мне еще больше нравишься! Проходи, чего заробела… Обычно ты сразу к делу приступаешь!

Что значило «приступать к делу» в данном контексте, я имела весьма смутное представление. Поэтому, запечатлев на щеке олигарха поцелуй, быстро упорхнула в ванную, сославшись на то, что мне надо привести себя в порядок.

– Давай, приводи быстренько! – скомандовал Субойкин. – Только не тяни кота за хвост! Потому что я хочу как следует расслабиться после всех своих передряг.

В ванной я поправила парик, вытащила помаду – орудие убийства, и открутила тюбик с другого конца. Появился крошечный шприц. Засунув тюбик с помадой за лиф, я вышла из ванной и направилась в центральную комнату.

Там царил полумрак – окна, как я отметила, были изнутри забраны решетками и прикрыты массивными шторами. Неярко горели два торшера в противоположных углах. Посередине стояла огромная круглая кровать из разряда тех, что в простонародье именуют сексодромом.

Олигарх восседал в массивном кожаном кресле около кровати. Он уже снял пиджак, развязал галстук и расстегнул несколько верхних пуговиц рубашки. Около кресла я заметила приземистый столик, на котором сейчас лежали наручные часы, запонки и – так нужный мне телефончик.

Тихо играла музыка – что-то джазовое. Надо же, как взыскательны вкусы у Романа Львовича!

– А ты чего еще одетая? – спросил тот несколько раздраженно. – Если в ванную пошла, так изволь снять все лишнее!

– Ромик, зайка, я хочу устроить для тебя сюрприз, – просюсюкала я. – Только поставь какую-нибудь музычку посовременнее.

Пока олигарх возился с плеером, я, зажав в руке заветный тюбик с мини-шприцем, сбросила шубейку и платьице. Повернувшись ко мне лицом, Роман Львович крякнул и одобрительно сказал:

– Вот молодец, сюрприз подготовила… А то моя карга все нервы мне измотала, хочет оттяпать половину того, чем я владею. Совсем с катушек слетела!

Раздалась зажигательная латиноамериканская музыка, и я начала двигаться в такт.

– Котик, так ты этого, как его, киллера найми! – заявила я. – Пусть каргу на тот свет отправит!

Роман Львович удовлетворенно хмыкнул и сказал:

– В корень зришь, детка! Как раз этим сейчас и занимаюсь. Хотя ладно, что это мы с тобой разговорились? Пора делом заняться!

Он стал торопливо расстегивать ширинку. Я, покачивая бедрами, приблизилась к Субойкину, толкнула его в грудь и велела:

– Котик, позволь заняться тобой профессионалу! А ты расслабься и закрой глаза. Потому что окажешься сейчас на вершине блаженства…

Удивительно, но у олигарха-миллиардера трусы оказались в полосочку, из разряда семейных. Я взгромоздилась к млеющему Субойкину на колени, поглаживая его по груди и спускаясь пальчиками все ниже. Другой же рукой поднесла к лицу олигарха тюбик с помадой, из которого выглядывал мини-шприц. Роман Львович натужно застонал, а я молниеносным движением всунула шприц в ушную раковину.

– Ой! Щекотно! – раздался голос Романа Львовича, и тело его вдруг обмякло. Потому что токсин подействовал практически мгновенно.

Я слезла с колен олигарха. Нет, мужчина не был мертв. Пока еще, во всяком случае.

Сделав музыку погромче, я открутила стержень с помадой, под которым обнажился еще один мини-шприц. И его содержимое – бесцветную жидкость без вкуса и запаха – снова ввела в ушную раковину Субойкина.

Минуты через две его тело вдруг мелко-мелко затряслось, и это был хороший знак. Конечно, для меня, киллера, а не для жертвы, Субойкина. Такая реакция означала, что токсин начал свое действие и Роман Львович скончается словно от инсульта в течение сорока восьми или семидесяти двух часов, то есть через двое-трое суток.

Я раздела олигарха и перетащила его на сексодром. Попрыгала на кровати, сминая белье и создавая иллюзию долгой оргии. А потом принялась затейливо подвывать и постанывать – сие требовалось для верных телохранителей, находившихся в подъезде.

Одновременно с этим я быстро подключила телефон олигарха к своему замаскированному под мобильный приборчику, принесенному с собой. Дело было сделано. Я снова изобразила эротический экстаз, а затем сделала музыку еще громче и задумалась.

Лишать людей жизни, даже таких плохих, как олигарх Субойкин, было делом опасным. Опасным в том плане, что рано или поздно я пойму: так больше продолжаться не может. Не буду же я до старости подвизаться на ниве устранения людей за деньги? Хотя почему бы и нет…

Я измерила пульс Романа Львовича – так и есть, немного ускоренный. Значит, токсин действует и все идет своим чередом. Я склонилась над лицом олигарха и громко и четко произнесла:

– Когда ты проснешься, то будешь уверен, что долго и изнурительно занимался сексом с девицей по вызову. Ты был на высоте, и тебе очень понравилось.

Введенное первым снадобье вводило жертву в некое подобие медикаментозного гипнотического транса. Действие было недолгим, не больше трех дней, но этого должно хватить. Потому что потом сработает второй токсин, который приведет к кончине достопочтенного Романа Львовича.

– И не забудь: связываться с эскорт-агентством пока что не надо. И оплату осуществлять тоже не надо.

Это была моя «страховка». Ведь если услуги псевдо-Алены вдруг будут оплачены, у владелицы агентства может возникнуть недоумение. Вообще-то я сомневалась, что такая алчная особа, как Алла Кирилловна, станет перезванивать и задавать вопросы, указывая на то, что визит ее девицы был отменен. Скорее мадам промолчит, прикарманив гонорар. Кстати, скорее всего, ее девицы получают вознаграждение не по исполнении своего постельного долга, а оно передается хозяйке борделя, наверняка забирающей львиную долю себе. Короче, рисковать я не собиралась, не то, потянув за эту ниточку, можно распутать весь клубок.

Роман Львович пробормотал во сне что-то невнятное и чмокнул губами. Я прикрыла его одеялом и опять опустилась в кресло. Выждала для верности еще около часа, в течение которого я периодически снова и снова громогласно изображала пароксизмы страсти, и выскользнула в коридор.

Операция прошла успешно, оставалось одно – ретироваться. Я открыла деревянную дверь и постучала по металлической. Та немедленно распахнулась, и на меня уставился один из телохранителей.

– Ромик был на высоте, но теперь утомился и мирно спит, – заявила я, поправляя прическу. – Ну, я свое дело сделала, так что мне пора, мальчики.

Однако просто так уйти мне, конечно же, не позволили. Но я на это и не рассчитывала. Два телохранителя задержали меня в коридоре, а Макс прошел в спальню, откуда вернулся примерно через минуту и объявил:

– Вещи все на месте! Роман Львович спит, с ним все в порядке. Будить его не будем, подождем, пока сам проснется.

Сделав обиженное лицо, я заголосила:

– Да за кого вы меня принимаете, мальчики? Неужто думаете, я стала бы Ромика обворовывать? Вот, смотрите, у меня в сумочке ничего нет! Ни его часов, ни запонок!

Я распахнула перед носом телохранителей сумочку, но те не удосужились заглянуть в нее. Мне было велено отправляться восвояси, что я немедленно и с большим удовольствием сделала.

