Трасса уходит за горизонт

На востоке Башкирии строится новая железная дорога. Когда от Белорецка до Чишмы пойдет первый поезд, оформление Южно-Сибирской магистрали будет закончено.

Высок, крут правый берег речки Кадыш. Ноги скользят на мокрой траве. Но делать нечего. Как сказал мастер Голуб, только оттуда, сверху, можно будет рассмотреть все.

Наверху пристраиваюсь за поваленными деревьями, как за бруствером, оглядываюсь — отошел ли на положенное расстояние? Вчерашний вечер научил кое-чему. Вчера вроде бы всю катушку с магистральным проводом, раскрутил взрывник Володя Шевченко, скорым шагом уходя от горы. Пристроил свою машинку на обочине проселка так далеко, что я решил — ничего не увидим. А ударил взрыв — пошел сверху камнепад. Перекрыв грохот, Шевченко рявкнул: «Да не в аппарат — на небо гляди! На небо!» И сам сидел на корточках, задрав в напряжении голову. Дымное облако быстро сползало в сторону, открывая заходящее солнце и светлую голубизну. И тут вдруг в зените возникло жутковатое, томительное жужжание. Казалось, низкий вибрирующий звук висит на одном месте, не приближаясь, и мы принялись лихорадочно вертеться, пытаясь определить, откуда грозит нам это невидимое нечто, пока не услышали, как две запоздалые глыбы известняка с чавканьем вонзились в соседнее болотце. «Вот так-то...» — назидательно пробурчал Шевченко, как будто он подстроил все специально с этими глыбами, и стал сматывать черные провода. Теперь руки у него вновь были заняты катушкой, и он не мог отереть пот, заливавший глаза. Владимир только встряхивал мокрым чубом...

Я осматриваюсь и вижу, что отошел, пожалуй, достаточно. Во всяком случае, мастер Голуб может быть спокоен. Но он стоит все на том берегу — лица уж не разобрать, только куртка знакомая, — и делает какие-то знаки. Да смотрит время от времени через плечо — справляется ли Шевченко и как там дела с грозой?

С трех сторон грозовой фронт обложил Березовую, надвигается неумолимо, бьет в землю толстыми ослепительными столбами молний. Тут уж лучше держаться подальше от взрывчатки и детонаторов. Но нет выхода у взрывников — ударная комсомольская стройка ждет, а грозы раз по десять на день гремят над Белорецком и окрест. Лишь изредка выплывает над лесистыми увалами чистое солнце, но тотчас догоняют его из-за Уралтау и Магнитогорска тяжелые тучи с космами дождя. Как заколдованный, этот окраинный уголок Башкирии притягивает целый месяц дожди и грозы.

Быстро двигается Шевченко по цепочке скважин, набитых взрывчаткой, увязывая хитрыми узлами концевики, торчащие из земли, с магистральным детонирующим шнуром, и даже отсюда, издалека, видно, как темна и мокра на спине его синяя рубаха — скважин-то несколько сотен!

...Он приехал в Белорецк под Новый год, когда еще почти никто и слыхом не слыхивал о новой стройке. Разве что изыскатели знали в мельчайших подробностях, как и зачем пройдет новая железная дорога: Белорецк — Чишмы. А с изыскателями знаком он не был. Это уже потом, весной, прочел в одной из газет, что, когда от Белорецка до Чишмы пойдет первый поезд, оформление Южно-Сибирской магистрали будет закончено. Европейская часть страны будет связана с азиатской еще одной линией. Путь от Магнитогорска, Белорецка, Сибая в центральные районы страны сократится на пятьсот километров. И там же он нашел для себя объяснение, почему строительство дороги объявлено Всесоюзной ударной комсомольской стройкой: в короткие сроки предстояло проложить сложнейшую трассу. Она должна преодолеть Уральский хребет, два горных перевала. Надо возвести десяток с лишним мостов, пробить длинный туннель...

В январские дни Шевченко сначала пришлось на время забыть свою главную профессию. Недоставало людей. Владимир помогал рубить просеки, трелевал лес. Пни в мерзлой земле сидели, точно бетонные сваи. Оставив трелевочный трактор, Шевченко носился по просеке с мешком взрывчатки. Шестьсот граммов аммонита под пенек оказывалось достаточно. Только приходилось тратить массу времени: заложишь ВВ, подожжешь шнур — ив сторону, жди взрыва. Снова возвращайся к следующему. Однако скоро навострился: штук по семнадцать зарядов распределит под пнями, выпустит хвостики шнура и скачет по снегу, поджигая один за другим. Потом пришли буровые станки на тракторном ходу — бурить скважины под взрывчатку, а мастера-бурильщики еще задерживались. Владимир принялся бурить сам, благо был обучен и этому ремеслу. Затем подтаскивал сорокакилограммовые мешки с аммонитом, заряжал скважины, взрывал. Ему нравились зимние взрывы, когда над заиндевелыми лесами, вспарывая тишину, поднималось стремительное белое облако, а уж его пронзали черные смерчи раздробленной земли и камня. На глазах исчезали холмики и пригорки. Трасса будущей дороги, еще далеко не ровная, вся в глыбах разбитой обмороженной земли, но зримая и четкая посреди снежных пространств восточной Башкирии, черной лентой оставалась за спиной взрывника...

