Сегодня воздух в индонезийской деревне Кайя был особенно липким от влаги. Анда сняла с горелки кастрюлю с рисом, отделила половину и положила в собачью миску. Джесси, собака с довольно крупной для своей миски мордой, не появлялась со вчерашнего дня.
Анда беспокоилась. Она заботливо положила рис в миску с горкой, чтобы Джесси, когда придёт, легко достала еду, а не пропихивала морду внутрь.
Джесси никогда не покидала дом надолго. Она была редкой породы, название которой произносится как «ксоло-итцку-и́нтли» (или просто «ксоло») – мексиканская голая собака. Изящное мускулистое тело с тонкими ногами, серый, богатый на оттенки, глубокий цвет, светлые пятна на груди. Узкая морда и будто отлитый из бронзы силуэт.
Ацтеки считали собак ксоло земным представителем бога грозы и смерти Шолотля и хоронили животных вместе с людьми. Они верили, что ксоло провожают души умерших в загробный мир.
Возможно, так оно и есть. Возможно, так и будет.
Анда заправила рис, как обычно, жгучим перцем, смяла пальцами красный комок и засунула в рот. В глотке загорелось, из носа и глаз потекло. Сегодня глотать рис было труднее обычного: мышцы сжимались кольцом, не давая пище пройти дальше. Женщина сделала большой глоток воды и покрылась потом.
Воздух прилипал к коже.
Анда вышла во двор, зовя собаку по имени. Её нигде не было. Анда обошла вокруг дома. За забором в груде мусора лежал труп кошки внутренностями наружу. Женщина с брезгливостью отвернулась. В мертвых глазах кошки застыл страх. Анду охватило дурное предчувствие. Нет, ей померещилось.
Она вдруг захотела, чтобы ей померещилось.
Стряхнув с себя неприятные мысли, она спросила соседа, видел ли он Джесси. Старик, никогда не вынимавший изо рта сигарету, стоял у забора и не обращал внимания на ту самую мусорную кучу. Нет, не видел, последний раз вчера, когда собака пробегала мимо в сторону пальмовой плантации. Наверно, встречать хозяйку. Ее морда, сказал старик, была в крови.
Он поднял глаза на Анду, смотрел долгим пустым взглядом. По ее спине скатилось что-то липкое: то ли вода, то ли страх.
Понять бы, что скрывается за пустотой в его глазах, встретиться с ней один на один, выяснить, зачем она прячется там, внутри карих точек…
Женщина бросила “спасибо” и поспешила отойти.
Анда дошла до конца улицы. Деревянные крашеные дома тянулись вдоль земляной дороги. Ее расширили в прошлом году из-за увеличения потока туристов. Несмотря на ранний час, группа подростков уже копошилась по колено в бурой воде ручья, строя запруду из камней. Сколоченная из досок вывеска на обочине гласила: «IKAN BAKAR» (жареная рыба).
Соседка с четырьмя детьми как раз вышла из дома, села на табурет. Муж вышел следом, держа на руках младенца, отдал матери. Он вынес на порог качалку – металлическую перекладину. К ее середине пружиной крепилась люлька из плотной ткани. Молодая мать уселась поудобнее, уложила малыша и принялась укачивать, приглядывая за старшими и покрикивая на самых резвых.
Она ничего не знала о Джесси. И если бы вдруг ее увидела, отвернулась. Собака вызывала отвращение, напоминая гиену: та же узкая темная морда, острые уши и необычный вид отталкивали, инстинкт призывал не связываться, сторониться.
Соседка разговаривала с Андой вежливо, но с опаской. Она не любила чужих. Анда была для нее чужой, хоть и прожила здесь четыре года.
Она ничего не знала о Джесси. Женщины попрощались, и Анда поспешила дальше. Времени на поиски оставалось все меньше.
Джесси очень долго может бежать без остановки, не задыхаясь и не потея даже в сильную жару. А ее хозяйка уже чувствовала, как с каждым шагом все труднее даются вдохи и как воздух с силой протискивается внутрь.
Моя Джесси. Моя милая Джесси. Я так и не купила тебе миску, и ты ешь из питьевой тарелочки Малышки Бо-Пип. Все покидают меня. Все рано или поздно покидают меня. Малышка Бо-Пип, попугай, огромный розовый какаду, вылетел в окно в тот самый день, когда Анда покидала Мексику.
Она очень любила собаку и назвала ее в честь героини любимого американского телесериала, который смотрела в детстве.
Женщина до сих пор помнила, как устраивалась на старом диване рядом с мамой и следила за приключениями полицейской собаки Джесси. Попивая молоко с овсяным печеньем, они смеялись над забавными проделками овчарки с телеэкрана.
