Голубка Атамана

Глава 16

— Ну и что делать дальше будете? — спросила Сонька, развалившись на моем диване и подкрашивая ногти на ногах.

— Пока не знаю. Папа сначала наотрез отказывался продавать землю. Теперь, кажется, крепко над этим задумался, — я старалась как можно аккуратней пересадить свой несчастный кактус с маленького горшочка в побольше.

Расстелив посреди комнаты старую простынь, я приволокла небольшой мешочек с землей и начала заниматься этой нелегкой операцией. Во рту медленно таял малиновый леденец на палочке. Дали на сдачу в небольшом продуктовом магазине, что работал у нас на первом этаже.

Я чаще всего отдаю предпочтение свежим фруктам, но у меня всего-то две руки. Одновременно чистить яблоко, к примеру, и заниматься пересадкой — не могу. Да и не пропадать же леденцу.

Волосы, завязанные в высокий пучок, всё равно каким-то непостижимым образом несколькими прядками, выскользнули из-под резинки. Пришлось иногда убирать их запястьем с глаз, чтобы не вымазаться.

Сонька нанесла на последний ноготь прозрачный лак и выпрямилась. Я с ней знакома еще с универа. Неплохая девчонка. Вместе практику проходили. Весёлая и всегда полностью уверенная в себе и своих силах.

— И всё-таки, — вздохнула подруга, — это такой кошмар. Даже представить страшно, что такое происходит совсем рядом.

— Да, кошмар. Но что об этом уже говорить? — я принялась аккуратно очищать корни от старого грунта. — Всё равно назад ничего не вернуть.

— Блин, Ло, я, конечно, тобой восхищаюсь! Ты в такую жуткую передрягу попала и так быстро оклемалась.

— Ну, не так уж и быстро. Сколько уже времени прошло? Недели три, кажется. Я себя успокаиваю лишь тем, что ничего непоправимого не произошло. А это главное. Что толку сидеть и жалеть себя? Если бы это чем-то существенно могло помочь, — я снова убрала со лба прядь волос и невольно вспомнила про Давида.

Рука внезапно дрогнула, и я укололась. Чёрт! Я понятия не имела, что между нами происходит. Да и нет никаких «мы». Он сказал, что ему нужно время и исчез. Я осталась наедине с миллионом вопросов и ощущением какой-то странной нервирующей нестабильности. Чего именно я должна была ожидать? И как я себя должна повести во всей этой ситуации? Выход был только один — не торопить события. Не только не торопить их, но и не придумывать себе невесть что.

— А Давид твой где? — Сонька закрыла лак и посмотрела на свой педикюр.

Я глянула на свой уколотый палец и немного нахмурилась. Мой… Да никакой Давид не мой. Хотя, что уж скрывать, очень бы хотелось противоположного. Но я жутко боялась себе фантазировать то, чего нет. Как сказал мне отец, не надо высовываться всем корпусом из окна. А мне порой казалось, что я и спрыгнуть буду готова, если Давид позовет.

— Не знаю, — честно ответила я, ощутив укол раздражения. Это была слишком личная тема, чтобы вот так расточительно делиться ею.

— Ничего не понимаю, — Сонька перекинула на одно плечо копну своих красивых каштановых волос.

Я такой шевелюрой похвастаться не могла. Волосы у меня пусть и длинные, но тонике. Да и в целом, если объективно оценивать, Сонька намного красивее меня. У нее округлые формы и большие серые глаза.

— Так вы вместе или нет? Мне жуть как хочется посмотреть на твоего этого ночного рыцаря, — Сонька хихикнула. — Я привыкла, что ты у нас принцесса и с кем попало крутить интрижку не станешь. Поэтому думаю, что у него должен быть огромный член, невероятно сильные руки и такая харизма, что захлебнуться можно.

