Голод, вырождение, вымирание и невежество русского народа, как следствие полицейского строя

На всей земле нет еще такой страны, в которой бы все были счастливы и довольны. Везде встречаются богатые и бедные, трудящиеся и бездельники, честные люди и мошенники.

Но если нигде на земле нет полного счастия, то все же в одних странах живется привольнее, в других хуже; одни народы мало-по-малу улучшают свою жизнь, другие коснеют в бедности и невежестве.

И если мы поближе познакомимся с народами более счастливыми и несчастными, то увидим, что первые сами, через своих выборных представителей, управляют странами, в которых живут, сами составляют себе законы, а несчастны, бедны и невежественны те народы, которые управляются чиновниками.

Так, в Европе лучше других живется немцам, французам, шведам, норвежцам, англичанам, а хуже всех — туркам и русским. И это потому, что у немцев, французов, шведов, норвежцев, англичан давно уже выборные от народа управляют страною и составляют законы, а чиновники находятся у них в подчинении и только исполняют волю народа, а в Турции России, наоборот, — управляют чиновники, у которых народ находится в полном подчинении.

В России чиновники делали и до сих пор делают, что им взбредет в голову, так как они не зависят от народа. Нужд населения они не знают и ими не интересуются, а каждый младший чиновник старается лишь угодить старшему чиновнику, чтобы повыситься в чине и получать побольше жалованья. А самыми высшими чиновниками, министрами, назначаются всегда знатные и богатые люди, от которых зависят все чиновники. Министры, конечно, тянут руку таких же знатных и богатых, как они сами, а подчиненные им чиновники исполняют их приказание. Все остальное население обязано лишь платить налоги, подати, добывая их кровавым потом и не имея поэтому возможности просветить свой ум, тем более, что чиновники всячески стараются держать народ в темноте, чтобы удобнее им распоряжаться, как вздумается.

Такое самодержавное правление чиновников сделало нашу страну одною из самых несчастных и бедных в мире. Русский народ совершенно обнищал, он начинает вырождаться и вымирать.

Знаменитый русский писатель, Н. А. Некрасов, в одном из своих стихотворений, много лет тому назад, писал:

Но такие или им подобные «стоны» слышны были не только на реке Волге. Они раздавались по всей русской земле. Они раздаются и теперь везде. Нет села, деревни, хутора, чтобы не слышались эти тяжелые «песни». Их поют горе да нужда, от колыбели до могилы сопровождающие и крестьянина, и работника. Об этом свидетельствуют все, кто мало-мальски интересовался жизнью народа, это подтверждают русская литература и наука.

Русский ученый, профессор Ю.. Янсон, еще в 1881 г., т. е. 25 лет. тому назад, говорил, что «от севера Вятской губернии и степей оренбургских и самарских до Подолии, Волыни и Литвы, от болот новгородского полесья до степей Новороссии везде много сходного в положении нашего крестьянства. Везде мы нашли в нем слабую обеспеченность хозяйственного быта, особенно в той части, которая великим актом 1861 г. призвана к благоденствию и процветанию свободного труда. Где нет экономической обеспеченности (средств к жизни), там почти излишне дополнять картину состояния народа изображениями явлений, от нее зависящих и отсутствием ее объясняющихся. Плохое питание, дурные физические (телесные) и моральные (духовные) условия жизни, большая болезненность и сильная смертность — все это имеет свою ближайшую причину в бедности населения, а бедность сама, если и проистекает от слабости нравственных сил и недостатка трудовой энергии, то не от них она пошла».

