– Хватит вести себя, как полный идиот, – прошипел отец на ухо сына. – Иди извинись.
Сын не ответил.
– Я сказал иди и извинись перед человеком, второй повторять не буду.
Сжав кулаки до боли в костяшках, юноша направился к старику в старомодном черно-зеленом фраке, который явно ждал как минимум хвалебной оды за свое «ангельское» терпение.
Собравшись силами и подойдя поближе к старику, Рэй сказал:
– Господин Врановский, я приношу вам свои искренние извинения.
Старик, окруженный толпой привлекательных девушек, начал искать источник шума.
– Я не расслышал, молодой человек, что вы сказали? – старик повернул свое безобразное лицо с единственным видящим глазом и усмехается.
Девушки захихикали.
– Я сказал, что приношу прощения.
Старикашка расплылся в широкой ухмылке, и парень увидел его редкие зубы.
– За что же, молодой человек?
Дьявол! Когда-нибудь Рэй придушит этого поганца с его глупым гербом Ворона, пусть этот гад будет хоть трижды Врановским!
– Я прошу прощения за то, что нечаянно разлил на ваш парадный костюм вино.
Тут мимо прошло какое-то платье и лицо Врановского выражает что-то вроде потери интереса к разговору. Посчитав это за знак прощения, Рэй поспешно отошел подальше.
Он представляет, как идет по улице, и купол здания Ассамблеи волдырем возвышается над остальными строениями Норт-Бротера. Сейчас внутри этого купола проходил праздник, на котором ежегодно объявляют результаты выборов, и приглашаются на это ежегодное событие только семьи членов Совета и семьи претендентов.
Рэй нахмурился, попивая вино из стеклянного бокала в виде крыла птицы, пытаясь сделаться невидимым и равнодушным среди этого беспорядка. Все до единого существа: мужчины и женщины, старики и старухи, слуги и даже статуи – точно пытаются перещеголять один другого. По отделанному серым мрамором залу гордо вышагивали высокие шляпы, бархатные накидки, сапоги-галифе, черно-белые штиблеты и фраки всех расцветок. Все эти фраки, платья и накидки вели светские беседы, интересовались самочувствием родственников, пили алкоголь или танцевали под игру модного за границей джазового оркестра, гордостью самовлюбленных Врановских, которые всегда хвалились своими связями со знаменитостями.
Из толпы к Рэю пробился огромных размеров мужчина, и юноша понял, что все его попытки сделаться незаметным не увенчались успехом, несмотря на довольно невысокий для своего возраста рост.
– О, здравствуй, отец, – произнес Рэй так, будто только сейчас заметил родителя.
– Ты извинился за вино?!
Видно, из-за этих выборов и высшего общества нервы у отца были совсем на пределе. Парень решил проигнорировать вопрос о старикашке, и сказал что думал:
– Даже если ты не станешь членом Совета, жизнь на этом не остановится…
Отец проворчал что-то себе под нос и ушел. Вот умора! В обычной жизни Рэю влетело бы по первое число, а при народе ему все с рук сходит!
– Рэй, привет! Как здорово, что я тебя заметила!
– А, Юста… – пробормотал парень. Видеть ее здесь и сейчас не особо хотелось, как и вообще видеть ее где-либо, но нынешним вечером Юста была невероятно красива в бордовом платье с вплетенными в волосы рубинами, поэтому Рэй невольно смягчился.
– Пойдем танцевать!
– Ну… Э-э-э… сейчас музыки нет.
И как назло, начал играть оркестр.
Сообщив Рэю о том, что ему не отделаться от танца с ней, Юста потянула юношу прямо в эпицентр этого идиотизма. И как вообще можно любить танцевать? Держишь руку на талии девушки и пытаешься не встречаться с ней взглядом, а она все так и норовит приблизиться, спросить что-нибудь, заглянуть в глаза. Отвечаешь на ее вопросы, а сам не знаешь, как же побыстрее избавиться от ее общества.
Поводив в вальсе кокетливую и заигрывающую со всем, что только есть в поле зрения Юсту, Рэй с облегчением подметил, что она стреляла взглядом в сторону другого танцора, на что он быстро попросил извинений, мол, так и так, вынужден удалиться. Она, кажется, только обрадовалась этому факту и бросилась в пляс с другим партнером, даже не останавливаясь.
Оставшись в одиночестве (ровно настолько, насколько это было возможно в переполненном зале), Рэй подумал, чем можно занять оставшиеся несколько часов. Делать ему здесь было решительно нечего – ну не вести же высокие беседы о политике в этом возвышенном обществе. Его ровесников здесь было предостаточно, но особым желанием заводить дружеские отношения парень не горел, поэтому он планировал просто посмотреть на результаты выборов и ускользнуть как можно скорее.
