В первый же день прилета в Кодинск, в воскресенье, мы ушли в тайгу по бруснику. Павел Смирнов, инженер-геодезист, Федор Чебанов, строитель, и я.
Едва мы вошли в лес, как почудилось, что тайга заждалась нас и деревья устали стоять на одном месте. Но стоило только взять в руки топор, чтобы проложить тропку в буреломе, как руки сразу же замирали в воздухе.
— Это у тебя от страха, — обронил Федор.
— Ты себя-то вспомни, когда сюда приехал. Забыл что ли? — возразил Павел.
— А знаешь, Пашка, ведь ты прав: не поднимались поначалу руки тайгу рубить. Не знал, с какого дерева начать, туда-сюда кидаешься, подойдешь к стволу ближе, а рубить дерево жаль... Ты-то приехал — здесь уже поселок стоял.
— Причем тут поселок? Мы первые визиры рубили, дорогу гнали от Братска сюда.
Федор, не вынимая сигареты изо рта, так в тайге легче — дым отгоняет комарье — посмотрел по сторонам и сказал:
— Видите вот эту полянку. На ней отличная сосна росла... Корабельная. Из нее бы мачты для парусника строгать да строгать. В общем, как свеча стояла.
— А вы что, все сваленные сосны в тайге помните? — спросил я.
— Не все, но многие. Так вот, древесины в ту пору для строительства домов много нужно было. Подошли к этой сосне. Я с бензопилой, друг — с топором. Другие ребята, кто дальше прошли, кто — в стороны. Топором на стволе наметили направление, куда падать дерево будет, и я взялся за бензопилу. Поудобнее встал у ствола с противоположной от засечки стороны — и вскоре дерево пошатнулось раз, другой, а потом наклонилось и начало медленно валиться, аж дух захватывало... А когда сосна с треском рухнула на землю, раздался чей-то крик. Мы бросились бежать в ту сторону, откуда крики доносились.
Прибежали. Все стоят невредимы, смеются и на верхушку другой сосны смотрят. «Чего кричали?» — спрашиваю. «Смотри». Глянул наверх, а там, обхватив ствол четырьмя лапами, медвежонок висит и вниз через плечо на нас смотрит. Он на верхушке сосны, которую свалили, сидел. А когда сосна падала, то как белка, с дерева на дерево и перемахнул...
— А с медвежонком что? — спросил я.
— Да его фотография чуть не у каждого жителя поселка сегодня дома на стене висит.
— Он что, к людям в поселок пришел жить?
— Никуда он не приходил. Как жил в тайге на своем месте, так и остался там. Это мы в тайге дома построили...
Мы возвращались в поселок к вечеру. Шли быстро, и вскоре с вершины сопок я увидел берег Ангары. Издали в сумерках мне показалось, что вижу полуостров. Он вдавался в русло реки, занимая приблизительно десятую часть ее ширины, а очертания его напоминали подкову. Весь полуостров был усеян огнями, и я уже не сомневался, что там поселок. К тому же мы шли узкой тропой, ведущей в сторону полуострова, и вскоре вышли на дорогу, широкую и хорошо накатанную. Вдруг раздался взрыв — далекий, но сильный. Дорога под ногами завибрировала. Звук от взрыва несся со стороны полуострова — даже почудилось, что свет в окнах чаще замигал.
— Что это за взрыв там, на полуострове? — кивнул я головой в сторону Ангары и огней на берегу.
— На каком полуострове? — удивились Федор и Павел. — Да это же дно Ангары, котлован. Скалу рванули...
На следующий день рано утром я вышел из «Теремка». Так называлась гостиница, и внешне она действительно походила на теремок. Миновал улицу Подсолнухов, и вскоре деревянный тротуар, ладно скроенный — доска к доске,— вывел к нужному мне дому. Это было Управление строительства Богучанской ГЭС, и с него, конечно, надо было начинать знакомство со стройкой.
...Начальника строительства Богучанской ГЭС Игоря Борисовича Михайлова я увидел, когда он шел в свой кабинет. Был он в высоких резиновых сапогах и выцветшей зеленой куртке, какие носят студенты строительных отрядов. Сапоги запачканы успевшей подсохнуть глиной.
— Проходите, — пригласил меня Михайлов. — На мой вид не обращайте внимания. Я только сейчас с дороги, даже домой не заходил. Ездил в Братск. Но не столько в Братск, сколько дорогу хотел осмотреть. Очень нужна нам хорошая дорога. А вот видите какое дело,— и он кивнул на свои сапоги.— Не доезжая километров сорока до Кодинска, влетели в глину. Дожди размыли все к чертям...
Михайлов замолчал. Сидя ко мне вполоборота, он глядел в окно на вершины сопок и продолжал, видимо, думать о дороге.