Другой ученый и общественный деятель князь А. Васильчиков тридцать лет тому назад, между прочим, писал: «Очень знаменательное и крайне прискорбное явление — есть зарождение в России сельского пролетариата (ничего неимущих бедняков). Несмотря на меры, принятые для обеспечения крестьян земельною собственностью, для закрепления за ними их наделов, число безземельных крестьян начало в последнее время сильно прибывать»... Безземельные и разночинцы уже в 1871 году «составляли сословие отдельное от крестьян-землевладельцев, не занимающихся хлебопашеством, не имеющих постоянной оседлости, за исключением немногих сельских торговцев, проживающих на положении бобылей и наемников. Они нанимаются у зажиточных крестьян или у сельских обществ в пастухи, сторожа и составляют первый зародыш сельского пролетариата в России». Таким образом, по прошествии только 10 лет со дня освобождения крестьян и издания Положения, наделившего всех домохозяев землею, обнаружился знаменательный факт, что в некоторых губерниях число безземельных обывателей простиралось уже до пяти, двенадцати и даже пятнадцати на сто домохозяев; явление это, повидимому, не зависело от качества почвы и вообще от местных условий, так как проявлялось одинаково и в хлебородных губерниях (Тамбовской и Курской) и в беднейших (Смоленской, Костромской) — в самом центре черноземной хлебороднейшей и промышленной полосы империи, и на самом краю земледельческой области, где хлебопашество почти уже прекращается.

Князь А. Васильчиков совершенно объясняет это явление «несоразмерностью поземельных окладов с производительностью и доходностью земель» и — «недостатком земли».

Профессор Янсон, на которого мы уже ссылались, указывает на те же причины: «надел, — говорит он, не обеспечивает быта крестьян даже при той численности их, какая определена последней ревизиею, причем, вследствие различия в величине наделов от высшего до низшего и четвертного включительно, не только в разных местностях быт крестьян не обеспечен в одинаковой степени, но и в одной и той же местности не все крестьяне обеспечены одинаково»... В этом нет ничего удивительного, если мы вспомним, при каких условиях совершалось наделение крестьян. «Крестьянское малоземелье, — говорит г. Прокопович, — ведет свое начало с 1861 г., когда крестьяне были наделены землею в недостаточном количестве, чтобы не лишить помещичьего хозяйства рабочих рук, когда крестьянам были даны худшие земли, а отрезаны лучшие в пользу помещиков; когда отведенные им земли были обложены чрезмерными выкупными платежами, так как в цену земли была включена плата за освобождение крестьянских душ. Сколько земли было отрезано у крестьян, мы можем судить на основании сведений о размерах крестьянского надела до 1861 года и после освобождения крестьян.

Далее автор приводит цифровые данные, из которых видно, что в Рязанской, например, губернии, после наделения в 1861 г. у крестьян земли уменьшилось на 70 тысяч десятин, в Воронежской — на 152 тысячи десятин, в Саратовской — на 244 тыс. дес., в Псковской — на 112 тыс. дес., в Новгородской — на 555 тыс. дес., в Симбирской — на 69 тыс. дес. Следовательно, в среднем, крестьянам нарезали на 20 проц. земли меньше, чем они пользовались до освобождения, или, другими словами, вместо ста десятин давали восемьдесят. А сколько крестьяне заплатили за эту землю, видно из следующих данных: в нечерноземных губерниях крестьянские наделы были оценены в 180 миллионов руб., а крестьяне должны были выплатить 342 миллиона, т. е. почти вдвое больше; в черноземных губерниях по продажным ценам крестьянские земли оценивались в 284 миллиона, а выкуп за них был вычислен в 342 миллиона, или на 58 миллионов больше, и только в западных губерниях, где в 1863 году было восстание, крестьянам ничего не пришлось приплатить за их земли, так как правительство успело привлечь их на свою сторону.

«С тех пор,— говорит г. Прокопович, — прошло почти полстолетия. Что было за это время сделано в пользу крестьян? Ничего или почти ничего. Что было сделано во вред крестьянам? Много, очень много!» Какие являются последствия земельной необеспеченности крестьян, доказательством тому могут служить исследования русского ученого Ф. Щербины. Он, между прочим, нашел, что годичные расходы крестьян в Европейской России выражаются в 55 руб. 54 коп. по расчету на каждую наличную душу, или в 333 руб. 24 копейки на хозяйство, при средней семье в 6 душ обоего пола. В сутки, следовательно, на одну душу приходится лишь 15 коп.» и этими пятнадцатью копейками измеряются все потребности крестьянина — личные, семейные, хозяйственные, общественные и государственные, т. е. расходы и на хлеб, и на приварок, и на мясо и огородные овощи, и на будничную одежду, и на праздничную, и на жилища, и на строения, и на содержание скота, и на школу, книги и удовольствия.

