Городская сюита

Часть первая

Глава первая

Утро было солнечное, и Дольников проснулся в хорошем настроении. Тут же он вспомнил о том, что сегодня вторник, его «невезучий» день. Но затем решил, что для явного беспокойства оснований нет, надо быть просто осмотрительней, вот и все.

Олег сделал короткую, энергичную зарядку, тщательно побрился и обработал тело дезодорантом. Жена тоже собиралась на работу, и они привычно натыкались друг на друга в коридоре и в дверях ванной комнаты.

— Чему ты все улыбаешься? — спросила Ирина, на миг задержавшись в коридоре.

— Погода хорошая, — отозвался Олег, плавно обходя ее.

Ирина подозрительно взглянула на него, и Дольников прикусил язык.

«Осторожней», — напомнил он себе.

Ирина слишком хорошо его знала, чтобы оставлять без внимания столь странный факт, как беспричинно хорошее настроение супруга.

Олег ушел в спальню и начал одеваться к выходу. Натянув светлые брюки, он долго выбирал тенниску и остановился на бежевой. Она отлично сочеталась с брюками, к тому же у нее были короткие рукава, открывающие бицепсы, которыми Олег очень гордился. Несмотря на свои пятьдесят два года, он до сих пор подтягивался на турнике и отжимался на брусьях.

Надев тенниску, он стал боком к зеркалу и полюбовался мускулами, то напрягая, то расслабляя их.

«Ничего, — подумал он удовлетворенно, — еще в форме».

Посмотрев на окно, залитое солнцем, улыбнулся. Предстоящий день манил его, как жаворонка. Даже хотелось петь, но от этого он воздержался. Пока жена дома, следовало сохранять осторожность. Она и так что-то подозревала, незачем ее в этом укреплять.

— Иди завтракать, — позвала из кухни Ирина.

— Иду, — отозвался Олег.

Тарелка с куриной котлетой и гречневой кашей уже ждала его. Сама Ирина обходилась на завтрак стаканом кефира — худела.

Дольников сел за стол, жена устроилась напротив. Солнце светило ему в лицо, и он подумал, что сидит, как на допросе. Чтобы отогнать эту мысль, придвинул к себе тарелку, взял вилку и принялся завтракать. Котлета была суховата и пересолена, но говорить об этом не следовало. Ирина и так считала, что работает на всех «как проклятая», и любое замечание вызывало такую обиду, точно ее предали в самых лучших чувствах.

— Как котлета? — спросила она.

— Очень вкусная, — ответил Олег, с готовностью поднимая голову.

Ирина смотрела недоверчиво, и он предпочел снова склониться над тарелкой. В последнее время ему стало трудно разговаривать с женой. И причиной служила не только обидчивость Ирины. Дело в том, что у Дольникова полгода назад завелась связь с Дианой Князевой, молодой сотрудницей газеты «Новый день», в которой он работал заместителем редактора. И чем дольше длилась эта связь, тем отчетливее Дольников понимал, что без Дианы он уже своей жизни не представляет.

Чтобы не молчать, он поинтересовался, как идут дела у дочери.

— Позвони, спроси, — сказала Ирина.

— Но ты же вчера разговаривала с ней целый вечер! — подавляя раздражение, заметил Олег.

— А кто тебе мешал? — глядя на него в упор, спросила жена.

Пугаясь этого ее выражения лица, Олег отвел глаза в сторону.

— Ты нормально ответить не можешь? — стараясь не повышать голоса, спросил он.

— Я нормально ответила. Это твоя дочь, а ты ведешь себя так, словно тебе нет до нее дела.

— Кому нет дела? — возмутился Дольников. — Мне? А кто денег на поездку дал?

— Ой, да причем здесь твои деньги! — отмахнулась Ирина.

Олег промолчал. Ссориться не хотелось.

Доедая котлету, он подумал, что позже сам позвонит дочери. И еще подумал о том, что если кто и виноват в его связи с Дианой, так это сама Ирина.

Последнюю мысль очень хотелось высказать вслух, но вместо этого Олег поблагодарил за завтрак, поднялся и пошел в прихожую. Там он быстро обулся и на минуту задержался у зеркала, поправляя прическу. И снова напряг бицепс, любуясь его мужественной формой.

В прихожую вышла Ирина, бросила на него критический взгляд.

— В этой тенниске у тебя живот выпирает, — сказала она. — Надо было надеть что-нибудь посвободней.

— Поел — вот и выпирает, — бодро ответил Олег.

Он повернулся и бросил на себя взгляд в зеркало. Действительно, живот выпирал заметно.

«Проклятая мода, — выругался он про себя. — И кто это придумал, носить все в обтяжку?»

Но переодеваться не хотелось. Во-первых, под насмешливым взглядом супруги это выглядело бы глупо, во-вторых, он уже не в том возрасте, чтобы хвастать юношеской талией.

Хотя досаду Олег все же ощутил — Ирина знала, куда уколоть.

— В следующий раз, — сказал он шутливым тоном, — я на завтрак выпью стакан воды. Буду худеть вместе с тобой.

— Перестань! — крикнула Ирина.

Дольников понял, что сейчас разыграется буря. Он подхватил сумку и выскочил из квартиры.

Жена проводила его ненавидящим взглядом.

«Сама виновата, — думал Олег, спускаясь в лифте. — Работа, болезни, вес… А мне все это терпеть! Как будто я ей злейший враг. Младше меня на семь лет, а ведет себя так, будто ей семьдесят. Я уже забыл, когда мы были близки в последний раз. Если бы не Диана…»

Лифт остановился, и Дольников вышел на улицу под слепящие лучи солнца. Утро было восхитительное, словно выбранное на заказ, и обещало несомненный праздник. Олег заставил себя не думать о семейных проблемах и быстрым шагом двинулся к трамвайной остановке.

Он удачно жил — в пятнадцати минутах езды от работы, в Зеленом Луге, что позволяло лишний раз не брать машину. По такой погоде, как сегодня, было здорово проехаться в гулкой полости трамвая, наполненного светом и воздухом, покачаться на поворотах и подумать о том, сколько хорошего его ждет впереди. А еще это напоминало ему юность, постоянную легкость во всем, чем бы он ни занимался, и веру в то, что однажды, на таком вот трамвае, он въедет в счастье. И сейчас, глядя в окно на пестро одетую молодежь и щурясь на залитые солнцем улицы, он готов был поверить, что его надежды полностью сбылись.

Но вдруг припомнилось выражение лица Ирины, когда она смотрела на него за завтраком. Это несколько охладило его радость и вернуло к тому, о чем он меньше всего хотел бы сейчас думать.

«Как все-таки быть с Ириной?» — размышлял он. Выйдя из трамвая на Сурганова, пошагал вдоль магазина «Спорттовары» в сторону работы. Так и не найдя ответа, со вздохом вошел в прохладный холл здания, в котором размещалась редакция газеты. Знакомый охранник встретил его улыбкой, но Дольников, машинально махнув ему рукой, вызвал лифт и нажал кнопку шестого этажа.

«Все как-нибудь устроится, — решил он, не ощущая, впрочем, особой уверенности. — И всем будет хорошо. И мне, и Диане, и Ирине — в первую очередь».

Минут через двадцать после планерки Олега вызвал к себе редактор.

«Что-то срочное», — понял Дольников.

Он ощутил небольшое замешательство, которое стало появляться всякий раз, когда шеф неожиданно вызывал его к себе. Раньше такого не было. Во всяком случае, до того как сблизился с Дианой, Олег в себе никаких нежелательных реакций не замечал. Нет, шеф не казался человеком, который станет учить его морали. И времена не те, и он уже не мальчик. Но все же…

Придав лицу беспечное выражение, Олег вошел в кабинет редактора.

— Что случилось, Илья Захарович?

В кабинете уже сидела Филонова, второй заместитель. Спрятав под столом длинные стройные ноги, она с прищуром смотрела на Дольникова и чуть заметно улыбалась. Улыбка эта бесила Олега несказанно, тем более он отлично знал, чем она вызвана. Но в интересах работы вынужден был изображать Мистера Безупречные Манеры, поэтому держался со своей коллегой в высшей степени предупредительно.

— После обеда к нам приедет замглавы Администрации, — сказал Илья Захарович.

— Как после обеда? — опешил Дольников. — Договаривались на следующей неделе.

— Что-то у них там переигралось, — сказал редактор. — Только что позвонили. Будет после обеда, в три. Надо срочно организовать встречу.

— Понял, — кивнул Дольников.

— Кто будет беседовать с гостем?

— Головков, — сказал Олег. — Как намечали.

— Он на месте?

— Должен быть…

— Уточни. И если отъехал, срочно пусть возвращается.

— Понял.

— И проследи, чтобы все было на уровне. Кофе, чай, вода, печенье.

— Может, коньяк? — улыбнулся Дольников.

— Это лишнее, хотя… На всякий случай надо поставить бутылочку в шкаф. Мало ли что.

Редактор замолчал и принялся раскуривать трубку. Медовый запах табака разнесся по кабинету. Олег и Светлана Андреевна почтительно ждали. Когда шеф раскуривал трубу, мешать ему не следовало.

Илья Захарович Слуцкий был журналистом старой школы. Он начинал еще в шестидесятые и знал о газетной работе все. В брежневскую эпоху прославился как блестящий фельетонист — белая кость среди серой газетной братии. Во времена перестройки он направлял свое едкое перо против тех, кто эту перестройку тормозил, а позже, в хаосе девяностых, его усилиями держалось шумное сопротивление «режиму».

Войдя в немолодые лета и решив, что нет ничего лучше, чем спокойная и обеспеченная старость, Илья Захарович сменил политическую ориентацию, принял на себя руководство одной из правительственных газет, и в этом качестве последние лет пятнадцать чувствовал себя превосходно. Он носил шитые на заказ пиджаки, курил трубку, позволял себе не тушеваться перед сильными мира сего и делал свою работу с размахом истинно талантливого человека. Подчиненные его побаивались и уважали. Дольников испытывал к нему едва ли не сыновьи чувства и готов был за старика в огонь и воду. Тот это знал и ценил, хотя при случае спуску не давал — работа прежде всего.

— Плохо только, — сказал Илья Захарович, пустив несколько голубоватых клубов дыма, — что этот Сахно не очень разговорчивый мужик.

В кругу приближенных редактор в выражениях себя не ограничивал — слабость всех старых газетчиков.

— Головков разговорит, — заверил Дольников. — У него есть опыт по этой части.

— Надо, чтобы разговорил, — сказал Илья Захарович. — Темы уж больно важные. А если этот надуется и начнет играть в молчанку?

— Я слышала, Сахно любит красивых девушек, — подала голос Филонова.

— И что? — спросил редактор. — Их все любят. Даже я.

— Хорошо бы, — продолжила свою мысль Филонова, — чтобы кофе гостю подавала Князева.

Она взглянула при этом на Дольникова, и тот ощутил такой прилив ненависти к ее красивому, обрамленному черными локонами лицу, что едва удержался от резких слов.

— Князева? — переспросил Илья Захарович. — Хм, это вы неплохо придумали. Действительно, глядя на Князеву, любой начнет соловьем заливаться. Как думаете, Олег Петрович?

Дольников, боясь, что покраснеет, с трудом выдержал испытующий взгляд шефа.

«Знает, — понял он. — Все знает и проверяет. Поди, Филонова и наболтала. Не может простить…»

— Идея неплохая, — проговорил он, тщательно подбирая слова. — Но Князева после обеда занята.

— Чем это? — спросил подозрительно редактор.

— Делает рейд с гаишниками. Давно согласовано, отложить нельзя.

— А другого послать нельзя вместо нее?

— Нельзя. Князева сама с ними созванивалась, обо всем договаривалась, они ждут только ее.

— Понятно, — кивнул редактор и пристукнул ладонью по столу. — Подводишь редакцию?

— Ну почему, Илья Захарович! — вскинулся Дольников. — Разве кофе кто другой не может подавать? Ваша секретарша, например. Чем она хуже Князевой?

— Да ты не волнуйся так, Олег Петрович, — успокоил его редактор. — Видишь, как он свою Князеву защищает?

Последние слова адресовались Филоновой, и та в ответ только усмехнулась, глядя на Олега прозрачными светло-серыми глазами, полными мстительного торжества.

— Никого я не защищаю, — забормотал Дольников. — Просто говорю, что Князева занята…

— Ладно, — перебил его редактор. — Обойдемся без твоей Князевой. Пусть едет на свой рейд. Значит, проследи за всем остальным. Проинструктируй Головкова, чтоб лишнего чего не ляпнул!

— Понял, Илья Захарович, — торопливо кивнул Олег, радуясь перемене разговора.

— И встреть, как положено. А то будет топтаться человек на вахте, как этот, как его…

Светлана Андреевна засмеялась, показывая ровные белые зубы. Редактор одобрительно посмотрел на нее и тоже засмеялся. Олег понял, что худшее осталось позади. Но ему было не до смеха. Удар, нанесенный Филоновой, был слишком болезненным. И надо полагать, это только начало.

Уже идя к себе, Олег подумал, что зря он так бурно отреагировал. И себя выдал, и Филонову с шефом позабавил. Ничего не случилось бы, если бы Диана подавала кофе Сахно. Подумаешь, событие.

Но затем он вспомнил, что этот Сахно — видный, в самом соку мужчина, и слухи о его любвеобильности ходят не просто так. Надеяться на его равнодушие при виде Дианы было бы наивно — она никого не оставляла равнодушным. Не так уж трудно сунуть визитку молодой девушке. И что ей делать? Не позвонить высокому гостю? Рискованно, может обидеться. А журналистам лучше с властью не ссориться. К тому же Диана любопытна и легкомысленна, что так свойственно ее возрасту. Лучше держать ее подальше от всевозможных искушений, решил Олег, ей же на пользу.

Едва Дольников вернулся в свой кабинет, как следом за ним впорхнула Диана.

— Где был? — громко спросила она, не потрудившись закрыть за собой дверь.

Олег с упреком посмотрел на нее. Он не хотел, чтобы сотрудники редакции слышали, как она обращается к нему на «ты», и многократно ей об этом говорил. Диана, смеясь, обещала быть осторожной, но была слишком непосредственна и жива, чтобы следить за каждым своим шагом. И, как подозревал Олег, не очень-то к этому и стремилась — она была прирожденным журналистом и обожала распространять информацию, в том числе и ту, которая не лежала в сфере ее чисто профессиональных интересов.

— У шефа, — ворчливым тоном подчеркивая свое недовольство, сообщил Олег.

Он поднялся, закрыл дверь и вернулся на место.

— И что интересного сказал шеф? — усаживаясь на стул у стены, спросила Диана.

— Хотел, чтобы ты сегодня поработала официанткой.

— Как это? — наморщила девушка гладкий лобик.

— А так…

Олег коротко пересказал разговор, состоявшийся у Ильи Захаровича. При этом он следил за выражением лица девушки — как отреагирует?

— Так ты, выходит, меня защитил! — засмеялась она.

— А не надо было? — спросил Дольников, чувствуя легкое раздражение от ее смеха.

— Конечно, надо было! Но я уже большая девочка, и сама могу о себе позаботиться, — Диана говорила это с улыбкой, но что-то в этой улыбке не понравилось Олегу.

— Еще не поздно, — заметил он. — Можешь сказать шефу, что я все напутал и ты после обеда свободна.

— Зачем ты так? — обиделась Диана. — Я совсем не то имела в виду…

Открылась дверь, вошел Гена Мирончик, ровесник Олега, коренастый, низенький человек, в очках, в поношенных джинсах и сорочке, приобретенных в секонд-хэнде, в стоптанных туфлях детского размера. Гена был из редакционных неудачников, до сих сидел в простых корреспондентах и вряд ли мог надеяться на большее. Бесплодное ожидание сделало его хроническим завистником, хотя в молодости он слыл рубахой-парнем и сорвиголовой. Дольников, некогда друживший с ним, давно уже опасался того пристального, косого взгляда, каким Гена вглядывался в него и в Диану. Сплетни разносили по редакции все, и не считали это чем-то предосудительным, но Мирончик вынюхивал горячие новости особенно рьяно, видимо, хоть так пытаясь реализовать свои способности.

— Что у тебя? — спросил его Олег.

— Ты это… — с некоторым замедлением подбирая слова, сказал Мирончик, — почему мой материал про долевое строительство завернул?

Его глаза скользнули по лицу Дианы, ее груди, и подернулись масляной пленкой. Вслед за тем, держа голову несколько боком, он уставился на Олега, посверкивая из-под очков маленькими светло-карими глазками.

Диана молчала — не ее дело. Она сидела, положив нога на ногу и выставив туго обтянутую платьем грудь, так, как будто ее ничего не касалось. Но взгляд ее лучился весельем, и Дольникову трудно было сохранять серьезность в ее присутствии. Но и выгонять ее он не решался. Когда он это делал, она сильно обижалась. Могла вскочить и хлопнуть дверью — такое уже бывало. А давать Мирончику лишний повод для сплетен Олегу не хотелось. Поэтому, делая вид, что не замечает веселья Дианы, он сердито проговорил:

— Потому что написано плохо. Ты сам читал, что написал?

— Читал, — ответил Мирончик с вызовом. — Нормально написано.

— Да где нормально! — взорвался Олег. — Студенты лучше пишут. Воды налил, темы не раскрыл. А заголовок! Ты что, ничего лучшего придумать не мог?

— Нормальный заголовок, — проворчал Мирончик, впрочем, уже не очень уверенно.

— Иди, — прикрикнул на него Дольников. — Хотя бы начало переделай. И сократи на треть.

— На треть? — испугался Мирончик.

— Лучше вообще наполовину.

Мирончик приуныл. Единственное, что его до сих пор радовало, это возможность зарабатывать на количестве строк, от которых напрямую зависела зарплата. Каждая написанная строка оборачивалась рублем, а сокращение материала существенно уменьшало доход. Гена, обладатель большой семьи, бился за каждую копейку, и не было для него ничего горше, чем урезание уже написанной статьи.

— Я переделаю, — сказал он. — Есть идея… И заголовок другой придумаю. Только давай не будем сокращать!

— Иди и исправляй, — перебил его Олег. — Если до обеда сделаешь, поставлю в номер.

Опустив плечи, Мирончик вышел из кабинета. Олег не верил ему. Эта деланная покорность могла разжалобить кого угодно, но только не его. Гена был твердым орешком, умел выживать в любой ситуации. И бить умел, жестко и обдуманно, это Олег помнил еще по прежней жизни.

— Ты бы помягче с ним, — сказала Диана, проводив Гену сочувственным взглядом.

— Жалко тебе его? — спросил Дольников.

— Жалко.

— Себя пожалей, — посоветовал Олег. — А за него не бойся. Он, если надо, тебя съест и не подавится.

— Такой маленький? — засмеялась Диана.

У Олега зазвонил смартфон. Он глянул на экран — Вадим. Ну, этому он был всегда рад.

— Алло? — прижал он трубку к уху.

— Привет, — послышался глуховатый, веселый голос Верховцева. — Что сегодня делаешь?

— Работаю.

— Не хочешь вечером пересечься?

— Вообще… — Олег замялся, глядя на Диану, — не знаю.

— Я угощаю, — сказал Вадим.

— Что за повод?

— Получил гонорар. Надо бы обмыть. Что скажешь?

— А давай! — согласился Дольников. — Где?

— На Карла Маркса, у книжного, где обычно.

— Раньше семи я вряд ли смогу…

— Раньше и не надо, — успокоил Верховцев. — Давай, подгребай, я подожду, если что.

Диана вдруг выпрямилась и сделала умоляющее лицо.

— И меня! — прошептала она.

Дольников секунду помедлил, глядя на нее.

Диана согнула руки перед грудью наподобие лапок, изобразила щенячьи глазки: брови домиком и горестные морщинки на переносице.

Олег беззвучно засмеялся, глядя на нее, и замотал головой: нет!

— Чего ты там пыхтишь? — спросил его Верховцев.

Диана указательным пальцем показала, что у нее по щекам текут слезы, и прикусила край нижней губы.

— Тут это… — сказал Олег, поглядывая на Диану. — Что, если я буду не один?

Диана высунула язык изо рта и закивала, часто дыша. Олег, сдерживая смех, прикрыл ладонью трубку.

— Ну и отлично, — сразу обо всем догадался Вадим. — Наконец познакомишь меня со своей красавицей.

— Ладно, — сказал Олег, уже начиная жалеть, что согласился. — До встречи.

— Ага, — отозвался Верховцев, давая отбой.

Олег с укором посмотрел на Диану:

— Тебе только хвостика не хватает.

— Куда мы идем? — спросила она, пропустив мимо ушей его недовольство.

— На встречу с одним человеком.

— С каким? С Верховцевым?

— С ним, — буркнул Олег.

Вадим был его другом еще по учебе в университете. Став успешным писателем и совладельцем издательства, он не переставал поддерживать дружеские отношения с Дольниковым. Более того, давал ключи от принадлежавшей ему пустующей квартиры, где у Олега с Дианой проходили короткие дневные свидания, — оставаться там на ночь Дольников пока не решался. Но он был должником Вадима, и тот давно хотел посмотреть на его пассию. Он так и говорил: «пассия», делая вид, что не замечает, как Олега коробит это слово. В свою очередь, Диана, зная о том, что их благодетель — писатель, горела желанием познакомиться с ним, и рано или поздно эта встреча должна была состояться. Но все равно Олег ощущал тревогу — Верховцев был хищником по натуре, он нравился женщинам и многих сделал несчастными.

— Когда у тебя рейд с гаишниками? — спросил Олег, взяв рабочий тон, которым ему легче всего было разговаривать с Дианой.

— Завтра, с утра, — ответила она, явно думая о чем-то другом.

— Да, завтра, — кивнул Дольников. — Но сегодня после обеда ты должна исчезнуть из редакции. Иначе шеф из меня отбивную сделает.

— Я могу взять интервью у участкового, — сказала Диана, начиная, наконец, внимать ему. — Я звонила, он ждет в любое время.

— Отлично, — кивнул Олег. — Этим и займешься. Иди, звони, договаривайся.

Диана поднялась, но вместо того, чтобы направиться к двери, внезапно обогнула стол и обняла сидящего на стуле Дольникова за шею.

— Как я соскучилась!

Ее губы щекотали ему ухо, и он попытался вырваться.

— Могут войти!

— Пусть входят, — промурлыкала Диана, — подумаешь.

— Но Диана, я же тебя просил, не здесь…

Ее грудь прижималась к его плечу, от нее так оглушительно пахло горьковато-сладкими духами, что голова у Олега медленно закружилась, а рука сама собой потянулась, чтобы обнять ее за талию.

Но тут дверь кабинета открылась, и вошел Коля Рябоконь, ответственный секретарь, полный лохматый человек, всю жизнь проработавший в редакции и не представляющий своей жизни вне ее стен.

Диана отодвинулась от Олега, впрочем, не очень поспешно, и сделала вид, что показывает ему что-то в рукописи, лежащей на столе. Олег тоже отдернул руку и уставился в бумаги, слепо марая в них ручкой.

— А, Дианка! — воскликнул Рябоконь, надвигаясь на нее широким, объемистым в талии телом. — С тобой мы еще не виделись. Иди-ка сюда!

Не обращая внимания на Олега, он обхватил Диану большими, короткопалыми руками и прижал к себе. Это было главное, помимо тихого пьянства, развлечение Коли: ловить молодых сотрудниц и обнимать их в знак приветствия. От него зависело, как быстро выйдет материал, и редакционные девушки молча терпели эти нападения, тем более дальше этого поползновения Коли не шли. Он был безобиден, как евнух, и дожил до пятидесяти лет, едва ли изведав хоть сколько-нибудь значимые сексуальные переживания. И все же Олегу было неприятно, что он так откровенно оглаживает и охлопывает Диану в его присутствии. Мог бы вести себя более сдержанно, догадываясь, конечно, о тех отношениях, которые связывали заместителя редактора и бывшую практикантку.

— Что случилось, Николай Семенович? — нетерпеливо спросил Олег, официальным тоном пытаясь осадить бесцеремонного гостя.

Рябоконь выпустил Диану, и она, сделав Олегу нарочито испуганные глаза, выскочила из кабинета.

— Ничего, слава Богу, — благодушно ответил Рябоконь, опускаясь на стул, на котором только что сидела Диана.

Живот его большим шаром лежал на коленях, рубашка в пятнах от кофе была натянута так туго, что можно было опасаться вырвавшейся из нее пуговицы, и Олег невольно подумал о том, насколько он сам выглядит лучше, чем эта пародия на мужчину.

— Говорят, замглавы сегодня к нам приезжает? — спросил Рябоконь.

— Приезжает, — сухо подтвердил Дольников. — Тебе что за дело? Мало своей работы?

Злясь на несвоевременное вторжение ответсека, он невольно разговаривал с ним грубее обычного. Но у Коли была толстая шкура, а то, что он подержал в объятиях первую красавицу редакции, делало его самым счастливым человеком на свете.

— А когда пойдет это интервью? — осведомился он.

— Не знаю, — ответил Дольников. — Надо уточнить у шефа. Скорее всего, в пятницу…

Его прервал звонок рабочего телефона. Олег поднял трубку:

— Да?

Звонил собственный корреспондент из Гомеля. Олег занялся с ним обсуждением репортажа о расходе горючего на полях. Рябоконь, посидев еще немного, бесшумно вышел, оставив дверь чуть приоткрытой — отвратительная привычка. Но Олег даже не взглянул ему вслед. У него началась обычная рабочая горячка, съедавшая день так быстро, что часы в нем казались минутами. Он принимал материалы, давал указания звонившим корреспондентам, вносил правки, бегал к шефу, инструктировал заходивших подчиненных — ни минуты не было свободной. Диана заглядывала пару раз, и они условились о том, во сколько и где увидятся вечером. Потом Олег долго обсуждал с Головковым вопросы, которые тот должен задавать гостю, совещался с Натальей, секретаршей шефа, как лучше организовать встречу с Сахно: устроить сладкий стол или подать бутерброды? Момент был тонкий, они даже советовались с шефом, тот распорядился подать и то, и другое, на том и остановились. И снова надо было читать материалы, отвечать на звонки, придумывать заголовки, давать задания, намечать планы — и так без конца.

Но, несмотря на горячку работы, Дольников в час дня запирал двери кабинета и отправлялся на обед. Когда-то Ирина готовила ему «ссобойки», но потом Олег решил освободить ее от этой повинности и стал ходить на обед в столовую, иногда за компанию с кем-нибудь из сотрудников, но чаще всего один.

Столовая располагалась на первом этаже студенческого общежития рядом с редакцией.

Там было шумно и не очень чисто, а качество подаваемых блюд порой внушало серьезные опасения. Но зато обеды обходились дешево, а свойские манеры, царившие среди набегавших шумными толпами студентов, сильно разбавляли чопорное течение жизни, из которой на короткое время удавалось вырваться взрослому человеку.

Двигаясь вдоль стеллажей с нехитрым набором блюд, известных еще с незапамятных времен, Олег поставил на поднос салат из свеклы, полстакана сметаны, тарелку горячих щей, жаркое с картофельным пюре, компот из сухофруктов и сэндвич с вишневым вареньем.

«Похудеешь тут», — подумал он, положив на край тарелки два куска хлеба и высматривая, чего бы взять еще перед тем, как расплатиться.

Все вместе едва потянуло на пять рублей, и Олег, тяжело груженный, нашел свободный стол и поставил на него поднос, с интересом посматривая на двух девиц, сидевших по соседству. Девицы, впрочем, не обратили на него внимания. Наклонившись друг к другу, они с жаром обсуждали какого-то Диму, величая его то «козлом», то «извращенцем».

Олег улыбнулся, сел за стол и принялся за еду.

Обедая, он не переставал смотреть на людей, сидевших вокруг него. Тут были и его ровесники, и люди моложе, и курсанты из военного факультета, евшие так жадно, точно их кормили раз в сутки, и, конечно, студенты, публика разнообразная и любопытная. Один тощий, высокий парнишка взял, например, лишь тарелку супа и чай — сочетание, изумившее Дольникова. «Как же он даже без хлеба?» — думал он, наблюдая, как быстро и бездумно бросает в рот ложки супа паренек. Другой, напротив, набрал ворох отбивных и, расставив локти, уминал их с методичностью опытного атлета — он был раздут модельной мускулатурой и, видимо, знал толк в еде. Многие сидели группами, порой даже не обедая, а просто болтая, вытянув ноги и роясь в телефонах — эдакий клуб по интересам. Дольников вспоминал, что во времена его учебы нравы были куда более сдержанными, во всяком случае громко хохотать и в голос переговариваться через весь зал никто бы не отважился. Нынешние молодые люди были другим, и раскованность их наводила на мысль о невозможности возврата к прошлому — от этого было грустно и утешительно одновременно.

«Жизнь и должна меняться, — размышлял Дольников, глядя на молодые лица, — иначе какой смысл в том, что мы делаем?»

Изучая сидящих за столами, он пытался угадать, какое будущее их ждет. Тот высокий, тощий парнишка, нервно хлебающий суп, станет к сорока годам упитанным мужчиной с животом и надвинутыми на переносицу бровями, будет занимать руководящий пост, не давая спуску подчиненным. А этот, поглощающий отбивные одну за другой, превратиться в сердечника, желчного и всем недовольного субъекта. Две девицы по соседству вырастут в бесцветных теток, любимым занятием которых будет перемывать косточки своим ближним. А может, все случится совершенно иначе, и у них сложатся фантастические судьбы — жизнь тем и хороша, что предсказать ее невозможно, сколько вариантов не перебирай. И потом, кто знает, какой из них самый лучший?

Олег подумал о Диане — она ведь была чуть старше этих юнцов. Два года назад, на последнем курсе университета, она пришла к нему на практику — и осталась в газете. Конечно, он приложил некоторые усилия, чтобы ее взяли в штат. Но ни разу не пожалел об этом. Диана была отличным работником. Она без раздумий бралась за любую тему и делала ее не просто быстро — молниеносно. Мчалась за информацией в любой конец страны и сдавала готовый материал сразу по возвращении. Ее рвение к работе граничило с фанатизмом. Часто она писала по ночам и брала работу на выходные. Дольников сам отличался повышенной ответственностью, но энтузиазм Дианы впечатлял даже его.

И все новое поколение было таким. Несмотря на внешнюю расхлябанность, внутренне это были бойцы, нацеленные на результат. Диана, например, и не скрывала, что стремиться сделать карьеру. «Я не собираюсь долго сидеть в простых корреспондентах», — говорила она, и Олег не сомневался, что с ее талантами повышение не заставит себя ждать. И больше всего ему внушало уважение то, что она, пользуясь без особого стеснения своей привлекательностью, в первую очередь уповала на неутомимость и безотказность в работе — качество прирожденного руководителя. Он как мог поощрял ее стремления, но не мог не задумываться над тем, сможет ли он всегда соответствовать им. Сейчас-то она с удовольствием признавала его авторитет, всячески это подчеркивая. Но что будет позже, когда она повзрослеет и начнет отмахиваться от его поучений? А такое время настанет, она развивается быстро, и ремесло их не столь уж замысловато, чтобы бесконечно осваивать его премудрости.

Но о том, чтобы расстаться с Дианой, Олег не мог и подумать. Он долго не решался сделать шаг ей навстречу, хоть она, с бесшабашностью молодости, едва ли не с первых дней дала понять, что готова на все. Он отнюдь не чурался женского внимания, и в холостые годы имел завидный донжуанский список. Но возраст, семейная жизнь и занимаемая должность сделали его более осторожным, и внимание совсем еще юной девушки хоть и польстило ему, но в то же время озадачило и напугало. Во-первых, разница в возрасте: она была едва ли не ровесницей его дочери! Во-вторых, боялся дать пищу нелепым слухам, будто бы он использовал свое служебное положение, домогаясь ее. И потом, он уже не был так уверен в себе, как раньше, и отчаянно трусил из-за возможного фиаско — в его годы, увы, такое случается. А еще не хотел изменять Ирине, надеясь как-то исправить их все более усложняющиеся отношения, в том числе и интимные — и долго мучился от всего этого, не зная, где найти верное решение и к какой прибегнуть помощи. Но в начале весны, когда вся редакция праздновала восьмое марта, и было выпито слишком много, и танцевали, и расходились продолжать веселье по кабинетам, все случилось само собой, и это начисто изменило жизнь Олега. Чувство, которое он испытал к Диане, потрясло его. А далее оно захватывало все сильнее, и вернуться назад не было возможности, а, главное, желания.

И теперь надо было решать, что ему делать дальше. И главный вопрос — как быть с Ириной — терзал неотступно, не давая покоя и наполняя жалостью, стыдом и ожесточением: в конце концов, имел он право на личное счастье или нет?

После обеда Олег устроил себе короткую прогулку в сторону площади Якуба Колоса, с наслаждением подставляя лицо солнечным лучам, пробивающимся сквозь листья деревьев. Рядом то и дело раздавался гул пробегающих трамваев, угасая через минуту в шелесте ветра и уличной разноголосице. По дорожкам сновали взад-вперед группки студентов — вдоль всей улицы высились здания политехнической академии, а учебный год уже неделю как начался. Старики, сидя на лавочках, кормили хлебными крошками голубей. Неспешно катили перед собой коляски молодые мамы. Мир был до чрезвычайности прост и благожелателен. Олег в темпе, но не очень быстро шел по тенистой аллее, вглядываясь в лица прохожих и слушая звуки, окружавшие его, и думал о том, что незачем все усложнять, а надо поступить решительно и честно — и все закончить, к общему и скорейшему облегчению. Эта мысль так понравилась ему, что он совершенно успокоился и вернулся в редакцию бодрым и помолодевшим.

— Вы как будто из салона красоты, Олег Петрович! — встретила его в коридоре Филонова.

Прозрачные ее глаза отсвечивали нехорошим блеском, и Дольников сразу подобрался, как перед дракой. Но отвечать на ее вызов не стал. Филонова была серьезным противником, и, как выяснилось, злопамятным.

Пять лет назад она пришла в газету, красивая и напористая мать-одиночка, и сразу положила глаз на Олега. Но он тогда все еще лелеял надежду прожить с Ириной долго и счастливо, и заигрывания Светланы Андреевны хоть и не очень решительно, но все же отверг. Она не подала виду, что разочарована, но, видимо, только и ждала случая, чтобы расквитаться. И теперь с ней надо держать ухо востро. Она, правда, успешно выйдя замуж, до последнего времени в прямые столкновения с Дольниковым не вступала. Но для этого у нее не было необходимого оружия. Теперь оно появилось и обладало грозной силой. Не то чтобы Олег так уж боялся последствий ее мщения, но за работу свою он держался, а бескомпромиссность Слуцкого была хорошо известна: при малейшей угрозе реноме газеты или его собственному он не щадил ни чужих, ни своих.

— Погода хорошая, Светлана Андреевна, — сказал Олег, улыбаясь и высматривая дверь своего кабинета.

Чуть развернувшись и выдвинув вперед плечо, он обозначил желание обойти преграду, но Филонова, не сводя с него глаз, как бы случайно заступила дорогу. Дольникову невольно пришлось задержаться, сообразил, что сейчас услышит нечто не очень для себя приятное. Но не пробиваться же ему через нее силой! Надо было принимать удар, и Олег решил держаться непринужденно и твердо. В конце концов, кто она такая, чтобы бояться ее?

— А вы были сейчас на улице? — понимая, что говорит пустое, в последней какой-то надежде разойтись мирно, спросил Олег. — Если не были — рекомендую. Погода просто сказка.

— Зачем вы соврали Илье Захаровичу, Олег Петрович? — словно не услышав его, негромко, почти шепотом, спросила Филонова.

У Дольникова похолодело внутри. Но не само это обвинение вызвало такую реакцию, а интонация, с которой оно было предъявлено.

Небрежной шуткой тут не отделаешься, понял Олег. По-прежнему улыбаясь, он беспечным тоном спросил:

— Вы о чем, Светлана Андреевна?

— Ведь у Князевой сегодня никакого рейда нет, — надвигаясь на него, отчеканила Филонова.

— Да? — опешив так, что нужные слова не сразу нашлись, выдавил Дольников. — И что из этого следует?

Улыбка все еще не сходила с его губ, но с отвращением и досадой он вдруг почувствовал, как вспотела спина, а жар от нее медленно распространяется по шее и лицу.

— Вы можете относиться к вашим подчиненным как угодно, — проговорила Филонова, слава Богу, негромко. — Но есть обязанности перед коллективом, и никто от них не освобожден.

— Что-то я не помню, чтобы в обязанности журналистов входило ублажение гостей, — разозлившись на себя за то, что стоит и мнется перед этой нахальной бабой, выпалил Олег. — Может, для вас это и норма, но для меня — нет.

— Ах, вот как! — тихо воскликнула Филонова.

Глаза ее сверкнули победным блеском: она услышала даже больше того, что желала бы услышать. Но Олег уже махнул рукой на предосторожности: будь что будет. В конце концов он ей не мальчик и имеет право на собственное мнение.

— Да, так! — сказал он. — Можете бежать и передать это… кому угодно.

В последний момент он смягчил тон, снова ощутив опасность, которой ему грозила полная откровенность в этом разговоре. Он и так сказал слишком много, и оба они понимали, что «ублажение гостей» может обернуться для него если не потерей места, то резким снижением доверия со стороны редактора. Но Олег не жалел о проявленной несдержанности. В конце концов, он бился не только за себя, но и за Диану. И разве он был бы достоин ее, если бы сейчас отпраздновал труса? Хотя… раскаяние уже приходило на смену возбуждению, и Олег, борясь с незваным чувством, вскинул подбородок, давая понять, что он несет любую ответственность за свои слова.

— Никому ничего я передавать не буду, — ответила тихо Филонова. — И вам должно быть стыдно, Олег Петрович. Я думала, мы одним делом занимаемся…

Она опустила голову и, задев плечом стену, шагнула в сторону.

Он отступил в сторону, растерянный и недоумевающий.

— Вы меня не так поняли, Светлана Андреевна! — торопливо воскликнул он. — Это же шутка.

Он замолчал, улыбнулся и пожал плечами, сам понимая, как неубедительно это выглядит со стороны. Филонова на ходу обернулась, покачала головой и ушла, ускоряя шаг.

Олег какое-то время смотрел ей вслед, не зная, что еще сказать. Кричать в спину не хотелось, бежать следом — тем более, проследив, как уменьшается на фоне окна ее тонкая, высокая фигура, он пошел в свой кабинет.

«Как-то глупо вышло, — подумал он. — Это все вторник виноват. Да, вторник…»

Привычное списывание неприятностей на нелюбимый день немного успокоило. Он занялся текущими вопросами и вскоре почти забыл о стычке в коридоре.

«Кажется, рано я занес Филонову в свои враги, — думал он время от времени. — Она на самом деле печется о деле, волнуется. А я только лишнего со страху наговорил. Называется, взяла на пушку. Ну ничего, авось обойдется. Не в первый раз… Хотя… может и наболтать».

Но работа снова поглощала его, и это было даже во благо — не думать о неприятном, а заниматься тем, что ясно, испытано и приносит вполне предсказуемый результат.

С Сахно возились два с половиной часа, и интервью с ним обещало быть грандиозным. Номер на завтра сверстали очень сильный — даже шеф не нашел, к чему придраться. Филонова заходила раз-другой, спросила о чем-то незначительном, и Олег уверил себя, что ничего особенного между ними не произошло. День, в общем, выдался не самым плохим. И поэтому вечером, подъезжая в метро к станции «Октябрьская», Дольников еще раз сказал себе, что напрасно так мучается, думая, как ему поступить с Ириной. Немного твердости, немного легкомысленности, — и все решится наилучшим образом.

Олег вышел из метро возле Дома офицеров и, пересекая Александровский сквер по дорожке, ведущей к Купаловскому театру, подошел к фонтану. Здесь они договорились встретиться с Дианой.

Из-под скульптуры мальчика с лебедем с тихим плеском лилась вода. Стоял самый лучший час, когда вечер еще не начался, но дневные заботы уже уходят, обещая отдых и надежду на «ту самую» встречу, которую ждешь всю жизнь. С другой стороны фонтана рослый парень в клетчатой рубахе подхватил девушку и принялся ее целовать, вертя вокруг себя. Девушка счастливо смеялась, и окружающие смотрели на них с улыбками. Многие сидели на лавочках парами, это было место любви и встреч, и ничего за последние годы здесь не изменилось.

Олег вдруг подумал, что лет двадцать назад неподалеку отсюда, у «танка», он встречался с Ириной. Настроение от этого немного испортилось, а тут еще вспомнил, что забыл позвонить дочери. С утра ведь собирался, но днем так завертелся, что все вылетело из головы! Он вытащил телефон из кармана, собираясь исправить оплошность, но вдруг в конце аллеи появился силуэт Дианы, и он сразу опустил руку.

Диана шла прямо к нему, покачиваясь на каблуках, как манекенщица. Влетающий в аллею ветер развевал ее длинные светлые волосы, голубое платье вилось вокруг бедер. На нее смотрели все, даже влюбленные юноши. Диана никого не замечала. Она шла прямо к Олегу, и глаза ее были устремлены только на него, словно кроме них двоих никого больше не существовало.

Онемевший от того, насколько она красива и недоступна, Дольников смотрел на нее и думал, что ничем не заслужил этой девушки, и то, что она идет сейчас к нему — сон, и он вот-вот проснется, и все кончится.

— Привет, — сказала Диана, сияя улыбкой.

Она остановилась так близко, что коснулась коленом его ноги. Олег вздрогнул, точно в самом деле спал, и перевел дух.

— Привет, — сдержанно ответил он.

Ему тоже хотелось подхватить ее и закружить — и силы на это были, и желание. Но, понимая, как это смешно будет выглядеть со стороны, — и в глазах Дианы прежде всего — он ограничился лишь легким пожатием ее руки чуть выше кисти. Даже на поцелуй в щеку не отважился. Какой там поцелуй, когда к ним приковано столько внимания? Надо быть человеком поистине античной храбрости, чтобы позволить себе не думать ни о чем, кроме своих желаний. Или снова стать молодым, но этот фокус не под силу даже богам: и они стареют, несмотря ни на что, ибо кто может обмануть время?

— Мне собирался звонить? — спросила Диана, указывая на телефон.

— Да, — засмеялся Олег, пряча телефон в карман.

— Ты же знаешь, я никогда не опаздываю.

— Знаю.

— Не доверяешь? — ослепила его улыбкой Диана.

Она улыбалась всегда и везде, и это было оружие сокрушительной силы. Она разбивала сердца десятками. Юные красавцы и солидные мужи заваливали ее километрами sms-сообщений. Особенно неистовствовали последние. Диана сама со смехом показывала в телефоне Дольникову многословные, полные слюнявого обожания, письма людей, занимающих видное положение в обществе. Они объяснялись в любви и молили о свидании. С одними Диана сдержанно переписывалась, другим отвечала твердым отказом. Но поток писем не ослабевал. Дольников говорил ей, чтобы она была осторожней в этих играх: мало ли на кого нарвешься, зачем дразнить гусей? Но Диана только смеялась в ответ. Страх ей был еще не ведом — одно из главных достоинств молодости. Она упивалась своей неотразимостью, как Наполеон победами, и останавливаться пока не собиралась. В самом деле, не держать же ей себя под замком! А мужчины… что ж, пусть и у них будет лишний повод помечтать. Она добрая, ей хочется, чтобы всем было хорошо.

— Пойдем, — сказал Олег, потянув ее за руку.

Рука была прохладной, несмотря на очень теплую, почти жаркую, погоду.

— Пойдем, — кивнула Диана, прижимаясь к нему плечом и приноравливая свой шаг к его шагам.

— Как прошла встреча с участковым? — спросил Олег, сразу беря тон, которым ему легче всего было разговаривать с ней, особенно на людях.

— Отлично, — пропела Диана.

— Филонова мне сделала выговор, — сообщил Олег. — Сказала, что у тебя не было никакого рейда, и мы с тобой подводим коллектив.

— Да ты что! — ахнула Диана.

Испуг ее был дурашливым, и Олега это неожиданно рассердило. Он вдруг понял, что разговор с Филоновой не прошел для него бесследно. И то, что Диане казалось не заслуживающим внимания, могло иметь самые неблаговидные последствия.

Но думать о плохом сейчас не хотелось. Сделав над собой усилие, Олег начал прислушиваться к тому, что говорила Диана. А она рассказывала об участковом — пожилом, но еще очень бойком майоре милиции, который ухаживал за ней, как за дамой сердца, и строил глазки. Он наговорил ей кучу комплиментов, до того своеобразных, что она всю дорогу смеялась, когда от него ехала.

— Представляешь, он сказал мне, что я стройная, как торшер!

— Так и сказал? — улыбнулся Дольников.

— Да! И еще сказал, что мне надо срочно выходить замуж. Иначе засижусь в девках, и это будет преступление против рода человеческого.

— Да уж, забавный тип.

— Я же тебе говорю!

— А по существу он что-нибудь сказал?

— На целый роман наговорил! Сегодня отпишусь.

— Только не очень там резвись. Сама знаешь, как придирчиво в МВД читают такие материалы.

— Да знаю я, — отмахнулась Диана. — Не маленькая.

Олег только усмехнулся в ответ.

— Что? — обиделась Диана. — Скажешь, я плохо пишу?

— Не скажу.

— Ну и что тогда не так?

— Все так. Успокойся.

— Ну вот, — перестала улыбаться Диана. — Вечно тебе не угодишь.

Настроение у нее менялось мгновенно. Только играет, и вдруг надуется шаром и забьется в угол. Олег уже привык и внимания не обращал. Знал, что не пройдет и минуты, как она первой пойдет на мировую. Золотая черта характера. Все на поверхности, и хорошее, и дурное. Никаких подводных камней и упорного, ничем не объяснимого молчания. Дольников снова вспомнил Ирину. Вот уж где человек-гиря! И дочь в нее.

— А этот Верховцев, он какой? — спросила Диана.

— А какой тебе надо? — улыбнулся Олег.

— Ну… — пожала плечами Диана. — Интересный.

— Этого сколько угодно. Сейчас убедишься.

Они прошли через перекресток у Купаловского театра, миновали расположенный на углу книжный магазин и остановились у небольшого уличного кафе, где за стеклянной перегородкой в одиночестве восседал Вадим Верховцев. Он, видимо, уже давно следил за ними и улыбался Диане, как старый знакомый.

Олег махнул ему рукой в знак приветствия.

— Красивый, — пробормотала Диана с нотками растерянности в голосе.

— Пошли, — потянул ее Дольников за собой.

Вадим поднялся из-за столика, поцеловал руку Дианы.

— Вы еще прекраснее, чем я думал, — сказал он.

— А вы обо мне думали? — спросила Диана.

Она уже пришла в себя и начала свою обычную игру. Улыбка вспыхивала у нее на губах поминутно, а глаза просто «ели» собеседника.

— Постоянно, — усмехнулся Верховцев. — С той минуты, когда Олег… Олег Петрович рассказал мне о вас.