Шагнув в кабину лифта, я нажала кнопку первого этажа – и тут ко мне присоединился Макс. Двери захлопнулись, и телохранитель вдруг прижал меня к стенке со словами:

– Что ты из себя недотрогу-то строишь? Разве забыла, что между нами в прошлый раз было, когда я тебя домой отвозил? Ты же сама сказала, что тебе очень понравилось, что я в десять миллионов раз лучше старого и дряблого Ромика!

Вот, оказывается, какой была Алена – и с боссом спала, и с его телохранителем. Руки Макса заскользили по моему телу, но я вывернулась из его объятий и прощебетала:

– Сегодня не получится, сладкий мой! Но в следующий раз обязательно!

На мое счастье, двери лифта распахнулись, и я вывалилась из кабины. Цокая каблуками, быстро-быстро спустилась вниз, вышла на улицу. Уже стемнело. Из джипа вышел начальник охраны и подошел к Максу. Тот перебросился с ним парой слов и обратился ко мне:

– Давай залезай в машину, я тебя домой отвезу. Все будет как в прошлый раз!

Это была отнюдь не просьба, а приказание. Я лениво повела головой, оценивая степень опасности. У подъезда находились пять или шесть вооруженных молодых мужчин. Вряд ли они устроят здесь перестрелку, но любой инцидент, даже самый незначительный, был не в моих интересах.

Я завела шарманку о больной мамочке, к которой мне надо прямо сейчас заехать, но Макс грубо оборвал:

– Вот к ней я тебя сейчас и завезу. Ну, лезь в джип!

Пришлось подчиниться. Через секунду Макс прыгнул за руль и джип рванул с места.

– Не воображай, что если тебя отымел Роман Львович, то ты стала королевной. Как была шлюхой, так и осталась! Ему дала, значит, и мне дашь!

При этом его рука легла мне на коленку и полезла все выше и выше. С рефлексами я не смогла совладать – мой локоть немедленно врезался в диафрагму телохранителя. Тот, хватая ртом воздух, засопел, а потом, утробно завывая, схватил меня за волосы. Вернее, конечно, за парик, который и остался у него в руке. Секьюрити ошеломленно уставился на мою подлинную, коротко стриженную шевелюру, а также на края латексной маски, заметные на лбу и на затылке. А затем возопил:

– Черт, да ведь ты и не Алена вовсе! И волосы у тебя фальшивые! И рожа тоже фальшивая! Кто ты, на хрен, такая?

Да, я никогда не убивала непричастных людей во время выполнения заказа – за исключением тех случаев, когда мне грозила прямая и смертельная опасность. Хотя Макс, если уж на то пошло, не был непричастным, он являлся телохранителем жертвы…

Короткий рубящий удар ребром ладони по кадыку мужчины – и тот обмяк. Я перехватила руль, выдернула из руки секьюрити парик, кривовато нацепила его на голову, а затем, распахнув дверцу, выкатилась из джипа. Скорость была еще небольшая, но удар по асфальту все равно оказался чувствительным, куцая шубейка его не смягчила.

А через несколько мгновений никем более не управляемый джип врезался в бордюр. Перевернувшись, как кошка, я поднялась с асфальта, автоматически отметив, что вся измазалась в уличной грязи. Но это было делом второстепенным. Потому что к джипу спешили прочие телохранители.

Я скользнула в сторону и поняла, что попала в передрягу. С одной стороны, задание выполнено, с другой – вряд ли теперь избежать шума и гама. Значит, надо уходить по-английски, не прощаясь.

Недаром же я подготовила пути к отступлению. Пока телохранители пытались привести в чувство Макса, которому теперь никто помочь не мог, я завернула за дом и бросилась к заветной стройке, которую заприметила в первой половине дня. А позади уже раздавались разъяренные крики, кто-то велел «найти эту дрянь и пристрелить на месте». Речь шла, конечно же, обо мне.

Еще до того, как телохранители смогли локализировать меня, я оказалась на территории стройки, проскользнула мимо мини-экскаватора и приблизилась к огороженному канализационному люку – открытому, с металлической лестницей, что вела куда-то вниз, в подбрюшье столичной канализации.

На раздумья времени не было, я быстро спустилась вниз и спрыгнула на хлюпающую водой и заляпанную грязью бетонную поверхность. Когда я прогуливалась от дома, где располагалось любовное гнездышко олигарха, до припаркованного за несколько кварталов от него на пустыре моего «Вольво», я сверялась со схемой канализационной системы, что проходила под этим микрорайоном. Уже не раз и не два мне приходилось уходить с места преступления подобным образом.

В нос мне ударили канализационные миазмы, однако я нечувствительна к подобного рода мелочам. Вспомнив маршрут, с которым ознакомилась несколькими часами ранее (зрительная память у меня всегда была хорошей, а в течение нескольких лет я еще специально тренировала ее при помощи особых упражнений), и сконцентрировавшись, я мысленно представила себе расположение туннелей коллектора и направилась прямо, затем свернула направо и снова направо. Остановившись, прислушалась. Нет, погони за мной не слышно. Ход со спуском в канализацию был гениальным. Телохранители обреченного на скорую кончину Романа Львовича рыщут по улицам, считая, что я прячусь где-то рядом. Так и было, я пряталась действительно рядом, но не на поверхности, а под землей!

Я уже давно убедилась – полкилометра по канализационным стокам всегда представляются огромным расстоянием, в то же время как полкилометра наверху – небольшой пробежкой.

Настало время прикинуть шансы успеха моей операции. Макса я убила, и это было очень и очень плохо. Нет, не для него, а для настоящей Алены. Потому что девице придется иметь дело с разъяренными людьми Субойкина.

Но что я могла поделать? Предупредить ее? Снабдить поддельными документами, деньгами и сказать, что она должна бежать?

Мне было искренне жаль Алену, однако я пришла к выводу, что после допроса с пристрастием ее отпустят на все четыре стороны. Потому что убедятся, что она не ублажала сегодня Субойкина. Вернее, ублажала, но не она. А уж если быть совсем точным – никто его не ублажал.

Хм, прикинем-ка, что произойдет дальше. Когда станет известно, что под видом Алены к Роману Львовичу проникла некая самозванка, то и у самой Алены, и у владелицы эскорт-агентства, естественно, возникнут неприятности. Рано или поздно начальник охраны Субойкина придет к выводу, что на его шефа было произведено покушение. Но ведь шеф жив!

Конечно, я-то знаю, что жив пока. И даже если олигарха сейчас осмотрит медицинский консилиум, то будет вынесен вердикт, что все более или менее в порядке. Только до созыва консилиума, что-то мне подсказывало, дело не дойдет. Ведь, вероятно, послезавтра Роман Львович скончается – как будто от инсульта. И в свете произошедшего его смерть вызовет определенные вопросы. Не избежать, наверное, и вскрытия. Но я полагала, что никто не обнаружит следов токсина. Да и супруга Субойкина приложит все усилия для того, чтобы расследования не было. Одним словом, пока имело место нападение проститутки на телохранителя, а сам олигарх находится в целости и сохранности.

Логическая цепочка меня удовлетворила. Хотя жизнь, как я давно знала, полна неожиданностей, особенно в том случае, когда, казалось бы, все заранее просчитано, распланировано и утверждено.

Я уперлась взглядом в металлическую лестницу, ведущую наверх. Так и есть, вот тот канализационный люк, который приведет меня к желанной свободе. Осторожно, стараясь не соскользнуть с мокрых перекладин, я поднялась наверх, уперлась руками в тяжелую крышку. Затем, с трудом сдвинув ее с места, выглянула из люка.

Тишина. Надо мной – звездное небо, подо мной – московская канализация. Почти по Канту. Я сдвинула крышку еще на несколько сантиметров, и в этот момент в мою сторону ударил яркий свет фар.

