1.
Ула проснулась на рассвете и не сразу сообразила, где находится.
Она в чужом комбинезоне, завёрнута в одеяло, под щекой вместо подушки — кучка хрустящих водорослей, прикрытая концом того же одеяла. Над головой неровный каменный потолок, а сбоку, совсем недалеко, тихий прибой облизывает песок пляжа.
Да она ведь заснула в бухте после беготни от Фреда!
Невидимый собеседник, наверное, жутко сердится. Вчера так и не разговаривали почти что, она сразу отрубилась. Если он вообще не уплыл куда подальше.
«Уэно!»
Плеск воды, чуть громче обычного.
«Я здесь».
Ула шумно выдохнула. До неё долетела ментальная улыбка.
«Да куда ж я отсюда денусь? Кто ещё способен меня услышать, кто ещё решится со мной поговорить?»
Она тоже улыбнулась.
Забавно он всё же разговаривает. Откровенно, и ей это нравится. Когда не скрывает что-нибудь, разумеется, к примеру, свой облик…
Она выглянула из-под навеса, быстро взглянула наверх и по сторонам, снова спряталась.
«А ты пробовал?» — Ула недоумённо повела плечами.
Невидимый собеседник скрытничал меньше, и она подметила, что он стал говорить о себе в мужском роде.
«Пробовал», — ответ был откровенно мрачным.
«И как?»
«В основном, меня не слышат. Те, кто слышит, чаще всего пугаются. Крайне редко удавалось пообщаться с кем-то, и, как правило, это были дети. Не всегда человеческие».
Ула пришла в несказанное удивление. Но не забыла при этом высунуться из-под каменного козырька и повертеть головой.
«Здесь же много таких, как ты! Почему же ты с ними не общаешься?»
Ментальный вздох, громкий, глубокий и долгий, как шум водопада.
«Я один такой, других нет».
М-м-м?
«Так ты не дельфин?! Не косатка? Не кит?»
Она гадала бы долго, если бы не заметила, что он не отвечает.
Молчание.
Вот же она самоуверенная и наивная, сама сделала вывод, сама в этот выводповерила.
«Уэно, покажись, а? Я ж умру от любопытства! Кто ты?»
Молчание.
Ну ладно, время есть, успеет она упросить его предстать перед ней воочию. Во-о-от, он уже улыбается, это слышно. Точно-точно, Оптимистка, как в косметике у Лизы.
На сей раз Ула выбралась из-под навеса ещё дальше и долго осматривалась и прислушивалась. Ребята могли проследить, куда она полезла, Фред тоже вдруг да заметил, не приведи боги…
«Почему ты постоянно беспокоишься, что тебя увидят?»
«Да тут всё время кто-нибудь мешает разговаривать. Хорошо хоть, я этот навес разглядела, теперь меня с обрыва не видно».
До неё долетела ментальная улыбка.
«Это ты мне подсказал!» — догадалась она.
«Ага».
Ула хихикнула. Забавно, Уэно подхватил её словечки. Дельфин или не дельфин, или кто он там — телепатически разговаривает земными диалектными и жаргонными словами. Это крайне забавно.
«Я рад», — про этот посыл можно было сказать, что Уэно подсмеивается по-доброму над ними обоими.
«И могу подсказать ещё лучше. Тут есть грот. Сверху его увидеть нельзя, попасть туда можно только из воды. Плавать умеешь?»
«Умею».
«Тогда заходи в воду и плыви… м-м-м… влево. Ты увидишь его».
«А если я захочу нырнуть?»
«Тогда я подскажу, не пропустишь. Плыви, не бойся».
Это был явный вызов. Она не боялась, но всё-таки медлила, всё-таки ей было как-то… страшновато.
Она одёрнула сама себя. Или рискнёт шагнуть в воду и поплыть, рискнёт быть съеденной. Или никогда не узнает и не увидит того, что ей хотят показать. Хотели бы её съесть, так давно бы съели.
Ах да, ещё надо раздеться, не то и плыть в комбезе сложно, и намокнет он в солёной воде, будет липким и жёстким, когда высохнет. Он же обычный, не такой, как её вишнёвый…
Ула оставила одеяло под навесом, скинула Рыжикову одёжку, быстро, чтобы не передумать, вбежала в воду и поплыла.
Она энергично загребала руками и ногами и явственно ощущала, как рядом аккуратно скользило незримое, сильное тело, легко рассекая воду. От него расходились волны. Они мягко покачивали девушку, будто баюкали.