— Игорь Борисович, — решился я его отвлечь, — у вас на строительстве наверняка есть участки, на которых работа только начинается. Хотелось бы там побывать.
Он так же молча потянулся к телефонной трубке.
— Соедините меня с причалом. Поговорив, сказал:
— Сейчас подойдет служебный автобус. Поезжайте к причалу, там садитесь на катер и походите по Ангаре. С вами поедут еще два человека. А завтра с утра жду в управлении.
Когда я выходил из кабинета, слышал, как Михайлов снова снял телефонную трубку и сказал: «Соедините меня с дорожниками. Да, со Смирновым, старшим инженером геодезии».
В автобусе я ехал с Юрием Евгеньевичем Терновским и, естественно, сразу же поинтересовался, кем он работает.
— Строителем, — ответил Терновский. — Закончил строить Усть-Илимскую ГЭС и вскоре сюда приехал.
— И на Усть-Илимске с самого начала?
— Как вам сказать? Табельный номер у меня там был 229. А сейчас в Усть-Илимске население за сто тысяч перевалило...
Терновский раздвинул стекла в окне автобуса и, закурив, спросил:
— А что вы подразумеваете под словами — с самого начала?
И, не дав мне ответить, продолжил:
— В палатках жил, но это разве с самого начала? А вот на днях, допустим, пришел к нам катер из Богучан. Ребята приехали работать. Работают уже. Так с самого начала они или нет? Как по-вашему?
— Наверное, — подумал я вслух, — точнее сказать — с начала чего?
Терновский обрадовался:
— То-то и оно: с начала чего! Для кого-то началом были палатки, для других — строительство поселка, для третьих — дорога... А бетонный завод начали строить, и, смотришь, новые ребята и девчата приехали. То же самое и на котловане было, когда рыть начинали. И когда перемычку отсыпали. А шоферов сколько новых к нам прибывает. И они тоже все делают с самого начала. Это ведь огромное строительство... Мы ехали к причалу, где стоял катер, но по дороге должны были завернуть за Федором Чебановым, с которым я ходил в тайгу.
— Вот Федор,— вспомнил Терновский,— так он еще до начала строительства приехал. Два дня по зимнику сюда добирался из Братска с первой колонной машин. А на следующий же день строить начали.
Федора дома не оказалось. Мы сели на скамейку и решили подождать хозяина. И тут к нам подбежала лайка.
— Все, пошли, — радостно сказал Терновский и встал.
Я удивился, но двинулся следом. Пес бежал впереди по узкой тропинке в траве, иногда останавливался, оглядывался на нас, снова бежал, пока не вывел нас к берегу Ангары. На берегу возле лодки стоял Федор и крепил на корме мотор.
— Хороший пес, — сказал я, когда мы поздоровались с Федором.
— Хороший, — согласился Федор. — Он со мной еще на Усть-Илиме был.
Мы сели в лодку, оттолкнулись от берега и добрались до причала. Там пересели на катер, и вскоре уже шли вниз по Ангаре.
Вот тогда-то я впервые увидел панораму стройки: опоры ЛЭП, стоящие на сопках; остров, почти соединенный с берегом перемычкой; вереницу тяжело груженных КрАЗов, что тянулась по перемычке. И понял: это было то, ради чего вели сюда дорогу, строили бетонный завод, поселок, город...
Вернувшись в Кодинск, я не спеша шел по деревянному пружинистому тротуару в сторону гостиницы, когда неожиданно увидел уже знакомого старика. Его я встретил в день приезда в переулке Журавлиный. В зеленой куртке и брюках такого же цвета, невысокого роста, худощавый и гибкий, он показался мне тогда похожим на стебель. А борода у него была белая-белая. Старик занимался каким-то необычным делом. Он сидел на краешке тротуара и не мигая смотрел прямо перед собой. На земле перед ним стояло нехитрое сооружение на четырех ножках, напоминающее стол, только вместо крышки была натянута черная материя. А на материи крепился невысокий проволочный треножник, обтянутый марлей, под которой шевелилась черная туча мошки. Увидев меня, старик поднес указательный палец к губам — тише...
Я помолчал немного, а потом сказал:
— Вы боитесь, что я вспугну мошку? Она же ничего не слышит и не видит.
И тут старик не выдержал:
— Все она слышит и видит. Все, слышите, все.
Вскоре он успокоился и опять, не моргая, принялся смотреть на ловушку для мошки.
Сейчас старик шел очень быстро, не глядя по сторонам. И когда мы поравнялись, он поднял глаза и сказал:
— Знаете, здесь скоро мошки не будет.— И представился: — Аркадий Борисович Додонов.
При ближайшем знакомстве я обнаружил, что он вовсе не старик, ему всего-то за пятьдесят. Приехал из Москвы, работает в энтомологической экспедиции.
— В Братске бывали? — поинтересовался Аркадий Борисович.
