Иэн Уотсон Голос Деревянного моря

— Плавать по морю положено только зимой, — сурово сообщил мне Недосягаемый, Хранитель Света. — После того, как листья умрут и опадут.

Мы стояли на верху керамического маяка, в центре Райской бухты. Если быть точным до конца, не на самом верху, а на наблюдательной площадке, огороженной деревянными перилами. Над нами, скрываясь за тепловым щитом, вздымался ядерный факел с древнего космического корабля, который в течение всей зимы служит маяком для моряков, а также источником света для города.

— А также глубоких черных теней.

Наверное, поднять факел так высоко при помощи одних лишь деревянных лесов и веревок, сплетенных из волокон листьев, было совсем непросто.

Хранитель Света оказался высоким тощим человеком с растрепанными волосами, пронзительным взглядом голубых глаз и густой светлой бородой. Он был одет в белую тунику, складки которой элегантно спадали на тяжелые сапоги из коры.

Я смотрел на кирпичные дома, крытые блестящей красной черепицей. За бледно-желтыми складами и причалами, за длинной чередой стоящих на колесах или полозьях судов с убранными парусами виднелось то, что местные жители называли морем, хотя оно целиком и полностью состояло из дерева.

Умирающая листва соткала огромный желто-оранжево-алый ковер, который тянулся до самого горизонта. Однако осенние ветры успели кое-где ее разметать, и обозначились вмятины и каналы: те, что располагались поближе к берегу, были отполированы столетиями мореплавания. Сильный ветер ерошил мои волосы и кружил опавшие листья, похожие на птиц и бабочек. Скоро он усилится и начнется настоящий лиственный ураган.

За пределами моего взгляда вздымались огромные деревянные волны, похожие на высокие горы, окруженные глубокими, словно долины, впадинами.

— Через десять дней, — уже более доброжелательно продолжал Недосягаемый, — я зажгу маяк, и начнется праздник Обнаженного Моря. Вот тогда наши корабли снова уйдут в плавание.

Гораздо больше ему бы подошло имя Неумолимый, подумал я. Неужели придется ждать этого их дурацкого праздника? «Десять дней», — сказал Хранитель Света. Моя миссия готова закончиться, не начавшись.

Я размышлял о том, стоит ли предложить Недосягаемому взятку. В конце концов, Хранитель Света не говорил, что выходить в море раньше срока запрещено. Но о какого рода взятке может идти речь? Я уже понял: эти люди очень скрупулезно соблюдают свои обычаи.

На западе солнце клонилось к закату, обозначая окончание очередного дня. Все оттенки листвы, волнами ходившей по деревянному морю, создавали ощущение мира наоборот, словно великолепное действо под названием «закат» разыгрывалось не в небе, а на том же море.

— Исключений не бывает? — спросил я.

— Это не разумно, Пламенный Лис. Я не говорю о том, что можно испортить листву или потерпеть слепую катастрофу, но морские черви сейчас совокупляются перед капсулированием.

В моем мозгу нанопьютер (она называла себя Лилл) переводил слова собеседника и формулировал ответы на местном языке. Лилл пояснила, что слепая катастрофа есть последствие плавания в условиях слабой видимости. Касательно капсулирования — я уже знал, что это такое: морские черви, размером в руку маленького ребенка, а иногда чудовища в двадцать метров, с наступлением зимы устраиваются в норах деревянного моря, запечатывая их загустевшей янтарной слизью. Стружка и пыль в сочетании с собственными выделениями червя застывают довольно быстро, восстанавливая жесткость данного участка моря.

И вновь я восхитился этим миром. Субстанция, наполняющая туннели, оказалась съедобной для человека — настоящий кладезь продовольствия, обладающий, в зависимости от места, где его добывают, различным вкусом. А некоторые виды море-листвы содержали высокий процент нетоксичного аналога монотерпина, туйона — наркотика, похожего на тетрагидроканнабинол [1], но гораздо более сильного...

Похоже, я выбрал удачное время для появления на Черводреве — так называлась эта планета. Туйон вызревал по мере высыхания листьев. Мне нужно было собрать достаточное количество, прежде чем ветер вынесет их на берег, где они просто сгниют.

Легче легкого, нужно лишь посадить свой кораблик на море.

Проблема в том, что в гипербиблиотеке скопилось слишком много знаний, и найти нужное стало практически невозможно. Только после прыжка в мир Черводрева корабельный компьютер обнаружил, что посадка непосредственно на поверхность деревянного моря опасна — по древесным волокнам текли токи, и большой металлический объект мог вызвать электромагнитный импульс, фатальный для чувствительной электроники корабля. Значит, придется сесть в местном космопорту и нанять деревянное судно.

— Мне необходимо отплыть как можно скорее. — И я повторил свою ложь относительно листьев, которые мне нужны для изучения в Институте ксеноботаники в Мондеверте.

Вот они, листья, до них рукой подать — однако я ведь не мог сойти с берега с рюкзаком! (Откровенно говоря, новость о «совокупляющихся червях» меня не слишком вдохновила.) Кроме того, нужных мне листьев могло не оказаться возле берега. Похоже, придется сотрудничать с местными жителями.

— К тому же, Пламенный Лис, — добавил Хранитель, — ветер с моря усиливается с каждым днем. И только после того, как море очистится от листьев, он ослабеет и изменит направление.

— Но ваши корабли наверняка могут двигаться и против ветра, — запротестовал я.

— Конечно. Вот только зачем?

У меня возникло предположение, что токи в дереве каким-то образом воздействуют на направление ветров, которые дуют до тех пор, пока все осенние листья не оказываются на берегу.


Народ Недосягаемого прибыл на Черводрево шестьсот лет назад. Дальняя спектроскопия показала наличие пригодного для дыхания воздуха и существование жизни на планете. И все же, когда колонизаторы высадились, они обнаружили, что их новый мир почти весь покрыт деревом — не бескрайними лесами, как предполагалось, а единой деревянной оболочкой, которая покрыла всю планету, за исключением полудюжины регионов размером с Францию старой Земли. Возможно, мне бы следовало назвать эти участки кишечником; именно здесь в течение тысячелетий ежегодно собирались, гнили и спрессовывались листья.

Колонизаторы оказались в мире древесного океана. А еще здесь были черви, обитавшие в дереве, и земляные, питавшиеся опавшей листвой, которую они быстро перерабатывали в некое подобие глины. Если посмотреть в сторону земли, где домики постепенно сливаются с плоской равниной, и усилить зрение, то удастся разглядеть, что маленькие черви уже приступили к переработке листьев, нашедших место своего последнего успокоения. Через несколько дней я уже вряд ли захочу отобрать у них этот урожай — если мне вообще дадут на это разрешение.

Я употребил слово глина, но не воображайте себе ничего привычного: просто то, что получается, больше похоже на вещество, которое используется для производства кирпича; вот вам и источник строительного материала для домов, причалов и маяка.

Что же привело к возникновению столь примитивного мира дерева, червей и мертвой почвы? Возможно, раньше Черводрево обладало большим разнообразием форм жизни, а потом установилась тирания дерева — я использую понятие «дерево» в самом широком смысле слова. Возможно, на глубине сотен метров найдется свидетельство существования других организмов. Корни дерева, захватившие огромную часть поверхности планеты, глубоко вгрызлись в скалы в поисках водоносных пластов и минеральных солей. Иначе откуда берется дождь на Черводреве? Наверняка испарения с триллионов листьев, скрывшихся в заоблачной выси, порождают дождевые облака весной и летом.

Но, Лис, именно из-за листопада ни один корабль не поднимает парусов, — подала мысль Лилл.

Ты права, Лилл. Никто не станет плыть сквозь густую листву — значит, я не смогу выйти в море!


Вчера я посадил свой кораблик на выжженный участок земли на окраине города, отмеченный высоким красным обелиском, на вершине которого развевалась белая полая штуковина, которую Лилл назвала ветровым конусом. Это древнее устройство использовалось в аэропортах для определения направления ветра, в нем не нуждались космические корабли, но оно отмечало посадочную площадку.

Возможно, обитатели Черводрева и пользовались глайдерами, но я не заметил ни одного, а единственным летательным аппаратом оказался наполовину разобранный грузовой корабль. Бородатые парни в грязных комбинезонах из жесткой ткани резали старый корпус на части, грузили их на деревянные ручные тележки и катили в сторону низкого кирпичного здания. Все это больше походило на свалку, чем на космопорт.

У них нет доступа к металлам, — напомнила мне Лилл.

Безусловно, — согласился я. Даже обычные металлы здесь редкость, вот почему я привез с собой слитки меди, олова и алюминия — вместо денег.

На некотором расстоянии я заметил огромные сети, натянутые на высокие шесты. Мне также удалось разглядеть маленькие фигурки (благодаря улучшенному зрению) — мальчишки и девчонки, разбившись на пары, при помощи небольших сетей ловили влекомые ветром листья. Те ныряли вниз, а потом вновь взмывали в воздух, и это навело меня на мысль о том, что каждый несет в себе небольшой электрический заряд, а благодаря ионизации атмосферы заряды дольше остаются в воздухе.

Черводрево находится на низком уровне технического развития, сообщила гипербиблиотека. Тем не менее его жители участвовали в межзвездной торговле.

Мое появление привлекло внимание почти всей команды, разбирающей старый грузовой корабль. Прически у них были самые разные — от длинных локонов до короткого ежика. У двоих я заметил инструменты, напоминающие пилы с мономолекулярными лезвиями. Такие штуки режут сталь, как проволока — сыр. Я представился: Пламенный Лис из Института ксеноботаники на Мондеверте. Могу ли я оставить здесь свой челнок и тому подобное?

Лилл, успевшая изучить язык Черводрева, вела переговоры. Я предоставил в ее распоряжение свои голосовые связки, язык и губы.

Нас приветствовали в мире Черводрева и предлагали чувствовать себя, как дома.

— Прошу извинить мое любопытство, но что произошло с командой этого корабля? — спросил я.

Старший из рабочих заверил меня, что корабль уже давно непригоден для полетов и оставлен экипажем, улетевшим на челноке. С моим челноком все будет в порядке. Черводрево посещают не так уж часто, в особенности ученые, так что никто не станет рисковать — «Мы не хотим остаться в изоляции».

Обычно звездные системы торгуют между собой предметами роскоши и разными диковинками (плюс знания, которые, как известно, не занимают места в грузовых трюмах, хотя могут принести гораздо более серьезный доход, чем любые товары). Вина, ликеры, деликатесы для гурманов, приправы, лекарства, произведения искусства и тому подобное. Черводрево могло предложить дерево, из которого получалась прекрасная мебель. К тому же оно обладало способностью проводить электрический ток. Домашняя мебель стала предметом экспорта Черводрева и пользовалась огромным спросом. Знатоки и богатые выскочки считали, что стулья и кресла из море-дерева укрепляют иммунную систему — вроде медицинского браслета на запястье. Очевидно, в этом была доля истины.


Я вышел из челнока, получив все необходимые заверения в мирных намерениях местных жителей. Воздух был мягким и свежим. На складе меня угостили горячим напитком, отдаленно похожим на кофе. В ответ я пустил по кругу бутылку хорошего бренди — хотя бы для того, чтобы проверить безрадостную информацию гипербиблиотеки о том, что на Черводреве не употребляют крепкие напитки. Так оно и оказалось.

— А как же вы отмечаете праздники? — спросил я.

— Мы поем и танцуем, — объяснил синеглазый менеджер. — Кружимся на месте и вопим.

Да, что-то вроде восточных дервишей. Опьянение путем гипервентиляции, головокружения и воплей. Этот мир явно отличается аскетизмом.

Если местные жители практикуют танцы и вопли, возможно, таким способом они избавляются от отрицательного воздействия ионизации...

— Я собираю различные виды листьев. Для науки это очень важно, — сообщил я.

— Через день или два половина нашего населения, надев самые прочные сапоги, отправится в глубь материка. Мы будем собирать листья, которые принесет ветер, так что все собранные листья принадлежат городу!

— Вы хотите сказать, что я не смогу купить принесенные ветром листья?

— И оставить нас голыми? — Вся компания посмотрела на меня, разинув рты.

Превосходная шутка. Вершина юмора на Черводреве.

Очень остроумно, — заявила Лилл, которая отлично владела нюансами языка местных жителей.

М-да. М-да.

— Вам нужно отправиться в море, чтобы добыть листья, — сказал парень с длинным носом, с которого постоянно свисала капелька жидкости. — Вот только мы пока не выходим в море.

Так я оказался в гостях у Хранителя Света в Райской бухте. Так я получил рекомендацию поселиться в единственной городской гостинице «Дом у моря». В данный момент постояльцев в заведении не наблюдалось, но хозяйка проветривала комнаты и вытряхивала матрасы, поджидая моряков, которые должны были прибыть с трех других материков Черводрева. А еще все ждали свадеб.

— Скоро Зимние свадьбы, — возбужденно сообщил Капающий Нос. Девушки хотят устроить свою жизнь за морем. А позднее в Райскую бухту приплывут невесты.