Кстати, о ровесниках. Люди, которым едва-едва можно дать двадцать, вели себя абсолютно также, как и старшее поколение, поэтому сейчас их было не отличить от многоуважаемых дам и господ. Рэй не был очень хорошо знаком с ними, даже фамилии запомнились в весьма смутном виде, хотя очень удобно посмотреть на тотемных птиц, которые являлись гербом семьи и вспомнить, как кого зовут. Но нужно было видеть их высокопарность, с которой они вышагивали по залу и разговаривали о великом, пытаясь походить на взрослых. Иногда Рэю нравилось наблюдать за той искрой в глазах молодых, той молодой горячностью, тем юношеским энтузиазмом, остатками мечтательности и детского баловства, которые невозможно спрятать за фраком и сигарами. Таких людей Рэй любил разглядывать через лупу отстраненности и гордости за себя, как существ более примитивных, чем он сам, заслуживающих разве что покровительственного снисхождения и чисто научного интереса.
Хотя, с другой стороны, они в каком-то смысле и правда были взрослые: почти все двадцатилетние господа пришли со своими женами или невестами, ведь родителям очень выгодно выдать замуж шестнадцатилетнюю дочь за парня из богатой семьи. Наверное, в мире есть место, где выйти замуж в тридцать не считается позором, но Норт-Бротер – точно не одно из них.
Рэй почесал затылок и сразу чертыхнулся. На торжествах он вечно забывал, что его волосы покрыты слоем лака и тщательно зачесаны по последней моде. Облегающий фрак сковывал движения и Рэй невольно вспомнил своего слугу Танвина. Когда Рэю сшили этот фрак, Танвин долго молчал, качая головой и смотря на юношу, а потом громко рассмеялся.
– Что же в этом смешного? – спросил Рэй, застегивая пуговицы на рукаве и глядя на себя в зеркало.
– Господин, вы похожи на кузнечика! – Танвин частенько заливался смехом после шуток, не особо смешных для всех, кроме него самого, но почему-то именно это вспомнилось сейчас Рэю.
Танвин еще в далеком детстве был привезен из Лиады в Норт-Бротер, и на первый взгляд являлся самым обычным рабом, коих в мире бесчисленное множество. Но из-за того, что Рэй большую часть своей жизни сидел дома за книгами, этот лиадец стал товарищем для юноши. Собственно, поэтому Танвину разрешалось чуть больше, чем остальным рабам.
Рэй вспомнил, что одним из единственных плюсов этого вечера было то, что здесь можно встретится с Эмили, дочкой тети. Его двоюродная сестра была в общем-то неплохой девушкой, хоть и имела не очень адекватную мать, которая спала и видела, как ее дочь выходит замуж за какого-нибудь Врановского. Именно поэтому в свои семнадцать Эмили всегда ходила на все балы, торжества, приемы и еще черт знает куда, только ради показа себя.
Как обычно, кузина легка на помине: он только подумал о ней, и тут же ее лучистые голубые глаза уже заблестели где-то в толпе. Вот и сейчас Эмили, как всегда красивая и открытая для общения, стояла рядом с матерью и какими-то господами. Наверняка это важные шишки, которые остановились в Норт-Бротере проездом.
Словно почувствовав на себе взгляд, Эмили обернулась и встретилась взглядом с юношей, потом незаметно помахала ему рукой, облаченной в ажурную перчатку, и слегка кивнула на мать, мол, извини, не могу подойти. Рэй краешком губ улыбнулся и кивнул, как бы прощая ее.
Что, если ее матери, уважаемой в обществе даме, все-таки удастся найти кого-нибудь для Эмили? Что тогда? Неужели она превратиться в копию светских дам, которая будет носить все темное, наигранно улыбаться, рожать детей и молится два раза в день? Перестанет тайком читать детские сказки, грызть карамель, спорить до потери пульса о всяких пустяках и ругаться на высоту каблуков? Рэй не мог представить себе такую возможность, поэтому просто отмахнулся от такой мысли как от надоедливой мухи.
Не успел парень оглянуться, как пролетел час: Рэй как заведенный здоровался с кем-то, пожимал кому-то руки, с кем – хоть убей, не помнил.
«Проснулся» он только когда увидел у себя перед глазами увесистый медальон размером с пол ладони, на котором выгравирован стервятник и который висел на шее весьма плечистого мужчины пятидесяти лет.