Несомненно, что иной нищий имеет возможность больше израсходовать на свое содержание, чем основное, так сказать, население, главная сила государства, которое поставляет армию, флот и дает главные средства на государственные расходы! Несомненно, что даже самые тяжкие уголовные преступники: воры, грабители и убийцы, сидящие в тюрьмах, располагают большими средствами, чем трудовое население. В самом деле, преступники имеют даровое помещение, отопление, освещение и содержание. Если все это переложить на деньги, то, несомненно, их расходы больше крестьянских. Нет ничего поэтому удивительного, что при малейшем неурожае наши села, деревни и хутора прямо начинают голодать.

Журнал «Вестник Европы», по поводу неурожая в 1891 году, между прочим, писал: «неурожаи бывают и в Германии- и во Франции; но там (у немцев и французов) голод немыслим, и в этом особенно заключается печальная особенность нашего положения в глазах западно-европейских наблюдателей... Подобно тому, как знаменитый картофельный голод в Ирландии в 1848 году раскрыл перед всеми ненормальное положение сельского населения, так и у нас нынешний голод обнаружил перед всем миром то, чего мы, быть может, не сознавали сами, — что миллионы нашего крестьянства живут изо дня в день, проедают последние продукты своего труда, не имея никаких запасов на случай нужды, и что они находятся на такой ступени экономического быта, с которой некуда уже спускаться ниже, а потому вслед за неурожаем настает прямо голод».

Но постоянное недоедание и частые голодовки влекут за собою не только временное истощение,—следствием их являются, как выше уже говорили, — болезни, вырождение и, наконец, вымирание населения.

Для доказательства этого нам необходимо прибегнуть к цифрам, как ни скучно иметь с ними дело для читателей. Прежде всего мы сообщим данные о болезнях русского народа. Мы не будем касаться всех болезней, а ограничимся лишь одною из них, имеющею непосредственное отношение к плохому питанию,—это именно болезнь органов пищеварения. Вот какие на этот счет имеются сведения.

Это значит, что на каждые сто человек населения обращались к врачам за помощью от болезни желудка: в 1888 году — около двух человек, в 1889 г. — более двух, в 1890 и 1891 годах — около трех и в 1892 г. — три с лишним.

Следовательно, болезнью пищеварительных органов болеет все больше и больше людей. При этом нужно иметь в виду, что приведенные цифры далеки от действительности. Не говоря уже о том, что в России, особенно в губерниях, где нет земских учреждений, докторов еще слишком мало, чтобы все больные могли пользоваться их помощью и, следовательно, быть занесенными для счета в списки, и там, где есть доктора, лишь часть населения обращается к врачам, а немало лечится домашними средствами и даже пользуются помощью знахарей, знахарок или других невежественных людей, и все эти лица также не идут в счет. Следовательно, если бы все больное крестьянское население обращалось к врачам, то болезнь органов пищеварения, конечно, выразилась бы в гораздо больших числах, чем вышеприведенные.

Помимо этой и другие болезни указывают на нищенское положение сельского населения, живущего в грязных, затхлых и сырых избах. По поводу данных о болезнях населения за пять выше означенных лет (1888—1892 г.), один исследователь говорить, что эти данные позволяют судить о крайне низком уровне народного здравия в России. Из среднего числа записанных в течение этого пятилетия больных — эпидемических больных, т. е. таких, которые заболели повальными болезнями, было 22. 263. 845, или на каждые 100 больных приходилось свыше 15 человек с повальными болезнями, как тиф, оспа, кровавый понос. А эти болезни, как повальные, проявляются скорее всего среди бедного, голодного населения, живущего в нищенской обстановке. Эта же обстановка, изобильная грязью, темнотою, отсутствием свежего воздуха, способствует распространению накожных болезней, чесотки и других.

Дальше мы увидим, что нищета народная влечет за собою ужасающую, смертность детей, но она страшно отражается и на взрослых, что видно из данных о новобранцах. Как известно, в солдаты берут молодых людей в самом расцвете лет, 21-го года. Казалось бы, что в таком цветущем возрасте вовсе не должно было бы быть истощенных, больных, немощных лиц, или они должны встречаться, как самое редкое исключение. Но в действительности и среди новобранцев немало попадается таких, которые оказываются негодными к службе по телесным недостаткам, болезням, невозмужалости и т. д. В 1893 году таких новобранцев приходилось более 20 на каждые сто человек, внесенных в призывные списки, в 1891 году — почти 17, в 1895 г. — более 16—тй, в 1896 — более 18—ти. Весьма возможно, что наибольшее число негодных к военной службе в 1893 года объясняется тем, что этому году предшествовали два голодных — 1891 и 1892 годы.