— А Олег Петрович вам все рассказывает? — покосилась на Дольникова Диана.

— Абсолютно.

— Что же еще он говорил обо мне?

— Что вы очень талантливы.

— Да? — не сразу нашлась Диана, и снова покосилась на Олега. — А мне он этого не говорит.

— Он просто боится вас испортить.

Диана замолчала. Манера Верховцева сбивала ее с толку. Он был чрезвычайно учтив, и в то же время так неуловимо ироничен, что она боялась показаться ему смешной. К тому же он был очень красив. Высокий, стройный, с коротко стрижеными седыми волосами и черными, как уголь, глазами, он обладал внешностью настоящего мужчины, мужчины без прикрас, которому нечего скрывать и который знает себе цену. Диана притихла. А Верховцев вел себя так, словно находился у себя дома.

— Я заказал Шато Латур, — сказал он, указывая на бутылку на столе. — Как вы относитесь к красному вину? — заботливо спросил он Диану.

— Хорошо, — коротко ответила она.

— Ну и отлично. А ты, — обратился он к Дольникову. — Водки, как всегда? Или виски выпьешь, как цивилизованный человек?

— Что нальют, то и выпью, — засмеялся Олег. — Ты расскажи лучше, что празднуем.

— Книженцию очередную пристроил, — небрежно, но без тени рисовки, ответил Верховцев. — Чушь ужасная, но заплатили хорошо. По высшему разряду. Так что гуляем.

— А про что чушь? — осторожно поинтересовалась девушка.

— Честное слово, Диана, не хочется и вспоминать, — махнул рукой Верховцев. — Такая тяжелая работа… С глаз долой, из сердца вон. Одно радует: хоть выходит не под моей фамилией.

— Вы так стесняетесь того, что пишете?

— Этого — да, — ответил, чуть помедлив, Верховцев. — Может, когда-нибудь напишу что-то стоящее…

— А когда напишете? — не отставала Диана. — Кажется, возраст у вас такой, что…

Она вдруг замолкла, сообразив, что ляпнула ужасную бестактность.

Но Верховцев только улыбнулся.

— Да, возраст у нас древний. Но надежда не умирает, и слава Богу. Мы ведь еще в пути. А как говорят на Востоке, все придет к тому, кто идет. Поэтому давайте выпьем за надежду и за наше состоявшееся знакомство!

Они выпили, и Верховцев вместе в Дианой принялся обсуждать меню. Благодаря его опыту, нужный тон был найден, и Диана стала вести себя естественнее.

Дольников смотрел на них и думал о том, что Вадим, конечно, не посмеет отбить у него Диану. Он эгоист до мозга костей, но, кроме Олега, близких друзей у него нет. А даже самый независимый человек нуждается в том, чтобы кто-нибудь его ценил и любил просто за то, что он есть на белом свете.

— Ты что будешь из горячего? — обратился к нему Верховцев. — Тушеную телятину, отбивную или шашлык?

— Отбивную, — улыбнулся Олег, вспомнив парня в студенческой столовой.

— Здесь отлично готовят, — сказал Верховцев, адресуясь к Диане. — Гарантирую это как завсегдатай.

— Вы часто здесь бываете? — спросила она.

— Часто.

— Почему? Кажется, есть места…

— Получше? — улыбнулся Верховцев. — Может быть. И там бываю тоже. Но здесь я словно нахожусь в самом центре своей молодости.

— Как это? — не поняла Диана.

— Смотрите, — ответил Верховцев. — Здесь рядом стадион «Динамо», а за ним наше общежитие. В одной трамвайной остановке от него находился пивной бар. Мы называли его «Шайба» и околачивались в нем целыми днями. Там, — он махнул рукой в сторону проспекта, — был ресторан «Неман», куда нам изредка удавалось просочиться через злодея-швейцара и где мы знакомились с красивыми женщинами, которые иногда увозили нас к себе домой… А напротив, в подвале, располагалась так называемая «Помойка», набитая всяким хипстерским сбродом. В Доме офицеров был знаменитый «Мутный глаз», пристанище столичной богемы. А порой мы брали приступом ресторан «Седьмое небо» в гостинице «Минск» и чувствовали себя едва ли не небожителями. А если не выходило с «Седьмым небом», переходили в «Папороть-кветку», до которой было каких-то три шага…

— Ты еще «ПэНэУ» вспомни, — усмехнулся Олег.

— А это что? — спросила Диана.

— Пивная напротив университета, — пояснил Вадим. — Легендарное место. Какое пиво там подавали, какие бутерброды! Представляете, они мелко-мелко крошили кильку, накладывали ее на батон и густо покрывали тертым сыром. Мы просто горы этих бутербродов съедали. Ну, и пива, конечно, выпивали соответственно…

— А была еще стекляшка за кинотеатром «Победа», — сказал Олег. — Тоже ничего местечко.

— Помнишь, какую драку мы там затеяли с местными гопниками? — улыбнулся Вадим.

— А потом пили с ними мировую и почти неделю не просыхали, — засмеялся Олег.

— А на занятия вы когда-нибудь ходили? — робко поинтересовалась Диана.

— Бывало, — кивнул Верховцев. — За что-то же нам дали дипломы.

Дольников фыркнул, но Вадим и глазом не повел.

— Прямо не верится, что Олег Петрович был на такое способен, — покачала головой Диана.

— Смеетесь? — удивился Верховцев. — Он был одним из наших заводаторов. На втором курсе его едва не отчислили, спасло только то, что ушел в армию.

— Никогда бы не поверила.

Диана повернула к Олегу изумленное лицо. Он ласково улыбнулся в ответ, кивком подтверждая: было, было.

— А вы поверьте, — посоветовал Верховцев. — Не смотрите, что сейчас он такой… важный. Когда-то это был худой, жилистый забияка, и половина общежития пряталась по комнатам, когда он пьяный появлялся в коридоре.

— Ужас, — произнесла Диана, в шутливом страхе закрывая лицо.

— Ты мне сейчас совсем запугаешь девушку, — сказал Дольников. — Давай о чем-нибудь другом.

— Давай, — согласился Верховцев, наливая вино Диане, а себе и Олегу виски. — Но сначала выпьем!

— За что? — спросила Диана.

— А вот за молодость и выпьем. За нашу бывшую, а вашу настоящую. Пускай она никогда не кончается, если не в обликах наших, то хотя бы в сердцах. Вперед!

— Поехали, — отозвался Олег, с удовольствием выпивая крепкий, отличного качества виски.

Становились темнее. Улица была узкая, а тени глубже, чем на более открытых местах. Зелень на деревьях казалась яркой и темной одновременно. Розовая дымка от заходящего солнца смешивалась с голубой полоской неба, и от этого появлялись легкие, медового цвета облака, которые медленно плыли над крышами домов и исчезали за ними бесследно, как привидения.

— Скажите, Вадим… — начала вдруг и запнулась Диана.

— Сергеевич, — подсказал Олег.

— Вадим Сергеевич, — сказала Диана и улыбнулась, как ребенок, который хочет о чем-то попросить и не решается.

Улыбнулся и Верховцев. Он терпеливо смотрел на Диану и ждал, что она скажет.

Поощряемая его вниманием, та осмелела и заговорила тверже.

— Скажите, а я могу стать писательницей?

— Писателем, — поправил Верховцев.

— Да, писателем, — кивнула Диана. — Смогу?

— Почему нет?

— А что для этого нужно.

— Ваше желание.

— И только?

— Будет желание — остальное приложится, — серьезно ответил Верховцев.

— Но… надо же придумать сюжет, — наморщила лоб Диана. — Потом написать все это, как-то издать…

— Вы сначала напишите, — прервал ее Вадим. — Когда появится текст, можно будет вести речь об издании.

— А вы… поможете мне? — пуская в ход свою самую обольстительную улыбку, спросила Диана.

— Каким образом? — поинтересовался он.

— Ну… — пожала плечами Диана, — издать мою книгу, например. Олег Петрович говорил, что вы — владелец издательства.

— Совладелец рекламно-издательской компании, — поправил Верховцев. — А также сооснователь фирмы по обработке древесины, хозяин пары гостиниц ну и так, по мелочи…

— О-о, — простонала Диана. — Вы, наверное, без проблем можете издавать свои собственные книги.

— Могу, — подтвердил Верховцев. — Но не делаю этого. Предпочитаю издаваться в других местах. В Москве, например, или в Киеве.

— Зачем такие сложности? — удивилась Диана.

— Во-первых, это помогает мне сохранить самоуважение. Во-вторых, — Вадим улыбнулся, — там неплохо платят…

У Дольникова зазвонил телефон.

Сделав знак Вадиму и Диане не прерываться, он вышел из кафе. Звонила жена, и он знал, что разговор будет неприятным — как и все разговоры, которые у них велись в последнее время.

— Ты сегодня во сколько будешь? — спросила Ирина.

— Не знаю, — ответил Дольников. — А что?

— Алина приехала.

— Да? Хорошо… Как она съездила?

— Ты ей так и не позвонил?

— Не успел, — Олег слепо шел по тротуару, прижимая трубку к уху и не замечая идущих навстречу людей. — Передавай ей привет. Сегодня увидимся…

— Во сколько? — оборвала его жена.

— Ну, в одиннадцатом часу должен быть. Понимаешь, Вадим пригласил замочить его книгу, ну, и сидим в кафе. Если бы я знал, что приедет Алина…

— Ясно, — ледяным тоном произнесла Ирина.

Она дала отбой, и Дольников какое-то время слушал гудки в трубке. Затем он опомнился и увидел, что стоит на перекрестке и собирается переходить улицу вместе с другими прохожими. Он сунул телефон в карман, повернулся и пошел обратно, тяжело поднимаясь в гору.

Когда вошел в кафе, Верховцев и Диана разом смолкли, хотя до этого что-то оживленно обсуждали. Олег, не глядя на них, сел за столик, при этом так сильно его толкнув, что едва не опрокинул бутылки.

— Ирина? — спросил Вадим.

Олег молча кивнул.

При Диане говорить о жене не хотелось, но Верховцев и так все понял. Олег не скрывал от него проблемы семейной жизни. Вадим знал Ирину со дня свадьбы и относился к ней уважительно. У него было три брака, множество романов, он любил поговорить на эту тему и знал в ней толк — как и во многом другом. Но чем помочь другу, кроме пособничества с квартирой, не знал, и с поучениями лишний раз не лез: понимал, что на этом минном поле каждый сам отвечает за свою безопасность. И Олег был ему за это благодарен, и степень своей откровенности соизмерял с умением товарища вникать в суть проблемы, не выставляя себя при этом великим всезнайкой.

— Выпьем, — сказал Вадим.

Он разлил спиртное, они чокнулись и выпили. Олег с Вадимом — до дна, а Диана едва пригубив вино. Впрочем, через минуту она подняла свой бокал и сделала большой глоток.

— О чем вы тут говорили? — спросил Дольников.

— Углубились в тонкости писательского ремесла, — ответил Верховцев. — Я объяснял Диане, с чего следует начинать. А главное, чем закончить, чтобы все остались довольны: и читатель, и издатель, и, как следствие, сам господин автор.

— Да, хорошо закончить — это самое сложное, — мрачно проговорил Олег.

— Да брось! — воскликнул Верховцев. — Не наводи тоску. У друга сегодня праздник, поэтому будем веселиться. И потом, это неестественно — киснуть рядом с такой красотой. Диана, скажите ему!

— Что сказать? — спросила, разыгрывая послушную девочку, Диана.

— А что хотите. Лишь бы говорить. Мне кажется, ваш голос действует на него благотворно.

— Слышишь, психолог, угомонись, — проворчал Олег. — Расскажи лучше еще что-нибудь… про писательство.

— Он мне завидует, — сказал Верховцев Диане. — А ведь он талантливее меня, если бы хотел, давно мог бы сделать себе имя в литературе.

— Олег Петрович? — удивилась Диана.

— Кажется, сегодня вечер неожиданностей, — заявил сердито Олег. — Не верь ему, Диана. Мы все баловались в той или иной мере сочинительством. Но баловаться — это одно, а работать — другое. И потом, о чем я мог написать, если ничего толком не знаю? Вот Вадим… Сергеевич полмира объездил, кем только не работал. — Олег махнул рукой. — Он настоящий писатель, а мы только так, позлорадствовать в сторонке.

— А где вы были, Вадим Сергеевич? — спросила Диана, подперев ладонью щеку и устремляя на Верховцева взгляд, который человек менее искушенный мог бы истолковать едва ли не как объяснение в любви.

— Много где, — ответил ей Вадим. — В Штатах был, в Канаде, Мексике, вообще в тех краях хорошо поездил. В Америке жил три года, работал… в разных местах. В Европе, само собой, отметился. Во Франции одно время работал на телевидении…

— А почему вы там не остались? — изумленно спросила Диана. — Возможностей не было?

— Были, — усмехнулся Верховцев. — Сколько угодно.

— Он боялся, что его ностальгия замучает, — ввернул ядовито Олег.

Он захмелел, не сильно, но достаточно для того, чтобы ослабить контроль над своими действиями и начать говорить первое, что придет в голову. Это был опасный путь, но они с Вадимом были слишком давно знакомы, и с ним Олег мог позволить себе быть самим собой, без боязни произвести не самое лучшее впечатление.

— Ностальгия — второе имя дьявола, — задумчиво проговорил Верховцев. — Не поминай его всуе.

— У дьявола, вообще-то, много имен, — засмеялся Дольников.

— Но это — самое худшее.

— А все-таки, почему вы там не остались? — спросила Диана. — Боялись, что будете скучать по родине?

— У писателя где письменный стол, там и родина, — пошутил Верховцев.

— У настоящего писателя, — добавил Олег.

— Разумеется, — глядя ему в глаза, ответил Вадим.

Подал сигнал телефон Дианы. Она быстро достала его из сумочки, держа так, чтобы ее спутникам не был виден экран.

— Я сейчас, — пробормотала она, читая сообщение. — Извините…

Вадим с Олегом переглянулись.

Верховцев сморщил нос и вытянул губы дудочкой.

— Наливай! — засмеялся Дольников.

Вадим тоже засмеялся и потянулся за бутылкой.

Глядя на него, Олег подумал, если их и поссорит что-нибудь по-настоящему, так только эта девушка, которая сидит сейчас между ними и что-то быстро пишет в смартфоне, хмуря безупречной отделки брови.

— Давай, — тихонько сказал ему Вадим, протягивая рюмку. — Вперед.

— Поехали, — кивнул Олег. — За нас.

Они выпили и молча принялись закусывать, впрочем, больше изображая, что едят, чем на самом деле интересуясь тем, что лежало у них в тарелках. Первое чувство голода было давно утолено, и другая жажда постепенно овладевала ими, хотя возраст и сдерживал их, как якорь, лежащий на дне. И все-таки Олег чувствовал, что в этот вечер он мог бы себе позволить многое, и сам уже начинал опасаться своего состояния.

— Надо было ответить, — сказала Диана, пряча телефон. — Извините… А расскажите что-нибудь еще, Вадим Сергеевич? Вы так интересно это делаете.

— Да, расскажите, Вадим Сергеевич, — подпер кулаком щеку Олег.

Диана вдруг расхохоталась, глядя на него.

Засмеялся и Вадим, обнажив ровные белые зубы:

— Дурак ты… старый…

— От дурака слышу, — ухмыльнулся довольный Олег. — А вообще, хорошо сидим. Вы не находите?

Они расстались через два часа, когда зажглись фонари, и бархатно потемнела полоска неба вверху. Ехать домой Олегу не хотелось. Ему даже пришло в голову, что они с Дианой могли бы сейчас отправиться на квартиру Вадима и остаться там до утра. Но вспомнил о приехавшей дочери и о своем решении все сделать по совести, поэтому, попрощавшись с другом, повел Диану к стоянке такси.

Они жили в разных концах города и условились ехать порознь. Дольников хотел приехать не слишком поздно, чтобы успеть повидаться с дочерью. А Диана высказалась в том духе, что с удовольствием прокатится одна и подумает о минувшем вечере.

— Как тебе Вадим? — спросил Олег. — Понравился?

— Очень, — улыбнулась Диана.

— Хотелось бы тебе быть рядом с таким мужчиной?

— Кому бы не хотелось?

Она остановилась и взглянула Олегу в глаза. В свете фонарей в ее зрачках дрожали золотистые искры — сотни крошечных огоньков.

Дольников обнял ее и притянул к себе.

— Так что же, — спросил он, глядя в эти огоньки, — произведешь обмен?

— Ни в коем случае, — ответила Диана.

Она прижималась к Олегу и смотрела ему в глаза, слегка запрокинув голову. Он осторожно поцеловал ее в губы, ощутив сладковатый привкус помады. Сейчас ему было все равно, смотрят на них или нет. Он видел только ее лицо, и это было лицо женщины, которую он любил.

Диана ответила на поцелуй, прижалась к нему сильнее.

Но Олег не забыл того, о чем они только что говорили.

— Почему «ни в коем случае»? — спросил он, стараясь приглушать нотки ревности, звучавшие в голосе.

Диана немного отстранилась от него и взмахом руки поправила волосы за спиной.

— Понимаешь, — спокойно и серьезно заговорила она, — при нем я всегда буду чувствовать себя маленькой девочкой. А мне этого не хочется. Я сама хочу решать, как мне быть и что делать.

— А я тебе в этом не мешаю? — уточнил Олег.

— Ты — совсем другое дело, — ответила Диана тем же серьезным тоном.

— Конечно, — засмеялся Олег, снова прижимая ее к себе. — Я совсем другое дело…

Он вдруг подумал, что не верит ни единому ее слову. Это ощущение появилось внезапно, словно кто-то схватил его за руку и резко повернул на месте. Но Олег сказал себе, что это последствие выпивки, и вторая бутылка виски была явно лишней, а его сомнения — лишь отголоски зависти к Вадиму.

Уже открыв дверцу такси, спросил:

— А кто это писал тебе весь вечер? Твой Макс?

— Он, — засмеялась Диана.

— Что, признавался в любви?

— Как всегда.

Она скользнула в салон и помахала оттуда рукой.

— Пока.

— Пока…

Олег сунул таксисту деньги, сказал на всякий случай, что запомнил номер его машины — и на самом деле запомнил, и захлопнул дверцу.

Диана уехала, а он еще стоял какое-то время, разглядывая стены ГУМа, диковинно подсвеченные огнями фонарей, деревья в аллее, точно вырезанные из пластика, и голубоватые лица прохожих, праздно гуляющих в этот счастливейший из часов.

Затем сел в такси и поехал домой.

Глава вторая

Утром шеф похвалил номер. Он не часто снисходил до того, чтобы разбирать газету от начала до конца. А тут расщедрился и почти всех написавших в номер отметил и довольно лестно охарактеризовал. Сотрудники, и старые и молодые, расходились после планерки с улыбками и тем приятным оживлением, которое дарит поощрительное слово начальства.

К Дольникову, получившему свою долю похвал и перебиравшему в уме каждое слово редактора, вошел Мирончик, блеснул с порога стеклышками очков.

— Что тебе? — спросил Олег, прекрасно зная, о чем сейчас будет говорить Гена.

— Мой материал, — сказал тот и замолчал.

Олег тоже молчал и ждал продолжения.

— Он так и не вышел, — выждав с полминуты и пошарив глазами по кабинету, добавил Мирончик.

— И слава Богу! — воскликнул Олег. — Хоть не испортили номер.

Мирончик засопел. Глядя исподлобья на Дольникова, хотел что-то сказать, но слова будто застревали в его выпуклой груди, и он только едва слышно покряхтывал, словно давясь невидимой коркой.

— Иди, Гена, — ласково сказал ему Дольников. — Поставим твою статью на выходные. Не пропадет.

— Точно? — просиял Мирончик.

— Точнее некуда, — ответил еще ласковее Олег.

Мирончик резким движением бровей подбросил на лоб очки, ухмыльнулся и вышел из кабинета, неся на губах свою кривоватую улыбочку.

Олег не обратил на это внимания. Назавтра газета не версталась, день сегодня был относительно спокойный. Он вдруг почувствовал, что ему хочется увидеть Диану. Она была на задании, делала заявленный репортаж с гаишниками. Шеф сегодня утром ничего о ней не сказал, значит, Филонова не проговорилась. Все пока складывалось как нельзя лучше.

Закинув руки за голову, Дольников сильно потянулся в кресле. Его ждало много дел, но пока не хотелось о них вспоминать. Хотелось думать о приятном — о Диане, и чтобы ощутить ее присутствие, он набрал номер Верховцева.

— Слышу по голосу, жизнь тебе улыбается, — сказал Вадим.

— Ты не рад? — засмеялся Олег.

— Рад, рад. Только вот предмет твоей радости меня не вдохновляет.

— Это ты о Диане?

— О ней.

— И что с ней не так? — чувствуя, что начинает потихоньку злиться, поинтересовался Олег. — Она тебе не понравилась?

— Очень понравилась.

— В чем же дело?

— Беги от нее, — четко произнося каждое слово, сказал Вадим.

— Что-то я не понял… — начал Олег и замолчал, сбитый с толку таким поворотом разговора.

— Беги от нее, Олежа, — твердо повторил Верховцев. — Не думай, не спрашивай, а просто беги. Спасайся.

— Это ты серьезно сейчас говоришь?

— Предельно.

— Но… с чего такие выводы? Мне кажется, вчера вы так мило общались.

— Ты никогда не повзрослеешь, — вздохнул Вадим.

— Я понял! — с облегчением засмеялся Дольников. — Ты мне завидуешь.

— Конечно, завидую, — подтвердил Верховцев. — И кто бы тебе не позавидовал? Но еще я волнуюсь за тебя, мой добрый доверчивый друг…

— Не надо, — резко оборвал его Олег. — Я сам за себя в состоянии поволноваться.

— Тогда я умываю руки и считаю свою миссию выполненной.

— Считай, — буркнул Олег. — Болтун несчастный.

— А ты осел. Влюбленный старый осел. Причем первое гораздо хуже второго…

— Иди ты к черту! — закричал Дольников, и, нажав отбой, бросил мобильник на стол.

Он внезапно почувствовал такое раздражение, что едва не схватил телефон и не швырнул в стену. Чтобы немного успокоиться, Олег вскочил и начал ходить по кабинету. Четыре шага вперед, четыре назад, как по камере. Затем остановился и принялся смотреть в окно. В доме напротив, расположенном совсем близко, в окне пятого этажа сидела девушка и курила. В последнее время постоянно ее там видел. Красивая, молодая, праздная, она равнодушно смотрела на улицу, словно это была не улица, а, скажем, море. В вороте халата были видны ее матово загоревшие плечи и грудь. Смуглые колени углом стояли на белом подоконнике.

«Завидует, — думал Дольников, глядя на девушку. — Он мне просто завидует, и поэтому хочет испортить настроение. Он всегда завидовал, едва у меня появлялось то, чего нет у него. Обычное дело среди друзей. Среди старых друзей… Вопрос: зачем нужны такие друзья? Зачем я вообще ему звонил?»

Он еще какое-то время смотрел в окно, пока девушка не потушила сигарету и не ушла. Тогда Олег сел за стол и принялся размышлять спокойнее.

«Надо вернуть ему ключи от квартиры и перестать быть должным. Тогда и он не станет совать свой нос в мои дела и лезть с поучениями. Я сам виноват, давно надо было снять квартиру… И вообще, пора уже решить все окончательно, сколько я буду тянуть?»

В кабинет вошел Рябоконь, благодушно огляделся. На его рубашке темнело свежее пятно от кофе. Он опустился на стул и сложил руки под животом.

— А где Диана? — спросил он, осматриваясь, будто она могла где-то прятаться.

— На задании, — буркнул Олег. — А тебе зачем она нужна? Других мало?

Последнюю фразу он сказал напрасно, но уж очень был раздражен, — спасибо Верховцеву.

— Ты когда в отпуск идешь? — спросил Рябоконь, словно ничего не заметив.

— Через две недели… — сказал Дольников. — Кажется.

— Везет. А я свой уже отгулял.

«Вот за отпуск и надо со всем этим разобраться! — осенило Дольникова. — Потерпеть пару недель, а там спокойно, без нервов, все устроить».

Первую часть отпуска он отгулял еще в мае, и теперь у него оставалась вторая, о которой он не то чтобы забыл, но за всеми хлопотами выпустил из виду.

Спасибо, Рябоконь напомнил.

Ему внезапно стало легче. Раздражение улеглось. Две недели показались таким долгим сроком, за который любая проблема разрешится сама собой. Остро захотелось увидеть Диану, сказать ей, что все придумал. Он и раньше ей это говорил, но так, будто только намеревался что-то предпринять. Теперь точно знал, что станет делать, и с каждой минутой ощущал, как в нем растет уверенность на самое счастливое разрешение ситуации.

Когда Рябоконь, поговорив о служебных делах, ушел, Олег позвонил Диане. Знал, что его звонок может прийтись некстати, но так хотелось услышать ее голос, что он не мог ждать ни минуты.

«Поступаю, как мальчишка, — думал он, слушая гудки в трубке. — А, пусть! Один раз можно».

— Что случилось? — спросила Диана, приглушая голос.

Олег понял, что она с кем-то беседовала. Он действительно влез не вовремя, но теперь давать отбой было поздно, и торопливо заговорил.

— Давай сегодня, в три, на нашей квартире.

— Олег Петрович! — попыталась что-то сказать Диана.

Но Дольников тут же перебил ее.

— Не могу без тебя. Приезжай сразу туда. Хорошо?

— Хорошо, — ответила Диана.

Олег понял, что она улыбается, и у него потеплело на душе.

— Все, жду тебя. До встречи.

— Да, да…

Чтобы не бегать по кабинету и не придумывать бог знает чего, глядя на девицу в окне, Олег заставил себя сесть за стол и до двух честно трудился, переработав целую гору материала, в том числе и того, до которого долго не доходили руки. Энтузиазм захлестывал как в юности, и он даже в столовую не пошел, напившись кофе в кабинете. На часы не смотрел, руководствуясь давно выработанным чувством времени, и ровно в два часа выпрямился и сказал себе вслух.

— Хватит.

Словно по команде, в кабинет вошел Рябоконь.

— Работаешь? — спросил он машинально.

— Типа того, — улыбнулся Дольников.

Хорошее настроение не покидало его, а мысль о том, что скоро встретиться с Дианой, внушала нелепое желание вскочить и отколоть какой-нибудь номер, запеть, например, во все горло или выскочить в коридор и с топотом пробежать взад-вперед.

Коля подошел к окну, остановился и покачал головой.

— Сидит.

Он повернулся к Олегу.

— У тебя зеркало есть?

— Вон, на стене, — кивнул Олег.

— Да нет. Маленькое.

— Зачем тебе?

— Есть?

Олег встал, поискал в книжном шкафу. На одной из полок лежало старое зеркало с подставкой из проволоки и отбитым углом.

— Держи.

— То, что нужно, — оживился Коля.

Он взял зеркало и протянул его к солнечному лучу, косо заглядывающему в кабинет.

Заинтересованный его действиями, Дольников подошел к нему ближе и встал рядом. И только сейчас понял, зачем Коле понадобилось зеркало. Поймав солнечный луч, Рябоконь направил «зайчика» прямо на сидевшую в окне пятого этажа девушку.

— Сейчас мы тебя пощекочем… — бормотал он. — Ты у меня зашевелишься. Курит она…

Белый кружок прыгал по лицу девушки, по плечам, иногда опускаясь на грудь и ноги. Было такое ощущение, что рука у Коли удлинилась, и он трогает девушку за разные места, наслаждаясь при этом полной безнаказанностью. Но девушка никак не реагировала. Прикрыв глаза, она равнодушно курила, и все попытки Коли обратить на себя внимание ни к чему не приводили.

— Даже не посмотрит, — возмущался Рябоконь. — Гордая какая. Как будто нас тут нет!

Олег, сначала с любопытством и тайным злорадством наблюдавший за манипуляциями Коли, почувствовал вдруг неловкость, словно участвовал в каком-то постыдном действии, вроде подглядывания в бане за голыми женщинами. Тем более девушка, так и не взглянув в их сторону, поднялась и ушла, подчеркнув тем самым всю недостойность их поведения.

— Хватит ерундой страдать, — сказал Олег, отбирая у Коли зеркало и пряча его в шкаф.

— Ушла, — сказал с сожалением Рябоконь, глядя вниз. — Чем она, интересно, занимается? Целыми днями сидит. Наверное, ночью работает?

Он обернулся за поддержкой к Олегу. Но тот, посмотрев на часы, пожал плечами.

— Не знаю. Все может быть… Ладно, Коля, мне тут надо закончить кое-что. Так что извини.

— Или кто-нибудь содержит, — продолжал Рябоконь. — Как-то же она зарабатывает на эту квартиру?

На его вопросительный взгляд Олег вторично пожал плечами и выпроводил Колю из кабинета. Затем, украдкой, словно боясь, что его увидят, осторожно выглянул в окно.

Девушка сидела на прежнем месте и равнодушно смотрела на улицу. Олег усмехнулся, отодвинулся от окна и, быстро собравшись, покинул кабинет.

До трех еще оставалось более получаса. Олег решил пройтись до места встречи пешком. Поступок Коли несколько успокоил, но энергичная прогулка была сейчас в самый раз. Он вышел на проспект Независимости, свернул за кинотеатром «Октябрь» направо и двинулся по тротуару легким солдатским шагом, который сохранил еще с молодости.

Солнце заливало проспект от края до края, но было не очень жарко, и Олег шагал с удовольствием, дыша всей грудью и весело поглядывая на окружающих. До ЦУМа он долетел за пятнадцать минут, дружески кивнул великому поэту, чей памятник украшал площадь его же имени, миновал филармонию и, приняв налево, вошел в прямоугольную арку жилого дома, на третьем этаже которого помещалась квартира Верховцева.

Диана уже ждала его, и это было тем приятным сюрпризом, который неосознанно жил в душе Олега с самого утра, помимо одолевавшего его желания поскорее увидеть ее. Она прижалась к нему, такая свежая, юная, и была так рада, что он лишь засмеялся, целуя ее. А дальше все было так, как ему и хотелось, чего он даже в самых смелых мечтах не мог когда-то и представить.

— Тебе как будто двадцать лет, — сказала чуть позже Диана с улыбкой.

Они лежали на кровати, а легкий ветерок веял в приоткрытое окно и надувал парусом тюлевую занавеску.

— А я и чувствую себя на двадцать, — блаженно улыбаясь и глядя в потолок, ответил Дольников.

— Нет, правда, иногда мне кажется, что мы ровесники, — засмеялась Диана, поглаживая пальцем его плечо.

— Так и есть, — сказал Олег, рассматривая едва заметную трещинку возле люстры. — Ерунда, что мне пятьдесят с чем-то… Это только цифра. И какие-то изменения в лице, которые я в эту минуту не вижу и не хочу видеть. В душе мне по-прежнему двадцать, и, как мне кажется, всегда будет столько. И даже меньше… Знаешь, — Олег вдруг порывисто повернулся к Диане, — главное — это мои глаза! А я смотрю на девушек, на женщин, вообще на людей так же, как смотрел в юности. В этом смысле ничего не изменилось! Годы прошли в одно мгновение, их как будто не было. А я как был мальчишкой, так и остался. Женщины любят говорить: старый козел, потянуло на молоденькую… Да ничего не старый, вот же в чем дело! Они этого не понимают, не знают, что в этом теле живет совсем еще юный человек. Я ведь и чувствую, и вижу, и хочу точно так же, как раньше. И робею точно так же, и волнуюсь, и влюбляюсь… И нет здесь никакой грязи, все искренне и по-настоящему. Больно только, что времени остается мало, вот это действительно понимаешь особенно остро. Увы…

Он вдруг умолк и откинулся на подушку. И снова уставился в потолок, думая о чем-то своем.

Диана, приподнявшись на локте, растроганно и удивленно смотрела на него.

— Как это все неожиданно, — проговорила она. — Я даже не знала.

— Да, именно так, — ответил Олег. — К сожалению…

Он снова оборвал себя, изучая трещинку на потолке и чувствуя недовольство: к чему разговорился? Было похоже на то, что вымаливает сочувствие, а он лишь хотел объяснить про себя главное, что трудно выразить словами, но он ощущал это каждый день и каждую минуту.

— Скажи, — спросила Диана, — а жену свою ты еще любишь?

— Люблю, — сказал Олег таким тоном, точно отвечал не Диане, а кому-то постороннему. — Наверное. Я это сам уже не могу понять. Женились-то мы по любви. Она красоткой была, стройная, смешливая… А теперь — немолодая женщина с тысячей болезней. Иногда мне кажется, что я вижу ее в первый раз. Она моложе меня, но часто я ловлю себя на том, что смотрю на нее как на маму или на бабушку… или на учительницу в школе. Желание, которое раньше было, почти угасло. Более того, мне даже порой неприятно к ней прикасаться. И она понимает это, и мучается, я вижу. И ничего нельзя изменить. Я хотел бы ей помочь, но не знаю как… А может, и не хочу… Не знаю. Но того, что было, уже нет, это точно. И, боюсь, не будет.

— Мне жаль ее, — сказала Диана. — Твою жену…

— Нет, — перебил ее Олег, замотав головой. — Не надо. Не говори про нее, прошу. Я сам с этим разберусь.

— Хорошо, — виновато проговорила Диана. — Я не хотела. Извини.

— Ну что ты, — возразил Олег, поворачиваясь к ней и касаясь ладонью ее щеки. — Я же совсем не о том.

Он обнял Диану, и по тому, как приникла к нему, понял, что она оценила сказанное им и что связь между ними станет отныне лишь теснее и доверительнее.

Недовольство собой исчезло, и снова вернулось то чудесное настроение, с которым он спешил на свидание. А награда в виде нежнейшего поцелуя лучше всего дала понять, как дороги были Диане его неожиданные признания.

— А может, у вас женой все еще и наладиться, — спустя несколько минут сказала Диана.

Она уже поднялась и ходила по квартире в трусиках и лифчике, пошлепывая босыми ногами по паркетной доске. Дольников, лежа на кровати, следил за ней с тем бездумным и не имеющим границ удовольствием, которое дарит только самое простое и одновременно прекрасное зрелище.

Ее слова вызвали у него легкое раздражение. Кажется, он ясно высказался на эту тему. Для чего она так упорно к ней возвращается?

— Не думаю, — сказал он сухо. — Да и зачем?

— Ну, — взяв со стула блузку, сказала деловитым тоном Диана, — жизнь-то продолжается.

— Вот именно, — произнес Олег, покоробленный этим тоном. — Продолжается.

— А с дочкой у вас как? — уточнила она. — Нормально теперь общаетесь?

— Нормально, — ответил Олег.

Он все время преодолевал раздражение, отвечая на эти вопросы. Не любил говорить с Дианой о семье — ему хотелось, чтобы ее не касались его личные проблемы. Он как бы ограждал ее от них, но она почему-то никак не могла этого понять, хотя относилась к категории умниц. Здесь то ли имело место пресловутое женское любопытство, то ли что-то еще, чего Олег не знал, но только она уже не в первый раз пыталась выведать у него подробности семейной жизни, которыми он не желал делиться ни с кем, даже с ней. А может, с ней в первую очередь.

Диана меж тем подняла пискнувший смартфон, прочитала сообщение, нахмурилась и что-то написала в ответ. При этом она не сочла нужным извиниться, но Олег решил не обращать внимания. Она вела активную жизнь, и телефон был для нее едва не главной составляющей этой жизни.

— Кто это? Максим? — спросил он наугад.

— Да, — кивнула Диана.

Она надела блузку и теперь озадаченно смотрела на Дольникова.

— Что? — спросил он, приподнимаясь на локтях.

— Понимаешь, я хотела сходить на выставку… На Октябрьской открылась новая, дико крутая, все в восторге, только о ней и говорят. А Максим пишет, что не может. У него срочная работа, а у меня как раз свободный вечер сегодня…

— Тебе же надо репортаж писать, — напомнил Олег.

— Напишу утром, — отмахнулась Диана.

— Так в чем проблема?

— Ты не мог бы со мной сходить?

Олег озадаченно смотрел на нее. Он не любил выходить в свет, и вообще редко где появлялся, предпочитая провести вечер с книгой в руках или, в крайнем случае, довольствуясь походом в кино. А Диана была страстной поклонницей искусства и не пропускала ни одного культурного события, происходящего в городе.

По негласному договору, у нее для этих целей существовал некий Максим, которого Дольников знал только заочно, но к которому нисколько не ревновал. При Диане состоял целый штат виртуальных поклонников, а этот Максим был очень удобен тем, что сопровождал Диану на все посещаемые ею мероприятия. Олег не относился к нему всерьез, точно он был персонажем из фильма. Он даже был благодарен «Максиму», поскольку тот, честно выполняя свои обязанности, нелегкие с точки зрения Олега, оставался в тени и не требовал ровно никакого вознаграждения — так утверждала Диана. Не верить ей у него не было оснований, и с легким сердцем он препоручал ее заботам этого невиданного Максима — прекрасного, должно быть, юноши. Сам же, ничего не понимая в современном искусстве, и не будучи большим знатоком классического, тихо радовался сложившемуся положению вещей, при котором и волки сыты, и овцы целы.

Предложение Дианы застало его врасплох. Отказаться не мог — она не часто просила его о чем-нибудь подобном, и сейчас очень хотела, чтобы он с ней сходил. А ему идти не хотелось…

— Ну что, — спросила она, присаживаясь на кровати и гладя его ногу через тонкую ткань покрывала, — сходишь?

Олег молча смотрел на нее, ощущая руку, ласкающую его через теплую, гладкую ткань уверенно и призывно. И отголосок от поцелуя, оставивший ощущение чего-то незаконченного, вернулся вдруг таким полноценным и острым желанием, что его даже слегка замутило, как на большой высоте.

«В молодости такого не было!» — с веселым изумлением подумал он.

— Ну, пожа-алуйста, — протянула с шутливыми и одновременно молящими нотками Диана. — Ну, Олег Петро-ович…

Он внезапно перехватил ее руку и рывком подтянул к себе. Девушка взвизгнула и забилась в его объятиях, вырываясь и хохоча. Он держал крепко, и уже тянулся губами к ней, ощущая, как темнеет в глазах и горячей становится кожа на лице. И Диана сдалась, снова полетела блузка на стул, и далее все пошло быстрыми, набирающими силу кругами, от которых в памяти остаются только разноцветные блики и звуки, дальним эхом гаснущие в тишине.

Они зашли перекусить в кафе около площади Победы. Диана заказала блинчиков с творогом и чашку какао, а Дольников — тушеной картошки с мясом. С утра толком не поевши, он испытал такой зверский аппетит, что, когда принесли глиняный горшочек, набросился на еду едва ли не со стоном. Диана тоже активно позвякивала вилкой о тарелку, и они весело поглядывали друг на друга, словно соревнуясь, кто быстрее съест свою порцию. Выпив большой бокал пива, Олег почувствовал себя просто отлично. Если бы он мог выкурить сигарету, вообще считал бы этот день лучшим в своей жизни. Но он уже год как бросил курить, и пришлось обойтись без сигареты, хотя едва заметный отголосок неудовлетворенности это в нем оставило.

Никуда не торопясь, они сели на трамвай и покатили к стадиону «Динамо». Там вышли и, миновав короткий и широкий мост через Свислочь, направились в сторону темнеющих невдалеке заводских построек. Туда уводили нити трамвайных рельсов, но трамваи здесь уже давно не ходили, и рельсы словно вели в несуществующее прошлое — в никуда.

Олег на ходу указал на высокое здание, голубым кораблем нависающее над мостом и мягко изогнутой на повороте рекой.

— Наша общага.

Он испытал даже некоторые волнение, когда они поравнялись со входом в общежитие, и в стеклянных дверях стал виден просторный холл.

— Скучаешь? — спросила Диана, с интересом заглядывая ему в лицо.

— Иногда, — сказал Олег. — Впрочем, вру. Всегда.

Он засмеялся.

— Чего ты? — не поняла Диана.

— У нас на вахте сидела Арина Иванова. Мы звали ее Гитлер. Все боялись ее, как огня. Никого из чужих не пропускала, стояла стеной. А была милейшая старушка, и когда умерла, мы ездили ее хоронить.

— Вахтершу? — не поверила Диана.

Олег покосился на нее, хотел что-то сказать, но промолчал. Диана родилась в столице, жизни в общаге не знала, и трудно было ей объяснить, что все, жившие там, считают себя немного семьей. Он многое мог бы ей поведать о своей студенческой жизни, той, которую смело можно было заносить в категорию «счастье». Но вряд ли ее заинтересуют эти рассказы, — их оценить мог только равнозначный по прошлому собеседник. Олег лишь покосился назад, где в зарождающихся сумерках высились голубые стены, и бесчисленные окна смотрели на него глазами оставленных навсегда друзей.

Дольников встряхнулся, отгоняя ненужное, и посмотрел туда, куда с таким энтузиазмом устремлялась его спутница.

Они миновали еще одно общежитие, прошли мимо завода «Кристалл», и вскоре увидели постройки еще одного завода, давно заброшенного, чьи мрачные приземистые стены из красного кирпича покрывали монументальные граффити. Было много света и толпилось множество народа — место было популярным в городе. Олег увидел вывески кафе, столики с посетителями и легкое завихрение у входа в здание с надпись «ЦЕХ».

Диана влекла его туда, вертя головой и испытывая неподдельный восторг — Дольников позавидовал ее энергии. Сам он ничего особенного в окружающей обстановке не видел. Несмотря на то, что разрисованная яркими фигурами улица несколько расширила объем, ощущение тесноты и прибитости не рассеялось. И все же новое поколение находило здесь наглядное выражение своих идей, а спорить с молодежью бессмысленно — их устами говорит современность.

— Круто, да? — воскликнула Диана.

Дольников кивнул.

— Столько народу! Хорошо, что мы пошли. Вот увидишь, тебе понравится.

Олег снова кивнул. Охотнее всего он убрался бы отсюда и посидел в кафе на берегу Свислочи, предаваясь воспоминаниям и болтая с Дианой о пустяках. Но тут не поболтаешь, и он бессильно плыл за ней, пробираясь через толпу и мечтая о том, чтобы все это быстрее закончилось.

«Зачем я согласился? — сердито думал он. — Что я тут делаю, среди этих юнцов и молодящихся старцев?»

Но было поздно отступать. Они уже вошли в помещение, оказавшееся в самом деле старым заводским цехом. Только теперь изнутри оно было отделано ажурным металлом, имитирующим стальные крепления, а кирпичные стены были тщательно отчищены и отлакированы. Повсюду стояли обнаженные девушки, раскрашенные прямо по голому телу разноцветными узорами. Их головы венчали замысловатые прически. Они мило улыбались входящим, ничуть не стыдясь своей наготы, и раздавали бумажные розы.

Показав охраннику на входе пригласительные билеты, девушка потащила Дольникова к стене, увешанной картинками. У первого же полотна толпились зрители. Пробравшись вперед, Дольников увидел изображение неких необыкновенно ярких линий, пятен и подтеков, вызывавших безотчетную тревогу и желание поскорее отвернуться.

— «Мысли визионера», — торжественно прочитала Диана название картины.

Дольников покивал:

— Похоже.

Она глянула на него, засмеялась и пошла дальше. По пути то и дело здоровалась: казалось, всех тут знала. Лица были преимущественно молодые, незнакомые, и Олег лишь вежливо улыбался в ответ, как ребенок, которого мама за руку привела в дамский клуб.

Картины меж тем медленно сменялись, мало отличаясь друг от друга по тематике. Публика гудела и выражала одобрение.

— Художник, — благоговейно сказала Диана, указывая Олегу на высокого мужчину с аккуратной бородкой, стоящего в центре зала.

Возле художника крутились поклонники, в основном, женщины. Должно быть, они говорили ему очень приятные вещи, потому что он с улыбкой откидывал назад голову и любовно трогал свою бородку.

Внезапно Олег увидел Алину. Она стояла в нескольких шагах, в компании друзей, странных существ бесполого вида. Дочь смотрела прямо на него, и Олег понял, что уйти незамеченным не удастся.

Изобразив на лице улыбку, он подвел Диану к дочери.

— Привет, — сказал он нарочито небрежным тоном. — А я вот тоже приобщаюсь к прекрасному.

Он засмеялся и тут же замолчал, чувствуя, как безбожно фальшивит. Хорошо, в зале звучала музыка — какой-то фолк-рок, модный в этих кругах, — и можно было взять небольшую паузу.

Диана с интересом осмотрела Алину. Соперницу она не увидела: Алина была высокой, худенькой, одета с той непонятной претензией на оригинальность, которая лишь отпугивает мужчин. Но что-то Диана поняла, и перевела взгляд на Олега.

— Твоя знакомая? — спросила она.

— Да, — громко сказала Алина. — Старая!

Она насмешливо смотрела на Диану, и презрение все больше проступало на ее детском личике, не тронутом ни каплей косметики.

— Познакомьтесь, — спохватился Олег. — Алина, моя дочь. Это Диана… Диана Князева, коллега.

Алина усмехнулась, слегка склонив голову набок в шутовском поклоне.

— Так вот чьими духами ты пахнешь в последнее время! — тем же громким голосом сказала она.

— А вам не нравится? — с вызовом спросила Диана.

— Нравится, — ответила Алина. — Это он вам купил? Или сами выбрали?

Диана засмеялась:

— А вот это вас не касается.

Смех ее был недобрый — глаза сузились и потемнели.

Друзья Алины собрались в кучку за ее спиной и ждали, чем все закончится. Вряд ли они поняли, в чем дело, но по настроению Алины догадались, что ничего хорошего не происходит.

Дольников решительно встал между дочерью и Дианой.

— Дома поговорим, — сказал он дочери.

Затем крепко взял Диану за руку:

— Мы уходим!

Диана покорилась без лишних слов, и правильно сделала, потому что в этом состоянии Олег был способен на самый неожиданный поступок. Диана угадала это по злому и растерянному выражению его лица, и молча вышла вслед за ним на улицу.

Шагов тридцать Дольников волочил ее за собой, не замечая этого. Но затем она резко остановилась, вырвала руку и расхохоталась. Ее белые зубы сверкали в свете фонарей, и прохожие с улыбкой оборачивались на нее.

— Чего ты? — спросил Олег.

— Ой, не могу! — взялась она за живот. — Папа встретился с дочуркой. Как мило…

— Не смешно, — буркнул Дольников.

Он понемногу остывал. Диана права, ситуация глупая. Не надо было ему сюда идти! Это Диана его затащила, словно нарочно подгадала. А может, так и есть? Олег подозрительно посмотрел на нее, но тут же отогнал эту мысль. Во-первых, она не знала Алину, и состоявшееся знакомство это подтвердило. Во-вторых, для чего ей это нужно?

Он вздохнул и виновато улыбнулся:

— Прости, испортил тебе вечер.

— Нет, что ты! — воскликнула Диана. — Наоборот, ты сделал его незабываемым.

