Глаза Суоми

С «луоннон суоелият» — пешком и на лодках

По-фински «луоннон суоелият» — охранники или защитники природы. Само нынешнее время позволило объединить усилия клуба «Путешествия в защиту мира и природы» при Советском комитете защиты мира, Союза сторонников мира Финляндии и Союза охраны природы Финляндии, чтобы провести первую советско-финскую экологическую экспедицию летом прошлого года. Маршрут начался в Хельсинки, прошел через ряд городов по южной Финляндии, затем тридцать участников экспедиции — экологи, студенты, рабочие, юристы, журналисты и врачи — проплыли на лодках по озеру Сайма, реке Вуоксе и закончили путешествие на советской земле.

Встречи и дискуссии на финской стороне с активистами экологического движения, сторонниками мира, на ТЭЦ, бумажно-целлюлозных комбинатах, заводах и даже на АЭС освещались местными газетами по пути следования группы .

Публикуемые заметки знакомят читателей журнала с впечатлениями о финской «глубинке», встречах с людьми, не только любящими свой край, но и желающими жить с нами в мире, вместе сохранять землю, единую, несмотря на государственные границы.

Свеаборг: сирень на бастионах

С потолка, попеременно вспыхивая, молниями бил дневной свет из плафонов в наши сонные глаза. В большой комнате без окон заворочалось, закряхтело человек двадцать, в углу недоуменно приподнялись на раскладушках курчавая голова алжирца и бритая — американца, приютившихся здесь задолго до нашего приезда.

У дверей манипулировал выключателями худенький, жилистый Хейкки в одних спортивных трусах. Пританцовывая, как бойцовый петушок, он подскочил к койке своего приятеля Эркки Роиха, здоровенного шофера, стащил с него простыню и бросил в мусорный бак.

Горничная-негритянка, она же и уборщица в здешней дешевенькой гостинице, выдала нам бумажное одноразовое постельное белье, которое любители комфорта затем прихватили с собой в рюкзаки и все последующие ночевки в школах, палатках, церковных приютах стелили эти простыни в «спальники».

— Не видите, засони, уже утро. Вставайте, а то плесну горячим кофе в постели,— восклицал Хейкки, перемежая финские, русские, немецкие слова, вставляя еще карельские и шведские.

Полиглотом Хейкки Рапо сделала его бурная жизнь, о которой он вчера живо рассказывал на пресс-конференции, куда нас, как заправских путешественников с рюкзаками на спинах, привели после прибытия в Хельсинки. Хейкки встретил советскую группу экспедиции на вокзале в официальной костюмной тройке с тщательно завязанным темным галстуком, несмотря на июньскую жару, вероятно, в знак уважения к нам.

Вот и сейчас, выполнив неизменную зарядку, Хейкки облачился в тройку с галстуком и старательно наводил пробор в своей изрядно поредевшей шевелюре.

— Поскольку из этого отеля выдворяют на целый день, а встреча в Центре охраны природы лишь вечером, едем в Суоменлинну,— излагал он программу дня, раздавая всем пластиковые карточки с видом Хельсинки и чайкой на лицевой стороне.— С этим билетом можете кататься по всей столице и даже плавать, что мы сейчас и проделаем...

От небольшой пристани мы отплыли в Суоменлинну. Оказалось, что это финское название Свеаборга. Хейкки во время нашего плавания рассказал, что эту старинную крепость основали на островах еще шведы для защиты гавани Хельсинки. Свеаборг считался самой неприступной крепостью северных стран и назывался даже «Северным Гибралтаром», но с 1809 года, когда Финляндия вошла в состав Российской империи в качестве Великого княжества, здесь обосновалась по 1917 год одна из баз Балтийского флота.

Наш маленький пароходик осторожно лавировал между островками с одним-двумя рыбацкими домиками, маяком и гигантскими белоснежными айсбергами автопаромов, круглогодично курсирующих между Финляндией и Швецией.

— На них можно хорошо развлечься, покутить, если завелись марки,— кивнул на многопалубный паром стоящий рядом финский студент,— все удобства: бассейн, сауна, рестораны, дансинг, даже парикмахерская с кинотеатром. К тому же, беспошлинные магазины...

Свеаборг удивляет и манит с первых шагов.