Но, как мы уж говорили, бедность и нищета влекут за собою не только болезни и истощение, они способствуют и вымиранию населения. По данным за восьмидесятые годы, в России уже первый год жизни переживают только 673 из тысячи детей, или, другими словами, на каждую тысячу детей до одного года в России умирает ,327 детей, т. е, около 33 процентов. Между тем, во Франции, Англии и Швеции число остающихся на второй год колеблется между 800 и 860, или в этих странах умирают на первом году 140—200 детей, на 127—187 детей меньше, чем в России. Еще большая разница замечается в смертности детей на пятом году жизни: в России в эти лета вымирает ровно половина детей, т. е. на каждую тысячу — пятьсот, а в Англии и Швеции только четвертая часть, или на тысячу умирает 250. Пятидесятилетнего возраста достигают в России не более 300 из тысячи человек, тогда как в Швейцарии, Франции, Англии и Швеции до него доживает приблизительно 500 человек; даже в 70 лет в названных странах из тысячи в этом возрасте доживает 250 человек, а в России не более, 100 человек. Любопытно, что у итальянцев и немцев, где народ менее участвует в управлении страною и законодательстве, условия для достижения долголетия хуже, чем во Франции, Англии, Швейцарии и Швеции, но много лучше, чем в России, в которой народ находится еще в подчинении чиновников.

Следующая таблица, в которой сведены данные за 10 лет (1884—1893 год), как нельзя более наглядно показывает, что, где народу живется лучше, где он свободнее, там и умирает меньше. За это время из тысячи человек всех возрастов умирало:

в Норвегии около 17-ти человек

— Швеции немного более 17 —

— Англии немного более 19 —

— Бельгии более 20 —

— Швейцарии более 21 —

— Франции более 22 —

— Германии более 25 —

— Италии около 27 —

— Австрии около 29 —

— Испании около 32 —

— России более 33 —

Перечисленные страны можно разбить на 3 группы:

1) со смертностью ниже 20-ти человек на 1000 жителей.

2) со смертностью от 20 до 30-ти на 1000 ж. и 3) со смертностью выше 30-ти на тысячу. Тогда в первую группу попадут только Норвегия, Швеция и Англия; во вторую — все остальные страны, кроме Испании и России, и наконец, в третью группу две самые отсталые страны — Испания, где властвует до сих пор духовенство, и Россия, в которой господствуют чиновники. Если бы в России умирало столько, сколько в Норвегии, то ежегодно число смертных случаев уменьшилось бы на 2 с лишком миллиона, а если бы у нас умирало столько, сколько в Германии у немцев, то число смертей ежегодно было бы меньше на полтора миллиона.

Какое громадное значение в смертности имеет бедность населения, доказательством тому могут служит прекрасные данные, собранные бывшим московским профессором Эрисманом, которого русское правительство выслало из России за его просветительную деятельность. Этот профессор, между прочим, говорит, что опыты показали, что 5-ти летний ребенок, выросший в хорошей обстановке, может рассчитывать прожить на 10 лет больше, чем дитя бедных родителей. Далее, в подтверждение этого, Эрисман приводит такие цифры из исследований, произведенных в заграничных странах:

После всего сказанного, не остается никакого сомнения, что больше всего смертей бывает у тех народов, которые живут в бедности и нищете, а меньше всего — у народов богатых. Есть, однако, еще одна причина смертности — это невежество.

Даже и не богатый, но образованный человек, может устроить свою жизнь лучше, чем безграмотный невежа. Образованный , человек понимает, например, что нужно свое помещение держать в чистоте, мыть полы, вытирать пыль, отворять почаще окна, чтобы всегда был свежий воздух; в случае болезни обращаться к доктору, а не к знахарке и т. д. Невежественный же человек ничего этого не понимает и заболевает и умирает при таких условиях, когда образованный человек был бы жив и здоров.