Я моментально нырнула обратно в канализационный люк и притаилась. Я ведь специально выбрала пустырь, чтобы ни с кем здесь не столкнуться, и надо же, все-таки нарвалась на каких-то ненужных свидетелей. Придется ждать, пока они не скроются.

Шум мотора раздался где-то неподалеку. Свет фар падал при этом так удачно, что тот, кто при-ехал на пустырь, вряд ли мог видеть канализационное отверстие и меня, в нем притаившуюся.

Нет, это были точно не люди Субойкина. Но тогда кто? Впрочем, какая разница! Меня волновало лишь одно – когда субъект, что мешает мне ретироваться с места преступления и уйти наконец от погони, отправится восвояси?

Но тот, кто прибыл на пустырь, похоже, не собирался так быстро уезжать отсюда. Терзаемая любопытством, я осторожно выглянула из люка. И заметила небольшой фургон, стоявший всего в нескольких метрах от люка.

Вдруг до меня донесся голос. Не мужской, не женский, а детский. Насколько я могла судить, принадлежал он девочке лет шести-семи.

– А где же бабушка? Вы сказали, что привезете меня к ней в больницу! Мне очень страшно!

В голосе ребенка действительно сквозил неподдельный ужас. Затем до меня донесся другой голос – тихий и вроде бы вполне обычный, но от которого у меня, профессиональной убийцы, по спине поползли мурашки.

– Извини, детка, машина заглохла. А твоя бабушка, как я тебе сказал, в больнице. Там же, в больнице, и твои родители, и твой старший брат Артем. Бабушке очень плохо, поэтому они и попросили меня забрать тебя и отвезти к ним.

Я снова выглянула из канализационного люка и заметила с обратной стороны фургона две фигуры. Точнее, только ноги. Тоненькие детские, в белых колготках и туфельках, и взрослые, мужские, в темных брюках и ботинках на толстой подошве.

– Но когда мы поедем? И что с бабушкой? Ей очень плохо? Снова сердце прихватило? – спросила девочка.

– Ты ведь очень любишь свою бабушку? – продолжил шипящий голос. – Я знаю, что очень. И она тебя очень любит. А я, как уже тебе сказал, сосед твоей бабушки!

– Но я вас не помню! – возразила девочка, и было слышно, что она едва не плачет. – Можно я позвоню маме или папе? У вас ведь есть мобильный телефон?

– Ну конечно можно! Неужели ты меня боишься? Но для этого нет ни малейшей причины! – прошипел незнакомец. – На, держи, звони на здоровье.

– Спасибо! – воскликнула девочка.

И в тот же момент раздалось какое-то кряхтение. А потом послышался приглушенный шум. И у меня, профессионала в подобных делах, сразу возникла определенная ассоциация: на землю падает чье-то тело.

Я вытянула шею и увидела, как сбоку появилась мужская фигура. Мужчина нес в руках девочку. Он подошел к фургону, одной рукой распахнул дверцу и вытащил оттуда нечто, похожее на большой кусок брезента. Расстелив его на земле, неизвестный положил на нее тело девочки. А затем, присев около малышки, проделал с ней какие-то манипуляции – какие именно, я не видела, потому что мужчина находился ко мне спиной. Но через несколько мгновений он подхватил с земли сверток, из которого свешивались детские ножки в белых колготках, и запихнул в чрево фургона.

Я оцепенела. Сомнений не было: я только что случайно стала свидетельницей похищения ребенка! Все эти разговоры, мол, бабушка находится в больнице и родители попросили привезти ребенка туда, – чушь собачья, россказни типичного… педофила. Или, что еще хуже, серийного маньяка, специализирующегося на детях.

Собственно, кто-то может подумать, что я, на чьей совести уже предостаточно людских жизней, отношусь к собратьям по кровавому ремеслу если не с пониманием или снисхождением, так, по крайней мере, с равнодушием. Но это далеко не так. Я, повторяюсь, убивала исключительно по заказу и исключительно взрослых. Хотя несколько раз мне предлагали устранить и детей – малолетнюю наследницу, стоявшую между огромным состоянием и сворой алчных родственников, а еще молодую пару с десятимесячным малышом.

У каждого свои моральные принципы, и за подобные дела я не берусь, как уже говорила. Однако я затем отследила судьбу юной наследницы и молодой пары. Девочка утонула, купаясь в бассейне, а родители с ребенком попали в автомобильную катастрофу. И в том и в другом случае смерть была квалифицирована как несчастный случай, но я-то знала: постарался кто-то из моих коллег по киллерскому цеху.

Да, это сделал кто-то другой. И у каждого свои моральные принципы. Но от этого мне легче не сделалось. Что же касается маньяков и прочих мясников-убийц: как и любой нормальный человек – а я, несмотря на все, считаю себя таковым, – то их я ненавижу всеми фибрами своей души. Потому что я никогда не убивала и не намерена убивать из удовольствия. Для удовлетворения низменных инстинктов. А серийные убийцы только этим все время и заняты.

Решение я приняла быстро, за какую-то долю секунды, в течение которой в голове промелькнули все эти мысли. Надо освободить девочку, которая, как я была уверена, еще жива, а маньяка – который, вне всякого сомнения, заслуживает сурового наказания, сдать на руки правоохранительным органам. Анонимно, конечно. Потому что становиться свидетельницей на судебном процессе в мои планы никак не входило.

Мужчина, судя по всему, был не первой молодости. И вряд ли человеком спортивного склада. Но даже если я и ошиблась в выводах, то все равно с ним справлюсь. Я стала карабкаться по перекладинам лестницы вверх – и вдруг на предпоследней поскользнулась. Еще бы, ведь металл был мокрым, а обувь у меня – крайне неудобной, да к тому же на высоченных каблуках. И я полетела вниз.

Хорошо, что реакция у меня молниеносная: я сумела зацепиться за одну из перекладин. Иначе бы навернулась шеей о грязный бетонный пол канализационного коллектора. И, не исключено, закончила бы свои дни именно там – в результате нелепого несчастного случая. Это точно была бы ирония судьбы – я, наемная убийца, покинула сей мир раньше, чем моя последняя жертва, олигарх Субойкин.

При падении я пребольно ударилась локтем о металлическую лестницу и зацепилась носком сапога за две перекладины. А в конце концов повиснув на одной из них, едва не сломала себе пальцы. Даже мне потребовалось некоторое время, чтобы прийти в себя.

Убедившись, что все более-менее в порядке, я – на этот раз крайне осторожно! – вылезла из люка наружу, чувствуя при этом адскую боль в локте и ноге. Хотелось одного – как можно быстрее вернуться домой, встать под горячий душ и смыть с себя запах канализации вместе с проблемами не самого удачного дня. А после расслабиться, отпраздновав очередную победу ледяным шампанским.

Но, отбросив эти мечты прочь, я осмотрелась. Фургон, развернувшись на пустыре, катил в обратную сторону. И там, в фургоне, находилась несчастная девочка. И мужчина, сидевший за рулем, наверняка маньяк, желал сотворить с ребенком нечто ужасное, о чем и думать-то не хотелось.

Поэтому, превозмогая боль, я бросилась к своей спрятанной неподалеку машине. О горячем душе и ледяном шампанском пока что придется забыть. Да и победы как таковой не было. Если все же всплывет, что Субойкин стал жертвой убийства, то заказчик наверняка откажется платить. Потерю гонорара, хотя бы и весьма крупного, я переживу, но вот как это неудачное дело скажется на моей профессиональной репутации?

