ОТ АВТОРА
Более пятидесяти лет Советские Вооруженные Силы надежно оберегают великие завоевания Октября. Воины Советской Армии и Военно-Морского Флота, покрывшие свои боевые знамена неувядаемой славой в битвах с врагами родной Отчизны, всему миру доказали, на что способен защитник первого в мире рабоче-крестьянского государства.
Полвека — срок немалый. Несколько поколений советских воинов, как самую дорогую реликвию, передают друг другу эстафету боевых и революционных традиций. Эти традиции священны. Они не просто передаются и бережно хранятся, но и постоянно приумножаются нашими славными Вооруженными Силами.
Мне, представителю старшего поколения, приятно и радостно сознавать, что молодые моряки стремятся во всем походить на героев былых битв, свято чтут светлую память погибших в боях за Родину. Конечно, не все из тех, кто начинает службу или вступает в самостоятельную жизнь, отчетливо представляют, какой дорогой ценой, какой кровью, какими нечеловеческими усилиями были достигнуты наши победы. Но они хотят это знать, хотят запомнить имена отважных, перенять опыт своих предшественников по ратному строю. Вот почему молодежь жадно слушает рассказы ветеранов войны, с интересом читает книги о славном боевом прошлом.
В годы Великой Отечественной войны автору довелось служить на подводных лодках, лично знать многих героев-черноморцев. Немало написано о них книг. И все-таки сказано еще недостаточно. Многие страницы, вписанные в героическую летопись нашими славными подводниками, до сих пор остаются нераскрытыми, особенно это касается жизни и боевой деятельности таких близких мне по специальности людей, как электрики кораблей и береговых баз и ремонтники.
В связи с этим и возникла мысль обработать давно собранный материал о подводниках-черноморцах, написать о тех, кто самоотверженно боролся за живучесть подводных кораблей, обеспечивал их успешные боевые действия в годы Великой Отечественной войны.
За послевоенное время на флоте произошла подлинная техническая революция. Различия в технике подводных кораблей минувшего и настоящего огромны. И тем не менее богатейший опыт, приобретенный подводниками в боях с немецко-фашистскими захватчиками, может стать хорошим подспорьем для тех, кто сейчас зорко стоит на страже рубежей нашей Родины.
Настоящая книга написана на основе фронтовых дневников и личных воспоминаний участников событий с использованием архивных материалов.
В ходе работы над книгой большую помощь полезными советами, консультацией по различным вопросам, а также в сборе материалов автору оказали адмиралы А. Т. Чабаненко, А. С. Жданов, А. И. Зубков, И. М. Нестеров, М. Г. Соловьев, Б. А. Ткаченко, Л. П. Хияйнен, Н. А. Смирнов, офицеры , А. Г. Баклагин, М. И. Боев, И. А. Величко, С. Е. Голяс, Е. К. Езиор, Герой Советского Союза А. Н. Кесаев. А. В. Кочетков, П. А. Кутузов, А. И. Малов, Д. М. Муратов, В. В. Бутров и другие.
В подготовке рукописи к изданию приняли также участие севастопольская секция ветеранов войны и военно-научное общество офицеров, коллектив редакции газеты Краснознаменного Черноморского флота «Флаг Родины».
Всем этим коллективам и товарищам автор приносит сердечную благодарность.
Небольшая информационная заметка, опубликованная в газете Краснознаменного Черноморского флота «Флаг Родины», лежит передо мной.[1]
…Одесский порт. Землечерпалка, вгрызаясь в грунт, углубляет дно в районе причала. Размеренный гул механизмов, скрежет ковшов. И вдруг все затихло, затихло как-то сразу, неожиданно, словно по команде.
Работы в порту были приостановлены. И причиной тому послужил тяжелый металлический предмет, поднятый со дна ковшом землечерпалки. Мина? Вероятнее всего. Вызвали специалистов.
Да, оказалось, что это мина. Немецкая, магнитноакустическая, весом более шестисот килограммов. Около четверти века пролежала она на дне, никому не причинив вреда, но по-прежнему опасна…
Газетная заметка. Рядом — фотография. Моряки с помощью крана осторожно извлекают опасную находку из ковша землечерпалки. Я представляю их действия — осторожные, неторопливые, расчетливые. Богатейший опыт, приобретенный в годы Великой Отечественной войны советскими моряками, позволил специалистам, конечно, с известным риском, обезвредить обнаруженную в порту мину. Было нелегко, но они шли уже освоенным путем, их не подстерегали неожиданности, различного рода хитроумные «ловушки». А тем, первым, в грозовые годы войны приходилось куда труднее. Смерть заглядывала им в глаза всякий раз, когда они оказывались лицом к лицу с опасной находкой, сброшенной с вражеского самолета или поставленной фашистским кораблем. Они не знали, как это знают сейчас наши товарищи, устройства неконтактных мин и часто ради того, чтобы узнать секреты той или иной из них, платили даже жизнью.
С этими минами мне пришлось столкнуться в самом начале Великой Отечественной войны. Первые мины, сброшенные немецко-фашистскими самолетами на фарватерах, ведущих к Севастополю, внесли изменения в мою службу.
8 июля 1941 года в Севастополь прибыла группа представителей Ленинградского физико-технического института в составе научных сотрудников П. Г. Степанова, Е. Е. Лысенко, Ю. С. Лазуркина, А. Р. Регеля и лаборанта К. К. Щербо. Эти товарищи, как выяснилось спустя несколько дней, приехали, чтобы разработать метод защиты кораблей Черноморского флота от магнитных мин.
Вскоре и меня назначили в эту группу. Сообщив мне о решении командования на этот счет, начальник технического отдела флота инженер-капитан 1 ранга Иван Яковлевич Стеценко подчеркнул, что в новом деле пригодится мое знание электротехники и английского языка.
Нетрудно было понять, для чего необходимо знание электротехники, когда речь идет о магнитных минах. Но английский язык? Какое он имеет отношение к моей будущей работе? В состав группы вошли многие наши флотские офицеры. Из всех их я хорошо знал только Б. А. Ткаченко и А. С. Шевченко. С Андреем Степановичем Шевченко мы познакомились в Севастополе, а с Борисом Архиповичем Ткаченко нас связывала давняя дружба.
В 1931 году с Борисом Ткаченко и Вячеславом Шашуковым мы ехали в Ленинград. Молодые, задорные, безмерно счастливые от сознания того, что скоро сбудется наша мечта стать военными моряками, мы радовались предстоящей встрече с Высшим военно-морским инженерным училищем им. Ф. Э. Дзержинского. Устроившись за столиком ближе к окну, Ткаченко тут же нарисовал на нас дружеские шаржи: два «морских волка» плывут на пиратском судне.
Сблизила нас троих не только совместная учеба. Были мы бессменными призерами училища по волейболу, неплохо выступали и в легкоатлетических соревнованиях.
После учебы Шашуков служил на Черном море, Ткаченко — на Тихом океане, я — на Балтике. В 1938 году судьба вновь свела меня с Борисом Архиповичем. На этот раз в военно-морской академии, где мы проучились до 1941 года. И вот новая встреча.
Прежде всего нам предстояло изучить обстановку на Черноморском театре военных действий.
… С самого начала войны немецко-фашистское командование придавало большое значение минным постановкам на Черном море, стремясь блокировать наши корабли и суда в портах и базах, чтобы затем уничтожить их самолетами. Особенно пристальное внимание противник уделял Севастополю как главной базе флота.
Уже в первую военную ночь фашистские самолеты пытались заминировать входы в бухты Севастополя с целью запереть корабли Черноморского флота в базе. Сразу же начали поступать донесения с постов службы наблюдения и связи о минных постановках противника. Две мины упали прямо на улицы города.
Командующий флотом приказал ОВРу (Охрана водного района) произвести траление в Северной и Южной бухтах, а также на подходах к главной военно-морской базе. И все же первый день войны принес и первую потерю — на мине подорвался морской буксир «СП-12».
Через день противник вновь предпринял попытку минировать бухты Севастополя. Одна из мин была сброшена в районе Константиновского буя. Корабли ОВРа произвели траление, но именно там, где они прошли с тралом, через несколько часов подорвался 25-тонный кран.
