— Дочка, у тебя всё хорошо? — послышался в динамке смарта обеспокоенный голос отца.
Я стояла в спальне у окна и не выпускала из руки свою подвеску в форме голубки. Ритм сердца, кажется, успокоился, но в теле всё равно расползалось тяжелое жесткое напряжение. Оно сидело во мне вот уже вторые сутки.
— Всё отлично, пап, — бодро ответила я, крепче сжав холодными пальцами подвеску.
— Я к тебе домой заходил, но никто дверь не открыл.
— А я не дома. Я… с Давидом, — я крепко зажмурила глаза, стараясь вернуть себе прежнее пусть и хлипкое, но всё же спокойствие.
Я никак не могу повлиять на ситуацию, это по части Толика и его людей. Лучшее, что я сейчас способна сделать — не путаться под ногами. Отчетливо осознавая, что ни слёзы, ни стенания никак не могут стать полезными Давиду, я всячески пыталась удержать внутреннее равновесие. Хотя сердце ныло. Невыносимо ныло, раздираемое страхами и неизвестностью. Но нужно было ждать. Просто ждать.
— Вот как, — коротко ответил папа, явно уже догадавшись о том, что мои отношения с Давидом становились серьезней.
— Пап, что-то случилось или ты просто так звонишь? — я насторожилась.
— Просто так, дочка. Утренний обзвон, — папа засмеялся в трубку. — Волнуюсь. Не хочу, чтобы Давид обидел тебя.
— Он и не обижает, пап, — я тепло улыбнулась. — Он хороший. По-настоящему хороший.
— Это главное. Не буду тогда отвлекать. Если что, звони своему старику.
— Обязательно. Люблю тебя.
Завершив разговор, я бросила телефон на застеленную кровать и продолжила стоять у окна. Я знала, что сейчас или через минуту-другую Давид здесь не появится. Толик вчера вечером предупредил меня, что пару дней всё будет находиться в подвешенном состоянии. Били исключительно по Давиду, поэтому ударная волна не коснулась ни меня, ни приближенных к Давиду людей.
Неизвестность и неторопливый ход времени медленно убивали меня. Эмоции глушили голос разума. Крепко сжав в кулаке подвеску, я мысленно молила высшие силы, чтобы они уберегли Давида. Дали ему защиту и отогнали от него всё зло.
Возможно, если бы у меня была работа, я смогла хоть на время отвлечься. Но проекты отсутствовали, и я продолжала вариться в собственных мыслях и тревогах. На мои вопросы можно ли будет увидеться с Давидом, Толик ответил жесткое «нет».
— Его намерено сцапали, понимаешь или нет? — раздраженно спросил он меня вчера вечером. — Ломать будут. И никто не позволит ему встретиться с тобой. Дава у нас, конечно, не промах, но всё равно не всесильный. Так что не путайся под ногами.
У меня кровь в жилах стыла всякий раз, когда в мыслях эхом звучало «ломать, ломать, ломать». Но я держалась и не мешала Толику своими глупыми расспросами.
Внезапно мой телефон снова зазвонил. Я решила, что это папа, но на экране высветился незнакомый номер. Несколько секунд я сомневалась, стоит ли отвечать. Желание с кем-либо сейчас говорить напрочь отсутствовало. Но какой-то мимолетный внутренний импульс подтолкнул меня всё же поднять трубку.
— Да? — осторожно ответила я.
— Ло? Счастье мое, — немного хриплый голос Давида выбил из меня остатки воздуха.
Я не удержалась и рухнула на кровать, крепко прижав телефон к уху.
— Давид, — прошептала я, не способная сейчас сказать громче. — Я… Мне… Я очень боюсь за тебя, — получилось не совсем связно и как-то бестолково панически. Мне нужно быть сильней.
— Послушай внимательно, голубка моя, со мной всё в норме, — торопливым твердым тоном заговорил Давид. — Я выбил для себя один звонок. Толик о тебе позаботится. Он толковый парень. Надежный.
— Может, было бы целесообразней позвонить ему? — нервно комкая свободной рукой край одеяла, спросила я.
— Нет. Я должен был, в первую очередь, тебя успокоить. Толик знает, что делать.
— Может, я могу чем-то помочь? Может, ему нужно что-то передать?
— Ничего не нужно. Не волнуйся, всё это затянется ненадолго. Ты только не переживай, хорошо?
— Я… Я постараюсь. Правда постараюсь.
— Мне пора, Ло. Всё образуется. Я вернусь.
Меня начали душить слёзы. Вся эта ситуация оказалась настолько сумасшедшей для моего восприятия, что никак не получалось взять себя в руки.
— Давид, я люблю тебя, — прошептала я, быстро вытирая ладонью слёзы. — Очень люблю.