Я мысленно приказала себе заткнуться, ведь речь в данный момент шла не о гонораре, пусть почти в триста тысяч евро, и не о моем реноме киллерши, а о девочке, находящейся сейчас во власти странного и страшного типа в черном фургоне.

Плана особого не было, надо пока просто ехать за маньяком. Рано или поздно он остановится. Сообщников с ним, как я поняла, не было, значит, справлюсь с мужчиной, обезврежу и вызволю девочку из его лап. А дальше посмотрим.

Фургон, покинув пустырь, повернул влево. Я, не зажигая фар, двинулась на «Вольво» за ним и на некоторое время потеряла мини-вэн из виду. Тут я вдруг испугалась, как не пугалась ни разу в своей жизни. Странно, ведь я бывала в разного рода переделках, зачастую чреватых летальным исходом для себя, но никогда так не мандражировала. Правда, сейчас все было иначе – я боялась не за свою жизнь, а за жизнь незнакомого мне ребенка. М-да, ситуация, однако, неординарная: наемная убийца готова пойти на все, чтобы предотвратить кровавое преступление. Ведь обычно совершать кровавые преступления – моя прерогатива.

Правда, философские выверты волновали меня в тот момент менее всего. И все же я с большим облегчением выдохнула и даже издала победный клич, когда заметила искомый фургон метрах в ста пятидесяти впереди, среди прочих машин, стоявших на перекрестке перед красным сигналом светофора. Я включила фары и влилась в автомобильный поток.

Вести слежку так, чтобы объект ничего не заподозрил, я умела. Хотя маньяк и не подозревал, что кто-то стал свидетелем того, как он напал на девочку и запихнул ее в фургон. Что он с ней сделал? Скорее всего, заставил вдохнуть какую-нибудь медикаментозную гадость, приводящую к долговременной потере сознания. Я даже криво усмехнулась – сия метода мне была отлично знакома. И тут мне пришла в голову ужасная, но в то же время столь очевидная мысль.

Я просто стараюсь убедить себя в том, что намного лучше этого маньяка. Я-де убиваю не из удовольствия, а из-за денег. Но ведь деньги помогают заполучить любые удовольствия! И то, что я не лишала жизни детей, вряд ли намного лучше. Или кто-то на полном серьезе будет утверждать, что убивать взрослых – лучше, чем убивать детей? Убийство, оно и есть убийство! Ладно, согласна, я убиваю, но хоть не измываюсь над жертвами. Однако позволяет ли мне это судить о себе как об ангеле, а о человеке, которого сейчас преследую, как об исчадии ада?

В том-то и суть: мы с маньяком, убийцей маленьких девочек, одной крови. В переносном, конечно, смысле. Иначе говоря, одного поля ягоды – ядовитые ягодки поля смерти, тлена и праха. Да, я ничем не лучше злодея, но вряд ли бы он, став свидетелем того, как я совершаю или планирую совершить убийство, попытался бы воспрепятствовать ему. Покатил бы на своем фургоне, в котором лежит малолетняя жертва, дальше. Значит, я все-таки лучше? Или мне просто хочется так думать?

Нет, определенно у меня кризис среднего возраста, ибо избавиться от подобных назойливых мыслей никак не получается. От них меня отвлекали только по-прежнему ноющий локоть и то затихающая, то разгорающаяся боль в пальцах ноги.

По мере того как мы удалялись из города, я постепенно сократила расстояние до черного фургона. Его номер был заляпан грязью, причем у меня не было ни малейших сомнений, вовсе не случайно, а намеренно.

Фургон как фургон, обыкновенная «Газель», ничем не примечательная. Разве что, возможно, тем, что за рулем сидел убийца, а в паре метров от него покоилась упакованная в брезент малолетняя жертва.

Пробок, к счастью, не было, автомобилей было не так уж много – все же был вечер среды, до конца рабочей недели оставалось еще два дня. Поэтому я снова увеличила расстояние, не теряя фургон из виду.

То, что путь наш явно лежал за город, можно было интерпретировать по-разному. Субъект только что похитил девочку и везет ее в свою берлогу. Или, что не исключено, намеревается избавиться от трупа. Но в том-то и дело: я была уверена, что девочка еще жива!

Нельзя сказать, чтобы я особенно рьяно следила за криминальной хроникой, однако все-таки не упускала ее из виду, в особенности когда речь шла о явно заказных убийствах или о подозрительных несчастных случаях и летальных исходах среди богатых и знаменитых. А вот маньяками я не интересовалась вовсе. Всплыло, правда, сейчас в памяти подслушанное в какой-то стародавней программе утверждение, что в каждом большом городе в любой временной отрезок действует как минимум один серийный убийца.

С учетом того, что Москва не просто большой, а гигантский город, а также того, что маньяки наверняка имеют разнообразные жуткие пристрастия, в российской столице одновременно могли действовать и три, и пять подобных душегубов.

Но страшнее всего не уже действующие маньяки, а потенциальные серийные убийцы. Потому что рано или поздно они выходят на тропу войны. Потому что рано или поздно злое начало дает о себе знать.

Видимо, как и во мне. Размышления о маньяках снова навели меня на мысль о собственной профессиональной карьере. Может, это знак свыше – спаси ребенка, останови кровавого вурдалака, покайся и завяжи с преступлениями? Но в божественную силу, как уже упоминала, я не верю. Потому что слишком уж много зла повидала в течение своей жизни. Повидала и сотворила сама. И убедилась в том, что сделать сие – очень и очень легко. И никакого наказания за него обычно не следует.

Подобные размышления, словно водоворот, затянули меня с такой силой, что на мгновение я потеряла бдительность, а потом вдруг с ужасом поняла: я упустила фургон! Впереди его больше не было! Неужели водитель заметил слежку? Нет, не может быть. Но куда же он тогда делся?

Игнорируя правила дорожного движения, я, не дожидаясь следующего поворота, развернулась на трассе, чем вызвала бурное недовольство других водителей. Но на концерт их возмущенных клаксонов мне было решительно наплевать. Да, я хотела спасти девочку. И, что совершенно очевидно, ради этого готова рискнуть собственной жизнью.

Логическое мышление – вот ключ ко всему! Никуда фургон деться не мог. Не растворился же он в воздухе, в конце-то концов! И если его все же на трассе нет, это может означать только одно: похититель девочки свернул.

Возможностей для поворота на данном участке было немного. Я быстро восстановила в памяти картинку того, что видела несколько минут назад… Когда мы проезжали мимо вот этой шашлычной, фургон определенно маячил впереди. Потом на меня накатили философские думы, и на минуту или две я погрузилась в свой внутренний мир, не замечая, что происходит вокруг. И пронеслась мимо узкой грунтовой дороги сразу за закусочной, уводящей в лесной массив с отдельно стоящими постройками. Точно, если «Газель» куда и могла свернуть, так только туда!

Пришлось снова нарушить правила дорожного движения и перестроиться в нужное мне направление. Я бросила взгляд на панель с электронными часами: с того момента, как я поняла, что упустила фургон, прошло двенадцать минут. Как профессиональный киллер, я знала: за это время можно сотворить очень много ужасных вещей.

Однако тут снова всплыла в памяти фраза из почти забытой передачи о серийных убийцах – маньяки любят смаковать мучения своих жертв. Значит, у меня имеется шанс вырвать девочку из лап чудовища живой, хотя, может быть, и не полностью невредимой.