— Добирался сюда через Братск.
— Обратили внимание на то, что там нет мошки и комара нет? И здесь ее не будет после того, как построят плотину.
— Почему?
— Потому, что личинки мошки любят быструю воду, а когда Ангару перекроют, то мошка исчезнет и комар тоже.
— Ну, это когда еще будет, — сказал я. — А сейчас ее в тайге многовато.
— Вот мы за этим сюда и приехали, чтобы уже сейчас мошки не было. И чтобы работать не мешала.
На следующее утро Игорь Борисович Михайлов взял меня в поездку.
Дорога из поселка вела высоко в сопки. Сверху навстречу нам шли одна за другой тяжело груженные машины.
— Смотрите, — сказал Михайлов, — один такой цементовоз, — и он показал на дорогу, — везет всего 23 тонны груза. А мы уже подсчитали с главным инженером, сколько нам вскоре нужно будет бетона. Пятьсот тонн в сутки!
— Вот закончите дорогу строить, и все будет в порядке, — ответил я.
— Дорогу-то мы построим. Но она же сквозь тайгу идет. Случится, не дай бог, ветровал или бурелом. И все. На дороге затор, время потеряно. А когда на плотину пойдет бетон, никаких сбоев в работе не может быть. Только давай. Нет... Надо увеличить мощность своего бетонного завода.
Михайлов помолчал, а потом продолжил:
— Я прямо так и сказал министру, когда сюда работать направили: «Я полугидротехник».
— Что это значит?
— А то, что я закончил в 1956 году МИИТ по специальности мосты и тоннели. И сразу же после института в Братскгэсстрое работаю. И плотины строил, в Усть-Илимске — мост через Ангару, и дорог проложил за свою жизнь о-хо-хо сколько. А вот такая стройка, как Богучанская, у меня первая...
Вскоре мы выехали на основную дорогу, связывающую Кодинск с Усть-Илимском и Братском. От поселка отъехали недалеко, когда я увидел на дороге столб, врытый в землю, а к столбу прибита широкая стрелка с надписью: г. Кодинск.
— Там строим город, — объяснил Михайлов.
— Видел его с самолета, — ответил я. — На скольких жителей рассчитан?
— Пока на несколько десятков тысяч.
«Сколько же нужно стройматериала на сооружение дороги, поселка, города, ГЭС», — подумал я. И вдруг вспомнил Ангару, ширину реки в том месте, где обозначен створ будущей плотины. Когда мы плыли по Ангаре, я видел участки реки, где берега подходили ближе друг к другу.
— Но ведь плотину можно было поставить в более узком русле Ангары? — спросил я.
— Нельзя, — ответил Михайлов, как отрезал. — Правда, первоначально так и планировали. Но потом геологи и геофизики обнаружили в районе предполагаемого затопления много полезных ископаемых. Чтобы сохранить земные богатства, стали искать новое место створа. Нашли, хотя и на более широком участке Ангары.
Когда наконец мы подъехали к котловану, я быстро вышел из машины и остановился как вкопанный, боясь сделать лишний шаг, дабы не просмотреть ни одного метра дна Ангары. И было как-то странно видеть под ногами серую землю, высушенную солнцем, всю в глубоких трещинах. Как будто я стоял где-нибудь в степных солончаках, а не на дне мощной реки. И все-таки это было дно Ангары, а сама река, перекрытая насыпной перемычкой, текла в стороне от котлована, и с того места, где мы остановились, было хорошо ее видно.
Огромный котлован был заполнен людьми, машинами, техникой, а у причала, выстроенного неподалеку, стояли под разгрузкой две баржи. Здесь работают круглые сутки. Нет-нет да просачиваются воды Ангары в котлован, но мощные насосы перекачивают их обратно...
— Не таким представлял я себе дно Ангары, — говорю Михайлову.
— Для гидростроителей это и не дно, — засмеялся он. — А вот посмотрите, — мы спустились довольно глубоко, туда, где рычали экскаваторы и бульдозеры. — Вот дно реки...
Под ногами была крепкая, литая, без трещин скала.
— Это самый нижний слой дна Ангары, — объяснил Михайлов. — Крепкая скала, или, как ее называют гидростроители, сохранная порода. Она ни на сантиметр не сожмется. И сюда уже сегодня мы можем класть бетон. Вот таким будет все дно котлована.
— А высота бетона над этим дном?
— До восьмидесяти пяти метров, и скала выдержит.
— И давно здесь работы ведутся? — спросил я, поглядывая наверх, где над головой пыхтели тяжелые КрАЗы.
— Первый куб грунта был вынут из котлована 18 июня 1980 года. В апреле того же года мы получили электроэнергию по ЛЭП-110 из Братска. А в 1983 году к нам придет уже вторая нить ЛЭП-110. А... — Игорь Борисович принялся подряд называть числа, месяцы и годы, когда и что было сделано на строительстве.
