Теодор Старджон ГИБЕЛЬДОЗЕР Killdozer



Прежде был потоп, а до потопа — иная жизнь, иная раса, чья природа недоступна человеческому пониманию. Хотя расу эту нельзя было назвать чуждой и неземной — ибо ее домом была Земля.

И была война между этой расой, а ее могущество было велико, и другой, воистину чуждой. Разумное облако, скопление мыслящих электронов зародилось в недрах могучих машин благодаря случайности, немыслимой с точки зрения нашей туземной технологии. И тогда машины, слуги людей, стали их господами, а затем начались великие битвы. Существа-электроны с легкостью проникали в неустойчивую структуру атома, их средой обитания был металл, а потому любое оружие людей рано или поздно обращалось против своих создателей — до тех пор, пока жалкие остатки некогда великой цивилизации не отыскали защиту.

Изолятор. Конечный, а может быть, побочный продукт исследований энергии. Нейтрониум.

В этом укрытии они разработали оружие. Мы никогда не узнаем какое — и будем жить, или узнаем и погибнем, как погибли они. Ибо уничтожив врага, это оружие вышло из-под контроля и обрушило всю свою безмерную мощь на древнюю расу, на ее города и взбунтовавшиеся машины. Сама планета была охвачена огнем, суша тряслась и обваливалась, океаны кипели. Ничто не уцелело. Ничто из того, что мы называем жизнью и ничто из той псевдожизни, что родилась в таинственных силовых полях непостижимых механизмов. Ничто, кроме одной очень стойкой мутации.

Ирония ситуации заключалась в том, что на самом деле мутация эта была слабой и уязвимой. Самых элементарных средств, применявшихся против ее расы, было достаточно, чтобы убить ее. Но время простых мер прошло. Это было высокоорганизованное электронное поле, обладавшее разумом, подвижностью и жаждой разрушения — и более ничем.

Оглушенное катастрофой, оно дрейфовало над ревущей планетой и, воспользовавшись кратким затишьем, уже не помня себя от усталости, рухнуло на плавящуюся землю. И здесь оно нашло убежище — убежище, которое построили для себя враги его народа. Оболочку из нейтрониума. Оно вползло туда и потеряло сознание. И осталось лежать там, а нейтрониум в своем таинственном, беспрерывном течении, в своем постоянном стремлении к совершенному равновесию, затянул отверстие. И потом, в бурные тысячелетия, наступившие следом, оболочку подбрасывало, как серый пузырек, на поверхности вращающегося шара, ибо ни одно вещество Земли не может смешаться с нейтрониумом или удержать его внутри себя.

Шли века, химические реакции творили свою магическую работу и однажды на Землю вернулась жизнь, а с ней и эволюция. Первобытное племя наткнулось на оболочку из нейтрониума (который есть не материя, а статическая сила), ощутило первозданный холод, исходящий от нее, ужаснулось и обожествило сферу, и построило вокруг нее храм, и приносило ей жертвы. Льды, огонь и море накатывались и отступали, с течением лет поднималась и опускалась земля, пока разрушенный храм не вознесся на вершину холма, а сам холм не стал островом. Островитяне приходили и уходили, жили, строили и умирали, и народы исчезали из памяти. И теперь где-то западнее архипелага, называемого Острова Ревиладжерида, в Тихом океане лежит необитаемый остров. И однажды…

Чаб Хортон и Том Джегер стояли и наблюдали, как удаляются по стеклянной поверхности моря «Спрайт» и, влекомые им, три приземистых грузовых лихтера. Казалось, что большой океанский буксир и его подопечные скорее выходят из фокуса, а не уплывают вдаль. Чаб аккуратно сплюнул, даже не шевельнув растущей из уголка рта сигарой.

— Мы застряли здесь на три недели. Как ты себя чувствуешь в роли морской свинки?

— Мы управимся, — глаза Тома Джегера окружены сетью мелких морщинок. Он на голову выше Чаба, костлявый, не такой плотный, а еще он был настоящим оператором. Те, кто назначил его прорабом эксперимента, поступили правильно — Том был прекрасным специалистом и умел внушить уважение к себе. И воплощение в жизнь новой методики аэропортостроения в огромной степени зависело лично от него, ибо здесь не было ни военного руководства, ни правительственных наблюдателей, ни жестких сроков, ни обязательных докладов. Была земля, которую правительство на время предоставило компании, и была идея — использовать рабочую технику для нивелировки и разбивки участка. Было шесть операторов, два механика и два миллиона долларов, вложенных в снаряжение лучшее, какое только можно купить за деньги. Методика позволяла обойтись без чертежей и, вообще, без стадии планирования, одновременно решая проблему рабочих рук.

— Когда эта черношляпая команда свалится нам на голову, у нас будет, чем их встретить, — сказал Том.

Он повернулся, оглядел остров профессиональным взглядом оператора: увидел его таким, каким тот был, таким, каким будет на каждой стадии работы, каким станет, когда работа будет завершена; пять тысяч футов взлетной полосы, плотно сбитые земляные валы, четыре акра парка, дорога и короткий переезд для такси. Он видел, куда ляжет каждый удар, которыми электрическая лопата прорежет высокий склон, видел руины наверху — они дадут камень, которым будет засыпано маленькое болотце на другой стороне острова — чтобы там могли пройти бульдозеры.

— У нас есть время подогнать лопату к склону. Мы успеем до темноты.

Они пошли вдоль берега к зарослям, где в окружении ящиков и бочек с горючим стояли машины. Все три трактора спокойно тикали, двухтактные дизели кашляли сквозь глушители, а большой Д-7 тяжко выдувал струю воздуха на каждом холостом обороте. Самосвалы молча стояли рядком, они не начнут работу, пока у лопаты не появится, чем их загружать. Они выглядели похожими на механическое воплощение знаменитого «тянитолкая» доктора Доллитра — фантастического животного, у которого обе стороны — передние. У них было два больших ведущих колеса и два маленьких — направляющих. Мотор и кресло водителя располагались рядом над передними — малыми — колесами, но водитель был обращен лицом к кузову, к двум большим колесам (хотя на самосвалах старого образца все было наоборот). Так вот, по дороге от лопаты к свалке оператор ехал задом наперед, оглядываясь через плечо, а сваливая, оказывался позади кузова, хотя глядел по направлению движения неплохой трюк для четырнадцатичасового рабочего дня. В центре группы вскакивала лопата, ее огромный корпус возвышался над остальными машинами, она стояла там, сгорбившись, уперев в землю железный подбородок словно огромный усталый динозавр.

Увидев приближающихся Тома и Чаба, Ривера, механик-пуэрториканец распрямился, улыбнулся и засунул гаечный ключ в верхний карман своего комбинезона.

— Она говорит «Все в порядке», — заявил он, сверкнув белыми зубами. Все лицо его было в пятнах смазки. — Она говорит, что хочет немного грязи поверх всей этой краски, — он стукнул каблуком по лезвию Семерки.

Том усмехнулся в ответ — улыбка странно смотрелась на его обычно серьезном лице.

— Семерка получит свою порцию, да еще потеряет большой кусок лезвия в придачу к краске, прежде чем мы закончим. Давай в седло, малыш. Построй нам спуск отсюда на ту площадку и сравняй те несколько холмиков на подходе к склону. Мы хотим подогнать туда ковш.

Пуэрториканец сидел за рулем прежде, чем Том кончил говорить. Семерка с ревом потянулась и двинулась вдоль зарослей к внешнему склону острова. Ривера опустил лезвие и песчаная почва горбом поднялась перед бульдозером, наваливаясь на лезвие и оставляя ровные валы по его краям. Ривера толкал груз по направлению к скалистому краю, Семерка тяжело ревела по мере того, как тяжесть увеличивалась, блатт, блатт, блатт, она тащилась как перегруженный вол и чуткому уху был слышен каждый оборот ее мотора.

— Чертовски хорошая машина, — заметил Том.

— И чертовски хороший оператор, — фыркнул Чаб и добавил: — …для механика.

— Мальчик в порядке, — сказал Келли. Он почему-то стоял здесь, рядом с ними, наблюдая как пуэрториканец управляется с бульдозером, так, как будто был здесь с самого начала — собственно, Келли всегда появлялся так. Высокий, гибкий, со слишком раскосыми зелеными глазами и ленивой небрежной походкой любопытного кота.

— Никогда не думал, что увижу день, когда оборудование будут выгружать вот так: собранным и готовым к работе. Наверное, раньше об этом просто никто не думал. Не приходило в голову, — сказал он.

— Ну, в наши дни бывают случаи, когда тяжелую технику приходится выгружать в спешке, — ответил Том. — Если они могут делать это с контейнерами, то почему бы не повторить номер со строительной техникой? Нам нужно быстрее построиться, вот и все. Келли, расшевели лопату. Она смазана. Мы хотим подогнать ее к обрыву.

Келли взлетел в кабину большого экскаватора и, пощелкав чем-то на контрольной панели, потянул стартовый рычаг. Дизель Мерфи фыркнул и глухо заурчал. Келли уселся поудобнее, установил дроссель и машина начала набирать обороты.

— Никак не могу привыкнуть, — сказал Чаб. — Не больше года назад нас бы тут не меньше сотни крутилось — на такой работе.

Том улыбнулся.

— Угу. И сначала нам пришлось бы строить штаб, потом бараки. Как для меня, так все к лучшему. Ни тебе расписания, ни докладных по использованной технике, ни ежедневных сводок — мираж там… только восемь человек, техники на миллион капустой, да времени три недели. Лопата и куча инструментальных ящиков уберегут нас от дождя. Армейские полевые рационы успокоят наши желудки. Мы быстро построимся, быстро уберемся отсюда и нам быстро заплатят.

Ривера закончил работу, развернул Семерку и пошел вверх по склону, утаптывая дорожку. Наверху он опустил лезвие, выдвинул его вперед и покатился вниз, сглаживая лезвием оставшиеся неровности. Том взмахнул рукой и Ривера двинулся по берегу в сторону обрыва, срезая по дороге холмики и заполняя впадины щебенкой. Он пел за работой, всем телом ощущал биение мощного мотора, микрометрическую точность движений огромной, неумолимой машины.

— Почем эта обезьяна не занимается своей смазкой?

Том покачал головой, вынул изо рта напрочь изжеванную спичку. И ничего не сказал, поскольку уже довольно долго пытался выработать у себя привычку ничего не говорить Джо Деннису. Денниса, бывшего бухгалтера, выдернули из конторы какого-то мирно усопшего строительного проекта в Вест-Индии. Он стал оператором, потому что компания нуждалась в операторах. Его отпустили с большим удовольствием, ибо склонность Денниса к мелкому конторскому интриганству была общеизвестна. Он все еще играл в эти игры. На стройке Деннис выглядел неуместно не столько из-за красного, цвета вареного рака лица и женственной походки, сколько из-за того, что лизоблюдство и заглазные сплетни выглядят в поле еще хуже, чем в офисе.

Деннис говорил:

— Этот маленький Гитлер меня достал. Почему я должен терпеть эти разговорчики? «Ты, значит, из Джорджии», — он мне говорит. А сам он кто? Янки или что?

— Парень откуда-то из Мэкона, — фыркнул Эл Новелз, который тоже был из Джорджии. Высокий, жилистый, сутулый Эл всю жизнь думал руками и ногами, мозги были для него непозволительной роскошью — до тех пор, пока Эл не встретил Джо Денниса и не начал использовать его как приставку.

— Том ничего не имел в виду, — сказал Чаб.

— Конечно, он не имел в виду. Ему надо только, чтобы мы делали то, что он хочет, так, как он хочет, особенно, если он знает, что нам это не по вкусу. Ты ведь не вел бы себя так, Чаб? Эл, скажи, правда Чаб не стал бы так на нас давить?

— Ну да, — сказал Эл, понимая, что этого от него ждут.

— Ерунда, — сказал Чаб, одновременно польщенный и сбитый с толку, он думал: «Ну что я имею против Тома? Я его не люблю, но ведь и не знаю совсем». — Том на своем месте, Деннис. У нас есть что делать — так что давайте по-хорошему. Вы, что, не можете потерпеть какие-то жалкие шесть недель?

— Ну да, — сказал Эл.

— Конечно, мы можем, — сказал Деннис. — Но какого черта они посадили нам на голову этого типа? Чаб? Чем плох ты сам? Разве ты знаешь все эти чертежные штучки — нивелировку и осушение — хуже Тома? Разве он может так разметить склон холма, как ты?

— Конечно, ты прав. Но какая разница, кто есть кто, пока работа идет? И в любом случае, я не желаю быть начальством. Подумайте, на кого повалятся шишки, если что-нибудь пойдет не так?

Деннис шагнул назад, снял руку с плеча Чаба и пихнул Эла локтем под ребра.

— Ты слышал, а, Эл. Мы имеем дело с хитрым парнем. Этого наш дядя Том точно не предусмотрел. Чаб, ты можешь быть уверен, что мы с Элом поступим именно так.

— Как так? — спросил искренне изумленный Чаб.

— Ну как ты сказал. Если работа не ладится, начальник получает нахлобучку. Поэтому, когда начальник начинает хамить, работа сразу перестает ладиться.

— Угу, — с простодушной убежденностью подтвердил Эл.

Чаб переварил про себя эти неожиданные логические выводы, понял, что почва разговора ускользает из-под его ног и пришел в ярость.

— Я ничего такого вам не говорил! Эта работа должна быть сделана, несмотря ни на что! Не будет никаких надувательств, никакого саботажа, ни в мою пользу, ни в чью-нибудь еще, если я смогу этому помешать!

— Это же только слова, — заюлил Деннис. — Мы просто хотим показать этому парню, что мы думаем о таких выскочках, как он.

— Ты слишком много болтаешь, — сказал Чаб и ушел, пытаясь сберечь остатки связного мышления. После каждого разговора с Деннисом у него оставалось неприятное ощущение… ну, как будто ему в карман сунули членский билет клуба, в котором он и состоять категорически не желает, и отмежеваться с чистой совестью не может.

Ривера проложил дорогу к обрыву, развернул Семерку, выжал педаль сцепления и включил нейтраль. Том заливал дорожку катком-«сковородкой». Как раз, когда он подъехал, Ривера стоял за машиной и чуткими ладонями ощупывал кожух двигателя, проверяя нет ли перегрева. Том свернул и поставил рядом свою «сковородку».

— Ке гас? Малыш? Что-то не в порядке?

Ривера покачал головой и улыбнулся.

— Нет, ничего. Она само совершенство эта «де сьете». Она…

— Эта что? Дейзи Этта?

— «Де сьете». По-испански. Д-7. Семерка. Это что-нибудь значит по-английски?

— Я тебя не понял, — улыбнулся Том. — Но Дейзи Этта это имя девушки по-английски. Неплохо.

Он тоже выжал сцепление, перешел на нейтраль и соскочил с машины. Ривера подошел к нему. Они влезли в кабину Семерки и Том сел за контрольную панель.

Ривера сказал:

— Дейзи Этта, — и улыбнулся так широко, что где-то в глубине рта, за задними зубами послышался мягкий, щелкающий звук. Он протянул руку, зацепил мизинцем один из больших ходовых рычагов и потянул. Том рассмеялся.

— Да, здесь у тебя нечто, — сказал он. — Самая легкая в управлении из всех, что когда-либо строили. Гидравлическая система управления, тормоза, которые поставят машину, как вкопанную, если на них плюнуть. Рычаг переднего и заднего хода, так что не нужно терять скорость. Она отличается от старых моделей. Девять-десять лет назад у них не было подъемных пружин, и нужно было навалиться всем телом, чтобы поставить ведущий рычаг на место. Резать склон холма таким бульдозером — это была та еще работа, тогда. Ты попробуй как-нибудь работать одной рукой, а другой придерживать ее высыпающиеся потроха. И так — десять часов в день. И что ты с этого имеешь? Восемьдесят центов в час и… — Том вытащил изо рта сигарету и прижал горящий конец к загрубевшей коже ладони. — Это.

— Санта Мария!

— Хочу поговорить с тобой, малыш. Да еще хотелось бы заглянуть за обрыв, бросить взгляд на те камни. Келли будет сюда добираться самое меньшее час.

Они взревели вверх по склону, Том, чувствуя как дрожит земля под его машиной, вел ее зигзагами, как по горному серпантину. И хотя Семерка несла глушитель на своей выхлопной трубе, что торчала из корпуса как раз перед ними, рев четырехцилиндрового двигателя, тащившего в гору четырнадцать тонн стали, мог перекрыть и успешно перекрывал любой крик — так что они сидели молча. Том вел бульдозер; а Ривера наблюдал, как движутся его руки над контрольной панелью.

Обрыв начинался с низкой гряды, тянущейся почти во всю длину маленького острова, словно вывихнутый позвоночник. На середине острова гряда резко поднималась, одно крыло уходило к зарослям на берегу, где они оставили свое снаряжение, а другое поднималось к небольшому, почти квадратному плато, протяженностью около мили. Только оглядев все плато, операторы поняли, каким невероятно ровным было бы оно, если убрать растительность и мусор. В центре — точно в центре — как они внезапно поняли — поднимался длинный низкий курган. Том выжал сцепление и остановил машину.

— Разведка донесла, что где-то здесь был камень. — Том слетел с сидения. — Пошли поищем.

Они пошли к бугру. Том внимательно осматривал окрестности. Наклонился и поднял из густой короткой травы кусочек хрупкого тяжелого серо-голубого камня.

— Ривера, погляди сюда. Вот об этом говорилось в докладе. Смотри-ка еще. Но только мелкие камешки. А нам нужны большие, чтобы засыпать эту проклятую трясину.

— Хороший камень? — спросил Ривера.

— Да, но — но только он явно не отсюда. Весь этот остров — песок, мергель, песчаник — там, внизу только это. А этот здесь — синий камень, ну, как синяя алмазная глина. Он плотнее и блестит. Я в жизни не встречал такого на мергелевом холме. Или около него. Во всяком случае, надо поискать, нет ли здесь еще.

Они пошли дальше. Ривера вдруг наклонился и раздвинул траву.

— Том, посмотри, здесь большой.

Том подошел и глянул вниз на пробивающийся сквозь землю и корни травы выступ камня.

— Да, малыш. Подгоняй свою подружку и мы выроем его.

Ривера кинулся к тихо урчащему бульдозеру, и забрался в кабину. Он подогнал машину к тому месту, где стоял Том, выглянул наружу, отыскал взглядом камень, затем сел и потянул рычаги. Прежде чем бульдозер сдвинулся с места, Том уже был в кабине рядом с ним, следил за работой, положив руку на плечо Риверы.

— Нет, малыш, нет. Не третья. Первая. И не с такой силой. Вот так. Не пытайся вырвать скалу из земли. Подберись к ней плавно, установи лезвие и вытаскивай камень, вытаскивай, а не пинай. Цепляй его серединой лезвия, а не краем, пусть тяжесть придется на оба гидравлических цилиндра. Ну кто учил тебя так работать?

— Да никто не учил меня, Том. Я раз видал, как это делается, ну и повторил.

— Да ну? И кто это был?