24 июня одна из мин, сброшенных вражескими самолетами у мыса Херсонес, упала на сушу.
Командование флотом было озабочено отсутствием эффективных способов борьбы с минами. А тут еще новая неприятность. 1 июля при выходе из Севастополя подорвался эсминец «Быстрый». Удивляло то обстоятельство, что до него этим же курсом благополучно прошли два транспорта, буксир и подводная лодка. Значит, фашисты применяют какие-то новые — неконтактные мины.
Разоружить и изучить хотя бы одну мину — вот что надо было сделать как можно быстрее. Многое дали сведения, поступившие из Очакова.
Уже на вторую ночь войны над городом появились вражеские самолеты. Артиллеристы открыли огонь. Гитлеровские летчики, маневрируя, начали сбрасывать на парашютах какие-то темные предметы.
«Воздушный десант», — мелькнула у многих мысль. Но парашюты спускались почему-то только на воду. А когда один из них упал рядом с кромкой берега, обнаружили, что «десантник» не двигался. И тут только разглядели, что опустился не человек, а круглый продолговатый предмет, поблескивающий свежей краской.
То был особый «десант». Гитлеровцы блокировали фарватер, сбрасывая с самолетов донные мины новой конструкции. Они сделали свое черное дело. В шесть часов утра подорвался буксир, шедший из Николаева. А час спустя краснофлотец Максим Матвеевич Хорец, водолаз из бригады торпедных катеров, докладывал командиру свои соображения по борьбе с минами.
После консультации с минерами Максим Хорец на водолазном боте ушел в море. На фарватере он спустился под воду. Самое важное — обнаружить мину. И сделать это ему удалось. Свою находку Хорец остропил пеньковым тросом, и катера с деревянными корпусами оттащили ее на буксире в безопасное для кораблей место, где она и была подорвана.
Два дня Максим Хорец спускался под воду и по нескольку часов работал на грунте, очищая дно от мин.
Хорец стал одним из первых на флоте «охотников за минами». Правда, он, видимо, и не предполагал, какой страшной опасности подвергался. Противник стал применять приборы самоликвидации, взрывающие мины при какой-бы то ни было попытке их «побеспокоить». И, вероятнее всего, водолазу просто повезло: или в обезвреженных им находках таких приборов и различных «ловушек» не было, или они просто не срабатывали.
За отвагу и мужество краснофлотец Максим Хорец был удостоен ордена Красного Знамени. Такой высокой награды до него не получал ни один моряк Очаковского гарнизона.
Позднее Максим Хорец обезвредил немало мин и на севастопольском рейде. Погиб бесстрашный моряк во время бомбежки, когда шел на корабле в Новороссийск обследовать заминированную бухту.
Но простое уничтожение мин еще не приближало специалистов к разгадке их устройства. Изучить это оружие врага, выработать методы борьбы с ним — вот в чем заключалась их главная задача. Достойный вклад в ее решение внесли опять же очаковские моряки. В июле 1941 года военному инженеру 3 ранга М. И. Иванову впервые удалось разоружить магнитную мину противника.
Это имело важное значение. Принципы устройства вражеских магнитных мин черноморские специалисты уже знали. Гитлеровцы воевали не первый год, и кое-какими данными об оружии врага мы располагали. Но этих сведений все-таки было недостаточно. Сам по себе факт, что корабли, проходившие над минами или вблизи их, своим магнитным полем вызывали взрыв, мало что давал, чтобы найти эффективное средство для борьбы с подводным врагом.
Подвиг военного инженера 3 ранга М. И. Иванова дал возможность минерам определить, что эти мины неконтактные, магнитные; удалось также снять некоторые характеристики их приборов, нужные для создания тральных средств.
В то время, как специалисты изучали мины, разрабатывали способы борьбы с ними, на флоте принимались меры для снижения эффективности используемого противником нового оружия.
Прежде всего очень важно было не допустить к Севастополю вражеские самолеты, не дать им возможности прицельно сбрасывать магнитные мины. На Константиновском равелине срочно устанавливаются 37-миллиметровые зенитные батареи. Эти батареи, как и другие, расположенные на территории главной базы, своим огнем заставляли гитлеровских летчиков сворачивать с выбранного ими для минирования фарватера курса и бросать свой груз куда попало.
А если гитлеровцам все-таки удавалось сбросить мины, их моментально засекала служба охраны водного района, во главе которой стоял контр-адмирал Владимир Георгиевич Фадеев. На рейдах и фарватерах в любую погоду круглые сутки дежурили десятки шлюпок, баркасов, катеров. Это были посты противоминного наблюдения. Размещались такие посты и на берегу.
Как только самолеты противника начинали сбрасывать мины, наблюдатели старались засечь место их падения путем пеленгования из различных точек. Эта кропотливая работа отнимала много сил и средств. Зато командование имело довольно ясную картину, где лежат мины, а вехи, обозначающие опасные районы, предупреждали корабли, что здесь проходить рискованно.
Знать, где лежат мины, — это уже хорошо. Опасное место, отмеченное вехами, можно обойти. Но не всегда. Противник прекрасно понимал, что его мины наиболее эффективны в узких проходах, бухтах, на фарватерах; там он их и стремился ставить. Трудно, конечно, обойти мину, если она притаилась, скажем, у выхода за боны. Только уничтожив ее (как полагали первое время), можно плавать без риска.
Уничтожить. Но как? Нельзя же к каждой мине посылать водолаза, буксировать ее на безопасное место и там взрывать, как это делал Максим Хорец в первые дни войны.
И выход был найден.
Сперва мины начали уничтожать довольно просто с помощью буксируемой деревянным судном металлической баржи. Кое-какие результаты такой трал давал. Однако противник непрерывно совершенствовал свое оружие, и баржа уже не давала эффекта.
Поиски новых методов уничтожения неконтактных магнитных мин продолжались. Один из таких (и довольно эффективных) способов предложил командир звена сторожевых катеров лейтенант Дмитрий Андреевич Глухов.
Водолаз краснофлотец М. М. Хорец, один из первых «охотников за минами».
Командир звена сторожевых катеров Д. А. Глухов.
Помог ему случай. В тот день «морской охотник» Глухова, встретив транспорт, вел его по фарватеру в базу. Впередсмотрящий доложил командиру, что заметил легкий бурун, что предполагает появление перископа вражеской подводной лодки. Развернувшись, катер Глухова сбросил в указанное сигнальщиком место три малых глубинных бомбы. Некоторое время спустя раздалось не три, а четыре взрыва, причем один очень сильный.
Сомнений не было: глубинной бомбой взорвана магнитная мина, о чем свидетельствовал и плавающий буек, какими обычно отмечались нами места падения этих мин.
— Интересно, все ли они взрываются от детонации? — вслух проговорил Глухов.
На другой день катер снова вышел в море. Все ближе и ближе юркое суденышко подходит к обвехованному месту. За борт летят глубинные бомбы. Их взрывы заглушает взрыв огромной силы. Есть! Мина подорвана.
Но радоваться было еще рано. Глухов вскоре заметил, что не все донные мины, отмеченные буями, взрываются от «глубинок». И действительно, фашисты стали применять приборы, защищающие мины от самовзрыва под воздействием глубинных бомб.
А вскоре один из «морских охотников» случайно подорвал какую-то необычную донную мину. Взорвалась она за кормой, как только катер резко увеличил обороты винтов. Когда командир этого катера рассказал о происшедшем Глухову, тот высказал предположение: не была ли эта мина акустической? Вероятнее всего, что именно шум винтов заставил сработать ее механизм.
Глухов пришел к выводу, что если катер на большой скорости пройдет над миной, то от шума ее винтов произойдет взрыв, который может и не причинить вреда экипажу. И решил проверить свои предположения экспериментально.
…Такие дни, как этот, не забываются. Командующий флотом вице-адмирал Октябрьский, офицеры штаба флота и многие моряки пристально следят в бинокли с постов наблюдения за поединком быстроходного катера с донной миной.