В глазах ее плясали чертики, и Дольников снова нахмурился. Конечно, ей эта встреча видится в комичном свете. А каково ему, она понимает? А если Алина все расскажет матери?

«А может, так даже лучше? — вдруг подумал Олег. — Когда-нибудь это должно было случиться. Почему не теперь?»

Диана коснулась кончиками пальцев его переносицы:

— Не хмурься.

Олег засмотрелся на нее. Она сияла той особой улыбкой, от которой у него щемило сердце, и жизнь словно делала огромный скачок назад. Он обожал эту улыбку. Она снилась ему, и всегда это были его самые счастливые сны.

— Не буду, — пообещал Дольников.

Оглянувшись, он неуверенно спросил.

— Хочешь, вернемся?

Диана отрицательно покачала головой.

— Тогда погуляем?

— Давай.

Сам не зная, почему, Олег повел ее не к стадиону «Динамо», откуда они пришли, а в другую сторону, к старому заброшенному скверу, который находился выше по течению Свислочи. Впрочем, знал, зачем туда идет. Когда-то он гулял там с девушкой, которая любила его, и притяжение этого места оставалось для него по-прежнему неодолимым. К тому же давно здесь не был, и хотелось воскресить старые воспоминания, изгладив тем самым неудачное посещение выставки.

Они прошли по безлюдной улочке, перешли дорогу и спустились к реке. Было очень тихо, в густеющих сумерках едва слышался плеск воды, цепочка фонарей отражалась в темном блестящем зеркале.

Диана молчала, ее обычная говорливость исчезла. Они перешли реку по новому мосту, которого раньше здесь не было. Рядом виднелся еще один, горбатый и явно здесь лишний — кто-то взялся обновлять это некогда необитаемое место не на шутку.

Олег с Дианой медленно пошли по скверу. Дольников помнил, что когда-то здесь была сплошная темнота, довольно романтичная, полная таинственных звуков и запахов. Теперь же повсюду горели фонари, освещая ухоженные дорожки, сбоку тянулась стальная сетка спортивной площадки, а посреди сквера, занимая большую его часть, раскинулась огромная гостиница, похожая на средневековый замок. Заветное место было испорчено навсегда. Время в виде этих построек и мостов будто выдавило все воспоминания, и Дольникову остро захотелось отсюда уйти.

— Мрачновато здесь, — проговорил он.

— Ты не торопишься? — спросила Диана.

— Нет…

— Пойдем тогда на Зыбицкую?

— Пойдем, — чуть помедлив, кивнул Олег.

Ему пришло в голову, что снова соглашается на предложение Дианы, не успев хорошенько все обдумать. Но затем решил оставить свои сомнения. Видимо, так и должно происходить, само собой. Алина, конечно, все расскажет матери. Тем лучше. Ирина легче воспримет то, что он ей сообщит. А ехать домой не хотелось. Возможно, Диана лучше чувствует, что ему сейчас нужно. Он зачем-то пошел с ней в этот глухой сквер, почти побежал, надеясь укрепить здесь свой дух, и не нашел ничего, кроме чужеродности и разочарования. Почему бы не довериться Диане и не пойти на свет, к людям?

— Надеюсь, — сказала Диана, — там мы твою дочь не повстречаем?

Она не смеялась и говорила с опаской.

— Если и повстречаем, ничего страшного, — сказал он. — Все взрослые люди, разберемся. Может, вызовем такси?

— Давай пройдемся, — возразила Диана. — Здесь ведь недалеко…

Чуть ускорив шаг, через десять минут они вышли к улице Первомайской, снова пересекли трамвайные пути, по тихой улице Янки Купалы дошли до цирка, посмеявшись неистребимому запаху зверинца. Затем миновали перекресток и через несколько минут свернули к Зыбицкой, чье шумное дыхание можно было различить издалека.

— Ух ты! — выдохнул Дольников, когда они увидели толпу, медленно шевелящуюся впереди.

Эта улица с недавних пор была отдана в полновластное распоряжение туристов, музыкантов и всех тех, кто любит повеселиться до утра. Если на Октябрьской было многолюдно, то здесь яблоку негде было упасть. Множество людей заполонило неширокую, ярко освещенную дорогу. Двери многочисленных кафе и ресторанчиков были раскрыты. Музыканты, играющие кто на чем, развлекали публику. Зрители подпевали им и танцевали, чувствуя себя совершенно свободно.

Дольникову неожиданно здесь понравилось. Он нуждался сейчас в такой бесшабашной, ни к чему не обязывающей обстановке — Диана как нельзя лучше угадала его настроение.

— Как тебе? — спросила она, когда задержались у троицы музыкантов, играющих на скрипке, баяне и бубне отчаянное попурри из народных песен.

— Отлично! — искренне ответил Дольников.

Вокруг качалась и шумела толпа. Люди радовались музыке, погоде и друг другу, и это было очень приятно. У него появилось ощущение, что попал в компанию старых друзей.

— Давай выпьем чего-нибудь! — прокричал он на ухо пританцовывающей и подпевающей Диане.

Та охотно согласилась, и они вошли в ближайший бар, удачно сев за только что освободившийся столик. Олег заказал официанту с рыжей бородой, заплетенной в две косички, вина и закуски — запеченных бутербродов с сыром и зеленью.

— А лучше, — придержал он официанта, — принесите бутылку шампанского.

Рыжебородый мотнул своими косичками и исчез. Диана блестящими глазами смотрела на Дольникова.

— Что будем отмечать? — спросила она.

В кафе тоже звучала музыка, посетители, перекрикивая ее, не сдерживали голосов, и поневоле приходилась говорить громко.

— Свободу! — с удовольствием прокричал Олег.

— Круто! — кивнула Диана. — Поддерживаю.

Принесли шампанское, и Олег с наслаждением выпил полный бокал. Ему становилось все комфортнее в этом шумном месте, и он пообещал себе стать его завсегдатаем.

«Точно тридцать лет сбросил, — думал он с восторгом, наполняя второй бокал. — Волшебство…»

Олег вдруг поймал взгляд одного из парней, сидевших за соседним столиком. Тот смотрел на него с презрительной усмешкой, и нетрудно было догадаться, чем она вызвана. Диана, конечно. Она слишком молода для него. Разница в возрасте бросается в глаза, и этот юнец дает понять, насколько он смешон в роли кавалера.

— Не обращай внимания, — сказала Диана.

Она тоже все заметила, и строгими, «взрослыми» глазами смотрела на Олега, едва заметно покачивая головой.

«Не реагировать», — напомнил себе Дольников.

— Я в порядке, — сказал он и поднял бокал. — Ну что, поехали?

— Поехали, — улыбнулась Диана.

— За свободу!

— Ага.

Веселье было испорчено. Олег заставил себя не смотреть на соседний столик, но что толку? Взгляд того наглеца так и стоял перед глазами.

«Никакого скачка назад не произошло», — сказал себе Дольников.

Не удержавшись и взглянув на соседей, он увидел, что они высоко — выше голов — подняли рюмки и громко чокаются, хохоча и выкрикивая шумные тосты.

Он вдруг остро позавидовал этим беззаботным мальчишкам. Сидят, галдят, открыто выражают свои чувства. Если бы он действительно был молод, разве усидел бы на месте? Уже вскочил бы и потянул обидчика на улицу. Или устроил бы свалку прямо здесь. В любом случае, не вел бы себя так. Проклятый возраст. А ведь он прав, этот наглец. У него красивое лицо, модная прическа, он высок и строен. Они с Дианой были бы отличной парой. Возможно, ему обидно за нее: нашла себе старика, терпит по какой-то причине, скорее всего, весьма прозаической. И его обида понятна, когда-то Олегу тоже довелось испытать нечто подобное. Но не это главное! А то, что как ни молодись, ни убеждай себя, от возраста не спрячешься и не спрячешь его от других. И надо это признать и смириться, иначе жить не сможешь под этими обжигающими взглядами, которых впереди будет еще так много…

Диана, умница, оживленно болтала, неся какую-то чепуху и притворяясь более пьяной, чем была на самом деле. Дольников благодарно взглянул на нее. Нет, он не отдаст ее никому. Отказаться от нее — значило бы перечеркнуть всю свою прежнюю жизнь. А она чего-то да стоила — хотя бы тех усилий, которые были затрачены на ее преодоление.

Он повернулся и уставился в глаза тому парню, который по-прежнему пялился на них. Тот сначала принял вызов, и даже расправил плечи, но потом что-то дрогнуло в его лице, уши, щеки и лоб налились краской, он медленно отвел взгляд в сторону и сделал вид, что занят разговором с приятелями. И даже громко захохотал, закидывая голову назад и тряся плечами.

— Дурак, — сказала совершенным трезвым голосом Диана.

— Кто? — спросил Олег.

Девушка поморщилась.

— Пойдем отсюда, — сказала она, забирая сумку и поднимаясь. — На воздух хочется.

— Пойдем, — согласился Дольников.

Они еще немного пошатались по Зыбицкой, слушая то одних музыкантов, то других. Диана купила себе сувенир в виде пары миниатюрных лаптей, они добрели до конца улицы и вышли к Хлусову мосту. Впереди лежала узкая горловина реки, сжатая с обеих сторон обводами набережной. Правее моста светились огни Троицкого предместья — убежища городских романтиков. На горе высилась белая громада Кафедрального собора, как бы присматривающего за той странной деятельностью, что кипела внизу.

Диана на ходу вызвала по мобильному приложению такси, и через пару минут оно остановилось возле них.

— Какая удобная стала жизнь, — пошутил Дольников, когда они стремительно покатили по ярко освещенной улице.

— А ты не рад? — засмеялась Диана, прижимаясь к нему.

Олег обнял ее за плечи и поцеловал, стараясь не замечать в зеркале взгляда шофера, кряжистого мужчины с выпуклым затылком. Но если Диана действительно не обращала ни на кого внимания, то он «обращал», и осознание этого то и дело заставляло его чувствовать свое несоответствие тому образу жизни, который он пытался вести. Это вносило некий ложный оттенок во все, что бы он ни делал, и внушало мучительное желание от него избавиться, как от какого-то точно неустановленного, но приносящего постоянный дискомфорт недуга. Вдобавок Олег не мог выкинуть из головы того наглого юнца из бара — так и видел перед собой его насмешливое лицо и пышную челку над загорелым, без единой морщинки, лбом.

«А что мне надо было делать? — спросил он себя. — Затеять с ним драку? Глупо. Что-то сказать? Что? Нет, все не то… Надо как-то измениться самому. Но как?»

— Да не думай ты о них, — прошептала Диана, погладив его по щеке. — Забудь.

— Забыл, — ответил Дольников, как всегда засмотревшись в ее глаза, в которых сотнями дробились огоньки пролетавших мимо улиц.

— А вечер был чудесный, правда? — спросила Диана и нежно улыбнулась.

— Правда, — улыбнулся и Дольников. — Спасибо…

— Рада стараться, мой командир.

Ее белые зубы блестели, как у мулатки, глаза сияли разноцветными огнями. Олег пригнулся к ней ближе. От ее кожи, волос шел такой запах, что он, уже ни о чем не думая, обнял ее за талию, притянул к себе и стал целовать с таким жаром, точно она его жена, а он — молодожен, сгорающий от нетерпения.

В какой-то миг оторвавшись от Дианы, он снова увидел в зеркале взгляд шофера и, неожиданно для себя, подмигнул ему.

Шофер тут же отвернулся, и Олег испытал ликующее чувство освобождения.

«А может, получится? — подумал он в каком-то грозном веселье, памятном ему по той жизни, в которой он не боялся ничего на свете. — Может, еще не поздно?»

Он перевел взгляд на Диану, лежащую в его объятиях, — юную, отважную, бесконечно ему преданную.

«А она мне в этом поможет! И вместе мы устроим нашу новую жизнь. И все будет хорошо».

Глава третья

Утром Дольников зашел к дочери. Алина сидела на тахте, опершись спиной о валик, и рисовала карандашом в большом блокноте. Увидев отца, она сжала губы и закрыла блокнот.

— Что делаешь? — спросил он.

— Ничего, — ответила Алина. — Жду завтрак.

— А…

Олег уже жалел, что зашел. Но надо было поговорить о вчерашнем, он сам себе пообещал это сделать. Стоя в дверях под выжидательным взглядом дочери, он смотрел на стену, где вразнобой висели ее картины и рисунки. Несколько холстов стояли на полу, повернутые к стенке. На столе лежали кисти, карандаши, тюбики с краской, какие-то ножички и скребки. Впрочем, беспорядка не наблюдалось, Алина с детства отличалась аккуратностью и была примерной ученицей в школе. Тем более Олега изумляли ее работы: какие-то ни на что не похожие существа, от которых побыстрей хотелось отвернуться, диких расцветок пейзажи, карикатурные здания. Откуда она все это брала?

Дольников не считал себя ретроградом. Стараясь лучше понять дочь, он прилежно изучал различные художественные направления и мог без труда отличить Кандинского от Малевича или Пикассо от Ренуара. Многие художники ему нравились, порой он подолгу не мог отвести взгляд от лилий Моне или портретов Сезанна, которые прилежно скачал из интернета. Он даже находил известную гармонию в сочетаниях геометрических нагромождений авангардистов и в дробящихся фигурах кубистов. Не чуждался и сюрреализма, но его отнюдь не приводили в трепет фантазии Дали или Магритта. Но то, что делала его дочь, отличалось от всего известного ему, в том числе и самого передового, и напоминало судорожное желание покрыть чистое поле хоста как можно более разнообразным слоем краски, не заботясь о том, что этот слой изображает. Особенно поразила небольшая работа Алины, в которой нелепое нагромождение тускло-зеленого и потеков грязно-бурого называлось поэтическим словом «Дождь». Олег заметил, что правильнее было бы назвать эту картину «Грязь», после чего Алина стала умолкать, едва он заводил разговор о ее занятиях живописью. А «Дождь» повесила на самое видное место, не то в пику отцу, не то как самое большое достижение. Олег и сейчас невольно посмотрел на него, едва удерживая желание поморщиться, и это, несомненно, не укрылось от взгляда Алины.

— Я хотел с тобой поговорить, — начал Олег. — О том, что было вчера…

— А она красивая, — перебила его Алина. — Поздравляю.

Она произнесла это довольно громко, и Олег придавил спиной дверь. Ирина была в кухне, но могла слышать их разговор.

— Ты все-таки держи себя в рамках, — попросил он, избегая прямого взгляда дочери.

Алина молчала, глядя на него и словно прячась за поднятые колени. Она вдруг показалась ему каким-то маленьким, испуганным зверьком, затаившимся в предчувствии беды. Он увидел эти острые коленки, еще совсем детские, бледное худое личико, и ему захотелось подхватить ее, прижать к груди, успокоить, защитить.

«Защитить? — подумал он, подавляя это незваное, мешающее сейчас чувство. — От кого? От самого себя?»

— То, что ты видела… нас, — заговорил он, тщательно подбирая слова, — это ничего особенного…

— Да, ладно, папа, — сказала Алина. — Я не маленькая. Все понимаю.

— Ничего ты не понимаешь! — разозлился Дольников.

Алина странно смотрела на него, будто видела в первый раз. Точно так же, вдруг вспомнил Олег, она смотрела на предметы, когда рисовала их: прямо и одновременно как бы насквозь. Это было не очень приятное чувство, ощущать себя объектом чьего-то прикладного интереса. Он растерялся, — в таком ключе они еще никогда не разговаривали.

— Ты разведешься с мамой? — спросила Алина.

Дольников покосился на дверь за спиной.

— Ну почему сразу разведешься…

— Точно, разведешься, — кивнула сама себе Алина. — И уйдешь от нас?

— Алина! — взмолился Дольников.

— Когда? — продолжала дочь.

— Алина! — уже с угрозой сказал он.

— А, делай что хочешь. Только маму не обижай.

— Ты ничего ей… не рассказывала? — спросил Олег, понижая голос.

— Я же говорю, не маленькая, — ответила дочь. — Сами разбирайтесь.

Она открыла блокнот и снова начала в нем что-то рисовать, двигая рукой с излишней плавностью. Волнуется, понял Олег. Обычно она орудует карандашом гораздо энергичнее.

— А ты действительно повзрослела, — сказал он грустно.

— Ага, — не глядя на него, отозвалась она. — Главное, ты маму не обижай.

Олег повернулся к дверям.

— И расскажи ей все сам, — добавила Алина. — Потому что если ты не расскажешь, это сделаю я.

Дольников замер, стоя лицом к двери.

Алина молчала. Слышно было, как скрипит карандаш по бумаге.

— Хорошо, — сказал Олег. — Я все ей расскажу. Если ты настаиваешь…

— Настаиваю.

Олег помолчал, открыл дверь и вышел из комнаты.

В кухне гремела посудой Ирина. Пахло гренками, какао и яичницей с ветчиной — Ирина готовила дочери и мужу отдельные завтраки.

«Что я ей скажу? — подумал Олег, не представляя, как сейчас вторгнется со своим признанием в эти мирные, домашние заботы. — Зачем? Но Алина сказала… Да, она действительно расскажет. Значит, нужно самому… А может, так лучше? Все равно это случилось бы. Какая разница, в этот раз или в другой? Тянуть — только себя мучить. Решение ведь давно принято. Тогда…»

Не закончив своей мысли, Дольников шагнул в кухню.

Ирина как раз снимала с плиты сковородку с яичницей. Тарелка с гренками уже стояла на столе, остывала для Алины. Не хотелось ей мешать в эту минуту, и Олег сел на стул, чувствуя себя донельзя глупо и совершенно не представляя, что он должен говорить. Ужас от того, что должно произойти, вдруг сковал его, точно морозом, и если бы не обещание Алины, он отложил бы этот разговор до лучших времен, с облегчением приступив к завтраку. Но слова дочери отрезали путь к бегству, и хотелось, наконец, положить начало своей новой жизни, о которой он столько думал в последнее время, и поэтому выходило, что отступать некуда, и надо произнести эти роковые слова, а дальше — будь что будет.

— Ты чего? — не оборачиваясь, спросила Ирина. — Я же еще не звала. Или сегодня торопишься?

— Нет, — ответил Олег. — Я… Нам надо поговорить.

— Говори, — отозвалась она, стоя к нему спиной.

— Ты не могла бы… — начал Олег.

Но Ирина поставили перед ним тарелку с дымящейся яичницей, вручила вилку и снова отвернулась.

— Ира! — сказал напряженным голосом Дольников.

Жена замерла, затем медленно повернулась.

— Что?

Дольников снова струсил. Теперь, когда она смотрела в глаза, произнести эти слова казалось ему чем-то немыслимым, чем-то сравнимым с тем, если бы он сейчас взял нож и воткнул в нее, точно в неживое тело. А она была живой, и смотрела на него знакомыми серыми глазами. Лицо ее, обычно сердитое, было почти таким, как в молодости, когда они могли просто разговаривать, не волоча каждой фразой обиды, точно гири, и смеялись над шутками друг друга без выискивания в них подвоха. И верили, что каждый делает жизнь другого чуточку лучше — сейчас и навсегда.

«Как это у них так просто получается в кино? Это же невозможно. Просто НЕВОЗМОЖНО», — думал Дольников, глядя в глаза жены.

— У тебя рак? — спросила она с улыбкой.

Это подобие шутки — Ирина часто так шутила в последнее время — привело его в чувство.

— Нет, — сказал он и неловко пошутил в ответ. — У меня хуже.

— Что же может быть хуже? — спросила она.

— У меня другая женщина, — проговорил скрипучим голосом Дольников.

— Чем же это хуже? — удивилась жена. — Радоваться надо, мужчина!

— Ира…

— Поздравляю тебя. Так держать.

Ирина вскинула сжатый кулак, затем отвернулась к столу и принялась что-то мелко нарезать на разделочной доске.

— Ты не удивлена? — спросил Дольников, помолчав.

— Нет, — бросила Ирина. — Я знала.

— Как… знала?

— Так.

Она снова повернулась к нему.

— Какая-то милая женщина позвонила мне с месяц назад и сообщила, что у тебя роман с молодой сотрудницей, Дианой, кажется?

«Это Филонова, — подумал Олег. — Больше некому…»

Он молчал, не представляя, что нужно говорить в такую минуту. Молчала и жена, глядя на него. Пауза становилась все более затянутой, и служила явно не в его пользу.

— Но почему ты… ничего не сказала? — выдавил наконец из себя Дольников.

— А что я должна была говорить? — пожала плечами Ирина. — Выспрашивать подробности? Нет уж, уволь. И потом, я подумала, что это пустая сплетня и не придала значения…

Внезапно голос ее дрогнул, она отвернулась, и Дольников с ужасом подумал, что сейчас она разразится рыданиями. А он не будет знать, что делать. То ли успокаивать, прыгая вокруг нее и бормоча слова извинения, то ли молча сидеть и ждать, чем закончится этот приступ. Или в панике бежать.

Но Ирина просто замолчала, возясь на столе с продуктами. Только сейчас Дольников заметил, что она готовила салат из каких-то зеленых листьев и стеблей — видимо, для своей диеты.

Ее хладнокровие в такую минуту поразило его. Конечно, ему не хотелось слез, и он был рад, что все обошлось, но все-таки мастерить как ни в чем не бывало салат, когда происходит крах ее семейной жизни — это было что-то запредельное.

— Ты женишься на ней? — спросила она вдруг.

— Не знаю… — проговорил застигнутый врасплох этим вопросом Олег.

— Женись, — сказала Ирина. — Веди себя как порядочный человек.

Она снова повернулась к нему. Глаза ее странно блеснули, не то насмешкой, не то еще чем-то, чему Дольников не смог бы найти название, да и не хотел — уж больно тяжело ему смотреть на нее. Нет, не железной она была, понял он с облегчением и каким-то неведомым ему тоскливым злорадством. Возможно, каждый день весь последний месяц она ждала этого разговора и успела к нему подготовиться. Она всегда выставляла себя сильной и гордилась этим. Она «тащила» семью, «тащила» в большой торговой фирме весь бухгалтерский отдел, редко жаловалась на болезни и умела добиваться своего. Она считала, что Олегу повезло с ней, и за годы семейной жизни сумела внушить ему эту мысль настолько, что он стал считать ее своей. Но все же она была женщиной, уязвимой и слабой, такой же, в сущности, как все, и ждать от нее снисхождения не приходилось. Что она немедленно и доказала.

— Полагаю, ты освободишь нас от своего присутствия? — взяв столь ненавистный Олегу насмешливый тон и уже не оставляя его, спросила она.

— Да, — ответил он. — Конечно. Я понимаю…

— Ничего ты не понимаешь!

Дольников поежился под ее взглядом.

— Я завтра или послезавтра перееду. Надо еще квартиру подыскать…

— Подыщи, — кивнула Ирина.

Он решил не поддаваться ее тону и не вступать в перепалку, которую ей, видимо, страстно хотелось затеять.

— Машину, если ты не возражаешь, я оставлю себе.

— Не возражаю, — усмехнулась каким-то своим мыслям Ирина.

— Все равно ты водить не умеешь, — примирительно добавил Олег.

— Прости, не научилась до сих пор.

— Ира, ну зачем ты так?

— Ах, да не нужен мне твой металлолом! — воскликнула она. — Успокойся.

— Спасибо, — пробормотал уязвленный ее очередной насмешкой Олег.

— Ты ешь, — напомнила Ирина. — Остынет.

— Да, — кивнул Олег, радуясь тому, что она меняет тему. — Спасибо.

— На здоровье, дорогой!

Он с грохотом отбросил вилку.

— Перестань!

— А то что? — прищурилась Ирина.

— Ничего, — пробурчал Олег.

Он понял, что здесь надо действовать иначе. Он, конечно, виноват перед ней. Но и она, если подумать, сделала немало для того, чтобы этот разговор состоялся. Поэтому нечего сидеть перед ней, как двоечник перед директором школы, потеть и заливаться краской. Они равны в своей правоте, и все, что ему остается сделать, это выдержать ровный тон и уйти без унизительных сцен. Возможно, ей эти сцены жизненно необходимы, и даже придадут сил в той борьбе, которую предстоит вести. И он ей сочувствует, видит Бог! Но его — увольте. И потом, надо же себя помнить! То, что годится для тридцатилетних, в их возрасте просто смехотворно. Неужели она этого не понимает?

— Я думал, мы договоримся обо всем, как взрослые люди, — пробормотал он, устремляя взгляд в окно, мимо лица Ирины.

— Знаешь, взрослый человек, — сказала жена. — Не думай, что для тебя все это так хорошо закончится.

— Что ты имеешь в виду? — насторожился Олег.

Ирина улыбнулась.

— Не бойся, я не буду тебя изводить своей местью. Наверное, я постараюсь тебя поскорее забыть…

— Ира…

— Подожди. Я закончу. Да. Так вот, не думай, что там… с ней тебя ждет сказка со счастливым концом.

— Ну, зачем ты об этом? — жалея ее, пробормотал Олег.

— Ты ничего не понимаешь в женщинах, смею тебя заверить, — с надменной важностью проговорила она. — А я знаю тебя много лет…

— Да, к сожалению, — брякнул, не выдержав, Дольников.

Ирина осеклась и с такой болью посмотрела на него, что он едва не бросился к ней с мольбами о прощении.

— Вот видишь, — усмехнулась она. — Ты — слабак.

— Что?

Дольников встал со стула, высоко подняв голову, и посмотрел на жену. Она спокойно приняла его взгляд, и снова насмешка блеснула в ее глазах.

Олег ощутил приступ ярости. Оказывается, она смеется над ним! А он вздумал ее жалеть.

— Сколько ей лет? — спросила Ирина.

— Не твое дело, — с ненавистью ответил Олег.

— Надеюсь, она не ровесница нашей дочери?

— Главное, что она не ровесница тебе! — выкрикнул ей в лицо Дольников.

— Сволочь! — с кривой улыбкой сказала жена.

— А ты… — задыхаясь, начал Олег. — Ты…

Внезапно понял, что она добилась своего. Играючи, подвела к самому краю, и он вот-вот готов был сверзиться в пропасть банального скандала и взаимных оскорблений. И все, что он пестует в душе с такой нежностью и надеждой, станет очередной «историей», такой же тривиальной, как сотни и тысячи подобных ей. И все на потеху этой бабе!

Усилием воли взял себя в руки.

— Спасибо за завтрак, — сказал Дольников.

— Доел бы, — ответила Ирина. — Пропадет.

Олег повернулся и вышел из кухни.

«Надо остановиться, — сказал он себе! — Сказано все, что нужно было. И даже лишнее, увы. Но это можно списать на нервы — не каждый день такое случается. И на этом покончено. Теперь необходимо действовать, хладнокровно и целенаправленно. Слова ничего не решают. Только действие.

Но какова Филонова? — подумал вдруг. — Не выдержала, позвонила… Впрочем, может, и не Филонова, в редакции полно стареющих истеричек… Нет, это Филонова. Я со всеми живу мирно, и только ей неймется. Не может простить… Вот и Ирина завелась. Зубами вцепиться была готова. Все они одинаковые!»

Он быстро собрался, на секунду задержавшись в прихожей. В кухне было тихо. Ни единого звука не доносилось. Он опять испугался и почувствовал желание прокрасться на цыпочках и посмотреть, что делает жена.

Внезапно открылась дверь, и дочь настороженно выглянула из комнаты. Она внимательно посмотрела на отца, хотела что-то спросить, но вместо этого только плотнее сжала губы.

— Вот и все, доча, — сказал, криво усмехнувшись, Дольников. — Твое задание выполнено.

— Угу, — не разжимая губ, отозвалась Алина.

В глазах ее мелькнуло замешательство, и снова она напомнила маленького испуганного зверька. Видимо, вести себя как взрослый человек на словах было легче, чем на деле.

Дольников хотел ее приободрить, но не нашел нужного слова. Как всегда, оно придет позже, когда в нем не будет нужды, а пока он смог лишь сочувственно улыбнуться: крепись, мол.

— Ты на работу? — уточнила Алина.

— Да.

Дочь еще что-то хотела спросить, но тут из кухни послышался спокойный голос Ирины:

— Алина, иди завтракать.

— Иду, мама, — отозвалась она и ушла в кухню.

«Пора», — сказал себе Дольников.

Он взял сумку и открыл дверь. Из кухни слышались негромкие голоса — мать и дочь о чем-то разговаривали. Никто его не окликнул, не задержал. Впрочем, наивно было бы на это надеяться. Теперь он сам по себе, они — сами по себе.

«Они, — подумал он. — Я и они. Как странно».

У него вдруг возникло острое желание вернуться в кухню, перевести все в шутку, бухнуться на колени, сделать невесть что, только бы обратить ситуацию вспять, чтобы все осталось, как прежде. И чтобы исчезло это тянущее чувство вины, от которой уже давило сердце и липла мокрой тряпкой к спине рубашка.

Едва удержавшись от этого порыва, он закрыл за собой дверь, ухватился за перила и, ступенька за ступенькой, пошел вниз. Гудел лифт, напоминая, что есть более легкие пути к бегству, но он, как-то враз отупев, тяжело шагал по лестнице, по которой обычно сбегал вниз, гордясь своей легкостью и молодостью.

На улице ему стало легче. Солнце наполняло пространство между домами прозрачным сиянием. Ярко зеленели деревья, для которых все еще продолжалось лето, и люди спешили по своим делам, радуясь этому солнечному утру, обещавшему не менее чудесный день.

«Все хорошо, — сказал себе Олег. — И все уже позади. Ты молодец, справился. И даже скандала избежал. Надо будет рассказать Вадиму… Нет, ему пока ничего не надо говорить. И вообще никому. И Диане тоже. Я сделаю ей сюрприз, и она узнает все сразу. Да, именно так. Сюрприз. Отличная мысль!»

Сегодня он решил взять машину, полагая, что она ему пригодится. Машина стояла в пяти минутах ходьбы на охраняемой стоянке. Включив зажигание, Олег услышал ровный тон заработавшего мотора, и это неожиданно сильно ободрило его. Уже не один! Старый друг, его «форд», которому лет почти столько, сколько Алине, и который давно пора менять, выступил верным союзником, и поддержка этой заслуженной колымаги оказалась удивительно кстати.

— Здорово, брат, — растроганно сказал Олег, поглаживая ладонью панель приборов и похлопывая по баранке. — Я тоже соскучился. Сегодня покатаемся. Смотри, какая погода!

Он включил радио — и снова улыбнулся. Песня его молодости, «Boys» незабываемой Сабрины. Группа поддержки ширилась! Сделав погромче, вырулил со стоянки, влился в поток машин и покатил по залитому солнцем Логойскому тракту, обгоняя трамваи и проскакивая светофоры с лихостью человека, оставившего позади все сомнения.

Но, странное дело, чем дальше летел он под веселые песенки, в изобилии исторгавшиеся приемником, тем больше казалось, что вопросы обступают его со всех сторон, как часто стоящие деревья. В голове вспыхивало и пульсировало одновременно. Тут и проблема развода с Ириной, и ее здоровье — у нее слабое сердце, и дележка жилья, — а имел ли он на это право, прежде всего, моральное? И мучило то, что он оставляет Алину, такую еще юную, незащищенную.

У Дианы тоже не было отца. Правда, он умер, когда она была совсем крошкой, и ее с сестрой растила мать. Кто знает, возможно, она будет даже сочувствовать Алине, что не слишком положительно отразится на их отношениях.

Поиск жилья тоже занимал Олега, и сокращение доходов вследствие этого, и сомнения в том, захочет ли Диана жить с ним на съемной квартире? Видимо, придется в скором времени брать ипотеку, а это непростые хлопоты. А как к их с Дианой союзу отнесутся коллеги и, прежде всего, шеф, человек старых взглядов? Найдет ли он общий язык с матерью Дианы, которая младше его по возрасту? И чем это все в итоге закончится?

Вопросы, вопросы, они окружали его, словно густой лес. И как он ни стремился вперед, к свету, казалось, что вокруг становится только темнее. И лишь один просвет был в этом лесу — Диана. Она стала его путеводной звездой, его верой и оправданием, и только к ней летел он в это утро, убегая от одиночества, испуга и тоски.

На планерке Олег то и дело присматривался к Филоновой. Хотел понять, она ли была той «милой женщиной», которая звонила Ирине, и исследовал ее поведение сегодня с особым вниманием. Но Филонова вела себя как обычно. Во всяком случае, ничего такого, что выдавало бы в ней анонимного доброжелателя, Дольников не заметил. А все его попытки проникнуть ей под черепную коробку привели к тому, что она стала отвечать ему удивленными взглядами и незаметно оглядывать себя в поисках изъянов в одежде.

Дольников на всякий случай перевел взгляд в другую сторону и вдруг подумал о том, что, в сущности, любая из сидевших здесь женщин, могла сделать тот звонок. Например, Людмила Михайловна Крохина, старейшая сотрудница газеты, не пропускавшая ни одной планерки, где ее воспринимали в качестве добровольного надзирателя. Под ее сладкой улыбкой таилось лицемерие опытной интриганки, не зря ее как огня боялись молодые журналисты. Пришедшая из эпохи партийных собраний и помнившая, как рьяно тогда боролись за моральный облик строителя коммунизма, Крохина запросто могла взять на себя обязанности вершителя правосудия в отдельно взятом коллективе.

Или Кудряшова, начальник отдела экономики, трое детей, муж бросил, бьется как рыба об лед, лицо высохло от яростной ненависти к жизни, мужчин на дух не переносит, хотя, Дольникову доложили, зарегистрирована на сайте знакомств. Или Михайленкова, некрасивая до того, что давно махнула на себя рукой, ходит словно пугало, но Дольников замечал, как она порой взглядывает на него, точно хочет вспрыгнуть ему на грудь. А ведь здесь только малая часть редакции, есть еще бухгалтерия, рекламный отдел, технический, и везде — женщины. А красавица-секретарша Наталья, которая, разведясь с мужем-изменщиком, имеет свое представление о семейной жизни…

— Теперь по завтрашнему номеру, — сказала Филонова и посмотрела на Дольникова.

Он так задумался, что не сразу услышал ее. Хотя, в отсутствие шефа, старшинство за столом принадлежало ему, но его невнимание к происходящему могло быть истолковано более чем превратно.

— Олег Петрович! — повысила голос Филонова.

— Да, Светлана Андреевна? — очнулся Олег и с недоумением уставился на нее.

— Номер! — напоминала Филонова.

В ее взгляде мелькнула ирония — она словно поняла, о чем думал Дольников. Тот с досадой сообразил это, придвинул к себе план и откашлялся, пытаясь под изучающими и недоверчивыми взглядами коллег сделать вид, что задумался над проблемами газеты. Все словно ощерили зубы, как собаки в предвкушении сладкой косточки, и Олег кожей почувствовал их жадный интерес.

— На первой полосе пойдет большой снимок Шмелева и анонсы ударных статей, — начал он, быстро входя в привычный ритм. — На второй — итоги встречи президента с представителем Евросоюза…

Он постепенно успокоился и увлекся работой. Глаза собравшихся потухли, все поскучнели и ждали, когда можно будет разойтись. Мирончик, который всегда садился сбоку, откуда ему удобно было за всеми подсматривать, поблескивал очками, но опасности этот блеск не таил.

Олег в темпе закончил планерку и направился в свой кабинет. За ним увязалась Филонова, и они еще минут тридцать уточняли рабочие вопросы. Она была ровна, уступчива, никакой провокации Олег в ее поведении не усмотрел, и расстались они вполне дружелюбно.

— Наконец-то она убралась, — сказала ревниво Диана, входя в кабинет. — Думала, до обеда будет сидеть.

— Ты почему на планерке не была? — спросил строго Дольников.

— Ой, простите, Олег Петрович! — всплеснула руками Диана. — Не успела, материал заканчивала.

— На планерки надо ходить, — сказал Дольников. — Я тебе сколько раз говорил! А потом будешь жаловаться, что Крохина на тебя ябедничает.

— Ай, — махнула рукой Диана, — пускай ябедничает. Я ее не боюсь. Я никого не боюсь. Ты же защитишь меня, правда?

Она обвила руками шею Олега, заглянула в глаза. Он ощутил тяжесть ее тела, упругость молодой груди, услышал знакомый запах — и все сразу стало неважным. Хотелось лишь держать ее в руках и любоваться улыбкой, от которой все его страхи улетучивались сами собой.

«Зачем я себя накручиваю? — подумал он. — Все будет хорошо, в этом нет никаких сомнений».

Он осторожно снял ее руки со своих плеч, многозначительно посмотрел на дверь.

— Все поняла, мой командир! — засмеялась Диана. — Ваша репутация — прежде всего.

— И ваша, между прочим, тоже, — проворчал Дольников с улыбкой.

— Как дома? — спросила Диана, садясь на стул.

На ней сегодня были узкие брючки кирпичного цвета и малиновый топ, которые подчеркивали совершенство форм. Смотреть на нее было до того приятно, что Олег едва не краснел, скользя взглядом по плечам и глубокой ложбинке груди.

— Дома все хорошо, — ответил он, машинально защищая свой старый мир, которого, увы, уже не существовало.

— Как дочка? — вновь поинтересовалась Диана.

Олег поморщился — ну зачем она туда лезет? Понятно, что ей любопытно, чем закончилась их вчерашняя встреча. Но должна же понимать, что не обо всем ему хочется говорить!

С другой стороны, учитывая их отношения, она имеет право знать все. На миг почувствовав искушение, Олег испытующе посмотрел на нее. Ему вдруг захотелось выложить ей всю правду: и о разговоре с дочкой, и, главное, о разговоре с женой. Все равно придется открыться, так почему не сейчас?

Но затем вспомнил о своем желании сделать ей сюрприз и промолчал. Нет, не сейчас. Во всяком случае, не утром, когда впереди рабочий день, а в дверь то и дело входят озабоченные сотрудники. Надо улучить момент, все предварительно подготовив, и тогда, в благоприятной обстановке, спокойно и неторопливо обо всем поговорить.

— Хорошо дочка, — сухо сообщил Дольников.

Диана, чутко ждавшая его ответа, отчего даже наклонилась вперед, разочарованно выпрямилась.

— Ну, и хорошо, если хорошо, — откликнулась она.

Олег видел — ее интерес не поддельный. Она словно даже обрадовалась, что не последовало никаких тяжких откровений. На миг в нем шевельнулись смутные подозрения, но не успел уловить их — в кабинет зашли посторонние, а потом и вовсе о них забыл. Но в памяти застряло: не так должна была она реагировать. Такой ответ был ей почему-то на руку, но почему? Все это мелькнуло и исчезло, закрутили рабочие дела, другие вопросы, и Дольников целиком погрузился в них, лишь изредка чувствуя странный зуд в глубине сознания, но не понимая, что его вызывает, и отгоняя его, как отгоняют докучное насекомое, не видя его, но злясь от постоянности его присутствия.

— Послушай, — сказала Диана, — я на выходные хочу побыть дома.

— А что такое? — удивился Дольников.

— Да… — замялась она и тут же рассмеялась. — Это тебе неинтересно. Мама попросила. Родственники приезжают, надо встретить, то да се…

Выходные Олег планировал провести с Дианой. Теперь, когда он был фактически свободен, ничто не мешало им быть вместе хоть круглые сутки. И ее слова в первый момент огорчили его. Но тут вспомнил, что готовит ей сюрприз, а значит, все выходные дни он сам будет занят по горло — хорошо, если справится.

— Ладно, — сказал он, — делай свое «то да се».

— Ты хотел встретиться?

— Конечно, хотел! Я всегда хочу.

— Я не могу отказать маме…

— Я все понимаю, ты же знаешь.

— Знаю! — улыбнулась Диана.

— Ну и встречай своих родственников.

— А ты?

— А я буду рыдать от горя.

Лицо Дианы исказилось, обозначив намечавшуюся складочку на переносице:

— Не говори так.

— Не буду, — успокоил ее Олег. — Я же пошутил! Найду, чем заняться. Взрослый дядя. Переносица Дианы разгладилась, но теперь поджались губы:

— Вечно ты со мной, как с маленькой!

— Ты и есть маленькая, — засмеялся Дольников.

Диана посмотрела на него сердитым взглядом. Олег не понял его значение, но что-то она хотела им выразить, помимо неудовольствия его замечанием.

— Зря ты так, — сказала излишне спокойным голосом.

— Может и зря, — согласился Дольников. — Знаешь, ты так молода…

Диана метнула в него бешеный взгляд, и Олег прикусил язык.

«Что на нее нашло?» — подумал он, ощущая некоторую растерянность перед этой необъяснимой яростью.

— Ладно, все мы немного устали, надо отдохнуть, — быстро проговорил он. — Значит, ты к маме и родственникам, а я…

Он простучал короткую дробь по крышке стола.

— А я на диван к телевизору.

Дольников улыбнулся, смягчая некоторое напряжение в разговоре, которое возникло, что называется, на ровном месте, но искорки от него заметно посверкивали в воздухе.

— Знаешь, — сказала вдруг Диана, — я тебя очень люблю. — И хочу, чтобы ты всегда знал это.

— Хорошо, — кивнул Олег. — Буду знать. Спасибо.

Последнее слово прозвучало глупо, и Дольников поспешил исправиться.

— Я тебя тоже люблю, — сказал он тихо и максимально серьезно. — Ты даже не представляешь, до какой степени изменила мою…

В кабинет вошел фотограф Шмелев, и разговор прервался. Затем Олега вызвал редактор, и он вышел минут на двадцать. А когда вернулся, Дианы в кабинете уже не было. Лишь на экране компьютера маячил подмигивающий смайлик, оставленный ею на прощание.

Улыбнувшись, Дольников вдруг задумался, почему она выбрала именно это смайлик? Почему не простая улыбка, а вот это подмигивание? В чем подвох? Но затем решил, что просто хотела поднять ему настроение.

«Не надо быть таким подозрительным, — подумал он. — Девочка просто дурачится. И вообще, не ищи врагов. Даже среди врагов. В конце концов, людям свойственно заблуждаться. В том числе и тебе».

Успокоив себя этой не слишком мудреной сентенцией, он сосредоточился на работе, а когда до обеда оставалось минут двадцать, подхватил сумку и, воровато оглядываясь, вышел из кабинета. Собственно, волноваться не было повода, никто не знал, куда он идет и чем собирается заняться. Но ему казалось, что лучше действовать как можно незаметнее, и потому вздохнул с облегчением лишь тогда, когда сел в свою машину и вырулил с казенной стоянки на проезжую часть.

— Поймите, — говорила виноватым голосом женщина с усталым лицом, — сейчас самый сезон! Начало учебного года. У меня пять тысяч студентов без жилья! Если бы вы хоть на месяц раньше…

Дольников растерянно смотрел на женщину, которую звали Жанна, и молчал. Он явился в агентство по найму недвижимости с надеждой, что завалят предложениями. И совершенно не учел, что может попасть в цейтнот. Риелтор не врала. Он видел очередь в коридоре, слышал, как кричит в трубку второй риелтор, такая же уставшая немолодая женщина, и понимал, что найти выгодный вариант будет сложно.

— Мне подходит любой район, — сказал он. — Но, конечно, не Шабаны и не Колодищи…

Он улыбнулся. Жанна слушала его внимательно, но даже не пыталась изобразить улыбку.

— В Колодищах как раз есть неплохая квартира, — заметила она. — Даже две.

— Нет, давайте поближе, — попросил Дольников. — Пусть это будет дороже, но только в пределах кольцевой. Я готов на любые условия.

— Все готовы, — пробормотала Жанна.

— Так уж и все? — не поверил Дольников.

— Хорошо, — вздохнула специалист по устройству чужого быта. — Давайте паспорт. Будем оформлять договор.

Дав Олегу подписать договор и приняв у него деньги — восемьдесят рублей, что неприятно удивило Дольникова, — она взяла общую тетрадь, где у нее были записаны адреса и телефоны владельцев квартир, и принялась их терпеливо обзванивать. Она сделала пять звонков, и на все получила отказ.

— Если бы немного раньше, — как мантру повторяла она, листая свой каталог. — Было столько предложений. А сейчас студенты идут толпами, попробуй всех засели. Хотя бы на две недели раньше!

Олег потихоньку цепенел под этими заклинаниями. Бежать в другое агентство бессмысленно, там, скорее всего, та же ситуация. И что делать?

У него имелся запасной вариант: позвонить Вадиму и сказать, что он поживет у него какое-то время, возможно, не один. Через месяц-два поток студентов иссякнет, и тогда можно будет найти подходящий вариант. Он вряд ли будет возражать, ему эта квартира не нужна. И даже, возможно, рад будет оказать услугу, тем более, что она ему ничего не будет стоить. Но… Так не хотелось просить лишний раз, одалживаться. Верховцев, конечно, отличный парень и надежный друг. Но в том-то и дело, что лучше решать самые важные дела без друзей, особенно, такого рода. Будет ерничать, подшучивать, давать советы, лезть в их с Дианой отношения на правах благодетеля.

Нет, исключено! Лучше уже в Колодищах…

— Мне нужен только частный дом, — втолковывал второму риелтору клиент за соседним столом, сменивший предыдущего. — Мы с женой жили в своем доме. Поэтому нам ищите только частника. Нам эти квартиры сто лет не надо.

— А полдома пойдет? — спрашивала риелтор, ничему не удивлявшаяся, как психиатр в клинике.

— Пойдет, — кивал клиент, парень лет тридцати, лысоватый, полный, очень суетливый. — Главное, чтобы вход отдельный. А если сдадут еще часть огорода, просто супер! Я дальнобойщик, сюда на фирму устроился, часто в разъездах. А жонке надо чем-то заниматься, пока меня ждет. Вот огород самое то…

У него был смешной провинциальный акцент, и он сильно волновался, утирая скомканным платком красное курносое лицо.

«Человек приезжает в столицу, начинает новую жизнь, — подумал Дольников. — Вот и я начинаю. Как странно это все. Будто мне и правду двадцать лет…»

— Хорошо, Татьяночка Сергеевна, — услышал он голос Жанны. — Тогда я даю ваш номер, сами договаривайтесь. Да, взрослый мужчина. Один. Вы же один? — спросила она Дольникова.

— Один, — кивнул Олег. — Пока…

Жанна понимающе усмехнулась, чуть качнула головой — осуждающе, как показалось Олегу. Он едва не вскипел, но сдержался. Не в его положении устраивать сцены. Тем более вариант, кажется, подобрался.

— Значит, так — положив трубку, сказала Жанна. — Улица Кедышко, это возле Толбухина, напротив парка Челюскинцев… Вам подходит?

— Еще как! — воскликнул Дольников. — Спасибо.

— Вот адрес, телефон, звоните. Хозяйка — очень хорошая женщина. И квартира отличная.

— С мебелью?

— С мебелью, холодильником и телевизором. Там все есть, даже стиральная машина. Заселяйтесь и живите. Извините, что не можем сопроводить. Но, сами видите, у нас сейчас такая запарка…

— Что вы! Я сам! Спасибо большое! — вскочил Дольников, сжимая в руке бумажку с заветным номером.

— Если не подойдет, возвращайтесь. Будем искать дальше, — впервые улыбнулась Жанна.