— Весной 1987 года мы уже введем в действие две турбины Богучанской ГЭС,— сказал он, и мы поднялись со дна котлована наверх.
Михайлов неторопливо посмотрел по сторонам, потом открыл переднюю дверцу машины и взял с сиденья бинокль.
— Как острова превращаются в материк, видели? — серьезно спросил Михайлов, подойдя ко мне и перекидывая ремень бинокля через голову.
— Видел, — тоже вполне серьезно ответил я. — С катера, когда по Ангаре ходили.
— И как вам этот пейзаж?
Михайлов повернулся лицом в сторону острова и вскинул бинокль к глазам. Так он стоял несколько секунд, вращая двумя пальцами винт наводки на резкость. А потом вдруг, словно не поверив своим глазам, опустил бинокль: «Что такое?»
И снова принялся смотреть в бинокль, приговаривая: «Что за чертовщина? Что?..»
— Валентин, заводи машину и быстро на перемычку,— крикнул Михайлов шоферу, и мы сразу же уехали.
Перемычку я и сам был не против посмотреть еще раз, тем более не с палубы катера, быстро прошедшего мимо острова, а теперь уже стоя двумя ногами на твердом грунте, насыпанном в Ангару,— там, где совсем недавно река без всяких препятствий катила свои воды.
Михайлов нервничал, ерзал на сиденье и беспрестанно тарабанил пальцами по лобовому стеклу.
Машина резко свернула налево, и под визг тормозов мы скатились с дороги на другую дорогу, не менее широкую, но свеженакатанную. Это и была длинная перемычка, соединяющая левый берег Ангары с островом.
Навстречу нам шла колонна тяжелых КрАЗов. И хотя было шесть часов вечера, солнце и не думало уходить за горизонт, а стояло высоко в зените, прямо над островом и перемычкой, и лучи его высвечивали дно реки, лица людей, снующих во все стороны по перемычке. Лица же шоферов, сидящих за рулями покрытых пылью машин, были стального цвета. И вода в Ангаре в эти часы была тоже стального цвета.
— Сто-о-ойте! — закричал Михайлов, выскакивая из машины, даже не дождавшись, когда она остановится у конца перемычки. — Прекратить работы!
Но его или не слышали, или делали вид, что не слышат.
А увидел я вот что: от конца перемычки до острова оставалось каких-нибудь полметра. Люди легко перешагивали туда и обратно. Но именно в это, не засыпанное еще место устремлялась Ангара. Один за другим беспрерывно подходили к концу перемычки груженные скальной породой и землей КрАЗы. И казалось, еще чуть-чуть — и остров будет соединен с левым берегом. В воду ссыпались тонны земли и камня. Но сильная струя воды размывала берег острова, и расстояние между перемычкой и кромкой острова не сокращалось. И тогда, как узнал я потом, кто-то предложил: «Ангара у острова неглубокая. Давайте из досок собьем щиты и загородим ими часть берега острова, которую размывает». Одним понравилось это предложение, другие призадумались: «Река в секунды оторвет доски от острова и унесет их».— «А мы держать будем, чтобы не унесла, — нашелся кто-то. Все вместе будем держать». Рискованно. Но люди решились.
Сбили щиты, опустили в воду — и все, сколько было на острове людей и кому хватило места, навалились грудью на края щитов. КрАЗы еще проворнее стали подходить и ссыпать землю и камни. И когда перемычка вплотную приблизилась к щитам, плотно прижав их к острову, все разом отпустили щиты и так же разом отошли назад, словно волна откатилась. Пока люди поздравляли друг друга, пожимали руки, Михайлов прошел по перемычке на теперь уже бывший остров.
— Все в порядке, Игорь Борисович, — крикнули разом несколько человек.
Внешне Михайлов был спокоен, но только внешне:
— А если бы Ангара вас в воду сорвала?
— Так не сорвала же. Готова перемычка.
— Кто предложил так работать?
— Все.
— Идея чья, первым кто высказал? Что, все в один голос, что ли?
Ребята молчали.
— Ну я. И не вижу в этом криминала.
— Чебанов! — погрозил пальцем Михайлов, обведя всех взглядом. — Я твои фокусы, Федор, по Усть-Илимску помню. Главного инженера в известность нужно было поставить... Хотя бы.
Мы возвращались в поселок. В дороге Михайлов не проронил ни слова. И только потом, когда шли не спеша по главной улице поселка, Игорь Борисович тихо сказал, похоже, скорее для себя:
— Молодцы ребята. — И сразу оживился, обратился ко мне: — А вы просили меня показать на строительстве участок, где бы работа только начиналась. Вот и увидели. Разве это не начало?
Ангара, Богучанская ГЭС Л. Станиславов Фото автора