— Деннис, но…

— Слушай, малыш, если ты хочешь чему-нибудь научиться у Денниса, то посмотри, как он орудует «сковородкой», катком. А бульдозер он водит так, как разговаривает. Да, так ты напомнил мне — о чем я хотел с тобой поговорить. У тебя что были какие-то неприятности с Деннисом? Вы поссорились?

— Да какие могут быть неприятности, когда он со мной не разговаривает? — развел руками Ривера.

— Хм, тогда все в порядке. Пусть так и остается. Деннис, в общем ничего, только ты держись от него подальше.

И он начал пересказывать мальчику слова Пиблза о том, каково быть одновременно оператором и механиком. Ривера сидел, опустив голову, длинного темного лица почти не было видно. Его руки шарили по контрольной панели, поглаживали ее, ощупывали рычаги и крепежные гайки. Когда Том кончил, он сказал.

— О'кей, Том. Если хочешь, будет так — ты их ломаешь, я их чиню. Но если тебе когда-нибудь понадобится помощь, ты ведь пустишь меня поработать с Дейзи Этта, да?

— Ну конечно, малыш. Только помни, что человек не может уметь все.

— Ты-то можешь все, — сказал юноша.

Том спрыгнул с машины. Ривера переключился на первую скорость, подобрался к камню, осторожно придвинул лезвие. Казалось, машина напрягает мускулы, чтобы поднять груз. Ривера чуть отпустил дроссель, машина плотно прижалась к камню. Гусеницы скользили, вгрызались в почву, выталкивали назад землю и песок. Том поднял кулак с отставленным большим пальцем и Ривера начал поворачивать лезвие. Семерка опустила морду, как бык, пробирающийся сквозь болото, передние сегменты гусениц зарывались в землю все глубже, лезвие качалось, зацепив краем скалу, будто храповик с собачкой. Камень сдвинулся, потом рванулся из-под накрывавшей его земли, разрезая ее, оставляя за собой кильватерную струю. И тут лезвие не удержалось и соскользнуло с камня. Ривера успел перебросить рычаг, прежде чем оно ударило в радиатор Семерки. Он снова установил лезвие, снова потянул и, наконец, вывернул камень на свет божий.

Том посмотрел на него и почесал в затылке. Ривера соскочил с бульдозера и стал рядом с ним. Какое-то время они молчали.

Это был грубый прямоугольник, огромный кирпич, один конец которого был обломан где-то под углом в тридцать градусов. А на противоположном конце были параллельные полосы, такие оставляет на стволе дерева пила. Размером камень был 3 х 2 х 2 фута, и весил должно быть шесть-семь сотен фунтов.

— Так, — произнес Том, выпучив от удивления глаза. — Эта штука никогда не росла здесь, а если и росла, то уж точно не могла вырасти такой.

— Уна пьедра де уна каса, — тихо сказал Ривера. — Том, это ведь было здание, да?

Том вдруг повернулся и посмотрел на курган.

— А здесь и сейчас есть здание — или то, что от него осталось. Бог знает, какое оно старое…

Они стояли там в медленно меркнущем свете, стояли и смотрели на курган. Откуда-то появилось ощущение давления, как будто вокруг не было ни дуновения, ни звука. Но ветер-то был, а за их спинами что-то бормотала на холостом ходу Дейзи Этта и ничего не изменилось и — может быть, именно это? То, что ничего не изменилось? То, что здесь ничто не хочет, не может измениться?

Том дважды открывал рот, чтобы заговорить и тоже не мог или не хотел — он не знал, что именно. Ривера внезапно опустился на корточки, спина прямая, глаза широко открыты.

Стало очень холодно.

— Холодно, — пожаловался Том и собственный голос показался ему хриплым. А с моря дул теплый ветер и теплой была земля под ногами Риверы. Холод был не просто недостатком тепла, а отсутствием чего-то еще — быть может, иного тепла, присущего только жизни. Ощущение давления росло, как будто оно началось c осознания странности этого места, а возросшая чувствительность людей только усиливала его.

Ривера тихо произнес что-то по-испански.

— Ты на что смотришь? — спросил Том.

Ривера круто повернулся, дернул рукой, будто пытаясь защититься от резкого голоса товарища.

— Я… тут не на что смотреть, Том. Я однажды уже чувствовал что-то такое. Только я не знаю… — он покачал головой. Глаза его были распахнутыми и странно пустыми. — И после этого была жуткая гроза, — его голос пресекся.

Том схватил его за плечо и рывком поставил на ноги.

— Малыш, ты, что, ошалел?

Ривера улыбнулся почти нежно. Над верхней губой блестели мелкие капельки пота.

— Со мной все в порядке, Том. Я только напуган, как черт знает что.

— Ну так беги от ужаса вон на ту кошечку и начинай работать! проревел Том. И потом добавил, уже спокойнее. — Я знаю, что-то нечисто да, нечисто, малыш. Но все эти чувства не помогут нам построить взлетную полосу. И по-любому, я знаю, что делать с собакой, когда она сходит с ума. В твоем случае это тоже должно сработать. Гони к этому кургану и посмотри, не валяется ли там для нас куча таких камней. Нам ведь еще надо засыпать болото.

Ривера заколебался, начал было что-то говорить, сглотнул и медленно пошел к Семерке. Том наблюдал, как он идет, одновременно пытаясь защитить свой мозг от неощутимого присутствия чего-то, чего-то близкого и очень холодного.

Бульдозер уже тыкался носом в курган, фыркал, и это вдруг напомнило Тому, что испанское название машины — «руерко» — свинья, или вернее, кабан. Ривера зацепил край кургана режущей стороной лезвия. Грязь и пыль взлетели в воздух и стали медленно оседать по обе стороны машины. Юноша уже срезал кусок земли, сбросил его за курганом, развернулся и пошел за следующим.

Через десять минут Ривера натолкнулся на камень. Взвизгнула марганцовистая сталь лезвия, из-под режущего края поднялся серый дымок. Когда машина прошла, Том наклонился и осмотрел камень. Тот выглядел так же, как предыдущий, который они нашли на плато — и обтесан был точно так же. Но здесь была стена и камни были притерты друг к другу — выступы к выемкам.

И холодные, холодные как…

Том глубоко вдохнул и вытер пот, заливавший ему глаза.

— Не имеет значения, — прошептал он. — Мне нужен этот камень. Мне надо засыпать это болото.

Он встал и знаком показал Ривере, подвести лезвие туда, где в стене была трещина.

Семерка чуть не врезалась в стену и остановилась, Ривера переключился на первую скорость и опустил лезвие. Том заглянул ему в лицо. Губы юноши были белыми. Он сдвинул рычаг, лезвие дрогнуло и острый угол вошел прямо в трещину.

Бульдозер протестующе взревел и начал раскачиваться из стороны в сторону, будто балансируя на конце лезвия. Том спрыгнул с дороги, обежал машину сзади, а она стояла теперь почти параллельно стене, выскочил на открытое место и, не отрывая взгляда от сверкающего лезвия, поднял руку, чтобы подать сигнал. А затем — одновременно — все и случилось.

Словно вырываемый зуб, блок зашатался и вывернулся из стены, полетел, вращаясь, увлекая за собой соседний. Камень над ними рухнул в образовавшийся просвет, весь курган затрещал и начал оседать. И что-то вырвалось из черной дыры между камнями. Что-то. Какой-то туман, только невидимый туман, нечто огромное, но неизмеримое. И с ним пришла новая волна холода, который не был холодом, и запах озона и треск сильного статического разряда.

Том оказался в пятидесяти футах от стены, прежде чем понял, что бежит. Он остановился и увидел, как Семерка вдруг резко стала на дыбы, словно дикая лошадь, как летит с водительского кресла, переворачиваясь в воздухе, Ривера. Том прокричал что-то нечленораздельное, кинулся к юноше, распростертому на жесткой траве, поднял его на руки и побежал. И только тогда осознал, что бежит он от машины.

А бульдозер действительно выглядел жутко. Его капот опускался и поднимался. Машина медленно, с воем, отползала от кургана, бешено мигали лампочки на контрольной панели. Лезвие раз за разом врезалось в землю, оставляя глубокие рубцы, через которые затем с лязгом и рычанием переваливались гусеницы. Семерка описала большую неправильную дугу, развернулась, и возвратилась к кургану, где начала биться в полупогребенную стену, лязгать, царапаться и урчать.

Захлебываясь от недостатка воздуха, Том добежал до края плато, опустился на колени и осторожно положил свою ношу на траву.

— Малыш, малыш, эй…

Длинные шелковистые ресницы задрожали, потом поднялись. Что-то дернулось в груди Тома, когда он увидел закаченные, белые глаза. Ривера длинно, неуверенно вдохнул, потом кашлянул, зашелся кашлем. Его голова ходила из стороны в сторону, билась о землю и Тому пришлось зажать ее между ладонями.

— Ай… Мария мадре… ке ме пасадо, Том, ч-что со мной случилось?

— Ты упал с Семерки, дурачок. Как… как ты себя чувствуешь?

Ривера зашевелился, приподнялся на локтях, мешком опустился обратно на землю.

— Я о'кей. Жутко трещит голова. И что с моими ногами?

— Ноги? Они что — болят?

— Да нет… — Лицо юноши было серым, он даже губы сводил с усилием. Но, ничего, Том.

— Ты не можешь ими двигать?

Ривера опять попробовал, покачал головой.

— Не беспокойся, — сказал Том и встал. — Я пойду приведу Келли, скоро вернусь.

Он быстро пошел обратно и даже не обернулся, когда Ривера позвал его. Ему случалось раньше видеть людей с переломанным позвоночником.

На краю маленького плато Том остановился и прислушался. В сгущающихся сумерках он все еще мог видеть стоящий около кургана бульдозер. Мотор работал, машина не отключилась. Остановило Тома другое: гудение мотора было не ровным, а прерывистым, двигатель то набирал обороты, то замедлял работу, как будто чья-то нетерпеливая рука выжимала и отпускала сцепление. Хруум, Храам, все громче и громче, все быстрее, куда быстрее, чем мог позволить даже полетевший предохранительный клапан, а затем все тише и тише, до почти полного молчания, прерываемого лишь резкими нерегулярными выхлопами. А потом снова вверх, до крика, до того момента, когда число оборотов в минуту начинает угрожать всем движущимся частям машины, до сотрясающей бульдозер лихорадочной вибрации.

Том быстро подошел к Семерке. Выражение его обветренного лица было суровым и одновременно озадаченным. Предохранительные клапана летят довольно часто и бывали случаи, когда выйдя из-под контроля, мотор рвал сам себя на куски. Но либо это происходило сразу, либо машина так же быстро и успокаивалась. Если болван-оператор оставлял врубленным рычаг управления, машина могла сорваться с места и поехать, как Семерка, но ей вряд ли удалось бы выполнить поворот, — разве что угол лезвия наткнулся бы на что-нибудь очень твердое, да и тогда бульдозер скорее не повернул бы, а остановился. Но в любом случае, совершенно неслыханно, чтобы машина сама по себе набирала и спускала обороты, разворачивалась и размахивала лезвием.

Когда он подошел ближе, стук мотора замедлился, звук стал равномерным и четким, как будто машина стояла на нейтрали. У Тома промелькнула сумасшедшая мысль, что бульдозер наблюдает за ним. Он пожал плечами, стряхивая это ощущение, подошел к машине и положил руку на крыло.

Семерка рванулась как дикая лошадь. Мощный дизель взревел и Том ясно увидел как на панели подскочил рычаг управления. Он отскочил в сторону, полагая, что бульдозер двинется вперед, но видно, ход был переключен и Семерка чуть ли не прыгнула назад, край лезвия описал сверкающую дугу и просвистел в дюйме от бедра оператора. Тот еле успел отпрыгнуть.

Будто оттолкнувшись от стены, машина переключилась и двинулась на него, высоко поднятое двенадцатифутовое лезвие, зажженные фары на согнутых опорах — словно выпученные глаза какой-то гигантской жабы. У Тома не было выбора — он подпрыгнул вверх и схватился руками за верхний край лезвия, подтянулся и попытался ухватиться за что-нибудь ногами. Лезвие упало и вошло в мягкую землю, оставляя в ней глубокую узкую борозду. Вывернутая земля попала Тому под ноги, он лихорадочно переступал, стараясь не угодить под лезвие. Лезвие снова пошло вверх, оставляя четырехфутовый холм земли на краю ямы. Мотор взревел и умолк, когда гусеницы соскользнули в эту яму, и взревел еще раз, когда бульдозер карабкался на им же созданный холм. Краткий миг колебания — и машина полетела вперед и вверх, как мотоцикл с трамплина, а затем четырнадцать тонн металла с грохотом ударились о землю лезвием вперед.

Часть кожи с огрубевших рук Тома осталась на лезвии, когда его подбросило. Он полетел кувырком, спиной назад, но успел сгруппироваться и вскочил, как только коснулся земли. Он знал: ни одна машина не сможет вытащить лезвие сразу, если оно зарылось так глубоко. Он вскочил на верхний край лезвия, схватился за решетку радиатора, подтянулся. Странным образом, решетка вылетела из пазов и осталась в его руках как раз в тот момент, когда у него не было другой опоры. Он упал на плечо, ноги болтались в воздухе, заскользил по капоту вниз, туда, где гусеницы все еще пережевывали землю. В последний момент рывком ухватился за воздухозаборную трубку, повис на ней, и тут бульдозер высвободил лезвие и дернулся назад через холмик в яму. Снова безумный полет, четырнадцать тонн вращаются в воздухе и с хрустом приземляются — на этот раз на гусеницы.

Рывок сорвал Тома с воздухозаборной трубки, скользя вниз, он ударился локтем о выхлопную трубу, темно-красный металл обжег руку. Шипя от боли, Том ухватился за нее. Инерция пронесла его вокруг труб и он ударился ногами в панель управления, захватив ступней один из рычагов. Том согнул ноги и начал подтягиваться. Какое-то время он скреб руками по теплому гладкому металлу, полз задом наперед и, наконец, тяжело упал в кресло водителя.

— А теперь, — прошипел он сквозь красную пелену боли, — я тебя поведу. — И стукнул по рычагу управления.

От внезапного облегчения мотор взвыл. Том ухватился за сцепление, прижал большим пальцем еще какой-то рычаг и потянулся к рукоятке впереди, чтобы прекратить подачу бензина.

Но двигатель не умолк. Он снизил обороты, перешел на нейтраль, но все еще работал.

— Есть одна штука, без которой ты не можешь обойтись, — пробормотал Том. — Давление.

Он встал и наклонился над панелью, чтобы дотянуться до рычага, отключив его компрессию. Как только он встал, мотор зарычал снова. А рычаг подачи горючего снова перескочил в положение «открыто». И в тот момент, когда его рука коснулась нужного рычага, пришел в движение рычаг управления, машина двинулась вперед с рывком, который вогнал голову Тома в плечи и швырнул его обратно на сидение водителя. Он ухватился за гидравлический рычаг, управлявший лезвием и перебросил его в «плавающее» положение, а затем, когда лезвие коснулось земли, отключил ток. Режущий край вошел в землю и машина остановилась. Придерживая лезвие, Том другой рукой выжал сцепление. Один из рычагов прыгнул из гнезда и на излете ударил оператора в коленную чашечку. Том невольно разжал руку и лезвие начало подниматься. Мотор заработал быстрее и Том вдруг понял, что сцепление тут не причем, машина не выполняла команды. Ругаясь, он вскочил на ноги, мелькающие рычаги успели несколько раз двинуть его в низ живота, прежде чем он пробрался между ними.

Полуслепой от боли, он навалился на панель. С полочки справа рухнула масленка, разбилась и теперь масло заливало его лицо. Он начал задыхаться. Каким-то образом шок вернул ему сознание. Не обращая внимания на болезненные долбящие удары рычага управления, Том перегнулся через левую половину панели и ухватил компрессионный рычаг. Гусеницы взвыли, все вокруг закружилось и Том понял, что не удержится. Но, вылетая из кабины, он все-таки успел вырубить давление. Большие клапаны на головках цилиндров открылись и замерли открытыми, атомизированное топливо и перегретый воздух хлестнули наружу. Огромная машина остановилась и застыла молча как раз тогда, когда Том ударился о землю головой и плечами. Некоторое время был слышен только гул воды, кипящей в системе охлаждения.

Через несколько минут Том поднял голову и застонал. Он перекатился на спину, сел, положил подбородок на колени. Боль, волна за волной, захлестывала его. Когда она немного утихла, он подполз к бульдозеру и, перебирая руками гусеницу, заставил себя подняться на ноги. А затем начал почти бессознательно калечить машину. Нужно было, чтобы она не смогла сдвинуться с места — по крайней мере, этим вечером.

Он открыл кран под топливным баком и дал теплой желтоватой жидкости стечь на землю. Он открыл крышки резервуаров и включил помпу. Он нашел в инструментальном ящике кусок проволоки и закрепил им компрессионный рычаг. Он прополз вдоль машины, открыл капот, вытащил воздушный фильтр, снял с себя рубашку и запихал ее в трубу. Он выжал сцепление на полную катушку и закрепил его в этом положении. И перекрыл подачу топлива из бака в двигатель. А потом он тяжело сполз на землю и, шатаясь, пошел к тому краю плато, где оставил Риверу.

Они узнали, что Том ранен только через полтора часа. До того все были слишком заняты — сооружали носилки для пуэрториканца, строили ему укрытие — ящик от самосвала с армейской непромокаемой палаткой в качестве крыши. Потом искали аптечку и медицинский справочник и оказали всю медицинскую помощь, какую могли — перевязка, шина, наркоз. Том был весь в синяках, а его правая рука выглядела как хорошо прожаренный бифштекс — там, где он зацепился за выхлопную трубу. Они привели его в порядок — старина Пиблз обращался с бинтами и сульфопорошком не хуже настоящей медсестры. И только потом они начали говорить.

— Я однажды видел человека, который упал с катка, — сказал Деннис, когда они уже сидели за столом вокруг кофейника и жевали армейские рационы. — Он сидел себе и смотрел по сторонам. Ну, сидел на поручне своей кошки. А кошечка наткнулась на камень и взбрыкнула. Его выбросило прямо перед ней. Когда его нашли, он был десять футов в длину. — Деннис втянул немного кофе, чтобы разбавить тот кусок, сквозь который он говорил, и шумно чавкнул. — Нужно быть идиотом, чтобы сидеть половиной задницы даже на катке. Не могу понять, почему этот пуэрторикашка вел себя так на бульдозере.

— А это было не так, — сказал Том.

Келли потер свой острый подбородок.

— То есть он сидел в кресле и его вышвырнуло?

— Именно.

Через несколько минут недоверчивого молчания Деннис спросил:

— Что ж он тогда делал? Работал за шестьдесят километров в час?

Том оглядел круг лиц, освещенных ярким искусственным светом большого фонаря и подумал, какова была бы их реакция, если бы он просто рассказал все, как было. Ему ведь нужно было что-то сказать, а правда выглядела совершенно неправдоподобно.

— Он работал, — наконец сказал Том, — выворачивал камни из стены в старых развалинах там наверху. Какой-то камень вылетел и попал по машине, ну, и наверное, покалечил предохранительный клапан. Машина встала на дыбы как сумасшедшая лошадь. А потом поехала.

— Поехала? Сама?

Том открыл рот, потом закрыл его и кивнул.