Сразу у причала нам показали местную достопримечательность: выставочный зал современных художников, если выражаться языком экскурсовода. А самое необычное в этом деревянном домике было то, что все в нем отреставрировали сами молодые дизайнеры, которые тут же демонстрировали весьма оригинальные композиции из сверкающих лужиц натуральной нефти, в которые самые любопытные зрители опускали палец, и груд угля, символизирующих нынешнюю урбанизированную жизнь. Эта выставка молодых эпатировала и привлекала на остров посетителей.

Можно было свернуть в тихие улочки, где из цветущих кустов выглядывали оконца домиков. Но Хейкки повернул к полуразрушенным крепостным стенам.

Мы пробирались по развалинам старого форта, заросшего кустарником, поднимались на бункеры, глубоко ушедшие под землю и глядящие оттуда пустыми глазницами амбразур, фотографировались у пушек на фоне цветущей сирени. И меня все время не оставляло ощущение, что Хейкки привез нас в военную крепость не случайно.

Да, у Хейкки Рапо непросто сложилась жизнь. Он с таким чувством вспоминал свою деревушку Лумивара на берегу Ладоги, что слезы умиления выступали на его голубеньких глазках.

— Скоро попаду в места своего детства,— шептал Хейкки,— много скитался по свету бедный карельский мальчик. Меня призвали в армию, я воевал с вами, но когда немцы не захотели уйти с севера Финляндии, я помогал гнать их из Лапландии. Там я встретил весну 1945-го, нашел подругу и остался жить в Лапландии...

Мы сидели у старых пушек, и глаза Хейкки скользили по заплывшим бункерам. Могучая в прежние времена военная сила дремала в каменистом теле острова. Шведы, русские... Здесь был оплот финской военщины, стоял гитлеровский гарнизон.

Сейчас, когда эти остатки военного, разрушительного прошлого ушли в землю, были скрыты зеленым ковром, Хейкки не хотелось вспоминать войну и смерть.

Он повествовал о суровой Лапландии, где учил много лет детей ботанике и любви к лесам и озерам, а теперь руководит организацией друзей защиты природы. Его беспокоит не туманное прошлое, а беды, нависшие сейчас над всем живым, над травами, над землей и водой.

— Масса вопросов и проблем в защите природы — этим начнем заниматься вечером. Я только хочу сказать об одной печальной вещи, достаточной, чтобы испортить будущее.— Хейкки Рапо, сняв шапочку с большим козырьком, подставляет солнцу лицо.— Мои ученые друзья из Рованиеми, столицы Лапландии, больше всего обеспокоены «парниковым эффектом», повышением температуры из-за промышленных выбросов. С повышением температуры усилятся дожди, зима в нашем Рованиеми станет такой же мягкой, как ныне в южном Турку, а озера в южной Финляндии перестанут замерзать. У нас, на севере, начнутся наводнения, а на юге страны — засуха. Плохо придется рыбе, начнут гибнуть на севере леса, зверье. И все эти беды человек накликал сам на себя...

— Ну, Хейкки, слишком мрачная картина. Когда-то это будет...

— Когда? Мои друзья посчитали, что к 2050 году в странах Северной Европы температура повысится зимой на 6—8, а летом на 4—6 градусов. Осадков у нас будет выпадать больше на 15—30 процентов. Вот, если хотите, цифры.

— Все же не скоро, мы-то не увидим...

— Они не увидят,— показал Рапо на развалины Свеаборга,— мы не увидим, а детям что оставим?

Возвращались по холмам, где прямо на лужайках расположились семьи и веселые компании, одна даже с невестой и женихом. Пели, плясали под музыку, и никого это не смущало. Бутылки из-под выпитого аккуратно убирали в пакеты и уносили с собой, складывали в мусорные ящики. Все чинно, благородно, хотя подчас и громко пели, хохотали.

Спустившись по крутой тропе к морю, мы спугнули крупных уток. На камнях в лучах довольно холодного солнца откровенно нежились парочки.

Пожалуй, только мы были основательно и тепло одеты в куртки, свитеры, а финны — в открытых майках, шортах и спортивных трусах, удобных и модных для всех. Загорелые, голоногие, они весело махали нам руками с холмов.

Не встречалось по дороге ни смотрителей этой древней крепости, ни полицейских, поддерживающих порядок,— ни одного. Им просто нечем было тут заниматься при достаточной самодисциплине приезжающих на остров, которые не царапали стен, не ворочали стволы у пушек и даже не покушались на полыхающие кусты сирени на бастионах.