— Хорошо, — кивнул он. — Большое спасибо.

Он не успел попрощаться, как мимо него протиснулся какой-то вихрастый парень, плюхнулся на освободившееся место, и женщина занялась им. В коридоре, как ему показалось, очередь стала еще больше. Олег вышел на улицу и засмеялся. Приключение!

Оказавшись в своей машине, он набрал номер, врученный Жанной. Почти сразу ответил приятный, хорошо поставленный женский голос. Татьяна Сергеевна показалась очень милой дамой, они быстро договорились о встрече, и он поехал на бульвар Толбухина. Это было недалеко, и Олег заранее радовался, что нашел квартиру в получасе ходьбы от работы. Такая удача обнадеживала. Он верил в приметы, а это была очень значимая примета. Жилье в его положении решало многое, и быстро найденный вариант внушал надежду на самое благоприятное будущее.

Он без труда отыскал нужный дом, оказавшийся панельной пятиэтажкой советских времен. Двор был старый, заросший кустами и деревьями. Прямо у подъезда высилась груша-дичка, усыпавшая землю своими мелкими твердыми плодами. Дольников набрал номер квартиры на домофоне, и когда дверь открылась, вошел в подъезд. Сразу же в нос ударил запах кошек и подвала, но на лестнице было чисто, а на подоконниках стояли плотным строем цветы в разномастных горшках.

Он поднялся на пятый этаж, нажал кнопку звонка. Открыла женщина лет шестидесяти пяти, еще стройная, со вкусом одетая, с породисто выступающим носом и ярко накрашенными губами. Она смерила Олега быстрым опытным взглядом, в котором подозрительности было больше, чем радушия, улыбнулась, обнажив белые зубные протезы, и заученно наклонила голову.

— Прошу.

«Похоже, из педагогов, — определил Дольников. — Не повезло».

Он вошел в прихожую и, остановленный взглядом хозяйки, принялся разуваться. Сама Татьяна Сергеевна была в домашних туфлях на каблучке, что помогало ей сохранять твердую офицерскую осанку.

Сунув ноги в предложенные ему кожаные шлепанцы, Дольников улыбнулся, выражая готовность ознакомиться с обстановкой. Пока ему все нравилось. Ремонт был простой, но недавний. Обои, коврики, деревянные полы выглядели аккуратно, без трещин и щелей.

— Ну вот, — лаконичным жестом, словно стоя у школьной доски, указала в глубь квартиры Татьяна Сергеевна. — Проходите, смотрите. Здесь жилая комната, там кухня. Санузел совмещенный…

— Да? — спросил Дольников.

— А вас не предупредили? — быстро повернулась к нему Татьяна Сергеевна.

— Предупредили, — успокоил ее Олег.

Он осмотрел санузел, кухню — все чистенько, скупенько, бедненько, как в казарме. По сравнению с квартирой Верховцева, это была ярко выраженная благопристойная нищета.

Татьяна Сергеевна ходила за ним по пятам, давала какие-то пояснения, на что Дольников только кивал, думая о чем-то своем. Татьяна Сергеевна поняла, что ее не слушают, и обиженно замолчала, тенью маяча за спиной.

Олег вернулся в комнату, выглянул в окно.

— И балкона нет, — сказал он задумчиво.

— Такая планировка, — быстро, но твердо ответила женщина.

Она настороженно следила за Олегом, как боец на ринге, оценивающий своего противника. Поведение гостя ей не нравилось. Он не выражал восторгов, молчал и хмурился. Татьяна Сергеевна, опустив руки «по швам», застыла у двери, нацепив на лицо выражение осуждающего достоинства, что, видимо, было ей свойственно.

Дольников встал у окна, отодвинул тюлевую занавеску и выглянул на улицу. Внизу катили автомобили, мелькая среди деревьев, как разноцветные стекляшки в калейдоскопе. Слева виднелся сквер, а перед ним, на другой стороне улицы, на углу, где когда-то был ресторан «Жар-птица», блестели зеркальные окна какого-то новомодного заведения.

«По вечерам здесь, должно быть, весело», — подумал Олег, с удовольствием глядя в окно.

— Это очень тихая квартира, — сочла нужным вставить Татьяна Сергеевна. — Никто из жильцов не жаловался на шум. А вы знаете, как бывает в других домах…

— Хорошо, — обернулся к ней Дольников. — Мне подходит.

Татьяна Сергеевна осталась довольна его решением, но напряжение не отпустило ее. И очень скоро Дольников понял, почему.

— Я беру за полгода вперед, — сказала она, твердо глядя ему в переносицу.

— А в месяц сколько? — спросил он, сообразив, что главное только начинается.

— Девятьсот рублей.

— За однокомнатную квартиру? — вырвалось у Олега.

— Это очень хорошая квартира, — повторила женщина.

— Конечно, — засмеялся Дольников. — Санузел совмещенный, телевизор допотопный, мебель старше меня. Балкона нет…

— Здесь отличная мебель, — перебила его Татьяна Сергеевна. — Холодильник работает, а телевизор берет сто каналов!

— Хоть двести! — со злостью выпалил Дольников.

«Удружила мне Жанна, — подумал он. — Как родному. Мне надо машину продать, чтобы вручить этой особе нужную сумму!»

— Если не хотите, не берите, — сказала Татьяна Сергеевна, вскидывая подбородок. — Желающие всегда найдутся. Но чтоб вы знали, по городу это вполне приемлемые расценки. Здесь центр, между прочим! И район зеленый, не то что в новостройках. Посмотрите, сквер под боком, чистый воздух. А до метро десять минут ходьбы! Не знаю, где вы найдете дешевле. Да еще в такое время.

«Да, центр… И метро рядом. Сама квартира так себе. Можно найти получше. Но снова что-то искать? А тут я уже почти обжился. Один вид из окна чего стоит. Цена, конечно, разбойничья, но где я сейчас найду дешевле?»

Олег вспомнил очередь в агентстве и содрогнулся.

— Я могу заплатить только за три месяца, — сказал он. — Через месяц доплачу остальное.

— Это не в моих правилах… — начала Татьяна Сергеевна.

Дольников виновато развел руками.

— Но вы мне кажетесь человеком порядочным, — быстро закончила хозяйка. — Хорошо, я согласна подождать.

— Я не подведу, — пообещал Олег. — Спасибо.

Татьяна Сергеевна кисловато кивнула.

— Еще один момент, — сказала она. — Вы ведь будете жить здесь один?

— Один, — ответил Олег. — Но я же имею право на личную жизнь?

— Конечно, вы взрослый человек. Но я очень не люблю, когда возникают различного рода проблемы, — отчеканила хозяйка. — Вы понимаете, о чем я?

— Не волнуйтесь, никаких проблем не будет.

— Хорошо, — немного смягчилась женщина. — А вы, простите, Олег Петрович, кем работаете?

— Заместителем редактора газеты «Новый день», — сообщил Дольников, отметив, что она с первого раза запомнила его имя и отчество. — Вот моя визитка.

Татьяна Сергеевна взяла карточку и внимательно ее изучила, обнаружив, что у нее прекрасное зрение.

— Хорошо, — сказала она, пряча визитку в сумочку. — И последнее. Мы должны зарегистрировать договор найма в домоуправлении.

— Когда?

— Чем быстрее, тем лучше. Сегодня уже не успеем. Впрочем, если поторопимся… — она посмотрела на мужские наручные часы. — Ладно, давайте в понедельник.

— Но… — слегка опешил Дольников от очередного требования, которым, казалось, не будет конца, — я должен хотя бы немного пожить здесь. А вдруг за стеной окажется семья алкоголиков?

— За стеной живет Анна Михайловна, милейшая женщина, — отрезала Татьяна Сергеевна. — А регистрацию надо сделать обязательно. Я не хочу проблем с законом.

— Давайте хотя бы через неделю! — не уступал Дольников.

— Я не люблю, когда приходится нарушать правила! — сузила глаза Татьяна Сергеевна.

— Я это уже понял, — усмехнулся Олег.

Хозяйка и ухом не повела. Видно было, что выпады подобного рода ее не трогают.

— Я позвоню вам в понедельник, — сухо объявила она.

— Хорошо, — кивнул Олег. — Договорились. Где здесь ближайший банкомат?

— Я покажу.

Через полчаса Олег вернулся один, но с ключами от квартиры. На его банковском счете осталось смехотворно мало, зато получил собственное жилье и возможность заняться более приятными делами. Осознание этого приносило волнующее и странное ощущение свободы, словно он поселился не на этих жалких метрах, а, по меньшей мере, на крыше небоскреба, и вот-вот готов был полететь в любую сторону — и даже ветер будто подул в лицо.

Не торопясь, то и дело прикасаясь к вещам и предметам, он обошел свое новое жилище, усмехаясь и покачивая головой, словно не веря, что это происходит с ним. Как просто порой совершаются главные перемены в жизни! Еще несколько часов назад он был солидный семьянин, отец и муж, а теперь — одинокий мужчина, самец, искатель приключений, вообще неизвестно кто! От осознания зыбкости своего положения по телу то и дело пробегала дрожь, но одновременно возникало чувство собственной индивидуальности. Такие эмоции он испытывал только в молодости, но, естественно, не обращал на них внимания. Разве мог он тогда подумать, что, спустя столько лет, они вернуться к нему осознанными как одно из самых бесценных благ на свете? Свобода и беспечность — вот что такое молодость. И как же, оказывается, ему всего этого не хватало!

Зазвонил телефон и напомнил, что есть еще на свете такая малоприятная вещь, как работа. Но Олег был в том состоянии, когда все воспринимается едва ли не как подарок судьбы, и поехал в редакцию с улыбкой на лице. Он улыбался, когда катил вдоль такого знакомого сквера на улице Толбухина, когда с почтением смотрел на белый параллелепипед часового завода «Луч», когда повернул направо и поехал мимо решеток парка Челюскинцев — улыбался непрестанно, и даже подмигивал пассажирам других машин.

«Ничего, — говорил он себе, ощущая эту несолидную улыбку на своем лице и не делая ничего, чтобы ее согнать. — Я со всем справлюсь. Начало положено, это главное. Квартира Диане понравится. Я знаю ее… В ней много солнца, воздуха, там нам будет хорошо! А со временем придумаем что-нибудь более существенное».

Его счастливое настроение не омрачилось даже тогда, когда сел за рабочий стол и занялся делами. Диана к этому времени уже упорхнула, но он не очень огорчился. Он готовил ей сюрприз, и до понедельника она ни о чем не должна была знать. А увидев его сияющее лицо, она обязательно что-нибудь заподозрила бы, и Олег не был уверен в том, что устоял бы перед напором ее любопытства. Его и так подмывалось поделиться своей радостью с кем-нибудь, хоть с Мирончиком или Рябоконем — человеческой натуре порой невозможно противиться известного рода искушениям. Но… Дианы не было, а вместо Мирончика он позвонил Верховцеву, хотя еще утром зарекался первым выходить на связь.

— Поздравь меня, — сказал он, когда Вадим поднял трубку.

— Ты расстался со своей гурией? — спросил Верховцев.

— Все еще завидуешь мне? — засмеялся Олег.

— Значит, поздравлять не с чем, — констатировал Вадим.

Тон его был холоден, сух и, как показалось Дольникову, враждебен.

— Я просто хотел тебе сказать, что снял квартиру, — сердито сообщил Олег. — И больше в твоей благотворительности не нуждаюсь.

— Зря. Мог бы жить там сколько необходимо. Ты же знаешь, что она мне не нужна.

— Знаю. Потому и снял свою.

— Ага! — воскликнул Вадим. — А как Ирина ко всему отнеслась?

— А как ты думаешь? — спросил Олег, проклиная себя за слабость, толкнувшую сделать этот звонок.

— Ладно, сами разберетесь. Но если ты снял квартиру… — Верховцев замолчал, словно не желая вслух произносить то, о чем думал, видимо, с явным неодобрением.

— То — что? — спросил Олег, едва скрывая злость.

— То, выходит, ты серьезно намерен связать свою жизнь с Дианой.

— А что, мне это запрещено? — возмутился Олег. — Тебе можно, всем можно, а мне запрещено?

Он почти кричал, забыв о том, что его могут слышать в коридоре.

— Она звонила мне, — сказал внезапно Верховцев.

— Кто? — не сразу понял Дольников.

— Диана.

— Зачем?

— Хотела встретиться.

— Для чего? — после небольшой паузы спросил Олег.

— Не знаю, — ответил Вадим. — Она говорила о том, что ее интересуют вопросы литературы, предлагала взять у меня интервью…

— Интервью? — удивился Дольников. — Ну, а ты?

— Отказался. Зачем мне эти интервью?

— Я не о том! — повысил голос Олег.

— Уймись, — засмеялся Верховцев. — Я не увожу девушек у своих друзей. Пора бы тебе это знать.

— Она не просто девушка!

— Все, умолкаю, — сказал Вадим. — Не надо было тебе говорить, но поскольку ты сам начал… В общем, не бери в голову. Она славная, пусть вам будет счастье.

— Будет, — ответил Олег. — Тебе на зло.

— Пока, — сказал Верховцев и отключился.

Не успел Дольников осмыслить этот разговор, как на связь вышла Диана.

— Ты звонила Верховцеву? — сразу спросил Олег, стараясь, чтобы голос его не был похож на голос ревнивца или, упаси Бог, страдальца.

— Звонила, — беззаботным тоном откликнулась девушка.

— А почему мне не сказала?

— Но я же по работе… Хотела взять интервью. Думала, газете это будет интересно. А он отказался. Я и не стала тебе говорить…

— Дело только в интервью? — все-таки нырнул в опасную область выяснения отношений Дольников.

— Ну да, — ответила Диана. — А что?

— Ничего, — сказал Дольников, успокаиваясь не столько от ее слов, сколько от тона, детского, доверчивого, ясного. — Все нормально.

— А где ты был?

— Так, отлучался по личному делу, — туманно ответил Олег. — В понедельник все тебе расскажу.

— А сегодня нельзя? — немедленно заинтересовалась она.

— Нельзя! — засмеялся он.

Все-таки чутье у нее феноменальное!

— Ну, Олег, ну пожалуйста! — взмолилась Диана. — До понедельника я не доживу.

Если бы не разговор с Верховцевым, он не выдержал бы и во всем ей признался. Но теперь им владело желание поквитаться за «интервью», и поэтому сохранил свою тайну в неприкосновенности. Кое-как отшутившись и закончив разговор, ощутил, как вернулось прежнее праздничное состояние — и до конца дня оно уже его не покидало.

«Верховцев, конечно, сволочь, но не свинья, — убеждал он сам себя время от времени. — Не станет мне гадить. А в женщинах он ничего не понимает — не зря трижды ходил в мужья. Ничему не научился. Пускай говорит, что хочет. Он просто мне завидует. Не надо было их знакомить… Ладно, ерунда. Главное, что Диана со мной — и всегда будет со мной».

Вечером Дольников съездил домой за вещами. Ирина не захотела с ним разговаривать и спряталась в кухне. Алины дома не было. Он набил два чемодана и большую спортивную сумку, и под гробовую тишину, стоящую в квартире, выволок все это в прихожую.

— Ира, я снял квартиру, — сообщил он в сторону кухни.

Немного подождав и ничего не услышав в ответ, осторожно добавил.

— Ключи я пока оставлю у себя. Здесь еще есть мои вещи, мало ли что…

Молчание. Олег пожал плечами и бросил на себя взгляд в зеркало. Выглядел он неплохо, хотя брови были сведены к переносице, а одну щеку виновато повело на бок. Покачав головой, он придал лицу более независимое выражение, подтянул живот, напряг бицепсы, улыбнулся и бодро поднял чемоданы.

— Я пошел!

Не дождавшись ответа, он вышел из квартиры и закрыл за собой дверь, постаравшись сделать это как можно тише, точно вор, покидающий чужой дом.

«Потом я ей позвоню, — думал он, когда с чемоданами на заднем сиденье «форда» ехал к своему новому месту жительства. — Надо многое обсудить. Например, когда подавать заявление на развод? Или как быть с квартирой? Им двоим трехкомнатной многовато, надо бы разменять на двухкомнатную. Если я выручу деньги за размен, будет вступительный взнос на ипотеку. В конце концов, эту квартиру строили в основном за мои деньги, как бы она не расхваливала своего папочку…»

История отношений Дольникова с родителями Ирины была давней и болезненной. Он был родом из Лунинца, в Минске после окончания университета жил по съемным комнатам, по квартирам, нигде подолгу не задерживаясь, поскольку и сам был непостоянен в своих привязанностях, и времена были переходные, неустойчивые. По молодости лет его это мало заботило. Так жили многие, и смысл его тогдашнего существования сводился к ежедневному веселью, к сумасшедшему бурлению крови и шумному зубоскальству в кругу друзей. У него был ранний студенческий брак, который через три года азартной ругани сменился разводом, не оставившим после себя ничего, кроме облегчения и страха перед возможностью повторного кошмара.

Он бы так и жил, год за годом, довольствуясь своей необременительной холостой жизнью, если бы не познакомился с Ириной. На удивление, свое и друзей, он как-то быстро остепенился под ее ласковым, но твердым влиянием и уже через полгода после знакомства понес заявление в загс. И еще до свадьбы начал жить в квартире родителей Ирины, где им выделили крошечную, но отдельную и чистенькую комнатку — детскую его жены.

Тогда же и начались разногласия Олега с отцом и особенно с матерью Ирины, людьми старой закалки, которые в каждом вольном поступке видели угрозу своему существованию. Они не были плохими или злыми. Просто настолько разными, что не находилось ни малейшей надежды на взаимопонимание. Если бы не терпеливость и дипломатические таланты Ирины, Олег бежал бы через месяц. Но как-то они существовали долгие двенадцать лет, пока, наконец, не построили свою квартиру, для оплаты которой Олег годами корпел над грудами статей, выматываясь порой так, что не различал, какая пора года стоит на дворе. Тем не менее, вся заслуга в приобретении квартиры была присвоена родителям Ирины — они продали гараж, чтобы внести первый взнос.

Да, помогли, Олег не отрицал. Но у него кожа начинала зудеть на голове, когда Ирина говорила, что благодаря ее родителям, особенно отцу, полковнику милиции, у них появилась своя, трехкомнатная…

Его отец с матерью умерли давно, ему не было и тридцати. Ушли как-то вдруг, едва не в один год, а вместо них в отцовском доме осталась жить старшая сестра со своей семьей — настоящие оккупанты. С ней Олег поддерживал лишь телефонную связь и давно не появлялся в родном городе. Зачем? Там ему все напоминало о родителях, оставивших его сиротой в том возрасте, когда они еще так были ему нужны.

И родители Ирины не стали для него близкими людьми, куда там! Ирина едва могла упросить Олега съездить два раза в год на дачу, а уж чтобы отмечать вместе Новый год не могло быть и речи.

И вот теперь, получалось, он избавлялся еще и от них. Какая удача!

«Они, конечно, будут настраивать Ирину против меня, — размышлял Олег. — Запретят разменивать квартиру. Еще, пожалуй, на работу мне напишут, по старой памяти. Пусть пишут. Ничего уже не изменить, как бы им того ни хотелось. Все позади. Будем воевать, если потребуется. Они меня не возьмут голыми руками…»

То ощетиниваясь в мыслях, то поддаваясь той легкости, которая его охватила после заселения в новую квартиру, Дольников провел выходные в состоянии опьянения без вина, будто в каком-то полусне-полуяви, веря и не веря тому, что происходит.

Как по заказу, стояла чудесная погода, продлевая и раздвигая лето до безграничных размеров. Обнаружив, что не хватает множества вещей для налаживания нормальной жизни, Олег по нескольку раз на дню выбегал из квартиры и, то пешком, то на машине, мчался в какой-нибудь магазин за покупками. Он купил две подушки и одеяло, постельное белье, шлепанцы себе и Диане, халаты, полотенца, зубную пасту и две щетки, и еще какие-то мелочи вроде шампуня, принадлежностей для бритья, мыла, мочалки. Он носил все это взад-вперед, как белка носит в дупло запасы на зиму, и все время убеждался в том, что многого еще не хватает. Пришлось покупать кастрюлю, сковородки, кружки, нож и вилки — у Татьяны Сергеевны, как выяснилось, ничего этого не было. Поражаясь тому, сколько нужно человеку, Дольников с удивлявшей и радовавшей его самого энергией рыскал по магазинам и рынкам, и все не мог остановиться.

В воскресенье, ближе к вечеру, он как-то со всем этим сладил, и, заполнив холодильник продуктами, вышел на улицу просто пройтись и подумать о предстоящей неделе.

Завтра многое решится в его жизни. Он объявит обо всем Диане, покажет квартиру и тем самым сделает ей предложение жить вместе. Она давно этого хотела, во всяком случае, так казалось Олегу. Верил, что она, по складу своего характера, придет в восторг и от квартиры, и от того, что он, наконец, свободен. Заранее радовался и тихо умилялся, ждал встречи и волновался не на шутку, то репетируя их диалог, то припоминая, все ли купил для того, чтобы она сразу почувствовала себя как дома.

Порой набегали тревожные мысли, и отделаться от них было непросто. Беспокоил долг хозяйке, при том, что денег после всех трат осталось в обрез. Давно Олег не жил в долг, а вот теперь, на старости лет, придется. Но он говорил себе, что на этой неделе — зарплата, еще часть займет и рассчитается с хозяйкой. Зато полгода можно будет жить спокойно, а за это время многое может произойти. Пугала мысль о разводе, о размене, о том, как будут выстраиваться его отношения с Алиной — она стала такой нетерпимой. А потерять ее Олег не хотел, помнил ту нежность, которую испытывал к дочери в детстве, и надеялся, что она еще вернется, как возвращается все хорошее, настоящее…

Он на какое-то время будто проваливался в свои мысли, и слепо шел вперед, не замечая ни зелени деревьев, ни лиц прохожих, ни переходов, по которым пересекал улицы. Затем спохватывался, напоминал себе, что нечего заранее паниковать, что он все делает правильно, а значит, все хорошо будет и впредь, и уверенно шагал вперед, снова улыбаясь прохожим и наслаждаясь погодой.

Он шел по Проспекту, держась теневой стороны улицы и глазея по сторонам с любопытством приезжего. Зачем-то зашел в зоомагазин и долго рассматривал рыбок в многочисленных аквариумах и попугаев в клетках. На добрый час пропал в «Академкниге», ничего не купил, зато отвел душу в листании новых изданий. Посидел на лавочке напротив старого Дома печати, съел шоколадное мороженое. Добрел, все больше замедляя шаг, до Круглой площади — и тут вдруг ощутил такую усталость, что назад вернулся на метро и больше уже никуда в этот день не выходил. Вечер скоротал у телевизора, готовя пельмени и попивая сухое вино, которое купил на оставшиеся деньги.

Подведя ближе к ночи итоги выходных, он честно признался себе в том, что тревоги ощущает все-таки гораздо больше, чем радости. Но это легко объяснялось переменой обстановки, неуверенностью в будущем и шатким материальным положением.

Утешая себя, решил, что к первому скоро привыкнет, второе с помощью Дианы пройдет, а третье — легко поправимо.

«В общем, жить можно, — думал он, устраиваясь на разложенном диване и чувствуя себя так, будто находится в гостинице в чужом городе. — Еще бы диван не скрипел и не бубнил телевизор за стеной…»

На минуту им овладело острейшее желание схватить свои вещи в охапку и бежать отсюда сломя голову. Этот приступ паники испугал и расстроил. Но он опять сумел внушить себе, что это нервы, от одиночества и резкой перемены образа жизни, надо лишь немного потерпеть, и все обязательно устроится.

«Завтра я увижу Диану, а это самое главное, — подумал он, ложась на бок и накрываясь одеялом с головой, как в детстве. — Она поймет и оценит. В конце концов, для кого все это делается?»

Глава четвертая

Диана начала надоедать Олегу с самого утра. Она прямо-таки замучила его расспросами: какой сюрприз он ей готовит? Но Дольников стойко держался, посмеиваясь над ее нетерпением.

— Давай, работай, — ворчливо говорил он. — День впереди. Нечего отвлекаться на всякие пустяки.

— Так значит, это пустяк? — ловила его на слове Диана.

— Ну, не совсем… — пускался в туманные объяснения Олег. — И даже совсем не пустяк. Но тебе пока лучше не знать. Завалишь всю работу.

— Работа, работа! — рассердилась Диана. — Только и слышишь от тебя «работа». Как будто мало работаю. Я, между прочим, в этом месяце уже две нормы выполнила! А в прошлом — три. А в позапрошлом…

— Знаю, знаю, — поднял руки Дольников. — Если бы не ты, у нас вообще нечего было бы ставить.

— Опять смеешься! — вспыхнула Диана. — Я серьезно говорю, а тебе только смеяться.

На ней сегодня была белая блузка без рукавов и белые джинсы с модными прорехами на коленях, сквозь которые светилась смугловатая матовая кожа. Наряд был рискованный для редакции, но этой моднице все прощалось.

— Какая ты красивая! — вырвалось у Олега.

Диана посмотрела на него странно, то ли с горечью, то ли с удовлетворением, он не понял. Но так она еще никогда на него не смотрела, и это была какая-то новая нотка в их отношениях, в которой ему еще предстояло разобраться.

— Я серьезно, — улыбнулся Олег, по-своему истолковав ее взгляд.

— Спасибо, — сказала Диана.

Она помолчала, собираясь с мыслями и искоса поглядывая на Дольникова. Он тоже молчал, делая вид, что занят работой, но на самом деле ожидая, что она еще выкинет.

— Не скажешь? — спросила вдруг Диана таким ласковым, вкрадчивым голоском, что Олег невольно расхохотался.

— Нет!

— Гад! — воскликнула Диана.

Олег засмеялся еще громче, глядя на нее. Сердясь, Диана становилась такой трогательной — ну просто обиженный ребенок, которого лишили любимого лакомства.

— Ну, скажи! — взмолилась Диана, меняя тактику. — Ну, Олег! Пожалуйста. Ну что там такое? Ты хотя бы намекни, а я сама догадаюсь. Так даже интереснее? Это какая-то вещь, да?

— Вечером все увидишь, — ответил непреклонно Дольников.

— Но хотя бы на какую букву начинается?

— Отстань, — смеялся Олег.

Диана надула губы.

— Я, между прочим, тоже хотела тебе кое-что рассказать. Но если ты молчишь, то и я ничего не скажу.

Взгляд ее был странен, но Олег не придал этому значения. Пытается взять его на простейший трюк — знаем мы эти фокусы!

— И не надо, — улыбнулся он. — Я не такой любопытный, как некоторые.

— Ну, Олег! — закричала Диана. — Ну, скажи!

Вошел Рябоконь, чему Олег даже обрадовался. Коля сходу двинулся к Диане, но она ловко увернулась от него и выскочила из кабинета, укоризненно и непримиримо взглянув на Дольникова.

Несколько разочарованный, Рябоконь подошел к окну и остановился перед ним, выпятив живот, украшенный очередным пятном.

— Сидит, — сказал он одновременно с осуждением и восхищением.

Олег, испытывая самые радужные чувства, подошел к Коле и встал рядом с ним. Девушка в доме напротив все в той же позе сидела на подоконнике, держа сигарету в опущенной руке и поглядывая вниз с таким равнодушием, точно смотрела на морские волны.

— И не учится, наверное, нигде, — сказал Коля.

— Наверное, — ответил Олег, думая о своем.

— Второй месяц сидит. Раньше ее здесь не было. Кто, интересно, ее сюда заселил? Квартиры тут недешевые…

— Жениться тебе надо, Коля, — сказал Дольников, отходя от окна. — В редакции полно женщин, а ты теряешься. Мама не вечная. Чего ты тянешь? Старости ждешь?

— А куда торопиться, Олег? — спросил Коля, улыбаясь как-то смущенно и одновременно снисходительно.

— Торопиться? — поразился Дольников. — Тебе?

— А почему не мне?

Олег во все глаза глядел на него. Вот, оказывается, что! В свои пятьдесят этот старый юноша, похоже, вполне серьезно считал, что вся жизнь у него впереди. И никаких комплексов по поводу своего возраста не испытывал. Отсюда его неустанная погоня за девушками и бесконечные, ни к чему не ведущие подростковые объятия. Смех да и только.

— Ладно, — вдруг махнул пухлой рукой Коля. — Все мы одинаковые.

Он вдруг хитрым взглядом окинул Дольникова, только что не подмигнув ему, и у того возникла неприятная мысль, что этот недотепа над ним смеется. Мысль раздосадовала и тут же насмешила: было бы кому смеяться.

— Все, Коля, иди, — сказал он сердито, садясь за компьютер. — Работы полно.

День длился долго. И работы было много — сидели до семи, и Диана изводила расспросами, не могла дождаться обещанного сюрприза.

Кое-как Дольников от нее отбивался, то убегая к редактору, то подолгу зависая на телефонной трубке. После обеда съездил, встретился с Татьяной Сергеевной и зарегистрировал договор в домоуправлении. И снова все обставил так, словно отлучался из-за «сюрприза».

Диана злилась страшно — влечение ко всякого рода тайнам и сделало из нее отличную журналистку. Но пробиться через защиту Дольникова не смогла и, наконец, затихла, кое о чем начиная догадываться. Взгляд ее стал задумчив и странно неспокоен, как у человека, которому предстоит сделать сложный выбор, и предстоящее испытание его пугает. Если бы Олег не был так загружен работой и собственными мыслями, он заметил бы это ее состояние, и, возможно, попытался бы узнать, чем оно вызвано. Но он лишь обрадовался, что она от него отвязалась, и завершил рабочий день с ощущением полного его соответствия своим ожиданиям.

В машине они разговаривали мало. Диана то ли устала, то ли готовилась к «сюрпризу», но обычная ее болтливость исчезла, и она смотрела вперед как-то даже рассеянно, чего не мог не заметить Олег. Но он горел желанием поскорее доставить ее по адресу, и потому молча вел машину, лишь изредка поглядывая на ее четко очерченный, милый профиль.

— Приехали, — сказал он, объезжая сквер на Толбухина.

— Так быстро? — спросила, с напряжением глядя вперед, Диана.

— А ты ждала, что я повезу тебя в Париж?

— А ты мог бы?

— Как-нибудь съездим.

Диана только вздохнула. Что означал этот вздох, Дольников выяснить не успел, потому что они как раз въезжали во двор, где припарковаться вследствие скопления старых застроек было непросто. Но Олег все-таки пристроил свой «форд» в глубине двора, под развесистой липой, и весело взглянул на девушку.

— Прошу, сударыня. Это, конечно, не Париж, но, надеюсь, вам понравится.

Диана недоверчиво оглядела двор, заросший разномастной, угрюмой зеленью.

— Зачем мы сюда приехали?

— Увидишь, — засмеялся Олег. — Пошли.

У подъезда на лавочке сидели двое немолодых мужчин. Под лавкой, в жидких кустиках, пряталась бутылка с вином. Дверь в подъезд была открыта и подперта кирпичом. Из окна первого этажа выглядывал худой старик с седой щетиной. Все трое курили и вели неторопливый разговор.

Олег провел мимо них Диану и подтолкнул ее в дверь, закрывая собой от обзора сидящих на лавочке.

— А вы к кому? — спросил с фальшивой приветливостью один из мужчин.

— К кому надо, — хмуро ответил Дольников.

Он зашел в подъезд и повел несколько испуганную Диану наверх.

— И этот будет баб водить, — донеслось снизу.

— А чего их не водить? — сказали в ответ. — Когда они сами ходят?

— Не обращай внимания, — сказал Дольников. — Тут не всегда так.

— Я и не обращаю, — засмеялась Диана. — Нашел чем удивить!

У Олега отлегло от сердца. Такого «сюрприза» он сам не ожидал, и не первый раз недобрым словом помянул хозяйку, нахваливавшую спокойствие квартиры как одно из самых главных ее достоинств. Впрочем, хвалила она квартиру, а не весь дом, и тут ее уличить в обмане было трудно.

— Мы к кому? — поинтересовалась она, легко перепрыгивая через ступеньку.

— Сейчас все узнаешь, — пробормотал Дольников, с некоторой одышкой поспевая вслед за ней.

— А этаж какой?

— Пятый.

— Ого!

Они поднялись на площадку пятого этажа, где над головой виднелся квадратный люк чердака, и Олег достал ключи от квартиры.

— Готова к сюрпризу?

— Готова.

Олег открыл дверь и пропустил ее вперед.

— Проходи! Разуваться не надо.

Диана сделала три шага по коридору, заглянула, вытянув шею, в комнату и оглянулась.

Он засмеялся и мимо нее вошел в комнату.

— Проходи, не стесняйся! В чем дело? Я теперь здесь живу.

Диана как-то робко последовала за ним, стуча каблуками по деревянному полу.

— А что это за квартира?

— Я же тебе сказал: я здесь живу! Что тут непонятного?

Диана молчала, со странным выражением разглядывая стены и мебель.

— Не нравится? — спросил Олег.

— Не знаю… А зачем тебе это?

— То есть как зачем? Чтобы жить. И встречаться с тобой.

— Но у нас же есть квартира? Получше этой…

Диана запнулась, и виновато взглянула на Дольникова. Тот вздохнул.

— Сядь, — коротко приказал он.

Гостья повиновалась и села на край продавленного кресла. Было видно, что она опасается запачкать свои белые джинсы. Сумку поставила на колени.

Чувствуя, что начинает злиться, Дольников сел на диван, напротив Дианы, и посмотрел ей в глаза.

— Послушай, — начал он, — дело такое. Я снял эту квартиру надолго. Здесь я буду жить постоянно. Ну, а главное…

Вздохнул и сделал паузу, словно набираясь сил перед самым важным сообщением. Диана поняла это и замерла, прижимая сумку к груди.

— Что? — шепотом спросила она.

— Главное, что я наконец все рассказал жене, — сказал Дольников. — Про нас с тобой. И ушел от нее. Вот.

— Но зачем? — вырвалось у нее.

Это был то ли крик, то ли стон, Олег не понял. Но его поразило ее восклицание.

— Ты же понимаешь, так не могло продолжаться вечно! — повысил он голос. — Я больше не могу с ней жить. У нас давно ничего нет… А тебя я люблю и хочу жить вместе. Ты не думай, эта квартира временная!

Диана хотела что-то сказать, но Олег взмахом руки остановил ее, вскочил и торопливо продолжал.

— Это лишь на полгода, максимум, на год. А потом возьму квартиру в ипотеку, и будем жить по-человечески. Да, я вижу, тебе здесь не нравится. Но это временно!

— Олег… — взмолилась Диана, пытаясь что-то сказать, но он снова не дал ей продолжить.

— Конечно, ты можешь не переезжать немедленно. Поступай так, как тебе удобно. Приходи и уходи, когда захочешь. Но я все же надеюсь, что ты скоро привыкнешь и сможешь оставаться здесь надолго. А со временем…

— Олег, — сказала она каким-то незнакомым голосом, и Дольников замолчал, озадаченный и этим голосом, и изменившимся выражением ее лица.

— Что? — спросил он.

— Послушай…

Она поднялась и встала перед ним. Что-то в ее взгляде заставило его насторожиться.

— Да? — дрогнувшим голосом спросил он.

— Дело в том, что в эти выходные кое-что произошло.

— Что? — спросил с улыбкой Олег, тщетно пытаясь придать своему голосу обычную веселость.

Диана чуть заметно улыбнулась.

— Один человек сделал мне предложение…

«Вадим!» — с мгновенным уколом в сердце подумал Дольников.

— Верховцев? — быстро спросил он.

— Кто? — Диана наморщила лоб, а потом улыбнулась. — Нет, что ты! Это Максим.

В первую секунду Олег почувствовал облегчение. Не Вадим!

Но затем, глядя на ясное лицо девушки, сообразил, что говорит она вполне серьезно, и дело здесь вовсе не в Вадиме.

— Максим? — уставился он не нее, — Ты хочешь сказать, что это тот самый твой Макс?

— Да, — кивнула Диана. — Он.

Олег сел на диван и снизу-вверх посмотрел на Диану.

— А что ты?

Диана опустилась обратно в кресло, поставила сумку рядом с собой, выпрямила спину.

— Согласилась.

Олег молча смотрел на нее. Лицо ее было ясно, губы слегка улыбались, но не виновато, как следовало бы ожидать, а дружелюбно и спокойно, как у человека, который знает, что принял непростое решение, но оно безусловно справедливо и верно для всех.

— Но почему ты не сказала мне раньше? — спросил Олег.

— Не хотела портить сюрприз. Конечно, если бы я знала…

Она красноречивым взглядом обвела стены комнаты.

— Чувствую себя последним дураком, — признался Олег.

— Нет, это я виновата. Надо было тебе еще утром сказать. Или позвонить…

— Но послушай! — потер лоб Дольников. — Зачем ты согласилась?

— Максим любит меня. Он давно за мной ухаживает. У него хорошая работа — ведущий программист в большой фирме. Ему всего двадцать семь, а уже купил квартиру, двухкомнатную, представляешь? В «Каскаде»! Сам купил, и родители не помогали. Хотя у него папа крупный бизнесмен.

— Хороший жених, — заметил Олег.

— А я о чем! — просияла Диана. — И вообще, он такой милый. Знаешь, какой заботливый! И слушает меня во всем. Что ни скажу, бежит выполнять. Скажи ему, прыгни с моста — прыгнет.

— А с небоскреба? — усмехнулся Дольников.

— И с небоскреба тоже! Он вообще такой классный. Если бы ты его узнал, он бы тебе обязательно понравился.

— Не сомневаюсь.

Диана улыбнулась.

— Не ревнуй, Олег. Ты же знаешь, что все девушки хотят выйти замуж. А тут такая кандидатура. Просто идеальная, можно сказать. Где еще такого найдешь? И зарабатывает хорошо, и квартира своя, и не пьет, и… И еще он спортсмен. Марафонским бегом занимается. Такой выносливый…

Диана хихикнула, и знакомые чертики блеснули в ее глазах.

— Ага, — выдавил Дольников.

Внезапно он кое о чем подумал и, ошеломленный, посмотрел на нее.

— Ты… была близка с ним?

— Олег, — понизила голос Диана и отвела взгляд, — ты же понимаешь, мы люди современные…

— Что! — перебил он. — Так ты и с ним, и со мной?

— Не кричи, пожалуйста!

— И давно?

— Ну, не очень…

— Не очень?

Олег вскочил и подбежал к окну, сжимая и разжимая кулаки. Диана следила за ним внимательно, но страха не испытывала, как человек, уверенный в своей правоте. Она скорее боялась за Дольникова и ждала, когда он успокоиться.

— А я, — сказал Олег, стоя спиной к ней, — как дурак, бегаю, покупаю подушки, простыни… Зубную щетку тебе купил. Шлепанцы… Думал, мы будем здесь вместе…

Диана встала и на цыпочках, чтобы не стучать каблуками, подошла к нему.

Олег вздрогнул, когда она сзади положила руки ему на плечи и прижалась всем телом.

— А мы и будем. Кто нам помешает?

Он медленно повернулся, не разрывая ее объятий.

— Как это — будем? Разве ты не выходишь замуж?

— Выхожу. Ну и что?

Их глаза разделяли какие-то сантиметры, и Дольников видел, как расширяются и сужаются ее зрачки.

— Но я так не могу.

— Что не можешь?

— Делить тебя с другим мужчиной.

Диана улыбнулась, обнажив острые, как у кошки, зубы, и покачала головой.

— Иногда мне кажется, что я старше тебя.

Она потянулась нему губами, но он поспешно отстранился.

— В каком же качестве ты предлагаешь мне существовать? — спросил он. — Штатного любовника? Или, — губы его презрительно дрогнули, — папика?

— Ну какой из тебя папик? — хихикнула Диана. — Папики в таких квартирах не живут.

— Значит, любовник? — прищурился Дольников. — Ты еще не вышла замуж, а уже завела любовника. Поздравляю.

Он освободился от ее объятий и перешел на другую половину комнаты.

— Ох, ну как с тобой сложно! — вздохнула она.

— А ты как полагала? — спросил Олег. — Ты объявишь мне о своем замужестве, я тебя поздравлю, и все пойдет лучше прежнего?

— Да.

Простота и искренность ее ответа потрясла его.

— Ну… — развел он руками. — Я тогда, наверное, ничего не понимаю в жизни.

— И не надо понимать, — снова стала подкрадываться к нему Диана. — Тем более, что и понимать нечего. Это просто жизнь, Олег.

— Просто жизнь? — поразился Дольников.

— Да. Надо только легче ко всему относиться.

— Но я так не умею!

— А я тебя научу.

На этот раз она не стала вплотную подходить к нему, а остановилась в трех шагах и с улыбкой ждала, что он скажет.

Олег покачал головой.

— Уходи.

Диана молчала, просто и прямо глядя ему в глаза.

— Уходи… — повторил он, на этот раз громче.

— Ты этого хочешь?

— Хочу!

Она не двигалась с места, но ее тело произвело легкое движение навстречу ему, и от этого все в нем знакомо встрепенулось, и он сжал зубы, чтобы найти в себе силы воспротивиться зову, идущему от нее.

— Зачем? — спросила Диана. — Ты же совсем этого не хочешь. И я не хочу.

— Ты принадлежишь другому мужчине, — упрямо проговорил Дольников, с ужасом чувствуя, что боится посмотреть ей в глаза.

— Нет. Я принадлежу самой себе. И всегда буду принадлежать.

— Но это… просто некрасиво! Это грязно, в конце концов. Этот мальчик… он любит тебя. А ты хочешь спать со мной. Неужели не понимаешь, что так поступать нельзя?

— Вот ты о чем?

— Да, об этом!

— Я всегда знала, что ты самый порядочный человек на свете!

— И этот порядочный человек просит тебя уйти.

Дольников засопел и отвернулся.

Диана подняла сумку.

— Ладно. Я хотела остаться. Но если ты просишь…

Она не торопилась уходить, но и не делала попыток задержаться. Олег, набычившись, следил за ней, боясь очередного ее вопроса. Знал, что прав, но в то же время догадывался, что у Дианы есть какая-то своя, совершенно неведомая ему, правота, и несовпадение этих правд усложняет жизнь только ему, и никому больше.

— Пока.

Диана посмотрела ему в глаза тем долгим, особенным взглядом, который преследовал его во сне.

Олег подумал, что сейчас она выйдет, сядет в такси и поедет к этому своему Максиму. И проведет с ним ночь, а он до утра будет вертеться на скрипучем диване и казнить себя за то, что не удержал ее.

— Диана!

— Что? — с готовностью откликнулась она.

Он сделал короткий шаг ей навстречу. И не успел опомниться, как она уже обнимала его, и губы ее прижимались к его губам. Тот зов, который он ощутил, вдруг наполнил его таким острым и нетерпеливым желанием, что Дольников, уже ни о чем не думая, обнял ее и потянул к дивану.

«В конце концов, я у нее был раньше, — успел подумать он. — А значит, имею право…»

Они лежали на смятых простынях, глядя на косые лучи солнца, пробивавшиеся сквозь тюлевую занавеску.

— И как же мы будем теперь? — спросил Олег.

— Так и будем, — ответила Диана. — Разве тебе плохо?

— Хорошо…

— Вот.

Дольникова передернуло от этого торжествующего «вот». Казалось, она упивается своей победой.

— Вы еще не подавали заявление в загс? — спросил он, помолчав.

— Нет.

— Может, не стоит торопиться?

— Посмотрим. Макс хочет побыстрее.

«Макс хочет», — с непривычно сжавшимся сердцем подумал Олег.

— Он, правда, тебя любит?

— Еще как, — улыбнулась она.

— Я его понимаю.

Диана улыбнулась еще шире.

— Ты такой милый.

— У тебя все милые.

— Ну да, — засмеялась Диана. — Все милые.

Олегу захотелось ударить ее.

— Ты останешься до утра?

— Да. Ты ведь не против?

— Не против.

Он поднялся с дивана, начал одеваться. Почему-то оставаться с ней в постели дальше ему не хотелось.

— Давай поедим, — сказал он. — Страшно хочется есть. Я там кое-что купил, отпраздновать новоселье. Ты мне поможешь?

В одно мгновение Диана спрыгнула с дивана.

— Конечно!

Предвечерний свет, наполнивший комнату, делал ее обнаженное, полупрозрачное тело похожим на призрак какой-то грозной красавицы из поэм и сказок.

«Ведьма», — подумал Дольников, глядя на нее.

Ничуть не стесняясь своей наготы, она, пританцовывая, облачалась и что-то напевала под нос. При этом так нежно улыбалась Олегу, что он уже ни о чем не думал, а желал только одного: любоваться ею вечно, а дальше будь что будет.

Но в глубине души все-таки ощущал легкий стыд: слишком быстро он изменил своим принципам. И еще его коробило при мысли о том, что к этому прекрасному телу, принадлежащему до сих пор только ему одному, прикасаются руки другого мужчины. Смириться с этим, чувствовал, будет труднее всего. Но пока что Диана находилась рядом с ним, была послушна и нежна, поэтому думать о ее неверности и — что там скрывать — предательстве, себе благоразумно запретил, по крайней мере на этот вечер. Насколько хватит выдержки, он не знал. Но вино было так восхитительно, а Диана так весела, что на дурные мысли у него не хватало мужества. Они вернутся, он не мог этого не понимать. А вернувшись, уже останутся с ним навсегда — и надеяться на другой исход было бы глупо.

Глава пятая

«Почему я не рассказал ей обо всем еще в пятницу? — поминутно спрашивал себя Дольников, не в силах сосредоточиться на чем-либо другом. — Если бы я сказал прямо о том, что хочу расстаться с женой и снять квартиру, а не разводил какие-то секреты и «сюрпризы», она, возможно, и не приняла бы предложение этого болвана. Макс! — фыркал он. — Жених нашелся! Ни сном ни духом, а тут — жених. С ума сойти… Нет, но разве я мог подумать? И она молчала, ни словечком не заикнулась… Впрочем, она говорит, что сама не ожидала… Не ожидала, а вариант рассматривала. Да еще как внимательно! И потом, как странно вела себя в пятницу. Сама не своя была. Смайлик тот с улыбкой… Она все знала! Соврала, что родственников ждет, а сама к свиданию с Максом готовилась. Женишком! Нет, ей верить нельзя. Сказать негодяйке, что все кончено, пожелать счастья в семейной жизни и — пока, пока… Нет, но почему я не рассказал ей обо всем в пятницу?!»

Работа валилась из рук, ничего не хотелось делать, и только силой привычки Олег управлялся с текущими делами, проклиная их и дожидаясь, когда они, наконец, иссякнут, и можно будет заниматься тем, что творилось в душе.

Оказалось, он страшно старомоден. Тот вариант, который предлагала Диана, его не устраивал. Он, видите ли, не мог делить любимую женщину ни с кем другим. И потому не видел иного выхода, кроме немедленного разрыва.