Я на мгновение успокоилась, а потом меня пронзила страшная догадка. Ведь не в лес же повез маньяк свою жертву! Только в дешевых фильмах ужасов меж деревьев беспрепятственно скачут людоеды и мутанты, стреляющие в людей из лука и делающие из них фрикасе. Убийца привез сюда девочку, потому что у него имеется здесь дом! И двенадцати минут ему вполне могло хватить, чтобы въехать во двор, закрыть ворота – и исчезнуть из поля зрения.

Я порулила по грунтовой дороге, всматриваясь в подступающую со всех сторон темень. Наконец возникла первая улица, освещенная тусклыми фонарями. Виднелись уходившие вдаль ряды коттеджей и дачных построек.

Подобных проездов здесь было, разумеется, несколько. Ну и в какой из них свернул маньяк? Теперь следовало полагаться не только на логическое мышление, но и на интуицию. А также на удачу. Без них в моей профессии никак нельзя.

Маньяку наверняка требуется уединенное местечко. Вряд ли он живет здесь постоянно, скорее наведывается время от времени. И дом его хорошо скрыт от посторонних глаз. Только вот что мне это дает?

Размышляя, я продолжала катить по улице. Вдруг заметила на некотором отдалении от прочих домов строение, обнесенное забором. И как раз там медленно закрывались автоматические ворота. На территорию участка только что кто-то въехал!

Моя рука потянулась на пассажирское сиденье, и я схватила то, что всегда покоилось в моем автомобиле, – прибор ночного видения, весьма облегчающий выполнение моих непростых заказов. Я поднесла к глазам окуляры и разглядела контуры фургона, стоявшего на территории того самого участка.

Мне повезло. Я нашла логово маньяка. Заглушив мотор, я быстрым движением руки сняла с себя наконец латексную маску и парик. Затем, выйдя на свежий воздух, открыла багажник и извлекла свой походный рюкзак. В нем имелось то, что всегда пригодится в экстремальных ситуациях. А теперешняя ситуация была, вне всяких сомнений, именно таковой.

Первым делом я скинула ужасные сапоги на высоченных каблуках и осмотрела пальцы ноги. Каждое прикосновение отдавалось адской болью, однако, судя по всему, переломов не было. И на том спасибо. Конечно, мне сейчас требовался основательный отдых, но на ближайшую ночь у меня неожиданно возникли совсем иные планы. Поэтому я обулась в чрезвычайно удобные бесшумные мокасины, стянула с рук тонкие перчатки телесного цвета, сменила их на черные кожаные, забросила рюкзак за плечи и двинулась по направлению к одиноко стоящему дому.

Он походил на небольшую неприступную крепость. Я рассмотрела видневшееся из-за забора здание через прибор ночного видения. Судя по всему, окна верхнего этажа забраны решеткой. Причем не только снаружи, но и внутри. Более чем удивительно для дачного коттеджа! Но естественно для берлоги серийного убийцы.

Я приблизилась к забору и заметила, что около входа на участок установлена видеокамера. Маньяк явно не желает появления незваных гостей. Встав так, чтобы объектив не мог захватить меня, я прислушалась. До слуха донеслись приглушенный хлопок двери фургона, шаги, а через несколько секунд воздух сотряс собачий лай. Я отшатнулась – у маньяка имеются злобные четвероногие слуги!

Собак я, если признаться честно, никогда особенно не любила. Именно с ними связаны мои неприятные детские воспоминания. Не считая, конечно, того ночного кошмара, что с завидной регулярностью превращает мои ночи в бессонную пытку. Из домашних животных у меня имелись только рыбки в аквариуме, и сии бессловесные твари меня вполне устраивали. А вот собаки…

Раздался скрежет когтей по металлу – твари явно почуяли меня. И мне пришлось ретироваться. Не хватало еще, чтобы хозяин странного особняка пришел к мысли, что за его обиталищем кто-то наблюдает.

Держась от забора подальше, я обошла участок по периметру. И пришла к выводу, что лучше всего проникнуть на территорию с одного из углов. То место, как я заметила, не попадало в обзор второй камеры, установленной на заборе.

Локоть все еще ныл, но уже не так сильно, больше всего меня беспокоили пальцы ног. Боль в них усиливалась, даже несмотря на крайне удобную обувку. Но приходилось терпеть.

Я извлекла из рюкзака чрезвычайно прочное лассо, а также пневматический пистолет, в котором содержались капсулы со снотворным. Одно ловкое движение, две секунды – и я уже вскарабкалась по забору.

Раздалось угрожающее рычание, из-за дома вывернул громадный черный дог. Прицелившись, я выстрелила в него и не промахнулась. Животное тявкнуло, заскулило, затем жалобно взвыло – и повалилось на землю. Но следом примчалась другая зверюга, на сей раз пятнистый дог. Еще до того, как пес успел залиться лаем, я всадила в него солидную порцию снотворного. Второй монстр тоже заснул.

Выждав и убедившись, что новые гавкающие и клацающие клыками сюрпризы меня не поджидают, я осторожно спрыгнула с забора вниз. Едва мои ноги коснулись земли, я сразу почувствовала резкую боль. Да, полученная в канализационном люке травма давала о себе знать, но я была полна решимости закончить начатое дело.

В доме не горело ни одно окно. Или маньяк уволок свою жертву в подвальные помещения, или окна занавешены шторами, не пропускающими изнутри свет, или даже они вовсе – обманки. Кто-то весьма основательно потрудился, обустраивая этот замок Синей Бороды. Что позволяло сделать неутешительный вывод – хозяин сего страшного места убивает явно не в первый раз. И не во второй. И не в третий. Чувствовалось, маньяк устроился здесь надолго и убивает давно, не исключено, в течение нескольких лет.

Но если в Москве или области завелся маньяк, в течение многих лет похищающий и убивающий детей, то отчего об этом неизвестно широкой общественности? Конечно, правоохранительные органы зачастую не справляются со своими обязанностями, а многие из работающих там – откровенные неумехи или карьеристы-взяточники. Но утаить факт наличия маньяка от жителей мегаполиса все же дело нереальное. Ведь имеются и желтые издания, обожающие подобную тематику, и интернет-порталы, и независимые блоггеры, ведущие самостоятельные расследования. В конце концов, если бы власти и отрицали наличие маньяка, то тревогу забили бы родители исчезнувших детей. А их требования кто-нибудь уж точно подхватил бы.

И тем не менее ни о каком маньяке – новом Чикатило или московском Джеке-потрошителе – я ничего не слышала. Конечно, время от времени в столице ловили очередного душегуба, но вот именно – ловили. Да и специализирующихся на похищении детей извергов среди них в последнее время, если память мне не изменяет, вроде бы не было.

Или я ошиблась в своих предположениях и маньяк, на чей след я напала совершенно случайно, совершил сегодня свое если не первое злодеяние, то одно из первых? Нет, все его повадки, а также почти неприступный дом говорят о том, что он занимается своей жуткой деятельностью в течение определенного и, похоже, весьма долгого времени. Что у него имеется большой опыт. И что на его совести масса детских жизней.

Отчего-то мне стало жутко и неприятно, хотя обычно подобных чувств я не испытывала. Мне вдруг захотелось поскорее убраться подальше от этого замка Синей Бороды в Подмосковье и бежать отсюда за тридевять земель, за сорок сороков. Непонятное чувство подсказывало мне: если останусь, то ни к чему хорошему это не приведет. Для меня.

Но если я сейчас ретируюсь, то это тоже не приведет ни к чему хорошему – для несчастной похищенной девочки. Да, собственно, почему я так перепугалась? В голове мелькнула какая-то странная мысль, но у меня не было желания и времени заниматься самокопанием.