Русское правительство, как мы уже говорили, во все времена старалось задержать народное образование, оно воспрещало учреждать хорошие школы для народа и довело до того, что русский народ является самым темным, невежественным и безграмотным народом в Европе.

Самым лучшим показателем степени образования народа является грамотность новобранцев, которых берут из всего населения.

И вот какие данные имеются по этому вопросу за последнее, сравнительно, время. В Германии, в Швеции и в Швейцарии почти вовсе нет неграмотных новобранцев: почти все рекруты умеют хорошо читать, писать и считать; во Франции на 100 новобранцев неграмотных встречается не более 9 человек, в Австрии немного более 30, в Италии 42, а в России на 100 новобранцев приходится почти 69 неграмотных, а грамотных, следовательно, только 31 человек! Да и из этого числа настоящих грамотных очень мало. Пишущий эти строки сделал подсчет грамотности русских новобранцев за 1878, 1888 и 1898 год и получились такие данные:

Таким образом, под нашею русскою «грамотностью» следует подразумевать, главным образом, полуграмотных, т. е. с трудом читающих и пишущих или только читающих, нередко без понимания прочитанного. Словом, русский народ, повторяем, самый темный и невежественный народ в Европе.

И здесь нет ничего удивительного, принимая во внимание, что, как мы уже говорили, правительство русское всегда противилось образованию народа. Оно тратило и тратит громаднейшие деньги на армию и флот, на содержание чиновников, полиции и т. д., на духовные же нужды населения бросало и бросает лишь ничтожные остатки.

Чтобы не быть голословным, сообщим здесь сведения о государственных расходах и доходах России.

Мы могли бы привести данные об этом за много лет, но, не желая загромождать книгу цифрами, ограничимся некоторыми годами. Семьдесят лет тому назад, в 1837 г., расходы России выражались суммою около 164-7 миллионов рублей, через 10 лет, в 1847 году, они уже достигли почти 245-ти миллионов, еще через 10 лет, в 1857 году, — были около 348-ми миллионов, в 1867 году — более 527¹/₂ миллионов, в 1887 — более 900 миллионов, в 1897 году — 1 миллиард и почти 500 миллионов.

Из этих данных видно, что расходы России за 60 лет увеличились более чем в девять раз в то время, как расходы Англии, например, за такое же время увеличились только в 2¹/₂ раза, а Франции — в 2¾ раза.

Но дело не в увеличении расходов: если средства идут на пользу народа, то денег не жаль. Посмотрим же, на что у нас тратятся деньги.

За 1897 год около половины всех расходов затрачены были на войско, флот и уплату государственных долгов, около четверти расходов — на пути сообщения, более пятой части — на управление государством (т. е. на жалованье и расходы министрам, чиновникам, полиции и т. д.) и пенсии, пособия, аренды, — и только одна тринадцатая часть всех расходов пошла на суды, народное просвещение и религиозные нужды.

Для наглядности, приведем эти расходы в цифрах: из каждых ста рублей расходов тратилось: 48 рублей на войско, флот и уплату государственных долгов, 23 р. 40 к. — на пути сообщения (железные дороги, мосты и т. д.), 20 р. 80 к. на управление государством, пенсии, аренды и только 7 р. 80 к. — на образование народа, на правосудие и религиозные нужды.

Сравнивая расходы на одно народное образование в России и других странах Европы, мы видим, что в Англии из каждых ста рублей расходов на народное образование тратится 10 рублей, во Франции 6 р. 40 к., в Пруссии около 6 рублей, в Австрии 2 р. 80 к., в Италии 2 р. 50 к., а в России только 2 рубля. Еще заметнее видна отсталость России, если мы сравним расход на министерство народного просвещения на 1 душу населения: в Англии тратится на 1 душу 2 р. 84 к., во Франции 2 р. 11 к., в Пруссии 1 р. 89 к., в Австрии 64 к., в Венгрии 55 к., а в России расход на министерство народного просвещения на 1 душу населения всего 21 коп.

В частности на начальное образование трата России еще ничтожнее, что видно из следующих данныхъ:

Из этих данных всякий может видеть, что русский народ отстал по образованию от всех других народов не только Европы, но и Азии, где японцы тратят больше нас на народное образование, что, в связи с участием японского народа в управлении и законодательстве своей страны, и было причиною их блестящих побед над нами в последнюю войну.