«Ждать, когда она из одних объятий перейдет в другие, из моей постели в его и наоборот? Худшего позора не придумать. Или плюнуть на все условности и пользоваться тем, что само идет в руки? Гадость какая. Не с моим воображением… Нет, но как она могла? И с ним, и со мной. И, похоже, давно… Хороши нравы у нынешней молодежи. Впрочем, ничего нового…»

— Понимаешь, — говорил он вечером Вадиму, — и при этом у нее такие ясные глаза…

— Девочка устраивает свою судьбу, — отвечал Верховцев, с сочувственной улыбкой глядя на Олега. — Что тут особенного?

— Ненавижу, когда ты так улыбаешься.

— А чего бы ты хотел? Чтобы она отказала этому парню?

— Конечно!

— Дурак. Хорошо, хоть она умница.

Верховцев разлил коньяк, бесшумно поставил бутылку на место. Олег сидел напротив него, разложив локти на столе, и тупо пялился в столешницу, точно хотел найти там ответы на мучившие его вопросы.

— Давай выпьем, — сказал ему Верховцев. — Тебе надо успокоиться.

— И квартиру, главное, снял! — не слушал его Олег.

— Дважды дурак, — спокойно констатировал Вадим.

— И Ирине все сказал.

— Трижды.

Дольников свирепо посмотрел на друга.

— Впрочем, нет, — задумчиво сказал тот. — Здесь ты не дурак, а чистой воды идиот.

— Вадим!

— Нет, ну кто так делает? Все с ног на голову.

— Я так делаю, — угрюмо пробормотал Олег.

Он поднял рюмку с коньяком и молча выпил. И снова разлегся на столе, глядя в столешницу.

— И ты будь здоров, — сказал ему Вадим, выпивая свою рюмку.

— Что мне теперь делать?

— Не быть бабой, прежде всего, — ответил Верховцев. — Не ныть, не требовать, не ставить условий. Все это ерунда, ничем хорошим не кончится. Надо или принять ситуацию, или в корне изменить ее.

— Как это? — приподнял голову Олег.

— Признаться ей в любви и сделать предложение. С цветами и прочей романтической чепухой. Или забыть. Вот и все.

— Предложение?

— Вот именно. Ты же хочешь с ней жить?

— Хочу…

— В чем же дело? Чтобы она отменила первое решение, надо предложить ей второе — равнозначное. Хотя что-то мне подсказывает…

— А это мысль! — оживился Дольников. — Предложение. Как это я сам… С Ириной у меня все кончено, жить я собирался с Дианой. Так почему не как с женой?

Он посмотрел на Верховцева расширившимися глазами, но тот на всякий случай ничего не ответил.

— Да, — вдруг вспомнил Олег, — но у нее отношения с этим… Максом. Где гарантия, что, приняв мое предложение, она не перестанет встречаться с ним?

— Как же с тобой сложно, — заметил Вадим.

— И Диана так говорит…

— Ты все-таки реши, чего тебе хочется больше.

— Да я и сам понять не могу!

— Я заметил.

Верховцев снова разлил коньяк.

— Хочу, чтобы было как раньше. Никакого Макса, а только я и она.

— А ты его видел? — спросил Вадим.

— Кого?

— Ну, Макса этого.

— Нет.

— А не любопытно посмотреть? Соперник все-таки.

— Не знаю… Она говорит, он марафоны бегает.

— Выносливый, значит, — усмехнулся Вадим.

Олег задумался. Верховцев ему не мешал. Срочно вызванный сегодня для «серьезного разговора», он примчался по первому зову. И вот уже битый час выслушивал жалобы друга, сочувствуя, сердясь и всеми силами желая хоть чем-то помочь. Больше всего ему хотелось позлорадствовать в духе «а я тебе говорил», и Дольников отлично это понимал. Но в том-то и дело, что Верховцев ни при каких обстоятельствах не мог позволить себе подобного, и это тоже было известно Олегу. Потому они и были друзьями, и могли пить коньяк, глядя в глаза друг другу, и разговаривать обо всем на свете, как это было уже сотни раз, и будет еще столько же — до самой смерти.

— А я боялся, что это ты уведешь ее у меня, — сказал Олег, выпив коньяк.

— Да ну, — не удивился Верховцев.

— А что, скажешь, ты не положил на нее глаз?

— Этому больше не наливать…

— Вы все на нее таращитесь. Так бы и сожрали, сволочи!

— Надень на нее паранджу.

— Дурак.

— От дурака слышу.

Олег взял телефон, набрал номер Дианы.

— Абонент недоступен, — с кривой ухмылочкой сообщил он Вадиму, со стуком отбрасывая телефон.

Вадим сделал успокоительный жест официанту.

— А знаешь, чем она сейчас занимается? — спросил ядовито Дольников. — Чем они сейчас занимаются?

— Олег, — спокойно сказал Верховцев. — Если ты будешь все время об этом думать, у тебя лопнет мозг.

— Он уже лопнул!

— Брось.

— Пошлю я ее к черту, — сказал Дольников. — И на этом все закончу.

— Я был бы счастлив, если бы ты это сделал, — ответил ему Вадим. — Но ведь не сделаешь.

— Ты меня плохо знаешь.

— В том-то и дело, что хорошо.

— Хватит умничать уже! Писатель…

Встреча закончилась тем, что они разругались вдрызг, и Дольников поехал к себе, злясь на Вадима и на себя, совершенно не понимая, как жить дальше.

В этом плохо управляемом настроении он пришел на следующий день на работу, и впервые за все годы содрогнулся от той мерзкой рутины, которая его ожидала, и от которой нельзя было ни сбежать, ни спрятаться.

Хуже всего, что Диана была абсолютно спокойна. Если бы она нервничала, переживала, терзалась чувством вины, Дольникову было бы легче, и он мог проявить некую положенную его возрасту мудрость, играя роль арбитра в чужом споре. Но она ничем не терзалась. Ей было хорошо, и взгляд ее по-прежнему был ясен, а улыбка — весела и белозуба. Она все решила, все роли были ей понятны и предсказуемы, и жизнь ее в этом мире текла безоблачно, как у бабочки, порхающей с цветка на цветок.

— Нам надо поговорить, — хмуро сказал ей Дольников.

— Хорошо, — кротко откликнулась Диана.

— Вечером. У меня.

— Хорошо… — голос ее дрогнул.

— Тебя что-то не устраивает?

— Нет… Может быть, куда-нибудь сходим?

— В другой раз.

— Поняла.

Олег подозрительно посмотрел на нее.

— У тебя были другие планы?

— Не было у меня никаких планов! — засмеялась Диана.

— Все, иди, у меня работы много.

— Ладно…

Он грубил, как школьник, но ничего не мог с собой поделать. Его бесила ее улыбка, голос, а смех раздражал так, что хотелось заорать в ответ. Понимал, что ведет себя глупо, что должен быть спокойным и, желательно, ироничным, но ему никак не удавалось привести мысли в порядок и обуздать свои чувства.

Совет Вадима прочно засел в голове. Конечно, он думал о Диане как о будущей жене! Но это были мысли скорее отвлеченного порядка, и возможность женитьбы виделось ему лишь в далекой перспективе, не более того. В настоящем же собирался просто жить с очаровательной девушкой, дарить ей свою любовь, наслаждаться ее обществом и отдыхать от более сложных обязательств.

Выяснилось, что избежать этих обязательств нельзя. Надо было или принять их немедленно, или отказаться от Дианы.

Вариант, предложенный ею, его не устраивал. Он прислушивался к себе и так, и эдак, пытался убедить, что Диана всегда будет к его услугам, так даже лучше — и рыбку съел и ног не замочил, надо быть циничным и твердым, идти в ногу со временем… Ничего не получалось. Стоило ему представить ее в объятиях другого, он замирал, весь цепенея, челюсть выдвигалась вперед, а мир вокруг ощутимо начинал вибрировать.

«Я влюбился! — потрясенно признался себе Дольников. — Кошмар. Только этого на старости лет не хватало! И что мне делать с этой любовью? Да, звать замуж. Ничего другого не остается».

До этого о большой любви Олег всерьез не думал. Не считал свои чувства к Диане «той самой» любовью. Часто говорил, что любит ее. Но это были слова, не более, которые следовало произносить в нужный момент, в знак благодарности или поощрения. В себе ощущал лишь глубокую нежность, страшную тягу и способность к неожиданным поступкам.

Оказалось, это и была любовь! Вдруг стало ясно, что он жить не может без этой девчонки, и она нужна ему целиком, безраздельно, днем и ночью, круглые сутки и всю жизнь. И врать себе на это счет бесполезно. У него был опыт жуткой влюбленности, он помнил ее удушающие симптомы и с ужасом понимал, что сейчас все они налицо. Вдобавок, отягчены возрастом, подсказывающим, что ничего подобного в его жизни больше не произойдет. Вряд ли когда-нибудь его полюбит юная и прекрасная девушка, причем совершенно бескорыстно. И это было дороже всего. Он не хотел лишиться ее любви, не мог растоптать этот драгоценный дар в себе, и потому должен был сделать все возможное, чтобы она осталась с ним.

Когда приехали на Кедышко, Олег вдруг растерялся. Некстати вспомнил, что забыл купить цветы, и едва не отложил из-за этого разговор.

«Цветы, цветы, — пульсировало у него в голове. — Вадим говорил: цветы, признание в любви и предложение… Да, цветы. Как я мог забыть?»

Диана меж тем уютно устроилась в кресле и выжидательно на него посматривала.

— Ты вина не хочешь? — спросил Олег. — Там еще немного осталось.

— Хорошо, — улыбнулась Диана.

Дольникова внезапно осенило.

— А может шампанского? — воскликнул он.

«Сбегаю за шампанским, — мелькнуло в голове, — по дороге куплю букет… Будет чем отметить».

— Нет, — отказалась Диана. — Не хочу.

— Ладно, — потух Дольников. — Тогда вина?

— Ага.

Он сходил на кухню, принес бутылку, принялся наливать в бокалы. Диана все это время сидела молча, что-то читала в смартфоне.

— Держи, — сказал Олег, протягивая ей бокал. — Давай.

— Поехали! — засмеялась она, копируя стиль мужчин у подъезда.

Засмеялся и Дольников — и ему сразу стало легче.

«В конце концов, — подумал он, — не в цветах дело».

Держа бокал в руке, он опустился на колени перед ней.

Она с удивлением посмотрела на него.

— Послушай, — сказал Дольников и замолчал, ощущая себя очень глупо и страшно волнуясь при этом.

— Да? — спросила Диана.

— Я тебя очень люблю.

— И я тебя тоже, — кивнула она.

— Нет, — поднял он руку. — Подожди.

Она послушно замолчала.

— Диана, — сказал Дольников негромко и, как ему показалось, очень проникновенно, — я тебя люблю и не могу без тебя жить…

Она внезапно вздрогнула — все поняла.

— И я хочу, — тем же тоном, но чуть поспешнее, продолжил он, — чтобы ты стала моей женой.

Диана несколько секунд молчала.

— Но, Олег, ты же знаешь, у меня уже есть жених…

— Какой жених! — вырвалось у Дольникова.

Она вжалась в спинку кресла.

— Мальчишка, — едва не кричал Олег. — Кто он тебе? Таких, как он, полгорода… Вся страна! Он просто хочет спать с тобой и все. А я люблю тебя, люблю по-настоящему. Жить без тебя не могу!

Он обвел руками стены.

— Все это для тебя. Вся жизнь моя для тебя. Где ты еще такого найдешь?

— Нигде, — осторожно откликнулась она.

— Так, значит, — порывисто придвинулся к ней Олег, — ты согласна?

Диана снова замолчала.

Дольников понял, что настал момент истины.

— Откажи ему, — подсказал он, желая помочь ей, — еще не поздно. Вы ведь даже не подавали заявление. Он переживет и найдет другую, а ты останешься со мной…

— Ты не понимаешь, — перебила его Диана.

— Чего не понимаю? — спросил Дольников.

— Он мне нужен!

— А я тебе не нужен?

— И ты тоже нужен…

Олег рывком поднялся с колен, едва не расплескав вино.

— Опять! — закричал он. — И я, и он… Как ты так можешь?

— Жалко, что ты не можешь…

— Дура, — вырвалось у него.

Диана внезапно заплакала. Слезы так обильно хлынули из ее глаз, что Дольников испугался. Никогда не видел ее плачущей, и это его отрезвило.

— Ну что ты! — бросился он к ней. — Прости, я не хотел. Прости…

— Ты не понимаешь, — шептала Диана, кривя рот, — ты ничего не понимаешь. Ты не знаешь, как мне тяжело… Ты же мне как отец… Такой умный, сильный и нежный. Мне так хорошо с тобой.

— В чем же дело? — зашептал Олег в это мокрое несчастное еще детское лицо. — И мне с тобой хорошо. Зачем нам еще кто-то?

— Ты не понимаешь, — трясла Диана головой, говоря о чем-то своем, — мужчине этого не объяснить… Я не могла отказать Максиму… Он так просил, чуть не плакал. И он такой милый… Обещал, что сделает мою жизнь счастливой. Знаешь, как он меня умолял? Я не могла отказать. А вот теперь ты хочешь, чтобы я это сделала. Но я не могу. Я его люблю. А ты мог бы просто быть немножко добрее… Я ведь хотела, чтобы всем было хорошо…

Дольников едва не скрипел зубами, слушая эту речь. То, что Диане казалось исполненным очевидной ясности, было для него невыносимым бредом. И если бы этот бред ничего не значил, он пропустил бы его мимо ушей и забыл. Но в этих словах заключалась такая непробиваемая сила, что он не представлял, как с ней справиться, и чувствовал, что она вот-вот его одолеет.

— Откажи ему, — настаивал он, не зная, какие еще привести доводы. — Макс молодой, переживет. А мы с тобой поженимся…

— Ты не понимаешь, — твердила Диана. — Я не могу! Он этого не перенесет. Ты не знаешь его. Нет, я не могу…

— Но почему? — взрывался Олег. — Если хочешь, я поеду с тобой и буду стоять рядом…

— Что ты! — испугалась Диана, и слезы снова катились из ее глаз. — Это невозможно. Он ничего о тебе не знает.

— Так узнает!

— Нет, нет… Прошу тебя, не надо!

Дольников вскакивал, ходил по комнате, снова падал на колени и умолял Диану стать его женой. Ничего не помогало. Она постепенно успокоилась, слезы высохли на ее глазах, и на все заклинания она только ласково, но твердо качала головой.

— Как ты не понимаешь? Это невозможно… — твердила, словно заведенная.

— Все возможно, пока никто не умер! — не слыша себя, кричал Дольников.

— Зачем ты так говоришь? Ты хороший, умный. Ты мне как отец…

— Скажи еще, дедушка!

Диана уже тихонько улыбалась.

— Не скажу. До дедушки тебе далеко.

— Тебе смешно?

— Перестань, пожалуйста…

— Начни еще утешать меня.

— А ты хочешь?

Дольников хватался за голову. Ничего не помогало. Он был бессилен пробить эту стену. Нежная девочка на поверку оказалась тверже камня. Он готов был убить ее. И при этом хотел так, что мутилось в голове.

В какой-то миг, увидев себя в зеркале, Олег ужаснулся: лицо перекошено, глаза горят, волосы стоят дыбом. Неудивительно, что она боится его.

Он выпил вина, сел на диван, жалея, что нет сигарет, и уже спокойнее взглянул на нее.

— Значит, нет?

— Нет, — покачала она головой. — Прости.

— Причем здесь «прости», — устало сказал он.

Диана ощутила его горечь и, потянувшись вперед, тронула кончиками пальцев колено.

— Я, правда, очень тебя люблю.

— Пойми, — решил он зайти с другой стороны, — я ведь ради тебя сломал, по сути, свою жизнь. Бросил семью, снял эту квартиру…

— Но я же ничего не знала! — ласково возразила Диана.

Ее сочувственный тон ободрил.

— А если бы знала?

Она пожала плечами.

— Если бы я сделал тебе предложение раньше? Неделю назад? Месяц? Ты бы согласилась.

— Но ты же не сделал.

Дольников почувствовал, что сейчас опять сорвется.

Этот путь вел в никуда, он уже убедился в этом, и заставил себя говорить спокойнее.

— Значит, теоретически, ты могла бы согласиться?

— Ну, теоретически… — она неуверенно улыбнулась.

— Проклятый мальчишка, — проворчал Олег. — Перешел мне дорогу, а сам ни ухом, ни рылом…

— Зачем ты так! — тут же напряглась Диана.

— Как? — спросил Олег. — Он украл тебя у меня и даже не подозревает об этом.

— Почему украл? Я же с тобой…

Лицо Дольникова перекосилось.

— Я уже говорил: не смогу делить тебя с ним, — резко проговорил он.

— Но я же делила тебя с твоей женой, — напомнила Диана.

— Это другое.

— То же самое, — спокойно возразила Диана. — Просто мужчинам так удобнее думать.

— Ты так хорошо знаешь мужчин?

— А там и знать нечего.

Дольников замолчал, глядя на нее. Сегодня она не переставала удивлять. Как он не заметил, что она стала совсем взрослой?

— А если, — спросил Олег, — он откажется от тебя?

— Максим никогда от меня не откажется, — с улыбкой превосходства ответила Диана.

— Ну, а если? — пытал Дольников. — Если допустить это чисто теоретически? В этом случае ты приняла бы мое предложение?

— Он не откажется, — сказала она. — И давай больше не будем об этом. Я устала…

Они спорили до ночи, но ни к чему не пришли. Диана, одержав победу, не собиралась уступать. Дольников снова кричал, спорил, убеждал. Она в ответ лишь качала головой. Все было бесполезно. Он проиграл. Оставалось только смириться и принять существующее положение, что неустанно предлагала Диана. Но чтобы его принять, он должен был стать другим человеком, а это произойти не могло. Он был тем, кем был, и никак не мог донести до нее эту простую истину. Они, словно двое глухих, пытались докричаться друг до друга, где каждый желал другому добра, но все усилия были тщетны и приводили только к усилению непонимания.

— Ты хотя бы понимаешь, — окончательно потеряв терпение, кричал Дольников, — что ведешь себя как продажная женщина?

— Что ты говоришь? — снова плакала Диана. — Я никогда ничего такого себе не позволяла…

— Да? — язвил Дольников. — А твое поведение именно так и называется. И с тем, и с другим! С тем — потому что завидный жених, со мной — потому что начальник и можно использовать в личных целях…

— Как тебе не стыдно? — заливалась слезами Диана.

— Мне? — сатанел Олег. — Это мне должно быть стыдно? Ты хочешь жить с двумя мужчина одновременно, а стыдно должно быть мне?

— Ты ничего не понимаешь, — бралась за старое она. — У девушек очень сложная жизнь. Ты мне показался очень хорошим, вот я и…

— Да, да! — кричал Дольников. — Давай, еще про отца вспомни! Я счастлив, что заменил тебе его. Слышал уже сто раз, хватит!

Снизу постучали по батарее. Дольников опомнился. За окном стояла глубокая ночь. Диана сидела в темноте, и только свет от фонарей озарял ее фигуру.

Подойдя к окну, Олег уставился на светящиеся кроны деревьев. Они слегка шевелились — дул ветер, и его порывы освежали горячую кожу лица.

— Я поеду домой, — сказала Диана.

Он помолчал, понимая, что навсегда теряет ее.

— Значит, нет? — спросил он и на секунду замер.

— Нет, — ответила твердо.

Он подошел к ней, опустился на колени, обнял, не представляя, что она может сейчас подняться, шагнуть к двери и уехать… Допустить это было невозможно, и все, что он сейчас говорил, показалось невыносимым вздором.

— Прости меня, — сказал он.

— И ты меня, — ответила она.

Он потянулся к ней и в темноте сразу нашел ее губы. Нет, она не уходила от него. Она была рядом, и все, что им нужно было, вот эта комната и темнота за окном. А дальше они уже не отпускали друг друга, и не нужно было слов, потому что он был с ней, а она с ним, и эта была наивысшая мудрость — на эту ночь, по крайней мере. И та странная мысль, что промелькнула у Дольникова, вдруг направила его мысли совсем по другому пути и вернула надежду, которую он едва не потерял.

Часть вторая

Глава первая

Днем позвонила хозяйка.

— Олег Петрович, — без обиняков начала она, — мне сказали, что у вас вчера было очень шумно!

— Это недоразумение, Татьяна Сергеевна, — морщась, как от зубной боли, проговорил Дольников.

— Я просила вести себя прилично, — отчеканила женщина. — Вы взрослый человек, и я положилась на ваше слово. А мне звонят и говорят, что вчера у вас весь вечер был страшный скандал с какой-то юной особой…

— Татьяна Сергеевна, я сейчас очень занят, — сказал Дольников. — Извините.

Он отключился, не слушая протестующих воплей, и отложил телефон.

«Этого еще не хватало», — подумал он.

Минувшая ночь завершилась безрезультатно, а день продолжился работой, многохлопотной и бесконечной, как обычно. Это и спасало, отвлекая от болезненных мыслей.

Диана заходила несколько раз, обсуждала с ним материалы, болтала о новостях в редакции, словом, вела себя так, будто ничего не случилось.

Олег поражался ее отходчивости.

«Или она глупа до святости, — думал он, вглядываясь в ее оживленное, румяное лицо, — или получила в наследство самый счастливый в мире нрав».

Он решил пока к щекотливой теме не возвращаться. Надо было хорошенько все обдумать и понять, как действовать дальше.

Вообще же, если говорить начистоту, дела его обстояли неважно. Получалось, что совершенно напрасно он признался жене в измене и ушел из семьи. Снял квартиру, заплатив за нее баснословную сумму. Если бы все это совершалось ради их с Дианой союза, все это было бы прекрасно и замечательно. Но она уходила к другому, и ничто не могло поколебать ее решимости. И Олег, по определению Верховцева, выходил в этой ситуации «трижды дураком».

Но он не собирался сдаваться. В Диане заключался смысл его жизни, и существовала еще возможность изменить навязанный ему ход вещей. Та мысль, что пришла ночью, была подлой, недостойной взрослого мужчины, и он колебался, не зная, имеет ли право так поступить. Но она заключала в себе надежду на спасение. Ею в большей мере он и был занят два последующих дня. И даже ворох работы не мог отвлечь его от постоянного обдумывания вариантов развития событий, которые следовало ожидать в ответ на предпринятое им вмешательство.

В пятницу Олег решил действовать. Это был его «удачный день». А кроме того, Диана накануне отказалась к нему приехать, сославшись на необходимость встречи с Максимом.

Теперь она не скрывалась и упоминала имя жениха с подкупающей простотой. Видимо, решила, что Дольников со всем смирился, и была особенно нежна с ним — ластилась, как кошка, и все порывалась заняться любовью прямо в кабинете. Олега передергивало от ее прикосновений, откровенных призывов, но как мог сдерживался, понимая, что не должен ее спугнуть. План требовал внезапности, а девушка могла заподозрить неладное и все испортить. Поэтому вел себя, как обычно, давал себя трепать и гладить, шутил, отправлял на задания, правил статьи — и настойчиво претворял свой план в жизнь.

Сначала он выведал фамилию Максима. Для этого задал вполне невинный вопрос: какая будет фамилия у Дианы после свадьбы?

— Орешкина! — гордо сообщила она.

— Князева для газеты лучше, — заметил Олег, ловко уводя в сторону свой основной интерес.

— В газету я и буду писать как Князева, но возьму фамилию мужа.

— Как и положено примерной жене, — одобрил Олег.

Диана одарила его ослепительной улыбкой.

— Именно!

Она теперь все время улыбалась — сияла. Все худшее, по ее мнению, осталось позади, впереди расстилалось ничем не омраченное будущее. Олег подыгрывал ей в этом заблуждении, и даже, ломая себя, обсуждал то, что, при его воспитании, вызывало чувство стыда.

— Разве тебе не хватает Макса? — спрашивал он в постели. — Он же молодой, сильный. Зачем тебе я?

— Понимаешь, — хихикала Диана, зарываясь носом в волосы на его груди, — он как любовник не очень… Нет, все в порядке. Но он так устает на работе. Да еще марафоны эти бегает… А ты такой старательный и умелый…

Подобные откровения вызывали у Олега желание задать ей хорошенькую трепку, причем оскорблялся одновременно и за себя, и за своего соперника.

Теперь он то и дело ловил себя на том, что пристально вглядывается в лица молоденьких девушек.

«Все ли нынешнее поколение таково? — думал он. — Да, они другие. Выросли на иных ценностях, не знают, что такое смущение. Они открыты, шумливы, не стесняются выражать свои чувства и эмоции. Современные технологии дали им новые возможности и навсегда изменили мир и мораль. Измены, игры были всегда, здесь нет ничего нового… Но эта легкость выбора, безответственность и какая-то первобытная распущенность… Нет, у нас такого не было. Мы были другие».

Диана одаривала его и другими откровениями, еще более неожиданными и бесстыдными.

Дольников терпел, поступательно разрабатывая свой план, и, усыпив ее бдительность, узнал наконец, где работал Максим Орешкин. Теперь мог действовать. Но его сдерживало чувство приличия — то зыбкое и не имеющее четких границ понятие, через которое пока не мог переступить. К тому же было неясно, как поведет себя Макс.

Олег медлил, то ощущая нарастающую решимость, то убеждая себя, что поступать подобным образом не годится, и надо найти другой выход.

Но отказ Дианы раздосадовал и обозлил.

«Значит, поехала сегодня к нему, — сказал он себе вечером в четверг. — У него собственная квартира, они сейчас там целуются, смеются, занимаются любовью…»

Думать об этом было невыносимо. Если бы у него был домашний адрес соперника, помчался бы сейчас туда, ворвался, поднял скандал — главное, не оставлять Диану с ним…

Пытаясь забыться, Дольников бросился баловаться сухим вином, взял в магазине также бутылку водки. И, самую малость поколебавшись, купил пачку сигарет.

«Сейчас не имеет значения, курю я или нет, — думал он, расхаживая по пустой, темной квартире и с наслаждением пуская дым в распахнутые окна. — Какого лешего трястись над своим здоровьем? Когда все кончится, брошу. А не кончится — тогда вообще все неважно».

В пятницу, ближе к полудню, Олег ушел с работы, предупредив Филонову, что ему на час-полтора нужно наведаться в поликлинику.

— Хорошо, Олег Петрович, — сказала Филонова. — Здоровье — дело святое.

При этом она так улыбнулась, что Дольников едва не выругался.

— Сразу после обеда я буду, — сказал он сухо.

— Естественно! Завтра же номер.

Олег кивнул и тут же вышел. Боялся, что Филонова уже все знает: и про снятую квартиру, и про уход из семьи, и даже про отказ Дианы принять его предложение. Сама могла все это разболтать какой-нибудь «лучшей подруге», разумеется, по большому секрету… Известны эти секреты в редакции. Но дознаваться Дольникову пока не хотелось. Он настраивался на предстоящую встречу, и тратить силы на очередную перебранку было бы неразумно.

На метро доехал до станции «Молодежная» и после недолгих поисков нашел искомый дом — огромное современное здание, занятое офисами. Внизу стояли молодые люди, юноши и девушки, курили, многие держали в руках стаканчики с кофе.

Дольников прочитал таблички над дверями. Да, фирма, в которой работал Макс, помещалась здесь. Перед тем как войти, он отошел в сторонку, где было отведено место для курящих. И, прикурив, посматривал на молодых людей. Может, один из них — Орешкин? Впрочем, Диана говорила, что он спортсмен. Но можно выйти просто за компанию, подышать воздухом.

Диана не без гордости показывала Олегу фото Максима в мобильном телефоне. Симпатичный, худощавый, задумчивый. Лицо пока не оформилось, не обрело взрослой законченности, и Дольников не был уверен, что сможет узнать его с первого взгляда. Для него все молодые были на одно лицо — первый признак старости, как говорил Верховцев.

Решив, что внизу Максима нет, Олег затушил окурок, вошел через стеклянные двери, миновал равнодушного охранника и подошел к лифту. Повсюду, в холле, по лестнице, в кафе, расположенном на первом этаже, расхаживали юноши и девушки. Создавалось впечатление, что это какое-то царство молодежи. На Дольникова никто не обращал внимания, будто он был в шапке-невидимке. Дождавшись лифта, вошел в него вместе с тремя бородатыми парнями в растянутых футболках и поехал наверх.

— Ну и че он хотел тебе впарить? — спросил один из парней другого.

— Разводил на какую-то бодягу, типа это фишка такая у них новая.

— А ты?

— А че я, лох, что ли? Послал его подальше.

— Красава!

— А то!

Они вышли на пятом, а Дольников поехал выше. На девятом увидел открытую дверь и пошел к ней. За дверью открылось просторное, как школьный спортзал, помещение, сплошь заставленное длинными столами с компьютерами. За мониторами сидели молодые люди обоего пола, возились с клавиатурой. От столов шел гул, как от ульев, и вся обстановка напоминала гигантские пчелиные соты.

— Здравствуйте, — встретила заученной улыбкой девушка на входе. — Могу я вам помочь?

Рядом стояла вторая и тоже улыбалась, впрочем, несколько напряженно.

— Добрый день, — улыбнулся Дольников. — Я ищу одного человека.

— Да? — наклонила гладко зачесанную головку с высокой гулькой на макушке первая девушка. — Кто именно вас интересует?

— Максим Орешкин.

Девушки переглянулись.

— Простите, а по какому вопросу он вам нужен? — спросила вторая, с двумя маленькими гульками по бокам головы.

— По личному, — ответил Олег. — Не волнуйтесь, минутное дело. Семейное, так сказать…

Девушки снова переглянулись.

— Вообще, так не положено, — сказала первая.

— Надо предварительно созвониться, — пояснила вторая.

— Есть определенный порядок, — добавила первая.

— Сюда заходить посторонним не положено! — твердо закончила вторая.

— Девушки, обещаю, всего одна минута, — сказал Дольников как можно более вежливо.

Он уже понял, что шутки здесь не проходят, и эти юные особы вот-вот выставят его за дверь. Одно спасение — говорить на их языке.

— Простите, что нарушил порядок, — добавил он. — Впредь такого не повторится.

Первая девушка смерила его испытующим взглядом. Снова переглянулась со второй. Та едва заметно кивнула.

— Хорошо, — сказала первая, — подождите у лифта.

— Большое вам спасибо, — стараясь говорить максимально серьезно, поблагодарил Олег. — До свидания.

— Хорошего дня, — услышал в ответ.

Дольников отошел к лифтовой площадке, встал так, чтобы его не было заметно, и уставился на дверь, откуда должен был выйти Максим.

— Простите, это вы меня ждете? — услышал он через две минуты.

Олег вздрогнул и повернулся.

Перед ним стоял высокий, стройный парень в розовой тенниске и черных джинсах. На голове — темно-русая копна волос от хорошего парикмахера. Карие, чуть близорукие глаза внимательно смотрели на Дольникова, красиво изогнутые губы вежливо улыбались.

«Максим», — узнал его Олег.

Должно быть, он вышел из узкого коридора, ведущего вглубь этажа, на который Олег не обратил внимания.

— А вы Максим? — спросил Дольников, приходя в себя.

— Да.

Олег с удовлетворением отметил, что он гораздо крепче своего соперника, хотя тот был и выше его на полголовы. Дойди дело до драки, у этого «марафонца» не было бы шансов.

— Меня зовут Олег Дольников. Я э-э… коллега Дианы… Дианы Князевой.

Вежливая улыбка сползла с лица Максима. Глаза его чуть потемнели — он нахмурился, впрочем, скорее озадаченно, чем враждебно.

— Да, — кивнул он. — Я слышал о вас. Диана говорила.

— Тем лучше, — сказал Дольников.

Он шагнул ближе.

— Послушайте, Максим, мы не могли бы поговорить с вами в более подходящем месте?

— Не знаю… — замялся молодой человек, оглядываясь назад. — У меня работа.

— Всего десять минут! Попьем кофе внизу, в кафе. Я угощаю.

Дольников улыбнулся.

— Ну, если десять минут…

— Не больше, — заверил Олег. — У меня тоже работа, и день в разгаре. Все мы подневольные люди. И потом, разве вы не хотите узнать, зачем я приехал?

В глазах Максима блеснул огонек — Олег понял, что зацепил его за живое.

— Хорошо, — согласился тот. — Давайте поговорим.

Они спустились вниз, вошли в кафе и сели за один из столиков. Обеденный перерыв еще не начался, и посетителей почти не было. Только за одним из столиков сидели двое молодых людей, парень и девушка, и молча копались в своих смартфонах.

Дольников взял в баре две чашечки кофе, жалея, что не может прихватить к ним коньяку.

Максим ждал, изредка поглядывая на него.

— Вы не курите? — спросил Олег, садясь за стол.

— Нет.

— А я бросил. Но вот снова закурил…

Было бы здорово, если бы Максим поинтересовался, почему. Отличная завязка для разговора. Но он промолчал, и Дольникову пришлось искать подходящее вступление.

— А все из-за вас, — шутливым тоном произнес он, внимательно глядя при этом в лицо парня. Тот лишь слегка повел головой, но снова ничего не спросил.

«Не прост, — подумал Олег. — А с виду не скажешь».

— В общем, не буду тянуть, — сказал он, обоими локтями опираясь на стол и наклоняясь к Максиму. — Диана сказала, что вы сделали ей предложение.

— Да, — едва разжал губы Максим. — А что?

— Вы поспешили, — сказал Олег.

Он взял чашку и сделал два глотка кофе.

Максим к своей чашке даже не прикоснулся. Он будто не замечал ее.

— Почему? — спросил он.

— Потому что Диана не может быть вашей женой.

— Почему? — упрямо повторил Максим.

— Потому что вы ничего не знаете.

— Чего я не знаю?

— Дело в том, — сказал Дольников, — что у нас Дианой близкие отношения. Давно, уже полгода.

Возникла пауза. Максим во все глаза смотрел на Дольникова.

— Совсем… близкие? — спросил он заторможенным, словно со сна, голосом.

— Ближе не бывает. У меня квартира, где мы встречаемся.

Максим, не мигая, смотрел на него. Олегу показалось, что он сейчас его ударит.

— Этого не может быть, — сказал Орешкин. — Она говорила, что вы пристаете к ней… Но о близких отношениях… о квартире я впервые слышу.

— Так услышьте, — сухо отрезал Дольников, разозленный тем, что он, оказывается, «пристает». — И возьмите свое предложение обратно. Пока не поздно.

— Не могу, — покачал головой Максим. — Я люблю ее.

— И я люблю ее. И тоже сделал предложение, представьте себе. И она бы согласилась, да боится обидеть вас. Такая вот чуткая девушка.

— Это неправда!

— Что именно — неправда? — поинтересовался Дольников.

Он снова взял чашку с кофе и сделал большой глоток. Очень хотелось выпить коньяку, а еще больше закурить, но приходилось терпеть — Максим вряд ли составил бы ему компанию.

— То, что у вас были с ней отношения.

— Не только были, но и есть. И будут продолжаться, смею вас уверить. И поэтому говорю, что вам следует отказаться от нее.

Жестом отчаяния, хотя и замедленным, Максим запустил руку в свою шевелюру.

— Вы молоды, — продолжал Олег. — Привлекательны и успешны. У вас даже квартира есть! Найдете себе другую невесту. Уверяю, это будет нетрудно…

— Вы все врете! — перебил его Максим.

— Послушайте, — сузил глаза Дольников. — Врать мне не имеет смысла, я слишком взрослый человек. Приехал сюда рассказать правду. Чтобы вы не питали иллюзий… В общем, Диана с вами не будет. Она останется со мной. Вот и все.

— Вы врете! — с ненавистью прошептал Максим.

Он поднялся и быстрым шагом направился к выходу. Но на полдороги вернулся, достал из кармана десятирублевую бумажку и бросил на стол.

— За кофе!

— Максим, — попытался удержать его Дольников.

Но тот уже умчался — только стукнула стеклянная дверь.

Олег обернулся. Молодые люди за соседним столиком не обращали на них внимания, занятые своими смартфонами. Зато немолодая продавщица за стойкой смотрела во все глаза.

«Подняли все-таки шум, — подумал Дольников. — Впрочем, все это неважно, совершенно неважно. Главное, что этот бегун теперь в курсе. Посмотрим, что он будет делать».

У него зазвонил телефон. Алина.

— Привет, доча, — сказал Олег, выходя из кафе и думая о своем. — Рад тебя слышать…

— Папа! — закричала Алина. — С мамой плохо!

Дольников замер, стоя рядом с постом охранника.

— Что случилось?

— У мамы приступ… Приезжай скорее. Я так боюсь.

— Скорую! — закричал Дольников. — Вызывай скорую!

Охранник уставился на него и даже приподнялся со своего места, но Олег замахал рукой: не надо волноваться, сидите спокойно.

— Уже вызвала, — сказала она. — Папа, приезжай скорей!

— Еду, Алина, уже еду…

Дольников выбежал из здания, бросился ловить такси. Как на зло, здесь был огороженный участок дороги, и машины пролетали мимо, не задерживаясь. Олег побежал на улицу Кальварийскую, высматривая такси и проклиная себя за то, что не взял сегодня машину. У «форда» барахлило зажигание, и он без нужды решил пока им не пользоваться.

«Одно к одному, — думал он, бегая по улице и уже начиная задыхаться…»

Только через пять минут ему удалось остановить частника. Попросил как можно быстрее отвезти в Зеленый Луг, а сам торопливо набрал номер Алины.

— Скорая приехала?

— Нет еще, — отвечала дочь, едва не плача и с трудом сдерживая голос.

— А что с мамой? Как она? В сознании?

— С утра было плохо. Не пошла на работу. Сказала полежит… Потом стало еще хуже. Я дала лекарство. Она белая совсем… Я так боюсь!

Алина заплакала.

— Папа, мама ведь не умрет?

У Дольникова упало сердце.

— Нет, доча, что ты! — закричал он. — Конечно, не умрет. Не волнуйся, я сейчас приеду…

— Кажется, скорая! — перебила его дочь. — Побегу отрывать!

— Не волнуйся, все будет хорошо…

Разговор оборвался — Алина отключилась.

Не выпуская телефон из рук, Олег смотрел в окно на медленно ползущие мимо дома.

«Это все из-за меня. Все из-за меня… И если что, так и скажут: это ты виноват!»

Машина едва двигалась, подолгу стоя на каждом светофоре. Пятница, обычное дело, да еще время обеденное. Только под мостом на Немиге простояли минут десять. Солнце висело прямо над городом, в машине было жарко, в приоткрытое окно несло выхлопными газами и асфальтными испарениями.

— Включите кондиционер, — не выдержал Дольников.

— Сломался, — уныло отозвался водитель.

— Может, где-нибудь срежем?

— Где тут срежешь? В Зеленый Луг одна дорога.

— А по проспекту?

— То же самое.

— Надо было через кольцевую попробовать.

— Смеетесь?

«Лучше бы поехал на метро, — думал Олег, поглядывая на мобильный и не решаясь позвонить дочери. — Быстрей было бы. Впрочем, скорая уже там. Они помогут. Только бы не случилось худшее. Алина не переживет… И что тогда делать мне?»

Он так разволновался, что разговор с Максимом отошел на второй план. И если время от времени всплывали воспоминания, то немедленно перебивались беспокойством о состоянии Ирины.

Дольников не то чтобы не думал о ней в последнее время — как раз наоборот. Но это был скорее мысленный спор, неуступчивый и упорный, в котором он неутомимо отстаивал свою правоту, а она не менее неутомимо нападала. О том, что все может закончиться внезапно и навсегда, он даже не помышлял. И теперь чувствовал, что ему стыдно, и вдобавок, жалко Ирину, — она точно не заслуживала такого.

«Господи, хоть бы все обошлось, — думал Олег, глядя на телефон. — Хоть бы ей помогли. Она ведь еще молодая. Должна справиться. Алина не звонит, возможно, худшее позади… Если бы… Она бы уже позвонила. Впрочем, может быть шок. Нет, только не это…»

Когда наконец приехали на Гамарника, он пулей, не дожидаясь лифта, помчался вверх. Машины неотложки внизу не оказалось, и трудно понять, что это означает: сняли приступ и уехали либо уже увезли…

В квартиру Олег буквально вбежал, благо, дверь не была заперта. И первой, кого увидел, — была теща.

— Добрый день, Елена Васильевна, — запнулся он на пороге.

— Зачем ты приехал? — ледяным тоном спросила та.

Она стояла, перекрывая проход, плотная, свежая женщина, с густыми кудряшками на голове и розовой, густо намазанной помадой на губах.

— Алина позвонила, — сказал Дольников, тщетно пытаясь заглянуть в спальню. — Где Ирина? Как она?

— С ней все в порядке!

— Скорой внизу нет, вот я и подумал…

— Раньше надо было думать!

— Елена Васильевна, — повысил голос Дольников, — вы ничего не знаете…

— Все я знаю! — заявила теща. — Нашел себе молодую и бросил жену. Я всегда знала, что этим кончится!

— Да что вы знали! — стараясь не сорваться на крик, зашипел Дольников.

Из спальни вышла Алина, закрыла за собой дверь.

— Чего вы шумите?

— Как мама? — бросился к ней Олег, забыв о теще. — Ей лучше? Врачи помогли?

— Да, — кивнула дочь, — лучше. Сделали укол, выписали лекарства. Она отдыхает.

— Что сказали? Что-то опасное?

— Острый приступ стенокардии. Нужно как можно быстрее пройти обследование и лечь в больницу, чтобы не было осложнений.

Дольников слушал и кивал. На душе становилось легче.

— Дай рецепт, — сказал он, — сбегаю и куплю лекарства.

— Без тебя купим, — вмешалась теща.

— Бабушка! — с укором прошептала Алина. — Не шуми. Мама отдыхает.

— Зачем ты ему позвонила? — стала ей выговаривать Елена Васильевна. — Я же сказала, что сейчас приеду.

— Не кричите на ребенка, — вмешался Дольников. — Не у себя дома.

— Папа! — воскликнула та. — Перестань.

Вдруг из спальни вышла Ирина, закутанная в халат. Олега поразила бледность ее лица и темнота запавших глаз.

— Ира, — шагнул к ней Дольников, — как ты?

— Уходи, — слабым, но отчетливым голосом произнесла жена.

— Но я приехал, чтобы помочь. Алина позвонила…

— Уходи! — повторила громче Ирина.

Внезапно она качнулась и, чтобы не упасть, оперлась всем телом о дверной косяк.

— Папа, уходи! — взвизгнула вдруг Алина.

— Ты что, доча… — растерялся Дольников.

— Уходи! — закричала она и вскинула перед ним сжатые кулачки. — Уходи сейчас же!

В глазах появилась такая ненависть, что Дольников попятился к выходу.

— Зачем ты…

— Уходи! — кричала дочь, размахивая кулачками перед его носом. — Быстрее!

К ней присоединилась теща, ощутимо толкнув Олега в грудь. Что-то выкрикивая, неразборчивое и яростное, они пошли на него единым фронтом. Под их свирепым натиском он выскочил на лестничную площадку, и дверь тут же захлопнулась.

«С ума сошли. Чуть не убили. Зачем я сюда приехал?»

В первую минуту, кипя обидой и возмущением, он хотел кинуться на дверь, загрохотать в нее кулаками, но одумался, заставил себя остановиться. Поглядывая назад, спустился по лестнице вниз, задержавшись на нижней площадке. Было понятно, что никто его не позовет, и что это разрыв окончательный. Но брала обида — зачем они так с ним, и хотелось объясниться, хотя бы с Алиной.

Никогда он не видел такой ненависти на лице дочери. А каким страшным голосом она закричала! Здесь не только страх, но и отношение к нему, личное. Да, позвонила, растерялась, маленькая еще, не отвыкла. Но не может простить, что бросил их, нашел другую, предал мать…

Снова зазвонил телефон. Филонова.

Олег поднес трубку к уху.

— Да, Светлана Андреевна?

— Вы собираетесь появиться сегодня на работе? — уточнила она, не затрудняясь дипломатичными выражениями.

— Да, конечно… Пришлось задержаться, у жены возникли проблемы со здоровьем.

— Так у кого проблемы со здоровьем, у вас или у жены? — ехидным тоном поинтересовалась Филонова.

— Я уже еду, — жалея, что пустился в объяснения, сказал Дольников.

— Давайте в темпе. Редактор дважды о вас спрашивал, я не могу прикрывать вас вечно.

— Хорошо.

В сущности, Филонова права. Сегодня верстается субботний номер, самый ответственный. А он бросил всю работу на нее и умчался невесть куда.

Но кто мог знать, что с Ириной случится несчастье?

Не успел явиться на работу, как ворвалась Диана.

— Что ты наделал? — закричала она, даже не подумав закрыть за собой дверь.

Дольников поднялся, закрыл дверь, сел на место.

— Зачем ты ездил к нему? — спросила Диана.

Она скрестила руки на груди и выглядела очень воинственно.

— Хотел познакомиться, — спокойно ответил Олег.

Он предвидел подобный разговор и сумел к нему подготовиться. Была, правда, надежда, что Макс сумеет удержать язык за зубами. Но нынешняя молодежь, которая выкладывает каждый свой шаг в интернете, вообще не знает, что такое хранить тайны, и парень не оказался исключением. Сходу позвонил «мамочке» — какой послушный мальчик!

— Зачем? — воскликнула Диана.

— Должен же я был узнать соперника в лицо, — пояснил Дольников.

— Какой он тебе соперник?

— Самый настоящий.

— Ты все испортил!

— Я этого и хотел, — кивнул Олег.

— Ты не понимаешь, — сказала она и села на стул.

Истолковав это как добрый знак, Дольников с улыбкой уставился на нее.

Несмотря на гнев, выглядела она великолепно. Белое ситцевое платье в крупный красный горошек, схваченное на талии пояском, очень ей шло и делало совсем юной. Каблуки, как всегда, были высокие, и это удлиняло и без того длинные ноги. Оторвать взгляд от этих невероятных, очень зрелых и самостоятельных ног, было невозможно — во всяком случае, Дольников не мог.

— Чего я не понимаю? — спросил он.

— Теперь мы сможем встречаться не так свободно, как раньше, — пояснила Диана.

— Почему?

— Потому что Максим будет думать, что я с тобой!

— Ну и пусть думает!

— Он мой жених, не забывай.

— Точно? — с улыбкой спросил Дольников.

— Да, Макс нисколько тебе не поверил! — засмеялась Диана. — Он меня спросил, и я сказала, что все неправда, что ты наговорил, у нас с тобой ничего нет и быть не может.

— То есть… Ты сказала, что у нас с тобой ничего нет, и он тебе поверил?

— Конечно! Я же тебе говорила, что он во всем меня слушается. Поэтому я его и выбрала.

— Он действительно тебя любит… — проговорил потрясенный Дольников.

— А я о чем! — просияла Диана. — Скажи, он такой классный!