— Да-а, вот такие штуки и происходят, когда механик садится на место оператора, — протянул Деннис.

— Причем тут это! — взвился Том.

— Том, а что с Семеркой? — быстро спросил Пиблз. — Там что-нибудь поломано?

— Так, кое-что, — ответил Том. — Проверь рычаги управления. Да, и еще она была горячая.

— У нее что-то лопнуло, — сказал Харрис, полный молодой человек с плечами бизона, известный своим пристрастием к спиртным напиткам.

— Ты-то откуда знаешь?

— Да я видел ее, когда мы с Элом возвращались с носилками для мальчика, пока вы там строили дом. Из нее хлестала горячая вода.

— Ты хочешь сказать, что вы прогулялись до кургана, чтобы посмотреть, как там бульдозер, когда малыш валялся там… Я же сказал вам, где он!

— До кургана? — маленькие глазки Эла Новелза чуть не выскочили из орбит. — Когда мы пришли, эта кошечка тихо стояла себе в двадцати футах от Риверы!

— Что?!

— Так и было, Том, — сказал Харрис. — Что с тобой. Ты где ее оставил?

— Да я же говорил… около кургана… там старое здание…

— А стартер у тебя работал?

— Стартер? — мозг Тома мгновенно воспроизвел картину маленького двухцилиндрового газолинового двигателя, прикрепленного к большому дизелю. Он вдруг вспомнил, как стоял рядом с заглохшей машиной, слушая шум кипящей воды. — О черт, нет!

Эл и Харрис переглянулись.

— Ты наверное был в шоке, Том, — тепло сказал Харрис. — Мы услышали ее еще на полпути вверх по склону. Ты же знаешь, ее трудно перепутать с чем-нибудь еще. Мне даже показалось, что она с грузом.

Том уперся сжатыми кулаками в виски.

— Когда я ушел, она стояла, — спокойно сказал он. — Я открыл клапана и закрепил рычаг. Я даже заткнул в мотор мою рубашку, слил горючее. Но… но не выключил стартер.

Пиблз спросил, зачем он там столько возился. Том посмотрел мимо него и покачал головой.

— Мне нужно было выдернуть провода. Я совершенно забыл о стартере, прошептал он. — Харрис, ты говоришь, что стартер работал, когда вы поднялись наверх?

— Нет. Она стояла спокойно. И была страшно горячая. Я бы сказал, что стартер спекся. Это должен быть он, Том. Ты оставил его работать и он как-то зацепил большой двигатель, — судя по голосу, Харрис не был уверен в собственных словах — для того, чтобы завести такой мотор, нужно совершить семнадцать разных действий. — Наверняка она доползла туда на маленьком моторе и на парах.

— Я один раз проделал такой номер, — рассказывал Чаб. — Что-то у меня сломалось на Восьмерке, мы тогда строили шоссе. Я ее три четверти мили на стартере проволок. Только мне приходилось останавливаться каждые сто ярдов, чтобы дать ей остынуть.

— Мне кажется, — не без сарказма сказал Деннис, — что Семерка заимела зуб на нашего пуэрторикашку. Сначала попыталась прикончить его; а потом вернулась, чтобы завершить плохо сделанную работу.

Эл Новел как-то странно хихикнул.

Том встал, покачал головой и пошел между контейнеров к импровизированному госпиталю, который они соорудили для Риверы.

Внутри горел тусклый свет, Ривера лежал неподвижно, глаза его были закрыты. Том прислонился к двери — отверстию в ящике — и наблюдал за ним какое-то время. За спиной он слышал гул голосов от стола. Ночь была тихой и безветренной. Лицо Риверы было того особенного цвета, какой приобретает смуглая кожа после сильной потери крови. Том посмотрел на грудь юноши и на какую-то долю секунды ему показалось, что тот не дышит. Том вошел и положил руку на сердце раненого, Ривера зашевелился, открыл глаза, вдохнул, дыхание отозвалось бульканьем где-то в глубине горла.

— Том, Том, — простонал он.

— О'кей, малыш… ке пасе?

— Она возвращается, Том!

— Кто?

— Эль де съете.

Дейзи Этта.

— Она не вернется, малыш. Ты выбрался из этой переделки. Держи хвост трубой!

Темные сонные глаза Риверы смотрели на него без выражения. Том отступил назад и теперь глаза смотрели в пустоту. Они ничего не видели.

— Я посплю, — прошептал Ривера. И закрыл глаза.

Келли говорил, что для того, чтобы получить травму на строительных работах, нужно быть полным идиотом.

— Только в большинстве случаев, ты не осознаешь, какую глупость делаешь, пока кто-нибудь не покалечится.

— Глупостью было сажать мальчишку, который даже не был оператором, на рабочую машину, — сказал Деннис самым мягким своим голосом.

— Ты уже пытался петь эту песенку раньше, — спокойно сказал Старк Пиблз. — Я терпеть не могу что-либо доказывать, потому что знаю, что взрослым людям такие сравнения на пользу не идут. Но я довольно долго работал с этим парнем, с Риверой. Я знал многих хороших ребят, так он — из лучших. И если говорить о тебе, Деннис, ты — о'кей на своем катке, но малыш даст тебе в фору ферзя и все равно ты будешь выглядеть рядом с ним паршивым бухгалтером — если речь пойдет о бульдозере.

Деннис приподнялся и пробормотал какую-то гадость. Он бросил взгляд на Эла Новелза и получил полную его поддержку. Но больше на его стороне не было никого. Пиблз сидел, чуть откинувшись назад, потягивал свою трубку и исподлобья наблюдал за Деннисом. Деннис смирился и решил переменить тему.

— Ну и что это доказывает? Если он так хорош, как ты говоришь, какого черта он рухнул со своей кошки и покалечился?

— Я в этой истории не все понял, — сказал Чаб и в его тоне звучало подозрение. — Я не хотел бы об этом говорить, но…

В это время из-за контейнеров вышел Том. Он шел как лунатик, потом остановился и начал прислушиваться к беседе. Слепящий свет фонаря отделял его от Денниса. А Деннис как раз пустился во все тяжкие.

— По-моему, мы тут до конца ничего не выясним. Этот пуэрториканец чертовски вспыльчивый парень. Может быть, Том сказал, что-то такое, что не понравилось Ривере, и мальчик попытался всадить Тому нож в спину. Вы ж знаете, они там все такие. Ну не мог Том так пораниться, если он просто останавливал машину. К этому кто-то приложил руку. Они наверное долго дрались, пока пуэрторикашка не очутился на земле со сломанной спиной. Тогда Том поставил бульдозер так, чтобы он раздавил беспомощного парня, а сам спустился к нам и начал навешивать на уши лапшу о том, что… — и тут он замолк, потому что увидел Тома.

Том здоровой рукой ухватил Денниса за ворот и начал трясти его как полупустой мусорный мешок.

— Сволочь, — проревел он. — Это тебя стоило бы раздавить, — он вздернул Денниса на ноги и ударил его по лицу тыльной стороной ладони. Деннис спустился на место, скорее нырнул, чем упал.

— Ой, Том, я же просто говорил, это была просто шутка. Том, я только…

— Мерзавец, — сказал Том, шагнул вперед и занес ногу в тяжелом техасском ботинке. Пиблз пролаял «Том!» и ботинок опустился на землю.

— Убирайся с моих глаз! — прогремел прораб. — Марш!

Деннис встал. Эл Новелз неуверенно пробормотал:

— Ну, Том, не можешь же ты в самом деле…

— Ты, болванка стеноглазая! — прохрипел Том. — Убирайся вместе со своим сиамским близнецом!

— Ладно, хорошо… — сказал побелевший Эл и исчез во мраке вслед за Деннисом.

— Чушь какая, — сказал Чаб. — Я пошел спать.

Он вытащил из контейнера спальный мешок с накомарником и без единого слова упаковался в него. Харрис и Келли, до того стоявшие на ногах, опустились обратно за стол. А старый Пиблз — тот вообще не двигался с места.

Том стоял и смотрел в темноту, руки вдоль тела, кулаки сведены.

— Садись, — мягко сказал Пиблз. Том повернулся и уставился на него. Садись, если ты не сядешь, я не смогу сменить тебе повязку. Он показал на бинты, обхватывавшие локоть Тома. Повязка была красная, видимо, когда Том вышел из себя, он непроизвольно напряг мускулы, корка лопнула и снова потекла кровь. Том сел.

— Если говорить о глупости, — спокойно произнес Харрис, когда Пиблз начал работу. — Я как раз хотел рассказать, как я поставил рекорд. Да-да, я сделал самую большую глупость, какую человек только может совершить с машиной. И тебе, Том, меня не превзойти, хоть всю жизнь старайся.

— Я тебя точно побил, — сказал Келли. — Я однажды работал с экскаватором-драглайном. Ну, включил систему, начал поднимать ковш. Стрела там — восемьдесят пять футов. А машина стоит на деревянном помосте посреди болота. Слышу — мотор барахлит, слез, пошел посмотреть на фильтры, ну и провозился, больше чем рассчитывал. А ковш мой поднимается вверх и рушится прямо на кабину. От удара помост разошелся и экскаватор мой пополз задом в болото. Я оглянуться не успел — а он уже по уши в грязи, — он тихо засмеялся. — Он выглядел как агрегат для осушения.

— А я все-таки продолжаю считать, что самую большую глупость на свете сделал я, — сказал Харрис. — Мы расширяли канал. Я вернулся на работу после трехдневного загула и у меня жутко болела голова. Сел на свой бульдозер и начал равнять площадку по краю обрыва. Обрыв был футов двадцать в высоту. Внизу росло огромное пекановое дерево и одна из толстых веток шла параллельно обрыву. Не знаю почему мне стукнуло в голову, что я должен ее сломать. Я завел одну гусеницу на ветку, вторую на край обрыва и поехал себе. Был где-то на середине ветки, когда сообразил, что она может-таки сломаться. И тут она сломалась. Пекан есть пекан, если он ломается, так напрочь. И полетели мы вниз, в воду, на глубину в тридцать футов — я и моя кошечка. Но как-то я из-под нее выбрался. Когда она перестала пускать пузыри, я подплыл ближе, чтоб посмотреть, что с ней. Я все еще плескался там, когда примчался суперинтердант. Он, конечно, хотел знать, что случилось, а я ему кричу: «Ты посмотри, как вода колышется, похоже, что моя киска там все еще работает!». — Харрис покачал головой. Да, он сказал мне пару очень неприятных слов.

— И как же ты после этого устраивался на работу? — спросил Келли.

— А он меня не выгнал, — грустно ответил Харрис. — Он сказал, что не может увольнять такого идиота. Сказал, что хочет иметь меня рядом, на случай, если сам сделает какую-нибудь глупость.

— Спасибо, ребята, — поблагодарил Том. — Это прекрасный способ объяснить, что никто не застрахован от ошибок, — он встал, повернул руку к свету, осмотрел повязку. — Вы можете думать, что хотите, но я не могу вспомнить, чтобы сегодня вечером на плато кто-нибудь сделал глупость. И кончим об этом. Должен ли я говорить, что версия Денниса — чушь собачья?

Харрис произнес одно грубое слово, начисто отметавшее Денниса и все, что он сказал или мог сказать.

— Все в порядке, — кивнул Пиблз. — Деннис и его красноглазый дружок держатся вместе, но они и вместе недорого стоят. А Чаб будет делать то, что ему скажут.

— Ты их всех вычислил, да? — Том пожал плечами. — Кстати, мы будем строить аэродром, или нет?

— Будем мы его строить, — подтвердил Пиблз. — Только… Том, у меня нет никакого права давать тебе советы, но будь, пожалуйста, осторожнее. От твоих вспышек никакой пользы и масса вреда.

— Я постараюсь, если смогу, — проворчал Том.

Они разошлись по спальным мешкам.

А Пиблз был прав. Том совершил ошибку. Утром Деннис сказал «убийство», когда узнал, что ночью, во сне умер Ривера.

Несмотря на все происшедшее, работа двигалась. С такой техникой трудно потерять темп. Келли вырезал из склона по два кубических фута земли каждым взмахом большой лопаты, туда-сюда шныряли «дампторы» — самые лучшие самосвалы из всех существующих. Деннис со своим катком прокладывал дорожки, а Том и Чаб сменяли друг друга в кабине бульдозера, который использовали теперь в две смены, чтобы компенсировать отсутствие Семерки. В промежутках прораб и заместитель возились с вешками и картой. Пиблз проводил техосмотр, а в свободное время собирал свою мастерскую, чинил системы охлаждения, перезаряжал батареи. Операторы сами заправляли свои машины и это не отнимало много времени. Камни и мергель из огромной выемки в центре площадки перевозили на край болота, которое лежало на дальнем конце проектируемого аэродрома. Потом самосвалы, чьи огромные колеса поднимали клубы пыли, ссыпали свой груз и разравнивали его, а потом по вновь образованной суше проходил фыркающий двухцилиндровый бульдозер. Когда на пути проходчиков встал завал, они взорвали его аккуратно расставленными шестидесяти-процентными зарядами динамита, образовавшуюся яму заполнили камнями из руин, насыпали мергелем и пустили каток.

Кончив обустраивать мастерскую, Пиблз поднялся вверх по холму посмотреть на Семерку. Обнаружив машину, он некоторое время стоял, потирая затылок, потом покачал головой, спустился вниз и нашел Тома.

— Я тут видел Семерку, — сказал он, когда воющий двухцилиндровик остановился и с него спрыгнул Том.

— И что ты нашел?

Пиблз развел руками.

— Вот такой список, — он опять покачал головой. — Том, что там произошло на самом деле?

— Сошел с ума предохранительный клапан, и она пошла гулять, — быстро и твердо сказал Том.

— Да, но… — Какое-то время он глядел Тому в глаза, потом вздохнул. — Ну, ладно, Том. Все равно я не могу чинить ее там. Мне нужен этот бульдозер, чтобы стащить ее вниз. И мне нужна помощь — там начисто заклинило ручной тормоз, и правая гусеница слетела с направляющих.

— Ох-х. Вот почему она не могла добраться до мальчика на стартере. У нее гусеницы не крутились, да?

— Чудо, что она прошла, сколько прошла. Гусеница выглядит так, как будто ее кто-то жевал. Машина шла на передних направляющих. И это еще не все. Капот треснул, как и говорил Харрис, и Бог знает, что я найду внутри.

— А зачем беспокоиться?

— Что?

— Мы можем обойтись и без этого бульдозера, — сказал Том. — Оставь ее, где стоит. У тебя и без этого полно работы.

— Но почему?

— Но ведь не обязательно устраивать всю эту возню.

Пиблз потер пальцем кончик носа и сказал.

— У меня есть запасной капот, есть направляющие, есть даже лишний стартер. И у меня есть материалы, я могу сделать те части, которых не хватает, — он показал на кучи земли, оставленные самосвалами. — Вы держите на приколе второй каток, потому что используете эту машину как бульдозер. И не говори мне, что вам не нужен второй. Если все пойдет, как идет, тебе придется остановить один или два самосвала.

— Я подумал о том же, как только закрыл рот, — выдавил Том. Поехали.

Они сели и поехали к зарослям на берегу, чтобы забрать кабель и несколько инструментов.

Дейзи Этта все еще стояла на краю плато, ее прожекторы были наведены на то место, где мягкий дерн еще хранил отпечаток тела юноши и следы носильщиков. Вид у нее был весьма плачевный — оливковый корпус здесь и там пестрел царапинами, в некоторых местах металл уже был затянут красно-бурой ржавчиной. И хотя земля была ровной, машина не могла стоять прямо. Ее правая гусеница слетела с направляющих, а потому Семерка скособочилась, как человек со сломанным бедром. И то, что заменяло ей сознание, усиленно работало над главным парадоксом бульдозера, который обязан осознать каждый оператор, осваивающий эту машину.

Этот парадокс — самая тяжело усваиваемая вещь в профессии. Бульдозер, ползущая мощь, толстокожий шумный бегемот, воплощение знаменитой неудержимой силы. Ошарашенный этим зрелищем новичок, в голове которого крутятся позаимствованные у телевидения картинки непобедимых армейских танков, начинает работу с ощущением безграничной власти и пытается смести все преграды на своем пути, не зная о хрупкости стального радиатора, ломкости марганцовистого лезвия, плавкости перегретого баббита и, главное, о той легкости, с которой гусеницы вязнут в грязи. Вылезая, чтобы взглянуть на машину, которая за двадцать секунд превратилась в груду металлолома, или обнаружив, что не видит собственных гусениц, оператор испытывает то удивленное чувство вины, которое захлестывает каждого человека, совершившего крупную ошибку.

Итак, она стояла там, Дейзи Этта, сломанная и бесполезная. Ее построили эти мягкие упрямые двуногие, если они похожи на другие расы, строившие машины, они смогут позаботиться о ней. Способность изменить напряжение пружины, двигать контрольный штырь, или сводить до нуля трение подшипника или гайки не поможет заделать трещину в головке цилиндра или привести в чувство перегревшийся стартер. Этот урок следовало выучить. И он был выучен. Дейзи Этта отремонтируют и в следующий раз — да, в следующий раз она хотя бы будет знать свои собственные слабости.

Том подогнал свою машину и поставил ее рядом с Семеркой, едва не коснувшись лезвием корпуса Дейзи Этта. Они слезли, и Пиблз склонился над расплющенной правой гусеницей.

— Осторожней, — предостерег Том.

— Почему?

— Ну так, просто. — Он обошел машину, с профессиональным вниманием осматривая корпус и приставки. Вдруг быстро шагнул вперед и ухватил кран слива горючего. Тот был закрыт. Том повернул ручку — из крана потекла золотистая жидкость. Он завернул его, залез наверх и открыл крышку на баке с топливом. Взял мерный прут, вытер его о брюки, опустил и вытащил.

Бак был на три четверти полон.

— Что случилось? — спросил Пиблз, с любопытством глядя на вытянувшееся лицо Тома.

— Пиби, я открыл кран, чтобы спустить горючее. Я оставил его жидкость текла на землю. Она завернула кран.

— Нет, Том, эта история слишком тебя достала. Ты только подумал, что сделал это. Мне случалось видеть, как сам собой закрывается разношенный главный клапан — когда при работающем моторе топливная помпа засасывает его обратно. Но чтобы кран — не может быть.

— Главный клапан? — Том поднял сидение и посмотрел. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что он открыт. — Она его тоже открыла.

— Ладно, о'кей, не смотри на меня так. — Пиблз был близок к ярости как никогда в жизни. — Ну и что с того?

Том не ответил. Он был не из тех людей, кто, столкнувшись с чем-либо выше своего понимания, начинает сомневаться в собственной вменяемости. Он был твердо убежден, что то, что он видел и чувствовал и было тем, что произошло на самом деле. В нем не было того постоянного страха перед безумием, который мог бы испытать на его месте человек с более тонкой нервной организацией. Он не сомневался ни в себе, ни в том, что видел, а потому мог всецело сосредоточиться на поисках ответа на вопрос «почему»? Он инстинктивно понял, что поделиться своим невероятным опытом с кем-нибудь еще, значило поставить дополнительную преграду у себя на дороге. Потому он молчал как устрица и продолжал методично и внимательно осматривать машину.