На огромной скорости катер подходит к обвехованному месту. И вот взрыв страшной силы заглушил рев моторов. Столб воды взметнулся ввысь. Только что было видно крохотное суденышко, а теперь на его месте встал водяной смерч. «Погиб», — подумали многие из тех, кто наблюдал поединок. Кое-кто высказал это даже вслух.
— Рано хороните! — сказал Филипп Сергеевич Октябрьский. Он уже разглядел за оседающим водяным столбом катер.
Почему же мины не взрывались от глубинных бомб? Оказалось, что фашисты создали акустический замыкатель. Схема замыкателя построена так, что он не срабатывает под действием кратковременных, хотя и сильных звуков. А вот когда катер прошел над такой миной с большой скоростью, она взорвалась.
«Мины можно уничтожить своим же судном, если скорость его достаточно высока», — правильность такого вывода Глухов доказал на деле, осуществив свой дерзкий план. В тот день имя отважного командира стало известно всему флоту. А вице-адмирал Октябрьский представил героя к ордену Красного Знамени.
Глубинными бомбами, шумом винтов своего катера Глухов обезвредил немало мин. Политотдел распространил опыт коммуниста Глухова среди других экипажей, и они также успешно уничтожали притаившиеся на дне вражеские «гостинцы».
Но вот однажды, пройдя над миной, место падения которой было обозначено, экипаж Глухова не услышал привычного взрыва. Сделали еще один галс. Никакого эффекта. Не принес успеха и третий. И только после того, как катер совершил несколько заходов, мина, наконец, взорвалась. Как позже удалось выяснить, гитлеровцы стали применять приборы кратности, до некоторой степени маскировавшие мины от наших средств уничтожения. Пройдет над ними, скажем, быстроходный катер — сработает в них этот прибор, но сразу взрыва мины не вызовет. Вроде бы фарватер чист. А на самом деле это не так. Допустим, пять кораблей могут пройти здесь беспрепятственно. А вот когда приблизится шестой, прибор кратности к этому времени приведет мину в боевое положение, и последует взрыв…
Таким образом, сложившаяся на флоте в то время обстановка настоятельно требовала, чтобы борьба с минной опасностью велась на научной основе. Ученые должны были сказать свое веское слово.
И они его сказали. В разработке методов борьбы с минами противника активное участие принял кандидат технических наук, доцент Харьковского политехнического института, начальник лаборатории по электроизоляционным материалам О. Б. Брон.
Кандидат технических наук интендант 3 ранга О. Б. Брон.
Инженер-механик флота по подводным лодкам инженер-капитан 2 ранга А. И. Молявицкий.
Встреча с Осипом Борисовичем в Севастополе напомнила о прошлом. Нам, слушателям военной академии, накануне Великой Отечественной войны предложили пройти практику на Харьковском электромеханическом заводе. Там и состоялось наше знакомство с ученым. Узнав о моем новом назначении, Брон воскликнул:
— Так вы же готовились тогда стать «чистым» электриком!
— Да вы и сами из специалиста по изоляционным материалам, о которых лекции нам читали, превратились в минера.
— Вы правы. Война… — вздохнул Брон. — Обстановка требует, чтобы все силы мы отдавали обороне Родины…
Помолчав немного, он поинтересовался:
— А где ваши друзья по курсу — Алексеев, Демин, Чумаков, Ткаченко?
Я удивился: Осип Борисович не забыл своих слушателей.
— Военинженер 3 ранга Ткаченко здесь, в Севастополе, работает вместе со мной в одной группе, а остальные разлетелись по разным морям.
Пожелав друг другу успехов в работе, мы разошлись.
Когда Брон предстал перед командиром ОВРа, контр-адмирал В. Г. Фадеев обрадовался: ученый, работавший в области электротехники, мог оказать существенную помощь в борьбе с минами.
— Вам предоставят возможность как следует изучить устройство немецких мин, а вы за две недели дайте их описание и рекомендации по борьбе с ними, — получил О. Б. Брон первое ответственное задание.
Интендант 3 ранга Брон это задание выполнил за три дня. Стало известно, что англичане ведут борьбу с магнитными минами с помощью трала. Рекомендации О. Б. Брона позволили создать в некоторых соединениях простейшие электромагнитные тралы.
…В бригаде подводных лодок, как мне стало известно от дивизионного минера, готовилось устройство против магнитных мин. Я спросил руководителя работ военинженера 3 ранга И. И. Бежанова:
— Что готовится, Иван Иванович, если не секрет?
— Готовим «убийцу» магнитных мин. А секрета в этом нет. В Стрелецкой бухте инженер-механик Калма Давыдович Гурман тоже сооружает трал, похожий на наш.
Через некоторое время, с разрешения командующего флотом, на фарватер вышел деревянный катер «Альбатрос» с батареей аккумуляторов на борту. От батареи по кабелям подавалось питание на плашкоут, где был установлен электромагнит. Этот катер для подводников выделил инженер-капитан 2 ранга А. И. Молявицкий.
Анатолий Иванович Молявицкий был тогда инженером-механиком флота по подводным лодкам. На первых порах организации борьбы с минной опасностью он возглавлял в штабе все инициативные группы.
Дело это нелегкое, но Молявицкий успешно справлялся с ним. Он, один из старейших подводников на Черноморском флоте, хорошо знал и людей и корабли соединения. Его ценили за простоту, человечность, умение подойти к каждому, помочь в случае необходимости, несмотря на постоянную занятость. Помог Анатолий Иванович специалистам бригады и в создании электромагнитного трала.
Но вот на флоте появился первый электромагнитный штатный трал, созданный на основе работ многих ученых по проекту инженера Б. Т. Лишневского. Он представлял собой деревянную баржу, загруженную дровами. По бортам ее укреплялась обмотка из электрических кабелей Источник питания находился на буксирующем корабле. Электрический ток создавал в обмотке сильное магнитное поле, вызывающее взрыв донной магнитной мины противника.
Каждое новое открытие приподнимало завесу над тайной устройства фашистских мин. Создавались средства борьбы с ними. От простого уничтожения мин фугасами, подрыва их глубинными бомбами и шумом винтов катеров минеры перешли к тралению электромагнитными тралами. Это были активные методы борьбы с минной опасностью, использовать которые, однако, возможно было только в местах базирования кораблей или на наших внутренних коммуникациях.
А вот как быть, если предстояло плавание вдали от наших баз? Появилась необходимость в освоении нового метода защиты кораблей от неконтактных мин, существо которого состояло в размагничивании корпусов этих кораблей. Решить эту задачу и должна была наша группа.
Возглавили нашу группу известные ученые-физики профессора Игорь Васильевич Курчатов и Анатолий Петрович Александров, которые и сыграли основную роль в создании на флоте противоминной защиты кораблей путем их размагничивания.
С прибытием ученых, а приехали они в Севастополь в августе 1941 года, стало еще более ясно, какое важное дело нам поручено.
Когда началась война, Игорь Васильевич, познакомившись с направлением работ Анатолия Петровича, сказал ему: «Я знаю, что ты открыл средство защиты кораблей от магнитных мин. Это очень важно сейчас для обороны Родины. Поэтому решено: коллектив нашей лаборатории поступает в твое распоряжение».
Лаборатория Курчатова уже тогда занималась важными проблемами: ее ученые шли по пути проникновения в тайны атомного ядра. И вот работа, которой И. В Курчатов отдал многие годы своей жизни, была прервана.
И. В. Курчатов и А. П. Александров па отдыхе.
Встреча с Игорем Васильевичем произошла у пирса Южной бухты. Курчатову нас представил инженер-капитан 2 ранга А. И. Молявицкий.
— Очевидно, вы «дзержинцы»? — здороваясь, спросил Игорь Васильевич. — А может, и «академики»? Тогда у нас есть общие знакомые. Профессор Семен Николаевич Усатый, например.
Действительно, С. Н. Усатый в морской академии, когда мы там учились, был начальником кафедры электротехники, поэтому мы хорошо знали его. Игорь Васильевич обрадовался:
— Так вот, я тоже ученик Усатого еще по Крымскому университету. А когда он в 1924 году пригласил меня на работу ассистентом при кафедре физики политехнического института в Баку, я с удовольствием согласился. И не жалею…
Разговор, начавшийся так просто и непринужденно, вылился постепенно в задушевную беседу. Оказалось, что в Севастополе Игорь Васильевич бывал и раньше, что он старый крымчанин, в Симферополе окончил гимназию, учился на математическом отделении физико-математического факультета университета.