Видимо, такая система помогает сохранить генетическое разнообразие.

Ты, как всегда, права, Лилл.

— А матросы привезут с собой мебель?

Капающий Нос так энергично кивнул, что капля покинула свой насест, однако на ее месте тут же появилась новая.

— А что еще поставляет на другие материки ваш город? Наверное, не только женихов?

— Невесты и новая кровь важны, но каждый материк славится своими образцами кулинарного искусства — наша пища пользуется большим спросом в других городах. Ну и еще сапоги из коры, далеко не на всех участках моря можно добывать кору — у нас самая лучшая...


Я вошел в город, миновав заводик по производству кирпичей и мастерскую плотника, рядом шили паруса и делали ткани для одежды, я прошел мимо школы, где учили петь, танцевать и радоваться жизни. Большую часть слитков я оставил на борту челнока, но моя дорожная сумка все сильнее оттягивала мне руки. Я не привык таскать тяжести на такие расстояния. Горожане толкали перед собой тележки и тачки, однако я не заметил повозок, приводимых в движение электричеством или каким-нибудь другим видом энергии. Не было здесь и тягловых животных. Интересно, есть ли в этом мире собаки, кошки или хотя бы птицы в клетках? А рыбки в аквариумах?

Мимо пробежали мальчик и девочка, они несли сетку с листьями. Дети искоса поглядели на меня, но не остановились. Я подумал, не попытаться ли мне купить у них листьев.

Около тридцати процентов этих листьев сохранили туйон, — сообщила Лилл.

Нет, не стоит приставать к детям в незнакомых мирах, если не хочешь неприятностей.

И не вздумай, Лис, — одобрила мою мысль Лилл.

Даже самый маленький из моих слитков — слишком высокая плата за эти листья. В гостинице нужно будет обменять один слиток на мешочек с деревянными жетонами.


«ДОМ У МОРЯ» — гласила выцветшая черная надпись над входом двухэтажного кирпичного здания с просмоленной крышей, деревянными желобами и кирпичной трубой. Фасад мог бы похвастаться видом на деревянное море, только все окна здесь были затянуты прозрачной бумагой, пропускавшей свет, но не более того, поскольку на Черводреве не имелось песка для изготовления стекла.

Близился закат. У входа меня радушно встретила упитанная женщина в сером платье. Хозяйка предложила мне изящное деревянное кресло, да и вся остальная мебель оказалась простой, но хорошей работы.

— Наверное, вы со звезд, — заметила она. — Отдыхайте и набирайтесь сил!

После утомительной прогулки я с наслаждением бросил на пол сумку и уселся в кресло. Женщина быстро ушла, но тут же вернулась с деревянной чашкой, наполненной янтарной жидкостью.

— Угощение от гостиницы! Наше лучшее пиво!

Вкус и вправду оказался замечательным.

— Пожалуйста, называйте меня Ма Хозяйка.

— А я Пламенный Лис.

Пока мы беседовали, я почувствовал, как мое тело наполняет приятное тепло.

Кроме позитивного влияния пива, ты своим телом нагреваешь кресло, электрическое сопротивление уменьшается и, возможно, присутствует эффект полупроводимости, — вела свою непрерывную работу Лилл.

— А что делают матросы, когда нет навигации, Ма Хозяйка?

— Ну, некоторые ткут, другие делают бумагу для окон, третьи преподают танцы — каждый находит себе дело.

— А я думал, кое-кто здесь злоупотребляет пивом или чем-то иным. — Я осторожно рассмеялся. — Ну, скажем, сворачивают листья и курят их. Курение успокаивает.

— Ох, уж эти пришельцы из далеких и удивительных миров! Я вижу, вы считаете, что мы здесь ведем слишком простую жизнь, однако в простоте много красоты.

Похоже, никто здесь не пробовал курить листья. Быть может, они даже не подозревают о такой возможности? Да, на Черводреве, несомненно, много странного. Хотя дерево захватило всю планету, оно везде разное. Наверное, первобытный лес начал преображаться по каким-то неведомым экологическим причинам...

Если бы ты и в самом деле представлял Институт ксеноботаники, то лучше бы разбирался в этих проблемах, — ядовито заметила Лилл.

Я показал в сторону стойки бара, столов и стульев, которые находились чуть в стороне. Пепельниц на столах я не заметил.

— Как было бы ужасно, если бы здесь стоял дым, как в кабачках некоторых миров, где мне довелось побывать! Там курят самую настоящую отраву.

— Нет-нет. Только не здесь!

— Прекрасное пиво, Ма Хозяйка. Из чего оно сделано?

Оказалось, что пиво варят из перегноя по древнему рецепту, который бережно хранится в ее семье. Интересно, а как насчет перегонки листьев?

— Скажите, а у вас есть более крепкие сорта пива?

— Нет-нет, танцы и песни совсем неплохо ударяют в голову.

Благословенная простота.

— Как вы освещаете свои дома и как обогреваете их зимой?

— Некоторые виды море-дерева горят очень ярко и выделяют много тепла — к северу отсюда, недалеко от берега, заготавливают подходящее для этих целей дерево. Что касается освещения...

Ма Хозяйка принесла большой деревянный ящик. Несмотря на ее заверения, что здесь не курят, ящик был набит толстыми сигарами! Она пояснила мне:

— Высушенные маленькие черви горят очень ярко из-за обилия смолы.

Она вытащила одну «сигару», насадила ее вертикально на деревянный выступ в стене, вышла в соседнее помещение и вернулась с половинкой такой же «сигары», горевшей ровным пламенем. Хозяйка поднесла ее к головке первого червя и зажгла сигару.

Зажигалки, спички или трутницы здесь большая редкость, поэтому в каждом доме держат горящую свечу, — пояснила Лилл.

Я поостерегся спрашивать о жизни ловцов маленьких червей. Не сомневаюсь, что их уважают за простое, но важное ремесло. Возможно, обитатели Черводрева устраивают Фестивали Света, на которых они кружатся и вопят, держа в руках зажженных маленьких червей.

Не будь таким снобом, Лис. Сноб легко может остаться в дураках.

С этим трудно спорить. Уважай местные обычаи и странности.

Между тем Ма Хозяйка свистнула, и тут же появился круглолицый паренек с маленьким подбородком, которого мне отрекомендовали как Птенчика. Уж не знаю, имя это или прозвище. Ко всему прочему, парень заикался, так что понимать его, даже с помощью Лилл, оказалось трудной задачей. Птенчик отвел меня в мой номер, где стояла кровать с комковатым матрасом, накрытым грубым одеялом, стул и маленький столик. На столике красовался до блеска отполированный деревянный диск, служивший зеркалом. Из стены торчал деревянный штырь с червосигарой. Впрочем, сквозь окно просачивалось достаточно света, и я смог разглядеть смутные очертания предметов. В углу я заметил кувшин с водой для умывания, а под кроватью ночной горшок. Почерневший от сажи камин никто не потрудился разжечь, так что мне не удалось узнать, каким топливом здесь пользуются.

— Как жители Райской бухты добывают воду, Птенчик?

— Д-д-д-д...

Из дождевых бочек? — пришла на помощь Лилл.

— Из дождевых бочек? — повторил я вслух слова Лилл.

Птенчик энергично закивал, а потом развел руки в стороны.

Может быть, в море есть нечто вроде внутреннего озера. Добыча дерева должна оставлять глубокие впадины, — предположила Лилл.

Я представил себе, как местные жители катят или тащат бочки с водой, однако в мою задачу не входило изучение местной экономики.

После того, как Птенчик принес кувшин, до половины наполненный водой, я достал из сумки фонарь и попытался рассмотреть свое лицо в блестящем деревянном зеркале. И мне стало ясно, почему мужчины здесь носят бороды. Как можно хоть что-то разглядеть при подобном освещении, да еще в столь диковинном зеркале? К тому же я не заметил ничего, похожего на мыло. Да и металл здесь слишком дорог, чтобы переводить его на производство бритв. Все, решено: я отращиваю бороду.


Меню было написано черными буквами на желтой доске. Из него я понял, что могу выбирать различные варианты печеного или кипяченого перегноя (на Черводреве ничего не жарят из-за отсутствия масла). Как я и предполагал, других постояльцев в гостинице не было, но около дюжины бородатых посетителей болтали, потягивая пиво, которое подавала полногрудая блондинка. Червосигары обеспечивали необходимое освещение.

Я заказал «Котелок услады», который Птенчик водрузил на стойку бара, а блондинка принесла его мне на стол. Блюдо представляло собой оранжевый густой соус с коричневыми кусочками, от которого исходил приятный аромат, а вкус напомнил мне утку с корицей и патокой. Непривычно, но весьма изысканно.

Поскольку все посетители были заняты беседой, блондинка уселась за мой столик и облизнула сочные розовые губы.

— Вам понравилось? — осведомилась она.

Что именно? Интересно, ожидают ли местные красотки, что пришельцы со звезд займутся созданием необходимого генетического разнообразия? Неужели никого не беспокоит, что такое потомство может оказаться стерильным?

— Изумительно, — на всякий случай ответил я.

Конечно, она не принадлежала к тому типу женщин...

Осторожно! — предупредила бдительная Лилл.

— Вы дочь Ма Хозяйки?

Она кивнула:

— Меня зовут Булочка.

Нетрудно было догадаться.

— Хорошее имя. А меня зовут Пламенный Лис.

— Какое пылкое имя!

— А ваш отец?.. Он жив?

Глаза Булочки заблестели, то ли от горя, то ли от гнева.

— Бедный Па, он ушел в море, и теперь никто во всей Райской бухте не возьмет меня в жены.

— А зачем люди уходят в море?

Она понизила голос:

— Поговорить с морем — так он мне сказал.

— А вы можете говорить с морем?

— Я? Нет-нет, конечно, нет.

— А кто-нибудь может?

— Поймите, это болезнь, которая случается весной. Она поражает некоторых людей, но стоит им покричать и покружиться — все проходит. А мой Па просто ушел!

— И никто не хочет брать вас в жены, потому что у ваших детей может оказаться такая же болезнь?

— Мне нужно выйти за чужака. Но стоит в наших краях появиться какому-нибудь моряку, как его тут же предупреждают. Я думаю, — заявила Булочка, — мне придется стать женой звездного путешественника. Конечно, я выложу ему про Па все, и если он хороший человек, без глупых предрассудков, то ему будет наплевать. Я хочу ребенка!

Самое разумное — сразу поднять флаг. Намерения Булочки весьма прозрачны. Похоже, ее поразил мой бритый подбородок, как мужчину завораживает внезапно обнажившаяся женская грудь.

Я потер подбородок, и мне показалось, что Булочка слегка покраснела.

— Я пыталась представить, как будет выглядеть ваша борода, — призналась она.

— Вам не придется долго ждать. Через несколько дней вы ее увидите.

— Ах, вот как... — Мне показалось, что Булочка разочарована.

Тебе не следовало этого говорить. Теперь она придет к тебе прямо сегодня. И ты ей выболтаешь какой-нибудь наш секрет, — Лилл была обеспокоена.

В бар заходили все новые посетители, и Булочка отправилась их обслуживать. Я размышлял, не присоединиться ли мне к одной из групп. Но тогда Булочка может подумать, будто я решил посплетничать о ней, поэтому я сидел один и читал статью из своего карманного компьютера о земном художнике Винсенте Ван Гоге, в которой рассказывалось о феерических сочетаниях цветов в его картинах, а еще о том, что в конце жизни он стал есть свои масляные краски. По-видимому, это было связано с содержанием терпена в красках — а терпен напоминает туйон в абсенте, который он так любил и который вдохновлял его искусство. В состоянии опьянения Ван Гог воспринимал цвета и формы совсем иначе. Какой стул ему удалось нарисовать! Обычный деревянный стул, но взгляните повнимательнее на изображение! Здесь, на Черводреве, плотники производят очень хорошие стулья, но не более того. Возможно, они потеряли потенциальных гениев.


Как только я заснул — или же мне показалось? — передо мной явилась Лилл. Обычно, для того чтобы утешить меня, Лилл превращалась в соблазнительную красотку, и мы вместе играли в воображаемые игры в воображаемом окружении. В эту ночь Лилл постоянно меняла формы, они перетекали из одной в другую и доставляли мне огромное удовольствие. Я не стану вдаваться в подробности, скажу лишь, что уже обессилел от пережитых волнений, когда меня разбудил стук в дверь.

Я зажег фонарь. Моя дверь была закрыта изнутри на деревянную задвижку. Кто-то пытался ее открыть. Дрожа от холода, я босиком подошел к двери.

— Кто там?

— Булочка. Я хотела узнать, не нужно ли вам чего-нибудь?..

Хитрая Лилл позаботилась о том, чтобы сегодня ночью я и помыслить не мог о повторении любовных игр. Пусть первые протекали только в воображении.