— Я знаю, счастье мое. Я знаю.
Наш разговор всё же помог мне успокоиться. Давид каким-то невероятным образом вложил в меня частичку силы, что взяла под контроль эмоции.
Глубоко вздохнув, я помассировала закрытые веки и твердо решила дождаться следующих новостей.
Толик появился в доме уже вечером. Он выглядел уставшим, но не таким нервным, как еще день назад. Мне не хотелось докучать ему лишний раз, поэтому я просто тихо сидела в столовой, наблюдая за тем, как Толик организовывает себе быстрый ужин.
— Ела? — коротко спросил он.
— Да.
Поставив тарелку со стуком на стол, Толик быстро наложил себе макароны и две большие свиные котлеты.
— Давай-ка я всё разогрею, хорошо? — я забрала тарелку. — А ты садись. Чай или кофе сделать?
— Кофе, — буркнул Толик и уселся за стол.
Я быстро принялась доставать чашку, банку с кофе.
— Никто из ребят не присоединится?
— Они заняты делом.
Подготовив как следует ужин, я подала его Толику. Он принялся быстро есть, почти не прожёвывая.
— Пока всё непредвиденно затягивается, — вдруг сознался Толик, видимо, решив, что может сейчас мне об этом сказать.
— Почему? — максимально спокойно спросила я.
— Палки в колёса суют, — небрежно ответил Толик. — Батя у нас человек серьезный. Фигура важная, хотя он не всегда в это верит. Ни под кого намерено не гнется, а такие люди, знаешь ли, редко бывают кому-то угодными. Ну ничего. Разрулим.
— Я в этом даже не сомневаюсь, — твёрдо ответила я.
Толик на несколько секунд задержал на мне взгляд, затем снова отправил большой кусок котлеты в рот.
— Молодая ты совсем.
— А это плохо? — я скрестила руки на груди.
— Нет. Просто Дава, обычно, на молодых никогда не западал.
— А на каких?
— У него только Анька была. Ей верность хранил. Хотя отношения у них были припадочные, — Толик запил ужин кофе.
— Я уже давно поняла, что он ее очень сильно любил. И, возможно, всё еще любит, — больно было об этом говорить, но и игнорировать очевидное тоже не имело смысла.
— Неа. Уже не любит, — Толик достал сигарету из пачки. — Когда любил ни одной бабы рядом с ним не было. А раз ты здесь, значит, Дава готов идти дальше.
— Слушай, — я села за стол. — А что ты вообще знаешь об их отношениях? Как она умерла? Не хочу бередить его раны. Мне больше не у кого спросить.
— Ревнуешь? — Толик закурил.
— Временами.
— А ты к прошлому не ревнуй. Дай просто время и ему, и себе. Об отношениях их я знаю не так уж и много. Сходились. Расходились. Точно знаю, что ради Аньки Дава был готов сорваться в любое время суток и поехать хоть на край земли. Анька практически в наших кругах вертелась. Красивая была баба. Своевольная. Мужики шеи сворачивали, когда она проходила мимо. Ну а Дава был готов шеи свернуть им. Убили ее. Причем ее же друг. Как я понял, она прям у Давы на руках… Знаешь, я всякое успел повидать, но это, — Толик затянулся и быстро выпустил дым. — Это была жесть. Мы с мужиками уже думали, что он того, головой вот-вот тронется. Дава в целом на эмоции богатый. Короче, херня дела были. Он потом обидчика нашел. Убил.
Я вздрогнула и это не ускользнуло от взгляда Толи.
— Да, мадмуазель, это тебе не сказки. Тут всё жестко. Мало ему этого было, теперь семейку убийцы ищет. Сдвиг по фазе не до конца прошел еще. Но с тобой, — он ткнул пальцем в мою сторону, — Дава стал гораздо спокойней. Все наши это уже отметили. Но я не уверен, что ты отдаешь себе отчет в том, кто такой Давид Атаманов.
— Почему это ты так думаешь? — затаив дыхание, спросила я.
— Готова ли ты быть с ним вот таким? Готова к тому, что его могут еще ни раз и ни два сцапать в ментуру? Ждать готова? Прекратить ревновать к прошлому? Терпеть его временами сучий характер?
— Я…
— Да или нет? Всегда нужна определенность.
— Не знаю. Не могу сейчас дать ответ, потому что…
— Ситуация для тебя дикая. Я прав?
— Да.
— Это очевидно. Я бы удивился, ответь ты иначе. Это ваше дело. Но знай, Даве нужна сильная женщина. Только сильная сможет вытянуть его из трясины, — Толик вдавил окурок в пустую тарелку, встал из-за стола и ушел.