С Анатолием Петровичем Александровым знакомство состоялось на подводной лодке, где он вскоре после приезда проверял комплект аппаратуры по замеру магнитного поля.
— Очень рад познакомиться, — дружески протянул он руку, когда я назвал себя. — Думаю, что наша работа вас заинтересует, а вы своими практическими знаниями поможете нам.
В первый же день А. П. Александров и разъяснил нам существо своего метода борьбы с магнитными минами:
— Неконтактные магнитные мины взрываются под воздействием на них магнитного поля. Такого поля нет только у корпусов деревянных парусных судов. А что делать с металлическими? Не строить же их целиком из немагнитного материала! И оказывается, что стальные корпуса можно соответствующим образом «обрабатывать», после чего они не действуют на взрыватели донных мин. Что для этого надо? Размагничивать корабли, добиваться уменьшения их магнитного поля. И такой способ нами уже найден.
Казалось, все просто и ясно. Однако прошло немало времени, прежде чем научились не только теоретически, но и практически снижать величину магнитного поля наших подводных лодок.
Трудно забыть то время, когда мы работали под руководством И. В. Курчатова и А. П. Александрова.
Помню, сидели мы однажды на причале. Только что Курчатов показывал нам, как пользоваться аппаратурой при замере магнитного поля, и объявил перерыв в занятиях. Отдыхаем. Игорь Васильевич поднимает кусочек угля, подходит к стоящему у пирса баркасу и на его борту пробует писать. Получается хорошо. Игорь Васильевич на короткое время становится лектором. Нас всего несколько человек, но ученый так вдохновенно говорит, так увлеченно вычерчивает схемы, так страстно доказывает, что невольно представляешь себя сидящим в огромной аудитории, забываешь о войне и слушаешь, слушаешь, впитывая, как губка, каждое слово профессора.
А то вдруг задумается Игорь Васильевич. Чувствуется, что мысли ученого где-то далеко, в Ленинграде, около родных. Как они там? Ведь бомбят проклятые фашисты город на Неве… Вздохнув, Игорь Васильевич достает из кармана письмо и углубляется в чтение.
Но вот оцепенение прошло.
— Что притихли? — спрашивает Курчатов и без всякого перехода: — А знаете ли вы, что использование атомной энергии будет в ближайшие годы одним из основных направлений в работе ученых-физиков? И мы стоим на пороге открытия энергии атомного ядра.
Чувствовалось, профессору многое хотелось нам сказать, помечтать вместе с нами, но очередной сигнал воздушной тревоги вынудил всех пойти в укрытие.
Однако к бомбоубежищу ученые прибегали далеко не всегда. Конечно, приходилось и прятаться, когда бомбы начинали рваться где-то совсем поблизости.
Вспоминается один из таких случаев. К тому времени мы уже в основном освоили метод размагничивания кораблей. Обрабатывали корпус подводной лодки.
— Завести магнитометр для измерения первичного магнитного поля лодки, — распоряжается Александров. Аппаратура подготовлена, и мы начинаем замер.
Александров командует, чтобы завели кабели по бортам лодки. Команда исполнена.
— Включить ток!
Силовое поле, возникшее вокруг временно наведенного по бортам корабля кабеля, приводит магнитное поле лодки к норме, о чем сигнализирует прибор при контрольном замере после выключения тока.
Мы так были увлечены работой, что не обратили внимания на сигнал воздушной тревоги. Но вот послышался вой моторов вражеских самолетов. Тут уже ничего не поделаешь. Быстро вскакиваем внутрь лодки, и командир производит срочное погружение.
Игорь Васильевич просит разрешения посмотреть в перископ и наблюдает за воздушным боем…
Как-то Александров познакомил нас с офицерами из Англии, прибывшими на Черноморский флот. Только тогда я понял, для чего нужно было знание английского языка, о чем говорил в свое время И. Я. Стеценко. Конечно, знал я его больше в пределах технической терминологии, а во время бесед пользовался обычным разговорником.
С англичанами мы вскоре познакомились ближе. Ходили с ними в одну столовую, сидели за одним столом. На первых порах сказывалось слабое знание языка. Выручили нас товарищи, которые в качестве переводчиков поддерживали наш разговор.
Что могло нас интересовать в эти дни? Вопросы о размагничивании кораблей, о войне. Но англичане предпочитали беседовать о другом. Любимый их конек — боржом.
— О, это хорошо! — восхищались они. — Только в России есть боржом.
— У нас есть не только боржом, но и многое другое, — считая уместным вмешаться в разговор, возразил Е. Е. Лысенко, один из ученых нашей группы. — У нас есть силы, которые уничтожат фашистскую нечисть!
— Да, русские большие оптимисты, — сдержанно отвечали англичане. Чувствовалось, что от разговора о боржоме им не хочется уходить. Александров это понимал и поддерживал беседу в желаемом для них направлении.
Но через несколько дней Курчатов на деле доказал нашим гостям, что у русских есть кое-что помимо минеральной воды.
В тот день, когда мы пришли на лодку, англичане что-то решили нам показать. С гордым видом они начали устанавливать аппаратуру. Один из них сказал Игорю Васильевичу:
— Сейчас мы произведем замер магнитного поля лодки, а вы запишите эти показания.
Игорь Васильевич, зная, что мы, возможно, не все поняли, перевел фразу. При этом Курчатов загадочно улыбнулся.
Начали замерять магнитное поле лодки. Но записывать результат замера не пришлось. Англичане удивленно смотрели на приборы. А потом старший из них что-то длинно и сбивчиво произнес. Курчатов перевел:
— Он говорит, что союзники хотели удивить нас, но лодка оказалась размагниченной. Английские офицеры просят передать, что они поражены прогрессом русских в этой области. То, что в Англии смогли сделать за три года, мы освоили за два-три месяца…
Так и не удалось англичанам в качестве новинки показать нам, как размагничивать лодку. Этот метод защиты кораблей от мин нами уже был освоен.
И. В. Курчатов (справа) с сотрудниками Ленинградского физико-технического института Ю. С. Лазуркиным (в центре) и А. Р. Регелем в Севастополе.
А. П. Александров в Севастополе пробыл недолго. Вскоре его отозвали, как мне стало известно позднее, в Москву, а затем на Северный флот. Игорь Васильевич Курчатов проработал у нас еще несколько месяцев. Приближались холода, и он позаботился о теплых вещах.
— Напишу жене, — сказал как-то Игорь Васильевич, — что теперь у меня есть бушлат, теплое белье, носки и шапка-ушанка. Пусть не беспокоится.
В бушлате и шапке-ушанке Игорь Васильевич вместе с сотрудниками Ленинградского физико-технического института Ю. С. Лазуркиным и А. Р. Регелем сфотографировался на память о Севастополе. Сейчас эти вещи И. В. Курчатова хранятся в Государственном историческом музее в Москве.
Простота, обаятельность, широта истинно русской души — вот что прежде всего было характерно для Игоря Васильевича. Поражала и его скромность. Он, тогда уже известный ученый, старался ничем не показать своего превосходства ни перед нами, офицерами флота, ни перед своими коллегами по институту.
— Вот смотрите, как это просто делается, — говорил нам Игорь Васильевич, выводя какую-нибудь сложнейшую формулу.
Игорь Васильевич, как и Анатолий Петрович, принцип — «делай, как я» — считали главным в обучении студентов. Это были ученые-практики. Они не гнушались любой черновой работы, в свободную минуту могли весело по-мальчишески шутить, и добродушная улыбка постоянно светилась на их лицах.
Хочется подчеркнуть еще одну сторону характера И. В. Курчатова — его беззаветную веру в нашу победу, личную выдержку. Он жил одними мыслями с севастопольцами, со всем нашим народом. Игорь Васильевич отдавал все силы для скорейшего разгрома врага; погружался, если требовалось, на глубину с нашими подводниками, шел на разоружение мин с минерами, вел большую работу по размагничиванию кораблей. Дело, начатое в Севастополе, он завершил уже на Кавказе.