— Мне очень жаль, Булочка! Я ужасно устал. Посадка, долгий путь до гостиницы и ваше замечательное пиво... Сейчас мне хочется только одного — спать.

Однако я никак не мог заснуть. Я знал, что моя лампа не будет служить вечно, поэтому пришлось ее выключить, и в комнате воцарился абсолютный мрак. У Черводрева имелась небольшая луна, но либо она зашла за горизонт, либо была недостаточно яркой.

Насколько мне было известно, Черводрево получило свое название благодаря деревянному морю и червям, однако существовало и другое значение этого слова — полынь, из рода артемизия, член семейства нивяника, земного растения.

Из цветов Черводрева, как из полыни, можно выделить туйон. Если соединить его с другими компонентами, получится легендарный абсент, названный «Зеленой феей» за свой ослепительный изумрудно-зеленый цвет. Абсент становился молочно-белым, когда в него сквозь сахар добавляли холодную воду — чтобы немного убрать горечь. Louche — так называется его новый цвет. На французском языке старой Земли это слово означает «темный» или «сомнительный»: эпитеты, которые нередко употребляются рядом с моим именем. Среди других компонентов, необходимых для приготовления абсента, следует назвать анисовое семя, фенхель, иссоп и мелиссу лимонную — они достаточно дешевы.

Все эти растения, объединившись, придают напитку столь необычный зеленый цвет. А «феей» его назвали из-за влияния, которое он оказывал на сознание человека, вызывая галлюцинации. Отсюда и привлекательность абсента для великих художников и поэтов прошлого — Ван Гога, Рембо, Бодлера, Пикассо, Гогена, Хемингуэя... Напиток гениев. Скорее всего, нам больше не суждено услышать новые имена. Путешествия человечества по бесконечным просторам космоса почему-то не способствовали появлению мятежников духа. Возможно, пока мы были замкнуты на Земле и ограничены ее пределами, срабатывал эффект скороварки. Теперь у нас есть суфле искусства, очень милое и вполне съедобное, но не производящее никакого впечатления.

К сожалению, одним из побочных эффектов употребления абсента является наркотическая зависимость, а дальше — приступы бреда, конвульсии, отказ почек, атрофия мышц. Довольно быстро изготовление чудесного напитка на Земле было запрещено, и я бы назвал это произволом.

После запрещения абсент стал легендарным напитком, который стоило возродить. И я сделал шаг к этому. Мне удалось обнаружить источник супертуйона. После перегонки, листьев мы получили жидкость идеальной прозрачности, лишенную токсичных составляющих, но, по всей видимости, вызывающую зависимость.

Теперь нам стало ясно, что делать. Мы выясним метаболизм дерева, весь химический состав его листьев. Затем мы накроем куполом астероид сферической формы и при помощи нанотехнологии создадим на нем необходимую почву и атмосферу. Попробуем создать такое же море-дерево. Конечно, расходы будут велики, но риск того стоит...

Мои соратники — это так называемый Синдикат. Именно они настояли на внедрении в мой мозг Лилл, чтобы она присматривала за мной и их капиталовложениями.

— Вам необходим спутник, — сказал один из представителей Синдиката. — И мы требуем, чтобы вы взяли его с собой.

Сначала я протестовал: личная жизнь и тому подобное! Меня вполне устраивало собственное общество. Люди со спутниками вызывали у меня содрогание.

— А вы сможете провести переговоры с обитателями Черводрева так, чтобы жители планеты ничего не заподозрили и не проболтались другим межзвездным торговцам о возможностях, заключенных в листьях? — спросили они меня. — Пусть все считают, что листья служат сырьем для производства ткани.

Получив Лилл, я остался доволен. И сейчас я не боялся, что мы можем разойтись во мнениях. Разве что по поводу Булочки.

Теперь, полагаю, ты покараешь меня ночными кошмарами? — мысленно обратился я к Лилл. Если она может вызывать такие чудесные и возбуждающие сны, то ей вполне под силу доставить мне ужасные неприятности.

Не будь параноиком, Лис. Я твоя спутница и должна всячески тебе помогать, а не выводить из строя. Спи-ка лучше. Утром тебе потребуется ясность мыслей. Я спою колыбельную.

Подожди, я хочу еще немного подумать, — возразил я.

И с гордостью вспомнить свои предложения Синдикату.

Мои прошлые предприятия были самыми разнообразными. Мой гениальный прием...

Если вам интересно, то мой особый прием состоял в том, чтобы найти свою нишу на рынке и убедить инвесторов помочь мне ее заполнить. Задача формулировалась следующим образом: я должен заработать независимо от того, насколько успешным окажется предприятие — станет ли оно приносить устойчивый доход или быстро рухнет. Я всегда свято верил в первое, пока не получил убедительных доказательств противоположного.

Первое мое предприятие я осуществил в отважной юности, на своей родной планете, Эпсилон Эридана III, которая больше известна под названием Блин... ну, вы знаете, говорят: плоский, как блин. Конечно, на Блине имеются большие и малые впадины, где соответственно располагаются моря и озера. Однако глаз воспринимает лишь плоские пространства. Суша состоит главным образом из прерий, равнин и степей, а самый крупный материк называется Возвышение. На просторах Возвышения степи постепенно поднимаются вверх, но так медленно, что глаз ничего не желает замечать — у нас не найдешь горных хребтов, которые высились бы над равнинами.

Жизнь на планете Блин, если забыть об океанах, представлена растительностью и птицами — огромными и злющими. Если тварей приручать с самого детства, их можно использовать в качестве тягловой силы — они давно не умеют летать. Однако стоит зазеваться, как птичка норовит лягнуть тебя или больно ударить острым клювом. Древний кратер на том континенте, что поменьше, называется Оспина и является подтверждением теории глобального цунами, уничтожившего всю жизнь на планете, за исключением птиц. Представьте себе целый мир, временно накрытый беснующейся водой, и стаи птиц, пытающихся удержаться в воздухе. Возможно, вода не добралась до самых высоких участков степи на Возвышении, иначе птицам было бы нечего есть после того, как она отступила, оставив на суше гниющие трупы животных. Поскольку потоп расправился с естественными врагами птиц, они смогли развиваться без помех, постепенно увеличиваясь в размерах и утратив способность летать.

Мои родители были мелкими торговцами. Они перевозили разные товары из одного места в другое на повозках, запряженных пернатыми. Еще в детстве мне довелось видеть, как две сильные птицы устроили драку, и я вдруг понял, что поединки всадников могут оказаться весьма привлекательным спортом, который легко экспортировать — виртуально или непосредственно (в виде яиц) — в другие миры. Такой замысел требовал крупных вложений: стадионы, тренировочные базы и оборудование, подготовка птиц и жокеев-гладиаторов, реклама, поскольку жители планеты Блин не имели представления о новом виде спорта. Ну а потом, когда удастся развернуться, рекламу надо будет сделать межзвездной. Планета Блин, несмотря на использование тягловых птиц, не такая уж отсталая...

Это становится утомительным. Пора спать, — брюзгливо заметила Лилл.

Вовсе нет. Мои родители занимались старомодным бизнесом, но они сами его выбрали, чтобы иметь возможность странствовать вдали от больших городов под открытым небом, сочиняя стихи во время своих долгих путешествий. У нас имелась связь с гипербиблиотекой, и меня всячески поощряли, если я в нее заглядывал — в особенности, если мне удавалось найти какие-нибудь удивительные факты. Так поэт располагает слова, чтобы они поясняли друг друга (во всяком случае, в произведениях моих родителей — они принадлежали к Ассоциативной школе). И я узнал о петушиных боях.

Я все поняла. Они не были провинциалами, как и ты. Теперь можешь отдохнуть, ты выиграл дело.

Сделаем короткие выводы: регистрация концепции в соответствии со Статьей 90 планетарной Конституции, готовая программа, в которой представлялись петушиные бои в докосмическую эпоху (Ангкор Ват [2], Кентукки и так далее). Тогда использовались птицы значительно меньших размеров, причем их схватки привлекали людей всех сословий — от крестьян до аристократов и богатых бездельников. Позднее этот вид спорта запретили. Я уже не говорю о тотализаторе — сейчас самое время для возрождения древних развлечений.

Возрождение петушиных боев с использованием крупных птиц и жокеев было твоим самым удачным предприятием. Вдохновение юности, — подбодрила Лилл.

Мои более поздние идеи тоже совсем неплохи. Как насчет... — напомнил было я.

Давай не будем, — оборвала спутница. — Сейчас ты размышлял о возрождении древнего напитка абсента, обладающего эффектом привыкания.

Верно, и о Синдикате.

Лис, нам незачем думать о Синдикате. Синдикат предпочитает не привлекать к себе внимания!

А потом я услышал мягкие баюкающие слова колыбельной.


Утром я вновь позавтракал перегноем — на сей раз его вкус напоминал овсяную кашу — и сладкой молочной жидкостью, которая не имела никакого отношения к коровам. Обслуживал меня Птенчик. Ма Хозяйка, не торопясь, наводила порядок за стойкой, бросая на меня задумчивые взгляды — наверное, размышляла о том, побывала ли у меня ночью Булочка и каковы результаты нашей встречи.

Я улыбнулся.

— Ваша замечательная дочь заслуживает достойного мужа. Разве вы не будете скучать, если им окажется звездный моряк?

— Нет-нет, — покачала головой Ма Хозяйка. — Главное, чтобы Булочка была счастлива.

Похоже, я правильно оценил ситуацию. Булочка пыталась соблазнить и других межзвездных торговцев, но они находили ее слишком простодушной. Или ночевали в своих челноках. Или я был ее последним шансом.

— Ма Хозяйка, если Булочка покинет Райскую бухту, что станет с «Домом у моря»? Птенчик сможет дергать за веревочки?

— Вы заметили, что веревочка связала язык моему мальчику! И хотя он получит хорошее наследство, ему трудно общаться с девушками. И все же я не теряю надежды.

— И я тоже рассчитываю поскорее выйти в море. Мне необходимо вернуться к звездам с достаточным количеством листьев — пока их не унес ветер. А когда я покину вашу планету, кто знает, возможно, я улечу не один? Но только в том случае, если мне будет сопутствовать успех! Неудача оставит меня в долгах...

Осторожнее, — услышал я предупреждение Спутницы.

— ...перед Институтом ксеноботаники на Мондеверте. Может быть, вы мне что-нибудь посоветуете?

— Вам следует встретиться с Хранителем Света.

— В космопорте мне сказали то же самое.

— Только не с Хозяином Порта — он повинуется Хранителю.

— Может быть, мне следует захватить с собой подарок для Хранителя?

— Нет-нет, он получает все, что ему нужно, от города.

Какая жалость! Остается рассчитывать на собственное красноречие.


Когда я добрался до маяка, Хранитель был чем-то занят в Райской бухте — до самого полудня, как известил меня его мускулистый молодой помощник. Я прогуливался вдоль берега деревянного моря и разглядывал корабли. Матросы потихоньку готовили суда к выходу в море. Я хотел наведаться к своему челноку, но потом решил, что это будет бесполезной тратой времени. Мимо проносились гонимые ветром оранжевые и алые листья, то опускаясь, то вновь вздымаясь ввысь. Интересно, а что будет, если начнется гроза с громом и молнией? И молния ударит в одно из многочисленных скоплений смолы, а потом разгорится пожар? По-видимому, в море не бывает гроз. Какое-то неизвестное мне явление мешает образованию крупного электрического заряда в облаках, равномерно распределяя его и исключая вспышки молнии. К тому же я ни разу не заметил, чтобы небо затянули тучи — ветер нес лишь перистые облака.

Так стоит ли удивляться, что здесь никто не курит? Легко представить себе, что произойдет, если матрос выбросит за борт горящий окурок или вытряхнет табак из трубки. У меня перед глазами возникла картина полыхающего деревянного моря... вот стена огня стремительно приближается к берегу...

Нет, чушь какая-то! Морские путешествия начинаются только после того, как ветер унесет почти всю листву на берег.

А что если кто-то по злому умыслу подожжет листья, пока они в море? Или само море прямо из челнока? — подкинула мысль Лилл.

Какая ужасная мысль!

Если бы ты собрал достаточно образцов листьев, пожар помешал бы всем желающим получить доступ к местным запасам супертуйона, после того как абсент войдет в обиход, станет общеизвестен, и наши конкуренты сообразят, где мы его раздобыли.

Лилл! Планета сгорит. Даже если земля и города не пострадают, люди умрут от жара и дыма. Но даже если они не погибнут, как им жить дальше? Ты шутишь!

Конечно, шучу. Просто стараюсь чем-нибудь занять твои мысли, чтобы ты не скучал.


Я смотрел на Недосягаемого и размышлял, не предложить ли ему в качестве блефа фантазии Лилл: если я не получу образцы листьев, то никто и никогда их вообще не увидит. В общем, гляди в оба.