Это было давно, это было еще в Мексике. Теперь уже далекой и навсегда потерянной Мексике. С такой далекой и навсегда потерянной мамой. Mamá, mammina… (мама, мамочка).
Джесси часто убегала из дома, но ненадолго. Обычно на несколько часов. Ей нравилось бегать по главной дороге, лаять на детишек, желающих дернуть ее за хвост и прикоснуться к самой диковинной собаке на этих островах. Джесси добегала до сада с высоко растущими лианами. Ложилась на землю. Часто сюда же приходила кошка из дома напротив, и они играли. Джесси тыкалась мордой в брюхо кошки, а та била лапами в ответ, но не сильно и без когтей.
Этим вечером кошка все не приходила, и Джесси, лежа в тени, услышала в зарослях за садом шуршание листвы. Любопытство повело ее подняться и побежать в ту сторону. Шорох в кустах стал приближаться, собака все дальше пролезала в кусты, ведомая незнакомыми звуками и запахом, который был настолько не похож ни на что привычное, что уводил в заросли все глубже и глубже.
Вдруг Джесси наткнулась лапами на что-то холодное, источающее этот запах, он стал настолько сильным, что превратился в неприятный, раздражающий. Джесси испугалась, развернулась среди гущи папоротников назад, но тут холодное нечто задвигалось навстречу, потом из кустов надвинулось его продолжение и вдруг Джесси стало сдавливать холодным пульсирующим кольцом. Собака взвизгнула, дернулась, вцепилась зубами в холодное кольцо смерти.
Язык ощутил вкус мяса и крови. На мгновение кольцо перестало сжиматься и Джесси вырвалась, бросилась из кустов на свободу и бежала до тех пор, пока запах стал слабым и не слышным, пока вкус в глотке не притупился, бежала до тех пор, пока не увидела знакомую кошку на мусорной куче.
Тогда она бросилась к ней, вцепилась в глотку, в живот и распорола зубами брюхо. Потом вдруг замерла, легла на землю, положив лапу на нос, завыла и бросилась по дороге прочь из селения.
Времени на поиски собаки не оставалось. Нужно было спешить на работу. До плантации несколько миль, а владелец плантации, Рамин, не прощает опозданий.
Анда вернулась в дом, взяла мачете, корзину с водой и рисом. Дорога к плантации пролегала сквозь заросли плюмерии. Женщина оторвала розовый цветок с дерева и вставила в черные волосы. Растительность становилась гуще, дорога сузилась до тропинки.
Последняя миля пролегала сквозь лес. Анда думала о Джесси. Она убегала и раньше, конечно, редко, но случалось. Возможно, ей не стоило волноваться. Прибежит, когда захочет есть.
Анда отбросила беспокойные мысли и с удовольствием зашагала по тропинке. На пальцах еще теплился слабый аромат плюмерии и женщина остановилась, вынула цветок из волос и поднесла к носу. В папоротниках мелькнуло что-то. Анда не обратила внимания, увлеченная свежим запахом цветочных лепестков. Она не обернулась и на легкий шорох.
Внезапно женщина почувствовала острую, давящую боль в плече, вскрикнула, схватилась за него. Цветок упал на землю. Ног коснулось что-то холодное, ремни от сандалий впились в кожу. Холодным пульсирующим кольцом сдавило бедра. Крик ужаса застрял в горле, сжатом сильнейшим спазмом. Холод усиливался, давление стало невероятным.
Анда увидела лишь сложный черно-серый узор с золотистым отливом. Страшно сдавило грудь, хрустнули кости голени. Воздух едва протискивался в легкие. Все онемело.
И вдруг стало легко, почти восторженно легко. Женщина с черными волосами улыбалась Анде и звала к себе. Mamá, mammina! Наконец-то мы вместе. Анда потеряла сознание.
Сетчатый питон сжимал свою добычу, пока не сломались все кости. Он широко разинул пасть и начал потихоньку заглатывать труп. Семь метров мышц сжимались и разжимались в особом ритме. Сначала стопы, потом бедра, пальцы рук. Пропихивать внутрь лопатки было труднее всего, и питон расширился, растянув челюсти гибкими связками до огромных размеров. Голова исчезла, а змея продолжала двигаться, протаскивая еду дальше в себя, превращаясь в страшный живой чехол для мертвеца.
Джесси жалобно выла уже несколько часов. Она беспокойно виляла хвостом, поминутно вскакивала с места и бежала на малейший звук, доносившийся со двора. Рис в ее миске лежал нетронутым. Он испортился. В доме стоял кислый запах несвежего риса и пустоты.
Рамин так и не оштрафовал Анду на 5 центов. Ни разу в жизни. Она никогда не опаздывала, и когда женщина не пришла на плантацию, отправил племянника, маленького Патуки, к дому Анды.