Выдалось правильное лето. Такое, что нигошеньки не хочется исправить. Всё было: и полнолунные посеребрённые ночи, и жара солне́шная, и ливни проливе́нные. Пухла черна́ земля. Да́ровала. Народился урожай нарядный. Хрустел под усами сочный яркий редис «Сора» – ядрить закусочка к самогончику. Разрумянилась ремонтантная клубника «Королева Виктория» на радость внукам. Налились стручки «Сахарного» горошка, утянули тонкие веточки вниз к маслянистому чернозёму.
А там, долго ли, коротко ли, приноровился и август тянуть ношу свою. Выдаёт на-гора́ денёчки ладные: один лепше другого. Всё хорошо, только соответствуй! Надулась, расталкивая друг дружку, сочная морковь «Канада». Угомонила свои лопухи и расселась по кочанам хрусткая капуста «Слава». Разбухали на грядке и кабачки «Мячик». Им особого приглашенья не нать.
Сла́вил плодоносицу и искренне любил жизнь, мир, свою посконную деревню Непрявду, а также острого на словцо соседа и интеллигентную соседку, отставной подполковник полевых войск, вдовец Касьян Демидович Гурчик.
Сосед Касьяна Демидовича по имени Тихон Лукич Бесполезняк – человек весьма отзывчивый и рукодельный. К фамилии своей характером не подходил и смыслу ейному не соответствовал. Напротив, являл собой образец мужчины полезного и компетентного, для связи с которым существовал широкий портал в виде отсутствующей секции штакетника.
Любуется Касьян Демидыч на Тишу своего через дыру в заборе, как тот активно косит траву традиционной крестьянской косой.
– Косим тут, понимаешь… Но не совсем ясно, кто кого, – размышляет вслух Тихон Лукич. – То ли я кошу траву, то ли она меня косит. Травы особо меньше не стало, зато сам хожу, как подкошенный.
– Газонокосилку дать? – интересуется Касьян Демидыч, ему не жалко.
Зато жалко соседа своего, который с детства физкультурой не особо интересовался, а тут с себя семь потов согнал. Вон аж с усов капает!
– А ты не припомнишь, – перебил Тихон Лукич мысли его сердобольные, – мы в этом году уже на ремонт дороги сдавали?
Пожал плечами подполковник в отставке.
– Ща у Кларочки спросим.
– Нашёл, у кого спрашивать, – криво усмехнулся сосед, – она не помнит, что вчера было!
– А, кстати, что вчера было? – оживился Касьян Демидыч.
– Да хрен его знает.
К соседке Кларе Карловне Коралловой ведёт калиточка потайная, заросшая ежевикой. Захаживает к изящной пожилой женщине вдовец Касьян Демидыч без всякой задней мысли, зато с кулём Бабаевских конфет ладных шоколадных. Интересуется, не сломалось ли чего? Ежели что починить надобно – в два счёта безотказного рукастого Тихона Лукича кликнет Касьян Демидыч через портал в заборе.
Клара Карловна искренне благодарит, от помощи по дому отказывается, а сама чаем гостя потчует чёрным с прошлогодним смородиновым вареньем. Повествует жизнь свою уединённую, богато инкрустированную кольцами годовыми и анализами в поликлинике. Стесняются уши Касьяна Демидыча отслушивать подробности. Сидит сосед, как истукан, на краешке стула. Кулёк конфет неловко застыл подле локтя его.
– Так и живу. У меня диагноз. Ни сладкого нельзя. Ни солёного нельзя. Подай мне, пожалуйста, конфетку.
– Вы, вот что, Клара Карловна… – заёрзал Касьян Демидыч, – ссудите мне, пожалуйста, мясорубку вашу на денёк-другой. Я икру кабачковую метать собрался.