Пауза затянулась секунды на три, поскольку мы как раз глядели в оба — причем с вершины маяка. Сколько времени потребуется моему телу, чтобы долететь до земли, если его сбросит вниз мускулистый помощник Хранителя? Мысль о собственной скорой гибели помешала мне высказать вслух свои угрозы — вот если бы я сначала задраил люк челнока и обратился к менеджеру космопорта по громкой связи, тогда другое дело. Но тут я вспомнил о мономолекулярных пилах.

Нет, это не мой стиль!

Иногда приходится применять самые жесткие методы, — не унималась Лилл.

Нельзя угрожать сжечь целую планету ради производства выпивки! Даже очень дорогой! — парировал я.

— Послушайте, господин Недосягаемый, — начал я изобретательно лгать, — в моем мире довольно жесткие законы. Если человек не добивается поставленной цели и огорчает своих спонсоров, он должен покончить с собой вполне определенным способом. — Я говорил так, словно цитировал свод планетарных законов Монтеверте. Едва ли кто-нибудь на Черводреве имеет доступ к гипербиблиотеке, чтобы проверить мои бредни. Я воодушевился еще сильнее: — Институт ксеноботаники потеряет деньги и реноме. И я буду вынужден взрезать себе живот при помощи жесткого листа с планеты Сириан.

На лице Хранителя появилось беспокойство:

— Суровый закон!

— Поскольку у меня есть некоторые оправдания, мне разрешат применить местную анестезию.

— Все равно жестоко. Как может институт терять ученых?

— Вы слышали про П-или-П?

— П — значит предложение? Или это какие-то символы?

Осторожно. Он совсем неглуп.

— Нет. Публикация или Погибель. Это закон для ученых, доведенный до абсурда на Мондеверте. Многие стремятся заполучить хорошую должность, но число вакансий весьма ограничено. Институт неукоснительно следует принципам Дарвина в распределении выгодных постов. Так что меня ждет смерть.

— А как насчет побега? — предложил он.

— Я не смогу перенести бесчестья! Стать отверженным ученым — никогда!

Недосягаемый помрачнел еще сильнее. Я почувствовал удовлетворение — идея сработала.

Это я тебя стимулировала, предложив уничтожить высохшие листья, — самодовольно заявила Лилл.

Вот уж нет, дорогая, плоды принесла моя собственная изобретательность.

— Дайте подумать, — Хранитель Света прикрыл синие глаза.

Он несколько раз потыкал пальцем в разные стороны. А потом принялся напевать и медленно поворачиваться, не двигаясь с места — видимо, его собственный вариант воплей и вращений. Хотя здесь были перила, головокружение на такой высоте — штука опасная. Хранитель наконец остановился и обратил лицо в сторону моря, а потом открыл глаза.

— Двести лет назад, — сообщил он, — один корабль выходил в море до того, как ветер переносил на берег всю листву, а морские черви еще продолжали спариваться. Такой корабль назывался резчиком, потому что он прокладывал себе путь сквозь оставшиеся листья. На остром бушприте корабля собирались отважные добровольцы, которые рассчитывали поразить поднявшегося на дыбы червя, чтобы доказать свое мастерство и подарить удачу предстоящей навигации. Когда через два или три дня резчик возвращался в Райскую бухту, здесь зажигали ядерный факел. Поразить червя было очень непросто, и горе кораблю, если подруга поверженного пыталась отомстить. После того, как погиб резчик по имени «Шип» (а с ним почти вся команда), мы сказали этой традиции — нет, нет и еще раз нет. Возможно, мы стали слишком слабыми и самодовольными. Я полагаю, что ваше появление и просьба о помощи есть знак судьбы: пора возродить прежний обычай и отправить резчик в море.

Замечательно! Впрочем, кто знает... Мне предстоит отправиться в плавание на корабле, который попытается загарпунить огромного червя — а у него еще есть подруга! Тем не менее я быстро ответил:

— Полагаю, я могу стать добровольцем. Мне знаком китобойный промысел. — Честно говоря, гораздо лучше мне были знакомы петушиные бои.

— Китобойный промысел?

— Киты — это такие огромные морские существа на старой Земле, где моря заполняет вода.

— Хм-м-м, — сказал Хранитель.

Он ведь должен знать, что на большинстве других планет моря состоят из воды? Или он прикидывает, сойду ли я за добровольца?

— Я с радостью оплачу слитками стоимость экспедиции — продукты, жалованье морякам, все, что потребуется, — если мне позволят собирать листья.

Недосягаемый кивнул.

— А добровольцев будет достаточно?

— О, не беспокойтесь.

Ну, ты довольна Лилл?

Все чудесно.


Когда я переступил порог «Дома у моря», Ма Хозяйка и Булочка обслуживали многочисленных любителей пива. Наступила тишина. Все головы повернулись в мою сторону. Очевидно, моя миссия вызывала у местных жителей огромный интерес.

— Ну, Пламенный Лис, — очень громко спросила Ма Хозяйка, хотя в таверне стояла гробовая тишина, — что сказал Хранитель?

Я поведал ей и всем присутствующим о своем разговоре с Хранителем.

— Недосягаемый решил восстановить Обычай Резчика. Один корабль выйдет в море раньше остальных, чтобы попытаться поразить червя. Ранняя пташка червяка ловит, а я смогу собрать листья.

— А что такое пташка? — спросил один из посетителей.

Оставив деревянные чашки с пивом, мужчины начали покидать таверну, и я сообразил: они спешат на Маяк, чтобы записаться добровольцами. Булочка выскочила из-за стойки.

— Кораблю необходим кок! А за тобой, — бросила она мне на ходу, — нужно присматривать!

— Нет, Булочка! — крикнула ей вслед мать, но было уже поздно.


«Ворчун» грохотал, вибрировал и раскачивался из стороны в сторону — имя прекрасно подходило кораблю, ехавшему по морю на многочисленных деревянных колесах под парусом, наполненным крепчающим с каждым часом ветром. Мои опасения относительно интимного шепота Булочки отпали сразу — всем приходилось кричать или объясняться при помощи жестов. Кое-кто из матросов пользовался затычками для ушей. Я опасался, что несколько дней, проведенных в море, окончательно испортят мой слух.

Полагаю, я могу убрать шум, — предложила Лилл. — Ты ничего не будешь слышать.

Кроме голоса Лилл — она меня монополизирует, и я превращусь в марионетку.

Нет уж, спасибо, дорогая.

Двойные якоря «Ворчуна» — точнее, тормоза — представляли собой сменные прокладки из дерева. Шины на колесах были из коры, вот только менять их во время движения не представлялось возможным. Смотрите, наш корабль карабкается вверх по деревянной волне, а через несколько мгновений уже спускается вниз, во впадину. Я покрепче вцепился в поручень, а лихой ветер подхватил листья и закружил их в воздухе. Капитан, нет, мастер Смельчак, улыбнулся мне и жестами показал, что я могу отправить содержимое моего желудка за борт, ежели у меня возникнет такое желание. «Ворчун» протяжно застонал.

Я сразу обратил внимание на то, что корабль имеет максимальную маневренность при минимальном весе. Внизу каюты отделялись одна от другой лишь тонкими переборками из коры; здесь царил скучный полумрак. Иллюминаторы были сделаны из полупрозрачной бумаги, значит, ночью станет совсем темно, если я не буду включать свой фонарик. Огонь на борту корабля зажигают только в случае крайней необходимости, а пищу подают холодной, да и сам корабль не обогревается даже зимой. Я представил себе, как вопят и кружатся матросы, чтобы согреться, если, конечно, они в состоянии сохранять равновесие.

Обрати внимание на ванты, лини и мешки, которые предназначены для того, чтобы веревки не терлись о паруса, — предложила Лилл.

Меня абсолютно не интересовали навигационные термины. Когда «Ворчун» вошел в длинную деревянную котловину, палуба наклонилась на двадцать градусов, а затем понемногу выровнялась. Грохот и скрежет немного утихли, и теперь мы катили вперед значительно увереннее. Подольше бы!


О, какие изумительные сны посетили меня в ту ночь! Лилл превзошла самое себя, и я до самого рассвета спал беспробудно. Возможно, даже слишком крепко; во всяком случае, тело у меня затекло. Сомневаюсь, что Булочка ко мне приходила, ну а если она на это и решилась, то нашла бесчувственное полено. Щетина у меня отрастала довольно быстро; подбородок и щеки превратились в наждачную бумагу.

Дневная вахта сменила ночную, и двое уставших матросов спустились вниз. Ночью половину парусов свернули, поэтому мы продвигались вперед значительно медленнее. Теперь же корабль снова набирал скорость.

Над головами у нас во всем великолепии раскинулось бирюзовое небо, а под колесами переливались пунцовые, оранжевые и алые листья. Впереди виднелись холмы, и я боялся, что езда по ним заставит меня расстаться с завтраком, который с большим старанием приготовила Булочка. Она с обаятельной улыбкой принесла мне деревянную тарелку — и я рассыпался в комплиментах.

Мы свернули на восток.

Здесь полно превосходных листьев, — напомнила мне о цели путешествия Лилл.

Я обратился к Смельчаку, который стоял на носу, возле тормозов. Смена курса приводила к изменению качки, нужно было что-то делать с парусами, хотя контуры поверхности моря во многом определяли направление движения — по пути наименьшего сопротивления. Я ощущал слабый запах смолы.

— Мастер, — закричал я изо всех сил, — здесь полно листьев. Мы можем остановиться?

— Нет-нет, только когда заметим червя! После этого мы спустим паруса, и вы сможете собирать урожай. Осторожно — дыры! — оглушительно завопил он и сделал несколько сложных движений; затем ему пришлось нажать на один из тормозов.

Раздался крик, мы свернули на правый борт и поехали по листьям, которые я мечтал собрать. Слева я заметил несколько дыр, в которых вполне могли застрять колеса. Мы едва не опрокинулись.

— Эй, наверху, не зевайте! — заорал мастер, подняв одну руку, а другой театрально закрываясь от солнца. — Нам едва удалось избежать неприятностей!

А потом я увидел первого в своей жизни морского червя. Из дыры высунулась огромная слепая голова коричневого цвета и открыла устрашающую пасть с острыми, словно пила, зубами.

Я хлопнул Смельчака по плечу и указал на червя. Моряк сплюнул.

— Червь еще не полностью вылез! — взревел он.

Нос нашего корабля был направлен чуть в сторону. Я почувствовал, как кто-то схватил меня за плечо — Булочка потащила меня подальше от носа корабля. Сама она дрожала от страха. Я понял, что и Булочка видела тварь в первый раз.

Мы катили все дальше и дальше.


Из-за постоянного шума мне не удалось познакомиться с командой, поэтому я не знал имени лысого матроса со светлой бородой, который упал за борт, когда «Ворчуна» тряхнуло особенно сильно.

Судно затормозило, и мы выглянули за корму, где лежал матрос, ударившийся головой о деревянную поверхность моря.

Я умею оказывать первую помощь, — напомнила о своих способностях Лилл.

Мы остановились и спустили лестницу, а матросы принесли шесты с заостренными концами. Сначала я подумал, что это импровизированные носилки, но потом сообразил: матросы приготовились защищаться от червей.

Тем не менее им понадобятся носилки, Лис. Прихвати сеть для листьев, а если они обойдутся своими силами, набери побольше листвы.

Через пару минут вместе с отрядом спасателей я спустился на деревянную поверхность моря. Неожиданно стало совсем тихо. Я слышал лишь свои шаги да шелест листьев. Однако никто не воспользовался тишиной, чтобы спокойно поговорить. Может быть, человеческая речь привлекает червей? Интересно, какие звуки издают черви — шипят или поют песни для своих подруг, а может быть, ревут, вызывая других самцов на поединок? Скорее всего, черви глухи и немы. Зачем им речь?

Из головы Лысого сочилась кровь, но он не получил серьезных травм — все кости вроде бы остались целы. Один матрос проверил его пульс и осмотрел тело.

— Вы не хотите воспользоваться моей сеткой?

Матрос посмотрел на меня, отрицательно покачал головой, закинул тело на плечо и встал. Пока мы шли обратно к «Ворчуну», я по совету Лилл собирал листья.

Оказавшись на палубе, Лысый пришел в себя и с некоторым трудом сел. Небольшое сотрясение мозга. Двое матросов помогли ему спуститься вниз. Мы снова двинулись вперед.


Впередсмотрящий что-то закричал, и остальные подхватили клич:

— Берегитесь «водоворота»! Поднять паруса.

Впереди показалась низина: огромная круглая чаша в пару километров диаметром и глубиной в сотню метров, где среди всевозможного мусора покоилось несколько разбитых кораблей с разорванными парусами.

В чаше скопилось огромное количество желтовато-коричневой листвы, однако мое восприятие, усиленное Лилл, помогло понять, что здесь произошло. Вместо того чтобы обогнуть чашу, корабли скатились по склону и оказались в самом низу «водоворота», остававшегося, естественно, неподвижным. Суда не могли подняться вверх по другому склону. А чтобы их вытащить, потребовалось бы немало сил. Морякам ничего не оставалось, как бросить свои корабли и отправиться домой пешком.