И лишь после этого И. В. Курчатову удалось вернуться к работе по физике атомного ядра, где его ждали величайшие, открытия.
Уже после войны мне довелось побывать в здании института, где работал И. В. Курчатов. Под портретом ученого его слова: «Я счастлив, что родился в России…». Да, это был великий сын великой Родины. Многие его ученики с гордостью называют себя «курчатовцами». Мне и моим товарищам очень приятно, что в грозные годы войны нам пришлось некоторое время работать под руководством этого замечательного человека.
Автор метода защиты кораблей от магнитных мин А. П. Александров, а также помогавшие ему внедрить этот метод И. В. Курчатов и его товарищи в 1942 году были удостоены Государственной премии.
Долгое время после войны я не знал точно, где А. П. Александров. Но вот в номере «Правды» за 24 декабря 1966 года прочитал статью «Великий подвиг советских ученых» (к 20-летию осуществления ядерной цепной реакции в СССР). Подписал ее академик А. П. Александров, директор Института атомной энергии им. И. В. Курчатова. Анатолий Петрович вспоминает в ней, в частности, о своей работе в Севастополе по внедрению метода размагничивания кораблей. Пишет он об этом так: «Все трудились до упаду: мы знали, что каждый час нашего сна мог привести к новым жертвам».
Метод размагничивания кораблей, разрабатываемый учеными, требовал знания точных данных о вражеских минах. И эти сведения ученые получали от наших флотских минеров, которые с риском для жизни шаг за шагом проникали в тайны нового оружия фашистов.
Случай, о котором я хочу рассказать, произошел в сентябре сорок первого.
Начальника минно-торпедного отдела флота капитана 3 ранга Александра Ивановича Малова вызвали в штаб флота.
Приказ был краток:
— Отправляйтесь в Новороссийск и примите все меры к эвакуации мин, упавших на акватории порта, а также постарайтесь ознакомиться с их устройством.
Положение в Новороссийске создалось тяжелое. 12 сентября гитлеровцы заминировали Цемесскую бухту. А в базе был всего один магнитно-хвостовой трал. Правда, использовались и шлюпочные тралы, но они пригодны не для уничтожения мин, а лишь для их обнаружения. Фарватер в Новороссийске узкий, и вражеские мины очень затрудняли движение наших судов.
Прибыв на место, Малов создал группу, в которую вошли флагманский минер Новороссийской военно-морской базы старший лейтенант С. И. Богачек и инженер-конструктор Б. Т. Лишневский.
Судьба Лишневского тесно связана с Черноморским флотом, хотя он и не был моряком. Родился он в 1919 году в семье херсонского врача. Борис Лишневский прошел путь от студента до ведущего специалиста одного из крупных конструкторских бюро. Еще в мирное время Лишневский занялся проблемами борьбы с минами. А начало войны застало его в одной из баз Черноморского флота. С тех пор и началась интересная и опасная работа истребителя мин.
На кораблях вначале к Лишневскому относились с недоверием. Глядя на этого молодого человека в кожаном пальто, без фуражки, с развевающимися по ветру волосами и поблескивающими на солнце очками, невольно думалось: а что он понимает в наших морских делах? Но стоило только с ним поговорить, увидеть в работе, как невольно поражали сила его ума, грамотные и глубокие суждения именно по вопросам сугубо морским.
Работа, связанная с изучением устройства мин, привела Лишневского в Новороссийск. 13 сентября 1941 года ему удалось вместе со старшим лейтенантом Богачеком разоружить один из фашистских «гостинцев». Обнаруженный ими неконтактный магнитный замыкатель был ценной находкой. Лишневский и Богачек установили, что немцы стали использовать прибор, предохраняющий мины от воздействия соседних взрывов. Сведения, добытые минерами, позволили позднее создать более совершенные тральные средства.
На следующий день, 14 сентября, Лишневский, Богачек и прибывший в Новороссийск Малов приступили к обезвреживанию второй мины.
— Главное — принять меры по обеспечению безопасности кораблей, находящихся в порту, — инструктировал Малов. — Но не менее важно узнать устройство фашистских мин.
— Да, меры нужно принимать экстренные, — согласился Лишневский. — Время не терпит.
— Так вот, — продолжал Малов, — вы, товарищ Богачек, свяжитесь с аварийно-спасательной службой и забронируйте самых лучших специалистов-водолазов.
— И имейте в виду, что мина вероятнее всего магнитная, значит, снаряжение, оснастка и плавсредства должны быть соответствующими, — добавил Лишневский.
Подготовку закончили быстро. Были выделены лучшие водолазы. Шлюпки пришлось взять с теплохода.
— Вот вам шлюпки с медными гвоздями и заклепками, — сразу понял, что требуется, капитан теплохода. — А крепление руля, румпель, уключины придется убрать — они железные.
Приближался ответственный момент. Требовалось предусмотреть все до мельчайшей детали.
— Мы не знаем степени чувствительности приборов немецкой мины, — предупреждал Малов, — поэтому надо проявлять максимум осторожности и осмотрительности.
У водолаза, который должен идти на поиск мины, отключили телефон: провода, пусть даже с незначительной силой тока, могли сыграть роковую роль. Оставалось пользоваться лишь сигнальным концом. Металлические уключины для крепления весел заменили пеньковыми петлями. Компрессор, подающий воздух водолазу, укрепили на подушке из антимагнитного материала.
Когда у минеров все было готово, на кораблях, стоявших на акватории порта, объявили условную аварийную тревогу. Движение по бухте приостановилось.
И вот шлюпка со специалистами подошла к месту, где была мина. Водолазу отдали приказание:
— Мину не кантовать и не обстукивать!
— Подайте водолазу пеньковый конец! — распорядился Богачек.
— Да подлиннее, — уточнил Малов. — Длинным тросом безопаснее буксировать мину.
Водолаз спустился под воду. Глубина — одиннадцать метров. Вскоре сигнальным концом он дает знать: «Все в порядке. Мина остроплена».
Когда все было кончено, буксирные концы, прикрепленные к мине, подали на сейнер, стоявший неподалеку от шлюпки.
— Аварийный сигнал до места! — командует капитан сейнера. Мину, закрепленную пеньковым концом, малым ходом отбуксировали к песчаной косе.
Наконец, мина на берегу. «Минер ошибается только один раз» — эта фраза стала крылатой в годы войны. Да, гарантии тут никто не даст. Случиться может все. Однако Малов, Богачек, Лишневскии и их боевые товарищи получили приказ не только обезопасить акваторию порта от мин, но и ознакомиться с их устройством. Приказ есть приказ. Это веление Родины.
Все, кроме Богачека, Лишневского и Малова, покинули песчаную косу, ставшую полигоном. Сейнер отошел мористее, а метрах в пятидесяти от мины отважная тройка устроила последний «консилиум». Снята одежда: она стесняет движение, к тому же гвозди на обуви, часы, металлические пуговицы могут как-то повлиять на приборы мины.
— Мне, как конструктору, — твердо решает Лишневский, — надо идти первому.
Решение, конечно, правильное. Нечего рисковать всем. И Лишневский пошел.
Но разве мог остаться Богачек, когда его боевой товарищ идет на такой риск. Одна голова — хорошо, две — лучше. Может возникнуть такая ситуация, когда вдвоем легче принять верное решение. И Богачек двинулся за Лишневским… Не удержался и Малов. Движимый чувством войскового товарищества, он последовал за Богачеком и Лишневским.
До мины сорок метров, тридцать…
— И тут я услышал взрыв, — рассказывал потом в госпитале Малов. — Вижу столб огня, упавших Лишневского и Богачека. Я потерял сознание… Мина все же сработала, хотя к ней и не успели еще подойти.
Позже стало известно, что подобные магнитные мины имеют гидростатический прибор. Если мина случайно попадала на берег или кто-то пытался ее извлечь на поверхность, через 32 секунды этот прибор включал схему самоликвидатора, и происходил взрыв. Так противник оберегал свое оружие от возможности проникновения в тайну его устройства.