— Боже, Сонька! — возмутилась я и чуть не выронила леденец. — Что ты такое говоришь? — я как можно осторожней принялась удалять с кактуса мертвые и больные корешки.

— А что такого я сказала? Да, Ло! Да! У мужиков есть член. И если они хорошо управляют своей штуковиной, то женщина под таким мужчиной визжать от удовольствия будет.

— Я прекрасно знаю мужскую физиологию.

— Тогда, почему краснеешь? Не маленькая ведь давно, — Сонька стянула носок со второй ноги и принялась на ней ногти красить.

— Просто не хочу обсуждать эту тему, — твердо ответила я.

— Подумаешь, ничего не срослось, — подруга закатила глаза. — Зато твою задницу спас, а это о многом уже говорит. Мужик не побоялся в драку влезть.

Я крепко зажмурила глаза, затем открыла их и продолжила заниматься своим делом. В груди начало едва ощутимо, но назойливо что-то ныть. Я тосковала. Мне непреодолимо сильно хотелось увидеться с Давидом хотя бы на пару минут. Заглянуть в его глаза. Словить вот эту кривоватую ухмылочку. Пусть побурчит, что я неправильно питаюсь, по его мнению. Я вдруг ощутила себя такой непростительно уязвимой.

Малиновый леденец внезапно стал каким-то до тошноты приторно-сладким. Я странно себя ощущала. Это возникло во мне еще в тот момент, когда я впервые увидела Давида. Всё хорошо. Физически я чувствую себя здоровой. Нет причин для паники или грусти. Но всё равно есть вот эта необъяснимая странность. Вроде бы голова забита мыслями, а есть какая-то невнятная пустота. Ничего не радует. Совсем.

Послышался стук в дверь. Уверенный и короткий. Мне показалось, что сердце резко сжалось в маленький тугой комок, а затем подскочило к горлу. Я быстро поднялась с пола и прошла в коридор. Прямо с испачканными в земле руками.

— Зачем стучать? Звонок же есть! — донесся из комнаты насмешливый голос Соньки, но я ничего не ответила.

Не без труда, но я всё же открыла дверь и радостно улыбнулась, увидев Давида. Он держал в руках небольшой пухлый пакет. Черная водолазка, черная куртка. Взгляд уверенный, прямой.

— Что это ты тут затеяла? — спросил Давид, покосившись на мои испачканные руки.

Я отступила чуть в сторону, пропуская в квартиру.

— Пересадкой занимаюсь, — я аккуратно вытащила леденец. Внутренняя сторона щеки от него уже стало какой-то неприятно ребристой. — Мой кактус уже достаточно «налетался» и…

Давид разулся и не спрашивая разрешения, обхватил губами мой леденец, насовсем забирая его с себе. Я опешила от такой наглой, но почему-то совершенно не раздражающей вольности.

— Решила его пересадить, — медленно закончила я свою фразу.

— И как успехи? — как ни в чем не бывало, поинтересовался Давид и прошел на кухню.

— Всё отлично, — я последовала за ним.

Послышались тихие шаги Соньки. Она остановилась позади меня и хихикнула.

— Здравствуйте. Давид, правильно?

Давид оставил пакет на стуле и развернулся к нам. Его неодобрительный взгляд лениво скользнул по Сонькиному лицу.

— Знакомы? — он приподнял брови.

— Софья. Я подруга Ло, — Сонька сделала шаг вперед и протянула руку. — Лучшая подруга, — зачем-то добавила она, отвечая Давиду таким же открытым откровенным взглядом.

— Понятно, — он отвернулся к пакету и вытянул из него несколько крупных плиток шоколада, завёрнутых в красивую бумагу и перевязанную узкими ленточками.

Это была не просто плитка, а огромная плита. Я таких раньше не видела. Теперь у меня чуть ли ни на полгода вперед было что к чаю подавать. За шоколадом последовала сетка апельсинов. Всё. Как. Я. Люблю.