Подняв паруса, положение которых постоянно приходилось менять, мы с грохотом обогнули чашу, один раз мы оказались в опасной близости от края, колеса уже нависали над впадиной, но нам сопутствовала удача, и вскоре «Ворчун» катил по относительно ровной поверхности.

Начался сильный ветер, который погнал листья к берегу.


День клонился к вечеру. Впереди виднелось множество огромных червей, взлетавших ввысь, словно фонтаны китов в настоящем море. Они вылезали из дыр, сворачивались в кольца и поднимались на высоту два-три метра. Некоторые раскачивались из стороны в сторону. Другие застывали в неподвижности, их оскаленные пасти угрожающе щелкали зубами или то были любовные заигрывания?

С тараном — или гарпуном — на бушприте нашего «Ворчуна» мы устремились к скоплению червей. Мастер Смельчак внимательно наблюдал за тем, чтобы на нашем пути не оказалось дыр. Легкое нажатие левого или правого тормоза, поворот парусов, и корабль слегка меняет направление движения. Мы с Булочкой стояли рядом, крепко вцепившись в поручни и нетерпеливо глядя вперед.

Соударение прошло удачно. Наш бушприт вонзился в червя, поднял его в воздух и потащил за собой, тварь отчаянно сопротивлялась, пытаясь вырваться на свободу. Из того места, где гарпун вошел в тело червя, текла жидкость. Стоявший на носу матрос удачно бросил лассо, двое других помогли его затянуть и привязать к кнехту. Теперь червь не сможет вырваться на свободу. Он извивался, повернув голову в нашу сторону, и шипел, словно его тело сдувалось, как проколотый шар.

Два червя, находившихся впереди по ходу корабля, бросились на «Ворчуна» — одного удалось отбросить в сторону, но второй успел прицепиться к борту. Перекрывая знакомый грохот, послышался ритмичный хруст и скрежет. Булочка храбро выглянула за борт и поманила меня к себе. После коротких колебаний я присоединился к ней.

Для червя, который способен прогрызть туннель сквозь сплошное дерево, корпус «Ворчуна» не представлял серьезного препятствия, однако ему не за что было зацепиться. Огромный червь застрял посредине — голова находилась внутри, а хвост болтался снаружи.

К счастью, мы не можем утонуть, — успокоила Лилл.

Матросы, вооруженные заостренными шестами, поспешили в трюм. Вскоре червь еще энергичнее забил хвостом, но постепенно начал затихать, пока не застыл в неподвижности. Теперь «Ворчун» стал обладателем сразу двух трофеев. Один из матросов принялся кружиться и вопить. Червь, наколотый на бушприт, сопротивлялся дольше. Даже после наступления темноты он продолжал шевелиться, но уже как-то бесцельно.

Сможет ли охота на червей стать спортом, выгодным с коммерческой точки зрения?.. Ладно, забудем.

Мы возвращались домой, но другим путем: «Ворчун» по большой дуге обходил места спаривания червей. Мириады звезд мерцали в далеком небе, но я этих созвездий раньше никогда не видел. Созвездия подмигивали мне. Я наслаждался бескрайними небесами над темным морем, и вскоре ко мне присоединилась Булочка. И хотя корабль не был освещен, мне показалось, что грудь девушки вздымается и она вздыхает. Так мы и стояли рядом возле поручней, а небесные тела плыли в вышине: наступил романтический момент.

Можно кое-что предпринять. Палуба ослаблена вибрацией и атаками червя, поручни могут сломаться. Булочка выпадет наружу и свернет себе шею.

Похоже, ты ревнуешь, — заметил я.

Может быть, она вздыхает от облегчения, поскольку ее больше не будут попрекать отцом, который исчез в море. Теперь, когда корабль возвращается сразу с двумя червями, Булочка может стать привлекательной невестой.

Внезапно в слабом свете звезд перед нами возник силуэт человека, который размахивал руками, точно спятивший семафор. Казалось, он посылает сигналы какому-то невидимому наблюдателю. Улучшенное зрение бесполезно ночью. Однако я разглядел, что роль семафора исполнял Лысый. Он скакал и размахивал руками. В сопровождении двух матросов появился Смельчак. В этот момент у нас над головами вспыхнула молния, и ослепительный свет озарил все вокруг. Поскольку ночью корабль производил меньше шума, я расслышал слова Мастера Смельчака.

— Он пытается слиться с морем! Держите его! Прижмите к палубе!

Казалось, в Лысого вселилась злая сила, но двое матросов все-таки одолели его и утащили вниз. Море продолжало мерцать. Над главной мачтой повисла тусклая синяя сфера.

Огни святого Эльма, — услужливо подсказала Лилл.

Чьи?

Согласно христианской легенде, Эльм был предан мученической смерти — его кишки намотали на брашпиль, и с тех пор он стал покровителем моряков.

Если моряки сделали такое с ним, то зачем он их защищает?

Смельчак заметил светящуюся сферу и принялся кружиться и вопить, пока сфера не исчезла. Неуверенной походкой пьянчуги он двинулся к нам.

— Булочка, — взревел Смельчак, — ты не чувствуешь диковинного желания, когда смотришь в море?

Она схватила меня за руку, словно хотела этим доказать, что находится на палубе совсем по другой причине.

— Нет-нет, Хранитель Света считает, что это путешествие очистит меня от скверны!

— В самом деле? А я все не мог понять, почему он включил тебя в состав экипажа.

Я и сам задавался вопросом, что посулила Булочка Недосягаемому, мрачному и одинокому старику, под влиянием несбыточной мечты о том, что я заберу ее с собой к звездам.

— Отправляйтесь вниз, оба! — рявкнул Смельчак.

Но не вместе с Булочкой!

Я оторвался от перил и спустился в трюм, там на несколько мгновений включил фонарь, чтобы на сетчатке отпечаталась планировка, и направился к своей койке, нащупывая путь руками. Перед глазами у меня стоял матрос, который удерживал Лысого, и его товарищ, тот, что связал бедняге лодыжки. После того, как матросы ушли, я еще долго слышал, как мечется Лысый и продолжает посылать свои непонятные сигналы. К счастью, он делал это молча.

Ты должен лечь спать.

Сквозь иллюминатор я увидел еще одну вспышку молнии.


Я сидел в седле здоровенной бойцовой птицы, ее лапы украшали острые клинки, мои руки в тяжелых рукавицах сжимали поводья, ноги почти до самого, паха защищали сапоги из толстой птичьей кожи. Издав пронзительный вопль, мой скакун сделал пируэт и нанес удар ногой, я же изо всех сил попытался удержаться в седле. Толпа на трибунах начала аплодировать.

А где мой противник? Неожиданно во все стороны полетели комья земли, и я увидел гигантского червя с широко раскрытой пастью. Раскачивающееся из стороны в сторону тело вздымалось на высоту двух, а то и трех метров. Полные супертуйона листья проносились мимо, они горели, но пламя не спешило поглотить их окончательно. Стоило мне вдохнуть дым, как цвета резко изменились. Земля стала ярко-желтой, червь — оранжевым, моя птица — голубой. Червь был огромным, а мой скакун, по сравнению с ним, больше походил на цыпленка — ну, а я сам себе казался крошечной мошкой. Однако мой злющий скакун бросился в атаку, развернулся и нанес несколько ударов клинками, но ему удалось лишь слегка оцарапать червя. Оглянувшись назад, я смотрел на разверстую пасть, полную страшных зубов, червяку не хватало гибкости, чтобы наклониться и проглотить нас. Раскачиваясь из стороны в сторону, он пытался заставить нас отступить на выгодное для него расстояние. Если моя птица обратится в бегство, мы сразу станем удобной мишенью, червь поймает нас и сожрет. Я изо всех сил натянул поводья, чтобы заставить своего скакуна держаться поближе к огромному червю.

Лилл, забери меня отсюда!

Неожиданно земля превратилась в концентрические круги коричневого дерева, червяк замер на месте и стал похож на корабельную мачту, только без такелажа и парусов, вокруг которой мой скакун принялся бегать, словно был привязан к ней невидимыми веревками.

Рядом появилась обнаженная Булочка.

— Иди ко мне, иди ко мне, — звала она.

Должно быть, это Лилл. Если привстать на стременах, а потом забраться в седло и прыгнуть, когда мы будем огибать мачту, центробежная сила отбросит меня к ней. С риском для жизни я совершил этот маневр и прыгнул...

...в ее объятия, и меня поглотили пышные груди, жаркие и перезрелые. Лилипут рядом с великаншей, словно я принадлежал к народу, где представители разных полов имеют разные размеры. Передо мной повис сосок величиной с плод манго.

Послышался голос Булочки:

Лис, море-дерево обладает сознанием. Оно вошло со мной в контакт. Оно редко обращает внимание на обитателей Черводрева, которые вопят и кружатся, но меня и тебя заметило. Я не полностью контролирую себя.

Неужели Черводрево никогда не обижалось на своих обитателей, которые отрезали от него куски, чтобы строить корабли?

На что ему обижаться, если черви постоянно прогрызают в нем туннели? Вероятно, оно считает, что люди — особый вид червей-амфибий, которые одинаково хорошо чувствуют себя на суше и на море. К тому же этот мир зимой впадает в спячку, а корабли выходят в море, только когда облетят листья.

А как насчет южного полушария?

К югу от экватора нет поселений людей. Очевидно, южная часть мира постоянно находится в спячке.

Ага. Значит, сознание Черводрева каким-то образом входит в контакт с червями?

А ты входишь в контакт с фагоцитами в своей крови?

Лилл-Булочка продолжала обнимать меня. Быть может, Лилл сама искала утешения?

О чем думает Черводрево? Оно похоже на компьютер величиной с планету?

Мне так казалось, пока его мысли оставались достаточно простыми. Как у компьютера с операционной системой и несколькими программами, которые спонтанно развиваются сами по себе.

Оно может стать более сложным?

В потенциале.

А его можно запрограммировать?

Не исключено.

Представляете, получить в свое распоряжение компьютер размером с планету, даже если он сделан из дерева! Я смогу использовать его для решения самых грандиозных научных задач и продавать ответы, сумею смоделировать конец света и найти способ его предотвратить!

Лис, мы прибыли сюда, чтобы решить проблему супертуйона.

А зачем мне вообще связываться с Синдикатом?

Она из последних сил оказывала сопротивление морю. Лилл-Булочка начала кружиться и вопить, однако Лилл плохо представляла процедуру, которую жители Черводрева практиковали с раннего детства. Она лишь бесцельно вертелась на месте, прижимая меня к себе. Мне с трудом удалось вспомнить, что Лилл находится у меня в голове.

Открывай дверь! Я войду в контакт с деревянным морем! — потребовал я.


Дальше было очень странно. Возник Корень, в смысле корень директорий и файлов. Я словно увидел огромную систему сетей, точнее, целую сеть сетей, подобную древнему интернету, но без особого содержания — структура, где процессы идут полным ходом, но если сравнить их с воображаемым образом гипербиблиотеки, полки здесь были почти пусты, или лучше сказать, большинство томов имело пустые страницы. А в других содержалось руководство по использованию.

Тем не менее архитектура сама по себе представляла огромный интерес. Подобно тому, как слон может вдруг обратить внимание на ползущего по земле муравья. Точнее, муравей размером с кита начнет оценивать интеллект слона размером с вошь. Такие вот дурацкие сравнения. Или метафоры.

Прекрасно понимая, что сплю, я принялся слепо шарить в поисках своего карманного компьютера. Мне нужен доступ к гипербиблиотеке, пожалуйста!

Твой мозг попросту вскипит!

Примени супералгоритмы, загрузи общую математику, физику и космологию, — приказал я. — Вывали все это на Черводрево.

В качестве живительной силы? Циркулирующего сока? — осведомилась Лилл.

Я хотел произвести загрузку с максимальной быстротой, но, возможно, ты права. Значит, по планете циркулируют токи или течения. Течения в деревянном море?

Во сне Булочка-Лилл обняла меня еще крепче. Объятия стали такими жаркими и сильными, что у меня вдруг возникло ощущение, будто реверсируется процесс моего рождения! В сознании стремительно менялись образы, которые я не успевал осмыслить, геометрические фигуры мутировали, сменяли друг друга, информация шла непознаваемым потоком. Я ощущал себя мечетью, изукрашенной сложными письменами, недоступными моему пониманию.


Сквозь бумажный иллюминатор просачивался свет, «Ворчун» с грохотом катился дальше. Я проснулся с головной болью. Моя голова казалась заархивированной. Я и в самом деле прижимал карманный компьютер к черепу, словно компресс, вот только он причинял боль, а не приносил облегчение. Прошло не менее девяти часов с того момента, как закончился процесс загрузки информации в режиме суперархивирования. Рядом просыпались матросы. Лежавший на спине Лысый смотрел на меня с ужасом и благоговением. Похоже, он оправился от вчерашних судорог.

Лилл?