Так и запомнился Свеаборг — зеленым, сиреневым островом с уходящими в землю заросшими крепостными стенами и бункерами...

У причала в Хельсинкской гавани нас поджидала Лаура. Она прикатила сюда на велосипеде, оставив его на специальной стоянке, и теперь приглашала всех проехать на трамвае в Центр защиты природы.

Я такой и представлял Лауру Расонен: крупной, с ясными глазами и распущенными по спине длинными волосами цвета спелой пшеницы. Лаура, студентка биофака столичного университета, уже не первый год отправляется на защиту северных лесов к большому озеру Инари. Там строили дорогу для вывоза леса. Но за озером лежат земли саамов, и все, что на них есть,— леса, трава, звери — принадлежит саамам больше, чем государству. Лаура с друзьями встали на защиту их прав. Здесь, в деревне у озера Инари, студенты устроили трудовой лагерь, ездят сюда каждое лето, работают вместе с жителями.

— Мы стали известны у саамов, помогаем им во всем,— заявляет гордо Лаура Расонен.

Беседа в Центре защиты природы затянулась до самого вечера. Мы пили душистый чай из трав и слушали рассказ Терхо Поутанена, секретаря Центрального бюро Союза охраны природы, о добровольных объединениях, в которых тысячи защитников делают полезные дела во всех регионах страны. Мы узнали, как удалось создать национальный парк имени Кекконена, как уговаривали владельцев лесных участков продать их государственным заповедникам и как трудно бороться с загрязнением предприятиями огромного озера Сайма, по которому наша экспедиция поплывет на больших лодках.

Порво: красный дом для коури

Неприметная тропа все дальше уводила в глубь леса. За спиной стихал шум города, на окраине которого нас ждали местные «охранники природы». Сегодня воскресенье, святой для каждого финна день отдыха, но жители городка вышли встречать нас целыми семьями. Над всеми возвышается широкоплечий молодец в брезентовой куртке с внимательным взглядом из-под шапки русых волос над высоким лбом — лесовод Теро Мюллювирта, чья фамилия переводится поэтично «Мельничный поток». А рядом худощавый сосредоточенный Вартиайнен держит на руках дочь Тули-Марию. Ненавязчиво внимательный, всегда готовый помочь, увешанный фотокамерами Микко пройдет с нами весь маршрут. Он юрист, увлекается фотосъемкой, а другие защитники окружающей среды — кинорежиссеры, любители птиц, просто служащие и рабочие. Все они члены организации охраны природы Восточной Финляндии, а всего в стране тринадцать таких регионов.

Примером их полезной деятельности может служить этот заповедный остров в устье реки Порвониоки, на который мы перебираемся по узкому мостику. Еще лет восемь назад здесь продавались участки для лесозаготовителей, а сейчас город владеет большей частью острова, где осталось лишь десятка два домиков, частные земельные владения при которых удалось ограничить. Целиком земли на острове городу купить не по силам — не хватает денег. Сохраняя лес на острове, защитники его проложили экологические тропы: доступная в этих условиях форма общения с природой.

Обо всем этом мы узнали от наших хозяев, пока пробирались по протоптанной тропе, то утопающей в мягчайшем мху, то карабкающейся на валуны. Шедшие впереди почему-то остановились, и большой «Мельничный поток» — Теро неожиданно легко нагнулся и, нежно взяв двумя грубыми пальцами за крылышки стрекозу, пересадил ее с тропинки на соседний куст. Оказывается, кто-то нечаянно наступил на стрекозу, и зоркий глаз Теро обнаружил у нее сломанное крылышко. Меня поразило, что Теро это сделал без всякой рисовки и ложного смущения, очень естественно и буднично, даже с деловым видом. А затем сказал:

— Это птичья тропа. Можно прочитать на табличках, установленных вдоль тропы, какие водятся птицы, выбрать понравившуюся и послушать, полюбоваться ею. Пожалуйста, каждый может,— добавил он, словно приглашая нас не терять времени и начать наслаждаться птичьим оркестром.

Все разбрелись. Странная звенящая тишина стояла в островном лесочке, прижатом городом к берегу реки. Внезапно раздался осторожный посвист, потом короткие, летящие, как стрелы, трели, и вот уже в качающихся вершинах, в бегущих облаках, в синем небе звучит и крепнет птичье разноголосье. На зеленой траве присевшие от восторга белоголовые финские девочки, так похожие на наших... Бывает ли когда-нибудь полная идиллия? Вряд ли. Двигаясь вдоль берега к стоянке нашего катера, мы замечаем и желтые иглы у еловых лап, и масляные разводья на воде вокруг нахохлившихся чаек и уток. Кислотные дожди и сточные воды загрязняют реку. Особенно те, что текут из труб предприятий крупнейшей в Финляндии фирмы «Несте».