Сорвавшаяся гусеница так плотно намоталась сама на себя, что не вставало вопроса о том, следует ли чинить ее на месте. Ее насадят обратно внизу, в мастерской. Операция эта требует огромной осторожности — немного силы, приложенной не в ту сторону, и придется менять весь трак. Вдобавок ко всему, лезвие Семерки уткнулось в землю, его нужно было поднять, чтобы сдвинуть машину, а гидравлический подъемник не мог работать при выключенном моторе.

Пиблз отмотал двадцать футов полудюймового кабеля с кормы второго бульдозера, проковырял дырочку в земле под лезвием и пропустил в нее кабель, потом перелез через лезвие и привязал кабель к большому крюку, торчащему из днища. Другой конец кабеля он швырнул на землю перед машиной. Том забрался в кабину второго бульдозера, готовый к буксировке. Пиблз прикрепил конец кабеля к машине Тома, взлетел в кабину Семерки. Он перевел машину на нейтраль, отсоединил рычаг управления, перевел лезвие в «плавающее» положение и поднял руку.

Том перегнулся через поручни и, глядя назад, медленно тронулся, выбирая слабину кабеля. Кабель выпрямился, натянулся и поднял вверх лезвие Семерки. Пиблз просигналил, что можно ослабить кабель и закрепил лезвие.

— Неплохая штука — эта гидравлическая система! — крикнул Пиблз, когда Том снизил обороты. — Теперь двигайся и поверни направо так круто, как только сможешь повернуть, не зацепив гусеницу. Посмотрим, сможем ли мы довести ее домой на собственных траках.

Том подался назад, потом резко повернулся направо, натянув кабель почти под прямым углом ко второй машине. Пиблз взял в зажим правый трак и освободил оба ведущих рычага. Теперь левая гусеница могла вращаться свободно, а правая не могла совсем. Том ехал на первой скорости в четверть мощности, так что его машина еле ползла. Семерка дрогнула и начала поворачиваться на неподвижной правой гусенице, огромное давление машины приходилось на переднюю часть трека. Пиблз движением ноги снял Семерку с правого тормоза, снова поставил, снова снял — серией резких точных движений. Трак сдвигался на несколько дюймов и останавливался, давление смещалось, гусеница ходила вперед-назад-вбок. Еще один толчок, щелчок — и гусеница встала на место — на пять своих направляющих и два ведущих.

Пиблз спустился и буквально влез головой в трак, вертелся туда-сюда, пытаясь определить, где поломаны фаланги, где сбиты шипы. Том подошел и вытащил его, ухватив за пояс.

— С этим ты и в мастерской разберешься, — сказал он, улыбкой маскируя нервозность. — Ты думаешь, она поедет?

— Еще как. Впервые в жизни вижу, чтобы такой покалеченный трак так легко пришел в себя. Черт побери, это выглядело так, как будто она помогала нам!

— Иногда так оно и есть, — сдержанно ответил Том. — Ты лучше переберись на буксир, Пиби, а я останусь с этой штукой.

— Как скажешь.

Со всей возможной осторожностью они поехали вниз по склону. Том слегка придерживал тормоза, а второй бульдозер старался все время идти по прямой. И они привезли Дейзи Этта вниз к мастерской Пиблза, а там сняли с нее треснувшую головку цилиндра, стартер, вынули выгоревшие от перегрева детали, и оставили ее совершенно беспомощной.

А потом снова собрали.

— А я говорю, что это было чистой воды хладнокровное убийство, горячо сказал Деннис. — И мы выполняем приказы такого парня! Мы же должны что-то предпринять? — Они стояли около охладителя. Деннис подогнал туда машину, чтобы перехватить Чаба.

Сигара Чаба Хортона ходила вверх-вниз, как заевший семафор.

— Кончай с этим. Приемная комиссия прибудет сюда через каких-то две недели. Мы сможем подать им рапорт. Вдобавок, я не знаю, что именно там произошло, и ты не знаешь тоже. А сейчас нам нужно строить этот чертов аэродром.

— Ты не знаешь, что там случилось, наверху? Чаб, ты разумный парень. Достаточно разумный, чтобы управиться с этой работой лучше Тома Джегера, даже если бы он не сошел с ума. И ты достаточно умен, чтобы не поверить всему этому трепу о бульдозере, сбежавшем из под обезьяны-смазчика. Послушай… — он наклонился вперед и постучал ладонью по груди Чаба. — Он говорил, что полетел предохранительный клапан. Я видел этот клапан своими глазами и слышал, как старина Пиблз говорил, что он в полном порядке. Контрольный штырь дросселя вышел из пазов — да. Но ты же знаешь, что случается с машиной, когда ломается дроссель. Она крутится вхолостую или останавливается совсем. Во всяком случае, она не бегает сама по себе.

— Возможно это так, но…

— Но что? Ничего! Парень, совершивший убийство, явно не в своем уме. Тот, кто сделал это однажды может сделать это снова и я не хочу, что бы следующий несчастный случай произошел со мной!

И тут крепкую, но не очень светлую голову Чаба посетили две мысли. Первая: что Деннис, которого Чаб не любил, но не мог стряхнуть, явно хочет втравить его в какое-то неприятное дело. И вторая: что несмотря на свои ловкие речи, Деннис смертельно перепуган.

— Что ты хочешь сделать — позвать шерифа?

Деннис рассмеялся, оценив шутку. Но с колеи не сошел.

— Я скажу, что мы можем сделать. Раз ты тоже здесь, он — не единственный, кто знает работу. Если мы перестанем выполнять его приказы и начнем выполнять твои, он ничего не сможет сделать. А ты справишься.

— Брось это дело, Деннис, — с внезапной яростью вспыхнул Чаб. — Что думаешь ты делаешь? Вручаешь мне ключи от королевства? На кой черт тебе, чтобы я здесь командовал? — он встал. — Ну сделаем мы, как ты говоришь. Что, строительство от этого быстрее пойдет? Или денег у меня в кармане прибавится? Чего я по-твоему хочу — славы? Я однажды отказался от возможности стать членом совета. Что ты думаешь, я пальцем пошевелю, чтобы заставить банду олухов выполнять мои приказы — особенно, если они и так это делают?

— Да, Чаб, конечно, но я не поднимаю волну просто ради удовольствия. Я вовсе не это имел в виду. Но пока мы не сделаем что-нибудь с этим парнем, мы все в опасности. Ты можешь впустить эту мысль в свою башку?

— Слушай, болтун. Если человек хорошо работает, у него нет времени попадать в истории. Это я о Томе говорю — но и тебе неплохо бы запомнить. Залезай на свою тарахтелку и катись в мергельную яму. — Захваченный врасплох, Деннис повернулся к своей машине.

— Какая жалость, что ты не можешь переносить землю ртом, — сказал, уходя, Чаб. — Тогда тебя можно было бы оставить здесь заканчивать работу в одиночку.

Чаб медленно шел по направлению к зарослям, подкидывая камешки железной линейкой и тихо ругаясь про себя. Он был по сути своей человеком простым, а потому верил, что в мире все просто. Он предпочитал делать то дело, которое знал, и не терпел сложностей и неожиданностей. Он много лет проработал на строительстве оператором и начальником партии геологоразведки и был известен одним редким качеством — при любых обстоятельствах держался в стороне от клик, группировок и прочей «внутренней политики», составлявшей смысл жизни большинства людей на строительстве. Его тревожили и раздражали те закулисные игры, с которыми приходилось сталкиваться, практически на любой должности. Если интрига была элементарной, Чаб находил ее омерзительной, а нечто более сложное начисто выбивало его из колеи. Он был достаточно глуп, чтобы его врожденная порядочность лезла изо всех щелей его поведения. Он понимал, что полная честность по отношению к начальству и подчиненным достаточно болезненна для всех заинтересованных сторон, но не мог, да и не хотел вести себя иначе. Если у Чаба портился зуб, он не вырывал. Если ему не по делу учинял разнос суперинтендант, то получал полную и четкую характеристику проблемы, а если ему это не нравилось, что ж, Чаб мог найти другую работу. И если перетягивание каната между группировками становлюсь ему поперек города, он прямо так и говорил — и требовал расчет. Или спускал пары и оставался. Его несколько эгоистическая, но детская реакция на вещи, мешающие ему работать заслужила ему уважение со стороны большинства его начальников. И сейчас — как всегда — он точно знал, что делать. Только — ну как ты будешь выяснять у человека, убил он или нет?

Он быстро нашел прораба — тот подкручивал болты на новом траке Семерки огромным гаечным ключом.

— Привет, Чаб. Как хорошо, что ты завернул сюда. Давай намотаем кусок трубки на конец этой штуки и поставим все на место.

Чаб принес трубку, они намотали ее на конец четырехфутового гаечного ключа и принялись давить так, что пот с них лился градом. Время от времени Том заглядывал в клиренс бульдозера и что-то там проверял, он сказал, что все в порядке, они выпрямились и какое-то время стояли там, на солнцепеке, восстанавливая дыхание.

— Том, — выдохнул Чаб, — ты убил этого пуэрториканца?

Том повернулся так, как будто к его шее прижали зажженную сигарету.

— Видишь ли, — пояснил Чаб, — если ты убил, тебе нельзя руководить работами.

— Это плохая тема для шуток, — отрезал Том.

— Я не шучу. Так это твоя работа?

— Нет! — Том опустился на бочонок, вытирая лицо платком. — Кто вбил тебе это в голову?

— Я просто хотел знать. Часть ребят здорово этим обеспокоена.

Том сузил глаза.

— Часть ребята, да? Кажется, я понял. Послушай меня, Чаб. Риверу убила вот эта штука. — Он показал через плечо на Семерку, которая стояла рядом, уже почти готовая, оставалось только восстановить покалеченный режущий край лезвия. — Если ты хочешь сказать, что это я посадил мальчика на машину, перед тем, как его сбросило, я отвечу — да. В этом смысле я действительно убил его, и не думай, что я этого не понимаю. Было у меня предчувствие, что что-то не в порядке, но я не мог сообразить — что именно и уж во всяком случае не предвидел, что кто-нибудь от этого пострадает.

— Ну так что же произошло?

— А я все еще не знаю, — Том встал. — Я устал продираться через эти заросли, устал биться головой о стенку и мне плевать, что думают остальные. Что-то не в порядке с Семеркой, нечто, чего в нее не встраивали. Это самый лучший бульдозер, какой только есть, но то, что произошло на площадке, как-то изменило его. А теперь — вперед — думай, что хочешь, сочини ребятам любую историю по своему вкусу, только не забудь передать им, что на этой машине работаю только я. Ты понял? Только я.

— Том…

И тут у Тома лопнуло терпение.

— Это все, что я собираюсь сказать по этому поводу! Если кто-нибудь еще пострадает, пусть это буду я. Ты понял? Чего вам еще надо?

Он ушел, все еще кипя. Чаб растерянно смотрел ему вслед, потом вынул изо рта сигарету и тут только понял, что перекусил ее пополам — вторая половина была во рту. Он сплюнул и покачал головой.

— Ну как она, Пиби?

Пиблз поднял глаза от сварочного агрегата.

— Привет, Чаб. Через двадцать минут будет готова. — Он прикинул расстояние между сварочной машиной и большим бульдозером. — Мне нужно было взять сорокафутовый кабель, — сказал он, глядя на хвосты проводов свисающие со специальных крюков на задней стороне сварщика. — Неохота подгонять сюда еще одну машину, чтобы двигать сварщика, и еще больше неохота трогать с места Семерку. — Он отсоединил верхний кабель и отшвырнул его, и пошел к бульдозеру, наматывая на руку нижний кабель. Он уже выбрал и ухватился за нижний зажим — стоя в восьми футах от машины. Левой рукой он натянул кабель, а правой зацепился за верхний край лезвия, собираясь прикрепить зажим.

Чаб наблюдал за ним, пожевывая свою сигару и почти неосознанно щелкая чем-то на пульте дугового сварщика. Он нажал на кнопку включения, и шестицилиндровый мотор ответил мягким урчанием. Он лениво подвигал рычажки выбора способа сварки, потом задел переключатель дугового генератора…

Тонкий, сияющий, бело-голубой луч энергии сорвался с лежавшей на земле головки аппарата и мгновенно пятьдесят футов, отделявших сварщика от Пиблза, который только коснулся лезвия бульдозера. На мгновение и плечи механика окружил фиолетовый нимб, потом Пиблз согнулся и упал. Щелкнул рычаг, прерывающий работу сварщика, но поздно. Без звука, на неработающем моторе Семерка откатилась назад и остановилась, ударившись о стоящий рядом каток.

Чаб потерял сигару, но не замечал этого, он стоял, вцепившись зубами в собственный правый кулак — прокусил руку чуть не до кости. Его глаза вылезли из орбит, он дрожал, был вне себя от страха. Потому что старик Пиблз был мертв. Сгорел.

Они похоронили его рядом с Риверой. После похорон не было особых разговоров — старик был куда ближе всем им, чем они думали раньше, Харрис впервые в своей развеселой беспечной жизни был строг и серьезен, а походка Келли, казалось, потеряла часть своей легкости. Час за часом Деннис пытался заговорить, останавливался, закусывал губу — пока она не распухла и не начала кровоточить. Это не задело только Эла Новелза, ну да чего, собственно ждать, от человека, у которого мозгов меньше, чем у цыпленка. Чаб Хортон провел несколько неприятных часов, но, пожалуй, раньше всех стал самим собой. А в Томе Джегере бурлила черная, яростная ненависть к тому непонятному, неощутимому, что поразило его лагерь.

И все они продолжали работать, ибо больше делать было нечего. Лопата тянула свой бесконечный ритм — взмах — удар, взмах — выброс, самосвалы метались между площадкой и жалкими останками того, что раньше было болотом. С верхней части поля уже срезали дерн. Чаб и Том промерили местность и Деннис начал кропотливую работу по идеальному выравниванию земли. Харрис на втором катке наводил окончательный блеск. Уже начала вырисовываться взлетная полоса и проезд для такси. Так прошло три дня. Ужас, навалившийся после смерти Пиблза, уже выветрился настолько, что они могли говорить о нем, только эти разговоры мало кому помогали. Том держал все под контролем, время от времени сменял Келли на лопате, чтобы дать ему отдохнуть, или работал на катке, или гонял на самосвале. Его рука заживала медленно, но чисто, и он работал, несмотря на боль, казалось, даже получал от этого какое-то извращенное удовольствие. Все операторы следили за своими машинами со вниманием матери, нянчащей первенца, любая поломка была теперь гибельной для машины. Теперь, когда они потеряли механика.

Единственная уступка, которую Том позволил себе сделать по случаю смерти Пиблза, заключалась в том, что однажды он загнал в угол Келли и расспросил его о сварщике. Часть довольно пестрой жизни Келли прошла в техническом колледже, где он изучал женщин и электрические приборы. Он знал довольно много о первых и достаточно мало о вторых и был выведен оттуда за ухо. Поэтому был шанс, что он может что-нибудь знать про ошалевшую вольтову дугу. Вот Том и спросил.

Келли снял свои рабочие перчатки с большими раструбами и пришиб зазевавшуюся муху.

— Что это была за дуга? Слушай, почем я знаю? Ты когда-нибудь слышал, чтобы сварочный аппарат откалывал такие номера?

— Не слышал. Да и вообще — у сварщика и энергии такой взяться неоткуда. Я раз видел парня, который получил полную порцию от 400-амперного сварщика. Его стукнуло так, что он на землю сел. Но ничего серьезного с ним не случилось.

— Людей убивают не амперы, — сказал Келли, — вольты. Вольт — это напряжение потока электричества, ну ты знаешь. Возьми объем воды и измеряй его в амперах. Если я плесну его тебе в лицо, тебе не повредит. Если я пущу ее из крана, ты почувствуешь. А если я брызну на тебя той же водой, но из узкой трубки и под давлением в дюжину сотен фунтов, потечет кровь. Вот только генератор сварочного агрегата не может давать такое напряжение. Я не знаю, что там у него замкнуло и не представляю, что могло дать такой эффект.

— Из того, что рассказал Чаб, я понял, что он возился с рабочим селектором. Я не думаю, что после всего этого к сварщику кто-то подходил. Так вот: аппарат был поставлен на малую мощность, а контроль едва показывал половину допустимого напряжения. Всего этого недостаточно даже для того, чтобы человека вообще стукнуло током, и уж точно не хватит, чтобы убить Пиблза и отшвырнуть на тридцать футов незаведенный бульдозер.

— Ну да, и еще подпрыгнуть на пятьдесят футов вверх, — сказал Келли. — Чтобы запустить такую дугу, нужно несколько тысяч вольт.

— А может быть, тут замешана Семерка? Я имею в виду… предположим, что дуга вырвалась, что ее тянуло? Ты знаешь, бульдозер был весь горячий даже четыре часа спустя.

Келли покачал головой.

— Никогда о таком не слушал. Послушай, мы обозначаем направления движения тока плюсом или минусом, просто чтобы ориентироваться. И поскольку теория не работает, мы говорим, что ток течет от минуса к плюсу. В одном электроде не может быть больше позитивного напряжения, чем есть негативного в другом, понятно?

— То есть, может возникнуть какая-то невероятная ситуация; при которой образуется позитивное поле — переросток? Я хочу сказать: нечто высосет за один присест всю позитивную энергию и пропустит ее под большим давлением — ну как ту воду через трубочку?

— Нет, Том. Такая штука не сработает. Пока, по крайней мере, насколько мне известно. Я не знаю — в статическом электричестве есть вещи, которых никто не понимает. Но ясно одно, то, что случилось, произойти не могло, и уж точно не могло убить старину Пиблза. И ты знаешь, что на это ответить.

Том поднял взгляд и посмотрел на два больших холмика. Горечь и ярость кипели в нем, он повернулся и пошел, не сказав ни слова. И подойдя к сварщику, увидел, что Дэйзи Этта уже нет.

Эл Новелз и Харрис стояли вместе рядом с охладителем.

— Плохо, — сказал Харрис.

— В жизни такого не видел, — ответил Эл. — Старина Том пронесся из мастерской прямо черный от злости. «Где Семерка?» «Куда вы дели Семерку?» Я даже не знал, что он такой бывает.

— Ее Деннис угнал?

— Да, конечно.

— Он тут кружил возле меня недавно, ну, Деннис, — сказал Харрис. Чаб передал ему, что Том приказал всем и близко не подходить к этой машине. И Деннис был злой как мокрая курица. Сказал, что Том слишком далеко заходит. Что, наверное, есть в Семерке нечто такое, что Том не желает нам показывать. Что-то доказывающее его вину. Деннис был готов открыто обвинить Тома в убийстве мальчика.

— А ты думаешь, он не при чем?

Харрис покачал головой.

— Я слишком хорошо знаю Тома, чтобы поверить в это. Если он не хочет говорить, что там на самом деле произошло, значит у него есть причины. А зачем Денис взял бульдозер?

— Да повредил свой каток. Вернулся, чтоб взять на время другую машину, самосвал там… Ну видит, стоит Семерка, чистенькая, готовая. Стоял там, смотрел, проклинал Тома на все катушки. Сказал, что ему осточертело ездить тут на всяких развалинах, когда есть такая классная машина. Я сказал ему, что Том ошалеет от злости, когда узнает. Так он мне еще про Тома наговорил.