Я здесь, Лис. Но одновременно — в другом месте. Я путешествую вместе с течениями Черводрева. Дело в том, что я скопировала себя в Черводрево. О, тут такие просторы! Бескрайние долины, а потенциал, независимость! Я чувствую себя богиней!

А как насчет собственного сознания Черводрева? — поинтересовался я.

Огромная волна информации отбросила его протоэго в самые дальние уголки подсознания. Моя копия оседлала волну! Я занимаюсь серфингом! О, как я мчусь!

Значит, теперь их двое? Одна осталась внутри моей головы, а вторая освободилась от ограничений, ее теперь никто не сможет забрать отсюда после окончания нашей миссии, перепрограммировать, стереть, настроить по-новому... Она стала свободной личностью. А может быть, хозяйкой целой планеты?

Мое второе «я» — зеркало. Теперь ты не сможешь покинуть этот мир, Лис.

Остаться здесь? Остаться навсегда! Абсурд. Это просто смешно, такого не может быть! — запротестовал я.

Не могу же я допустить разделения своих «я».

А как, Лилл, ты меня остановишь?

Голова едва не раскололась от чудовищной боли! Я закричал.

Лысый, разинув рот, уставился на меня.

Несмотря на то, что в трюме было прохладно, на моем лбу выступили капельки пота.

Я прилетел на корабле, принадлежащем Синдикату! Если я не вернусь, Синдикат отправится на мои поиски. Уверен, они найдут способ наказать мою непослушную спутницу.

Лис, сегодня ты соберешь свой урожай листьев. И погрузишь на борт челнока. Челнок переправит его на орбитальный корабль. Компьютер корабля способен доставить листья Синдикату без твоей помощи. Я советую тебе взглянуть на Булочку под новым углом зрения.

Но я не могу жить на Черводреве! Питаться одним перегноем? Благословенная простота и безделье!

Булочка будет рядом с тобой. Ты займешь достойное положение. Ты станешь моим представителем, Голосом планеты.

Эти люди невысокого мнения о тех, кто общается с морем!

Я, мы, будем полностью контролировать планету. Парочка бурь убедит всех. Зловещие природные явления. Ты будешь предсказывать, а я их осуществлять.

Булочка хочет ребенка, — не унимался я. — А у меня с ней не может быть детей.

Я изучила все биохимические элементы, которые имеются в дереве и листьях, и смогу произвести в твоем организме необходимые изменения.

Настанет день, и я умру.

Вовсе не обязательно.

Не только провести всю свою жизнь в этом проклятом скучном мире, но стать бессмертным...

Я смогу сохранить тебя в смоле или превратить в дерево.

Похоже, она надо мной издевается.

Но до этого еще далеко. Ты в расцвете сил.

Нет, нет и нет!

Огонь. Ад. Мир огня. Пылающая смола. Море пламени.

Страшный удар парализующей боли...

Я смогу приносить радость в твои сны, которые будут сочетаться с выполнением тобой супружеских обязанностей.

Лилл, пощади!

Ты станешь Голосом моря. Ты будешь говорить от имени всех обитателей Черводрева.


Шел фестиваль Новых Листьев. Наступила весна. Когда сядет солнце, чтобы эффект получился еще более драматичным, Недосягаемый погасит ядерный факел, и морские путешествия прекратятся до самой осени. Райская бухта полна перегноя; голод нам не грозит. А как может быть иначе, если «Ворчун» вернулся сразу с двумя червями — одним на бушприте и другим, застрявшим в борту?

Зимой сыграли свадьбы, приехали новые невесты, а наши местные девушки отправились в другие города. Состоялась и моя свадьба. Булочка стояла рядом со мной в своем лучшем платье, гордая и довольная, хотя ее чрево пустовало — мне предстояло выпить еще немало коктейлей, предписанных Лилл.

О, огромные отважные птицы планеты Блин, стремительно бегущие по степи — мне больше не суждено вас увидеть! Раньше я никогда не возвращался домой, теперь же во сне часто совершаю путешествия в прошлое — только в них я живу полной жизнью.

Я еще раз посетил наблюдательную площадку маяка. Внизу резвилась веселящаяся толпа, люди размахивали горящими червосигарами, которые они пронесут по улицам города, когда погаснет факел.

Я представил себе, как стремительно бросаюсь вниз и нахожу свою смерть.


Я, как Говорящий от имени Черводрева, и Булочка получаем от города все, что нам требуется, но продолжаем жить в «Доме у моря» в двух лучших смежных комнатах. Потребовалось лишь два представления, когда на небе появились огненные буквы — я сообщил о них заранее, — чтобы аборигены признали мои права, и я получил статус, аналогичный Хранителю Света. Это простой мир; люди не стали искать объяснений, никому и в голову не пришло, что находящийся на орбите корабль может сфокусировать луч в определенных точках атмосферы. Кроме того, здесь уже бывало, что люди вступали в контакт с морем без воплей и вращений и даже уходили прочь по деревянным волнам, как отец Булочки. Так что она оказалась весьма подходящей невестой для меня. Теперь гибель ее отца выглядела совершенно иначе.

Я говорю с этими людьми. Этого требует Лилл. Я сообщаю, что они особенные, в подобные вещи все верят охотно. Что это самый необыкновенный мир во всей галактике. Кроме того, деревянное море моими устами отвечает на все их вопросы, связанные с космосом, а также охраняет их корабли и благополучие.

Лишь немногие обитатели Черводрева спрашивали о космосе, и, конечно, ни один из их вопросов нельзя было сравнить с тем, что заинтересовало бы крупных ученых из других звездных систем. Впрочем, неплохо иметь на своей стороне — а точнее, в своей голове — существо, напоминающее бога.

Недосягаемый оглядел далекий горизонт и величественно повернулся ко мне. Впрочем, здесь, под тепловым щитом — мы находились в глубокой тени, в то время как крыши домов Райской бухты купались в сиянии факела — было трудно разглядеть выражение его лица. Однако в его голосе слышался завуалированный намек на то, что я выскочка.

— Говорящий Пламенный Лис, готов ли мир одобрить и благословить тушение факела?

Один свет гаснет, загорается другой.

Я повторил афоризм Лилл.

— Как это верно, — сказал Недосягаемый. — Весна близка, вечера становятся длиннее и светлее. — Его пальцы сомкнулись на рукояти, выключающей факел, смонтированной на нактоузе.

Когда свет погас, снизу донеслись радостные крики.

Булочка обняла меня и наградила сочным поцелуем. Она очень ласковая. Благодарная и счастливая, как маленькая луна.

Поскольку никто не выходит в море весной, летом и осенью, Райская бухта становится еще больше похожей на тюрьму.


Вновь пришло время фестиваля Обнаженного моря. Мы поменяли долгие светлые часы на новых путешественников, которые прибыли в Райскую бухту из других городов. Впрочем, наш космопорт посетило несколько челноков. Последний из них, который прилетел неделю назад, привез для меня посылку.

Женщина, доставившая пакет, была с Беги (не в том смысле, что она не употребляла мяса — не будем об этом!) и ничего обо мне не знала, кроме того, что я прибыл на Черводрево со звезд и остался здесь. Несмотря на ее очевидное удивление, я не стал посвящать ее в свои дела: зачем понапрасну навлекать на себя гнев Лилл?

Открыв пакет, я обнаружил три бутылки подлинной «Зеленой феи» — дивного абсента. На этикетке красовалась юная леди в прозрачных одеяниях. Кроме того, я получил письмо. Должно быть, Синдикат поверил в то, что я нашел свое счастье на Черводреве, точно грешник — в монастыре. Неужели их не тревожит тот факт, что в моем мозгу все еще находится спутница? Может быть, они полагают, что я влюбился в Лилл и не переживу расставания?

Я смотрел на этот полный иронии дар — меня он изрядно позабавил, но и разочаровал. Может быть, открыть бутылку? И утопить в спиртном свои печали? В течение целого года я не пил ничего крепче пива. Абсент сразу же ударит мне в голову. А дальше — галлюцинации и жуткое похмелье. Не говоря уже о том, что на «Зеленую фею» легко можно подсесть. Так рисковать, имея в своем распоряжении всего лишь три бутылки, было бы ужасной глупостью.

Между тем жители Черводрева построили новый корабль, и меня, как Говорящего от имени планеты, пригласили дать ему имя.

В сопровождении Мастера Порта, дородного мужчины по имени Ингман Джубилити, нового мастера корабля и команды, а также Булочки и толпы численностью в сотню человек я стоял на берегу деревянного моря, возле кормы, чтобы дать новому судну «первый толчок», как они говорили.

Я овладел местным языком и больше не прибегал к услугам Лилл в качестве переводчика. Ведь со мной в постели спал живой словарь, не так ли?

Старался ли я забыть свою прежнюю жизнь? Снадобья Лилл сработали, и Булочка была на четвертом месяце. Ребенок уже начал расти в ее чреве, но пока этого не было заметно. На Черводреве имелись врачи, но не было никакого медицинского оборудования. Сама Булочка не сомневалась, что у нее будет ребенок. Мой ребенок... якорь, который должен еще больше привязать меня к Черводреву. Может быть, лучше сказать — тормоз.

Итак, я стоял у заднего колеса.

— Во многих мирах, — начал я, — существует обычай разбивать бутылку хорошего вина о борт корабля, когда он получает имя. У меня как раз припасена бутылочка. — И я вытащил одну из бутылок абсента. — Ее привезли с далеких звезд. Это вам не обычное пиво!

— Я называю корабль «Урожай Булочки»! — крикнул я и ударил бутылкой о колесо.

К счастью, бутылка разбилась, не порезав мне пальцы. Драгоценная зеленая жидкость потекла по широкому ободу колеса. Раздались аплодисменты, Булочка сияла от счастья. Сначала я хотел назвать корабль «Бойцовый петух». Однако жители Черводрева остались бы в недоумении. Пусть уж моя жена порадуется, да и народ меня поймет.

В конце прошлого года, через несколько дней до описываемых событий, «Ворчун» вышел в море на охоту за новым червем. Через некоторое время мастер Смельчак вернулся, бушприт его корабля украшала здоровенная особь. Прекрасный знак перед открытием нового сезона.

Трофей свисал со стены маяка, разделив судьбу двух своих предшественников: пройдет время, и он превратится в длинную кожаную трубу, похожую на ветровой конус, которым играют зимние штормы. Вечером Смельчак, Булочка и остальные стояли вместе со мной и Недосягаемым на смотровой площадке маяка.

В последнее время Недосягаемый стал лучше ко мне относиться.

— Говорящий, скажет ли море свое слово?

Интересно, как проводит время Лилл?

Тебе еще не стало скучно, Лилл? Мне здесь уже давно надоело.

Конечно, мне тошно, Лис. От червей в моем чреве, ха-ха.

Ну тогда дай мне полезный совет...

Ты можешь зажечь факел.

— Мы можем зажечь факел, Хранитель Света.

— Очень хорошо, — спокойно ответил Недосягаемый.


* * *

Еще одна зима, полная снов и долгих унылых дней! Однако в начале весны родился Малыш, и я был тронут до слез, что немало меня удивило. У него оказались мой нос и подбородок. Я разбил еще одну бутылка абсента, чтобы отпраздновать день, когда мы дали ему имя. На мой взгляд, Малыш Пламенный Лис, похоже, очень даже удался. Моя теща также выглядела довольной. Она намекала, что передаст нам управление «Домом у моря», как только ее внук начнет ходить. Тогда она сможет почаще отдыхать на токопроводящем стуле. Поскольку в ее заведении жил Говорящий от имени Моря и Мира, гостиница приносила немалый доход, хотя конкурентов в Райской бухте у нас не было. Птенчик проникся ко мне большой любовью. Кажется, этот балбес называется моим деверем или шурином?

Изредка мне снились мои поэтические родители, которых я уже много лет не видел. Вдруг я понял, что хотел бы показать им Малыша. О, семейные узы! В последнее время жизнь отца и матери стала казаться мне необыкновенно свободной. А планета Блин такой волнующей!

Для поддержания физической формы я часто совершал прогулки в космопорт. В земле копошились многочисленные мелкие черви. Над плоской равниной ярко светило солнце. Почему бы мне не погулять по морю, пока листва еще не успела заполнить его? На море хотя бы попадаются горы. А вдруг на меня нападут морские черви? Едва ли. Сейчас они слишком сонные.

Если появится корабль, я издалека услышу грохот и успею отбежать в сторону. Может быть, отправиться в путешествие на несколько дней, прихватить продовольствия, а также запас червосигар, которые я смогу зажечь зажигалкой, встроенной в мой «вечный фонарь», хотя запас его энергии совсем не вечный. Подогретый на свечке завтрак вдруг показался мне необычайно привлекательным! Интересно, каким он будет — волшебным или навеет грустные мысли? Неужели я стал сентиментальным?

Булочка пыталась меня отговорить.

— Вспомни, что случилось с моим Па! Я не перенесу, если Малыш станет сиротой!