Мы ждем катер, а наш Микко Вартиайнен прилежно перечисляет все достопримечательности древнего Порво.

Панорама Порво развернулась, когда автобус въезжал в город по старинному деревянному мосту. Перед глазами открылся деревянный город, который спускался к кафедральному собору. Слева от моста видна возвышенность Линамаки. Несмотря на многочисленные археологические работы, проводившиеся здесь, древняя история Линамаки еще до конца не изучена. Ученые предполагают, что на возвышенности стояла мощная крепость, о чем свидетельствуют рвы, сохранившиеся и поныне. По всей вероятности, крепость была воздвигнута в начале XIII столетия. Скорее всего она принадлежала крестоносцам. Чтобы защитить крепость от нападений, жители обнесли ее укреплениями. Хотя точных документальных подтверждений нет, считается, что Порво получил права города от короля Магнуса Эрикссона в 1346 году.

Район гавани, у подножия Линамаки, хранит следы пребывания датчан, неподалеку от гавани есть древнее эстонское кладбище.

Узкие улочки, средневековая архитектура. Старый район Порво, ранее не раз подвергавшийся разрушениям и пожарам, сегодня бережно охраняется. Ни одного старинного здания нельзя сносить и даже перестраивать. Особенно любят гулять жители и гости по улице, неподалеку от гавани, застроенной домами из красного кирпича.

Кафедральный собор, возведенный в начале XV века, возвышается над городом. Рядом с ним находится резиденция епископа и муниципалитет. К епископству Порво относятся многие шведскоговорящие общины Финляндии.

Невдалеке от кафедрального собора — Дом поэта. Это почетная резиденция, где в разное время проживали известные шведские и финские поэты, и его не надо путать с одним из красивейших и знаменитых зданий города — Домом национального поэта Йогана Людвига Рунеберга, автора гимна.

...Нас приглашают в ознакомительное плавание, и Микко принялся усаживать на подветренную сторону подошедшего катера женщин и детей. Отчаливаем в окружении кавалькады семейных моторных лодок, в основном резиновых. Сразу скажу, что не все в лодках выдерживают резкий встречный ветер и, жалея легко одетых детей, поворачивают назад.

Проплываем под деревянным Королевским мостом, когда-то связывавшим Восточную Финляндию и Россию. У моста женщины вовсю стирают белье, но пользуются не химическими порошками, а специальными органическими растворами, не загрязняющими воду и обладающими приятным ароматом.

— Конечно,— качают головами жители Порво,— в старые времена речка была чище и разной рыбы в ней водилось больше. Но вот беда — вздумали соорудить на ней плотину, да еще и без рыбопропускных приспособлений. Поэтому и перестала подниматься по реке с моря рыба ценных пород. Ну, конечно, и сток отбросов в речку усилился. Берем из нее воду не для питья и даже не для огородов — чтоб овощи ничего дурного в себя не впитали,— а только для полива полей. Да и у рыбы, пойманной в речке, уже не тот вкус.

Выше по течению, километрах в ста, предприятия города Лахти также спускают грязные сточные воды. Чтобы не допустить этого, коммуны двух городов заключили недавно соглашение. Требуют строительства очистных сооружений.

Проплываем мимо укрепленных камнем берегов, на зеленых холмах видны опрятные домики «немецкой слободы», с жителями которой в средневековье активно торговали горожане. Ниже деревни сверкают на солнце косы — крепкие полуголые мужчины идут полукругом по широкому лугу. Около домов лениво машут крыльями ветряки — обеспечивают каждое хозяйство своим электричеством.

Вроде снова идиллия... если бы не отравление природы заводами «Несте».

— Деревенские отстояли недавно свой ландшафт,— улыбается из-под зюйдвестки наш лоцман.

— Как это?

— Выше деревни строители хотели взорвать скалу: спрямить дорогу, а камень использовать для сооружения моста. Но община не дала, мол, красота вокруг будет не такая.