— Не думал, что у него хватит пороху угнать бульдозер.

— Так он сам себя до горячки заговорил.

Они развернулись и увидели, что к ним, задыхаясь, бежит Чаб Хортон.

— А что случилось? — спросил Харрис, поднимаясь на ноги.

— Минуту назад мимо меня пронесся Том, злой как собака, он гнал к болоту. Я его спросил, в чем дело, а он проревел, что Деннис взял Семерку. Что Деннис все время болтал про убийство, вот и получит его полной порцией за свои штуки с машиной». — Чаб двинулся дальше, облизывая губы и не выпуская сигару изо рта.

— Ой-ой-ой, — тихо сказал Харрис. — На его месте, я не стал бы этого говорить.

— Ты что, думаешь…

— Пошли!

Они увидели Тома, прежде чем пробежали пол дороги. Он медленно шел обратно, опустив голову. Харрис окликнул его. Том поднял лицо, остановился и стал ждать их. Во всей его позе была какая-то тяжесть.

— Где Деннис? — пролаял Чаб.

Том подождал, пока они не подошли к нему почти вплотную, поднял руку и показал большим пальцем назад, за плечо. Лицо его было зеленым.

— Том, он…

Том кивнул, потом повел головой. У него стучали зубы.

— Эл, останься с ним, ему плохо. Харрис, пошли.

Тома стошнило. Ему действительно было плохо. Очень. Эл с удивлением смотрел на него.

Чаб и Харрис нашли Дениса. Двенадцать квадратных футов Денниса, раскатанных по всей площадке. Дейзи Этта не было.

Они привели Тома обратно в лагерь. Эл Новелз взял самосвал и помчался за Келли.

— Вы его видели? — тускло спросил Том.

— Да, — ответил Харрис.

Из огромного клуба пыли выскочил воющий самосвал — Келли за рулем, Эл изо всех сил вцепился в край кузова. Келли слетел с машины, подбежал к Тому.

— Том, что все это значит? Деннис мертв? И ты… ты…

Том медленно поднял голову, отупение сошло с его лица, в глазах зажегся огонек. До того ему в голову не приходило, что могут подумать остальные.

— Что я?

— Эл сказал мне, что это ты убил его.

Том перевел взгляд на Эла Новелза, тот отпрянул, как будто его ударили.

— Так что же, Том, — спросил Харрис.

— Ничего. Денниса убила Семерка. Вы же сами видели.

— Я держал твою сторону, — медленно сказал Харрис. — Я верил всему, что ты говорил.

— Я хочу от тебя слишком многого? — спросил Том.

— Слишком многого, — кивнул Харрис.

Том оглядел их суровые лица и внезапно расхохотался. Он встал и прислонился к контейнеру.

— Ну и что вы собираетесь делать по этому случаю?

Все молчали.

— Вы думаете, что я прибежал туда, столкнул этого олуха с машины и переехал? — опять молчание. — Послушайте, я был там и увидел то, что увидели вы. Деннис был уже мертв. В это вы тоже не верите? — Он облизал губы. — То есть после того, как я убил Денниса, я сел на бульдозер и отогнал его так далеко, что вы его не видели и не слышали, когда прибежали. А затем я расправил крылья и полетел назад, так что вы встретили меня на полпути от площадки, спустя ДЕСЯТЬ минут после того, как я говорил с Чабом по дороге туда!

— Бульдозер? — неуверенно сказал Келли.

— Ну? — повернувшись к Харрису резко сказал Том. — Когда вы с Чабом спустились и увидели Денниса, там стоял бульдозер?

— Нет…

Чаб резко ударил себя по бедру.

— Том, ты мог загнать его в болото.

— Я просто трачу время, — зло сказал Том. — Вы, парни, уже все поняли. Так за каким чертом спрашивать меня?

— Да не дергайся ты! — выкрикнул Келли. — Нам нужны факты. Что случилось? Ты столкнулся с Чабом и сказал ему, что Деннис получит полную порцию убийства за то, что возился с Семеркой. Так это было?

— Так.

— А потом?

— А потом машина убила его.

Чаб с редким хладнокровием спросил:

— В тот день, когда погиб Пиблз, ты сказал, что с того случая на площадке в Семерке что-то изменилось. Ты что имел в виду?

— Я имел в виду именно то, что сказал! — яростно фыркнул Том. — Вы тут решили распять меня и я не могу этому помешать. Ну ладно. Что-то забралось в Семерку. Я не знаю что, и вряд ли когда-нибудь узнаю. Думал, что после того, как она разбилась, все кончилось. Хотя мне казалось, что стоит все же оставить ее, как есть — беспомощной, в разобранном виде. Я был чертовски прав, но сейчас слишком поздно. Она убила Риверу, она убила Денниса и явно имеет какое-то отношение к смерти Пиблза. И по-моему, она не остановится, пока на острове останется хоть один человек.

— С ума сойти, — сказал Чаб.

— Да, ты прав, Том, — мягко сказал Келли. — Она действительно хочет убить нас. Но не бойся, мы ее поймаем и разберем. Только не думай об этом больше и все будет в порядке.

— Действительно, Том, — вступил Харрис. — Тебе лучше пару дней посидеть в лагере, пока тебе не станет лучше. Чаб и все мы возьмем на себя твою часть работы. Ты слишком долго был на солнце.

— Какие вы все славные ребята, — с глубочайшим сарказмом констатировал Том. — Если вы хотите жить, — крикнул он, — разберитесь с этим сумасшедшим бульдозером!

— Сумасшедший бульдозер на дне болота, куда ты его загнал! — рявкнул Чаб. Он наклонил голову и пошел вперед. — Конечно, мы хотим жить. И лучший способ уберечь наши жизни, это поместить тебя туда, где ты больше не сможешь убивать. Взять его!

Он прыгнул. Том распрямил его левым кулаком и снова согнул правым. Чаб упал и свалил Харриса. Эл Новелз кинулся к ящику с инструментами, и вытащил здоровенный гаечный ключ и начал ходить кругами, уклоняясь от схватки, но стараясь выглядеть полезным. Том запустил в Келли кофейником, голова бывшего студента втянулась в плечи, как черепашья, а Том чуть не потерял равновесие. Харрис поднялся на колени и дернул Тома за ноги, Чаб толкнул его в спину плечом и Том упал лицом вниз. Эл Новелз обеими руками поднял ключ, взмахнул им как бейсбольной битой, в последний момент Келли выдернул ключ из его рук, наклонился и аккуратно стукнул Тома за левым ухом. Тот сразу обмяк.

Было поздно, но спать никому не хотелось. Они сидели вокруг фонаря и лениво разговаривали. Чаб и Келли играли в бесконечное казино и забывали подсчитывать очки. Харрис ходил по лагерю, как по камере, а Новелз устроился ближе к свету и широко открытыми глазами следил, следил…

— Мне надо выпить, — заявил Харрис.

— Десятка, — объявил один из партнеров по казино.

— Мы должны были убить его, — отозвался Эл Новелз. — Мы должны убить его сейчас.

— У нас хватает смертей, — ответил Чаб. — Заткнись. — Он повернулся к Келли. — У меня большое казино, — и развернул карты.

Келли поймал его за запястье и улыбнулся.

— Большое казино это десятка треф, а не червей. Запомнил?

— Ох.

— Когда приедет приемочная комиссия? — поинтересовался Эл.

— Через двенадцать дней, — ответил Харрис, — и им лучше привезти с собой какую-нибудь выпивку.

— Эй, ребята.

Все замолчали.

— Эй!

— Это Том, — отметил Келли. — У меня шестерки, Чаб.

— Я ему сейчас ребра переломаю, — сказал Новелз, не двигаясь с места.

— Я тебя слышал, — раздался голос из темноты. — Если бы я не был связан…

— Мы знаем, что бы ты тогда сделал, — сказал Чаб. — Какие ты думаешь нам еще нужны доказательства?

— Чаб, не надо больше этого с ним делать. — Келли бросил карты на стол и встал. — Том, ты хочешь пить?

— Да.

— Сядь, сядь, — повторил Чаб.

— Пусть он там подохнет, — добавил Эл Новелз.

— Ерунда. — Келли набрал чашку воды и принес ее Тому. Большой человек был тщательно связан, запястья и локти стянуты за спиной и между ними протянута толстая веревка. Колени и щиколотки связаны тоже. А идея Новелза пропустить короткую веревку от горла до щиколоток была отвергнута с негодованием.

— Спасибо, Келли, — Том жадно пил, Келли поддерживал его голову.

— Хорошо идет, — он глотнул еще. — Что меня ударило?

— Кто-то из ребят. Примерно тогда, когда ты сказал, что в бульдозер кто-то вселился.

— Ах да. — Том покрутил головой и зажмурился от боли.

— Я думаю, ты понимаешь, что мы должны были это сделать?

— Келли, неужели еще кто-то должен умереть, чтобы вы наконец проснулись?

— Я думаю, никто больше не умрет — теперь…

Остальные подошли к ним поближе.

— Он говорит что-нибудь разумное? — спросил Чаб.

— Ах-х, — рассмеялся Новелз. — Посмотрите, какой он страшный!

— Эл, — вдруг вмешался Харрис. — А ведь я собираюсь заткнуть твою пасть кожей с твоей шеи, учти.

— Ребята, я похож на человека, который видит призраков?

— Нет. С тобой раньше ничего такого не было. — Харрис опустился на колени рядом с Томом. — Но ты ведь раньше и не убивал.

— Ладно, идите отсюда. Пошли, — устало сказал Том.

— А ты встань и прогони нас, — ощерился Эл.

Харрис встал, развернулся и ударил его в зубы. Эл взвизгнул, отступил назад и упал, споткнувшись о бочонок со смазкой.

— Я тебе говорил, — почти нежно сказал Харрис. — Я ведь ГОВОРИЛ тебе, Эл.

Том прервал их:

— Заткнитесь, — прошипел он, а когда не сработало, крикнул. МОЛЧАТЬ!

И они заткнулись.

— Чаб, — сказал Том быстро и уверенно. — Что по-твоему я сделал с этой Семеркой?

— Похоронил в болоте.

— Ну да. Послушай.

— Послушать что?

— Заткнись и слушай!

И они начали слушать. Стояла тихая безветренная ночь, тонкий серп луны неверным светом окрашивал пейзаж в черный и тускло-серебряный цвета. От берега доносился почти неслышный шепот прибоя, а справа, издалека, оттуда, где раньше было болото, слышались жалобы оставленной людьми без крова лягушки. Но другой, тихий, уверенный звук, от которого у них мороз прошел по коже, накатывал из-за обрыва, из-за лагеря.

И это было четкое стаккато заводящейся машины.

— Это Семерка!

— Правильно, Чаб, — сказал Том.

— Кто-то ж ее заводит?

— Мы все здесь?

— Все, кроме Пиблза, Денниса и Риверы, — ответил Том.

— Это призрак Денниса, — простонал Эл.

— Заткнись, баран, — кинул Чаб.

— Она переключилась на дизель, — отметил Келли.

— Будет здесь через пару минут, — сказал Том. — Знаете ребята, мы не могли сойти с ума все вместе, одновременно. Но у вас есть время убедить себя в этом.

— А тебе, смотрю, все это нравится.

— В какой-то мере. Ривера называл ее Дэйзи Этта, потому, что по-испански Семерка звучит как «эль де сьете». Дейзи Этта хочет мужчину.

— Том, — сказал Харрис, — прекрати эту болтовню. Она действует мне на нервы.

— Мне же надо что-нибудь делать. Бежать-то я не могу, — объяснил Том.

— Надо пойти посмотреть, — сказал Чаб. — Если на этой киске никого нет, я развяжу тебя.

— Это очень благородно с твоей стороны. Ты думаешь, что доберешься сюда раньше нее?

— Мы вернемся. Харрис, пошли со мной. Возьмем каток. Он обгонит даже Семерку. Келли, возьмешь Эла и второй каток.

— Деннис на своей машине шину проколол, — дрожащим голосом вымолвил Эл.

— Так заделайте дыру и накачайте шину! Двигайтесь. — Эл и Келли сорвались с места.

— Доброй охоты, Чаб.

Чаб подошел к связанному, наклонился.

— Я думаю, я должен извиниться перед тобой, Том.

— Нет, не должен. Я поступил бы точно так же. Давай, иди, если считаешь, что должен. Только возвращайся быстрее.

— Я должен. И я скоро вернусь.

— Не уходи отсюда, Том, — сказал Харрис. И Том улыбнулся в ответ. Они ушли. Но скоро не вернулись. Они не вернулись вообще.

Через полчаса вернулся Келли, за ним, задыхаясь, бежал Эл Новелз.

— Эл, твой нож, быстро.

Он начал резать веревки. Лицо его было мрачным.

— Я видел кое-что, — прошептал Том. — Чаб и Харрис.

Келли кивнул.

— На Семерке никого не было, как ты и сказал, — он произнес это так, как будто не мог думать ни о чем другом, как будто только жесткий самоконтроль удерживал его от того, чтоб не повторять это снова и снова.

— Я мог видеть огни, — рассказывал Том. — Машина спускалась по холму. А потом вторая поднималась наверх и залила светом весь склон.

— Мы слышали, что она где-то урчит, — кивнул Келли. — А видеть ее не могли — она пятнистая.

— Я видел как перевернулся каток, как он кувыркался по склону. Фары еще горели. А потом что-то толкнуло его и снова покатило. Обо что он споткнулся вначале?

— О Семерку. Она сидела там, на самом краю обрыва. Ждала, пока Чаб и Харрис не подъедут ближе — на шестьдесят, семьдесят футов. Потом вывернула из-за края обрыв и покатилась на низ, выставив лезвие. Когда они столкнулись, она шла со скоростью тридцать километров в час. С поднятым лезвием. У них не было шансов. Она пошла за ними вниз по холму, а когда каток перестал кувыркаться, толкнула его снова.

— Тебе щиколотки размять? — спросил Эл.

— Ты! Пошел вон!

— Но Том… — пискнул Эл.

— Кончай, Том, — сказал Келли. — Нас слишком мало, чтобы продолжать ссориться. А ты Эл, с этого момент начинаешь вести себя прилично, ты понял?

— Я только хотел вам сказать… До меня бы дошло, что ты не врешь про Денниса, Том, если бы я остановился и подумал. Я тут вспомнил, что когда Деннис сказал, что возьмет бульдозер, ты ж тоже помнишь, Келли?.. Он пошел, взял ключ, подошел к машине, вставил его — чтоб завести. И только-только всунул, как застучал стартер. «С ума сойти!» — он мне говорит. — «Она сама заводится! Я ж еще ключ не поворачивал!». А я ему, мол, конечно, она рада работать.

— Нашел время и место для воспоминаний, — прошипел Том. — Пошли отсюда.

— Куда?

— Ты знаешь какое-нибудь место, куда Семерка не могла бы добраться?

— Сложно придумать. Нужна большая скала, например.

— Ничего такого в округе не водится, — заметил Том.

Келли подумал минуту, потом щелкнул пальцами.

— Наверху, там где я работал с лопатой, — сказал он. — Четырнадцать футов в высоту. Я там выковыривал маленькую скалу, а Чаб сказал, чтоб я все бросал и выгреб мергель из кармана рядом. Я развернулся и навалил на эту скалу кучу мергеля. Ну и образовался холм — в высоту футов тридцать. И где-то четыре фута в ширину — наверху. Если Дэйзи Этта попытается достать нас с утеса — рухнет и сломает шею. А снизу до нас ей и вовсе не добраться — холм крутой и почва сыпучая.

— А что, если она построит себе подъем?

— Мы успеем убраться оттуда.

— Тогда пошли.

Эл было предложил воспользоваться самосвалом — из-за его скорости, но на него рявкнули с двух сторон и он умолк. Том решил, что им нужно что-то, что будет трудно перевернуть и что не сможет проколоть себе шину. Они забрали каток с двухтактным двигателем и бульдозерным лезвием — бывшую машину Денниса — и растворились во мраке.

Где-то через шесть часов явилась Дейзи Этта и разбудила их. Ночь отступала перед бледным светом с востока, а с океана поднялся свежий бриз. Келли дежурил первым, а Эл — вторым, они решили, что Том должен нормально поспать, а Том слишком устал, но страх спорить с ними. Эл, конечно, немедленно уснул на часах, но страх уже имел такую власть над всеми его внутренностями, что первое, еле слышное рычание большого дизеля подняло его на ноги. Он подбежал к краю земляного холма, на котором они провели ночь, и взвизгнул, чуть не потеряв равновесие.

— Что случилось? — спросил мгновенно проснувшийся Келли.

— Она идет, — проблеял Эл. — Ох ты, боже мой, ох…

Келли встал и попытался рассмотреть что-нибудь в ранних, еще тусклых рассветных лучах. Гулкий рык мотора странно удваивался, как будто идущий на них звук отражался о стены обрыва.

— Она идет, и что мы можем поделать? — плакался Эл. — Что будет? Что будет?

— У меня отвалится голова, — сонно произнес Том. Он перекатился на спину и сел, обхватив руками страдающую часть тела. — Когда разобьется это яйцо, что у меня за ухом, из него вылупится взрослый отбойный молоток, он перевел взгляд на Келли. — Где она?

— Не знаю, — ответил тот. — Где-то в районе лагеря.

— Наверное, вынюхивает нас.

— Ты думаешь, она может?

— Я думаю, что она может все, — ответил Том. — Эл, перестань стонать!

Солнце просунуло свой багровый край в тонкую щель между небом и морем, ровный розовый свет залил скалы и деревья, тени и предметы. Взгляд Келли ходил из стороны в сторону, вперед и назад, пока, через какое-то время не засек движение.

— Вот она.

— Где?

— Чуть ниже стоек со смазкой.

Том встал и посмотрел.

— Что это она делает?

— Работает, — после недолгой паузы ответил Келли. — Роет яму перед бочками с горючим.

— Чушь какая. Ты хочешь сказать, что она собирается устроить себе хорошую смазку?

— Вряд ли. Она в этом не нуждается. Мы ее хорошо смазали и масло новое залили, когда собирали. Но может быть, ей понадобилось топливо.

— У нее же есть полбака.

— Ну, а вдруг она считает, что у нее сегодня будет много работы? при этих словах Эл тихонько завыл. Они не обратили на него внимания.

Горючее было в бочках на сорок четыре галлона, а бочки стояли пирамидой на краю лагеря. Семерка двигалась перед ней вперед и назад, приближалась, отходила, совершала заход за заходом, выгребая землю и выталкивая ее в сторону, за край пирамиды. Скоро она вырыла большую яму футов четырнадцать в ширину, футов шесть в глубину и футов тридцать в длину — прямо под внешним краем пирамиды.

— Во что, по-твоему, она играет?

— А я почем знаю? Кажется, ей нужно топливо, но я не… посмотри на это! Она остановилась в дыре, поворачивается… она взрезала краем лезвия бочку в самом низу!

Том поскреб пальцами наросшую щетину.

— Ты хочешь знать, что эта шутка может делать! Ну, ты посмотри, как она все просчитала. Она ведь знает, что если попробует пробить дыру в топливной бочке, бочка просто рухнет. И если даже у нее получится, как она поднимет горючее в бак — она же не может управляться со шлангом, понятно? Вот посмотри на нее! Она устроилась ниже самой нижней бочки в пирамиде и пробила дыру. Она могла сделать это без риска, потому что бочку держит вес всех остальных. Теперь ей остается только подставить бак под струю льющегося топлива!