Я осторожно скользнула к фургону, стоявшему около трехэтажного дома. Само здание было добротное и в то же время какое-то пугающее. А его черные окна походили на глазницы черепа.

Дверца фургона оказалась приоткрытой. Я заглянула в него и заметила тот самый кусок брезента, который видела на пустыре. А на полу лежало что-то цветное. Я осторожно подняла вещицу и повертела в руках. Это была махровая резинка для волос: розово-фиолетовые переплетающиеся полоски.

В рюкзаке у меня имелось и холодное, и огнестрельное оружие, однако я приняла решение, что маньяк заслуживает дозы снотворного из пневматического пистолета. И дело не в том, что я не желала убивать его, брать на душу новый грех, вот уж что волновало меня в последнюю очередь. Я хотела, чтобы изверг остался в живых и предстал перед судом. Получил бы пожизненное заключение и отправился в тюрьму особого режима, где провел бы остаток своей никчемной жизни.

Кстати, невероятно, но факт – я, профессиональная убийца, была противницей смертной казни. Объяснялось это просто: обыкновенный человек, то есть частное лицо, по моему мнению, имеет право на убийство, потому что убийцей может оказаться каждый, нужны только соответствующие обстоятельства; а вот государство убивать права не имеет. То есть как частное лицо любой человек имел бы право, более того, его святой обязанностью было бы прикончить Гитлера, если бы представилась такая возможность, а вот не покончи тот с собой и окажись на скамье подсудимых в Нюрнберге, отправлять его на виселицу не следовало. Уж слишком просто.

Ведь смерть – всего лишь миг. Ибо, и я знала это лучше, чем кто бы то ни было другой, самая худшая тюрьма вовсе не замок Иф, не «Черный дельфин», а ты сам, твои собственные поступки, воспоминания и кошмары, заключенные в черепной коробке. И постоянное напоминание о том, что ты – монстр.

Суд, конечно, судом, но выступать на нем главной свидетельницей обвинения я не намеревалась. Как после поимки маньяка все обставить так, чтобы у правоохранительных органов не возникло ненужных мне вопросов, я пока не знала. Но проблема вполне была решаема…

Положив резинку для волос обратно на место, я взглянула на входную дверь. Затем, приложив к глазам прибор ночного видения, убедилась в том, что камер поблизости нет. Вероятно, маньяк не мог и предположить, что кто-то проберется в его логово, но все равно требовалось быть крайне осторожной.

Я поднялась на крыльцо и подошла к двери. И убедилась в том, что она, как и окна, бутафорская. Дверной проем имелся, имелась и дверь, и даже замок. Но открыть створку невозможно, потому что та является не более чем декорацией.

Да, значит, я имела дело с профессионалом. С человеком, который построил странный дом только с одной целью – привозить сюда свои жертвы и лишать их жизни. Передо мной не дача отца семейства, в которой тот проводит выходные с женой, детьми и внуками и в которой в обычные дни наведывается украдкой, по-воровски, совершая в подвале гнусные злодейства, истязая похищенных детей. Этот дом не предназначен для того, чтобы его посещали гости, друзья или родственники. Он даже не замок Синей Бороды, а дворец Дракулы. И построен с единственной целью – чтобы позднее стать средоточием зла, отчаяния и боли.

Причем хозяин возводил его явно не своими руками, а нанимал строительную фирму, и архитекторское бюро делало для него особый проект. Неужели ни у кого не возникло вопросов относительно странных желаний клиента? Не мог же маньяк отправить на тот свет и строителей, и архитекторов, и всех рабочих?

Все это выяснит следствие, от меня же в данный момент требовалось обезвредить маньяка и спасти девочку.

Раз маньяк не воспользовался центральным входом, значит, где-то поблизости имеется еще одна дверь. Я присмотрелась, действительно обнаружила еле заметные каменные ступеньки, ведущие куда-то вниз, осторожно спустилась по лестнице и оказалась перед массивной металлической створкой. Снаружи не было видно ни замка, ни замочной скважины. Значит, конструкция иная. Более хитроумная. Конечно, я бы вскрыла ее, но на это потребовалось бы определенное время. А как раз времени у меня сейчас и не было.

Поэтому я вернулась назад и задрала голову. Пусть весь дом – большая декорация, однако у него имеются стены и окна, хотя бы и бутафорские. Подтянувшись, я забралась на второй этаж и оказалась около темного зарешеченного окна.

Решетка была сработана на совесть, однако в рюкзаке у меня имелся портативный автоген. Понадобилось несколько минут, чтобы справиться со стальными прутьями, а тонкую внутреннюю решетку мне удалось выбить ногой вместе с оконной рамой.

Раздался тихий звон, когда она упала куда-то вниз. Я осторожно нырнула в темный проем и, приземлившись на пол, осмотрелась. В комнате не было ровным счетом ничего – ни мебели, ни даже обоев на стенах.

Я вышла из комнаты и оказалась в длинном коридоре. Света нигде не было видно. И не слышно ни единого шороха, как будто я оказалась в полночь на кладбище.

Пройдя по коридору, очутилась около большой лестницы. Мне требовалось спуститься вниз, что я и сделала. Дом производил впечатление нежилого, все вокруг было пыльное, грязное. Значит, сердце дома – не этажи, тянущиеся ввысь, а помещения, спрятанные под землей.

Только вот как в них попасть? Размышляя над этим, я оказалась на кухне. Та, в отличие от комнат, была обитаема. Здесь имелись большой холодильник, несколько навесных шкафчиков, газовая плита, мойка, а также стол и два стула. На столе стояла кружка. Причем еще теплая, в ней темнел не то чай, не то кофе.

В этот момент раздался тонкий скрежет. Я быстро метнулась в сторону и затаилась за плитой. И увидела, как в стене образовался прямоугольный просвет, а оттуда вышел человек. Я напряглась – это был похититель девочки. На этот раз он был без кепки, и, несмотря на темноту, мне удалось рассмотреть его лицо. Как и сам дом, лицо у него было каким-то невыразительным, фальшивым. Гладкая, как бильярдный шар, голова, довольно тонкие черты лица, по которым нельзя было определить возраст, большие уши. Не лицо человека, а карнавальная маска.

В руках субъект держал небольшой топорик. Я сжала рукоятку пневматического пистолета, выбирая момент получше. И уже навела оружие на субъекта, который подошел к кухонному столу и, поднеся кружку ко рту, отхлебнул из нее. Но в этот момент снизу через раскрытую дверь, что вела в подвал, донесся тонкий детский крик.

Рука у меня дрогнула, а маньяк быстро поставил чашку обратно на стол и, гундосо хмыкнув, исчез в дверном проеме, который через секунду закрылся. Я быстро метнулась к стене и исследовала ее. Ведь если хозяин дома мог выходить оттуда, значит, у него имелась возможность и заходить туда из кухни. Наверняка здесь где-то имеется какая-нибудь особая кнопка, рычаг или, возможно, пульт дистанционного управления.

Но ничего подобного не обнаруживалось. А дверь была на редкость прочной и звуконепроницаемой. Крик девочки так и стоял у меня в ушах. Было понятно, что мешкать нельзя, потому что изверг уже начал осуществлять свой ужасный план.

Некоторое время я шарила по стене, но так не нашла ни рычага, ни кнопки. Значит, требовалось отыскать другой вход в подвал. Только где он может быть? Эх, вот если бы у меня имелся план дома с подземным этажом… Но ведь я понятия не имела, как все в здании устроено, поэтому не могла придумать ничего путного.