Обдавая холодными брызгами, наперерез нам проносится метеором резиновая лодка. Невозмутимый глава семьи за рулем, а мать придерживает, чтоб не выпали, радостно орущих ребятишек в оранжевых спасательных жилетах. Они приветствуют нас и машут руками, показывая, что пора возвращаться в город.

Перед вечерними деловыми и музыкальными встречами с хозяевами города Микко заводит нас к своему знакомому рыбаку Теему Коури. Мы поднимаемся вдоль древних складов, вытянувшихся вдоль берега. Чуть повыше — жилые дома. Все они покрашены в традиционный кирпичный цвет. Любимый цвет финского хозяина, всегда мечтающего иметь такой дом с кусочком земли. Давно задумали построить подобные дома и Теему с приятелями, целая артель. Они купили несколько строений по соседству недалеко от реки и старательно их обновляют, даже реставрируют, так как перестраивать нельзя, чтобы не изменить внешний вид старого дома, не испортить облика улицы.

Мы осматриваем просторный дом, поднимаемся на второй этаж по скрипучей лестнице. Хозяева с гордостью показывают широкие деревянные кровати, удобные шкафчики, полки в кухне и великолепную изразцовую печь.

— Жаль, не увидите дом осенью, в достроенном виде,— сокрушается Коури,— я вокруг посажу цветы, деревья, а дом будет заметен издали — обязательно покрашу в красный цвет. Приезжайте снова, посидим, побеседуем...

Неторопливо шагали мы по узенькой улочке от дома Коури, а он все стоял у ворот, и наверняка доброжелательная улыбка освещала его лицо.

Перед поездкой я прочитал у писателя Топелиуса о финнах: «Общими природными чертами этого народа являются внутренняя сила, сдержанность, настойчивость, привязанность к старому и нежелание нового, твердость в исполнении обязанностей, стремление к свободе, правдивость... Финна можно узнать по замкнутому и осторожному поведению. Ему требуется время для заведения знакомства, но потом он становится преданным другом».

В доме Коури, так добросовестно восстанавливаемом, мне вспомнились другие дома, исторические памятники великого прошлого России, с которыми совсем не церемонились. Какое же давление пришлось выдержать нашим душам, чтобы так деформировалась историческая память! А семейные узы, а отношение к земле и, вообще, к своему делу, а чувство красоты? Все, все это извечно составляло народную суть, но как же это искажено и переломано в современном человеке...

Когда останавливаешься в любом финском городке у ровно подстриженных газонов, тщательно ухоженных садиков, полыхающих красками цветников, невольно припоминаются наши зачастую убогие, заплеванные скверы. А финские опрятные, вымытые улицы, а дороги? Не раз я справлялся у шофера автобуса, когда мы свернем на проселочную дорогу — ведь мы же в «глубинке». Он в ответ только кивал головой и показывал вперед. Но дороги всюду были неожиданно одинаковы: безупречно асфальтированные (где же выбоины?), с двухсторонним движением, с точно разлинованными белыми полосами вдоль и поперек, со светофорами на перекрестках и с обязательными светильниками по обочинам, тем более в глухих деревенских углах.

И это все у финнов получается только благодаря «твердости в исполнении обязанностей»?

Да, время изменяет многое, даже характер народа. Мы не заметили особой «замкнутости» у наших новых знакомых. Хотя следует сделать скидку на то, что уважаемый Топелиус писал о финнах прошлого столетия. В правильности мысли писателя, что, только хорошо узнав человека, финн «становится преданным другом», мы убеждались на всем протяжении маршрута экспедиции.

Забегая вперед, можно сказать, что Микко Вартиайнен уже приезжал в Москву с новыми предложениями по совместным действиям в защиту природы, с идеей экспедиции по Северу, а вслед за ним прибывают организаторы похода.

В чем не прав оказался Топелиус, так это в утверждении, что у финнов нет «желания нового». Ведь не случайно Финляндию сейчас называют «европейской Японией».

Ловиса: на блины к пастору

В Ловисе ночевали в приюте. Здание из серого благородного кирпича стояло на окраине городка, окруженное деревьями, и напоминало то ли часовню, то ли молельный дом. Это впечатление усиливало изображение золоченого креста над входом, а под ним надпись: «Приют для моряков». Вероятно, подразумевались моряки, терпящие кораблекрушения и всякие бедствия в житейском море. Внутри просторно и чисто, кухня, столовая, детская. Найдя в углу груду поролоновых подстилок, мы разбросали их по полу и разложили спальники: ночлег был готов.