– Очень рад знакомству, – мужчина пожал руку юноше, и у Рэя перехватило дыхание: перед ним стоял сам Фалькус Волтур, один из пяти членов Совета.
– Я тоже… – боясь встретится с ним взглядом, Рэй исподтишка посмотрел на стоящего рядом отца и заметил, что около господина Волтура стоял, сложив руки за спиной, до изнеможения худой молодой человек.
Он, как и многие здесь присутствующие, был одет в черный фрак, на его груди красовался искусно вылитый из золота стервятник, а его аккуратно зафиксированная гелем прическа наполовину состоял из белых и серебристых прядей. На вид ему лет двадцать, но Рэй знает, что седые волосы могут старить своего владельца.
– Это мой племянник, Генри, – господин Волтур представил парня, пока молодые люди обменивались рукопожатиями.
Смешно вытаращив глаза и понизив голос, отец спросил:
– Неужели сын того самого Волтура?
Фалькус кивнул.
– Заслугами отца он не хвалится – у самого-то наград за войну не меньше. Генри учится в военном училище – идет по стопам отца. Помнится, во время войны в Бринале, он…
Рэй заметил, что с каждым словом лицо Генри из заинтересованного превращалось в ненавистно-равнодушный. Он и сам не понимал, как можно вот так в открытую обсуждать человека в его же присутствии. Все это выглядело так, будто господин Волтур специально злил своего племянника, играя в какую-то запутанную и бессмысленную игру, а отец просто подобострастно поддакивал в такт такому важному человеку.
– Неплохое местечко, – наигранно-фамильярно сказал отец, делая глоток из бокала.
– О, согласен с вами, – Волтур кивнул, и тут же перевел тему разговора. – А вашему сыну, насколько я знаю, уже шестнадцать?
– Да, и…
– И как давно он переступил порог совершеннолетия?
– Месяц назад, – опережая отца, сказал Рэй со свойственной ему угрюмостью.
– И вы этому не рады, молодой человек? Разве вы не хотели вступить во взрослую жизнь с раннего детства, как все остальные?
«Никогда не мечтал о том, чтобы стать таким, как вы».
Что-то в этой беседе сильно напрягало Рэя. То ли тот снисходительно-саркастичный тон, с которым Волтур чеканил слова, то ли жалкое кряканье отца, который обливался потом в своем тесном фраке, пытаясь заправить третий подбородок под воротник, то ли присутствие в крови непривычного для тела алкоголя.
Племянник Волтура все это время молчал, ища кого-то в толпе взглядом. Ну и черт с ним, подумал Рэй, пусть ищет, кого хочет, главное, чтобы этот неудобный разговор сам сошел на нет.
Старшие еще какое-то время обсуждают погоду, северо-восточную башню здания Совета, виды мрамора, которые использовались для отделки главного зала при строительстве. В общем, беседа эта была на первый взгляд нейтральная, смущали только постоянные вопросы о Рэе, которые возникали то тут, то там абсолютно не к месту, но все делали вид, что не замечают этого. Ну как смущали – отца смущали, а Рэя выводили из себя. На очередной нагло вставленный не в тему вопрос о состоянии здоровья Рэя, парень уже кипит от злости, словно чайник. Пара разве что не хватает.
Положение спас какой-то юноша с длинными сальными волосами и россыпью прыщей всех оттенков по периметру лба. На юноше была синяя жилетка с серебряным узором на воротнике – форма тех, кто возится с бумагами Совета. Он вежливо обратился к старшим тоненьким ломающимся голоском:
– Господин Волтур, господин фон Элбатт. Сейчас начнется объявление результатов.
– Спасибо, Карина, – поблагодарил Фалькус. – Господин фон Элбатт, нам пора. Было очень приятно познакомится с вашим сыном.
– Мне тоже, – быстро сказал Рэй. Слишком быстро, чтобы это звучало как правда.
Вокруг пяти главных членов Ассамблеи неохотно собиралась толпа людей, которая, если абстрагироваться, напоминала одну большую черно-золотую массу. Или рой пчел.
Слово взял Александр Врановский, весьма скользкий тип с мерзкой привычкой хищно смотреть всем в глаза. Его же глаза, напоминающие две пугающе-бездонные дыры, желтизна зубов, сухая кожа, обтягивающая костлявое тело, высокий рост и привычка стоять, слегка сгорбившись, заведя руки за спину – все это отталкивало и притягивало одновременно.
Но это пустяки.
Его безграничные возможности в этой стране, его власть, его репутация, заработанная годами, легенды, которые ходили вокруг него – вот что производило по-настоящему сильное впечатление.