Она набрала воздуха в грудь, нырнула и поплыла под водой.
Безмятежность. Ула ощутила её сразу же. Словно зеркальная, колышущаяся поверхность оставила за собой не только весь остальной мир, но и все проблемы, связанные с ним. Ула плыла под водой и улыбалась, а над нею клубились её волосы, танцевали, будто водоросли.
2.
«Грот», — предупредил Уэно.
Она вынырнула, остановилась в воде, пошевеливая руками, словно плавниками, отдышалась. И увидела.
Выступ слева, выступ справа, а над ними козырёк, гораздо больше, чем пляжный. Спуск к воде возвышается едва ли на локоть, но это всё ещё бухта, прибой тихий, волны не захлёстывают в пещеру. А её стены… Мама дорогая! Полупрозрачные, жёлто-зелёные, с переходом от оливкового до изумрудного, с волокнистыми, туманно-облачными, стебельчатыми структурами в ярко-зеленоватой толще.
Грот был драгоценным, в буквальном смысле, и камень действительно походил на хризолит. Вот уж точно, Сокрывшая, потому что она никому не расскажет об этом гроте и не покажет его. И разговаривать с Уэно лучше всего именно здесь, а не на пляже, а то мало ли…
Ула оперлась локтями на низкий порог и любовалась. А когда захотела забраться внутрь, то обнаружила, что слишком скользко. И тут её подпихнули под пятую точку чем-то некрупным — плавником? — да так, что она разом влетела в драгоценную пещеру и рухнула на груду водорослей.
Они пахли йодом и солью. Некоторые были сухими, хрупкими, и тут же раскрошились под весом её тела. Другие оказались гибкими и упругими, к тому же длинными. Ула выбрала из большой кучи именно такие и обмоталась ими. Вот теперь она точно — русалочка с пляжа, голая, мокрая, в морских травах.
Кстати, что удивительно — ей не холодно, хотя она голая и мокрая. Водоросли греют или хорошее настроение?
Ула плюхнулась с размаху на шуршащую груду, повалялась, покаталась, раскинула руки по сторонам и замерла, глядя в неровный, мягко мерцающий, зеленоватый потолок. Вздохнула. Какой тут потрясающий уют!
«Что такое — уют?» — спросил Уэно.
А?
Ула опомнилась и попробовала объяснить.
«Это когда тебе спокойно и радостно в той обстановке, что тебя окружает. Когда всё вокруг знакомо, удобно, безопасно. Когда никуда не нужно спешить, никто не торопит, ничего не требует, не надоедает. Когда можно с кем-то поговорить на общие, интересные для вас обоих темы или просто тихо и мирно посидеть бок о бок, помолчать, подумать… Уютно…»
«Понимаю. Мне в воде спокойно и удобно, всё вокруг знакомо и обычно безопасно. Уютно… Вот только поговорить не с кем, я всё время один».
«Теперь не один!»
«Надолго ли? Люди на острове постоянно меняются, приезжают, уезжают. И ты ведь уедешь».
Ула не ответила, да ему этого и не требовалось. И так всё понятно.
Она закусила одну губу, а затем и вторую. Размышляла. Возможно, ей удастся выпросить ещё какое-то время здесь и пробыть на острове дольше.
Он улыбнулся, с оттенком печали.
А она вдруг рассердилась, а потом заплакала.
«Да-а, тебе там уютно, в воде, в привычной обстановке. А мне — нет! Мне не комфортно разговаривать, не видя собеседника! Неуютно!!!»
Чуть не сказала — не видя лица, не видя выражения глаз.
«Уэно, ну пожалуйста, покажись! А?»
А то она уедет и так никогда и не узнает, с кем тут разговаривала.
Он не ответил.
И она заплакала пуще.
Молчание.
И вдруг…
«Тогда плыви обратно на пляж. Если я покажусь тебе здесь, и ты испугаешься в этом тесном гроте, то от страха можешь убиться об стену».
— Что?! — Ула оторопела. Она не знала, смеяться или плакать.
«Я часто слышал это выражение от людей. Люди очень эмоциональны. А разве это неправда?»
Убиться об стену, точно. От смеха.
Но тут до Улы долетело такое, что смеяться ей разом расхотелось. Чужая печаль накрыла океанской волной. Эта волна била наповал. Ула чуть не зарыдала.
«Так что плыви на пляж. Там хоть убегать есть куда. Если после того, как меня увидишь, ты убежишь и больше никогда не вернёшься, чтобы поговорить…»
Ула вздрогнула.