— Не желаете ли прогуляться по городу, посмотреть городскую церковь, возможно, застанем там после службы и хозяина приюта,— предложила приветливая молодая женщина, открывшая нам дверь.

Звали ее библейским именем Мария, вполне подходящим для роли самаритянки. Но работает Мария Хювёнен не в приюте, а учительницей в школе. Нас же она опекает как активистка местного объединения сторонников мира. У Марии широкий круг интересов. Зная отлично английский и шведский языки (это ее специальность), она увлекается историей культуры и литературой. Много путешествует: побывала в ГДР, Польше, Венгрии, а в Италию ездила на велосипеде. Ее друзья, защитники мира из других стран, также увлекаются такими путешествиями.

Заметив, как мы уважительно присматриваемся к ее крепкой, коренастой фигурке, она откидывает со лба русую челку и заразительно смеется:

— Прошлым летом я ездила в Лапландию на велосипеде — пятьсот километров в одну сторону.

Мария помогает изучать финский язык выходцам с Востока, которым нелегко приспособиться к условиям жизни в северной стране, трудно найти работу. Занимается она и с местными шведами. Как известно, Швеция еще в XII веке подчинила финские земли, обратив население в христианскую веру. Оказавшаяся под шведским господством финская территория называлась «Финляндия и восточные земли», а позже просто Восточная страна. Постоянные войны Швеции ложились тяжелым бременем на население Финляндии. Период великодержавия, когда в стране на всех руководящих постах расселись шведские чиновники, упрочил курс на «шведизацию» страны, насаждение шведского языка. Конечно, совместная финско-шведская история, длившаяся многие столетия, оставила свой отпечаток на Финляндии, а шведский язык стал в стране вторым государственным языком. Но сегодня только шесть процентов населения говорит на шведском как на родном.

Однако шведское нацменьшинство ничуть не ущемляется в правах. Участвует в парламентских выборах и входит в правительство Шведская народная партия, выпускается старейшая в Финляндии газета на шведском языке, основанная после автономии, предоставленной Финляндии в 1809 году царской Россией. В Ловисе также выходит местная газета на шведском языке, имеется городская школа, где преподавание ведется на шведском.

...Идем по парку Эспланады, и Мария задерживается около большого якоря, установленного как памятник. Изображение якоря входит в герб города.

А рядом — центральная площадь, где видны церковь и ратуша.

Массивное здание церкви прочной кирпичной кладки с двумя шпилями в новом готическом стиле выглядело очень внушительно. Каменные ступени вели к деревянным дверям входа, обрамленного коваными старинными фонарями. Внутри за колоннадой виднелась залитая ярким светом люстр и свечей белоснежная фигура Христа, словно прощающего всех смиренным наклоном головы.

В эту церковь ходят молиться прихожане одного из шестисот приходов евангелическо-лютеранской церкви, к которой принадлежит почти девяносто процентов населения страны.

Здесь крестят детей, и все подростки участвуют в праздничном обряде конфирмации. Здесь прихожане венчаются, и лишь немногие из них заключают гражданский брак. С церковью всю жизнь связано почти все население Финляндии. Кто не может ходить — больные и престарелые,— те смотрят и слушают богослужения и молебны по телевидению и радио.

Внутри церкви я заметил специальную «доску объявлений». Там висело расписание работы консультационных кабинетов. Прихожане могут получать совет лично или по телефону по всем вопросам, возникающим в связи с проблемами в семье и житейскими невзгодами. Это немаловажно и для молодых, и для престарелых, тем более если такие советы сопровождаются конкретной помощью.

Возникают у служителей церкви и дебаты. Страсти кипели вокруг вопроса посвящения женщин в священники. Церковный собор (высший административный орган, в котором две трети членов — миряне) не вынес положительного решения. Пока женщины с дипломом теолога занимают в приходе место педагогических работников. Они также имеют право прислуживать в церкви во время причастия.

...Незаметно из бокового притвора вынырнул невысокий полноватый человек и приблизился к нашей группе. Только темная рубашка со стоячим воротником и белой вставкой впереди выдавала служителя церкви. За очками на круглом лице светились внимательные глаза. Доброжелательно пожав нам всем руки, представился — Вели-Матти Хюннинен, председатель объединения сторонников мира в Ловисе. И сразу же пригласил вечером к себе в гости.