— Да, — согласился Олег, — действительно…

Вошла Филонова, заговорила о статье на вторую полосу. Пока обсуждали эту статью и уточняли другие вопросы, Диана в вызывающей позе сидела на стуле, намеренно не замечая насмешливых взглядов Филоновой. Олег боялся, что между ними вспыхнет не самый любезный разговор, но обошлось. Скорее всего, Светлану Андреевну сдерживало пребывание в чужом кабинете, и это же придавало смелости Диане.

Когда Олег вместе с Филоновой ушел к редактору — тот вызвал обоих, — Диана не покидала кабинет, пока он не вернулся.

— Ты все-таки Филонову не раздражай, — заметил Олег. — Зачем тебе ее злить?

— Да я же ни слова не сказала!

Дольников махнул рукой и сел к компьютеру — надо было срочно править только что присланную статью от собкора из Витебска.

Диана и не подумала уходить.

— А почему ты задержался в обед? — спросила она.

Олег молчал, щелкая клавишами.

Но работа ему не мешала. Пальцы и глаза делали ее сами. Молчал он намеренно, думая о том, стоит ли посвящать Диану в ситуацию с Ириной?

Потом решил — стоит. Пусть знает, каково ему приходится. А что? В борьбе за личное счастье все средства хороши. Почему он должен уступать ее какому-то расфуфыренному хлыщу?

Он закончил правку, отправил статью на верстку и повернулся к Диане:

— У жены был сердечный приступ. Позвонила дочь, я и помчался домой.

— Приступ!

— Угу, — не разжимая губ, подтвердил Олег.

Они посмотрели друг на друга, и Дольников записал себе в актив округлившиеся глаза Дианы.

— И… как? — спросила она.

— Приехала скорая, оказала помощь. Понадобится обследование, потом больница. Как-нибудь обойдется, я надеюсь…

— Как жаль!

— Жена с тещей вдобавок накричала на меня, — сообщил с нервным смешком Дольников.

— Да ты что! — замерла Диана.

— Буквально вышибли из квартиры…

Вошел Рябоконь, положил на стол пачку сверстанных полос и подался к Диане, но та блеснула глазами, и Коля сник.

— Что у тебя? — спросил Олег.

— Да непонятно с этой фотографией на третьей… И тут вот с заголовком надо разобраться. Смотри, как сверстали — еле видно. И перенос… Это же позор какой-то!

Минут двадцать они разбирали полосы, и снова Диана оставалась в кабинете. Искоса глядя в окно, она что-то напряженно обдумывала, совершенно не замечая взглядов, которые бросал на нее ответственный секретарь.

Дольников мог только догадываться, о чем она размышляет. Но поговорить не имел возможности — в кабинет, помимо Рябоконя, вошли двое сотрудников, потом еще один, принялись обсуждать полосы, шуметь и спорить — обычное дело перед сдачей номера. Если Диану и замечали, то никто ей ничего не говорил — привыкли, что сидит в кабинете первого зама. А она, обычно такая живая, всем интересующаяся, сейчас словно от всего отключилась, и сидела, молчаливая и замкнутая, ни во что не вмешиваясь и ничего не слыша.

— О чем задумалась? — спросил Дольников, когда они остались одни.

— Зря ты бросил жену! — сказала Диана.

— Вот как? Кажется, мы уже обсуждали эту тему…

— Видишь, как Ирина переживает твой уход? — не обращая внимания на его тон, продолжала она. — Даже приступ случился.

— Почему ты думаешь, что это непременно из-за моего ухода? — возразил Дольников. — У нее и раньше были проблемы с сердцем. Все хотят повесить вину на меня! Теща, дочка… Ты еще!

— Потому что мужчина всегда виноват.

— А ты-то что в этом понимаешь? — закричал Олег.

Он не сдерживал голос — только что в кабинете было шумно, и можно было все списать на рабочую обстановку. И душу хотел отвести, накопилось за день.

— Не кричи на меня, — обиделась Диана. — Я говорю правду.

— Конечно! Кто, кроме тебя, мне эту правду скажет. Может, еще чем-нибудь удивишь?

— Не стоило тебе ездить к Максиму, — немедленно заявила она.

— Слышал уже, — махнул рукой Олег.

Достал сигареты, открыл окно и закурил.

Правилами редакции было строжайше запрещено курить в кабинетах, и даже на лестнице черного хода. Все курящие сотрудники спускались вниз и выходили на улицу, и Дольников строго следил за этим. Но тут на него что-то нашло, он бы не только закурил, но и выпил сейчас с удовольствием.

Диана ошеломленно смотрела на него.

— Ты снова закурил?

Она знала, каких трудов стоило Олегу избавиться от этой привычки, принимала трогательное участие в его борьбе, поддерживала, как могла… И вот чем все закончилось.

— Да, — сказал устало Дольников, — закурил.

Он глубоко затянулся и пустил струю дыма в окно. Сидящая в окне пятого этажа девушка подняла голову и с интересом посмотрела на него.

Диана порывисто поднялась:

— Не нужно, Олег…

— Еще ты мне указывай!

Он тут же пожалел об этой вспышке. Был отличный момент для примирения, и он его упустил. Диана от его окрика вздрогнула, попятилась и села на стул.

— Извини, — сказал Дольников, — что-то я сегодня не в настроении.

— Ничего, — ответила она излишне ровным голосом, — бывает…

Позвонил редактор, вызвал Олега к себе.

— Я быстро, — сказал он, выбрасывая окурок в окно. — Подожди.

Когда вернулся, Дианы в кабинете уже не было.

— Ты представляешь, она еще будет меня жизни учить! — говорил Дольников Вадиму, вертя в пальцах незажженную сигарету. — Мало мне домашних, так еще и этот… Брут малолетний туда же. Мужчина, мол, всегда виноват!

— И она права, — невозмутимо заметил Верховцев. — Если женщины начнут признавать свою вину, им станет скучно иметь с нами дело. Мы нужны им как источник вечных несчастий, это делает их жизнь такой волнующей. А что стоит женщина без переживаний?

— Как будто нам они этих переживаний не доставляют? — буркнул Олег.

— Они в них не верят, — возразил Вадим. — Им кажется, мы все выдумываем на зло. А стало быть, снова перед ними виноваты… Не забывай, женщина — существо сугубо рациональное, она любую ситуацию вывернет себе во благо. И только благодаря этому существует род человеческий.

— Не мели чепухи, — попросил Дольников.

— Не буду, — усмехнулся Верховцев.

Они сидели в любимом кафе Вадима, в центре «кольца юности», на улице Карла Маркса, и довольно усердно пили коньяк, который Верховцев в серьезных случаях предпочитал всем другим напиткам.

Шел девятый час вечера, уже сгущались сумерки. Но в этом маленьком уличном кафе было уютно. На столе горел желтый светильничек, за стеклянной перегородкой неторопливо двигались силуэты прохожих, какая-то птичка задержалась с ночлегом и время от времени тонко посвистывала в подстриженной кроне дерева.

Верховцев снова отозвался на просьбу друга незамедлительно встретиться. Несомненно, у него были свои планы на этот пятничный вечер, но он даже не заикнулся о них. Когда Олег в телефонном звонке вывалил на него все свои беды, Вадим сказал, что ждет его в своем кафе — и это были лучшие слова утешения.

— Как себя чувствует Ирина? — спросил, немного помолчав, Вадим.

Дольников состроил болезненную гримасу.

— Не знаю…

— Позвонил бы Алине.

— Звонил.

— И что?

— Сказала, что все в порядке, и бросила трубку. Столько ненависти в голосе… За что? Я ведь ее так люблю. Веришь, ни разу в жизни не наказал! А она так кричала на меня, словно хуже человека нет на свете.

— Дети, — произнес Верховцев со странной улыбкой. — Они напоминают инопланетян из фильмов ужасов. Сначала смотрят на тебя большими глазами, а потом хотят сожрать.

— Она так быстро выросла, — сказал задумчиво Дольников. — Мне порой кажется, что я ее совсем не знаю. А какая чудная была в детстве! Я по ней, маленькой, до сих пор скучаю. А теперь она выросла и… словно ушла от меня. Навсегда, понимаешь? И лишила меня той девочки, которую я так любил…

— Все отцы недолюбливают дочерей за то, что они слишком быстро выросли, — заметил Вадим. — Им кажется, что они предали их. Но что делать? Дети растут, меняются, уходят — и вдруг становятся нашими судьями.

— Вот именно! — вырвалось у Олега. — А что они знают о жизни, чтобы нас судить?

— Выпьем, — сказал Вадим. — А то начнем обвинять детей в наших бедах и скатимся до банальной жалости к самим себе. А хуже этого только похмелье после ерша…

Дольников засмеялся:

— Ты помнишь?

— Помню, — с улыбкой сказал Верховцев. — И кто нас научил запивать самогон пивом?

— А бедный Генри тогда чуть не умер.

— И плакал, что никогда не увидит своей Уганды.

Они засмеялись и, чокнувшись, выпили.

Олег закурил, не притрагиваясь к закуске. Он весь вечер ждал звонка от Дианы, но та на связь не выходила. Обиделась. Она часто обижалась, однако всегда быстро отходила. Но сегодня с ней что-то случилось. Он перегнул палку. Встреча с Максимом произвела на нее гораздо более глубокое впечатление, чем рассчитывал. Вдобавок, он был груб с ней. Обиделась до того, что отключила телефон — немыслимый для нее поступок.

«Если я ее потеряю, покончу с собой», — подумал Дольников и вдруг почувствовал, что хочет этого.

— Она позвонит, — сказал Верховцев. — Не терзай себя.

— Она обиделась, — возразил Олег. — Сильно.

— Иногда это полезно…

— Не вижу никакой пользы.

— Надо же ей спокойно подумать о том, кого из вас предпочесть.

— Она уже предпочла, — пробурчал Дольников. — Максима. Этот тощего стилягу.

— Похоже, он симпатичный парень, — усмехнулся Вадим.

— Ничего, — нехотя признался Олег. — Чем-то похож на меня в молодости.

— Вот видишь! Она постоянна в своих пристрастиях. Ей нравится твой тип.

— Тогда почему она выбрала его, а не меня?

— Все просто. Природа. У женщин это работает на подсознательном уровне. Ей надо родить здоровое потомство, поэтому нужны гены того самца, который понравился. А также необходим сам самец. Он будет защищать потомство до тех пор, пока оно не вырастет. Понятно, что молодость здесь в приоритете. Противопоставить ей можно только серьезные деньги, которые тебе не грозят, потому Диана в качестве мужа предпочла ровесника. И правильно сделала! Молодым следует создавать семьи с молодыми, именно так распорядилась природа-матушка. И не надо с ней спорить. Окажешься в дураках.

— Уже оказался, — кисло заметил Олег.

Они выпили, и Дольников взял из пачки следующую сигарету.

— Ты снова закурил? — спросил Верховцев.

— Такой уж день…

— Но закурил ты не сегодня, — с непривычной мягкостью заметил Вадим.

Олег почувствовал, как у него дрогнул подбородок.

— Не сегодня.

— Запустил программу саморазрушения?

— Она запущена в нас с рождения, — махнул рукой Дольников.

Вадим как-то странно посмотрел на него.

— Что? — спросил Олег.

— А давай сегодня встряхнемся! Как раньше.

Олег раздумывал не более секунды.

— Давай!

— Куда?

— Все равно.

— Может, «Седьмое небо»?

— Давай.

Через полчаса они сидели в просторном зале ресторана «Седьмое небо» и с интересом осматривались.

— Давно здесь не был, — сказал Олег. — По ощущениям — лет сто. Все другое…

— Все то же самое, — возразил Верховцев. — Столы, стулья, официанты… Смотри: Красный костел за окном. А на той стороне — Володарка…

— Точно! — засмеялся Дольников.

— Тогда поехали, господин журналист?

— Поехали, господин писатель!

Они начали чокаться так лихо, что на них невольно обратили внимание. Две женщины за соседним столиком улыбались, и Верховцев не преминул заметить:

— Мы пользуемся популярностью, Олег Петрович. Ты как, не против, чтобы сблизить корабли вон с теми прекрасными незнакомками?

— Не против…

Олегу уже было все равно. Хмель развеселил и отвлек. Ощущал себя молодым, сильным и безрассудным — то, что требовалось для сегодняшнего вечера. И для всей жизни, в идеале.

Вокруг гудели голоса, звенела посуда, кто-то уже шел танцевать. Верховцев в один миг познакомился с соседками и потащил Олега за их столик, призывая одновременно официанта.

— Значит так, дружище! Шампанское, коньяк, что-нибудь из закуски. Давай быстрее, девушки ждут…

Вечер покатился, шумный и бестолковый. Верховцев, точно напялив на себя гусарский кивер, хохотал и дурачился — и изысканно ухаживал за своей дамой, не спускавшей с него глаз. Даму звали Татьяна, ей было под сорок, и красное платье подчеркивало неплохо сохранившуюся фигуру. Олегу выпало развлекать ее подругу, миниатюрную брюнетку по имени Анжела.

Потанцевав с Анжелой и ощутив, как тесно она прижимается, Дольников понял, что сегодня ему не будет отказа ни в чем.

«А эта еще кочевряжится, — думал он, с натугой смеясь шуткам Вадима и послушно чокаясь с дамами. — Телефон отключила… Как будто с мальчиком играет. Зачем она мне нужна? С Анжелой все просто… И выглядит она хорошо. Если не приглядываться…»

Он вышел на очередной перекур, улизнув от всех, спрятался в туалете и достал телефон. Весь вечер приказывал себе не звонить Диане, но хмель растворял волю и обострял обиду.

«Только два слова, — пообещал он себе. — Только два…»

Набрав номер, прижал телефон к уху. Пошли гудки — добрый знак. Значит, включила телефон.

— Да, — услышал он внезапно ее голос.

Это настолько поразило, что он чуть не оглянулся — показалось, что Диана стоит рядом.

— Это я, — сказал он, и замолчал, ловя изо всех сил звуки в трубке.

Ему показалось, что слышит ее дыхание, и он прижал трубку еще сильнее.

— Я знаю, — ответила Диана.

— Ты… у него? — спросил Олег.

— Я дома.

«Врет», — подумал Дольников.

— Я хочу тебя видеть. Приезжай на Кедышко. А хочешь, к нам в ресторан… Это здесь, в центре, «Седьмое небо». Бери такси, я оплачу…

— Ты пьян?

— Да. Нет… Это не важно! Совершенно не важно. Ты понимаешь, совершенно! Главное, что я хочу тебя видеть. А хочешь, я к тебе приеду?

— Не надо.

— Ты не хочешь меня видеть?

— Нет… Не в том дело. Просто… Давай в другой раз.

— Что, Макс не пускает?

— Олег! Я дома, я же сказала.

— Врешь.

— Олег…

Она замолчала, не желая, или, скорее, не зная, как закончить разговор.

Молчал и Дольников, ощущая, как тяжело перекатываются мысли в голове. Но руку с трубкой ему не смогла бы опустить никакая сила, — пока Диана с ним, пока ее голос доносился до него, словно теплый ветерок.

Он вдруг почувствовал такую тоску по ней, что едва не закричал: «Приезжай! Молю тебя, приезжай!»

— Мы встретимся? — спросил он, стараясь произносить слова как можно более бережно.

— Да, — без колебаний ответила она.

— Когда?

— Скоро.

— Завтра?

— Я тебе позвоню.

— Диана…

— Я тебе позвоню, — повторила она и отключилась.

Дольников какое-то время слушал гудки в трубке, и не с первой попытки уложил телефон в карман пиджака.

«Зачем я так напился?» — подумал он, разглядывая себя в зеркале.

Отражение — длинные вертикали пересекаются унылыми горизонталями — имело такой несчастный вид, что он с отвращением от него отвернулся.

«Бросила меня, — подумал он. — Сама сейчас с этим… Максиком развлекается, а мне врет. Ну и черт с ней. Она с Максимом, а я с этой… как ее… Анжелой. Ну и ладно. И всем хорошо».

Он вернулся в зал и, садясь за стол, встретился взглядом с Вадимом. Тот смотрел прямо и трезво, было видно, что обо всем догадался.

Олегу стало скучно. Налил себе полную рюмку коньяка и молча выпил.

— Что с вами? — испугалась Анжела.

Он глянул на волнистые бороздки морщинок на ее лбу и едва удержался, чтобы не сказать какую-нибудь грубость.

— Все хорошо, — сказал он. — Пить захотел.

— Вот же минеральная вода, — растерялась Анжела. — Давайте я вам налью…

— Вы лучше слезы ему вытрите, — вмешался Вадим.

— Заткнись! — рявкнул Олег.

Женщины испуганно подались в разные стороны, с недоумением и страхом глядя на него.

— Извините, — пробормотал Дольников. — Я не хотел.

— Перебрал, — сказал Верховцев. — Бывает, милые девушки. Не обращайте внимания. У человека трудный день.

— А что случилось? — прощебетала Анжела, осторожно придвигаясь к Олегу. — У вас неприятности на работе?

Дольников с ненавистью посмотрел на Вадима. Тот улыбался как ни в чем не бывало. Волчьи его зубы были оскалены до ушей. Он не боялся Олега. Если бы тот полез в драку, получил бы сдачи. Оба об этом знали — был и такой опыт в их прошлом.

— Вот, возьмите! — протянула стакан с минеральной водой Анжела.

— Спасибо.

Дольников перевел дух, выпил до дна и почувствовал, что стало легче. Вадим между тем наливал дамам шампанское, себе и Олегу — коньяк, они все вместе выпили под его забавный тост — и веселье продолжилось. Олег постепенно обмяк, разговор с Дианой отошел на задний план, он хмелел все больше и, уже не стесняясь, тискал Анжелу в танце и за столом. Дела у Вадима с Татьяной шли не менее успешно, и вскоре решено было ехать на квартиру к Верховцеву, благо, и ресторан уже закрывался.

Шумной компанией уселись в такси, под шуточки Верховцева и счастливый смех Татьяны, и поехали. За окном поплыли дома, белые, желтые и голубые — как в кукольном театре. Дольников смотрел на них и повсюду видел глаза Дианы.

— Тебе грустно? — прошептала на ухо Анжела.

Он повернулся к ней, увидел маленькое незнакомое личико, черные, коротко стриженые волосы, складочки у глаз — и тоска по той, другой, юной и сияющей, нахлынула так, что он едва не застонал.

— Вадим, — сказал он, — я домой.

Верховцев рывком развернулся к нему.

— Не дури! — приказал он. — Сейчас приедем на базу, добавим…

— Я домой, — повторил Олег. — На Кедышко… Командир, останови машину.

— Перестань! — строго сказал друг. — Не хватало проблем… Сиди, довезем.

Дальше ехали молча. Вечер был сорван, и все это понимали. Дамы явно расстроились и о чем-то тихо, одними междометьями, переговаривались, прижавшись друг к другу. Верховцев тоже молчал, словно радио выключили. Олегу было все равно.

Он знал, что поступает глупо, и эту ночь ему лучше провести с Анжелой, безотказной и, кажется, доброй женщиной, но ничего не мог с собой сделать. Что ему Анжела, если Диана осталась с другим? Невозможно было выпить такое количество спиртного, чтобы он хоть на миг позабыл об этом. Думал только о ней и хотел только ее, а все остальное было фальшью и обманом самого себя. Не может один человек заменить другого, особенно если в том, единственном человеке, заключена вся твоя жизнь.

Его высадили у самого дома, и такси тут же умчалось. Олег не помнил, попрощался со своими спутниками или нет. Равнодушие и тоска овладели им до такой степени, что все, не касающееся Дианы, смертельно ему надоело и не вызывало никаких чувств, кроме желания поскорее от всего избавиться.

Он поднялся к себе, кое-как разделся, отмечая почти бессознательно, что напился порядочно, и тут же уснул, жалея, что еще жив.

Но он помнил, что Диана обещала ему позвонить, и даже во сне, ворочаясь на продавленном диване, напоминал себе об этом.

Все следующее утро Олег был занят тем, что решал головоломку: звонить или не звонить?

Ему было очень плохо, он ходил по квартире из угла в угол, пил воду стакан за стаканом, курил и думал.

Позвонить хотелось страшно. Готовые фразы висели на языке и рвались в атаку. Но боялся, что не сумеет их сдержать, и все рухнет окончательно. Кроме того, он помнил, что Диана обещала ему позвонить сама. В конце концов, Дольников убедил себя, что надо проявить выдержку. Что это плохая примета — менять правила игры. И если Диана позвонит, все наладится и станет лучше прежнего.

Плохо соображая после вчерашнего, но упорно лелея эту мысль, Олег час за часом ждал звонка, поглядывая то на телефон, то на дверь, то в окна, в кухне и комнате попеременно.

Но звонка все не было.

За окном сиял новенький, как монета, день, доносились в открытую форточку голоса людей, шумели негромко машины. Никому не было дела до оставленного в одиночестве Дольникова.

Впервые ему подумалось, что в этом большом городе, которому отдано столько лет жизни, он может оказаться совершенно один. Из семьи ушел, друзья пропали, приятелям лучше не звонить. Кому он нужен со своими проблемами? Разве что Верховцеву? Но тот наверняка обиделся за вчерашний фортель, обращаться к нему было бы опрометчиво — пошлет. И правильно сделает.

День, казавшийся бесконечным, медленно переваливал на вторую половину.

Диана так и не позвонила.

Отчаявшись, Олег набрал номер Ирины.

«Я ведь могу узнать, как она себя чувствует? — подбадривал он себя. — И вообще, имею я право на общение? Мы же не враги. Я желаю ей только добра. И потом, мы прожили вместе больше двадцати лет, это что-то да значит…»

— Да? — послышался спокойный голос супруги.

Дольников так поразился звуку знакомого голоса, что едва удержал радостный вопль.

— Привет, — проговорил он заботливо. — Как ты?

— Нормально.

Олег не знал, чему больше радоваться: тому, что она хорошо себя чувствует, или тому, что вообще разговаривает с ним.

— Ты… тебе лучше? — спросил он.

— Лучше, — коротко, но спокойно подтвердила жена.

То, что она не прерывала разговор, Дольников отметил как добрый знак.

«Хорошо, что набрался смелости и позвонил, — подумал он. — Только ради этого стоило вчера напиться».

— А я тут один, — заявил он, не думая.

И тут же, чувствуя глупость и жестокость сказанного, начал торопливо исправляться:

— Вчера нехорошо получилось. Алина меня вызвала, а потом набросилась… А я помочь хотел.

— Я поняла, — сказала Ирина. — Спасибо.

— Нет, если что нужно, ты скажи! — воскликнул Дольников. — Хочешь, прямо сейчас приеду?

— Не надо, — все так же спокойно, но твердо возразила она. — У меня все есть.

— Алина вчера так тебя защищала, — засмеялся Олег, удачно миновав повисшую было паузу. — Я даже испугался.

— Да, — ответила Ирина, — дочь меня любит.

«А ты нет, — услышал Дольников несказанное. — И никогда не любил».

— Ира, ты не думай, — проговорил он виновато, — мы не чужие люди… Я за тебя так переживаю… Очень.

— Спасибо, — ответила жена. — Извини, я устала.

— Да, да, — заторопился Дольников. — Отдыхай. Тебе нужен покой.

— Прощай.

— Поправляйся…

Разговор прервался.

Не успел Олег подумать о том, что означает это «прощай», как у него в руках зазвонил, вибрируя, телефон — он едва не выронил его от неожиданности.

«Диана!» — мелькнула мысль.

Но это был Верховцев. Уточнив адрес, он вскоре явился — и Олег несказанно ему обрадовался. Даже сам не ожидал.

— А здесь неплохо, — говорил Вадим, расхаживая по квартире. — Солнца много, воздуха. Ремонтик, конечно, древний… Но для тебя сойдет.

— Ты так все разглядываешь, будто хочешь написать про меня книжку, — заметил Дольников.

— А для чего еще писателю нужны друзья, как не для того, чтобы писать о них книжки? — отреагировал вполне серьезно Верховцев.

— Не вздумай, — пригрозил Олег.

— Да брось ты, — отмахнулся он. — Не такая ты важная птица, чтобы тратить на тебя время.

Подошел к Олегу, который курил около открытого настежь окна.

— Ну, чего ждешь, хозяин? Доставай подарки! Или зря я все это притащил?

Дольников затушил окурок и достал из пакета, который принес Вадим, две бутылки вина, мясную нарезку, яблоки, хлеб, сыр, огромную гроздь винограда — все ягоды были как на подбор и светились на солнце матовым теплым блеском.

— Я сервирую стол, а ты открывай вино, — распоряжался Вадим. — Шевелись!

Олег нашел штопор, принялся за дело. Получалось у него плохо: руки не имели нужной твердости, а туповатый, с пятнышками ржавчины, штопор никак не хотел входить в пробку.

— Бодрей, дезертир! — прикрикнул на него Верховцев.

Олег с досадой надавил на штопор, тот сорвался и поранил руку.

— Вадим, ты же понимаешь! — взмолился Дольников, облизывая ранку. — Не до них мне вчера было…

— Да понимаю я все, — сказал друг, отнимая у него штопор. — Садись и ничего не трогай. А то всего себя покалечишь.

Вскоре вино было открыто, стол накрыт, и приятели, выпив по два бокала, неторопливо закусывали и мирно беседовали.

— Ты знаешь, какая Ирка была талантливая? — говорил Дольников, вертя в пальцах виноградину. — Она так рисовала — все конкурсы в школе выигрывала. Хотела художницей стать… Но родители настояли, чтобы пошла в бухгалтеры. Ты знаешь ее мамашу?

— Знаю, — кивнул Вадим.

— А она всю жизнь переживала… Может, и сердце из-за этого посадила — загубила талант. Алина в нее, тоже рисует. Но я ни черта в ее рисунках не понимаю. Не то импрессионизм, не то модернизм, не то какая-то ничего не выражающая абстракция…

— И не надо понимать, — сказал Верховцев. — Просто не трогай ребенка. Пускай развивается.

— Ребенка, — проворчал Дольников. — Этот ребенок так на меня орал…

Он покачал головой, проглотил виноградину.

— Бросил бы ты ее, — посоветовал Верховцев.

— Ты опять! — грозно посмотрел на него Олег.

— Чего добился? Будешь сидеть тут днями и пить в одиночестве. Завидная участь.

— Какая ни есть, а моя, — огрызнулся Дольников.

— Твоя, твоя…

Вадим разлил вино и отпил из своего бокала.

Олег закурил, тоже выпил — без желания.

— Ты говоришь, бросить, — сказал он. — И что? С чем я останусь? А сколько нам лет, ты помнишь?

— Помню.

— А! — поднял палец Олег. — Вот в этом все и дело. Видел, как на нас смотрят девушки?

— Никак не смотрят, — усмехнулся Верховцев.

— Вот именно! — вскричал Олег. — Никак! Они проходят мимо меня, словно я невидим. Это в молодости все девушки были наши. Не эта, так та — шансов море. А теперь? Ни одного! Мы стали для них пустым местом. Старые дядьки.

— Ну, положим, не совсем старые…

— Да брось! Ну, ты еще ничего? А я?

— Ничего… — покачал головой Вадим. — Как будто я не понимаю, что их привлекает в первую очередь мой костюм и автомобиль.

— Вот! — снова закричал Дольников. — И я об этом. А если не костюм и не автомобиль, то мы им сто лет не нужны. Они видят молодых и красивых, а в нас замечают только возраст, седину и морщины…

— К чему это ты гнешь? — поморщился Верховцев.

— А к тому, — проговорил Олег. — Полюбила меня юная и красивая девушка… Она ведь юная и красивая, ты видел?

— Юная и красивая, — подтвердил Вадим с улыбкой. — И еще очень умная.

— Смейся, смейся… Но заметь: полюбила просто так, ни за что-то. Ни за деньги, ни за должность. Полюбила просто Олега Дольникова. Я уже и не думал, что такое может быть. А оно случилось. А ты предлагаешь мне отказаться от ее любви. Отказаться от того, чего уже никогда в моей жизни не будет. Никогда! Ты понимаешь?

— Если ты не можешь без этого прожить…

— Не могу! — хлопнул Дольников ладонью по столу.

Он немного помолчал, потом вздохнул, покачал головой.

— Ты не представляешь, какую радость я испытал от близости с ней, от ее смеха, прикосновений, улыбки… Если бы только знал!

— Знаю, — сказал Верховцев. — И понимаю тебя прекрасно.

— Тогда зачем…

— Должен.

— А! — усмехнулся Олег. — Долг настоящей дружбы? Спасибо.

— Пожалуйста.

Они посмотрели в глаза друг другу, улыбнулись, чокнулись и выпили до дна.

Часа через два Вадим уехал.

А Дольников остался ждать звонка от Дианы.

Но она не позвонила. Ни в этот день, ни в следующий.

Глава вторая

В понедельник Олег узнал, что Диана уехала в командировку. Побывала у секретаря рано утром, оформила документы и тут же исчезла — торопилась на вокзал.

Хмуро, словно ему не было дела, Дольников осведомился, куда она уехала. Оказалось, на таможенный участок в Гродненской области. Словом, максимально удалилась.

— Будет только в среду, — сообщила Наталья, секретарь шефа. — А она что, вас не предупреждала?

Наталья невинно — слишком невинно — смотрела на Олега. Тот, чтобы не нагрубить, отвел глаза.

— Предупреждала, — сказал он. — Забыл… Столько дел, замотался.

— Бывает, — кивнула женщина.

Красиво накрашенный глаз ее блеснул насмешкой — и Дольников торопливо вышел из приемной.

И снова началась мука — звонить или не звонить?

В конце концов, он имел законное право на звонок. Она его подчиненная, и тут можно было разговаривать сухим, рабочим языком, «без всяких». Но в том и дело, что так не получится. Олег знал это прекрасно, и потому снова маялся и ждал, когда позвонит сама.

Ожидание сводило с ума, и результатом стала прискорбная ошибка, которую допустил в работе. Под коротеньким официальным сообщением, посвященным юбилею одного известного азиатского деятеля, давно, кстати сказать, почившего, поместили его портрет. А наутро, когда газета вышла, оказалось, что портрет принадлежит другому.

Не досмотрели, не такое уж невероятное дело для газеты. К тому же все престарелые азиаты похожи друг на друга, как деревенские бабки. Но скандал вышел нешуточный. Звонили из министерства, из посольства, из администрации…

Шеф, давно не получавший такой взбучки, разъярился не на шутку.

— Если не справляешься, сдавай обязанности и вперед, писать репортажи, — рычал он на планерке, при всех, даже не думая щадить Олега. — Тебе доверили ответственность, лично я доверил! И что? Пустяковое задание выполнить не можешь. Как будто ты студент-практикант. Не мог перепроверить этого китайца?

— Он вьетнамец, — вставила Филонова.

— Какая разница? — отмахнулся Слуцкий под чей-то смешок. — Мне учить вас азбуке? Каждое фото, каждую цифру, каждую букву надо проверять трижды… Четырежды! Вы же знаете, какое сейчас положение. Там, — тычок пальцем вверх, — помешаны на политике, на международных связях. А ты, Дольников, своим раздолбайством хочешь все эти связи к чертям собачьим пустить…

— Да ничего я не хочу, Илья Захарович, — отозвался сердито Дольников.

Эта публичная порка, на виду у Филоновой, Рябоконя, Мирончика и прочих была невыносима. Хотелось подняться, послать шефа подальше и громко хлопнуть дверью, чтобы больше здесь не показываться. Но работа — хорошая работа, которую Дольников любил и столько лет добивался, держала, как капкан, приходилось терпеть эту бурю и взгляды коллег — у Филоновой точно сегодня праздник, надеяться, что все это скоро закончится.

— Он еще спорить будет! — взвился Слуцкий. — Вы видели?

Он с изумлением обвел взглядом присутствующих.

— Ты еще скажи, что ни в чем не виноват! — обратился он к Олегу.

— Я так не говорю… — начал было тот.

— И не говори! — перебил шеф. — Вообще молчи! Если наломал дров. Если ни черта не умеешь, как только пить и гулять!

— Илья Захарович…

— Молчи! Что еще за разговоры тут? Спорить он будет. Я все про всех знаю! И откуда ноги растут тоже…

Слуцкий еще долго бушевал, затем объявил приговор: строгий выговор и лишение премии.

Учитывая, что премия составляла большую часть зарплаты, это был жестокий удар. Ошеломленный, Олег вернулся в свой кабинет и первое время не знал, за что браться — так тяжело было перенесенное унижение. Будь рядом Диана, он уже смеялся бы вместе с ней над сценкой в редакторском кабинете. Но Дианы рядом не было — она словно вместе со всеми бросила его, и от этого тяжелее вдвойне.

«Уволюсь, — думал Дольников, строя самые разрушительные планы и сам зная, что ничего не выйдет. — Надоело всё… И все…»

Вошел Мирончик, оглядел его искоса, поверх очков.

— Досталось тебе?

— А ты и рад, — в сердцах бросил Олег.

Мирончик как-то странно посмотрел на него.

— Дурак ты, — сказал негромко.

И развернулся, чтобы уйти.

— Гена, — окликнул его Дольников. — Подожди.

Он поднялся, подошел к Мирончику.

— Может, посидим сегодня? Как раньше…

У Гены вдруг ожили стеклышки очков, он как-то весь приподнялся, точно встал на цыпочки.

— Давай… А где?

— Можно в кабинете, — пожал плечами Олег. — А там как пойдет.

— Хорошо, — уже поверив, и оживляясь все больше, отозвался Мирончик. — Тогда у меня?

— Лучше у тебя, — кивнул Олег. — Сам понимаешь…

— Понимаю, — понизил он голос. — Часов в шесть? Как все уйдут?

— Договорились.

Когда Мирончик вышел, Дольников запоздало подумал:

«Зачем это я? После сегодняшнего… Нарываюсь?»

Он взглянул на телефон, лежавший на столе.

«А, все равно. Чего я боюсь? Хуже уже не будет. Она приедет только завтра. Если я сегодня не выпью, кого-нибудь убью».

Тут был тонкий момент. К переживаниям по поводу молчания Дианы прибавилась досада от допущенной ошибки. Если Дольников чем-нибудь по настоящему и гордился, так это своей уверенной поступью в профессии. Тут была его гордость и сила. Он был здесь на своем поле, и считал себя высококлассным игроком — мастером. И вот такое падение. И главное, нечем крыть! Ошибка для него, фанатичного буквоеда, требующего того же от других, непростительная!

В сущности, Слуцкий еще мягко с ним обошелся. Мог бы запросто попереть с должности. И не за такое слетали.

Но снисхождение шефа радости не приносило. Денег лишил, унизил при всех… Какая там радость. Тоска.

И Диана пропала.

Там, где страдает уязвленное самолюбие, можно утешиться только одним — забвением. Поэтому Олег и потянулся к Мирончику, почти неосознанно. Ухватился за первый попавшийся сук, лишь бы не уйти с головой.

«Посидим, — думал он, косясь на телефон, — поговорим. А то надоело уже Верховцеву плакаться. Гене я, конечно, лишнего не скажу… Зачем, чтобы вся редакция узнала про мои семейные тайны? Но хоть его послушаю, и то живая душа».

И еще одно терзало Дольникова неотступно. Он считал себя современным человеком, и при случае кичился этим. Но вся его современность заключалась в том, что он кое-как научился пользоваться смартфоном и мог назвать имена двух-трех молодежных кумиров. Во всем остальном он был махровым домостроевцем, и его грызла самая заурядная, ветхозаветная ревность. Он думать не мог спокойно о том, что Диана находится с другим. Это бесило, сводило с ума, поглощало все его мысли и силы.

«Неужели не позвонит? — думал он. — Третий день молчит… В командировку сбежала. И ни слова».

Чтобы выпустить хотя бы на минуту из виду телефон, Олег подошел к окну, глянул на противоположный дом. Девица пропала, и окно было закрыто, несмотря на теплую погоду.

«И эта меня бросила, — с какой-то обидой подумал Дольников. — Все меня бросают. Один Гена Мирончик остался».

Через час он все-таки не выдержал. Настроил себя должным образом и позвонил.

— Мне некогда, Олег Петрович, — быстро, не здороваясь, проговорила Диана.

Давала понять, что сейчас с кем-то общается по работе, и телефонный разговор невозможен.

Но по каким-то едва уловимым приметам, по наитию Дольников догадался, что она лжет.

— Ты когда приедешь? — спросил резко.

— Не знаю. Завтра. Вечером. Ночью…

— Что ты крутишь? — не выдержал Дольников.

— Извините, Олег Петрович, мне пора.

В трубке раздались короткие гудки. В гневе Дольников снова ткнул в ее номер на экране, затем, не понимая, что делает, нажал отбой. Палец соскользнул, набор номера продолжился, и Дольников принялся яростно тыкать пальцем в экран, бормоча ругательства в адрес телефона, Дианы и всех на свете.

— Нет, напьюсь сегодня в хлам, — подытожил он, откладывая телефон на край стола. — И Гену напою. Может, подеремся с кем-нибудь…

Он чувствовал, что сам опасен для себя. Желание произвести какое-нибудь разрушение охватывало его все сильнее. Лучше всего было бы сейчас уйти домой, но уходить некуда — «одиночка» на Кедышко вызывала содрогание. Он попытался сосредоточиться на работе, и кое-как протянул до вечера. И лишь тогда вздохнул чуть свободнее, когда сел на стул в кабинете Мирончика, а тот закрыл дверь на ключ.

Кабинет Гена Мирончик делил с Галей Свирко, мужиковатой, насмешливой и скандальной особой, еще одной личной ненавистницей Дольникова. Галя писала на социальные темы и была ярой поборницей института брака. Если она чуяла, что Гена собирается выпивать, нарочно допоздна задерживалась в кабинете. Таким образом помогала жене Мирончика бороться за трезвый образ жизни ее супруга. Но сейчас она была в отпуске, и приятелям никто не мог помешать собраться вместе.

— Я уже все купил, — сообщил Мирончик. — С тебя двенадцать рубликов.

Олег молча передал ему деньги.

«Ничего ему не рассказывать, — напомнил он себе. — Будет выспрашивать, вытягивать хоть что-нибудь… Молчать. Отшучиваться, дурачиться — и ничего не говорить. Иначе — крышка».

— Взял как обычно, — докладывал Мирончик, — ветчины, колбаски полукопченой, кукурузы, хлеба, майонеза, сыра…

— Куда столько? — засмеялся Дольников.

— Закусить же надо, — возразил Гена. — Если бы знал, что будем сидеть, я из дома захватил бы баночку аджики. Сам готовил.

— Да ну? — заставляя себя отвлечься от того, что терзало неотступно, не поверил Олег.

— А что там делать? — немедленно воспламенился Гена. — Помидоры перекрутил, чеснок добавил, перец, соль, сахар… Я два десятка пол-литровых банок закатал. А что? Все любят. Дети, знаешь, как едят? За уши не оттянешь. Только и просят: папа, дай аджики… А что, для здоровья полезно. Одни витамины, плюс чеснок — от всех простуд. Жалко, маловато сделал…

Мирончик был образцовым родителем. Своих троих детей обожал и пестовал неутомимо. А готовить, закупать продукты, хозяйничать любил по природе своей, и мог говорить на эту тему бесконечно.

— Не лень тебе? — спросил Олег.

— А чего там лень? — удивился тот. — В выходные надо же чем-то заниматься? А тут от родителей овощей привез три сумки, куда их девать? Помидоры быстро портятся, ну, я их все в аджику…

Дольников слушал глуховатый, конспиративно приглушенный голос Мирончика, смотрел, как тот быстро и ловко режет колбасу своими маленькими, крепкими ручками, и постепенно успокаивался. Обида, злость на Диану не проходили, но спрятались на время куда-то, и ради этого стоило зайти к незаслуженно заброшенному Гене, послушать его кулинарные речи и поесть хотя бы один раз в день.

— Наливай, — сказал Мирончик, расставив на Галином более чистом столе тарелки со снедью и усевшись напротив Дольникова.

Олег открыл бутылку водки, налил, они выпили, ограничившись коротким тостом «за встречу», и принялись закусывать. Гена из отрезанного уголка пакета густо, вензелями, выдавил на ломоть хлеба желтоватый, в зеленых точечках укропа, майонез и принялся уплетать его вместе с кукурузой, время от времени цепляя на вилку кусок ветчины и отправляя в рот.

Любуясь им, Олег тоже начал старательно жевать, и скоро в желудке потеплело, по всему телу прошла мягкая волна и широко разлилась, грея одновременно шею и затылок.

— Хорошо, — сказал он, опуская вилку.

— Угу, — кивнул с набитым ртом Мирончик и показал большим пальцем: «наливай».

Через час они сходили за второй бутылкой. А еще через два сидели в кафе «Печки-лавочки возле кинотеатра «Октябрь» и внимательно, как на исповеди, слушали друг друга.

— Ты пойми, — говорил Олег, — она крутила и со мной, и с этим Максом! А я — ни слухом, ни духом.

— Ну и что? — не понимал Гена. — Тебе какая разница?

Гена был уже пьян, но сидел еще ровно и смотрел, не мигая.

Олег почувствовал досаду: и этот туда же.

— Но я же люблю ее! — почти закричал он.

— Люби, — согласился Мирончик. — Кто тебе мешает?

— Да этот Макс и мешает!

— Ошибаешься, — спокойно возразил Гена. — Ты сам говорил, что она тебе предлагает быть с ней и после замужества…

— Но я так не могу, как ты не поймешь!

— А ты смоги.

Гена с сожалением посмотрел на Дольникова.

— Мне бы твои проблемы. Такая девка! Сама на него прыгнула, а он еще думает.

— А ты откуда знаешь, что прыгнула? — спросил подозрительно Дольников.

— Сама всем рассказывала, как тебя… совратила.

Мирончик хихикнул.

— Подожди… — напрягся Олег. — Когда рассказывала?

— Когда у вас все началось.

— То есть, вся редакция знает про нас?

— Конечно.

— Вот болтуха, — без злости сказал Дольников. — А что еще говорила?

— Да все. И где, и как, и сколько. И даже про твои… э-э… параметры.

Несмотря на выпитое, Олег почувствовал, что краснеет.

— А что с параметрами? — кривовато улыбаясь, спросил он.

— Сказала, что в порядке. Хвасталась, что любовник ты первоклассный. Так расписывала… Девки все обзавидовались.

— Что ты говоришь! — иронично протянул Олег, впрочем, польщенный.

— Сглупил ты, Олежка, — сказал Мирончик. — Надо было сидеть возле жены и любить втихаря эту красотку. И все были бы довольны…

— Заткнись, — сказал Олег.

— Ладно, — согласился Мирончик. — Но ты сам начал.

Олег скрипнул зубами, оглянулся.

В кафе было пусто, скучно. За дальними столиками сидели две пары, чинно, как в гостях, ели. Играла тихая музыка, наводила тоску.

— А помнишь, как в «Батлейке» отрывались? — спросил Гена и посмотрел в окно.

— Помню, — машинально ответил Олег.

— А помнишь, как я подрался с тем, в наколках, а потом бежал за ним, а он чуть ножом меня не пырнул? Хорошо, вы с Титком меня тогда отбили…

Мирончик вспомнил молодые годы, и глаза его мечтательно заблестели. Тогда, двадцать лет назад, он еще не был поношенным редакционным шатуном. С ним считались, он имел равный со всеми голос, и те, кто над ним сейчас возвысился, побаивались его крутого нрава и маленькой, жесткой, как кость, руки. Сладко было Гене вспомнить себя былого, и ради этого он пил сейчас рюмку за рюмкой и тянул за собой Олега.

Если бы Дольников был сейчас в другом настроении, он с удовольствием погрузился бы вместе с Геной в их общее боевое прошлое. Но он томился неопределенностью своего положения, мучился, что не знает, где сейчас Диана — подозревал, что она у Максима, распалялся обидой на нее. И потому умильные излияния Гены не задевали. Он только кивал, отделываясь невнятными замечаниями, не поддерживая восторги собеседника, пьяненького и смешного.

К томе же было ужасно скучно. Оглянувшись, Олег обнаружил, что в кафе, кроме них, никого нет. Один из официантов равнодушно смотрел на него, а рот его вело неудержимой зевотой.

— Поехали в другое место, — сказал Олег.

— Поехали, — немедленно согласился Гена. — А куда?

— Ты на Зыбицкой был?

— Проходил мимо…

— А ночью?

— Ночью не был.

— Тогда поехали?

— Денег нет, — сказал Гена, опуская глаза.

Олег засмеялся. Над скупостью Мирончика подшучивали всегда.

— Найдем. Поехали.

Они вышли на улицу, подошли к проезжей части. Напротив белело в свете прожекторов здание Академии наук. На улице — тепло и тихо, как часто бывает сентябрьскими вечерами. Доносились запахи, глубокие, давние, которые, вдохнув однажды, не забудешь уже никогда.

Олег почувствовал, что ему становится весело. Все-таки Гена своими воспоминаниями сумел разжечь в нем благодатный огонь.

Мирончик, пошатнувшись, чуть не вывалился вперед, под колеса пролетающего мимо автомобиля.

— Не упади, — сказал ему Олег.

— Сам не упади, — огрызнулся тот.

Он был уже сильно пьян, но держался изо всех сил. Надо было отправлять его домой. Но отделаться от пьяного Мирончика — задача непростая. И потом, остаться сейчас одному Олегу было не под силу.

От перекрестка на зеленый свет к ним устремился рой автомобилей — погнал перед собой мерцание фар и нарастающий гул моторов.

Дольников замахал выставленной вперед рукой. Гена, подпирая его бок своим плечом, тоже поднял руку.

— Не мешай, — сказал ему Олег.

Гена икнул, но промолчал. И продолжал тянуть руку.

Одна из машин, с желто-черными разводами на борту, отделилась от общей группы, притормозила возле них.

Опустилось стекло, выглянуло усталое лицо водителя, совсем молодого парня, одетого в бело-голубую спортивную куртку.

— На Зыбицкую едем? — спросил его Олег.

— Поехали.

— Карточкой принимаете? — икнув, уточнил Мирончик.

Он сунулся в окно, но не рассчитал и громко тюкнулся дужкой очков.

— Принимаем, — донеслось равнодушное.

— Спортсмен? — не унимался Гена.

Олег засмеялся, подтолкнул его к двери:

— Садись уже…

Через десять минут они были на Зыбицкой.

Дольников рассчитался с водителем, не без труда вытянул отяжелевшего Мирончика на воздух.

— Смотри!

Гена глянул — и остатки волос на его голове восторженно вздрогнули:

— Ух ты!

Вся улица, несмотря на будний день, была заполнена от края до края. Молодежь не хотела терять ни минуты из своей быстротекущей жизни.

Хватало людей и не совсем юных — лето для многих еще не кончилось, и всем хотелось продлить его очарование.

Оба приятеля, словно испив живой воды, бодро шагнули в водоворот тел.

Мирончик, держась за Олега, чтобы не потеряться в толпе, вертел головой во все стороны. Глядя на него, Дольников, чувствовал себя старожилом.

— Как тебе?

— Отлично, — отозвался Гена. — Надо выпить.

— Надо, — согласился Олег. — Сейчас придумаем что-нибудь.