У мины же, которая погубила Лишневского и Богачека, видимо, произошла какая-то задержка в схеме самоликвидатора, и взрыв произошел не через 32 секунды, как должно случиться, а через 11 минут…
Другой трагический случай произошел 4 октября 1941 года.
Во время очередного налета вражеской авиации на Севастополь было сброшено несколько магнитных мин. Места их падения засекли и обвеховали. Вызвали водолаза мичмана А. Г. Романенко.
Прибыв на водолазном боте на место, Романенко спустился на грунт. Он быстро обнаружил парашют и металлическую чушку.
Романенко получил задание от минера капитан-лейтенанта Иосифа Александровича Ефременко остропить мину, чтобы ее можно было отбуксировать на берег. Осматривая опасную находку, Романенко убедился, что закрепить трос не за что. Однако водолаз увидел, что на мине есть продолговатый выступ. Подумал: если изготовить специальное приспособление, за этот выступ трос закрепить можно. По просьбе Романенко в мастерских эскадры такое приспособление изгоготовили, и «гостья» с его помощью была доставлена на берег.
У мины остались только специалисты-минеры. И едва успел Романенко на своем боте отойти от берега, как раздался взрыв. Военинженер 2 ранга И. И. Иванов, капитан-лейтенант И. А. Ефременко и краснофлотец Н. С. Щерба погибли.
Да, разгадка секретов устройства вражеских мин давалась дорогой ценой. Фашисты применяли все новые и новые «ловушки». Одни из мин взрывались сразу, как только их поднимали на поверхность (срабатывал гидростатический прибор), другие — под воздействием света и т. д.
Мина, в результате взрыва которой погибли И. И. Иванов, И. А. Ефременко и Н. С. Щерба, имела свою особенность: не реагировала на электромагнитный трал. Несколько суток помощник флагманского минера флота Г. Н. Охрименко провел за изучением обломков приборов этой мины. В конце концов специалисты пришли к выводу: на мину не воздействовал обычный трал потому, что она не магнитная, а акустическая.
В военном деле неумолимо действует закономерность: вместе с новым оружием возникают новые средства борьбы с ним, что, в свою очередь, ведет к модернизации этого оружия, а следовательно, и к появлению более совершенных методов защиты от него. Так было и с минами. Когда советские моряки научились уничтожать магнитные мины, фашисты создали акустические, а затем и их гибрид — магнитно-акустические.
Добытые ценой жизни товарищей данные о последнем образце немецкой мины подсказали специалистам принципиально новое решение: надо попытаться разоружить мину, не вытаскивая ее на поверхность, в том месте, где она находится.
Первое ответственное задание по разоружению мины на дне было поручено старшине 1 статьи Леониду Викулову.
… Небольшой водолазный баркас вышел в море к тому месту, где предположительно должна была находиться мина. Моряки пожелали удачи товарищу, и Викулов скрылся под водой.
Вот и дно. Водолаз, таща за собой длинный воздушный шланг и сигнальный конец, двинулся по грунту на поиски мины.
Долго шел он по морскому дну. Мина не попадалась в поле его зрения. Но что это? Викулов остановился и пристально всмотрелся. Там, впереди, распластавшись на водорослях, лежал зеленый парашют, а за ним, чуть дальше, — зловещий силуэт мины.
От волнения часто-часто забилось сердце. Стало трудно дышать. Да и под водой находился уже давно, устал. Дав сигнал товарищам с просьбой заметить место, где он находится, поднялся па поверхность.
После небольшой передышки вновь спустился на дно. Шаг за шагом медленно стал приближаться к начиненному взрывчаткой чудовищу.
Большое надо иметь самообладание, чтобы подойти к мине, прикоснуться к ней, мало того, начать ее «оперировать»!
В народе говорят, что и незаряженное ружье может выстрелить. А заряженное? Тем более со взведенным курком. Обязательно выстрелит, если нажмешь на спусковой крючок!
Представьте, что вам надо разрядить ружье. Зная, как это делается, справиться с этим нетрудно. А вот каково водолазу, не знающему, где у мины «спусковой крючок»! Он, ощупывая поверхность мины пальцами, мог случайно прикоснуться к детали, которая вызовет мгновенный взрыв.
И вот Викулов склонился над миной. Словно глаз убийцы, непомерно большой и холодный, глядел на него испещренный делениями и цифрами круг. Водолаз прикоснулся к холодному корпусу рукой. Мурашки забегали по телу. Секунда, вторая, третья… Взрыва не произошло.
Водолаз вышел на поверхность и обо всем доложил Охрименко. Поразмыслив, минер сам решил спуститься к мине и осмотреть ее.
— Да, это та мина, за которой мы охотимся. Надо разоружить ее, — сказал Охрименко, возвратившись со дна.
Викулову поручили снять с гаек и болтов, которыми крепятся крышки горловин, оттиски. По этим оттискам решено было изготовить ключи из диамагнитного материала, чтобы они не воздействовали на высокочувствительные приборы опасной находки.
И снова Леонид Викулов на грунте. После консультаций с таким опытным минером, каким был Григорий Николаевич Охрименко, старшина уже более спокойно подошел к мине и сделал оттиски с гаек и болтов.
Инструмент из диамагнитного материала сделали быстро. Теперь Викулов отправлялся к мине, чтобы вступить с ней в единоборство, исход которого трудно было заранее предугадать.
Осторожно отделил парашют, мешавший работать. Еще раз внимательно осмотрел мину. Наложил ключ на гайку. Нажал. Отворачивается. Одну за другой отвинтил гайки, снял крышку горловины. Взглянул на приборы. Протянул руку, и… дрожь пробежала по телу. Отошел в сторону. Успокоился. Когда запустил руку в горловину, чтобы сиять приборы, волнения уже не было. Викулов понимал, что малейшее неверное движение и… Поэтому он действовал расчетливо, осторожно.
Вынув из горловины детали и забрав с собой снятую крышку, Викулов поднялся на поверхность.
Через час он снова спустился, чтобы вскрыть вторую горловину. Вот она держится уже на одном болте. Последнее усилие, и крышка будет снята. Леонид Викулов нажал на ручку ключа. Один оборот, второй… десятый… И тут водолаз почувствовал сильный удар в грудь. Молнией пронеслась мысль: «Все… Конец…»
Но обошлось благополучно. Он жив и невредим. Крышка валяется под ногами, а из горловины торчит пружина.
«Вот оно что, — сразу догадался Викулов. — Пружина отбросила крышку, которая и ударила меня в грудь». Заглянул внутрь корпуса. Там торчал круглый, по диаметру горловины, вторичный детонатор.
Пока все шло хорошо. Но именно последний шаг мог оказаться роковым. И все-таки надо сделать этот шаг…
Чувство огромной радости охватило Викулова, когда круглый металлический стакан весом около килограмма оказался в его руках. Хотелось свинцовой подошвой ударить по начиненной взрывчаткой болванке, но он удержался. Сказались высокая дисциплинированность, выработанная за долгие годы службы, профессиональная осторожность водолаза. Ведь не исключено, что и обезвреженная мина по-прежнему таит в себе опасность.
Предстояло поднять ее с грунта и вытащить на берег, чтобы произвести окончательное разоружение.
На другой день к месту работы доставили резиновый понтон. В затопленном состоянии к ненакачанному понтону Викулов стропами прикрепил мину. Чтобы оторвать ее от грунта и избежать неприятностей в этот опасный момент, к понтону присоединили двухсотметровый шланг и на таком расстоянии стали накачивать его воздухом.
Все с напряжением смотрели туда, откуда должен из воды появиться понтон. И вот он всплыл, потянул за собой мину. Взрыва не последовало. Значит, Викулов сумел обезвредить это грозное оружие врага.
Мину отбуксировали к берегу. Остальную работу по ее разоружению закончил капитан-лейтенант Охрименко.
Это была тоже напряженная и опасная работа. Действовать приходилось ночью, так как у мины мог быть взрыватель, реагирующий на свет. Даже вспышки взрывов, а фашисты яростно обстреливали город, могли подействовать на чувствительные приборы.
И действительно, когда Охрименко подошел к мине, внутри ее раздался слабый щелчок… Минер замер на месте, прислушался. Все тихо. Причину щелчка Охрименко понял лишь после того, как снял крышку. Это сработал капсюль. Но возникшее в нем пламя не передалось основному заряду, так как запальный стакан был извлечен еще на дне.