Мелочь. Но такая до чёртиков приятная, что я никак не могла прекратить улыбаться. Запомнил. Хотя не обязан был.

— Молочный, — Давид указал на шоколад. — Самый лучший, какой только может быть. И апельсины. Никакой химии. Должны быть сладкими.

— Спасибо, — немного растерянно ответила я.

Привыкнуть к несгибаемой прямолинейности Давида пока что было сложно. Но она не вызвала во мне никакого дискомфорта. Просто это было немножко странно.

— Я, пожалуй, уже пойду, — заявила Сонька.

— Да, конечно. Я провожу.

Повернувшись к подруге, я заметила, что она всё еще неприкрыто рассматривала Давида. Мне это до одури не понравилось. Внутри взвилось нечто колючие и неприятное. Она своим взглядом едва не забралась к нему за шиворот водолазки.

— Идем, — подтолкнула я.

— А он горячий, — прошептала мне Сонька. — Конечно, значительно старше, чем я себе представляла. Но ты знаешь. Мужик, как вино, с годами только лучше.

Меня не смущали Сонькины откровенные фразы. Я уже давно к ним привыкла. Просто то чувство, что у меня возникло к Давиду, казалось слишком светлым и хрупким, чтобы марать его всеми этими пошлыми словами.

— Я б его оседлала. Смотри, Ло, в оба. А то уведут, — давала мне последние напутствия Сонька.

— Еще раз скажешь что-то подобное, и мы больше не подруги, — совершенно серьезным тоном заявила я.

— Да ладно тебе. Помечтать не даешь, — Сонька закатила глаза, забрала плащ и ушла.

Закрыв дверь, я быстро ушла в ванную вымыть руки. Кончики пальцев немного подрагивали и сердце всё еще хотело броситься в пляс.

— Ло, уймись, — прошептала я своему отражению. — Ведешь себя, как дура.

— Ненадёжная у тебя подруга, — вынес вердикт Давид, когда я вернулась на кухню.

Мне нечего было ответить. Сонька никогда меня не обижала, но сказать, что мы были прямо подругами на века, я тоже не могла. Мы просто общались.

Давид уселся на стул, продолжая наслаждаться моим леденцом.

— Вообще-то это невежливо, — заявила я, скрестив руки на груди. — Забирать у хозяйки ее конфеты.

— Хочешь? — он вытянул изо рта почти съеденный леденец.

— Нет. Спасибо. Ешь.

— У тебя есть какие-то дела? — Давид беспощадно разгрыз конфету.

— Нет. Нужно только закончить с кактусом. А что?

— Хочу тебя свозить в одно место. И вообще хочу провести с тобой этот вечер.

— А у меня есть выбор? — я изо всех сил попыталась скрыть улыбку.

— Есть, — Давид выразительно посмотрел на меня, покручивая между пальцами деревянную палочку из-под леденца. — Сказать мне «да».

— Ты всегда идешь вот так, напролом?

— Не привык юлить, — он улыбнулся лишь краешком губ. — У меня есть свободный вечер, и я посчитал разумным провести его с тобой, так как долгое время вынужден был отсутствовать.

— Вы необычный человек, господин Атаманов. Непредсказуемый в своей прямолинейности. Врываетесь ко мне, как к себе домой. Оглашаете план дальнейших действий, не посоветовавшись со мной.

— Только не говорите, госпожа Голубева, что вас это огорчает, — в тон к моему голосу произнес Давид.

— Не знала, что ты так хорошо разбираешься в людях.

— Я вообще в них не разбираюсь, — он снова стал серьезным, в глазах затаилась уже такая мне знакомая тяжелая тоска. — Просто с тобой мне легче ориентироваться.

— Вот как, — я улыбнулась.

— Так ты согласна? — взгляд синих глаз медленно скользнул вверх по моим ногам, коснулся рук и поднялся к лицу.

— Сам ведь сказал, что я отвечу «да».