«Да не убегу я! Доверяю ведь уже…»
Она бросилась в воду и поплыла, чтобы не убеждать его дальше. Чтобы не разрыдаться. Снова рядом с нею скользило невидимое сильное тело, потоки рассекаемой воды касались Улы, снося девушку в сторону. Она выбралась на песок и присела у кромки тихого прибоя.
3.
Некоторое время ничего не происходило.
Ула сидела на песке, слушала шелест прибоя, посвист ветра, собственное прерывистое дыхание. Смотрела в воду, где даже ни одной рыбёшки не было. Бухта просматривалась до самого дна и казалась пустой, но девушка теперь доподлинно знала, что это не так.
Когда она уже устала ждать, когда она решила, что Уэно передумал, когда она предположила, что тут больше ничего не произойдёт…
Неподалёку на пляж выползло что-то длинное, тёмное, блестящее от воды, извивающееся. Ула подскочила. Кто это?! Морской змей?!! Она не успела ни ужаснуться, ни закричать. Кончик тёмного, извивающегося тела перекатился с боку на бок, и на нём стали видны присоски. Щупальце осьминога!
Оно выглядело отрубленным, его продолжения было не видно в прозрачной воде. И снова Ула не успела ни ужаснуться, ни закричать.
По щупальцу побежала пёстрая рябь, оно всё удлинялось и удлинялось, проступая в хрустальной толще. И вот Уэно показался весь целиком. Это, в самом деле, был осьминог. Огромный! Как девятиэтажный дом с одним подъездом, что кое-где ещё остались на Земле.
Он едва помещался в бухте. Каким образом Ула там плавала до грота и обратно? Как он ухитрялся уступать ей дорогу, как отодвигался, куда?
В громадных тёмных глазах светился разум и печаль древнего, одинокого существа. Глаза Уэно были бы похожи на человеческие, с веками, со зрачком, радужкой и белком, если бы не эти самые зрачки, вертикальные и прямоугольные. Зрачки пульсировали, то сжимаясь до еле заметной щели, то снова расширяясь в прямоугольник. Уэно медленно моргнул. На каждом из двух его век Ула, свернувшись калачиком, могла бы поместиться целиком.
«Не бойся, не убегай».
Она не могла убежать, даже если бы захотела. Ноги словно вросли в серповидный пляж, всё тело застыло. Прошло несколько секунд, и она, выйдя из ступора, села на песок там, где стояла.
Теперь Ула поняла, откуда взялась байка про Глаза Моря.
Вся кожа Уэно идеально сливается с водой. Вся, кроме глаз, если они в этот момент не прикрыты веками. Это удивительно, что у него есть веки, как у людей, в отличие от земных мелких осьминогов. Но плавать с закрытыми глазами не очень-то удобно.
Теперь Ула поняла, почему он точно не может выйти из воды. Он слишком велик для этого, а вода сильно уменьшает вес. Вообще-то мелкие земные осьминоги спокойно выбираются на сушу и ползают по пляжам, ловят крабов.
Теперь Ула поняла, почему он опасался ей показаться. Он был уверен, что она сбежит навсегда. Тут кто угодно испугается. Осьминог величиной с дом!
«Ну что, поехали дальше?» — сейчас она ни за что не забыла бы, что можно говорить не вслух. Голос её наверняка бы подвёл.
«Что такое — поехали?»
«Я же рассказывала! Смотри…»
4.
Она рассказывала и рассказывала, показывала и показывала мысленные картинки. Лишь бы её больше не накрывала эта океанская волна неимоверной тоски. Она сидела на песке возле кромки прибоя и больше не боялась, что её тут обнаружат. А Уэно… Он снова слился с водой так, что бухта казалась опустевшей. Ула больше не протестовала. В конце концов, ему следовало опасаться гораздо больше, чем ей, того, что кто-нибудь увидит.
Уэно интересовался, чем и как живут люди. Он хотел узнать о людях всё. Он задавал вопросы, много вопросов.
Что такое работа и зачем она нужна. Что такое деньги, что такое хобби, карьера, творчество. Семья, дети, родители, бабушки, дедушки. Дача, сад, огород, лес, грибы, ягоды. Рисование, пение, стихосложение, писательство. Танцы он уже видел… Ужас-ужас-ужас! Ей и тыщи лет не хватит!
Точно надо выпросить любыми путями ещё хоть неделю на острове…
«Не плачь».
Ула до сих пор не могла сказать вслух ни слова, в горле застрял ком. А если ей не разрешат тут остаться, да ещё и депортируют?