Я стала раскрывать навесные шкафчики, но увидела в них лишь некоторое, не такое уж большое, количество посуды, а также банку с кофе. В холодильнике имелась еда, в основном – замороженные полуфабрикаты, а также упаковка сыра, пакет молока и половина палки сервелата.

Наконец я подошла к плите. Повернула один из рычажков, и одна из конфорок вспыхнула. Злая на саму себя, я задумалась. Вход в подземелье находится у меня перед носом, а мне не удается туда попасть!

Тут меня словно током ударило, и я снова подошла к плите. Так и есть! На ней имелось четыре конфорки и духовка. Значит, рычажков должно быть пять. Но в действительности – я даже для верности пересчитала два раза – их было шесть. Четыре небольших, одинаковых, черных. Затем побольше, красный, наверное, для духовки. И наконец, с краю – черный с белой полоской. В отличие от прочих, над ним не было нарисованной шкалы с указанием температуры. Значит…

Чувствуя, что напала на след, я осторожно повернула этот рычаг, и в тот же момент в стене появился свободный прямоугольник. Вот зачем хозяину дома требовалась кухня, хотя бы и обставленная весьма скудно. Не для того, чтобы питаться здесь, а чтобы установить плиту, соединенную с хитроумным механизмом, отворяющим вход в подземелье. Одна плита посреди пустой комнаты смотрелась бы нелепо и сразу бы привлекла подозрения, а так она спрятана среди прочих кухонных принадлежностей.

Я подошла к открывшемуся ходу и увидела лестницу, которая вела куда-то вниз. Мне снова сделалось страшно, более того – жутко. Каково же несчастной девочке, находившейся во власти сумасшедшего!

Только я ступила на лестницу, дверь, замаскированная под часть стены, бесшумно задвинулась за моей спиной. А свет, горевший в подземелье, вдруг погас.

На мое счастье, у меня имелся прибор ночного видения. Я двинулась вниз, сжимая одной рукой его, а другой – пневматический пистолет. Лестница была достаточно длинной, и я прикинула: подземный этаж располагается на глубине не менее восьми, а то и всех десяти метров под землей. От бетонных стен исходил могильный холод.

Наконец я достигла подножия лестницы и оказалась в некоем подобии длинного, извилистого коридора. Напрасно я прислушивалась – ни крики, ни стоны до меня не доносились. Это могло означать все, что угодно. Например то, что жертва уже мертва.

Оставалось только одно – двинуться вперед. В конце коридора виднелось, судя по всему, большое помещение, в котором горел свет. Я прошла мимо нескольких дверей, раскрывать которые у меня не возникло ни малейшего желания. Приблизившись к освещенной ярким неоновым светом комнате, прижалась к стене, прислушиваясь. Оттуда не было слышно ни звука. Осторожно заглянув в комнату, я увидела, что она пуста. Я заметила столик, на котором лежали хирургические инструменты. От их вида мне сделалось тошно. И в тот же момент послышался жалобный детский крик, приглушенный и полный боли. Ребенок находился где-то рядом!

Обернувшись, я заметила приоткрытую дверь. Рванулась туда – и вдруг куда-то полетела. Последнее, что я почувствовала, был сильный удар, пришедшийся по спине…

В себя я пришла так же внезапно, как и потеряла сознание. И поняла, что попала в ловушку, – в комнате, куда я вошла, или вообще не было пола, или там пол был раздвигающимся. Короче, я угодила в каменный мешок.

Потянувшись и присев, я обнаружила, что рюкзака на плече уже нет, пневматический пистолет и прибор ночного видения тоже исчезли. Я лежала на полу крошечной каморки с гладкими бетонными стенами.

В лицо мне ударил яркий свет, шедший откуда-то сверху. И до меня донесся знакомый шипящий издевательский голос:

– Приветствую тебя, прекрасная незнакомка, в моем скромном жилище! Жаль, что наше общение происходит при столь странных обстоятельствах. Если бы ты попросила меня как следует, то я бы, конечно, устроил для тебя экскурсию по своему жилищу. Но вместо этого ты проникла сюда тайно, по-воровски. А подобное я ой как не люблю!

Раздался мерзкий утробный смех, завершившийся неким подобием визга. Смех, который, как вдруг показалось, мне знаком. Нет, ерунда! Где я могла его слышать? Вот именно, нигде!

– Что с девочкой? – крикнула я. – Зачем она вам?

Ответ последовал незамедлительно:

– Ну, судя по той амуниции, которую я обнаружил в твоем заплечном мешке, ты ведь не дура. А значит, догадываешься, зачем.

От этих слов мороз пробежал у меня по коже. Маньяк, вне всяких сомнений, был крайне опасным психом, но при этом обладал изрядным интеллектом. «Комбинация, для многих серийных убийц типичная…» – всплыли у меня в памяти слова из ток-шоу о маньяках.

– Твоя забота о девчонке меня просто умиляет, – заметил убийца, явно наслаждавшийся тем, что я нахожусь в полной его власти. – Могу тебя уверить, она пока еще жива. Пока! Но скоро все изменится. Хотя, может быть, и не так уж скоро, потому что мне нравится мучить детишек…

– Оставьте ее в покое! – крикнула я, исполненная злости. Причем не сколько на ужасного субъекта, сколько на себя. И как я могла так глупо попасться в столь примитивную ловушку?

– Оставлю, когда придет время, – заявил маньяк. – Рано или поздно мне надоест с ней развлекаться, придется пуститься на поиски новой жертвы. И в данном случае далеко ходить не надо. Потому что у меня имеешься ты!

Мерзкий тип снова зашелся в странном, завершающемся на визгливой ноте смехе.

– Давайте меняться, а? – предложила я, лихорадочно соображая, как выиграть время. – Моя жизнь в обмен на жизнь девочки. Вы отпустите ее, а взамен можете делать со мной все, что хотите.

– Какая ты щедрая… – прошипел маньяк. – И, собственно, не такая умная, какой показалась мне вначале. Конечно, выследить меня, проникнуть на территорию моего дома, пробраться в подземелье – простой смертный на такое не способен. Наша доблестная полиция тоже. А ты смогла. Но твое предложение – просто глупость. Сама посуди, что ты можешь мне предложить? О каком обмене ты ведешь речь? И ты сама, и девчонка в моей власти. Так почему я должен отпускать ее, а измываться над тобой, если могу сделать это с вами обеими?

Логика, конечно, была железная. Я даже не знала, что ответить. Не взывать же к совести и морали серийного убийцы.

– Ну вот до тебя дошло, что сказала ерунду, – заметил маньяк с наигранной лаской. – Но меня очень занимает, где же я допустил ошибку. Как тебе удалось добраться до меня? И на кого ты работаешь? Ты не случайная свидетельница, ты – профессионал. Кто навел тебя на мой след?

– Вы слишком многое хотите знать! – заявила я. – И, так и быть, расскажу вам, кто нанял меня, только…

– Так и думал, что тебя наняли! – перебил маньяк, и на сей раз в его голосе сквозили раздражение и даже испуг. – Кто? Родственники предыдущих жертв? Хотя нет, полностью исключено!

Значит, мне удалось нащупать ахиллесову пяту монстра. Не такой уж он неуязвимый и хитроумный, как ему казалось, ведь я смогла выйти на его след. И это для него страшнее всего. Ему очень хочется знать, в чем же он допустил ошибку и, главное, кто меня нанял. Даже если я скажу ему правду, что никто меня не нанимал и я стала случайной свидетельницей, мерзавец вряд ли поверит. Хотя зачем говорить? Надо использовать свое преимущество для того, чтобы вызволить девочку и самой остаться в живых.