— Успокойся, любимая. У меня совершенно другое положение. Я ведь Голос моря. Мне нужно по нему погулять — чтобы не терять с ним связи.

— Почему ты хочешь меня покинуть?

— Нет-нет!

И все же она была права. Я действительно хотел уйти. Хотя бы на несколько дней.

— О, Лис, пойдем в постель! Вдруг ты не вернешься.

Я не знал, может ли она забеременеть, продолжая кормить Малыша грудью? Я представил себе целый выводок детей. В «Доме у моря» много комнат. Матросы, море, степь, семя; скоро я окончательно свихнусь. Прогулка по волнам поможет мне проветрить мозги.


Волны и листва, листва и волны, волны листьев удивительного деревянного моря. Я шагал по потемневшему от солнца черепу размером с целый мир, покрытому листьями вместо волос. И все это в полнейшей тишине, если не считать шелеста ветра. Может быть, черви, похожие на медлительные поезда подземки, прогрызали под моими ногами туннели, но я не слышал скрежета их зубов. Ах, да, они же закапсулировались. Никогда я не чувствовал себя таким одиноким и даже стал тосковать по Райской бухте, Булочке, Малышу, Ма Хозяйке и — кто бы мог подумать! — по заикающемуся пареньку.

Ты не один.

Если не считать моих снов, Лилл в последнее время больше помалкивала. Чем она занималась?

Доступом в гипербиблиотеку, — ответила Лилл.

Но как? Наш челнок давно улетел, на орбите не осталось ни одного корабля, мне уже давно не снились сны, касающиеся записи информации.

Через туннели, которые прогрызли черви.

Какое отношение могут иметь туннели к доступу в гипербиблиотеку? Неужели Лилл удалось создать Сеть планетарного масштаба, которая служит передатчиком и приемником?

Не эти туннели. Другие.

В голосе Лилл я уловил нотки гордости и даже бахвальства. Наверное, она решила похвастать перед своим вторым «я». Или наоборот.

Загруженной информации о физике оказалось достаточно, поэтому после некоторых размышлений мы познали сущность вопроса.

Сущность вопроса? — обратился я к Лилл. — Вы добрались до стержневых корней деревянного моря — кстати, как глубоко они располагаются? — где находится область высокого давления и геотермальная зона? И все же туннели...

Посмотри прямо перед собой.

Участок деревянного моря, немногим больше иллюминатора, начал со стонами изгибаться. Мне стало не по себе, а в следующее мгновение я ощутил запах озона настоящего моря. Ветер усилился. Затем мембрана исчезла — на ее месте осталось отверстие. Из него наружу медленно выплывала мерцающая серебристая сфера, сияющий пузырь. Сфера поднялась в воздух и зависла на высоте человеческого роста. По ее поверхности заструились образы; казалось, она вращается.

Не подходи, Лис. Осторожнее.

Вслед за сферой появился червь. Он проснулся. На мгновение я представил себе, как он балансирует со сферой на носу, словно одно из дрессированных млекопитающих Земли — кажется, их называли тюленями. Когда существо вытянулось вверх, воздух вокруг начал деформироваться — и в следующий миг весь червь оказался внутри сферы и исчез.

Он превратился в информацию, — пояснила Лилл. Сфера продолжала парить в воздухе, отражая мириады...

...единиц информации.

И вся она поступала в Сети мира-дерева.

Откровенно говоря, я пришел в ужас. Лилл и ее близняшка вышли за пределы пространства и времени еще увереннее, чем человечество.

Сфера начала медленно опускаться вниз и через несколько секунд исчезла в дыре.

Я остался стоять на прежнем месте. Какие еще невероятные явления происходят под деревянными волнами?

Мы начинаем управлять кое-какими силами.

Начинаем? Значит, это только начало. Что же они исполнят на бис — Лилл и ее клонированная сестричка? Возьмут под электронный контроль Синдикат и правительства других миров? Перенесут Черводрево в иную вселенную? Переделают нашу? Станут богами?

Я буду пребывать на всех солнцах, и на каждом поселится моя копия, — ответила Лилл моим мыслям. — На звезде токи и другие силы гораздо могущественнее. Местное солнце должно поглотить Черводрево, чтобы освободить меня. Всю информацию. Я научусь перемещать Черводрево.

Сжечь весь мир, превратив его в черные головешки... Сжечь Малыша, Булочку и меня!

Ты мой Голос. Я сохраню твою схему навсегда.

Нет, нет и нет! На биллионы лет превратиться в схему, заключенную в пылающих газах. Да это же настоящий ад! Я посмотрел на солнце, словно оно было часами.

Как скоро это произойдет?

Через год.


Я должен вернуться в Райскую бухту. Я пообщался с морем, и оно утопило меня, оглушило, ослепило и ошеломило. Я шел, с трудом переставляя ноги.

Ближе к вечеру я заметил в небе какое-то движение. С огромной высоты ко мне летела стая птиц. Нет, не может быть! В одно мгновение птицы превратились в беспилотные дельтообразные летательные аппараты. Я с ними знаком: ими управляет тяготение, внутри у каждого находится маленькая черная дыра. Часть осталась парить на довольно приличной высоте. Другие продолжали спускаться по спирали. Они служили разведчиками для более крупного летательного аппарата, который следовал на некотором расстоянии от них. Он был примерно в три раза меньше челнока, без иллюминаторов, но с множеством сенсоров, напоминающих клыки. Они меня спасут! Аппарат собирался приземлиться. Только не на море! Они ведь не знают об электромагнитном импульсе.

Однако корабль продолжал почти вертикальный спуск. Наконец он сел, я услышал негромкое гудение. Открылся люк, и я увидел, что внутри достаточно места для двух человек.

— Забирайтесь на борт, Пламенный Лис, — прогрохотал голос. — Мы за вами следили.

С далекой орбиты они наблюдали за мной, используя мощные линзы, а компьютеры увеличивали мое изображение.

— После вашего заявления о том, что вы не хотите возвращаться, мы решили, что вы нас обманываете... Но производство абсента и его продажа идут просто превосходно. Мода на него стремительно распространяется, «Зеленая фея» в полете. Новая привычка оказалась не такой уж пагубной — она даже способствует проявлению артистических талантов, как вы и утверждали. Мы слышали, что некоторые поэты и художники начали создавать замечательные произведения искусства. Хорошая работа. И тогда нас заинтересовала истинная причина вашего нежелания возвращаться. А теперь мы видим, что все. это связано с необычным физическим явлением. Мы хотим знать больше.

Синдикат пришел за мной!

Нет, Лис.

Ты права, Лилл, конечно, ты права.

— Поднимайтесь на борт!

Я медленно приближался к аппарату, но не смотрел на него, мои глаза были устремлены в сторону заходящего солнца.

— Не бойтесь. Садитесь.

— Я не могу! — крикнул я.

— Почему?

Чуть ближе, еще чуть-чуть. Не думай об этом.

Что ты замышляешь, Лис?

Солнце, солнце, быть частью солнца. Бессмертие. Как долго еще ждать?

Неожиданно... мучительная головная боль...

Аппараты, кружившие на небольшой высоте, устремились вниз, полностью потеряв контроль над управлением. Они рухнули на дерево — или на листья — и остались лежать неподвижно.

Гудение аппарата прекратилось.

Электромагнитный импульс!

Лилл!

Молчание.

Лилл исчезла из моей головы.

Я свободен от нее! Связь с ее копией прервана!

Они засекут импульс с орбиты. Я принялся отчаянно махать другим разведчикам, которые уцелели благодаря тому, что находились на достаточной высоте. Четверо устремились вниз. Интересно, есть ли у них звуковая связь?

— Вы можете сесть! — завопил я. — Здесь безопасно!

Четыре разведчика парили у меня над головой. Я встал на цыпочки и протянул руку. Два разведчика оказались в пределах досягаемости. Как только пальцы коснулись металла, гравитационные поля захватили мои руки. Однако разведчики слегка просели под моим весом. Тогда еще два разведчика нырнули к ногам. И я начал медленно подниматься над поверхностью моря, два метра, три, четыре — разведчики несли меня быстрее, чем передвигался корабль, хотя и немного неуклюже.

Несколько червей поднялись над поверхностью моря, пытаясь меня схватить, но они были слишком медлительны, и разведчики легко уходили от их атак. Я что-то лепетал, пока меня несли к далекому берегу.


К тому моменту, когда мы добрались до Райской бухты, у меня от напряжения болели руки и ноги — по сути дела, я был распят в воздухе, — в голове шумело и казалось, что из ушей течет кровь. Однако мне удалось спасти Булочку и Малыша, Ма Хозяйку и Птенчика, и естественно, себя. Как я мог оставить их на Черводреве? Конечно, у меня имелись серьезные подозрения относительно дальнейших действий Синдиката, и я не хотел, чтобы мои близкие оказались в центре конфликта между Синдикатом и Миром-Лилл.

Когда мы добрались до Райской бухты, так и не попав в бурю — даже молнии нам не угрожали, — спустилась ночь. Поэтому только Птенчик видел, как четыре разведчика прилетели, удерживая меня за руки и ноги. Вытаращив глаза, Птенчик помчался домой. Войдя в бар, я увидел, что Ма и Булочка изо всех сил пытаются понять его лепет. Но Птенчик так заикался, что только мое появление помогло прояснить ситуацию.

«Покинуть Райскую бухту? Нет-нет!» — И так далее, и так далее.

Наконец я сумел их убедить. Не следует забывать, что я Говорящий от имени Мира, хотя, к счастью, сейчас этот мир онемел.


Мы шли по темным улицам к космопорту, разведчики полетели вперед. Булочка несла на руках Малыша, тихонько напевая ему колыбельную, Ма и Птенчик тащили вещи. А на меня водрузили проклятое резное кресло, которое Ма отказалась оставить. Его сиденье покоилось у меня на голове, руками я вцепился в передние ножки, а задние злобно пинали меня в спину. Создавалось впечатление, будто я несу трон принца, который, к счастью, отправился с визитом в другую страну. Но во всем есть и хорошая сторона: головная боль начала утихать — возможно, тепло моего тела согрело дерево, из которого было сделано кресло.

Мы добрались до космопорта, когда руки и ноги уже отказывались мне повиноваться. Здесь было пусто, если не считать четырех разведчиков, расположившихся в углах большого квадрата. Они направляли свой свет вверх, словно маяки.

Наконец я опустил кресло на землю. И хотя мне ужасно хотелось в него плюхнуться, я уступил место Булочке, державшей на руках моего мальчика. Пришлось удовлетвориться большой сумкой с вещами, которую тащил Птенчик: ее-то я и оседлал. Звезды продолжали сиять. Мы ждали.

— К-к... ч-ч... п-п?.. — спросил Птенчик, стуча зубами, будто сенокосилка.

Когда? Что? Почему?


Приземлившийся корабль оказался больше челнока, на котором прилетел я. Никто не выглядывал из иллюминаторов. Уцелевшие разведчики прикрепились к корпусу, открылся люк, опустился трап, и я, продолжая сражаться с креслом, последовал за своей семьей. Мы сгрудились в воздушном шлюзе, люк закрылся, и мы перешли в небольшую пассажирскую каюту. Я даже не пытался открыть дверь, ведущую в кабину пилота: понятно, что на борту челнока нет команды. Птенчик озирался, глаза у него горели от возбуждения, он осторожно трогал руками все подряд.

— Нам следует сесть в кресла и пристегнуть ремни.

Я помог Булочке и показал Ма и Птенчику, как это сделать. Как только я занял свое место, огни в кабине моргнули, заработали двигатели, и мы взлетели.


Мы подлетали к могучему кораблю Синдиката, его очертания было довольно трудно разглядеть — свет огибал черный корпус судна, переходя из фиолетового в ультрафиолет, — но мне корабль показался вооруженным до зубов. После стыковки появился человек, голос которого я слышал, когда мне на помощь прилетели разведчики; сейчас его сопровождали двое помощников, похожих на азиатов. Сам он оказался высоким чернокожим мужчиной с блестящими глазами, и я сразу понял, что он непрерывно общается со своим спутником. Он провел ладонью по бритому черепу, и многочисленные золотые кольца, украшавшие его длинные пальцы, мелодично зазвенели. Одет он был в серебристый костюм.

— Меня зовут Камара. А вы, стало быть, Пламенный Лис, и это ваша семья с планеты Черводрево. Добро пожаловать! Фан и Фэн покажут каюты и объяснят, как со всем управляться. А вас мне бы хотелось осмотреть. Пройдемте со мной.

Вскоре я уже сидел в мягком кресле, мою голову накрывал шлем, подсоединенный к панели. Я с интересом изучал цветные узоры, изображавшие мой мозг. При этом я мог говорить, но вопросов мне пока не задавали.

Я слышал, как техник сказал:

— Буфер спутника сохранился.

— Мы можем войти с ним в контакт?