«Я могу спрятать тебя в гроте или на одном из островков, где нет людей. Там тоже есть пещеры. Я могу приносить тебе рыбу…»
А жарить её на чём?
«…и фрукты».
Поедать одни фрукты безо всего остального — гарантированно не вылезать из сортира.
«Не плачь».
Она всхлипнула.
«Да ты сам плачешь! Иначе с чего же меня так кроет не по-детски?»
«Я не умею».
«Плакать можно и без слёз. Да ты сам того не разберёшь, умеешь или нет. Ну, чем одна солёная вода отличается от другой солёной воды?»
«Не переношу слёзы».
«Уже знаю. Если бы знала раньше… Впрочем, нет. Не люблю заставлять…»
«Не плачь».
Из воды высунулся тонкий кончик огромного щупальца и попытался погладить её по голове. Аййй!!!
Ула подскочила и вцепилась в это щупальце обеими руками.
— Не шевелись! Не двигайся! Замри, совсем замри!
«Замер. А дальше что?»
А дальше она долго-долго отцепляла прилипшие к присоскам волосы.
«И больше никогда, ни за что, ни зачем — не гладь меня по голове!!!»
«Понял».
Она снова заплакала…
Он предложил ей задавать вопросы, она не могла сообразить, о чём.
Он предложил её покатать. Она тут же отпрыгнула подальше — вовсе не от страха, как тут же принялась объяснять. Просто — как это будет выглядеть? Бегущая по волнам?
Он предложил принести для неё еды, она ведь устала. Она отказалась, на пляже не на чем еду готовить. А дома полный холодильник уже приготовленного и замороженного.
«Что такое — замороженное?»
Ага, а ещё — что такое мороженое, и так далее, и так далее…
«Оставь на завтра какие-нибудь вопросы, а то их не хватит, а я устала…»
Хватит, ещё как хватит, у него много, очень много вопросов, и она это отлично знает.
Он улыбался.
Кстати, ей пора домой, поедать это самое замороженное, узнавать, как и насколько тут можно ещё остаться, поспать в тёплой постели, показаться, наконец, на глаза Ванде, а то она там, небось, с ума сходит и шарит по всему острову в поисках…
Ула оделась, прихватила одеяло, подумала, положила обратно.
И полезла на обрыв, оглядываясь и вздыхая.
Уэно словно растворился в воде, будто его никогда и не было.
Это выглядело и ощущалось жутко.
«Тогда до завтра. Точно придёшь?»
«Приду».
И до неё на скальный гребень долетела яркая ментальная улыбка.
5.
Ни по какому острову Ванда не шарила и с ума не сходила, зато немедленно набросилась на Улу с упрёками.
— Где ты ходишь целый день? Даже ночевать уже в дом не являешься! Хоть бы предупреждала! И что за слухи до меня долетают? Кстати, ты не забыла, что завтра — твой круизёр? Не забыла, вижу! А вот посидеть спокойно и поговорить со мной забываешь давно!
Ула вскинула руки вверх.
— Хватит-хватит! Не нападай на меня, я всё осознала и глубоко раскаиваюсь! Вот тоже кстати — на какой срок этот коттедж оплачен?
— То есть? Ты хочешь ещё тут остаться?
Ула кивнула.
Ванда сразу смягчилась.
— Почти три месяца у нас впереди, я чуть больше недели тут прожила. Ну, хорошо, значит, завтра каравелла пусть уходит без тебя. Она приплывает каждую неделю, так что, если передумаешь…
— Не передумаю.
— Несмотря даже на то, что тут Фред, и он тебя преследует?
Ула кивнула и прикусила губу, пытаясь сдержать улыбку, но не преуспела.
— О-о-о! Сдаётся мне, подруга, ты тут кого-то себе нашла. И бегаешь на свидания.
Ула прикусила сразу обе неудержимо улыбающихся губы.
— Да ладно, не хочешь — не говори, расспрашивать не буду. Пока что.
Ванда хитро усмехнулась.
— Потом ведь не выдержишь и сама всё расскажешь.
Теперь усмехнулась Ула.
Ванда не знает, как землянки способны молчать. Был случай, когда Ула молчала о чужом секрете целых пять лет, да и потом рассказывала только потому, что ей разрешили, и крайне редко.
Ночью Уле снова снилась бухта.
Высоко в небе летели лёгкие облака, на солёных волнах ветра весело кувыркались птицы. Внизу, на солёных волнах воды играли солнечные блики, вода радостно танцевала, вместе с водорослями у каменной косы.