Но могли быть и другие «сюрпризы». Чтобы избежать всяких случайностей, Охрименко решил проверить, как мина реагирует на звуковые колебания. Специальный динамик издает звуки различной громкости. Кажется мина лишена «слуха». Теперь не опасно работать дрелью, высверлить отверстие, чтобы извлечь приборы.
Перед тем, как начать сверлить, он положил руку на мину, как бы ощупывая ее. Но что это? Внутри вдруг послышались четкие звуки, похожие на тиканье часов. Бросился на землю. «Тик-так, тик-так», — словно молотком по голове отстукивал механизм. Охрименко вскочил и отошел подальше. Потом пошел советоваться со своими товарищами…
Снова у мины. Она молчит. Но стоит чуть тронуть ее, как опять: «Тик-так…». Нет, надо прекратить работу. Тем более, что наступил рассвет…
Вторая ночь. Одно рядом с другим на корпусе мины просверлены отверстия. Рукой ощупал внутреннюю сторону крышки. Можно было бы взять и открыть ее, заглянуть внутрь, осмотреть приборы. Но — терпение и еще раз терпение.
Охрименко крепит к крышке трос, отходит в сторону и дергает за этот трос, срывая крышку.
Теперь можно дождаться утра. Если с восходом солнца мина не взорвется, значит, она не опасна.
Наступил рассвет, и Охрименко, наконец, узнал о мине все. Воля, настойчивость и упорство отважного минера победили.
Помощник флагманского минера флота капитан-лейтенант Г. Н. Охрименко около разоруженной им немецкой магнитно-акустической мины.
Мина оказалась гибридом — магнитно-акустической. А тикал в ней, едва возникали колебания, легкий замыкатель.
— Если бы, — говорил Григорию Николаевичу Брон после изучения устройства мины, — Леонид Викулов еще на грунте не извлек вторичный детонатор, то мы не имели бы удовольствия с вами встретиться… Мина — гибрид. И бороться с ней надо комбинированным, магнитно-акустическим тралом.
За разоружение вражеской мины прямо на грунте в мае 1942 года старшина 1 статьи Леонид Викулов был награжден орденом Красной Звезды. Это был уже опытный специалист, прошедший суровую школу жизни. Родился он в 1911 году в Горьковской области. Работал столяром на мебельной фабрике. Служил в армии. После демобилизации трудился в Комсомольске-на-Амуре — только что появившемся на карте городе юности.
В 1938 году Викулов оказался на Волге. Здесь освоил специальность водолаза. Работа понравилась, и он едет учиться в техникум, чтобы совершенствовать знания по этой специальности.
Война застала Викулова в Севастополе сверхсрочнослужащим. Ему, опытному водолазу, и поручили обезвредить фашистский «гостинец».
Несколько позднее Викулову пришлось уже в Геленджике встретиться с более совершенной неконтактной магнитной миной противника. И он смело пошел навстречу опасной находке.
Водолазам в Геленджике пришлось немало поработать. Каждую ночь вражеские самолеты сбрасывали в бухты множество мин. Их уничтожали самыми различными способами. А вот одну из них — новейшего образца — поручили разоружить Викулову.
Леонид победил и на этот раз. Полностью обезвредив мину на дне, он дал возможность минерам без всякого риска изучить ее на берегу. Орденом Красного Знамени отмечен этот подвиг Леонида Павловича Викулова.
Самоотверженный, полный опасностей труд таких смельчаков, как Викулов, Охрименко и многих других, позволял шаг за шагом продвигаться по пути к победе над донными неконтактными минами противника.
Необходимые данные о немецких неконтактных минах постепенно накапливались. Зная, какой напряженности магнитное поле корабля вызывает взрыв мины, мы уменьшали его до безопасных на определенных глубинах величин. Когда лодка становилась неуязвимой для неконтактных мин, выдавали паспорт, гарантирующий на определенный срок безопасное плавание в районах, где противник устанавливал такие мины.
Это был так называемый безобмоточный метод размагничивания. Для надводных кораблей одновременно разработали метод, предусматривающий накладку на корпус эсминца или крейсера постоянной обмотки. Во время плавания она все время находилась под током, чем и поддерживалось магнитное поле корабля в пределах нормы.
Вначале командиры подводных лодок к нам на полигон шли неохотно. У нас им приходилось терять сутки, а то и двое. Каждый же экипаж горел желанием побыстрее выйти в море, чтобы бить ненавистного врага. Поэтому задержка на день-два считалась непозволительной роскошью. Да мы и сами видели, что недостатков в нашей работе было еще немало.
С прибытием очередной подводной лодки нам приходилось каждый раз заново монтировать схему кабелей и аппаратуры. Это отнимало много времени. Находящийся в нашем распоряжении источник питания — аккумуляторная батарея — быстро разряжалась, и перед нами часто вставала сложная проблема: как и где ее зарядить.
Обстановка требовала создания автономной плавучей станции по размагничиванию кораблей, на которой имелись бы и источники питания, и кабели, и комплект аппаратуры для замера магнитного поля кораблей. Вскоре такая станция была создана.
Плавучая станция безобмоточного размагничивания кораблей.
Для станции выделили рыболовецкое судно с деревянным корпусом, чтобы исключить возможность влияния постороннего магнитного поля на обрабатываемый объект. Бот водоизмещением в 50 тонн и с мотором в 50 лошадиных сил вполне устраивал нас. В его трюмах разместили аккумуляторную батарею и все оборудование.
Так Черноморский флот получил первую плавучую самоходную станцию безобмоточного размагничивания — СБР. Под непрерывным огнем противника в кратчайший срок ее сумели оборудовать и вооружить воентехник 2 ранга А. Г. Полищук, старшина-аккумуляторщик И. М. Марченко и другие специалисты.
Когда было уже все готово, меня пригласили на станцию.
— Вот ваш личный состав, — представил мне экипаж инженер-капитан 2 ранга А. И. Молявицкий, который был одним из создателей СБР. — Приказом командующего вы назначаетесь начальником первой самоходной станции размагничивания. Помощником вас будет воентехник 1 ранга А. С. Шевченко.
Личный состав станции укомплектовали в основном матросами и старшинами флотского экипажа. Большинство из них были электрики. В состав экипажа вошел и сотрудник Ленинградского физико-технического института молодой ученый Е. Е. Лысенко. Часть наших людей уже имела боевой опыт. Кое-кто получил ранение и еще не успел снять повязки.
Кого не хватало на нашей станции — так это грамотных в штурманском деле людей. Позднее, правда, к нам прибыл рыбак Иван Яковенко, которого определили боцманом. Черное море он знал хорошо, и это нам потом очень пригодилось.
Период обучения личного состава закончили быстро, по-фронтовому. Моряки постигали «секреты» размагничивания кораблей прямо на ходу, в процессе работы или в перерывах, когда одна лодка уходила, а другая еще не прибыла.
Теперь экипажи подводных лодок уже охотнее шли к нам. Работали мы быстро, не задерживали их, да и подводники на практике убедились, что размагничивание — эффективное средство, обеспечивающее безопасность от неконтактных магнитных мин, чему раньше не особенно верили.
С освоением метода размагничивания, дальнейшим проникновением в секреты устройства неконтактных мин, а также с созданием магнитных акустических и комбинированных тралов экипажи кораблей стали действовать увереннее и решительнее.
А обстановка на Черном море была очень сложной. Советские войска вынуждены были оставить Одессу. Фашисты непрерывно бомбили Севастополь. Вместе с флотом мы покинули главную базу и обосновались в Феодосии, где продолжали работу по размагничиванию кораблей. Но пришло время, когда и в Феодосии обстановка сложилась угрожающая, и последние корабли покидали порт.
Однажды на берегу мы попали под бомбежку. Нас с трудом извлекли из-под обломков здания. Рядом лежали убитые и раненые. Мне посчастливилось отделаться контузией.
Положение все более усложнялось. Учитывая это, командир дивизиона подводных лодок капитан 2 ранга Г. Ю. Кузьмин предложил нам уходить на своем боте в Туапсе, куда перебазировались и подводные лодки.