С приближением весны оживала, разворачивалась стройка во всей своей масштабности: шла техника, у железнодорожной станции рос поселок строителей, прибывали отряды добровольцев со всех концов страны. А взрывникам распутица прибавила забот: выберешься из города — ни пройти, ни проехать. Одни вездеходы и проползут, пожалуй. Скважины, что успели пробурить до подступившего тепла, заплывали жижей и талой водой. Приходилось каждую затыкать пробкой, а штук их — тысячи. Надеялись на лето, лето для строителей и для взрывников — лучший сезон. И вот оно пришло, с проливными дождями и грозами.

...Приглядывается мастер Голуб к грозной, черной туче, мечущей молнии. Совсем уж она рядом. Не успеть Шевченко одному! И хоть сейчас надо бы мастеру от греха подальше обежать самому гору перед взрывом, проверить оцепление — присоединяется он к взрывнику и тоже вяжет узлы. Так бок о бок, кланяясь до земли, они движутся по склону горы Березовой и исчезают в роще. Остается лишь последний грузовик взрывников — кто-то торопливо забрасывает в кузов бумажные мешки с неиспользованным аммонитом. Но вот и он, наконец, медленно ползет вверх по просеке и исчезает за перевалом.

Непривычно тихо и безлюдно становится на горе и в долине речки. Только вдали, на шоссе, видно движение — бегут самосвалы, бензовозы, цистерны с молоком, огромные МАЗы-лесовозы волокут пачки хлыстов. Проносится на запад вездеход изыскателей, и маячит в железном кузове знакомая фигура инженера-геолога Бориса Петровича Кузнецова, сухощавого, обожженного солнцем острослова, балагура и бедового рассказчика, с неизменным беретом, лихо зацепившимся на макушке. Поближе к базе, к селу Серменеву, подтягиваются сейчас изыскатели, съезжаются их машины, груженные рейками, мерными лентами, топорами, теодолитами, молотками, мешками и мешочками с образцами пород. От полузабытых башкирских сел, спрятавшихся в девственных лесах, от речных обнажений, осыпей, карьеров собираются изыскатели к своей походной дощатой кухне, где уже ждет их ужин и неторопливый вечерний разговор, а из-за забора, встав на задние лапы, глядит с умилением и слушает соседский пес, делая вид, что ему тоже кое-что известно о пикетах, мостовых переходах, скважинах и о трассе новой дороги вообще.

...Полным-полнехонек машинами старый тракт. Он карабкается на Березовую, а наверху незаметно и без помех пересекает трассу будущей железнодорожной магистрали. Нет еще пока здесь никакой магистрали, тракт же живет уже века.

Двигались по нему в старину на уральские заводы обозы с солью и хлебом, а встречь ползли телеги с металлическими, каменными и деревянными изделиями искусных мастеров Урала. Долог и труден был путь, но не длинней, чем на барках по петлям реки Белой, вниз, вниз, к великой реке Волге. Горно-лесной район Башкирии, переполненный железными рудами, доломитами, кристаллическими сланцами, огнеупорными глинами, был надежно укрыт, отрезан непроходимыми чащобами. Редкие дороги и тропы пробивались в суровых просторах, через хребты, буреломы и порожистые реки.

Строители железных дорог тоже не решались вторгнуться в этот район. Пути побежали мимо, по краю, выискивая равнины. От Уфы к горе Магнитной дорога пошла по длинной обегающей дуге. И лишь от Магнитогорска к Белорецку, к центру башкирской черной металлургии, была пробита широкая колея. Здесь она обрывалась. Дальше, точно робкий разведчик, шла узкоколейка, по которой неспешно двигались игрушечные составы. Южно-Сибирская магистраль кончалась в Белорецке тупиком, так и не добравшись по прямой до столицы Башкирской автономной республики. Чрезвычайная сложность инженерных решений, которых требовала будущая магистраль, и иные заботы страны до поры отложили воплощение давнего замысла.

Но пора пришла. Башкирская земля покрылась лесом буровых вышек. Развивающейся быстрыми темпами республике нефти и химии срочно требовались новые современные пути сообщения с центром страны и Сибирью. Страна остро нуждалась в башкирской нефти, лесоматериалах. От Белорецка до Чишмы и от Чишмы до Белорецка работали партии изыскателей. Контуры будущей стройки все яснее и яснее просматривались на листах ватмана и кальки...