— А как она снимет крышку бака?

Том фыркнул и рассказал им, как слетела с места и осталась в его руках решетка радиатора в тот день, когда покалечился Ривера.

— А знаете, — сказал он, помолчав минуту, — если б она тогда знала столько, сколько сегодня, я бы лежал рядом с Пиблзом и Риверой. Она тогда просто не умела себя вести. Сейчас она действует совершенно иначе. Она многому научилась с тех пор.

— Да уж, научилась, — сказал Келли, — и сейчас выдаст всю эту науку нам. Она направляется сюда.

Так оно и было. Прямо через грубо очерченное летное поле шла она, грохоча, и под ней грохотала земля, и пыль, успевшая собраться за ночь, курилась под ее гусеницами. Пересекая линию будущего земляного вала, она умело перестроилась, переваливала через случайные холмы, огибала оставленные камни, ехала свободно, быстро и легко. Том впервые видел, как она едет без оператора и по коже у него пошли мурашки. Машина казалась ненастоящей, ее обводы — размытыми, нереальными — и только из-за того, что на огромном корпусе отсутствовал маленький силуэт человека в кресле водителя. Она выглядела собранной, готовой, опасной.

— Что она собирается делать? — простонал Эл Новелз.

— Мы собираемся сидеть и смотреть, — сказал Келли. — А ты собираешься заткнуть свою пасть. Еще пять минут мы не будем знать, откуда она попробует нас достать — снизу или сверху.

— Если тебе здесь не нравится, — мягко сказал Том, — ты свободен. Эл опустился на место.

Келли задумчиво смотрел вниз на свою любимую лопату. Внизу и справа от их насеста она сидела в своей яме, кривая и некрасивая.

— Как, по-твоему, устоит Семерка против моего ковша?

— Ну, если дело когда-нибудь дойдет до рукопашной, — отозвался Том. Я скажу, что у Дэйзи Этта просто нет шансов. Только она не будет драться. Ты не сможешь подогнать к ней лопату на расстояние удара. Дэйзи будет просто отъезжать и посмеиваться.

— Я ее уже не вижу, — проскулил Эл.

Том посмотрел вниз.

— Она пошла по склону. Собирается добраться до нас поверху. Значит так, мы сидим здесь и ставим на то, что у нее хватит глупости и упрямства полезть к нам по этому узкому перешейку. Если она это сделает, то повиснет на брюхе — а траки будут кружиться в воздухе по обе стороны тропинки. А если нам повезет, то при попытке выбраться, она рухнет и разобьется.

Ожидание было бесконечным. Со своего насеста на холме они слышали, как работает мотор, дважды умолкал, меняя режим. Один раз они уже глядели друг на друга с надеждой — когда ровный гул перешел в серию вскриков, но потом поняли, что это она форсируют двигатель, преодолевая осыпь. Она добилась своего. Мотор взвыл — она перевалила через край холма, переключилась на четвертую скорость и рванула по площадке. Она подкатилась к краю среза, остановилась, снизила обороты и встала там, тихо урча. Эл Новелз отступил к самому краю того клочка земли, на котором они стояли, казалось, что его глаза висят на ниточках, как у рака.

— О'кей, — резко окликнул его Келли. — Падай или замолчи.

— Она обдумывает положение, — объяснил Том. — Эта узкая тропинка ей совсем не нравится.

Дейзи Этта чуть приподняла лезвие над землей. Потом бесшумно переключилась и медленно, на самых малых оборотах начала отъезжать назад.

— Она хочет прыгнуть, — крикнул Эл. — Я здесь не останусь!

— Сиди на месте, идиот! — рявкнул Келли. — Пока мы здесь, наверху, мы в безопасности. Если спустишься вниз, она загонит тебя как кролика.

Рев, исторгнутый мотором Семерки, был для Эла последней каплей. Он взвизгнул, перелетел через край и, скребя пальцами землю, заскользил вниз по отвесному почти краю среза. Упал, поднялся и побежал.

Дэйзи Этта опустила лезвие, подняла морду и, рыча, пошла вперед, поднимая лезвием землю. Шесть, семь, семь с половиной кубических футов почвы было на лезвии, когда она добралась до края. Тяжело груженое лезвие впилось в узкую тропинку, ведшую к их насесту. Это был белый, мягкий, зернистый мергель и нос машины немедленно утонул в нем, а мергель все так же сыпался с обеих краев перегруженного лезвия.

— Она сейчас сама себя похоронит! — закричал Келли.

— Нет. Подожди. — Том схватил его за руку. — Она пытается повернуть… она повернула! Она вылезает на площадку!

— Она… она отрезала нас от обрыва!

Семерка подняла свое лезвие так высоко, как только могла, гидравлический привод сверкал в лучах утреннего солнца. Освободившись, наконец, от своего тяжкого груза, машина развернулась между ними и обрывом настолько, чтобы сделать невозможным прыжок. Впрочем, и до того прыгать на сыпучий мергель мог только самоубийца. Сбросив вторую порцию земли, она повернулась к их убежищу — теперь изолированной со всех сторон колонне мергеля — и застыла в ожидании.

— Я не подумал об этом, — с виноватым видом сказал Келли. — Я знал, что она не сможет сюда забраться, но мне в голову не пришло подумать о другой стороне дела!

— Кончай. Как бы то ни было, а мы здесь застряли. Что дальше — будем ждать, что случится раньше: Дэйзи Этта сожжет свое топливо или мы умрем с голоду, или есть другие идеи?

— Да нет, Том, это будет не осада. В этой штуке слишком много от убийцы. Кстати, где Эл? Интересно, хватит ли у него пороху показаться здесь на нашем катке и отвлечься?

— У него хватило пороху только на то, чтобы взять каток и удрать, сказал Том. — Ты что, не видел?

— Он взял наш — что? — Келли перегнулся через край и посмотрел туда, где они оставили прошлой ночью свою машину. Ее не было. — Ну, желтая, маленькая, грязная крыса!

— Нет смысла ругаться, — спокойно сказал Том, обрывая в самом начале то, что он знал по опыту — было потоком весьма цветистых выражений. — А чего еще ты от него ждал?

Дэйзи Этта, очевидно, решила, что нашла способ нарушить их гордое одиночество. Что-то пробормотав, она набрала обороты и вонзила угол своего лезвия в их маленькую площадку, развернулась, дернула так, что огромный кусок земли упал на ее стороне трещины и проехалась по нему траком. Карликовое плато уменьшилось на девять дюймов.

— Ого. Это никуда не годится, — сказал Том.

— Она хочет срыть нас с лица земли, — хмуро заметил Келли. — Это займет у нее минут двадцать. Пошли отсюда, Том.

— Боюсь, что это вредно для здоровья. Ты вспомни, как быстро она теперь бегает. Она ведь совсем не та, какой была, когда ее водили люди. Она теперь может мгновенно переключаться на задний ход, перескакивать с первой скорости на пятую… — он щелкнул пальцами. — И она может развернуться быстрее, чем ты моргаешь, и еще она может ткнуть своим лезвием туда, куда ей хочется.

Рявкнул мотор, взвизгнули гусеницы и их маленький стол стал еще на фут короче.

— Ладно, — сказал Келли. — Чего ты хочешь? Чтоб мы сидели и смотрели, как эта тварь выбивает почву у нас из-под ног?

— Я только предупреждаю тебя, — ответил Том. — А теперь слушай. Мы подождем, пока она не потащит очередную порцию. Она потратит на это пару секунд, а за это время мы смоемся. Нам придется разделиться — она ведь не может догонять нас обоих одновременно. Ты выбежишь на открытое место и постараешься обогнуть обрыв и найти точку, где на него можно взобраться. А потом вернешься сюда, перепрыгнув через трещину. В случае чего — человек может выбраться из четырнадцатифутового разреза куда быстрее, чем бульдозер. А я побегу вдоль твоего разреза, понизу. Если она погонится за тобой, я тихо смоюсь. Если она пойдет за мной, я постараюсь добраться до лопаты и дать Дэйзи хороший бой за ее деньги. Я смогу играть в прятки вокруг экскаватора хоть до утра, если ей понравится.

— А почему я должен лезть на равнину?

— А тебе не кажется, что с твоими длинными ногами ты легко обставишь ее на этой дистанции.

— Наверное, да, — улыбнулся Келли. — О'кей, Том.

Они напряженно ждали. Дэйзи Этта вернулась и снова запустила лезвие в их насест. Когда мотор завыл от напряжения, Том прошептал: «Пора» — и они прыгнули. Келли, словно кот, приземлился на ноги. Том, чьи икры и колени были в черных синяках от веревок, сделал несколько неуверенных шагов и упал. Келли вздернул его на ноги, когда из-за угла высунулась стальная морда бульдозера. Семерка мгновенно переключилась на пятую скорость и с завыванием понеслась на них. Келли рванулся влево, а Том вправо и оба со всех ног кинулись к своей цели: Келли — к летному полю, а Том — к лопате. Дэйзи Этта какое-то время шла прежним курсом, не снижая скорости, видимо, надеялась поймать обоих. Потом ей показалось, что Том бежит медленнее, и она поехала за ним. Но этого мгновения колебания было Тому достаточно, чтобы получить необходимый отрыв. Отталкиваясь от земли как кенгуру, он добежал до лопаты и нырнул в проем между ее гусеницами.

В тот миг, как он коснулся земли, лезвие из марганцовистой стали ударило в правый трак лопаты, сотрясая сорокасемитонную махину. Том не остановился. Он выполз с другой стороны, вскочил, подпрыгнул и ухватился за край заднего окна кабины, одной рукой, потом второй, подтянулся и вбросил себя внутрь. Здесь он был в безопасности на какое-то время лезвие бульдозера едва доставало до верхнего края огромных траков лопаты. Том подошел к двери кабины и осмотрелся. Бульдозер отошел и снова стоял на нейтрали.

— Изучает на расстоянии, — прошипел Том и пошел к большому дизелю Мерфи. Он неспешно проверил прутиком уровень горючего, закрыл крышку. Достал из ящика прерыватель предохранительного клапана и вставил в нужное отверстие. Установил дроссель на половину, потянул стартер, дернул прерыватель. Машина выпустила из полуприкрытой выхлопной трубы клуб синего дыма и кашлянула. Том положил прерыватель на место, посмотрел на приборы, показывающие расход топлива и уровень давления и снова подошел к двери. Семерка не сдвинулась с места, но, как когда-то на плато, снижала и набирала обороты. Тому пришло в голову, что бульдозер собирается для прыжка. Он запрыгнул в кресло и потянул рычаг управления. Огромные шестерни, наполовину заполнявшие кабину, послушно дернулись. Движением ног он снял тормозные зажимы и осторожно поставил ступни на поднявшиеся навстречу педали.

Потом он потянулся через плечо и поставил дроссель на место. Когда дизель начал набирать обороты, Том захватил рычаг, управлявший лебедкой, и второй — двигавший ковш в стороны, и потянул. Машина взревела. Двухярдовая бадья резким толчком взмыла в воздух. Огромная машина тяжело наклонилась вправо, Том перекинул вперед рычаг лебедки и движением тормоза начал смягчать подъем бадьи. Он двинул рычаг вперед, бадья вылетела на всю длину стрелы, стукнула днищем по кабине Семерки, снося на своем пути выхлопную трубу, глушитель и фильтр воздухозабора. Том выругался. Он рассчитывал, что Семерка отскочит назад. Тогда бадья расплющила бы радиатор. Но машина мгновенно приняла верное решение и осталась стоять на месте.

А потом она двинулась, резко и четко. Невероятно быстро переключилась, прыгнула назад, развернулась и вылетела из радиуса действия, прежде, чем Том, успел направить следующий удар лопаты. Блоки стрелы прямо дымились, когда бадья замедлила движение, остановилась и пошла обратно. Том удержал ее, потом поднял повыше и сократил стрелу наполовину, развернулся к Семерке и встал, готовый ко всему. Четыре больших зуба ковша блестели на солнце. Том опытным взглядом осмотрел ковш, провода, стрелу. Ему нравилась черная блестящая краска на движущихся частях, легкое напряжение хорошо смазанных тяжей и связок. Огромная машина была сильна и готова к бою — и, несмотря на свою грубую мощь, — была в полной зависимости от человека.

Том внимательно оглядел покалеченную крышу Семерки. А прямо на него смотрел черным глазом обломанный конец воздухозаборной трубки.

— Ага, — отметил Том. — Пара стаканов прекрасного сухого мергеля по назначению — и у нее будет что жевать.

Не сводя настороженных глаз с бульдозера, он потянулся вперед, и воткнул бадью в землю. Воткнул глубоко, дизель стал звать на помощь, но работать не перестал. В решающий момент страшный толчок чуть не выбил его из кресла, он высунулся в дверь и увидел отъезжающую Семерку. Она, видно, разбежалась и стукнула по противовесу на задней стороне кабины. Том слегка улыбнулся. Ей придется опробовать что-нибудь еще. Сзади не было ничего, кроме восьми или десяти тонн цельной стали. И в этот момент его не беспокоили царапины и содранная краска.

Он снова потянул рычаг, белый мергель посыпался из перегруженной бадьи. Теперь лопата ехала прекрасно, ибо для того и поставлен противовес, чтобы машина могла ехать с полной бадьей. Лебедка разогрелась, влага, накопившаяся за ночь на поверхности и в сочленениях, высохла и теперь машина выполняла его команды с точностью, греющей сердце любого оператора. Том покачал рычаг, управляющий боковым движением стрелы. Чуть вперед — и стрела пошла влево, чуть назад — и она двинулась вправо, следуя за медленным сложным танцем Семерки — бульдозер подпрыгивал вперед и назад, как боксер, ожидающий, чтобы его противник открылся. Том все время держал бадью между собой и бульдозером, зная, что Семерка не может причинить серьезный вред инструменту, который был построен для того, чтобы крушить скалы по двенадцать часов в день и получать от этого удовольствие.

Дэйзи Этта взвыла и ринулась вперед. Том рванул назад рычаг лебедки и бадья поднялась, пропуская бульдозер. Том нажал на кнопку, огромные челюсти бадьи-ковша разжались, обрушивая мергель на разбитый капот. Вентилятор бульдозера погнал мергель вверх, словно огромное белое облако. Той минуты, которую Том потратил на попытку осмотреться, было достаточно, чтобы бульдозер убрался с дороги. Когда Том опустил бадью, желая обрушить ее на свернутые кольцами трубы топливопровода, машины уже не было.

Пыль рассеялась и Том снова увидел Семерку. Она сделала финт влево, потом замахнулась лезвием на еле успевшую подняться с земли бадью. Том рванул рычаги, чтобы встретить ее, ибо финт подвел ее опасно близко, лезвие и ковш столкнулись со всплеском искр и грохотом, который было слышно на полмили. Семерка высоко подняла лезвие и Том беззвучно застонал, когда увидел, что А-образная скобка находившаяся прямо за лезвием, застряла между зубьями ковша. Он потянул за рычаг лебедки и ковш стал подниматься, волоча вверх всю переднюю часть бульдозера.

Дэйзи Этта рвалась вперед и назад, ее гусеницы яростно вгрызались в землю, ее лезвие поднималось и опускалось, в тщетной попытке освободиться. Том переключился, стараясь подтянуть бульдозер ближе — стрела была поставлена слишком низко, чтобы даже пытаться поднять этот мертвый вес. А пока что внешний трак лопаты из кожи вон лез, чтобы снова ощутить под собой землю. Но ни мотор, ни переключение тяги не могли справиться с перекосом.

Том чуть-чуть опустил лебедку, внешний трак лопаты, наконец, коснулся земли. Том выругался, разжал зубья ковша и через мгновение Семерка была свободна. Том запустил в нее ковшом, промахнулся. Бульдозер описал длинную дугу, Том снова взмахнул ковшом, чтобы встретить его, страшный удар опять пришелся на лезвие. Но на этот раз, после удара Семерка не отступила, а продолжала двигаться вперед, толкая бадью перед собой. Прежде чем Том успел сообразить, что она, собственно, делает, его ковш оказался перед траками, между ними, на земле. Это был самый быстрый и искусный маневр, какой только можно было себе представить, и он лишал лопату возможности наносить удары — по крайней мере, до тех пор, пока Дэйзи Этта удерживает бадью между траками.

Том яростно защелкал рычагами, но ему удалось только еще выше поднять стрелу, и так прогнувшуюся под тяжестью собственного веса. Лебедка тоже ничем не помогла — после минутной работы блоки начали дымиться, а мотор чуть не остановился от напряжения.

Том снова выругался и потянулся к скоплению маленьких рычажков справа. Это были приводы. На экскаваторе этого класса рычаг бокового движения контролирует все, кроме лебедки. Этим же рычагом оператор, выбрав соответствующий привод, руководит движением — то есть подачей энергии на гусеницы, передним или задним ходом, им же он поднимает и опускает стрелу, при его помощи командует ковшом. Машина может делать только что-то одно. Если лопата движется, неподвижен ковш. Если ходит ковш, стрела не меняет положения. За годы работы это никогда не раздражало его, как оператора. Но нынешний случай был особым.

Том выключил привод ковша и врубил двигательный. Эти рычаги были челюстными и не действовали по принципу сцепления, так что Тому пришлось перейти на нейтраль, прежде чем он смог всерьез переключиться. Когда дизель Мерфи сбавил обороты, Дэйзи Этта приняла это за сигнал к действию и еще больше навалилась траками на ковш. Но Том оставил все приборы на нейтрали и Семерка только зарылась в землю еще глубже, новенькие сегменты ее гусениц начали тонуть в грязи.

Том снова выжал сцепление и толкнул вперед боковой, он же главный, рычаг. Громко затрещали ведущие цепи и огромные гусеницы начали поворачиваться.

У Дэйзи Этта были острые шипы, ее прокладки достигали четырнадцати дюймов в ширину, а сами траки тянулись на четырнадцать футов и весили около четырнадцати тонн. Большие плоские прокладки лопаты были около трех футов в ширину, длина трака была двадцать футов и весила лопата сорок семь тонн. Тут просто было нечего сравнивать. Дизель Мерфи проревел, что работа тяжела, но не проявлял желания останавливаться. Дэйзи Этта совершила головоломный трюк, переключившись на движение вперед, в тот момент, когда еще шла задним ходом, но это не принесло ей пользы. Ее гусеницы крутились, пытаясь двинуть ее вперед, врезаясь в землю, но медленно и верно лопата толкала бульдозер назад, к ровно срезанной стене.

Том услышал звук, который не был ревом усталого мотора. Он высунулся наружу и увидел Келли. Тот сидел на краю обрыва, свесив ноги, и колотил воздух сжатыми кулаками, как будто наблюдал с трибуны грандиозный матч что он как раз и делал.

Том предложил Семерке неприятный выбор. Или она повернет и уступит, или Том прижмет ее к стене и раздавит топливный бак. И если Тому удастся ее прищемить, он сможет поднять бадью и разнести Семерку в пух и прах. А если она успеет повернуть, ей придется самой освободить бадью. Да, ей просто придется это сделать.