Хорошо сказать «уходить». А как доберешься до Туапсе без штурмана? Не смог нам в этом помочь и старший морской начальник Феодосии Герой Советского Союза И. А. Бурмистров.
— Нет у меня людей, — заявил он. — Становитесь у выходных ворот и ждите «добро» на отход. Но добирайтесь до Туапсе самостоятельно.
Я и сам понимал, что штурмана в такой обстановке нам не найти. Пришлось смириться Вся надежда была на нашего боцмана Яковенко. И старый рыбак не подвел.
В день отхода из Феодосии погода благоприятствовала. На море — штиль, играют дельфины; в воздухе — спокойно, не рыщут фашистские стервятники. Мы шли со скоростью шесть узлов. Яковенко чувствовал, какая ответственность легла на его плечи, и делал все возможное, чтобы довести наш бот до Туапсе.
Вечером, часам к восьми, посвежело. Море заволновалось, заштормило. Даже видавший виды боцман заметно побледнел, но руль держал уверенно. Вскоре мы убедились, что наше судно не приспособлено для такого плавания. Оказалось, что аккумуляторная батарея закреплена непрочно. При сильной качке швы обшивки стали расходиться, в трюм начала поступать вода.
Принялись осушать трюм ручной помпой, но она вскоре испортилась. А волнение моря достигло шести баллов. Наш бот бросало, как щепку. Трюм полон воды. Ко всем бедам прибавилась самая страшная: залило мотор, он заглох, и мы оказались во власти волн. Многие из тех, кто мало плавал, укачались. Держались только Яковенко и матросы.
«Ну, товарищ начальник, — говорю себе, — теперь от тебя зависит судьба этих люден». Спасение было единственное — установить паруса, чтобы продолжать двигаться к берегам Кавказа.
Приказываю:
— Яковенко, ко мне! Назначаю вас своим помощником. Командуйте парусами.
Старый рыбак понял, что от него требуется. Он тут же отдал распоряжения:
— Табачников, на руль! Гончаров, Палей, Краевский — на рангоут. Приготовиться к постановке паруса!
Бот уже черпал бортами воду, но на плаву держался. Ориентируясь по звездам, мы, хотя и медленно, но все же продвигались вперед. Это была кошмарная ночь. И я в который раз спрашивал себя: «Что бы могло с нами произойти, если бы не Яковенко?..»
Утром проскочили в узкую бухту Геленджика и выбросились на берег. Судно легло на правый борт, и вода стала вытекать из трюма. Люди, обессиленные, в мокрой одежде, повалились спать на теплый песок. А я отправился докладывать начальству о случившемся.
С ремонтом бота пришлось изрядно повозиться. Нам смогли дать лишь чек на получение денег в банке Геленджика. При этом сказали:
— А людей и материалы ищите сами.
В Геленджике, оказывается, уже ждала нас жена нашего боцмана Яковенко.
— Здоровеньки булы, — появилась она около судна. — А где же мий Иване?
— Живый, живый, не бийся, — счастливо улыбаясь, поднялся на палубу Иван Яковенко.
Пришлось уступить супругам нашу единственную каюту. Комсостав решил разместиться на морском вокзале.
С ремонтом бота мы управились — нашли и людей и материалы. Наш дальнейший путь лежал в Туапсе.
Отправиться морем в Туапсе согласились не все из экипажа. От одного воспоминания о переходе из Феодосии в Геленджик некоторых начинало мутить…
— Разрешите нам по берегу пешочком добраться до Туапсе, — просил меня молодой ученый Лысенко.
«Расстояние от Геленджика до Туапсе невелико, доберутся на попутных машинах быстрее нас. Да и разведку неплохо выслать вперед», — подумал я и согласился:
— Добро! Шевченко назначаю старшим по «пешему» переходу.
…К Туапсе мы подошли ночью. Боны закрыты, и нас не пускают в порт. Видимо, «разведчики», высланные вперед, не предупредили о нашем прибытии. Запросить береговой пост мы не могли: на судне не было ратьера, чтобы просигналить. Лишь после того, как стали стрелять вверх из пистолета, нас обнаружили. Только через три часа удалось нам ошвартоваться у пирса.
— Как же вы уцелели? — удивленно спросил капитан 2 ранга Кузьмин, когда выслушал мой доклад о прибытии станции размагничивания в Туапсе.
— Нас довел Яковенко. Мы спешили сюда, так как знали, что без нас лодки на позиции вряд ли выйдут.
— Молодцы! Передайте благодарность всему экипажу.
…Первой на нашем полигоне была подводная лодка моего однокашника по «дзержинке» инженер-капитана 3 ранга Исая Леонтьевича Зельбста. Сделав необходимые распоряжения, зашел к нему. Встреча была такой, как и подобает встрече старых друзей. Расспросы, воспоминания, бесконечные «а помнишь?»
Электрик плавучей станции размагничивания А. С. Краевский.
Командир подводной лодки «Щ-210» инженер-капитан 3 ранга И. Л. Зельбст.
Саша — так просто мы звали все Зельбста — вначале плавал инженером-механиком, а потом его назначили командиром лодки. Это был молодой, способный моряк. Он в совершенстве знал свое дело — так отзывалось о нем начальство.
Разговор, естественно, зашел и о боевых делах.
— Ну, как воюешь?
— Потихоньку, — проговорил Саша.
— Ничего себе потихоньку, а сообщение в газете?
Я имел в виду коротенькую информацию во флотской газете «Красный черноморец».[2] В ней сообщалось:
«Подводная лодка, которой командует тов. Зельбст, находилась на позиции у вражеских берегов. Командир лодки в перископ обнаружил неприятельский транспорт, шедший с грузом в один из портов.
Торпедисты Волков и Шамарицкий быстро подготовили торпедные аппараты к выстрелу. Лодка сблизилась с транспортом и легла на боевой курс.
Торпедная атака была проведена блестяще. Через некоторое время после залпа подводники услышали сильный взрыв…»
Я, хотя и с большим опозданием, поздравил Зельбста с победой. А он поспешил перевести разговор на другую тему. Потом взял саксофон и сыграл какую-то веселую мелодию:
— Приобрел вот себе инструмент. В дни, когда испытываешь большое напряжение, снимает усталость.
Положив инструмент в футляр, Зельбст стал расспрашивать меня о работе. В разговоре у него нет-нет да и проскальзывала нотка недоверия к размагничиванию лодок. Прямо он не сказал, что никакого толку от такой обработки кораблей не видит, но про себя, по всей вероятности, думал примерно так: «Пока я дойду до позиции, разве сохранится магнитное поле в пределах безопасных величин…»
На эту тему были у меня споры и с другими командирами лодок. Приходилось их убеждать в полезности и необходимости размагничивания кораблей.
— Вот тебе, товарищ командир, — спрашивал я, — в детстве прививку от оспы делали? Делали. Пользу от этого ты видишь? Нет. Ты и думать забыл об этой прививке. А если бы медицина не позаботилась о тебе, заболел бы ты оспой или нет? Трудно сказать. Возможно, и не заболел бы, хотя гарантии нет.
Так и размагничивание кораблей. Вот так-то, товарищ командир…
Примерно такой разговор произошел у нас и с Зельбстом. Он задумался, а потом согласился:
— Да, ты прав. Как инженер я понимаю тебя. Убедил…
Как только закончились работы по размагничиванию, лодка Зельбста ушла в очередной поход. Но недолго проплавал мои друг и однокашник. При выполнении одного из заданий он погиб.
Не всегда гладко и спокойно проходила у нас обработка подводных лодок. Размагничивание в условиях затемнения базы, при систематических налетах авиации связано с определенными трудностями, бороться с которыми помогало чувство долга перед Родиной. А плоды нашего труда видел и ощущал каждый. Уже к началу первого наступления немецко-фашистских войск на Севастополь удалось ликвидировать мнимую блокаду врага.
Путем использования разнообразных средств уничтожения — взрывов глубинными бомбами, различными видами тралов и так называемого пассивного метода борьбы — размагничивания кораблей — была одержана важная победа. Победа над неконтактными донными фашистскими минами.