Пробираясь в толпе, искал знакомый бар — тот, в который заходили с Дианой. Он не запомнил названия, помнил только сторону улицы — правая, и то, что бар находился где-то в центре.

— Давай сюда, — потянул его Мирончик влево.

— Подожди… — отмахнулся Олег. — Сейчас.

Наконец он нашел похожий бар. Уверенности не было, но расположение, вход…

— Смотри, какие две красавицы стоят, — зашептал Гена. — На немок похожи… Ничего такие… Может, подойдем?

— Нам сюда, — сказал Дольников и втолкнул его в бар.

Здесь людей было не меньше, чем на улице. Но столик нашелся сразу.

— Водки? — спросил Олег у Мирончика.

— Давай, — кивнул тот.

Он озирался с большим удовлетворением. Было видно, что ему здесь очень нравится. Кроме того, сразу нашел предмет повышенного интереса — трех девиц за соседним столиком, и с непринужденностью человека, много и хорошо выпившего, принялся их рассматривать.

Дольников сделал заказ официанту — триста водки и каких-нибудь бутербродов. Официант вернулся мгновенно, и друзья выпили по стопке — долгая дорога требовала возмещения потраченных усилий.

— А чего мы раньше сюда не заходили? — спросил Гена.

— Раньше здесь такого не было, — сказал Олег.

— Зря, — серьезно заметил Мирончик.

— Согласен…

Олег вдруг весь подобрался: ему показалось, что в глубине бара увидел ненавистный чуб. Он даже откинулся на спинку стула — хотелось разглядеть получше.

— Знакомый? — спросил Гена, все всегда замечавший.

— Так… — отозвался Дольников, вытягивая шею. — Не понял еще.

Он видел только затылок и щеку молодого человека, сидевшего в компании двух приятелей. Но даже сзади был очень похож на того юнца, который своей презрительной улыбкой выставил их с Дианой из этого бара.

При виде чуба у Олега сжались челюсти. Неужели нашел? Не отдавая себе отчета, он ведь за этим сюда и явился: найти и рассчитаться. И Мирончика с собой взял — в таких делах на Гену можно было положиться.

— Кто это? — спросил Гена.

— Никто, — мрачно отозвался Дольников. — Выпьем?

— Давай…

Они выпили, и Олег снова повернулся к столику, за которым сидел его предполагаемый обидчик. Хотелось, чтобы тот обернулся, но парень, наоборот, клонился вперед, что-то рассказывая своим друзьям, и лица его Дольников не мог разглядеть.

— Я его знаю? — спросил Гена.

— Нет.

— А тебе он зачем?

— Хочу дать по роже.

Гена внимательней присмотрелся к парням.

— Их больше.

— А когда тебя это останавливало?

Гена хмыкнул, расправив плечи:

— Подойти?

— Подожди, — остановил его Дольников.

В это мгновение обладатель чуба наконец повернулся, отыскивая официанта, и Олег разочарованно выдохнул — это был совсем другой человек.

— Ну что? — спросил Мирончик.

— Не тот.

— Жалко. А то я уже хотел…

Дольников еще раз взглянул на незнакомца и уже собирался отвернуться, но тот заметил направленный на него взгляд и резко выпрямился.

— Чего таращишься? — крикнул он через весь зал.

От этого крика у Олега словно что-то встопорщилось вдоль позвоночника.

— Что? — крикнул он в ответ, чувствуя, как лицо его искажается злобной гримасой.

— …сто, — выругался парень, плечистый, широколицый, с узкими глазами хулигана. — Репу заверни!

— Заткнись, урод! — не остался в долгу Олег.

— Ну все, — тихо сказала Мирончик.

Парень поднялся, за ним подхватились и дружки. Втроем они медленно пересекли зал. На них смотрели. Люди затихли, предчувствуя недоброе. Кое-кто косился на дверь.

— Слышь, ты чего хочешь? — нависнув над Олегом, спросил нарочито низким голосом, чуть не хрипом, чубатый.

Дольников поднялся. Он был одного телосложения с этим парнем и ничуть его не боялся.

Но за ним стоял высокий, грузный детина и представлял настоящую опасность.

Третий был невзрачен, костляв, но тоже смотрел недобро, то ли от страха, то ли от желания драки.

— А ты чего хочешь? — спросил Олег, становясь грудь в грудь с чубатым.

— Слышь, дядя, — сказал тот, пока не решаясь ни на что серьезное. — Вали отсюда. И коротышку своего забирай.

— Что? — спросил Гена и выдвинулся вперед.

Задрав голову и сжав свои маленькие кулачки, он встал едва ли не впритык к чубатому. Он едва достигал макушкой его подбородка, но нисколько не тушевался. И эта несообразность, видимо, рассмешило парня.

— А ты куда? — спросил он с издевкой, наклоняясь к Мирочику. — Иди отсюда.

— Это ты иди! — немедленно среагировал Гена. — Пока цел.

— Тоха, ну он дает! — не выдержал костлявый.

Чубатый изумленно покачал головой.

— Чего? — тихо спросил он, не веря тому, что сейчас услышал.

— Того! — приподымаясь на цыпочках, ответил резким тоном Мирончик.

Тоха еще раз покачал головой, затем неожиданно махнул рукой и сбил с Гены очки.

Это была ошибка. Мирончика можно было бить как угодно, в том числе и ногами, но только не трогать его очки. Как все пожизненные очкарики, он относился к ним с повышенной щепетильностью.

Очки брякнули о мраморную плитку, который был выложен пол, и троица дружно рассмеялась — поступок Тохи вызвал всеобщее восхищение.

Но длилось оно недолго.

Рыкнув, Гена подсел под противника, выставил руки и рванул кверху — и Тоха, перевернувшись в воздухе, полетел головой вниз, сбив по дороге соседний столик.

В один миг все зашумело и завертелось, как на цирковой площадке. Олег схватил за грудки рослого приятеля Тохи, тот тоже вцепился в него. Кто-то кричал, слышался грохот падающих стульев, но Дольникову было не до того. Изо всех сил стараясь не упасть, он тянул своего врага на себя, одновременно пытаясь ударить его в лицо. Тот занимался примерно тем же, и один раз задел костяшкой кулака по уху — чувствительно. Однако Олег не сдавался, и сильным ударом разбил-таки противнику нос.

Тот отпрянул, и Дольников уже хотел прийти на помощь Мирончику, потерявшемуся в сутолоке, но вдруг послышался пронзительный женский крик, и все остановилось.

Озираясь, Олег пятился и искал взглядом Мирончика.

Центр зала был разгромлен. Повсюду валялись опрокинутые столы и битая посуда. А среди этого кавардака на осколках стекла лежал Гена, широко разбросав руки и откинув голову.

Дольников бросился к нему. Приятель не шевелился и, как показалось, не дышал. Его затылок был в крови. Она сочилась густо, блестящая лужица под головой увеличивалась в размерах с устрашающей быстротой.

— Врача! — закричал Олег, не зная, за что хвататься. — Вызовите скорую!

Кто-то говорил за его спиной, бегали люди, внезапно появилась милиция, и Дольникова оттащили в сторону.

— Помогите ему! — кричал он, ничего не понимая и вырываясь. — Помогите!

— Поможем, — отвечал суровый голос. — Успокойтесь.

Кое-как Олег пришел в себя. Его держали под руки два милиционера, еще двое сидели на корточках возле Мирончика.

— Бутылкой, — сказал один из них, поднимая темно-зеленый осколок стекла.

— От шампанского, — сказал второй.

Первый кивнул и продолжил осмотр.

Дольников обмяк. До него дошло, что случилось.

— Он жив? — спросил, вздрагивая от звука своего голоса.

Его всего затрясло, он едва мог стоять на ногах.

— Жив, — ответил ему один из сидевших на корточках милиционеров. — Пока.

— Где же скорая?

— Едет.

Вскоре вошли врачи и санитары, обмотали Мирончику голову бинтами, положили на носилки и понесли к выходу.

— Как он, доктор? — рванул к ним Дольников.

— Плохо, — сказал один из врачей, проходя мимо.

— Пустой бутылкой? — уточнил один из милиционеров.

— Да, — ответил второй.

Другие миллионеры опрашивали персонал, свидетелей. Все деловито и спокойно исполняли свои обязанности, будто не произошло ничего необычного.

— Можно, я сяду? — спросил у своих охранников Олег.

— Пойдемте, — сказали ему.

Его вывели на улицу, посадили в бело-синюю машину за решетчатую дверцу. Дольников молча подчинялся своим конвоирам, быстро трезвея и с нарастающим ужасом думая про Мирончика.

«Хоть бы он выжил, — повторял как заклинание, качаясь на сиденье и не соображая, что надо за что-то держаться. — Хоть бы выжил… Его жена меня убьет. Господи, трое детей… Хоть бы выжил».

Ехали недолго. Минут через пять Дольникова привезли в отделение милиции, завели в кабинет, посадили на стул и оставили одного.

— Ждите, — сказали ему напоследок.

— Долго?

— Ждите.

— Курить можно?

— Нет.

Минут пятнадцать Олег сидел на стуле, рассматривая портрет президента, висевший над столом, когда наконец появился следователь — молодой худощавый человек в форме капитана милиции.

— Моя фамилия Белов, — представился он, и положил на стол папку с надписью «Дело».

— Очень приятно.

Белов мимолетно улыбнулся, и Дольников понял, что сказал глупость.

— Можно узнать, как там Гена? — спросил он. — Мы с ним старые друзья…

— Еще рано. Его только отвезли в больницу, — ответил капитан, что-то быстро записывая в бланке, вынутом из верхнего ящика стола.

— Его ведь в больницу скорой помощи увезли?

— Туда, — кивнул Белов, быстро водя шариковой ручкой.

— Поймите, я волнуюсь… — начал было Дольников, но тут милиционер поднял голову и посмотрел на него.

— Ваша фамилия, имя, отчество.

Олег осекся и принялся покорно отвечать на стандартные вопросы протокола.

— Место работы?

Олег сообщил.

Белов на минуту оторвался от своих записей.

— Как же это вы так, товарищ заместитель редактора? — спросил он.

В его вопросе не было укоризны, скорее, недоумение.

— Да вот… Сам не знаю.

— Скажите, Олег Петрович, а кто начал драку? — вдруг спросил Белов.

Дольников растерялся. Знал, что большее наказание всегда несет зачинщик. А драку, если разобраться, начал Мирончик… Но валить сейчас все на бедного Гену было бы подлостью, а врать милиции — себе дороже, это он тоже знал хорошо.

— Знаете, мы выпили… Я плохо помню… Как-то так само завязалось…

— Кто завязал? — спросил Белов настойчиво, не отрывая светлых, широко поставленных глаз от переносицы Олега. — Это же вы помните?

— Трудно сказать… — промямлил Дольников.

— И все-таки?

Внезапно Олега осенило.

— Понимаете, с Гены сбили очки… Такой, с челкой, они его звали Тоха… Антон наверное.

Он смотрел на следователя. Но тот молчал и ждал продолжения, что почему-то очень ободрило Дольникова.

— Вот, — сказал он более уверенным голосом. — И этот Тоха сбил очки с Мирончика. По сути, ударил по лицу. Тогда Гена в ответ толкнул его. Так, видимо, все и началось.

Олег улыбнулся, пытаясь оправдаться этой улыбкой и в своих глазах, и в глазах следователя.

Капитан Белов открыл папку «Дело», почитал записи на листочках.

— Да, один из официантов видел, как с потерпевшего сбили очки… Похоже, вы правы.

— Конечно, прав! — выпалил Дольников. — Зачем бы я стал вам врать?

Он ощутил такой прилив радости — прямо гора с плеч.

— Там ведь есть камеры наблюдения, — осмелев, продолжил он. — Можно посмотреть.

— Камера есть, — ответил Белов. — Но берет только барную стойку. Впрочем, мы еще раз изучим записи…

Склонившись над столом, он быстро заполнял строчку за строчкой мелким, аккуратным почерком — словно стежки клал на белое полотно бумаги.

— Можно закурить? — снова оробев от этой монотонной, жутковатой работы, спросил Дольников.

Белов, не глядя на него, нашел в правой тумбе стола пепельницу, поставил перед ним.

— Курите.

Олег закурил, пуская дым в сторону.

— Прошу вас, товарищ капитан, — проговорил он тихо. — Можно позвонить в больницу? Я ведь переживаю. Он мой друг, поймите…

— Друг, — повторил задумчиво Белов, дописывая бланк и переходя на второй лист. — Сейчас позвоним. А пока еще несколько вопросов.

«Несколько вопросов» затянулись на добрый час. Следователь подробно выспрашивал приметы нападавших, что и с какой интонацией они говорили, кто первым начал разговор — в общем, массу всяческих деталей, которые должны были ускорить поимку преступника, нанесшего удар «пустой бутылкой из-под шампанского по голове потерпевшему».

Олег все добросовестно сообщал — бояться ему было нечего. Он совсем отрезвел, заболела голова, страшно хотелось пить. Но никак не мог решиться попросить налить ему стакан воды из графина, стоящего на сейфе. Казалось, что из-за этого пребывание в кабинете только затянется.

— Хотите пить? — спросил Белов, уловив взгляд, брошенный Олегом на сейф.

— Очень, — признался Дольников.

Белов встал, налил воды, подождал, пока тот выпьет, вернул стакан на место и продолжил допрос. Все это в конце концов стало напоминать Олегу какой-то затянувшийся кошмар, и он не поверил, когда Белов положил перед ним протокол, предложил ознакомиться с записями и подписаться на каждой странице.

На чтение у него не было сил. Понимал, что совершает ошибку, но желание покончить со всем было сильнее опасений, и он, не читая, написал на каждой странице «с моих слов записано верно», поставив свою подпись.

— Пока идет следствие, — сказал Белов, забирая у него протокол, — вам лучше из города не уезжать.

— Хорошо, — кивнул Дольников.

Он был согласен на все, лишь бы выпустили отсюда.

— Если возникнет необходимость уехать, обязательно сообщите мне, — сказал Белов и протянул визитку.

— Обязательно, — ответил Дольников, пряча карточку в карман. — Товарищ капитан, давайте позвоним в больницу!

Белов кивнул и набрал номер на городском телефоне, не прибегая к помощи записной книжки.

— Алло, приемное отделение? — заговорил он вежливо, но с нажимом, чеканя каждое слово. — Из Центрального отделения, капитан Белов. Да. Я по поводу доставленного к вам полтора часа назад с травмой черепа Геннадия Сергеевича Мирончика. Есть сведения, в каком состоянии он сейчас находится?

Дольников замер, глядя на следователя.

У капитана лицо было совершенно бесстрастным, точно звонил в билетную кассу.

На том конце провода молчали, видимо, наводили справки. Молчал, держа трубку твердой рукой, и Белов. И Олег тоже. Хотя с каждой секундой ему становилось все страшнее — снова вернулась противная дрожь, сотрясавшая его в баре.

— Так, — заговорил Белов. — Да. Понятно. Спасибо. Всего хорошего.

Он положил трубку и посмотрел на Дольникова. И не спешил заговорить, хотя не мог не понимать, в каком состоянии находится сейчас его собеседник. Если это был воспитательный прием, то он сработал на сто процентов — задержанный поклялся в эту минуту, что не выпьет больше ни капли спиртного.

— Жив ваш друг, — сказал милиционер. — Только что закончилась операция. Состояние тяжелое, но стабильное.

— Слава Богу! — вырвалось у Олега.

— Да, — заметил Белов, — слава Богу. Бутылка от шампанского, да еще пустая… Повезло.

— Это, наверное, тот, худой… — начал Олег. — Третий, который был с ними…

— Разберемся, — произнес казенным голосом Белов.

Он вложил протокол в папку «Дело», завязал тесемки и поднялся.

— Пойдемте, я вас выведу.

До последнего Олег не верил, что его отпустят — такова, видимо, особенность проявления психики каждого, кто оказался в кабинете следователя. И когда все же остался один на свежем воздухе, то чуть не засмеялся от радости, и едва не бегом припустил по улице — подальше от этого места.

Но уже через несколько минут вспомнил все, что с ним приключилось, и снова померк. И с темным чувством своего самого страшного провала поймал такси, вернулся домой и сразу завалился спать, несмотря на предрассветный час.

Глава третья

Утром Дольников не сразу пошел на работу. Спал всего часа три, но проснулся на час раньше обычного. Долго лежал в постели, вспоминая по минутам вчерашний день — беспощадно, как на суде.

Пришел к выводу, что прощения ему нет. Что едва не погубил Мирончика, сознательно подставив его под удар. Правда, кто мог эту бутылку предусмотреть? Но в припадке самоедства отметал любые оправдания и клял себя, на чем свет стоит — и не только за вчерашнее.

— А Слуцкий меня точно выгонит, — решил он. — И к бабке не ходи.

В редакции появился после десяти. Добирался пешком, держась теневой стороны улицы, несколько раз останавливался — какой смысл приходить? Чтобы услышать, что уволен? Об этом могут и по телефону сообщить. Впрочем, была надежда, что Слуцкий проявит милость — старик иногда мог удивить. Но ждать от него полного прощения не стоило, да Олегу этого почему-то и не хотелось. То ли понесение заслуженной кары могло уменьшить вину перед Мирончиком, то ли он просто устал, но событие, которое еще месяц назад повергло бы его в глубочайшее уныние, не только не пугало, но даже виделось единственным достойным выходом из той ситуации, в которой оказался.

Вдобавок ко всему, не объявлялась Диана. Одно это лишало его воли к сопротивлению, и он вяло толкал себя вперед, движимый лишь чувством долга и желанием поскорее все закончить.

Только появился в своем кабинете, сразу позвонила Наталья.

— Олег Петрович, зайдите к главному редактору, — сказала она.

Олег лишь усмехнулся.

— Сейчас?

— Да.

Когда Дольников вошел к Слуцкому, тот поднялся из-за стола и направился ему навстречу.

— Садись, — сказал вместо приветствия.

— Я постою, Илья Захарович…

— Садись, — повторил шеф и легким нажатием на плечо усадил Дольникова на стул.

— Рассказывай.

— О чем? — не без кокетства спросил Олег.

— Не дерзи! — спокойно осадил его Слуцкий. — Что там у вас вчера произошло? Только все по порядку, лучше не врать.

Олег вздохнул и послушно пересказал события, пропуская одни детали и несколько меняя другие. Зачем он это делал, и сам не знал — не спасения ради, это точно. Скорее, хотел сохранить лицо, свое и Мирончика. В его рассказе Гена вышел таким героем, хоть на доску почета.

— Ну, допустим, — проговорил шеф и начал раскуривать трубку. — Но какого лешего вас понесло на эту Зыбицкую?

— Перебрали, Илья Захарович, — сказал молодцевато Дольников. — Кстати, как там Мирончик? Узнавали?

— Узнавали! — передразнил Слуцкий. — Живой твой Мирончик. Лежит, правда, под капельницами, но жить, судя по всему, будет долго. Бутылкой по голове… Не голова, а бетонный блок.

Дольников улыбнулся. Хотя улыбка вышла жалкой. Он почувствовал это и рассердился на себя: чего заискивает? Ясно же, что это конец. И добродушный вид шефа отнюдь не успокаивал, напротив, тот только готовился к атаке.

Трубка сердито похрипывала, по кабинету плыли голубоватые клубы дыма.

— Что будет со мной? — не выдержав, спросил Олег.

Слуцкий ответил не сразу. Еще какое-то время мучил трубку, затем отложил ее на специальную подставку и взял со стола бумагу.

— Тут факс пришел по твою душу, — сказал он.

Олег равнодушно взглянул на лист.

— А значит, — продолжал редактор, — в тайне сохранить твои подвиги не удастся. Извини.

— Я и не надеялся, — пробормотал Олег.

Шеф говорил отеческим тоном, без злобы, и Дольникову вдруг стало так стыдно, хоть вой. После вчерашнего его мучило похмелье, начинала болеть голова. К тому же Диана не звонила…

«Когда это все кончится? — подумал он тоскливо. — И, главное, чем?»

— Не уволю, — сказал редактор. — Но с должности сниму. Наверху не поймут, если я тебя пожалею.

Олег кивнул: ясно, чего уж там.

— Поработаешь обозревателем. Бери любую тему. Ничего, вспомнишь молодость… Это иногда полезно. Пройдет годик, два, а там видно будет.

— Понял, — отозвался Олег, глядя в пол.

— Кабинет, извини, отберу. Для нового зама… Сам поищи, где сидеть.

— Ладно.

— Все, иди.

Так и не взглянув больше на редактора, он направился к двери.

— Олег! — остановил его Слуцкий.

Дольников обернулся, смутился от взгляда шефа. Смотрел тот сочувственно, того гляди, подойдет, по голове погладит.

— Бросай ты эту девку, Олег, — сказал вдруг Илья Захарович. — Загонит она тебя в цугундер.

— Разберусь, — выдавил, наливаясь краской, Дольников.

— Разберись, — бросил шеф. — Чем быстрее, тем лучше. Свободен.

Горбясь, Дольников вышел в приемную и затворил за собой двойные двери.

Наталья на него не смотрела, вернее, делала вид, что его здесь нет. Раньше она себе такого не позволяла.

«Ясно, уже списали, — подумал Олег. — Быстро…»

Из приемной он направился в свой — как выяснилось, уже бывший — кабинет. Сотрудники, которых встречал по дороге, торопливо кивали, не глядя в глаза, и спешили пробежать мимо.

Дольников ощутил на себе клеймо преступника. Состояние подавленности усиливалось. Хотелось удрать, но надо было разобраться с делами.

Навстречу, из бокового коридора, вышла Филонова, выпячивая грудь, двинулась на него. Она словно подстерегала его, как тигрица в засаде. А может, и подстерегала — уж больно своевременным оказался ее выход.

— Здравствуйте, Олег Петрович! — громко сказала она.

— Здравствуйте, Светлана Андреевна, — сдержанно ответил ей Дольников и даже слегка поклонился.

— Были у шефа? — спросила она.

— Был.

— В таком случае, вы не будете против, если я займу ваш кабинет? Мой темноват, и зимой в нем холодно… А ваш так удачно расположен.

— Занимайте, — ошеломленно проговорил он.

— А вы пока можете расположиться на месте Мирончика. Похоже, он не скоро выйдет.

— Хорошо…

— И я хотела бы, чтобы вы поработали по моим темам. Социалка, проблемы жилкомхоза, дороги, мусор… С Ильей Захаровичем я сейчас согласую. Уверена, он не будет против. Зайдите потом ко мне, я дам вам парочку заданий для начала. У нас с вами столько работы — непочатый край!

Олег смотрел на Филонову, не понимая, серьезно она говорит или издевается. И вдруг губы ее растянулись в такой торжествующей улыбке, что ему все стало ясно.

Женщина дождалась своего часа и буквально светилась радостью. И даже не пыталась ее скрыть — а с какой стати?

«И это только начало, — потрясенно подумал Олег, когда Филонова вздернула подборок и величественно проследовала мимо. — Они меня тут съедят. Куда деваться?»

Он осмотрелся полным отчаяния взглядом.

Никого нет, пустые стены, закрытые двери. И только в конце коридора Коля Рябоконь прижимает к животу очередную жертву.

«Тоска. Уходить надо отсюда, уходить…»

Он вошел в свой кабинет, осмотрелся, словно гость. Сделал шесть привычных шагов, выглянул в окно.

Погода стояла чудесная, все еще летняя. Над городом висела прозрачная голубая дымка, зелень деревьев слегка волновалась на ветерке, всегда гулявшем между домами, доносились сложные и бодрые звуки улицы.

Все это повергло Дольникова в еще большее уныние. Болезненно ощущая свою отверженность, он попытался найти девушку в окне напротив. Но ее не обнаружилось — единственная родственная душа пропала, будто и не было никогда.

Не зная, чем себя занять, сел за стол, вытянул перед собой руки. Зазвонил телефон, но не стал снимать трубку. Теперь это его не касалось. Надо было собрать свои вещи — несколько книг, блокноты, кружку — и покинуть кабинет. Но одолела такая апатия, что не мог пошевелиться.

«Выпрыгнуть из окна, что ли? — вяло подумал он. — Но нужно еще вскарабкаться на подоконник… А вообще, отомстил бы я им славно…»

Тут послышался какой-то шум, стук, дверь широко распахнулась — и Диана, плачущая, смеющаяся, юная и прекрасная, влетела, как ураган, и окружила его непостижимой смесью из объятий, запахов, восклицаний и слез.

— Я все знаю, — шептала она, покрывая лицо Олега быстрыми поцелуями. — Это все из-за меня, да? Из-за меня? Я знаю, знаю… Прости, прости!

Дольников при виде девушки ощутил восторг такой силы, что за ним мог последовать самый настоящий обморок, не ухватись он вовремя за стол.

— Мне только сейчас сказали, — она не переставала говорить и целовать его. — Прости, что меня не было рядом! Я ведь не думала, что ты так сильно расстроишься и натворишь дел… Ты ведь простишь меня? Простишь? Ну что ты молчишь? Скажи хоть слово!

— Слово… — проговорил Олег, напрягая все силы, чтобы не разрыдаться.

— Какой ты дурак! — звонким шепотом кричала Диана. — Себя мучаешь, меня… Я ведь тебя люблю, разве ты мог в этом сомневаться? Даже в эту дурацкую командировку сбежала, чтобы понял. А ты ничего не понял… Больше я ни за что не оставлю тебя одного. Ни за что! Ты мне веришь?

— Верю.

Дверь кабинета была распахнута настежь — Диана, как всегда, не потрудилась закрыть ее за собой. Но Олегу было на это наплевать. Более того, хотелось, чтобы их все видели вместе! И мелькнувшее чье-то вытянутое лицо заставило счастливо рассмеяться — впервые за минувшие Дни.

— Чего ты? — спросила Диана, тревожно заглядывая ему в глаза.

— Так, — ответил Дольников, — радуюсь…

— Мне?

— Тебе.

— Я тоже тебе очень рада! Не представляешь, чего натерпелась! Я так хотела позвонить… Но не могла… сам понимаешь. Но я ведь не знала, ничего не знала!

Диана прижималась к нему всем телом, от коленок до плеч. И было в этом движении столько преданности, такое желание отдаваться и любить, что Дольников поверил: теперь это будет у него всегда.

С возвращением Дианы к Олегу вернулась способность воспринимать события ярче и одновременно проще.

Для начала он взял положенный отпуск, на две недели освободив себя от посещения редакции и необходимости видеть Филонову, шефа и всех остальных. Теперь он старался как можно больше времени проводить с любимой. Или ждать, пока она пропадала на работе.

Он готовил ей нехитрую еду, покупал вино для ужина, переписывался по телефону и выходил встречать на теплую, залитую солнцем улицу как любящий супруг.

— Ты меня балуешь, — говорила Диана, когда он кормил ее гречневой кашей или рыбным супом, который ловко, по студенческой памяти, мастерил из консервов.

— Балую, — соглашался Олег. — И делаю это с удовольствием.

— Мы могли бы поужинать в кафе.

— Поужинаем. Но сначала ты поешь нормальной пищи.

— Ты прямо как моя мама! — смеялась она.

— Ешь! — говорил Дольников, делая вид, что сердится. — И не болтай.

Теперь все вызывало у него радость. Он с удивлением обнаружил, что почти полюбил свою невзрачную квартиру. А нетрезвые субъекты у подъезда — очень симпатичные люди. Его даже не раздражала вечно открытая дверь, подпертая кирпичом — так было даже удобнее.

— Скоро ты станешь с ними выпивать, — говорила Диана, когда он делился с ней подобными замечаниями.

— Была такая мысль, — соглашался Олег.

— Вот видишь!

— Но, во-первых, нас никто не знакомил…

— А во-вторых?

Дольников в это время осторожно обнимал ее и целовал в самый краешек губ.

— Во-вторых, они повадятся ходить сюда, а тебе это вряд ли понравится, — заканчивал он, и целовал уже смелее, с хорошо читаемым призывом к дальнейшим действиям.

— Совсем не понравится! — подтверждала она, и сама начинала его целовать, подталкивая к дивану, что являлось логичным завершением почти каждой подобной беседы.

Дважды Дольников звонил Ирине. Вопреки опасениям, трубку она брала и на вопросы отвечала.

Зато Алина упорно нажимала отбой всякий раз, когда он пытался до нее дозвониться. После того дня, когда матери стало плохо и она с отчаянием звала на помощь отца, а затем с таким же отчаянием выставляла за дверь, с ней, видимо, что-то случилось. Подозревал: дочь его ненавидит.

Осторожно поинтересовался об этом у Ирины.

— Да, она изменилась, — с обычным спокойствием подтвердила жена.

— Это… из-за меня? — осмелился спросить Дольников.

— Естественно!

То ли она намеренно делала больно, то ли не желала считаться с его чувствами — понять трудно. Она всегда была неуловимо черства с ним, как бы не признавая его права на тонкие переживания, присущие, по ее мнению, более женскому полу, нежели «настоящему мужчине». Эта ее внутренняя мускулинность часто обижала его и, возможно, сыграла не последнюю роль в решении уйти из семьи.

«Наверное, дочь пошла в нее, — думал он. — Проявив недопустимую, по ее мнению, слабость, решила компенсировать это крайней неуступчивостью — и пока держалась пугающе стойко».

— Может, мне стоит приехать? — спросил Олег.

— Зачем? — насторожилась Ирина.

— Посидим, поговорим… Мы же не чужие люди.

— Мы — нет. Ты — да.

— Ира! — воскликнул Олег.

— Не надо приезжать!

— Но там остались мои вещи… — робко напомнил Олег, цепляясь за это напоминание как за спасательный круг.

— Позвони, когда заедешь за ними. Мы освободим квартиру.

— Ира, но я же по-хорошему…

— Я тоже, — отрезала она. — Все, пока.

— Пока… — только и успел вымолвить Дольников.

Этот разговор оставил у него тяжелое чувство — точно разгрузил машину с цементом.

Зачем он вообще звонил, унижался? Чтобы его считали хорошим? Но все равно не считали. Утешал этим свою совесть? Да, конечно. Но совесть можно было утешить коротким сообщением, и не слышать этих невыносимых нот в голосе Ирины. Странно, что она вообще снисходила до беседы с ним!

Но, поразмыслив, Олег понял, в чем дело. Те капли яда, что она в него вливала, избавляли от боли, которую она испытывала, и злиться на нее было бы жестоко и несправедливо.

Но все-таки он злился и долго переживал, что называется, не находил себе места, и радость покидала его, как чувство, которого он не заслуживал даже в самой малой степени.

Но затем приходила Диана, и жизнь снова наполнялась ею, вытесняя все остальное без следа. Казалось, ничто не могло огорчить ее всерьез. Поминутно она смеялась и дурачилась, как ребенок, и Дольников начинал смеяться и дурачиться вместе с ней.

«В конце концов, мы все взрослые люди, — думал он. — Вот и будем вести себя соответственно. А если что-то кому-то не нравится, это не мои проблемы».

Но все-таки, когда оставался один, было непросто.

Он никак не мог съездить к Мирончику. Это была его прямая обязанность, как друга и соучастника той нелепой драки. Тем более Диана говорила, что больницу уже посетила делегация сотрудников с Филоновой во главе. И, конечно, все знают, что Дольников там не появлялся. Но все равно не мог заставить себя поехать.

«Там может быть жена Гены, — думал он. — А встреча с ней может закончиться плохо…»

Кроме того, Мирончик еще находился в реанимации, поэтому к нему пускали только на несколько минут.

«А зачем ехать на пару минут? Не поговорить даже!»

В конце концов, Олег позвонил в больницу, справился о самочувствии друга, тем и ограничился.

«Съезжу потом, — решил он. — Когда его переведут в общее отделение. Завезу апельсинов, колбасы…»

О том, что больше всего боится посмотреть в глаза Гены, он старался не думать.

Помимо Мирончика, терзали мысли о работе.

«Находиться в прямом подчинении Филоновой, бегать, как начинающий, по заданиям, писать всякую чепуху — как это они себе представляют? Опытного специалиста бросили на детскую работу! — кипятился он. — Слуцкий под старость совсем из ума выжил. Эта… проходимка из него веревки вьет, заправляет всем в редакции, а ему и дела нет. Они не думают, что я уйду к конкурентам? Тогда, может, дойдет, как разбрасываться сотрудниками моего уровня?»

Была надежда, что Илья Захарович свое решение за эти две недели поменяет. Все-таки на работе Олег брал на себя львиную долю нагрузки, и пока был на месте, этого не замечали.

Зато теперь, надеялся он, заметят!

Однако же все это, проблемы с работой, женой, боязнь встречи с Мирончиком отходили на задний план по сравнению с тем, что его на самом деле беспокоило. Что делало его жизнь невыносимой пыткой.

Диана.

Она, кажется, поверила, что Олег смирился со своим положением «друга». Он не заговаривал с ней об этом, наученный горьким опытом, был паинькой и «лапочкой», его можно было стелить, как коврик, и вытирать об него ноги — все бы вытерпел.

Диана его состояния не замечала. Радовалась тому, что он изменился, и принимала все, как должное.

— Ты такой милый, — то и дело повторяла она.

— Да, — подтверждал он, — я такой.

— Как я тебя люблю!

— И я тебя, — говорил Дольников с улыбкой.

Но когда ее не было рядом, сходил с ума от тоски и ревности. Она могла исчезнуть на ночь, на сутки, объясняя это работой или семейными делами, и ему ничего другого не оставалось, как смиренно ждать ее возвращения. Он изо всех старался не думать о том, что она проводит время с Максимом, но, помимо его воли, думал, и в таких красках, что синева за окном меркла до черноты, а желание держать себя в рамках слабело до полной своей противоположности.

Диана, тем временем, готовилась к свадьбе. Не догадываясь, какую муку доставляет, она показывала Олегу в своем телефоне свадебные платья, старательно увеличивая каждую деталь, советовалась, какой фасон и цвет лучше выбрать. И Дольников принимал эту игру, давал советы, хотя больше всего хотелось вырвать из рук и разбить этот треклятый телефон, с которым она спала в обнимку, как с живым существом, и проводила больше времени, чем с ним.

Он звонил Верховцеву, жаловался.

— Что тебя не устраивает? — спрашивал тот. — Все же отлично складывается…

— Что — отлично? — кричал Олег. — То, что она выходит замуж за этого кретина?

— И пусть выходит, — смеялся Вадим. — Вся обуза по ее содержанию ляжет на его плечи. А тебе достанется самое лучшее…

— Перестань, — рычал Дольников. — Ты же знаешь, как я к ней отношусь!

— Знаю, знаю. Любишь и все такое.

— Да, люблю!

— Ну и люби себе на здоровье! Как будто кто-то тебе мешает. Имей в виду, это чувство у тебя никто не отнимет, даже законный муж…

— Вадим!

— Хорошо, не буду. А вообще, зря ты мечешься. Ей нужен старший друг, видимо, таково устройство ее психики. Вот и будь им. Вполне благородная миссия, очень европейская кстати. Все это может длиться много лет, и кто знает, может, ты разлюбишь ее гораздо раньше…

— Не говори чепухи!

— Я дело говорю. Просто ты не хочешь внимать моим мудрым советам.

— Иди ты со своей мудростью, — горячился Олег под веселый смех Верховцева и клал трубку.

Он пытался следовать советам Вадима, проводил с собой неутомимую работу. Тщетно. Как ни представлял себя в роли штатного друга-любовника, ничего не получалось. Стоило хоть на минуту вообразить Диану в постели с Максом, он приходил в отчаяние и понимал, что только полное владение ею сможет дать ему покой, о котором мечтал, и если не полное, то хотя бы частичное счастье, если таковое вообще существует.

Мучимый ревностью, он узнал в базе данных, которыми располагал по долгу службы, домашний адрес соперника. И когда Диана говорила, что не приедет к нему ночевать, отправлялся к дому Максима и часами сидел в машине, пытаясь увидеть их обоих или хотя бы ее одну.

Зачем это делал и какие цели преследовал, не знал. Но необходимость хоть что-то предпринять заполняла все его мысли и толкала на поступки, которые еще недавно сам за собой не мог и предположить.

Время между тем шло. Диана все больше входила в роль невесты, нисколько не скрывая от Олега своей радости по этому поводу.

Платье было куплено роскошное, естественно. Теперь выбирались туфли, украшения и место, где будет проходить банкет.

— Вот здесь, — тыкала она острым, алым ноготком в экран телефона, — есть очень миленькое кафе. И в центре, и как бы в стороне, чтобы чужие не ходили. Хочешь, съездим, посмотрим?

— Хочу, — заставлял себя улыбнуться Олег.

— Ты такой милый! — восторгалась Диана и бросалась ему на шею.

Они ездили в кафе, осматривали его, входя во все детали.

— Интерьер отличный, — шептала она. — Не очень пафосно, но современно. Сцена для певицы… Я обязательно закажу певицу, люблю живой звук.

— Да, это здорово, — соглашался Дольников. — Выпиши сразу Бритни Спирс.

— Перестань! — смеялась Диана. — Сколько можно меня ею подкалывать! Да, я люблю Бритни, это у меня с детства… А что, слушать, как ты, тоскливый рок?

— О вкусах не спорят, — дипломатично замечал Олег.

— Вот и не спорь!

Иногда ему казалось, что все это ему снится, настолько нелепым казалось происходящее.

«Да я ли это?» — спрашивал он себя, и хотел встряхнуться, чтобы вернуть свою прежнюю жизнь.

Но кошмар, в котором он жил, был явью, и конца ему не предвиделось. Как ни ломал голову, выхода не было. Он знал, что скоро устанет притворяться.

И что произойдет тогда?

«Я убью их обоих, — говорил он себе. — Или сойду с ума. Если еще не сошел. Иначе, почему я все это терплю?»

План спасения пришел сам собой. И продиктован был исключительно той степенью отчаянья, в которой Олег находился все последнее время.

Сначала он отверг его с негодованием. Но очень скоро убедился, что другого выхода нет. Или он возьмет верх в этой схватке, или… Или перестанет существовать.

Способ подсказала Диана, бесконечно себя снимающая и выкладывающая снимки в Инстаграм.

На его замечания отвечала, что современный человек просто обязан жить в «сети», иначе его никто и не заметит.

— По-моему, тебя и без сети все замечают, — не отказал себе в небольшой колкости Дольников.

Более чувствительно задевать ее он не решался — был целиком зависим от ее настроений.

— Это да, — важно кивнула Диана.

— Зачем же тебе еще Инстаграм?

— Ты ничего не понимаешь. У меня есть три тысячи подписчиков! Будет сто — начну зарабатывать на рекламе. А там и до миллиона дойду…

— Ты прямо Тамерлан!

— А кто это? — наморщила лоб она. — Рэпер?

— Ты мой гений… — умилился Дольников.

Он привлек ее к себе и поцеловал в складочку на лбу. Диана ответила ему рассеянной улыбкой — знала, что всегда неотразима.

Олег пару дней обдумывал план, и понял, что пора действовать. Отпуск подходил к концу, потом могли возникнуть проблемы со свободным временем. И вообще, не стоит мешкать.

Колеблясь, он хотел позвонить Вадиму, посоветоваться, но внезапно передумал. Стал очень подозрительным. И хотя Верховцев был старым другом, такие вещи лучше не доверять никому.

«Он может быть как-то связан с Дианой, — думал Олег, расхаживая по квартире и выкуривая сигарету за сигаретой. — Они ведь созванивались. И Вадим может ее предупредить… А если он это сделает, ничего не выйдет…»

Дольников понимал, что впадает в крайность, видеть в Верховцеве врага — полное безумие. Но звонить ему все-таки не стал, сосредоточившись на предстоящей операции.

Для этого он провел ряд экспериментов, без конца меняя месторасположение своего телефона относительно точки съемки и просматривая видеозапись.

Сначала прятал телефон в дальних углах, но быстро убедился, что будет неудобно включить его, не привлекая внимания девушки. А последнего он боялся больше всего: один неверный шаг, и все сорвется. Диана, при всей своей беспечности, имела острый глаз.

Нужно было сделать все предельно быстро и незаметно. И Дольников практиковался, пока не нашел вариант, более или менее его удовлетворивший.

Но все равно колебался. Как он ни убеждал себя, что это — единственный шанс вернуть Диану, совесть противилась задуманному.

«Так поступают законченные мерзавцы, — убеждал себя. — Если ты любишь женщину, не должен подвергать ее подобным испытаниям. Надо найти что-то другое, это не для меня…»

Все решилось само собой. Диана позвонила как-то после обеда и сказала, что сегодня не сможет приехать. И когда Дольников осведомился, по какой причине, заявила, что ей надо написать огромную статью с продолжением, придется сидеть весь вечер и, возможно, ночь.

Проверить это он не мог, но в «огромную статью» не поверил. Олег теперь вообще ничему не верил. И потому решил провести собственное расследование. Выждав часа два, сел в свой пыхтящий, но пока еще верно служащий «форд», и поехал к дому жениха.

Максим жил в громадной постройке на двадцать третьем этаже. Двор, окруженный несколькими домами-пирамидами, был гол, обширен, посредине высились лесенки детской площадки. Несколько чахлых деревцев смотрелись чужеродно в этом триумфе тотального урбанизма. Впрочем, сидящие на скамейках молодые мамаши вряд ли об этом думали, поглощенные своими телефонами и отпрысками, на которых они время от времени поднимали головы, как заводные курочки.

Заехав на одну из стоянок, Олег припарковался так, чтобы видеть подъезд Максима. Сколько ему придется здесь ждать, не знал. Но приготовился стоять долго, и захватил с собой все необходимое, включая воду, бутерброды и пустую пластиковую бутыль.

«Посмотрим, — шептал он, — какую статью она пишет. И если опять лжет…»

Что будет в том случае, Дольников старался не думать, очень надеясь в душе, что она сказала правду. Но и уезжать отсюда он не собирался, твердо вознамерившись простоять хоть до утра, лишь бы разрешить свои сомнения.

«Ничего, — утешал себя, — еды мне хватит на два дня. Жаль, воды маловато взял. Если что, буду экономить. На войне как на войне…»

Но ему не удалось сделать и глотка воды. Через сорок минут после того, как он занял позицию, красный кроссовер остановился у подъезда, а Максим, выбежав и обогнув капот, помог выйти Диане.

Пока она поправляла одежду, посматривая в телефон, молодой человек достал с заднего сиденья несколько бумажных пакетов с едой и напитками. Затем закрыл дверцу и подошел к девушке, которая дожидалась его, не двигаясь с места и не делая попыток помочь.

Наверное, он сказал ей что-то смешное, потому что она рассмеялась, красиво запрокинув голову. Ее густые волосы свесились вдоль спины, и Максим, просунув под них руку, обнял ее за талию и повел к подъезду.

Потеряв в первую минуту способность двигаться, Олег вдруг дернулся так, будто его ударили, рванул дверцу — и остался сидеть на месте. Более того, вдавился в сиденье, чтобы те двое не смогли заметить его.

Замерев, он проследил за тем, как они вошли в подъезд, смеясь и оживленно разговаривая. Затем скрылись за железной дверью, но Дольников, словно обретя дар ясновидения, наблюдал необыкновенно отчетливо, как заходят в лифт, едут наверх со своими пакетами, обнимаются, целуются…

Он затряс головой и снова захотел выскочить из машины. Но остался сидеть, слушая, как давит у него под лопаткой, словно кто-то просунул туда острый деревянный стержень.

«Ну вот, — подумал он, — теперь все ясно. Мне абсолютно все ясно. И не надо больше ничего говорить…»

Нужно было уезжать, но он стоял еще, наверное, полчаса, словно надеясь, что эти двое сейчас выйдут. И долго смотрел наверх, туда, где находились окна Максима, смотрел до тех пор, пока не заболела шея.

Ночь Олег провел без сна. Спать боялся — знал, что не выдержит тех видений, которые обрушатся на него. Предпочитал ходить по комнате, сидеть на стуле в кухне, у стола с пепельницей, курить, бормотать разную чепуху, смотреть в окна на пустую улицу, залитую светом фонарей, но только не ложиться в постель.

Но бессонница и полбутылки водки, выпитые залпом, мало помогали. Эти двое так и стояли в него в глазах. Особенно то, как Максим по-хозяйски обнимает ее и ведет к подъезду… Эта картинка была так отчетлива, что Олег никак не мог от нее избавиться, и весь корчился, точно ему сыпали за ворот горячие угли.

Он проклинал их, высмеивал себя и Диану, пустышку, ради которой был готов пожертвовать всем, — и пожертвовал, учитывая все, что он уже потерял! А ей и дела нет! Он жила, как хотела, и делала, что хотела. И врала ему без зазрения совести, как низшему, как изначально попранному в правах.

«Господи, в кого я превратился? — стонал Дольников, едва не хватая себя за волосы. — Чем занимаюсь? Слежу за ними, прячусь… Совсем спятил! Я дошел до края. Дальше некуда. Дальше — только лететь в пропасть… И все она, эта юная негодяйка. Что она со мной делает?»

Иногда он останавливался, словно натыкаясь на стену, оглядывался вокруг, не понимая, где находится, затем с трудом соображал, хватал следующую сигарету и продолжал свой бег.

Но все-таки на Диану он не мог долго сердиться. Называл ее страшными именами, насылал на нее библейские проклятия, высмеивал и всячески уничтожал, но стоило вспомнить ее глаза, смех и ласки, как мечтательная улыбка трогала его лицо, и все бешенство, обида исчезали, точно их не было.

«Она здесь ни при чем, — решил он в конце концов. — Это Максим, лощеный красавчик, во всем виноват. Она сама говорила, что он буквально упросил ее выйти за него замуж. Взял измором. Квартира, машина, положение… Клятвы в любви. Где ей было устоять? Она такая доверчивая!»

Олег вспоминал: когда Максим вел Диану к подъезду, она шла не слишком охотно. Правда, при этом смеялась… Но шла неохотно, он готов был в этом поклясться!

«Возможно, ее мучила совесть из-за того, что пришлось соврать мне. И мучила всегда, только она вида не подавала. Бедная девочка… Конечно, ей приходится не сладко меж двух огней. И я хорош, не смог вовремя защитить. Но ничего, еще не поздно все исправить…»

Утро Дольников встретил на ногах, ни минуты не проведя в постели. Но он был бодр, хладнокровен и совершенно трезв. И больше не колебался. Знал, что ему нужно, и готов был сделать это прямо сейчас.

«Ради нас, — говорил он себе, и тут же поправлялся, — ради Дианы! И пусть я сделаю подлость, но только ради нее. А там посмотрим, куда подевается этот… женишок. Впрочем, никакого женишка уже не будет».

Глава четвертая

Когда вечером того же дня Диана приехала, Олег предпринял все меры, чтобы не смотреть на нее слишком пристально. Он не хотел насторожить ее и тем самым помешать осуществлению своего плана. Но все-таки, помимо его воли, то и дело бросал на ее быстрые, вороватые взгляды, силясь понять, как она себя чувствует, обманывая его?

— Как статья? — поинтересовался он между прочим. — Написала?