Признаться, никто из нас не бывал в гостях у священников. Конечно, выглядит он подкупающе просто, но все же... служитель культа. Поэтому за консультацией мы обратились к Марии. Та только усмехнулась:

— Готовиться надо серьезно, подумайте насчет вечерней одежды: будет холодный вечер и много комаров...

Дом пастора разочаровал. Вместо особняка или хотя бы двухэтажного коттеджа за металлической оградой мы чуть не прошли обычный одноэтажный домик, совершенно не обращающий на себя внимание в ряду других, вытянутых по тихой улочке. Лужайка перед ним была довольно вытоптана, и отгораживали ее от улицы и соседних домов лишь кусты шиповника и сирени. На площадке у крыльца одиноко стоял щит с нарисованной мишенью для метания стрел— поголовное увлечение финнов в последнее время. Веранда была увешана вазонами с цветами и вьющимися растениями. Перед домом нас ждал сам Вели-Матти Хюннинен с супругой, в окружении уже собравшихся гостей.

Когда мы все разместились в гостиной, было ощущение некоего торжественного мероприятия: местная общественность принимает иностранных гостей. И если вначале выступающие сбивались на речи, то через полчаса завязалась общая оживленная беседа и обстановка сделалась совсем непринужденной. В ожидании, пока собравшиеся разговорятся, я разглядывал комнату. Благодаря раздвинутым матерчатым ширмам соединились вместе гостиная и рабочий кабинет хозяина. Шторы на окнах были разрисованы видами финских городов. На стенах — гравюры и пейзажи, под ними простые деревянные полки, забитые книгами на разных языках.

Так как здесь собрались сторонники мира, защитники природы, представители Общества «Финляндия— Советский Союз», то и темы разговора были общими. С беспокойством говорили о том, что не все, даже в городском совете, понимают обстановку в мире. При голосовании за проведение в 1990 году «Форума мира» голоса членов городского совета разделились, были и противники, и воздержавшиеся. Кто-то сказал:

— Мы надеемся, что голосовавшие против все же не фашисты.

Другой засмеялся:

— Один был полицейский...

Затем все стали обсуждать подготовку к семинару «Власть путем насилия», на который съедутся видные общественные деятели, ученые со всей страны.

Серьезные опасения внушала всем ухудшившаяся экологическая обстановка в Европе, в Скандинавских странах.

— А тут еще атомная станция под боком создает тревожное настроение у жителей: рабочие-то со станции в городе живут,— рассуждает пожилая защитница природы,— население боится заражения почвы и подземных вод.

...Утром наша группа посетила АЭС, и, конечно, прежде всего в глаза бросается чистота, порядок, отлаженность всего механизма станции, особенно в здании реактора. Ну а глубже-то мы не копали, не знаем, как все на самом деле, исключая благополучные отчетные цифры, предложенные нам инженером станции. Правда, наши экологи высказывают свои успокаивающие соображения...

Входит разрумянившаяся хозяйка и приглашает всех на лужайку угощаться блинами.

Гостей много, и вокруг жаровни под ярко-красным тентом (на случай дождя, который потом и пошел, ничуть не испортив настроения) толпятся добровольные помощники, уверяющие, что все могут испечь тонкий большой блин на сковороде. Могут-то могут, но у некоторых горе-поваров блины подгорали.

Подходим за очередной порцией блинов, запиваем молоком, и вроде бы нормально, никаких других коктейлей не нужно.

К слову стоит сказать, что слухи о некой склонности финнов к выпивке сильно преувеличены. Нас, например, алкоголем никто не соблазнял, трезвенники в экспедиции во главе с маленькой, но волевой студенткой Туве Селинхеймо не выносят даже запаха табачного дыма и лишь по большим праздникам позволяют себе бокал шампанского, причем любят именно советское. Сильно пьяных людей я видел лишь один раз на большом столичном рынке. Тогда к скверику подкатила машина, и полицейские стали извлекать из кустов алкашей. Это были просто спившиеся, опустившиеся люди...

Тем временем под блины с молоком хозяева затеяли игры и танцы. Собрался небольшой оркестрик с аккордеоном и национальными инструментами. Тут и пошло веселье...

Спускалась ночь, но терпеливые по-фински соседи никак не реагировали на наш шумный блинный пикник. Возможно, из уважения к хозяину — служителю церкви.

Продолжение следует

B. Лебедев, наш спец. корр.

Загрузка...