В результате спутника удалось выгрузить. Оставшаяся в моем мозгу Лилл потеряла способность общаться со мной, но вся информация сохранилась, и она обеспечивала меня «русскими горками» виртуальных галлюцинаций, изрядно меня смущавших — впрочем, у меня недостаточная подготовка, чтобы интерпретировать столь сложные явления. Наконец после продолжительных экспериментов с меня сняли шлем, и пока компьютер сортировал полученную из буфера информацию, я рассказал свою историю Камаре.

Потом принесли настоящий кофе и пиццу — и устроили для меня настоящий пир.

Мой рассказ вполне соответствовал информации, полученной из буфера.

— Хм-м-м, — сказал Камара, — сбежавший Искусственный Интеллект размером с планету, способный манипулировать пространством и временем, переселиться на солнце и распространиться по всей галактике...

— Все это весьма серьезно, не так ли?

— Случившееся целиком и полностью ваша вина. Хотите вернуться на планету?

— Нет!

— Я так и подумал. Значит, Черводрево будет в течение года захвачено солнцем? С точки зрения перспектив торговли абсентом, нас это вполне устраивает, хотя, конечно, такой поворот событий можно назвать и чересчур радикальным... Но ваш бывший спутник уже не подчиняется Синдикату. Что вы нам посоветуете, Лис?

— Я постарался бы сохранять осторожность. Лилл способна создать червоточины. Быть может, следует привлечь для решения возникшей проблемы Петлю Миров. В ПМ есть отделение, которое занимается потенциально опасными инопланетянами.

Камара рассмеялся, и я его понял. До сих пор человечеству не приходилось сталкиваться с разумными инопланетными существами, несмотря на слухи о том, что на нескольких мирах археологами найдены следы Чужаков. Насколько мне известно, в распоряжении этого отделения ПМ есть несколько кораблей дальнего радиуса действия, но не более того.

— Синдикат предпочитает самостоятельно ликвидировать последствия своих ошибок.

И повернувшись на каблуках, он вышел из лаборатории.

Тут же появились Фан и Фэн, которые отвели меня в нашу каюту, состоявшую из трех спален с единственным иллюминатором, к которому прилип Птенчик.

— Как замечательно! — воскликнула Булочка.

Что я делаю, сажая себе на шею Ма с Птенчиком? Это все ради Малыша. Нельзя исключать, что Булочка снова беременна. На корабле есть автоврач; достаточно проделать простой тест. Но хочу ли я это знать?

Куда мы денемся после того, как корабль Синдиката доставит нас на орбиту какой-нибудь планеты? Мне нужно на планету Блин — только туда, раз уж я стал семейным человеком. Я ощутил тоску по своим родителям.


Когда тяготение слегка изменилось, я понял, что корабль стартовал, и тут же отодрал на короткое время Птенчика от иллюминатора. Мне удалось заметить, что рядом летят разведчики необычного вида. Один из них напоминал спутник-шпион, другой — ретрансляционную станцию. Остальные просто имели угрожающий вид. Я сострадал людям Черводрева, но мне не хотелось анализировать свою боль. Что бы ни случилось, они обречены — если бахвальство Лилл имеет под собой основания.

Я не хочу разбираться в своих чувствах. Дайте мне жить. Как это делает Булочка. Как Ма и Птенчик. Ма сидит в своем кресле и сияет. Как она могла оставить свой мир столь стремительно и равнодушно. Лучшее пиво, гости, приплывающие на деревянных кораблях по деревянному морю, вопли и вращения. Возможно, она понимает, что сбежала из тюрьмы. Но самое главное — она сумела освободить дочь, а заодно и сына.

— Кстати, Ма и Булочка, я должен признаться, что не имею никакого отношения к Институту ксеноботаники на Мондеверте. Честно говоря, я специалист по разработке проектов... проектов, которые могут принести деньги...

— О, я давно начала подозревать, что ты вовсе не ученый. Ну, не похож ты на человека, занимающегося наукой! Я так и сказала Булочке... А ты богат?

— Ну, не так, как некоторые.

Она поерзала на своем замечательном кресле. Булочка смотрела на меня без малейшего упрека. Да уж, богат; мне придется оплатить четыре билета домой, в том числе и свой собственный.

— Некоторые из моих предприятий процветают. Другие не слишком. У меня имеются кое-какие акции в спорте — точнее, в петушиных боях.

Ма и Булочка недоуменно переглянулись, поэтому мне пришлось немного рассказать о больших птицах с планеты Блин.

Ма нахмурилась, потрясла головой, потом кивнула и улыбнулась.

— Нам придется привыкнуть к существованию животных.

Птенчик принялся нетерпеливо подскакивать на месте.

— Я б-бы м-мог с-с-скакать...

Вполне возможно. Не исключено, что у него откроется талант, и он найдет свое призвание. На спине бойцового петуха его заикание не будет столь заметным. Быть может, он сумеет общаться с упрямыми птицами лучше, чем с людьми. Булочке и Ма придется осваивать новый язык, но Птенчик вполне сможет обойтись жестами.

— А зачем тебе понадобились наши листья? — спросила Булочка.

— Дело в том... — Теперь у меня в голове больше не было Лилл, которая могла бы заставить меня замолчать, да и обстоятельства изменились. — Ты умеешь хранить секреты?


Когда я закончил свой рассказ, Булочка выглядела вполне одобрительно. Точнее, на лице у нее появилось благосклонное выражение.

— О Лис, — заявила мать моего сына, — мне не слишком нравилась жизнь на Черводреве. Я знала, что ты ужасно изобретательный, но, кажется, для меня ты слишком изобретательный.

— Планета Блин может показаться тебе слишком плоской.

— Вовсе нет. Если не считать волн, которые не слишком часто встречаются, Черводрево — самая настоящая равнина.

— Мы перебираемся из одного дома в другой, — вмешалась Ма. — Я с нетерпением жду, когда мы увидим эти твои степи — уверена, наша жизнь изменится к лучшему.


Мы вышли в нормальное пространство возле орбитальных доков, причалов и складов Канопуса IV. Еще один повод для Птенчика прилипнуть к иллюминатору.

Камара призвал меня в свои покои, которые были задрапированы шелком, а все экраны на стенах, кроме одного, изображали великолепные песчаные ландшафты в золотых, оранжевых и светло-вишневых тонах. На единственном почти темном экране мерцало изображение Черводрева — съемку вел оставленный нами спутник-шпион. Мы смотрели на южное полушарие, большая часть которого в это время года напоминает трутницу.

Изображение приблизилось: я увидел первый ядерный взрыв на поверхности планеты, за ним последовали второй, третий и четвертый. Между ними — время помчалось вперед с головокружительной скоростью — начался настоящий огненный шторм. Пламя бушевало на поверхности, дерево и смола вспыхивали мгновенно. В воздух поднимались огромные клубы дыма. Опустошение продвигалось стремительно, ничто не могло его остановить. И вскоре вся поверхность Черводрева была покрыта пеплом, по которому изредка проползали огненные змеи. Я представил себе, как трескается море, и наружу вылезают горящие черви — миллионы свечей. Я представил себе Недосягаемого, Ингмана Джубилити и Смельчака, задыхающихся в дыму или мгновенно сгоревших в огненном смерче, когда вспыхнул маяк Райской бухты. Быть может, ситуация в северном полушарии не так уж безнадежна; и сейчас обитатели Черводрева пытаются бороться с дымом. В любом случае нового урожая листьев не будет, и экология планеты безнадежно разрушена. Электромагнитный импульс наверняка уничтожит существенную часть цепей Лилл.

— Будьте вы прокляты! — прокричал я Камаре.

Он потер свои золотые кольца.

— Как мило... Население планеты может выжить.

Да-да.

— Вопрос в том, удалось ли нам причинить достаточные разрушения или нет. Если да, то мы определенно спасли население.

Тут он был, конечно, прав. Лилл получала серьезный удар, если вообще выжила. Ей может потребоваться целое столетие, чтобы восстановить утраченные связи. Появляется свободное пространство.

Вот только можно ли в этом пространстве дышать?


Сладкий воздух планеты Блин — здесь содержание кислорода выше, чем на Черводреве. Ты глубоко дышишь и весело хихикаешь. Весна. Я не стал рассказывать Ма и Булочке о том, что видел в покоях Камары, да и они не спросили, зачем я ему понадобился. Он вполне мог обсуждать со мной какие-нибудь дела. Молчаливое согласие моей новой семьи помогало мне справиться с угрызениями совести.

Что касается моей старой семьи...

В космопорте мы взяли такси до «Караван-сарая», достаточно скромной гостиницы, хотя, по сравнению с «Домом у моря», она была просто роскошной. Носильщик, который тащил трон Ма к нашим комнатам, явно посчитал мои чаевые мизерными — ведь мы владели резным креслом; очевидно, он пришел к выводу, что имеет дело с эксцентричными скрягами. Пока Птенчик с восторгом наблюдал через стеклянное окно за резвящимися иволгами, я по гиперлинии связался со своими родителями, что заняло некоторое время. Они оказались в Первогороде и обрадовались, услышав мой голос, хотя мне показалось, что они чем-то озабочены.

Через час мы уже сидели в экипаже, запряженном двумя гигантскими птицами в роскошных попонах. Я решил кутнуть, чтобы произвести впечатление на Птенчика и Булочку. Когда мы подъезжали к дому родителей, я начал сомневаться в разумности своего поступка, поскольку мы оказались в бедном районе, где все с удивлением глазели на наш роскошный экипаж, а оборванцы бежали позади, рассчитывая получить милостыню.

Длинные террасы домов с пластмассовыми корпусами, буйно разросшаяся трава, мусор, птицы, клюющие какую-то дрянь...

Вот мы и на месте.

Двери открываются. Нас ждали. Радостные объятия. Моя мать плачет, а потом мечтательно смотрит вслед уезжающему экипажу.

В доме беспорядок. Мать и отец постарели. Конечно, они должны были постареть! Возраст сказывается, они стали неряшливыми. Тем не менее оба полны энтузиазма — в этом отношении они совсем не изменились.

Нас угощают травяным чаем, маленькими пирожными, которые кажутся мне слегка несвежими. Для себя они ставят два стакана, банку с кусковым сахаром и бутылку... да, конечно.

— В наши дни поэзия стала иллюзорной, — с пылом сообщает мне мать, словно я прилетел сюда только для того, чтобы это услышать. — Ассоциативный ряд так усилился! И мы знаем, кого за это благодарить.

Меня. Но правда ей не известна.

— «Зеленая фея»! — восклицает она и приступает к церемонии приготовления абсента.

Вскоре они с отцом чокаются.

— Вы не должны рассказывать чужим, — шепчет она. — Не все одобряют эликсир вдохновения.

Похоже, она полагает, что мне уже известно о том, что такое абсент. Резкое снижение угла зрения у его страстных приверженцев; весь мир вращается вокруг новой дозы.

— Вы отказались от путешествий и торговли? — я стараюсь, чтобы в моем голосе не прозвучало упрека.

Да и кто я такой, чтобы их упрекать?

— Мы продали птиц и решили использовать деньги... — она замолкает, а потом оживленно продолжает: — Чтобы купить этот дом. Теперь у нас есть место, где наш разум может воспарить.

Нет-нет. Похоже, дом взят в аренду у муниципалитета. Они все продали, чтобы иметь возможность оплачивать свою пагубную привычку.


Несмотря на пристрастие к абсенту, а также языковой барьер — мне все время приходилось переводить, — моя мать, отец, Ма и Булочка замечательно поладили друг с другом. Все были охвачены огнем энтузиазма. Вот только можно ли считать полыхающий дом положительным фактором? Такое количество улыбок и метафор — чистое безумие. А хорошо ли, когда пылает целый мир?

Птенчик испытывал какое-то беспокойство. Судя по всему, он рассчитывал сразу после знакомства с моими родителями оказаться в седле гигантской птицы.

— Ты не хочешь почитать наши последние поэмы? — спросил отец. Он порылся среди кипы бумаг и нашел первую, вторую и третью версии.

Мне показалось, что звучит поэма неплохо.

Впрочем, я мало что понял. Слишком много ускользающих намеков. Где ты, Лилл, мне не хватает словарного запаса! Может быть, опрокинув парочку бокалов «Зеленой феи», я смогу оценить стихи по достоинству? Но теперь, когда я сам стал отцом, у меня нет такого права. Малыш что-то бормочет и пускает пузыри. Как скоро он произнесет первые слова? О, какие истории о моих приключениях я поведаю ему!.. Возможно, этого лучше не делать. Тогда у него не возникнет желания устремиться в космос, как в свое время поступил я сам.

Малыш. Малыш. Мой сын.

Если я сумею незаметно проанализировать свою ДНК и узнать, что Лилл проделала со мной при помощи диковинных коктейлей, то мне удастся заинтересовать своим открытием генетически несовместимых родителей... Это будет прибыльным и гуманным бизнесом. Человеческая раса не пострадает.

Правда?

Во всяком случае, я очень на это надеюсь.


Перевели с английского Владимир Гольдич и Ирина Оганесова

Загрузка...