Мерфи предупредил его, но слишком поздно. Он облегченно взвыл, избавившись от груза и Том понял, что бульдозер переключился на обратный ход. Он дернул назад рычаг лебедки и ковш поднялся, когда бульдозер съехал с него. Том занес ковш и со страшной силой опустил его — и промахнулся. Бульдозер отлетел в сторону, и Том на двигательном приводе не мог управлять ковшом. И тут Дэйзи Этта атаковала — один трак на стенке, второй едва касается земли, угол лезвия угрожающе приподнят. Это было настолько неожиданно, что Том совершенно не был готов. Бульдозер налетел на бадью и режущий край лезвия попал между зубьями ковша. Теперь она удерживала бадью всем своим весом. Она застряла сама и не смогла бы освободиться — но зато полностью парализовала ковш, приковав его так далеко от центра тяжести, что Том не мог всерьез использовать лебедку, не рискуя потерять равновесие и перевернуть своего мастодонта.

Дэйзи Этта поползла задним ходом, волоча за собой ковш, пока позволяла длина стрелы. Тогда она стала боком взбираться на край откоса и, когда Том попробовал подтащить бадью, затормозила ее, наполовину погрузив свое лезвие в стену.

Ничья. Семерка буквально повисла на бадье, приковывая ее к земле. Том еще раз попробовал потащить, но бульдозер слишком крепко зарылся в землю. Он попытался выдернуть ковш, поднять его лебедкой, но все, что он получил от блоков их сцепления, был дым. Том фыркнул, переключился на нейтраль и высунулся из кабины. Дэйзи Этта тоже стояла на нейтрали, порыкивала сквозь поломанный глушитель и плевалась через остатки выхлопной трубы. Но после грохота двух мощных моторов тишина была оглушительной.

Келли крикнул вниз:

— Ну что, двойной нокаут?

— Похоже, что да. Что ты скажешь на то, чтобы подойти к ней поближе и немножко ее успокоить?

— Не знаю. — Келли пожал плечами. — Если она действительно остановилась — это первый раз. Я уважаю эту штуку, Том. Она не полезла бы сюда, если бы у нее ничего не было в загашнике.

— Посмотри на нее! Представь, что она обычный, хорошо воспитанный бульдозер и тебе надо ее оттуда вытащить. Ты же видишь, она не может поднять лезвие достаточно высоко, чтобы освободить его из этих клещей. Ты думаешь, ты мог бы это сделать?

— Мда. Это заняло бы у меня пару минут, — вслух подумал Келли. — А она сухая и в хорошей форме.

— О'кей, давай заткнем ее пушки.

— А как?

— А возьмем балку и стукнем разок по ее трубкам — он показал на свернутые медные трубки, по которым сжатое топливо текло от помп к мотору. Несколько футов трубок, выходящих из резервуара и ложащихся кольцами на головку цилиндра.

Когда он это сказал, Дэйзи Этта снова зашлась в реве, как и раньше, то набирая, то сбавляя обороты.

— Ты смотри! — крикнул Том из-за ограждения кабины. — Она подслушивает!

Келли соскользнул по срезу, вскочил на трак лопаты и сунул голову в окно.

— Ну, так собираешься ты взять что-нибудь тяжелое и попробовать?

— Пошли.

Том полез в инструментальный ящик, вытащил здоровенные щипцы, которыми Келли обычно орудовал, заменяя кабели на своей машине, и соскочил вниз. Они осторожно приблизились к бульдозеру. Когда подошли совсем близко, Семерка взревела и задрожала мелкой дрожью. Морда ее поднялась и опустила, лихорадочно завертелись гусеницы. Семерка тщетно пыталась вывернуться из ловушки, куда попало ее лезвие.

— Не нервничай так, сестренка. Ты только в землю зароешься. Стой спокойно и веди себя, как хорошая девочка. Ты же сама напросилась.

— Будь осторожен, — предупредил Келли. Том перехватил щипцы и положил руку на крыло.

Бульдозер вздрогнул, из резинового шланга над радиатором ударила ослепляющая струя кипятка. Ударила в лицо обоим операторам. Они отскочили, ругаясь.

— Ты в порядке, Том? — Спросил через мгновение Келли. Ему обожгло щеку и рот. Том стоял на коленях и промокал лицо краем рубашки.

— Глаза… мои глаза…

— Сейчас посмотрим. — Келли опустился рядом с другом, взял его за запястья, осторожно отвел руки Тома от лица. Присвистнул. — Пошли, сказал он и помог Тому отойти на пару футов в сторону. — Оставайся здесь. — Он прохрипел эти слова, подобрал щипцы и пошел обратно к бульдозеру. Ты, грязная… — проорал он и метнул щипцы как дротик в свернутые кольцом трубы. Взял слишком высоко. Щипцы ударили по изувеченному капоту, проделав в нем глубокую вмятину. Вмятина тут же выпятилась и с громким «таангг» запустила щипцы обратно. Келли пригнулся, щипцы пролетели на его головой и ударили Тома по коленям. Тот упал, как оглушенный бык, но сразу начал подниматься на ноги.

— Давай отсюда, — рявкнул Келли, и схватив Тома за руку, потащил его за угол среза. — Посиди тут. Я сейчас вернусь!

— Ты куда? Келли — будь осторожен!

— Буду, и еще как!

Длинные ноги Келли мгновенно преодолели расстояние между срезом и лопатой. Он взлетел в кабину, потянулся к двигателю и поставил дроссель на полную мощность. Обойдя кресло, он открыл второй дроссель и дизель Мерфи взвыл. Потом он потянул рычаг лебедки назад до упора, повернулся и одним быстрым движением вылетел из машины.

Барабан лебедки повернулся и выбрал слабину. Кабель натянулся, принимая на себя напряжение. Ковш зашевелился под мертвым весом навалившегося на него бульдозера и вскоре задние края огромных плоских траков лопаты начали отрываться от земли. Огромная послушная масса машины подалась вперед, стоя на цыпочках, дизель Мерфи набирал и сбавлял обороты, завывая от напряжения, но удерживал эту страшную тяжесть. Одна струна двойного кабеля лебедки оборвалась и с пением обернулась вокруг стрелы. Машина стояла какое-то мгновение, качаясь на передних сегментах траков, потом потеряла равновесие…

Лопата дернулась вперед и упала, грохоча и сотрясая землю. Стрела, девять тонн прочной стали, лязгнула по лезвию бульдозера, и упала, навалившись на него, всем своим весом еще больше вминая лезвие в крепко сжатые челюсти ковша.

Дэйзи Этта стояла там, уже не пытаясь сдвинуться с места и в бессильной ярости набирала обороты. Келли прошел мимо нее, высморкался и направился к тому месту, где оставил Тома.

— Келли! Я уже думал, что ты никогда не вернешься! Что там произошло?

— Лопата перевернулась через голову.

— Молодец! И раздавила бульдозер?

— Нет. Но стрела улеглась как раз поперек лезвия. Семерка попалась, как крыса, в ловушку.

— Тогда нам лучше проследить, чтоб крыса не отгрызла себе лапу и не вылезла, — сухо произнес Том. — Она еще жива, ведь так?

— Да, но мы это быстро исправим.

— Да. Конечно. Как?

— Как? Понятия не имею. Динамитом, наверное. Как там твоя оптика поживает?

Том открыл один глаз и фыркнул:

— Плохо. Хотя кое-как видеть я могу. Обварил себе веки. Динамит, ты говоришь? Давай сначала подумаем, подумаем.

Том сел, прислонившись к срезу и вытянул ноги.

— Я так скажу тебе, Келли. Последние несколько часов я был слишком занят, чтобы подумать как следует, но есть одна мысль, которая все время крутиться у меня в голове — я начал ее пережевывать еще тогда, когда вы, ребята, знали про все это дело только то, что Ривера покалечился, а я не желал рассказать вам, как. Я надеюсь, ты не назовешь меня сумасшедшим, если я сейчас открою рот и выложу все, что думаю.

— С сегодняшнего дня, — горячо заявил Келли, — здесь нет сумасшедших. И я готов поверить чему угодно, — он сел.

— О'кей. Вернемся к нашим бульдозерам. Как ты думаешь, что в нее вселилось?

— Убей, не знаю.

— Нет — этого ты не говори. По-моему, мы не можем остаться с ответом «не знаю». Мы должны понять, что это за штука, прежде чем решить, что с ней делать. Давай разбираться по порядку. Когда все это началось? На плато. Как? Ривера вскрывал Семеркой старое здание. Эта штука выбралась оттуда. И вот то, к чему я веду: мы складываем все эти факты и получаем она разумная. Она может вселиться только в машину, а не в человека. Она…

— А это почему? Откуда ты знаешь, что не может в человека?

— Потому что у нее был шанс и она этого не сделала. Я стоял как раз рядом с отверстием, когда она выбралась оттуда. Ривера был на бульдозере. Она — сама по себе — не повредила никому из нас. Она вселилась в бульдозер и бульдозер стал буйствовать. Из этого ясно — она не может убить человека, когда находится вне машины, убийство становится единственной ее целью, когда она в машине. Правильно?

Дальше. Когда она вселяется в машину, она уже не может выйти обратно. Мы можем быть в этом уверены, потому что у нее была масса возможностей и она ими не воспользовалась. Эта история с ковшом, пример. Мое лицо было бы еще краснее, если бы ей удалось захватить лопату. И нет сомнений, что она сделала бы это, если бы могла.

— Я тебя понял. Что мы будем делать по этому поводу?

— Вот в этом все и дело. Видишь ли, я не знаю, достаточно ли уничтожить бульдозер? Мы можем сжечь его, или взорвать и все же не убьем того, что мы выпустили на плато.

— Это разумно. Только я не представляю себе, что мы еще можем сделать — кроме как поломать Семерку. Мы ведь даже не знаем, с чем мы сражаемся. Никакой зацепки.

— Думаю, что зацепка есть. Помнишь, я задавал тебе все эти идиотские вопросы о дуге, убившей Пиблза. Ну, когда это случилось, я припомнил пару других фактов. Во-первых, когда оно выбралось из дыры, там, на плато, я унюхал тот запах, который стоит в воздухе, когда варят сталь — или когда молния ударит слишком близко.

— Озон, — подсказал Келли.

— Да. Озон. И потом — она любит металл, а не плоть. Ну и главное это дуга. Это уж было вовсе очевидно. Ты же знаешь, как и я — даже лучше, что дуговой генератор просто не может запустить такую штуку. Он не может убить человека и не может выдать дугу на пятьдесят футов. Но он это сделал. Вот поэтому я и спрашивал тебя, может ли существовать что-то какое-то поле — которое способно высосать из генератора всю энергию быстро и разом. Потому что эта штука электрическая — это все ставит на место.

— Электронная? — с сомнением спросил себя Келли.

— Не знаю, что это. Теперь, когда Пиблз погиб, произошла интересная штука. Помнишь, что рассказывал Чаб? Семерка двинулась назад — прямо назад, футов на тридцать, пока не врезалась в каток, что стоял за ней. Без горючего в стартовом моторе, вообще, без завода — и с открытыми компрессионными клапанами.

Келли, если подумать, эта штука в бульдозере не так уж много может. Она не могла привести себя в порядок после того родео на плато. Она не может заставить машину сделать много больше, чем в эту машину заложено. Что она на самом деле может — это заставить пружину толкать, а не тащить, ну, на рычагах управления. Она может сама открыть клапан или включить стартер. Но если бы она всерьез была всемогущей, ей просто не нужен был бы стартер! Самым серьезным, на мой взгляд, из того, что она до сих пор делала, была эта прогулка после смерти Пиблза. Но почему именно тогда?

— Я думаю, она не любит запаха серы, как это сказано в Доброй Книге, — горько посетовал Келли.

— А ты не так уж неправ. Слушай, Келли, эта штука может чувствовать. Я хочу сказать, ее, например, можно разозлить. Если б нельзя было, она ни за что не стала бы так атаковать лопату. Она может думать. Но если она может все это, тогда ее можно напугать!

— Напугать? А чего же это ей бояться?

— Ты слушай. С этой штукой что-то случилось, когда в нее ударили дуга. Я что-то такое читал однажды в журнале, про теплоту — что молекулы при нагревании начинают носиться, сломя голову. Так?

— Да. Молекулы убыстряют движение, если увеличить подачу тепла. Но…

— Но — ничего. Через четыре часа после этого, машина все еще была горячей. Она была очень странно горячей — не только там, где ударила дуга, как это бывает при сварке — а целиком, от лезвия до топливных баков. Всюду. И температура на задних сегментах траков была такой же как на лезвии, куда бедняга Пиблз успел положить руку.

— И ты только посмотри! — Том приходил во все большее возбуждение по мере того, как его мысли кристаллизировались в слова. — Она была перепугана, перепугана настолько, что сумела двинуться назад, вложила все, чтобы оказаться подальше от сварщика. И после этого ей было плохо. Я говорю это потому, что за все время, как Семерка подхватила это не-знаю-что, она только однажды стояла смирно, не пытаясь убить каждого проходящего человека — в те два дня после того, как ее ударило. У нее хватило пороху завестись самой, когда Деннис подошел к ней с ключом, но она нуждалась в водителе, пока к ней не вернулись силы.

— Но почему она не развернулась и не разнесла сварочный агрегат, когда Деннис взял ее?

— Тут может быть несколько причин. Не хватило сил, или решимости, или она была так испугана, что хотела только убраться подальше от сварщика.

— Но у нее была вся ночь, чтобы вернуться.

— Она все еще боялась. Или… да, конечно! У нее была масса работы. Ее главная цель — убивать людей, это так — иначе концы с концами не сойдутся. Ее для этого построили. Не бульдозер — он в норме, это милейшая машина — а ту штуку, которая им командует.

— Что бы это могло быть, — вслух подумал Келли. — Оно вылезло из этого здания — храма — или чего там еще? — интересно, сколько этому лет? Как долго оно там просидело? Что его там удерживало?

— Его удерживала там странная серая масса, которой храм выложен изнутри, — ответил Том. — Она была как скала и — одновременно — как дым. Она такого особенного цвета, что на нее просто страшно смотреть, а когда мы с Риверой подошли близко, у нас мурашки пошли по коже. И не спрашивай меня, что это. Я потом вернулся посмотреть, но там уже ничего не было. По крайней мере, в здании. Только маленький холмик на земле. Я не знаю, может быть, она вся свернулась в клубок. Мне и думать-то о ней и то страшно.

Келли встал.

— Ладно, забудем про нее. Мы здесь и так слишком долго просидели. Во всем, что ты сказал, достаточно смысла, чтобы попробовать на ней что-нибудь нематериальное, ну, ты меня понимаешь. Если этот сварщик может изгнать дьявола из бульдозера, прекрасно, я готов. Особенно с расстояния в пятьдесят футов. Здесь где-то рядом должен быть самосвал. Ты уже можешь двигаться?

— Думаю, что да. — Том встал и они пошли вдоль края среза, пока не увидели самосвал. Они забрались в него, завелись и поехали по направлению к лагерю.

Где-то на полпути Келли обернулся, посмотрел назад, чуть не поперхнулся воздухом и, прижав губы к уху Тома, крикнул, перекрывая рев двигателя:

— Том, помнишь, что ты говорил про то, как крыса в ловушке отгрызает себе лапу? Ну так Дейзи так и сделала! Она оторвала лезвие вместе с рычагами и теперь гонится за нами!

Они вернулись в лагерь и, задыхаясь от пыли, поднятой самосвалом, остановились у сварщика.

Келли сказал:

— Поищи здесь что-нибудь, чем можно было бы прицепить сварщик к самосвалу, а я пойду принесу воды и чего-нибудь пожевать.

Том улыбнулся. Это надо же, чтобы старина Келли, забыл, что к самосвалу нельзя пристроить прицеп. Он подошел к инструментальному ящику, вгляделся через узкую щелочку между обваренными веками, сунул руку за ящик и извлек оттуда цепь с защелками. Снова залез на самосвал, развернул его и подогнал к сварочному агрегату. Пропустил цепь через кольцо на конце контрольной панели сварщика, задвинул защелку и набросил цепь на передний буксирный крюк самосвала. Поскольку самосвал был класса Дамптор, у него не было ни настоящего переда, ни настоящего зада, он двигался с одинаковой скоростью любым концом вперед и вести его «наоборот» не составит труда.

Тяжело топая и задыхаясь, набежал Келли.

— Ты все сделал? Хорошо. Цепью? Нет прицепа. Дэйзи приближается. Давай поедем берегом, мы сможем довольно далеко убраться из этой ловушки, прежде чем она увидит нас. И дорога вполне приличная, хотя, конечно, есть риск, что мы утопим этот гроб в песке.

— Хорошо, — согласился Том, забираясь на самосвал и подхватывая открытую банку пива. — Только поезжай осторожно, если нас будет трясти, сварщик может слететь с крюка. А мне почему-то не хочется его потерять.

Они тронулись и понеслись по берегу. Четверть мили спустя, они увидели, что Семерка выползает на площадку. Заметив самосвал, она немедленно развернулась и двинулась наперерез.

— Вот она, — прокричал Келли и всей тяжестью навалился на акселератор. Том перегнулся через спинку сиденья и не сводил глаз с буксирного крюка.

— Эй! Осторожней! Легче! Эй!!

Но было слишком поздно. Какой-то из толчков оказался для сварщика последней каплей. Цепь взвилась в воздух, соскользнула с крюка, сварщик резко дернулся, тяжело накренился влево, цепь попала под колеса, застряла там, агрегат перекатился через нее и встал, неестественно перекосившись. Только чудом не перевернулся.

Келли ударил по тормозам и у обоих операторов чуть не слетели головы с плеч. Они соскочили с самосвала и бросились к сварщику. Агрегат был цел и невредим, но буксировать его было не на чем.

— Если мы все еще собираемся устраивать шоу, нам придется делать это здесь.

Берег был почти тридцать ярдов в ширину, песок почти ровный, по внутреннему краю тянулись холмики травы, напоминавшие подушки или, скорее, маленькие острова. Пока Том возился с машиной, проверяя стартер и контакты генератора, Келли подошел к холмику, забрался на него и стал глядеть назад, в ту сторону, с которой они приехали. Вдруг он начал кричать и размахивать руками.

— Что с тобой стряслось?

— Там Эл! — отозвался Келли. — И каток!

Том уронил то, что проверял, подошел и встал рядом с Келли.

— Где Семерка? Я ее не вижу.

— Повернула вдоль берега и идет по нашему следу. Эл! Эл! Ты, маленький трусишка, давай сюда.

Теперь Том мог смутно разглядеть очертания катка, ломящегося сквозь заросли к берегу.

— Он не видел Дэйзи Этта, — с отвращением произнес Келли. — Иначе поехал бы в другую сторону.

В пятидесяти ярдах от них, Эл дернул рычаг и сбавил обороты. Келли продолжал звать его и размахивать руками. Эл встал на сиденье и сложил руки рупором.

— Где Семерка?

— К чертям Семерку. Давай сюда, со своим катком.

Эл не сдвинулся с места. Келли выругался и пошел к нему.

— Не подходи, — сказал Эл.

— У меня нет времени с тобой возиться, — ответил Келли. — Веди каток на берег.