– Ну, я бы не стала столь категорично судить о том, что исключено, а что нет… – протянула я, стараясь придать своему голосу оттенок равнодушия. И решила идти ва-банк. – Думаете, ваша, так сказать, деятельность в Москве и Подмосковье не привлекла внимания? Нет, не правоохранительных органов, тут вы правы. Но ведь имеются иные структуры, и они не одобряют ваших кровавых занятий!

– Кто? – донесся до меня яростный визг сверху.

Ого, а маньяк-то мне попался нервный. В фильмах или романах их показывают существами хладнокровными и крутыми, в реальной же жизни они издерганные, закомплексованные и запуганные. Ну да, ведь постоянно боятся, что их разоблачат.

Я молчала, что окончательно вывело маньяка из себя.

– Ну, говори же, кто! Какая-нибудь преступная группировка? Мафия? Или воровское сообщество? Нет, ты врешь, им до меня нет дела! Так кто же тогда?

– Повторяю свои условия! – заявила я твердым голосом. – Вы отпускаете девочку, причем невредимую. И тогда мы с вами поговорим и я сообщу, кто вас заказал. Согласны? Второго такого шанса не будет!

Маньяк с проклятиями захлопнул люк, и я оказалась в кромешной темноте. Но мои глаза быстро привыкли к ней. Я осторожно ощупала себя с головы до ног и убедилась, что падение не привело к значительным травмам. Так, разве что пара шишек и будущих синяков, но это сущая ерунда.

Затем меня заинтересовал вопрос, как маньяку удалось добраться до моего рюкзака, а также до пневматического пистолета и прибора ночного видения. В тот момент, когда я совершенно по-идиотски провалилась в яму, они были при мне. А когда я очнулась на дне ямы, предметы исчезли. Ответ был очевиден: мой нерадушный хозяин изъял их. Но каким, скажите на милость, образом? Он что, спускался по веревочной лестнице на дно колодца, в котором я лежала без сознания, не имея представления, сколько продлится мое беспамятство и в самом ли деле пленница отключилась? Нет, маловероятно. Значит, оставалась одна-единственная возможность: здесь, на дне колодца, имеется замаскированная дверь, через которую сюда можно проникнуть. И, соответственно, покинуть сие негостеприимное место.

Я принялась внимательно исследовать пол и стены колодца. И через некоторое время действительно обнаружила еле различимые швы в полу. Точно, здесь есть отлично замаскированный люк! Правда, открыть его можно только изнутри, а не со стороны колодца. Но хотя бы уже кое-что!

План созрел за пару секунд: надо вынудить маньяка снова воспользоваться тайным ходом и, как только субъект окажется здесь, напасть на него, обезвредить. Вот, собственно, и все. Только как заставить его прийти?

Времени на раздумья мне не дали – крышка люка внезапно распахнулась, и в лицо ударил мощный луч света.

– Ты мне все скажешь, причем немедленно! – прошипел тюремщик. – Говори, кто тебя нанял и зачем? Молчишь… Ладно… Ты ведь у нас сердобольная, значит, тупая. Тогда слушай!

И до меня донеслись кошмарные детские стоны, от которых меня замутило, а на глаза навернулись слезы. Но, стиснув зубы, я молчала. Самое важное в данный момент – сохранять спокойствие и не терять головы.

– Что, мало? – взвыл маньяк. – Девчонка же страдает! И ты можешь ей помочь, если скажешь мне, как ты на меня вышла! Я обещаю, отпущу и тебя, и ее!

Видимо, маньяк был не особо хорошего мнения о моих умственных способностях, раз пытался при помощи столь дешевого трюка выудить из меня нужную ему информацию. Потому что ясно как день: если бы я даже и могла сообщить ему то, что его столь живо интересовало, он все равно бы не отпустил ни меня, ни девочку.

– Описать тебе, что я сделаю с девчонкой, если ты не поведаешь мне, на кого работаешь? – прошипел изверг. – Ну что же, изволь. Для начала перережу ей голосовые связки…

Я издала булькающий звук и натужно захрипела. Сначала маньяк не обратил на это внимания, видимо, полагая, что такова моя естественная реакция на его ужасное повествование, но потом смолк на полуслове и спросил:

– Что ты сказала? Тебя тошнит? Готова раскалываться?

Вместо ответа я захрипела сильнее, а потом внезапно стихла. Маньяк окликнул меня несколько раз, заявив, что сейчас не время разыгрывать дешевый спектакль. Затем до меня снова донеслись детские крики, но я уже не сомневалась – они были записаны на диктофон. Маньяк снова попытался вступить со мной в беседу, но я упорно молчала. Затем я опять начала хрипеть и мелко трястись. Потому что не сомневалась – мерзавец рассматривает меня сверху.

– Я ведь сейчас начну резать девчонку! Прямо у тебя на глазах, если не скажешь мне все, что тебе известно! – произнес он вроде бы с угрозой, но в его голосе сквозила неуверенность.

Я задергала конечностями и выгнула спину дугой.

– Эй, да что с тобой? Черт, у нее, наверное, черепно-мозговая травма в результате падения… Черт, черт, черт! – забормотал убийца.

Люк снова захлопнулся, и я радостно усмехнулась, поскольку именно такой реакции и добивалась. Так как маньяк, как я убедилась ранее, имел кое-какие или даже солидные медицинские навыки, то именно при помощи них его и требовалось провести. Что ему было нужно? Чтобы я дала показания и сообщила, кто его преследует. Ведь он сразу поверил моим словам! Ну да, как же иначе, ведь каким-то образом мне удалось на него выйти и попасть сюда. А если вдруг выяснится, что я впала в кому или хуже того – нахожусь при смерти, то выудить из меня требуемую информацию он не сможет. Значит, негодяй обязательно придет в колодец. Хотя бы для того, чтобы узнать, в каком состоянии его пленница. Тем более он сейчас не на шутку встревожен и уверен в том, что я не могу оказать сопротивления. Ничего, скоро он убедится, как кардинально ошибся!

Я чуть сдвинулась, изображая находящегося без сознания человека, и несколько раз вздохнула, мысленно приказывая своему быстро бьющемуся сердцу замедлить темп. Это, как обычно, подействовало.

Наконец до моего слуха донесся тонкий скрежет. Крышка люка, обнаруженная мною в полу, дрогнула, откинулась. В бетонной плите образовалось круглое темное отверстие. И тотчас мне в лицо ударили два ярких луча, один сверху, а другой снизу, из люка, – маньяк проверял, не прикидываюсь ли я.

Я была готова к подобного рода проверке и не пошевелилась. Глаза у меня были плотно закрыты, тюремщику не удалось застать меня врасплох и ослепить. Я вся превратилась в слух, понимая, что придется действовать с закрытыми глазами. Но подобное для меня было не в новинку.

Вот маньяк выбрался из люка, подошел ко мне… До меня дотронулись его пальцы… К тому времени мне удалось подавить волнение и сбить пульс, причем значительно. Ведь если бы мерзавец заметил, что сердце у меня колотится как бешеное, это могло означать только одно: я пытаюсь его обмануть и разыгрываю из себя впавшую в кому. А он сейчас убедился в том, что пульс у меня редкий, что, видимо, сняло последние подозрения. Свет фонаря больше не бил мне в лицо, и, чуть приоткрыв глаза, сквозь ресницы я увидела, как маньяк возится с небольшим чемоданчиком, стоявшим у его ног. Момент был более чем подходящий.