Пустынны улицы и дома деревушки Нижний Кадыш. Все население переминается за дальней околицей, терпеливо ждет под бдительным наблюдением взрывников из оцепления. Замерли далеко внизу бульдозеры, бетоновозы, автокраны. Молчат буровые станки, не пускают к небу удушливые облака известняковой пыли. Пыль давно осела на окраинные березы, выстлала просеку белым рыхлым покрывалом. Скоро ударит по ней уничтожающий дождь.

Наверное, он уже вовсю шумит над улицами Белорецка и над поселком строителей, полупустым еще в этот рабочий час, где у конторы СМП-552 бродит потерянно, проклиная небесные хляби, в клеенчатой мичманке машинист путеукладчика Владимир Сударкин и говорит разные нехорошие слова, потому что такая погода ему в новинку и непонятна. Он работал на дорогах Кунград—Бейнеу и Володарское — Кокчетав и ничего похожего не видел. Сударкин каждый день караулит у конторы начальника СМП, на что-то надеясь, хоть и знает, что надеяться не на что и начальник подтвердит то, что сказал еще утром и две недели назад: укладывать звенья не будем. Да Сударкин и сам догадывается — куда же здесь класть? Старая укатанная дорога, в сушь твердая как железо, раскисла точно кисель. А полотно, что уже отсыпано мехколонной на первых километрах? Проглотит в миг и шпалы и рельсы! Сударкин месит сапогом грязь и без интереса глядит, как веселая ватага парней в форме студенческих строительных отрядов, в кедах и ботиночках шлепает по площади к конторе. «Самолет, что ли, пришел?» — размышляет Сударкин и завидует студентам: сейчас на машину и в лагерь, и тут же окажутся при деле. Он встречает у конторы не первую группу — из Куйбышева, Москвы, Ленинграда, Киева, из Уфы и Магнитогорска — и знает, что студенческий отряд на Всесоюзной ударной стройке сводный и правильно называется «Союз». В другой раз он бы с удовольствием поболтал со студентами, а сейчас неохота — обивай под дождем пороги! Сударкин, стесняясь деловитых парней, заворачивает за угол и заглядывает в окно штаба комсомольской стройки. Транспаранты на месте: «Наш паровоз, вперед лети!» и еще один какой-то. Все это для торжества, когда ляжет на полотно первое звено, и уложить его должен Сударкин. Эх!

Он вспоминает, что ему предстоит уложить в этом году тридцать километров пути, и безадресно серчает: «Положишь тут...» А потом, истомившись, бредет к своему красавцу путеукладчику, что стоит готовый к победным делам, но пока вроде без толку занимающий место на ровненькой насыпи, как на выставке. А по пути с удивлением замечает, что первое звено уже уложено... И даже один из костылей выкрашен алюминиевой краской, а на рельсах сидит бригада путейцев, учинившая такой нахальный произвол, и сладко улыбается, потому что знает, кто такой Сударкин и что ему было предначертано. «Ничего, — думает машинист, успокаивая себя. — Лозунги-то на месте...» Он проходит мимо путейцев без задержки и залезает в холодную кабину своего укладчика. Глядит вперед сквозь залитое дождем стекло, глядит, как, мягко закругляясь, уходит через зеленые поля к горизонту его очередная дорога.

...Из лесу, перепрыгивая на всем ходу колдобины и канавы, вертя головой, выскакивает мастер Голуб — все-таки решил сам напоследок обежать территорию. Проверка нелишняя. Накануне все уже было готово к взрыву, оцепление грозно помахивало красными флажками, отгоняя подальше любопытных. И вот когда Шевченко готовился нажать на кнопку и сирена взвыла в последний раз особенно пронзительно и противно, из тальниковых зарослей, из непролазной чащи вывернулась подвода с бородатым мужичком. Ближайший взрывник из оцепления так был сражен удивлением — сам прочесывал каждый метр! — что только спросил, заикаясь: «П-папаша, ч-что везешь?» Мужичок удивился еще более: «Так голыш на баню. Нельзя, что ли?» — и с опаской поглядел на красный флажок.

Голуб педантично заглянул в каждую избу деревни, нырнул в палатки строителей на берегу Кадыша и опять бросился вверх по склону, точно за ним гнались. Завыла сирена. На шоссе уже движения не было — взрывники перекрыли дорогу. Старый тракт замер, словно прислушиваясь: что это творится на кудрявой горе?

Земля на склоне Березовой разверзлась в полной тиши. Высоко вверх ушли черные стрелы, и под ними ударило короткое злое пламя. И тут же грохот покатился над долиной, упруго отскакивая от склонов и снова возвращаясь, ворча и вздыхая. А вслед за взрывом ударил уже гром настоящий. Потоки, будто дождавшись команды, ринулись вниз, и просека моментально исчезла в густой серой пелене дождя.

В. Арсеньев, наш спец. корр. Фото автора

Загрузка...