Брат Александра – Филипп – не выглядел так угрожающе, не горбил спину, не имел таких же черных дыр-глаз, не останавливал сердце одним взглядом, но лично Рэй опасался Филиппа гораздо больше, чем кого бы то ни было в Ассамблее. В народе Филипп давно еще получил прозвище Палач.
И не просто так.
Являясь противоположность своему вечно сдержанному и чопорному брату, Филипп вмиг поднимал скандал в ответ на любое мнение оппозиции, мог посадить официанта на пару лет за съехавший галстук или нечеткую речь, не щадил провинившихся и не прощал мелких ошибок, таким образом держа в страхе полстраны.
Может, поэтому народ обожал Александра? Может, все это – просто спектакль, сыгранный на контрасте?
Семейка Врановских, по субъективному мнению Рэя, вообще не отличалась адекватностью. Каждый Врановский как минимум владел прибыльным бизнесом, ради процветания которого он шел по любым головам. Как максимум люди с такими связями могли сесть в кресло члена совета и больше из него не вставать, что успешно претворяли в жизнь Александр и Филипп. Помимо прочего, семейство имело не одно разветвление, разрастаясь с каждым новым поколением и пуская корни в каждый аспект жизни маленького государства.
Рэй содрогнулся от мысли о том, что его отец, войдя в состав Совета, постепенно станет похожим на них.
– Еще раз приветствую вас, дорогие друзья, – Александр, весьма бледный на фоне своего черного одеяния, произнес эти слова скорее как угрозу, а не как искреннее приветствие. Хотя, если задуматься, то ждать чего-то искреннего от политиков – занятие неблагодарное. – Сегодня мы пригласили под этот купол наши семьи, а также семьи кандидатов на место нашей драгоценной госпожи Роберты Свон – это господин Аарон Грей-Врановский, господин Джеймс Свон, господин Арчибальд фон Элбатт и госпожа Дамиана Врановская. В течении вчерашнего дня мы подсчитывали результаты голосования, но не будем объявлять их, не выслушав речь нашей дорогой Роберты – сегодня она покидает пост.
В толпе людей Рэй чувствовал себя очень неуютно, потные тела касались его плеч и запястий, кто-то явно пьяный дышал Рэю в затылок.
– Эй, – белые цепкие пальцы схватили Рэя за локоть. Парень обернулся и подавил раздражение.
– Чего тебе, Юста? – разговаривать с ней второй раз за день – это уже перебор.
– Почему ты вечно такой недовольный? – Юста надула красные губки, вставая рядом и следя за шагающей в центр зала старухой с густо наложенным макияжем поверх морщинистой кожи. – Как думаешь, кто из них получит место в Совете? – она осекается, но продолжает настойчиво шептать чуть ли не прямо в ухо Рэю. – Извини, я забыла, что твой отец баллотируется.
«Угу, забыла».
– Мой отец все равно не получит место. По многим причинам, – как можно тише и равнодушнее прошептал Рэй. Все-таки в этом роскошном зале есть пара-тройка журналистов, которые гонятся за такими вот высказываниями. Парень не хотел предоставлять им возможность озаглавить своими словами скандальную статью, поэтому говорил это как можно без звучнее.
Юста некоторое время хлопала длинными ресницами, одновременно наблюдая за тем, как старуха Роберта пожимала руки каждому из бывших коллег своей клешней с красным лаком на ногтях.
– Думаю, ты прав по поводу своего отца, – наконец ответила она, – лично я ставлю на Дамиану Врановскую.
– Ты так говоришь, как будто это скачки.
– Я видела, как некоторые ставили деньги на исход этих выборов.
– Знаешь, я скорее склоняюсь к тому, что выиграет Грей-Врановский. Во-первых, он тоже Врановский отчасти. Ведь Грей-Врановские – это ответвление от их семьи, верно я понимаю?
– Ага, – Юста кивнула. Старуха где-то далеко произносила на удивление проникновенную речь. – Они разветвились всего пару поколений назад.
Юста откровенно строила Рэю глазки в течении всего диалога, поэтому парень просто очередной раз разочаровался в общении с ней и полностью перевел внимание на происходящем в центре зала.
Когда объявили результаты голосования, Рэй даже обрадовался такому исходу событий: избиратели, хвала Птицам, не отдали свой голос его отцу.
Парень почувствовал, что даже не удивлен: пятым членом Совета стал тот самый Грей-Врановский, человек с каменным лицом и дымчато-серебристой Вороной на фраке.