— Да, — откликнулась Диана.

— Долго сидела?

— До двух ночи.

И хоть бы легкая тень мелькнула на ее всегда прекрасном лице!

Дольников, хотя и успел получить должную закалку, не мог не поразиться ее самообладанию.

— И продолжение написала? — спросил он, не в силах себя остановить.

— Конечно.

— Молодец!

Она пристально посмотрела на него.

Дольников понял, что вот-вот выдаст себя, и закусил губу.

— Ты меня очень ждал вчера, да?

Диана смотрела в упор — интуиция у нее была невероятная.

— Конечно, — сказал Олег и обнял ее, чтобы спрятать глаза. — Я всегда жду тебя, ты же знаешь…

Но она вывернулась и снова посмотрела на него.

— А если бы я и сегодня не приехала?

— Ты смерти моей хочешь? — не очень правдоподобно изобразил приступ ужаса Дольников.

К счастью, Диана считала себя непревзойденной актрисой, и уловка Олега сбила ее с толка.

— Я хочу, чтобы ты не смотрел на меня такими глазами, — сказала она, успокаиваясь.

— Какими?

— Такими…

— Я не смотрю.

— Смотришь!

— Хорошо, не буду…

— Так лучше, — смилостивилась она.

— Все для тебя, моя королева!

Олег снова обнял ее, и на этот раз она с готовностью к нему прильнула.

Все время затем, пока они ели, пили вино и разговаривали, Дольников заставлял себя придерживаться этого легкого, беззаботного, ребяческого тона, который она так любила. Но каких усилий ему это стоило! Он даже потел от напряжения, и вспоминал свое нахождение в милицейском участке — там было легче.

Кроме того, он следил за временем. Чтобы съемка получилась качественной, освещение должно было оставаться достаточно ярким.

Опасаясь наступления сумерек, он дважды пытался увлечь Диану в комнату, но она, словно чуя что-то, упорно не откликалась на его призывы.

— Какой ты нетерпеливый! — смеялась она. — У нас вся ночь впереди.

— Ты же знаешь, как я тебя хочу, — возразил Олег, делая вид, что изнывает от страсти.

— Может, куда-нибудь сходим? Погода отличная…

— Нет! — воскликнул Олег. — Только не сегодня.

— Что с тобой! — удивилась Диана. — Ты меня пугаешь.

Дольников спохватился.

— Просто я хочу провести этот вечер с тобой, — пробормотал он. — Я ведь столько ждал.

— Всего день, — улыбнулась она. — Разве это много?

— Много! — пылко возразил Дольников.

— О, — положила ему руку на плечо Диана. — Какой ты милый.

— Ты даже не представляешь, какой, — шепнул Олег.

Вслед за тем он подхватил ее на руки и понес в комнату, целуя на ходу.

Поверив в искренность этой страсти, Диана тоже ответила поцелуем, и дальше уже его не останавливала.

Сложности возникли там, где Дольников не ожидал. Требовалось одновременно осуществлять два взаимоисключающих действия. Отвечать на ласки Дианы, особы довольно темпераментной, и приводить в действие телефон, оставленный на тумбочке.

И все это одной рукой, практически наощупь!

Отвлекая Диану поцелуями, он тянулся свободной рукой к телефону, косясь на него одним глазом из-под ее волос. Помогла предварительная подготовка. Улучив момент, поставил телефон на ребро, прислонив к вазе с цветами, и включил видеосъемку. Действовал он так успешно, что Диана ничего не заметила. Только один раз приподняла голову, почувствовав некую избыточность его движений, но Олег тут же удвоил количество поцелуев, и она успокоилась…

Выключить камеру было проще — изобразил, что ему надо посмотреть какое-то сообщение, взял телефон и нажал кнопу. Диана, отдыхавшая после близости с ним, ничего не заподозрила. Спросила только:

— Что там?

— Напомнили о платеже, — произнес заранее приготовленную фразу Олег.

— А, — отозвалась она и тут же об этом забыла.

Дольников мысленно перекрестился и положил телефон на тумбочку.

Можно было сказать, что провел он операцию блестяще. Правда, совесть время от времени напоминала о себе, но он заглушал ее твердым намерением освободить Диану от власти этого «захватчика».

«Она мне еще спасибо скажет, — убеждал себя. — Оценит, что я для нее сделал… Впрочем, если Макс не будет дураком, никто ничего не узнает. Мы разберемся сами, по-мужски, так сказать. И все сложится благополучно — а теперь точно так и будет, — она останется со мной».

Утром, когда Диана ушла, Олег просмотрел запись. Хотел сделать это ночью, пока она спала, но не решился. Одна случайность — и всему конец. Нельзя рисковать. И потому, сгорая от нетерпения и косясь на телефон, он ждал наступления утра. И только когда Диана, нежно поцеловав его на прощание, вышла за дверь, он схватил телефон и включил просмотр записи, от которой зависело его будущее.

Оператором он оказался неважным. Из-за спешки и неудобства поставил телефон под не самым выгодным углом. К тому же подвело освещение. Были видны только фрагменты тел и хаотические их перемещения, которые легче было угадать, чем разглядеть.

Но и его лицо, и лицо Дианы попали в кадр. И еще присутствовало несколько мелких, но важных деталей, по которым нетрудно было восстановить общую картину событий.

Во всяком случае, для взрослого человека было совершенно понятно, чем занимаются эти двое!

«Посмотрим, как теперь ты запоешь, — мстительно думал Олег, снова и снова просматривая запись. — Не верит он… Поверишь как миленький. Это, мой дорогой, факт, и тебе от него не отвертеться!»

Думал и о том, что можно было бы ограничиться «малой кровью». Например, записать на диктофон лишь разговор с Дианой, спровоцировав ее на обсуждение интимной стороны их отношений. А к диктофонной записи присовокупить парочку совместных селфи, вполне легальных. И с этим набором явиться к сопернику.

Но нет. Этого мало. Макс слишком верил Диане, чтобы его любовь к ней поколебала какая-то ни к чему не обязывающая болтовня. И селфи — что в них особенного? Сейчас фотографируются все со всеми на каждом, так сказать, углу… Нет, это не аргумент.

А видеозапись — железное доказательство! Тут, как говорится, нечем крыть. С одного взгляда Максиму будет понятно, какие отношения связывают Олега и Диану. И если он сразу не сможет ее разлюбить, то уж жениться передумает точно!

Зная Диану, Дольников был уверен: стоит Максу припереть ее к стенке, она тут же с ним расстанется. Она терпеть не могла, когда ее уличали в обмане и делали виноватой, в то время как, по собственному убеждению, все ее поступки были направлены исключительно на благо ближнего. Нет, эта девушка не позволит себя обвинять. Если ее гордость получит такой удар, все дальнейшие отношения с Максимом будут прерваны навсегда.

«Единственное, что может огорчить, — с улыбкой думал Олег, — это отложенная свадьба. Ведь она столько к ней готовилась!»

Что ж, есть человек, который ее утешит.

Опасаясь испортить даже малой деталью впечатление, которое должен произвести на Максима, Олег потратил часа два на то, чтобы привести себя в порядок. Основательно полежал в ванне, тщательно побрился и скрупулезно выбрал костюм для поездки. Последние дни несколько потрепали его, и он хотел выглядеть уверенным и сильным.

Взгляд в зеркало, брошенный им по окончании сборов, убедил в том, что он все еще в отличной форме. Правда, несколько похудел, но, пожалуй, это даже шло ему. Теперь живот не выпирал из-под рубашки, а черты лица стали резче и значительнее. Одежда в темных тонах придавали облику дополнительную суровость — по задумке, соперник должен был даже испугаться, увидев его.

И попробовал бы он не испугаться!

Видеозапись с телефона Дольников скопировал на ноутбук, а с него — на флешку, которую купил специально для этого случая. Он все предусмотрел, все продумал. И если не ошибся в расчетах, вся эта история должна закончиться уже сегодня.

«А там разберемся со всем остальным, — думал Олег, бодро сбегая по ступенькам вниз. — Место работы придется поменять — быть на побегушках у Филоновой я не собираюсь. Ничего, с этим больших проблем не возникнет, слава Богу, есть кое-какие связи… Потом жилищный вопрос, в том числе с Ириной… Тянуть не стоит, мне тоже надо жить! И, не давая Диане опомниться, вести в загс. Хватит баловаться, пришло время действовать!»

Погода испортилась. Еще с утра поднялся резкий ветер, поверх домов тянулись серые низкие тучи. Стало заметно прохладнее — тенниски и блузки прохожих спрятались под куртки и пиджаки. Дождь еще не пошел, но угадывалось его приближение.

«Попрыгунья-стрекоза лето красное пропела…» — мстительно пробормотал Дольников.

Он нащупал флешку в кармане, сел в машину и поехал на встречу с Максимом — последнюю, как предполагалось.

Город, вчера еще праздничный, сгорбился и помрачнел. Стало видно, как много стоит вдоль улицы серых домов. Тротуары опустели, люди быстро шагали по своим делам и прятались в подъездах. Первые капли дождя пунктиром скользнули по стеклу, предупреждая, что скоро польет всерьез.

«Как все-таки резко заканчивается у нас лето, — думал Олег, глядя на улицу и торопящихся пешеходов. — Вчера еще можно было загорать, а сегодня залезай в куртку и шапку. И так до весны. За что нам это? А ведь где-то люди живут под солнцем круглый год. Неужели у них бывают те же проблемы, что и у нас? Конечно, бывают… Но под солнцем все это переносится гораздо легче… Забрать Диану и махнуть куда-нибудь подальше! Эх, не те годы… Но если вместе, если она захочет…»

Мечтая о чем-то несбыточном, но чрезвычайно приятном, и думая одновременно о том, что надо выглядеть перед Максимом как можно более внушительно, Дольников быстро доехал до знакомого здания у метро «Молодежная».

И снова его одолели сомнения.

«А имею ли я право так поступать? — размышлял он, выйдя из машины, но не решаясь сразу подойти к зданию. — На всех языках это называется подлостью. Этот парень… Ведь он любит ее. Возможно, то, что он увидит, сломает ему жизнь…»

Дольников машинально обвел взглядом ряды машин, стоящих на парковке, и вдруг вид знакомого красного кроссовера заставил его вздрогнуть. Это была машина Максима!

Мгновенно Олег вспомнил: вот они вдвоем идут к подъезду, Макс по-хозяйски обнимает Диану за талию, тащит за собой, а она покорно ему подчиняется…

Едва не застонав от этих воспоминаний, он засунул руку в карман, нащупал флешку и решительно вошел в холл.

Как и в прошлый раз, его никто не остановил. Но теперь Олег был опытнее и, поднявшись наверх, не стал обращаться к двум привратницам у основного входа. Вместо этого сразу из лифта шагнул в тот коридор, из которого выходил Максим. Он хотел появиться перед ним неожиданно, усилив тем самым эффект от своего визита.

Правда, возникла маленькое осложнение, вызванное самостоятельным поиском кабинета, в котором работал Максим.

Но Дольникову и тут повезло! За первой же дверью он обнаружил того, к кому так стремился — своего счастливого соперника.

И — вторая удача — в кабинете, сплошь заставленном гудящей аппаратурой, больше никого не было. Наверное, Макс действительно был ценным сотрудником, поскольку занимал это отнюдь не маленькое помещение в одиночку.

— Добрый день, — четко проговорил Олег и закрыл за собой дверь.

Голос его прозвучал спокойно и значительно — как и задумывал. Сразу чувствовалось: шутить вошедший не намерен.

— Добрый день… — приподнимаясь из-за стола, испуганно сказал Максим.

Эта была именно та интонация, которую ожидал услышать Олег.

Вдохновленный таким началом, он подошел к столу и положил флешку.

— Вот здесь записано то, что касается нас с Дианой, — сказал он, твердо глядя в глаза хозяину кабинета. — Думаю, вам будет интересно посмотреть.

И, чуть помедлив, добавил: «Очень интересно!», сделав ударение на слове «очень».

При произнесении имени Дианы лицо Максима вдруг приобрело какое-то упрямое, озлобленное выражение. Не испуганный мальчик стоял перед гостем, а противник, готовый драться.

Но Дольников не смутился. Он был уверен, что запись сделает свое дело: лишит Максима уверенности в своем праве на чувства Дианы и на ее принадлежность ему одному. Как только он это поймет, желание взять в жены девушку улетучится. Олег знал, насколько самолюбивы и тщеславны эти молодые везунчики. Ему ли такую обиду стерпеть!

— Зачем вы это принесли? — спросил Максим, глядя на флешку, но не прикасаясь к ней.

— Я же говорил: мне не безразлично ваше будущее, — сказал доброжелательно Дольников.

— Мое или ваше? — усмехнулся молодой человек.

Олегу снова не понравилось выражение его лица — слишком хищное для столь тонких черт.

— Разберешься, — не слишком любезно буркнул он. — Всего хорошего.

Максим не отвечал и все так же странно смотрел на него.

Дольников покинул кабинет, чувствуя, как нелегко держать плечи прямыми, а голову высоко поднятой.

Оказавшись в лифте, внезапно ощутил такую усталость, что едва добрался до машины. Сказывались бессонные ночи.

«Скоро все закончится, — сказал он себе. — И я наконец отдохну. А пока надо потерпеть. Еще совсем чуть-чуть. Этот вечер как минимум…»

Он включил радио — свою любимую волну с песенками из восьмидесятых, и поехал домой, стараясь не думать о том, что сейчас в своем кабинете Максим раз за разом просматривает запись и хмурит свои черные, будто нарисованные, брови.

Диана позвонила ровно через пять минут после того, как Дольников вернулся домой.

— Что ты наделал? — закричала она.

Кричала она так злобно и грубо, что Олег растерялся.

— Ты о чем? — спросил он намеренно спокойно.

— Зачем ты сделал эту запись?

«Чертов кретин все ей рассказал», — подумал Олег, понимая, что его план сорван, и надо искать взамен что-то другое.

— Какую запись? — спросил он, лихорадочно обдумывая линию защиты, и не находя ее.

— Которую ты принес Максиму! — продолжала кричать Диана. — Как ты мог? Я же ничего не знала. А ты снимал нас! Как мы занимались любовью… В этой твоей грязной квартире!

— Ты видела запись? — внезапно догадался Олег.

Он сел — неожиданно стало трудно стоять.

— Конечно, видела! А ты как думал!

— Но… как?

— Макс прислал, как же еще?

— Он прислал тебе запись? — поразился Олег.

— Конечно!

Дольников ожидал чего угодно, но только не этого.

— Зачем он это сделал?

— Как это зачем? — возмутилась Диана. — Он ничего от меня не скрывает, я же тебе говорила.

— Настоящий урод, — не выдержал Олег.

— Это ты урод! Самый настоящий урод. Записал как мы спим на этой гадкой квартире! Как ты мог до такого додуматься? Я… Я в суд на тебя подам!

— Что? — рассмеялся Олег. — Какой еще суд? Ты спятила?

— Это ты спятил! Слышишь? Это ты спятил, старый козел!

Она кричала так отчаянно, что Олег перепугался.

— Диана, — заговорил он поспешно и оттого неубедительно, — успокойся. Я лишь хотел, чтобы ты осталась со мной…

— Мне плевать, чего ты там хотел! — перебила она. — Слышишь? Плевать! Я никогда больше не буду с тобой. Никогда!

— Позволь мне все объяснить…

— Не надо ничего объяснять!

— Диана…

— Чтоб ты сдох!

Она выругалась матом, неумело, но так яростно, что Олег понял: все кончено. Он еще подыскивал нужные слова, сжимая взмокшей рукой трубку, а Диана уже исчезла, спряталась за гудками, как за неприступной стеной, и достать ее оттуда не было никакой возможности.

Сгоряча Дольников набрал ее номер, но он был недоступен. Позвонил еще несколько раз подряд. Бесполезно. Скорее всего, она внесла его в черный список — отрезала от себя.

Еще можно было побороться, достать другую slm-карту, позвонить с нового номера, все объяснить, вымолить прощение… Но Дольников понимал, что вряд ли Диана простит его. Беда заключалась в том, что она не хотела слушать его объяснений, хотя прекрасно понимала мотивы, которые двигали им. И не одобрила их. Более того, прокляла! А эти оскорбления в конце… Нет, все кончено.

«Максим переиграл меня», — признался себе Дольников.

Но откуда он мог предположить, что тот поступит так непредсказуемо, так… не по-мужски, и покажет запись Диане?

«Это новое поколение, привыкшее выкладывать в интернет все подробности своей жизни, совсем иначе смотрит на наши правила, — думал с горечью Дольников. — Попросту говоря, оно их не замечает, перепрыгивает как через гнилое бревно и бежит дальше, чтобы получать от жизни самое лучшее. А мы остаемся позади. Впрочем, так было всегда…»

Не зная, что ему следует предпринять в этой ситуации, он позвонил Вадиму. Это был единственный человек, с которым Олег мог поговорить обо всем на свете, а в данный момент — о своей беде. Тем более поговорить хотелось. Ощущал себя после разговора с Дианой в вакууме, даже дышать было тяжело. Единственное спасение — пить горькую — сейчас скорее пугало, нежели воодушевляло. Он и так в последнее время начал спиваться. Много ли надо, чтобы побежать по этой дорожке? Поэтому и набрал номер друга, инстинктивно, словно протягивая руку к спасательному кругу.

— Что случилось? — бодро осведомился Вадим.

— Случилось… — проговорил Олег, вдруг задумавшись, стоит ли доверить Верховцеву свою историю, или все же лучше придержать ее при себе.

— Давай, выкладывай, — приказал тот. — И не тяни. У меня не так много времени.

— Тогда лучше я в другой раз… — начал было с обидой в голосе Дольников.

— Олег! — рявкнул Вадим. — Давай без этих твоих сложностей. Говори, что случилось.

Дольников помолчал, а затем рассказал обо всем. О своем «блестящем плане», об удачно сделанной записи, о флешке, переданной Максиму, и о звонке Дианы.

— И теперь, — закончил он, — я не знаю, что мне делать. Совершенно. Может, ты подскажешь?

Верховцев не отвечал, и Олегу показалось, что тот положил трубку и куда-то ушел.

— Вадим? — позвал Олег. — Ты меня слышишь?

— То есть, ты взял и тайно сделал видеозапись того, как вы с Дианой занимаетесь любовью? — вдруг ясным и жестким голосом уточнил Верховцев.

— Ну да, — ответил Дольников. — Понимаешь, я ведь подумать не мог, что этот болван возьмет и все ей покажет…

— Не в том дело, что он ей показал! — перебил его, вдруг повысив голос, Верховцев.

— Я что-то не понимаю… Ты о чем вообще? — насторожился Олег.

— Я о том, что ты совершил низость, — отчеканил Вадим. — И за это, что совершенно естественно, сейчас расплачиваешься.

— Ах, низость? — опешил Дольников.

Он дернул вниз воротник рубашки.

— Да, низость, — повторил Вадим. — Во всяком случае, так это называется между порядочными людьми.

— А быть, согласно твоему дружескому совету, штатным любовником — это порядочно? — спросил, задыхаясь, Олег.

— Не надо вмешивать меня в свои делишки, — отрезал тот. — Я тебе, во всяком случае, подобных мерзостей не советовал. Никогда от тебя такого не ожидал! Ты и девушку не вернул, и каким-то… круглым подонком себя выставил.

— Что? — застыл Дольников. — Подонком?

— Да, подонком, — холодно повторил Верховцев.

— Скажи еще, что не подашь этому подонку руку! — закричал Олег.

— Может, и не подам!

Лицо Олега исказилось, он снова дернул воротник рубашки — отскочила пуговица.

— Ну, спасибо тебе, друг…

— Пожалуйста.

Вадим дал отбой, и Дольников тут же отбросил телефон.

— Да катись ты! — прокричал он неизвестно кому.

Мозг кипел, мысли прыгали, он чувствовал себя совершенно уничтоженным.

Ладно эти, молодые, думал он, сговорились против него. Но с ними все понятно, они другие, и разговаривать с ними нужно по-другому. Но Вадим! Человек, с которым они дружат целую жизнь и уж точно общались на одном языке, осудил его тоном, не терпящим возражения. Подонком назвал! Как будто сам святой — с его-то тремя браками, брошенными детьми и чередой несчастных женщин. И он говорит: низость. Он говорит: руки не подам. Кто? Вадим! Единственный друг…

«А может, он имеет право? — пронзило вдруг Олега. — Может, я действительно совершил нечто такое, чему нет прощения? И то, что вызывало сомнения во мне, со стороны видится непростительной подлостью?»

Морщась, он все-таки выпил две рюмки водки, сел, не зная, что делать. Слова Вадима прокручивались в голове, в них вплетались крики Дианы и испуганный взгляд Максима… Олег тихонько мычал, страдая от этих видений и отвращения к себе.

Он выпил еще, хотя хмель не брал его.

«Что делать? — всплывало с кошмарной частотой. — Что делать? Что?»

Он просидел на стуле несколько часов кряду, выкуривая одну сигарету за другой и изредка выпивая рюмку водки. Порой засыпал, сам того не замечая, и будто проваливался в какой-то колодец. Затем открывал глаза, машинально выпивал рюмку, закуривал и снова погружался в водоворот мыслей, пока сознание не отключалось. Время словно замерло для него, тишина окружила почти непробиваемая, он даже удивился, когда зазвенел телефон.

Разыскивая его в наступивших сумерках, Олег раз-другой качнулся — все-таки порядком опьянел.

— Кто бы это мог быть? — проговорил он со смешком. — Неужели старый друг одумался и решил меня пожалеть?

Но это был не Вадим. На экране высветился незнакомый номер. Олег сперва хотел отключить телефон, затем решил все же ответить — хоть чей-то голос услышать в этой бесконечной тишине.

— Дольников слушает, — зачем-то официальным тоном проговорил он.

— Олег Петрович? — отозвался чей-то смутно знакомый голос. — Простите за беспокойство… Это Максим.

— Что? — выпрямился Олег. — Кто?

— Максим. Извините, что звоню… Диана дала ваш номер.

Олег мгновенно отрезвел, слушая какой-то убитый голос Максима, и пытался сообразить, чем вызван этот неожиданный звонок.

— Да, — сказал он тверже. — Слушаю вас.

— Понимаете, я не знаю, что делать. Диана так странно себя ведет… Вы ведь знаете, что я переслал ей запись…

— Да, знаю.

— Наверное, не нужно было этого делать, — бубнил Максим. — Она стала такая… Я ее не узнаю. Простите меня. Мы не могли бы с вами встретиться и поговорить?

— Со мной?

— Если вы не хотите…

— Нет, почему же. Давайте встретимся. Когда?

— Сейчас, если можно. Я стою недалеко от вашего дома. Извините, узнал у Дианы адрес…

— Хорошо, поднимайтесь ко мне, — распорядился Дольников. — Пятый этаж. Подъезд всегда открыт…

— Нет, лучше на улице. Мне так было бы удобнее, понимаете?

Голос парня был до того жалок, что Дольников не решился спорить.

— Хорошо, давайте на улице. Прямо сейчас?

— Да, если можно. Я в сквере… Вы меня сразу увидите…

— Сейчас буду.

— Спасибо… Извините…

Закончив разговор, Дольников как-то весь потянулся вверх — словно на метр выше стал. Плечи расправились, грудная клетка с силой вдохнула воздух.

«Получилось! — мелькнула мысль. — Все-таки получилось!»

Что получилось, он не смог бы сейчас точно определить. Но этот звонок, растерянный голос — не просто так! Нет, это явное свидетельство капитуляции.

Перед кем? Перед ним, перед Дианой? Неважно. Главное, что случилось, что-то пока неясное, но в корне меняющее ситуацию. А значит, есть надежда…

Олег выпрямился, еще выше поднял голову.

«Нет, мы еще поборемся! — подумал он, стоя на месте и в то же время словно мчась на какой-то бешеной скорости. — Еще не все кончено! Не все!»

Спохватившись, набросил пиджак, открыл дверь и побежал вниз. Какая-то ликующая мелодия сопровождала его всю дорогу, мысли прыгали вслед, а он все быстрее бежал вниз, рискуя оступиться и кубарем покатиться по ступенькам. Но сейчас он ни за что не оступился бы, поэтому летел вперед смело, как победитель, предчувствуя триумф, и готовясь принять его.

«Как он лепетал… — вспоминал Олег. — Диана все-таки показала характер. Я знал, что так будет! Знал! Нет, милый, не для тебя такая женщина. Ты сейчас будешь о чем-то просить… Чтобы я помирил вас? Чтобы принял твою сторону? Как же, дождешься! Распрощайся с ней… Навсегда распрощайся! А Верховцев — кретин. В борьбе за любимую женщину все средства хороши. Пора бы ему это знать…»

Возбужденный сверх меры, Олег бегом выскочил из подъезда. Но он все же успел заметить удивленные взгляды старожилов, сидевших на скамейке, и заставил себя идти медленнее.

«Достоинство и спокойствие, — напомнил он себе. — Не показывать вида. И все. С этим клиентом скоро будет покончено!»

Но все-таки, подгоняемый нетерпением, он вышел из двора и быстрым шагом двинулся по тротуару в сторону сквера. Пересекая по диагонали узкую дорогу, напрягал зрение, издали пытаясь высмотреть Максима.

К этому времени стемнело — в сгущающихся сумерках очертания уже расплывались, и Олег старался увидеть не столько лицо, сколько фигуру. Но зелень в сквере была густая, и он невольно ускорял шаг.

«Где же он? — думал он, вертя головой. — Спрятался за куст? Ах ты, бедный мой зайчик…»

Оставалось пройти совсем немного — миновать ресторан и пересечь еще одну дорогу. Олегу показалось, что он видит впереди Максима — и устремился к нему, ничего перед собой не замечая. Вдруг сильный толчок в плечо едва не сбил его с ног.

— Ты что, не видишь, куда прешь! — заорал высокий парень.

— Извините, — бросил Олег и направился дальше.

— Слышь, ты чего такой наглый? — ощерился незнакомец.

Рядом с ним стоял друг, коротко стриженный, спортивного вида крепыш. Он молча, и, как бы примериваясь, смотрел на Дольникова.

— Я же сказал, извините! — проговорил нетерпеливо Олег, выказывая намерение продолжить путь.

— Засунь свое извинение в… — прорычал высокий.

Он схватил Олега за руку и рванул к себе.

Пытаясь устоять на ногах, Дольников подался назад, неловко изогнувшись, и в этот момент второй парень ударил его кулаком в живот. Он охнул и упал на колени. И тут же его начали безжалостно и умело избивать. Олег повалился на бок, прикрывая голову руками. Но удары сыпались градом, жесткие, расчетливые, и вскоре он почувствовал, что теряет сознание. И когда уже почти отключился, избиение прекратилось.

Какое-то время он лежал неподвижно, боясь пошевелиться. Затем все же открыл один глаз — второй заплыл и ничего не видел — и сделал попытку осмотреться.

Парней рядом не было. Зато в трех шагах от него остановился пожилой мужчина, затем к нему присоединилась женщина с пушистой собачкой. Собирались и другие люди, кто-то пытался помочь.

— Покалечили ни за что человека! — говорил вполголоса пожилой мужчина.

— Негодяи! — отвечал ему звонкий женский голос.

— Совсем народ озверел… — доносилось сбоку.

— Куда милиция смотрит!

Олег с чьей-то помощью сел. Тротуар под ним был холоден и влажен. Он пытался отереть лицо ладонью — рука была в крови. Собачка вертелась рядом и жалобно повизгивала. Хозяйка за поводок подтягивала ее к себе.

— Как вы? — спросил кто-то.

— Ничего… — выдавил он разбитыми губами.

Все тело ныло, каждое движение доставляло боль.

— Надо вызвать скорую! — говорил звонкий женский голос.

— Не надо… — прохрипел Дольников.

— Но вам же плохо! — склонилась над ним женщина. — Возможно, у вас сломаны кости…

— Не сломаны…

— Вызовите скорую! — распорядилась женщина. — Он ничего не соображает.

— Конечно, такой стресс! — подтвердил мужской голос.

— Его чуть не убили. Я сама видела…

Рядом с тротуаром остановилась машина. Олег не сразу обратил на нее внимание, затем заметил ярко-красный борт. Еще не успев ничего сообразить, перевел взгляд выше. Максим сидел за рулем кроссовера и через опущенное стекло смотрел на него. Смотрел пристально и прямо, почти не моргая, смотрел так долго, что, казалось, это никогда не кончится. Затем криво улыбнулся, повернул голову и медленно уехал прочь.

— Вызовите скорую! — продолжал звенеть над Олегом женский голос. — Вы же видите, человеку плохо…

— Не надо скорую! — сказал Олег и рывком поднялся.

Вскрикнув от боли, он едва удержался на ногах. Но ненависть придала сил. Кренясь на один бок, заковылял в сторону дома.

— Видно, одна компания! — услышал он женский голос.

— Вместе гуляли… — ответили ей.

— Не поделили что-то!

— А с виду солидный мужчина…

Забулдыги у подъезда встретили Дольникова встревоженными голосами и вскочили, наперебой предлагая помощь. Кто-то даже протянул бутылку:

— Хлебни!

Но Олег отмахнулся, вошел в подъезд и, хватаясь за перила, пополз наверх.

Отдыхая на каждом пролете, он поднялся на пятый этаж, открыл дверь и вошел в квартиру. И сразу осел на пол — все силы ушли на этот подъем.

Сидел недолго — злоба, душившая его, заставила снова подняться. Опираясь о стену, добрался до кухни, сел на стул. Вылил в чайную кружку остатки водки, выпил залпом, закурил.

Стало чуть легче, избитое тело расслабилось. Он уже определил, что руки и ноги целы, что лицо превратилось в кашу, пара ребер наверняка сломана, а слева отбит какой-то важный орган. Но дышать он мог почти нормально, и ходил почти прямо.

Мыслей особенных не было. Только ярость поднималась такая, что он ни о чем не мог думать, кроме одного: отомстить. Отомстить во что бы то ни стало! А там будь что будет.

Перекурив, Дольников поднялся. За окном было совсем темно, по подоконнику барабанили капли дождя. Он открыл ящик кухонного стола, нашел большой нож — тесак для разделки мяса. Взяв его, снова сел к столу передохнуть.

Телефон лежал перед ним — забыл его перед выходом. Олег вяло подумал о том, что можно было бы сейчас кому-нибудь позвонить. Но — кому? Диана от него отключилась. Верховцев отвернулся. Ирине звонить не будешь, а больше — некому. Можно было набрать Максима — его номер остался в памяти телефона.

«Возможно, он ждет моего звонка, — подумал Олег. — Что ж, пусть подождет. Скоро я буду…»

Плана у него не было. Только доехать до дома, в котором жил Максим, подняться наверх и позвонить в квартиру. А там…

Олег спрятал нож во внутренний карман пиджака, без колебаний пропоров ткань подкладки. Сунул в другой карман мобильный телефон. Он действовал спокойно, почти как робот. Боль убила эмоции, хотелось быстрее добраться до места и выполнить задуманное.

Перед выходом он умылся, затем замер на минуту, рассматривая в зеркале свое изувеченное лицо.

— Славно потрудились, — прошептал он.

И, глянув на себя в последний раз, сказал громко:

— Пора.

Город был пуст и темен. Дождь шел не густо, но так монотонно, что не оставалось надежд на скорое его завершение.

Подгоняемый нетерпением, Олег гнал машину вперед, лишь усилием воли заставляя себя выстаивать положенное время на светофорах. Ненависть ослепляла, он видел перед собой взгляд Максима, его кривую улыбочку — и нога сама жала на педаль газа, ускоряя момент встречи.

«Я тоже посмотрю тебе в глаза, — думал Олег. — Еще как посмотрю! И вряд ли тебе будет до улыбок…»

Чтобы уменьшить риск встречи с автоинспекцией, он поехал не совсем привычным маршрутом, свернув с проспекта Независимости к Комаровскому рынку. Там, то и дело поворачивая, понесся по пустынным улицам, радуясь тому, что никто ему не мешает.

«Ничего, — шептал он себе, — уже недалеко… Главное, чтобы он был дома. Чтобы они оба были дома!»

Почти не снижая скорости, Дольников резко повернул на очередном перекрестке влево, — и вдруг ему показалось, что перед ним на переходе мелькнула фигура ребенка. Не успев ни о чем подумать, он вывернул руль вправо, одновременно нажав на педаль тормоза — и мощный удар швырнул его вперед.

Спас ремень безопасности. «Форд» вылетел на тротуар и врезался в массивную бетонную клумбу.

Выбравшись через пару минут из салона, Дольников увидел, что вся передняя часть машины смята. Лобовое стекло треснуло и частично осыпалось. Из-под капота шел дым.

Удар был такой силы, что тяжелую клумбу сдвинуло и опрокинуло набок. Земля вместе с цветами рассыпалась по асфальту. Поблизости никого не было. Перекресток был пуст, как и прилегающие к нему улицы. Дождь разогнал прохожих, только вдали виднелась пара мокрых зонтиков.

Олег еще немного постоял, ощупывая разбитую о баранку грудь, затем, прихрамывая, пошел прочь.

«Скоро здесь будет автоинспекция, — думал он. — Допрос, обследование на алкоголь, протокол, возня с машиной…»

— Только не это, — шептал он, уходя все дальше от брошенного «форда», — только не это. Не сейчас, только не сейчас…

Он зашел за угол ближайшего дома, спрятался в его тени и выглянул. Возле машины уже стояли два человека, один, кажется, звонил. Задерживаться здесь не имело смысла. Олег направился в сторону дома.

Все было кончено. Ясно, как никогда, он видел всю глупость затеянного. Куда он летел, к чему так рвался? Нож зачем-то взял… Олег вынул нож и зашвырнул его за какой-то забор. Что он хотел сделать этим ножом? Разве хватило бы духу? И что он доказал бы этим своим поступком?

— Глупость, — шептал Дольников, шагая по асфальту и придерживая отбитый бок. — Какая глупость! Что я делаю? Зачем я здесь? Кем я стал?

Он тяжело дышал и садился отдыхать на скамейки на автобусных остановках. Дождь глухо барабанил по крышам, прыгал по лужам, шумел в листве деревьев. Людей было мало, никто не смотрел друг на друга. Отдохнув, Дольников шел дальше, во что бы то ни стало стремясь добраться до своего дома. Дождь насквозь промочил его, тек струйками по лицу, но он не замечал этого, поглощенный болью и острым желанием поскорее все закончить.

Сокращая путь, он шел дворами, и в одном из них присел под детским грибком, переводя дыхание и боясь, что не хватит сил дойти до дома. На такси деньги не взял, да и не полез бы сейчас в машину. Любой контакт с людьми казался мучительным. Он был рад, что идет дождь, а улицы пустынны. И что он может оставаться на них совершенно один — это было единственное, чего ему сейчас хотелось.

Дворик, в котором он сидел, освещался двумя фонарями. И вдруг, бросив взгляд на заросли кустов, окаймлявших площадку, Дольников замер. В переплетении веток и листьев, темных, мокрых, освещенных тусклым светом фонарей, он увидел картину дочери, ту самую, которая висела у нее на стене.

«Она назвала ее «Дождь», — вспомнил Дольников. — Боже, как точно она это изобразила! Но откуда знала… Господи, девочка, как ты талантлива! Я же не понимал, понятия не имел… Я ничего не знал! Прости меня, милая, прости…»

Он заплакал, и сидел, не вытирая слез. Мысли текли сами по себе, не мешая и не мучая, но делая все сильнее намерение поскорее все закончить.

«Кто я теперь? — думал он, глядя на блестящие под дождем кусты и мерцающие окна домов. — Кто я есть? А есть я полное ничтожество. Зачем жил, для кого? Исключительно для себя, для собственных желаний… И вот разрушил свою жизнь, и жизнь своей семьи… И едва не разрушил еще одну. Нет, дальше так нельзя. Все это не имеет смысла… В таком исполнении — никому моя жизнь не нужна. А мне тем более…»

Он добрался до дома через час, насквозь промокший. В отбитом боку болело так сильно, что он едва сдерживал стоны. Подъем по лестнице едва не лишил его сознания.

Но Олег держался, понимая, что для последнего усилия понадобятся все силы.

Дома он снял мокрый пиджак, рубашку, натянул сухую майку. Под ребрами угрожающе вздулось, кожа была лилово-красного цвета — повреждение очень серьезное. Но он даже не подумал о медицинской помощи — сейчас не до этого.

Найдя на кухне сигареты, с наслаждением закурил. Бутылка из-под водки была пуста, но спиртного уже не хотелось. Только побыть некоторые время наедине с собой, додумать последнюю мысль и без помех завершить задуманное.

Посидев какое-то время, Дольников сходил в комнату, достал из сумки блокнот, ручку. Было странно притрагиваться к этим вещам, словно они ему никогда не принадлежали. Вспомнил Ирину, дочь, и ему вдруг захотелось к ним, домой, в уют и спокойствие.

«Я предал их, — напомнил он себе. — И путь назад закрыт. Я всех предал. И все предали меня. Верховцев. Диана! Она дала Максиму мой телефон и адрес, а он нанял этих костоломов… И она, наверное, знала об этом. Не могла не знать — он ведь обо всем ей рассказывает. И все равно дала адрес… А что, если позвонить им сейчас? Они ведь ждут моего звонка».

Он достал из пиджака телефон и увидел, что экран треснул и не загорается при включении. Видимо, повредился во время аварии.

«Это знак, — подумал Олег. — Явный и однозначный. Не надо никому звонить. Тем более, что и так все решено».

Сел за стол, положил перед собой лист бумаги, вырванный из блокнота. Быстро написал: «Диане К. Я выполнил твое пожелание. Прощай…»

Перечитал написанное. Поморщился. Получилось излишне мелодраматично. Да и незачем доставлять ей неприятности с милицией. Он изорвал записку в клочья и спустил в унитаз. Затем снова сел за стол.

Мерно стучал по подоконнику дождь. Было тихо и тепло. Дольников положил перед собой новый лист бумаги. И задумался, опустив подбородок на руки.

И вдруг послышался стук в дверь. Не звонок, а именно стук. Негромкий, но настойчивый. Как будто кто-то очень хотел, чтоб его впустили.

«Диана!» — промелькнула мысль.

Он бросился к двери, торопливо распахнул ее.

Перед ним стояла Ирина. Капли дождя расплылись по ее плащу, в руке она держала мокрый зонтик.

— Пустишь?

— Входи, — посторонился Олег.

Ирина прошла мимо. Олег молча шел за ней.

Она остановилась в гостиной, осмотрелась.

— Не богато.

— Да, — кивнул Олег.

— Ты один, — утвердительно сказала жена.

— Как видишь…

Она повернулась к нему, посмотрела в глаза. Ее лицо было спокойно и сочувственно.

— Как ты вошла в подъезд? — спросил Олег.

— Дверь была открыта.

— Ах, да, — усмехнулся он. — Кирпичик… А как ты узнала адрес?

— Вадим сказал.

— Мог бы и догадаться…

— Ты похудел, — отметила Ирина.

— Ты тоже…

Жена помолчала.

— Алина очень по тебе скучает.

Нежность озарила лицо Олега.

— Она так талантлива, Ира! — воскликнул он. — Я только недавно это понял…

— Скажешь ей об этом сам.

— Скажу…

— Что ты будешь делать дальше?

— Не знаю… Вернее, знаю, но не думаю, что тебе это понравится…

Ирина прошла в кухню, увидел бумагу, ручку, все поняла.

— Не надо, Олег, — попросила она, обернувшись к нему.

— Хорошо, — кивнул он, боясь, что сейчас расплачется. — Не буду…

Жена постояла немного и направилась к выходу.

— Ира, — бросился за ней Дольников, — Ира, я могу вернуться?

Она не ответила и вышла за порог.

Олег шагнул было следом, но дверь внезапно вспыхнула белым пятном и пропала.

Дольников очнулся. Он сидел за столом, положив голову на руки, рядом никого не было. Дождь все так же стучал по подоконнику, дымилась недокуренная сигарета.

«Я спал», — понял Олег.

Но он мог бы поклясться: то, что привиделось, было столь же реально, как этот стол перед ним и недокуренная сигарета в пепельнице.

«Я принял желаемое за действительное, — подумал он. — Как всегда. И вот к чему это привело…»

Он глянул на окно — показалось, что уже светает. Вздрогнул. Мысль о том, что наступит новый день, что надо в этом дне что-то говорить и делать, с кем-то встречаться была столь невыносима, что он заторопился. Отвращение к жизни, к себе одолело с новой силой. Он быстро написал письмо жене и дочери, оставил записку для милиции, поднялся, осмотрелся в последний раз, затем вошел в ванную и плотно закрыл за собой дверь.

Эпилог

На кладбище было ветрено и солнечно. Проститься явились немногие. Гроб не открывали — так захотели родственники.

Илья Захарович сказал короткую речь. Старик был расстроен, брови его хмурились. Но говорил он сильно и четко, сказывалась долгая практика. У Филоновой после его слов покраснели глаза, она прятала дрожащие губы в носовой платок.

После Слуцкого выступила Крохина. Людмила Михайловна не пропускала ни одного редакционного мероприятия, сочла нужным отметиться и здесь. Кроме того, по ее словам, с покойным ее связывали «прекрасные рабочие отношения».

Коля Рябоконь скалой возвышался над Крохиной. Он задумчиво поглядывал то на гроб, то на Алину, стоявшую на другой стороне могилы возле матери и Верховцева. Диана жалась к шефу, словно пытаясь спрятаться в его тени. Лицо ее распухло, по нему быстро сбегали прозрачные слезы.

— Она очень красива, — говорила вполголоса Ирина Верховцеву. — Олега можно понять.

— Да, — отвечал Вадим, не поворачивая головы. — Можно… Если бы не это.

Он указал подбородком на гроб.

— Как он смог, не понимаю? И на руках, и на ногах… Чтобы наверняка. Это до чего же он себя довел, чтобы такое с собой сделать?

Ирина вздрогнула.

— Я никогда бы не подумала… Он так себя любил.

— А мне следовало подумать, — сказал с горечью Верховцев. — Он был сам на себя не похож. Но я его не понял. А мог бы спасти, наверное…

— Не вини себя, Вадим.

— Дело не в этом!

Солидным баском заговорил Рябоконь. Его слушали, кивали.

— А что сказала хозяйка квартиры? — спросила Ирина.

— Была очень недовольна, — усмехнулся Верховцев. — Говорила про какой-то пропавший нож… Про то, что забился сток в ванне… Возмущалась, конечно. Дал ей денег, успокоилась. Но поклялась, что больше никогда не сдаст квартиру одинокому мужчине.

— Спасибо тебе за все.

— Не стоит, Ира… Ты же знаешь, я всегда готов помочь.

Стоявшая поодаль сестра Дольникова, рослая суровая женщина, не принимала никакого участия в происходящем. Казалось, она здесь посторонняя.

К соседней могиле приближалась очередная процессия. Многие в ней плакали.

— Наверное, молодого хоронят, — впервые подала голос сестра Олега.

— Скорее всего, — отозвалась вежливо Ирина.

Когда гроб с телом Дольникова опустили в могилу и посыпались первые комья земли, Алина затряслась от рыданий. Мать утешала ее. Вадим стоял рядом и виновато хмурился.

После того как установили деревянный крест и насыпали земляной холмик, подошел Коля Рябоконь, распахнул объятия, прижал Алину к себе.

— Ничего, ничего, — бормотал он. — Крепись, дорогая. Скоро станет легче.

Алина трепыхалась в его объятиях, вырваться из них было непросто. К Ирине подходили сотрудники редакции, говорили положенные слова. Диана подойти не решилась, стояла поодаль, но плакала искренне и отчаянно. Крохина смотрела на нее с укоризной.

— Вот и все, — сказал вполголоса Вадим.

— Да, — эхом отозвалась Ирина. — Все…

Она обнимала притихшую Алину, хотя сама была бледна и с трудом держалась на ногах. Сестра Дольникова до сих пор хранила каменное выражение лица, но в какую-то минуту и в нем что-то дрогнуло.

Члены редакции на минуту задержались у могилы — отдать последний долг покойному. Затем шеф повернулся и направился к выходу. За ним потянулись остальные.

Взглянув на Диану, Верховцев сделал незаметный для окружающих знак. И она, чуть помедлив, слабо, но отчетливо кивнула в ответ.

Спустя две недели Вадим и Диана сидели в кафе на Карла Маркса. Был очень теплый день, как это иногда случается в конце сентября. Перед Верховцевым стоял бокал вина, Диана пила кофе.

— Так странно, мы здесь, а Олега нет, — сказала она, глядя через стекло на проезжающие автомобили.

— Да, — отозвался Вадим. — Странно.

— Я все думаю и не могу понять, почему он это сделал?

— Зато я понимаю…

Диана перевела взгляд на него.

— Объясните.

— Не смог перетерпеть. Минутный порыв. Обычно такое проходит. Налетает на какое-то время, затем исчезает. Надо лишь немного подождать. Впрочем, — он усмехнулся, — иного много.

— Похоже, вы знаете, о чем говорите?

— Знаю.

Они помолчали. Рядом негромко переговаривались посетители — почти все столики были заняты.

— Чем вы занимаетесь сейчас? — спросил Верховцев.

— Работаю, — ответила Диана. — Бегаю, пишу… Как всегда.

— В редакции проблем не возникло?

— Нет, — она отвела глаза. — Все хорошо.

— Помните, вы говорили, что хотите стать писателем? — сменил тему Вадим.

— Да, — оживилась Диана, — хочу.

— Может быть, вы уже что-то написали?

— Есть один рассказ. Только он не очень хороший…

— Дадите почитать?

— С удовольствием!

— Обещаю быть не очень строгим судьей.

— Нет-нет, — воскликнула она, — будьте строгим!

Верховцев улыбнулся, глядя на ее взволнованное лицо.

— Я вас всему научу.

— Правда?

— Конечно. Мы ведь друзья?

Он осторожно пожал ей руку.

— Друзья, — прошептала она.

— Ну и прекрасно. А друзья должны помогать друг другу. Поэтому теперь слушайте меня.

Он склонился к ней, и беседа, интересная обоим, продолжилась…

А солнце сияло над городом, вечное и безмятежное, и согревало всех своими лучами. И каждый верил, что лучшее у него впереди, беды пройдут стороной, а если что-то и случится, то не сегодня, не в этот прекрасный день, а завтра, послезавтра — может быть, никогда.

Сергей Федорович Кулаков.

Окончил факультет журналистики БГУ. Работал в газетах «Биржи и банки», «Вiцебскi рабочы», «Звязда», в газетно-издательской фирме «Белая Русь».

Книги «Отомстить до конца» (1994), «Когда не поздно простить» (2019) вышли в Минске и более двадцати — в издательствах Санкт-Петербурга и Москвы. Повести «Избавление», «Встреча», «Улыбка Квазимодо» и «Последний вагон» опубликованы в газетах «Советская Белоруссия» и «Знамя юности» (2002–2004).

Член Союза писателей Беларуси.

Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.

Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.