Задерживая рост образования народа, правительство в то же время усиленно распространяло кабаки, относясь к ним с отеческою заботливостью, как к главной статье дохода. Сплошь и рядом в селах и деревнях можно видеть теперь громадное различие между школою и кабаком. Последние всегда помещаются в приличном доме, крытом железом; в нем чисто и светло; входящие в «монопольку» должны снимать шапку и вести себя прилично; даже возле кабака не дозволяется буйства и ругани; в «монопольке» можно купить гербовые и почтовые марки и предполагалось даже продавать книги. А тут же по близости, нередко на одной улице с кабаком, очень часто, можно, видеть жалкую школу, крытую соломою, с тусклыми окнами. Возле этой школы беспрепятственно можно и драться и ругаться, а в самое помещение может входить кто угодно, не снимая даже шапки, и издеваться над учителем, который всем подчинен.

И сельский староста, и волостной старшина, и урядник, и земский начальник, не говоря уже о высших городских властях, — все начальствуют над школою и учителем.

При таких условиях школа не пользуется в селе надлежащим значением и мало оказывает влияния на жизнь населения, а кабак, наоборот, обретается в полном почете и с каждым днем расширяет свои владения за счет школы. К сожалению, у нас не имеется данных о количестве школ и кабаков за много лет, но достаточно сведений за один какой-нибудь год, чтобы понять, насколько количество первых меньше числа вторых.

Мы имеем возможность сделать сопоставление за 1894 год, и вот что, получаем. В этом году, по правительственным данным, всех начальных училищ в Европейской России было 69041 и в Сибири 2501, а всего следовательно 71542; одна школа в Европейской России приходилась на 1580 жителей; а в Сибири на 2600 жителей. В том же году всякого рода питейных заведений считалось 130912 и одно питейное заведение приходилось на 921 жителя. Нет нечего поэтому удивительного, что у нас встречается очень много горьких невежественных и грубых пьяниц и очень мало образованных людей.

Известный публицист А. В. Пешехонов, между прочим, говорит: «введение винной монополии, как известно, с самого начала мотивировалось (объяснялось) не финансовыми только (т. е. денежными) соображениями, но и целями «борьбы с вредными сторонами питейного дела, в интересах поддержания доброй нравственности, предупреждения экономического упадка (бедности) населения и охраны народного здравия». А далее названный автор приводит выдержку из циркуляра министра финансов, в котором говорится, что «имеются указания на то, что казенное вино по своей цене слишком доступно для населения и, отличаясь от вина, поступавшего прежде в потребление из частных питейных заведений, своею крепостью производит на потребителей более одуряющее действие, чем и объясняется замечаемое в некоторых местностях увеличение числа преступлений и проступков, совершенных в состоянии опьянения».

Когда в последнее время, одновременно с освободительным движением, у нас начались ужасающие грабежи, убийства, поджоги и кражи, правительство обвинило «крамолу», «революционеров». Но из всего сказанного ясно видно, что оно, и только оно одно, виновато во всем этом. Обратив население в нищих, споив его и не дав никакого образования, правительство довело народ до озверения.

Известный писатель В. Якушкин приводит такую выдержку из записок Никитенко, относящихся к 1859 году: «сегодня был большой выход, и потому во дворце собралась толпа гражданских и военных чинов... Смотря на этих людей, я еще раз пришел к заключению, как трудно в этих головах, под этими блестящими мундирами, зародиться мысли об общественном благе... Им некогда заниматься этою мыслью; они все поглощены заботами о выставлении себя, о представлениях, о своих местах, лентах, мундирах и т. д. Нет, не отсюда, а из недр народа могут вытекать истины о нуждах его и слагаться мысли, как удовлетворить этим нуждам». Это та самая мысль, которую мы высказали в начале настоящей книжки.

Только парламент или, как у нас называют, Государственная Дума, избранная из всего населения, наделенная правами издавать законы, самостоятельно расходовать народные деньги и требовать отчета от министров, которые должны быть ответственны перед народными представителями; только такая, повторяем, Государственная Дума, в связи с развитием широкого местного самоуправления, сделает народ богатым и счастливым.