— Где Дейзи Этта?

У Эла был странно напряженный голос.

— Как раз позади нас, — Келли показал большим пальцем через плечо. На берегу.

Маленькие глаза Эла выпучились так, что послышался треск. Он повернулся, спрыгнул с машины и побежал. Келли пробормотал короткое слово, которое было, пожалуй, самым неприличным из тех, что он когда-нибудь произносил, и вскочил на каток.

— Эй! — прокричал он вслед уменьшающейся фигуре Эла. — Ты бежишь прямо на нее. — Эл, будто и не слыша его, еще быстрее побежал к берегу.

Келли поставил машину на пятую скорость и выжал сцепление. Когда каток тронулся, он потянул вперед рычаг управления, еще выжал сцепление, чтобы перескочить на шестую скорость, поставил рычаг управления на место и все это так быстро, что машина даже не запнулась. Ныряя и подпрыгивая на неровной почве, быстрая машина фыркнула к берегу.

Том возился со сварочным агрегатом — уши говорили ему о местоположении Семерки больше, чем глаза, ибо бульдозер безусловно не был легконогой балериной — в особенности теперь. Келли подкатил к нему.

— Заходи сзади, — скомандовал Том. — Я зацеплю скрепкой за цепь, а ты посмотри, сможешь ли оттащить сварщик к тому карману между двумя холмиками. А где Эл?

— И не спрашивай. Он побежал вперед навстречу Дейзи.

— Он что?

Грохот двухтактного двигателя заглушил ответ Келли, если какой-нибудь ответ был. Он подъехал к сварщику сзади и осторожно прижал к нему лезвие. Потом на малой скорости, слегка касаясь ключа, он медленно вытолкал агрегат к тому месту, которое указал Том. Это была глубокая щель между двумя скошенными дюнами. Шумел прибой, не далеко от щели была воткнута вешка, обозначавшая верхнюю границу прилива, а сама вода плескалась всего в нескольких футах.

Том поднял руку и Келли остановился. С другой стороны шельфа, недоступная их взгляду, ревела сквозь поломанный глушитель Семерка. Келли спрыгнул с катка и побежал на помощь Тому. Тот яростно сбрасывал на землю мотки кабеля, обычно висевшие на тыльной стороне сварщика.

— В чем дело?

— Мы ведь должны как-то заземлить Семерку, — выдохнул Том. Он бросил последний кабель, разровнял его и повернулся к панели. — Как там было шестьдесят вольт и амперы на «специальное применение»? — Он отрегулировал приборы и нажал на кнопку включения. Мотор немедленно заработал. Келли подхватил зажим нижнего кабеля и держатель головки и постучал ими друг о друга. Предохранитель соленоида подхватил напряжение, и мотор рыкнул, когда вспыхнула белая молния.

— Хорош, — сказал Том, выключая генератор. — Давай, генерал-лейтенант из «Дженерал Электрик», придумывай способ заземлить это чудище.

Келли плотно сжал губы и покачал головой.

— Я не знаю. Разве что кто-то из нас подберется к ней с зажимом.

— Нет, малыш, так нельзя. Если одного из нас убьют…

Келли беспечно подкинул зажим заземления носком ботинка. Его сухое тело было натянуто как струна.

— Не надо, Том. Ты же знаешь, что это должен быть я, потому что ты плохо видишь. И не справишься. Ты знаешь, ты сделал бы это, если бы мог. Ты же знаешь…

Он остановился, потому что равномерно растущий рокот приближающейся Семерки вдруг оборвался, умолк, сменился тем неровным взвизгиванием, которое Дейзи Этта издавала, когда нервничала.

— Что там с ней стряслось?

Келли вскарабкался на дюну.

— Том, выдохнул он. — Том, подойди сюда!

Том забрался к нему, и они улеглись рядом на краю дюны и уставились на совершенно ошеломляющую картину внизу.

Дейзи Этта неподвижно стояла на берегу, около самой воды. Перед ней где-то в тридцати футах — раскинув руки и что-то яростно втолковывая, стоял Эл Новелз. Дейзи грохотала так, что слов его не было слышно.

— Ты думаешь, у него хватило пороху задержать ее, чтобы дать нам время? — спросил Том.

— Если это так, — выдохнул Келли. — Это самое странное, из того, что случилось на этом острове.

Семерка вогнала себя в дрожь, потом начала сбавлять обороты. Сначала казалось даже, что она выключила мотор, но потом снова рявкнула и переключилась на нейтраль. И вот тогда они услышали.

Голос Эла был истерически высок.

— Я пришел, чтоб помочь тебе, правда, чтоб помочь, не убивай меня, я хочу помочь… — Эл сделал шаг вперед, бульдозер фыркнул и он упал на колени. Я буду мыть тебя, и смазывать, и менять тебе масло… — он почти пел.

— Слушай, этот парень не человек, — удивленно сказал Келли.

— Зато не громила, — хихикнул Том.

— Позволь мне помогать тебе. Я буду тебя чинить, если что-нибудь сломается. Я помогу тебе убить всех остальных…

— Как будто она нуждается в помощи, — заметил Том.

— Мерзавец, — буркнул Келли. — Проклятый маленький вонючий двуличный хорек! — он встал. — Эй ты, Эл! Уходи оттуда. Немедленно. Двигайся, потому что если она тебя не шлепнет, это сделаю я.

— Заткнись! — взвыл Эл. — Я знаю, кто теперь здесь хозяин, да и ты тоже, — он показал на бульдозер. — Она убьет нас всех, если мы не будем делать так, как она хочет! — он снова повернулся к машине. — Я убью их для тебя. Я буду мыть тебя, полировать, я починю твой капот. Я поставлю на место лезвие…

Том подтянулся и схватил Келли за ногу как раз в тот момент, когда тот, слепой от ярости, чуть не ринулся с дюны вниз.

— Назад, — пролаял Том. — Ты что, решил пожертвовать жизнью за право надрать ему уши?

Келли подчинился и опустился рядом с Томом, закрыв лицо руками. Он дрожал от ярости.

— Не грызи себя, — сказал Том. — Парень явно ненормальный. С ним бессмысленно спорить — все равно, как спорить с Дейзи. Если кто-то должен его убить, пусть это сделает Семерка.

— Да не в этом дело, Том. Я знаю, что он не стоит того, но не могу же я сидеть и смотреть, как его убивают. Я просто не могу, Том.

Том похлопал его по плечу, не зная, что сказать. Вдруг он напрягся, щелкнул пальцами.

— Вот чем мы ее заземлим, — сказал он показывая рукой в сторону моря. — Вода — мокрый берег, там где прибой. Если мы сможем забросить в воду зажим нижнего кабеля — тот, что заземляет, а потом заманить ее к воде…

— Надо заземлить каток, загнать его в воду. Ну хоть наполовину. На это у нас хватит кабеля.

— Правильно, пошли.

Они соскользнули с дюны, подняли нижний зажим, прикрепили его на раму катка.

— Я поведу его, — сказал Том и, обращая внимания на удивление Келли, толкнул напарника к сварочному агрегату. У нас нет времени на споры! буркнул он, вскочил в кабину катка, дернул рычаги и был таков. Келли кинулся было за катком, но заметил, что изгиб нижнего кабеля захватил колесо сварщика. Он нагнулся, вытащил кабель и расправил его, чтобы тот шел ровно. Том, по давней привычке оператора, думавший только о выполнении конкретной задачи, внимательно следил за тянущимся по песку кабелем. Когда кабель натянулся, Том остановился. Переднюю часть катка омывал слабый прибой. Он слез с катка, чтобы быть подальше от Семерки и попробовал присмотреться. Что-то двигалось, и мотор Дэйзи Этта рокотал громче, чем раньше, но он не мог ничего отчетливо различить.

Келли взял сварочную головку и полез на свой наблюдательный пункт за краем дюны. Эл уже стоял на ногах, но все еще что-то истерически бормотал и с каждым шагом приближался к Дэйзи Этта. Келли нырнул вниз, врубил дуговой генератор, снова забрался на дюну и пополз, скрываясь в низкой траве, параллельно берегу, пока головка не дернулась в его руке и он не понял, что натянул кабель до предела. Он внимательно осмотрел берег, прикинул на глаз, какая дуга получится у него, если он оставит свою теперешнюю позицию и продолжая натягивать кабель, спрыгнул вниз, на песок. Ни при какой погоде он не подойдет к сумасшедшей машине и на семьдесят футов, не говоря уже о пятидесяти. Ее нужно подманить, ее нужно загнать в воду или на мокрый песок…

Эл Новелз, ободренный явным решением машины не двигаться, подходил к ней все ближе, слова текли из его рта:

— Мы убьем их всех и сохраним секрет, и когда та комиссия приедет и заберет нас с этого острова, мы найдем другую работу и там мы убьем еще больше… когда твои траки высохнут и начнут скрипеть, мы польем их кровью, так? И ты будешь настоящий король на горе, большая шишка… посмотри туда, только посмотри туда, Дэйзи Этта, видишь их там, рядом с тем катком, убей их, убей их, убей их, Дейзи, и дай мне помочь… слушай меня, Дейзи, скажи, что ты слышишь меня… — и в ответ взревел мотор. Эл положил дрожащую руку на решетку радиатора. Чтобы сделать это, ему пришлось сильно наклониться вперед, а бульдозер все еще стоял там, рыча, но не двигаясь с места. Эл отступил назад, махнул рукой и медленно пошел по направлению к катку, время от времени оглядываясь и повторяя, как повторял бы человек, приручающий собаку:

— Пошли, пошли, вот он там, один, давай убьем его, убей его, убей его.

Бульдозер фыркнул, набрал обороты и поехал за ним.

Келли безуспешно попытался облизать губы — его рот уже пересох. Сумасшедший прошел мимо него прямо по центру берега, а бульдозер, который уже не был похож на бульдозер, следовал за ним, а песок был сухой, выжженный солнцем, сожженный в пыль. Когда бульдозер проехал, Келли поднялся на четвереньки и соскользнул с дюны обратно на берег. И скорчился там.

— Я люблю тебя, малышка, я на самом деле очень тебя люблю, — пел Эл.

Келли побежал, пригнувшись, как под пулеметным огнем, пытаясь сделаться как можно меньше и ощущая себя огромным, как городские ворота. Теперь под его ногами был разметенный бульдозером песок. Он остановился, не решаясь подойти слишком близко, опасаясь, что слабея, плохо заземленная дуга сорвется с головки в его руках и только предупредит и разъярит то, что засело в бульдозере. И тут Эл увидел его.

— Вот! — вскрикнул он и бульдозер остановился. — За твоей спиной! Возьми его, Дейзи, убей его, убей его, убей его!

Келли устало выпрямился. Ярость и разочарование были почти нестерпимы.

— Замани его в воду! Намочи ее траки, Эл!

— Убей его, убей!

Когда бульдозер начал поворачиваться, что-то зашевелилось на катке. Это был Том. Он прыгал, кричал, ругался, размахивал руками. Потом выскочил из-за катка и побежал к Семерке. Мотор Дейзи Этта взревел, и бульдозер кинулся Тому навстречу. Эл едва успел отскочить с дороги. Том резко свернул, волна песка полетела из-под его ног, и побежал прямо к воде. Забежал в море по грудь, вдруг исчез, вынырнул отплевываясь и все еще что-то крича. Келли крепче перехватил головку сварщика и ринулся вперед. Дейзи, рванувшись за Томом, где-то в пятнадцати футах обогнула каток и теперь тоже заехала в воду. Келли сокращал расстояние между ней и собой так быстро, как только позволяли его длинные ноги. И когда он приблизился на вожделенные пятьдесят футов, Эл. Новелз бросился на него.

Эл брызгал слюной, что-то бормотал. Они буквально врезались друг в друга. Эл споткнулся, и его голова ударила Келли в живот, буквально вышибая дух из оператора. Келли упал, как спиленный ствол, весь мир для него закружился в красно-сером потоке. Эл навалился на противника, царапаясь и кусаясь, он был слишком зол, чтобы сообразить, что лучше использовать кулаки.

— Я буду убивать тебя, — прохрипел он. — Я убью одного, а она второго, и тогда она поймет…

Келли закрыл лицо руками и, когда воздух вернулся в его ссохшиеся легкие, рванулся и резко сел. Эл полетел вверх и вбок, в тот момент, когда он ударился о землю, Келли протянул длинную руку и погнал свои пальцы в жесткие волосы Эла, поднял его голову и кулаком свободной руки нанес удар, непременно убивший бы противника, если бы Эл не сумел во-время дернуться так он только размозжил скулу. Эл упал и больше не шевелился. Келли лихорадочно стал обшаривать песок в поисках головки сварщика, нашел, поднялся и снова побежал. Теперь он совсем не видел Тома, а Семерка стояла в прибое, время от времени качаясь в стороны или назад, гудя от ярости. Келли слепо выставил перед собой головку сварщика и побежал прямо на бульдозер. И тогда он ударил — тонкий бесшумный луч. Снова. Но в этот раз — в полную силу. Ибо кипящая вода прибоя была лучшим заземлителем, чем тело бедного старины Пиблза. Дейзи Этта буквально прыгнула к нему задом, и горячая волна ринулась из-под ее траков. Рев моторов поднимался все выше и выше, прервался, перешел в ритмичный неуверенный стук. Она бросалась из стороны в сторону, как кошка с мешком на голове. Келли подошел еще ближе, надеясь, что из головки в его руке вылетит еще один луч, но луча не было, потому что…

— Предохранитель! — крикнул Келли.

Он швырнул головку сварщика в бульдозер. Она упала на приборную доску, как раз перед сидением. А сам Келли бросился бежать через берег, наискосок, туда, где стоял сварщик. Он забежал за панель управления, положил палец на кнопку и вдавил ее.

Дейзи Этта прыгнула снова, потом еще… и вдруг ее мотор умолк. Волна тепла, исходившая от бульдозера, делала его очертания расплывчатыми. С грохотом пушечного выстрела взорвался маленький бак стартера. А за ним последовал большой, тридцать-сорок галлонов дизельного топлива. Он скорее открылся, чем взорвался и багровый занавес огня опустился на песок за машиной. Потом — мотор не мотор — Келли явственно увидел, как бульдозер корчится в конвульсиях. Весь корпус будто пополз, движение началось от топливного бака — к голове машины, и от гусениц — вверх. Волны сошлись на решетке радиатора, а потом кусок металла где-то в шесть или семь квадратных дюймов буквально переполз вперед. На мгновение он застыл там, а потом растаял и потек по бокам, выбрасывая вверх мелкие искры там, где наталкивался на остатки краски. И только тогда Келли почувствовал, как болит его левая рука. Он посмотрел вниз. Генератор сварочного агрегата остановился, хотя мотор еще работал, сломав свой собственный плавкий предохранитель. Из самого генератора, превратившегося в бесполезный кусок металла, шел дым. Келли однако не закричал, пока не поднял руку и не увидел, что с ней стало.

Придя в себя, он позвал Тома, но никто не отозвался. Наконец, он увидел что-то в волнах и кинулся туда. Когда его левая рука вошла в холодную соленую воду, он не ощутил боли — шок уже лишил руку чувствительности. Он ухватил Тома за рубашку здоровой рукой, а потом земля уплыла у него из-под ног. Значит, вот в чем дело — глубокая яма под самым берегом. Семерка подъехала к самому краю ямы, а Том хотел заманить ее глубже в воду и…

Он яростно забился, пытаясь добраться до берега — такого близкого и такого недоступного. Он хорошо хлебнул морской воды и если бы не земля, ударившая его под колени, несомненно захлебнулся бы от усталости. Чуть не плача, от того, что ноша слишком тяжела, он вытащил грузное тело Тома на песчаный берег за линией прибоя. Услышал плачь, хныканье ребенка, на какое-то мгновение подумал, что это он сам, потом поднял глаза и увидел, что это Эл Новелз. Келли оставил Тома и подошел к изувеченному существу.

— Вставай, ты, — прорычал он. Плач только стал громче. Келли перевернул Эла на спину — тот совсем не сопротивлялся — и бил по щекам пока тот не пришел в себя. Тогда он поднял Эла на ноги и подтащил к Тому.

— Стань на колене, урод. Просунь свое колено, между коленями Тома. Эл не двигался. Тогда Келли снова ударил его и Эл сделал, как ему было сказано.

— Положи руки на нижний край его ребер. Так. О'кей. Наклонись ты, крыса. Теперь сядь, — он сел на песок, придерживая здоровой рукой левое запястье, не обращая внимания на кровь, струившуюся из искалеченной руки. — Наклонись, придержи — назад. Наклонись. Назад. Вперед. Назад.

Сначала Том вздохнул, потом его вырвало, а после этого все было в порядке.

Мы рассказали вам историю про Дейзи Этта, машину, которая сошла с ума и зажила своей жизнью, а не про ракетные испытания, о которых известно только то, что это были те самые испытания, о которых не говорят. Но вы могли об этом услышать — слухи-то не остановишь. А ходят слухи, что проверялась принципиально новая система управления, и что было доказано, что она никуда не годится. Это была большая пташка с приличным зарядом и улетела она далеко-далеко. Слух уверенно сообщает, что а) она рухнула где-то в не нанесенных на карту джунглях Южной Америки и что б) жертв нет. А вот о чем действительно не говорят, так это о секретном докладе, утверждающем, что оба пункта — ложь. И только два человека (читатели этого рассказа не в счет) знают, что пункт а) — действительно вранье, а пункт б), как ни странно, отвечает истине — ибо жертв на самом деле не было.

Это знает и Эл Новелз, но он тоже не в счет.

А произошло это через два дня после смерти Дейзи Этта. Том и Келли сидели (нашли где!) в тени разрушенного храма. Они возились с пером и бумагой, пытаясь справиться с неисполнимой задачей — написать репортаж о том, что произошло на острове, и объяснить, почему их компания не смогла выполнить условия контракта. Они нашли Чаба и Харриса и похоронили рядом с остальными. Эл Новелз лежал связанный в тени: они услышали, как он бредит во сне — похоже он так и не поверил, что Дейзи Этта мертва и все еще хотел убивать для нее операторов. Они оба знали, что будет расследование, и знали, как воспримут их историю, а после того, как они избавились от Дейзи Этта, жизнь казалась им слишком прекрасной, чтобы проводить ее в тюрьме или сумасшедшем доме.

Боеголовка ракеты ударила туда, где стоял их лагерь — между пирамидой бочек с горючим и складом динамита. Второй удар на мгновение осветивший мили две в окружности, ударил как раз рядом с могилами. Келли и Том, спотыкаясь, подбежали к краю плато и какое-то время следили, как падают обломки ракеты и взлетают в воздух куски их собственного оборудования. Первым опомнился Келли:

— Боже, храни их неуклюжие лапы! — обрадовался он, взял у Тома исписанные листки бумаги и разорвал наискосок.

Но Том покачал головой и махнул рукой назад, в сторону кургана.

— Он расскажет им.

— Он? — спросил Келли и так красноречив был его тон, что перед глазами немедленно встал образ Эла Новелза с его запинающейся речью, слюнявым ртом и широко распахнутыми безумными глазами. — Пусть говорит, сказал Келли и еще раз разорвал бумаги.

И они позволили ему рассказать.

Загрузка...