Занёс Касьян Демидыч мясорубку на свою летнюю кухню и решил из любопытства к Тише своему заглянуть, не поделывает ли интересного чего? Принялся хозяин нахваливать народившиеся у него на бахче арбузики диаметром с мячик для гандбола. Заверяет соседа, что всё в природе уравновешено, стандартизировано. Всяк сверчок смысл имеет, ради дела какого создан. Напрягся Касьян Демидович Гурчик. И рад бы согласиться, да только слишком уж покладисто по Тихону Лукичу выходит, а жизнь-то даже на природе, да с природой в унисон, совсем не такая сладкая и беззаботная: в ней и конфузы случаются.
– Да вовсе и не всё у природы продумано. Зачем, к примеру, нужен какой-нибудь там месяц нахерабрь?
– Ты забыл? – искренне удивился Тихон Лукич. – Чтобы на демонстрацию ходить на Красную площадь.
– Да уж. И что теперь, в год сто-энного-летия Октябрьской революции там демонстрировать? Колье на голой жэ?
– Не путай фундаментальный принцип с гримасой мимолётного безвременья.
– Ага. Скажи об этом Гавриле Принципу1.
Пожал плечами Тихон Лукич Бесполезняк. Хоть и слыл он языком бескостным, но был покладист и споров не любил. Особенно идеологических, без подстилки из железобетонной истины того или иного физического закона. Нашёлся, сменил тему:
– Ну, как тебе мой подмосковный арбузик?
– Да. Вкусный арбуз. Хрена к нему не хватает.
– Да пошёл ты на три советские буквы!
На том до поры расстались.
Завершена церемония вечернего полива. Закрутил Тихон Лукич кран, сменил калоши на сланцы, разжарил на сковородке боровики да сыроежки, что насобирал накануне. Подхватил дымящуюся снедь, попёрся к соседу: ладно, мол, не дуюсь уже на тебя. Заглянула на жареное амбре и Клара Карловна, сославшись на то, что делать нечего, по телеку одни ток-шоу, от которых у неё голова раскалывается.
– Ох, я эти без толку-шоу давно не слушаю, – махнул рукой жующий Касьян Демидыч.
– А у меня телевизор пятнадцать лет назад сломался, так я вообще его не смотрю, – похвастался Тихон Лукич, накалывая на вилку сочную пёструю ножку.
– А шо ж ты его себе не починишь?
– Да там лампа накрылась, которую при царе Горохе выпускали. Я поначалу разыскивал замену, на Митинский рынок ездил, на Авито мониторил. Так и не нашёл. А потом задвинул тему, решил книжки перечитывать. И теперь мне по фигу на Останкино сделалось. Книжки интереснее.
– Без телевизора твой апофигоз проспит всё, что в мире творится, – проворчал Касьян Демидыч.
– Так в мире одно и то же творится: мир по кругу устроен. Вертится.
– Вот и потонешь в неожиданно нахлынувшем водовороте.
– А ты, прям, нет? – полез занимать позу Тихон Лукич.
– Ну, меня-то хоть по телеку предупредят.
– Так ежели тебя предупредят, ты, известное дело, тут же примчишься и меня предупреждать. Что я тебя не знаю, что ли?
Клара Карловна простодушно поддержала соседа, подкармливающего её шоколадными конфетками:
– Телевизор помогает докопаться, что нынче чёрное, а где – белое. Без него поди разберись.
– Держи карман шире, – пристыдил соседей проницательный Тихон Лукич. – Если вы уверены, что вами не манипулируют, поздравляю: вы в надёжных руках профессионалов из ЦРУ.
И бровью не повела Клара Карловна. ЦРУ её не касалось. Жизнь Клары Карловны пробурлила в школьных застенках завучем по воспитательной части. Эх, где сейчас её любимая хлёсткая деревянная шестидесятисантиметровая линеечка? Даму побаивались и уважали. Впрочем, так же, как и теперь в дачном товариществе.
Прониклась Клара Карловна воспоминанием, как провела последнее собрание родительское перед выходом на пенсию:
– Представляете! В коридорах школы шептались: ужели Клара Карловна? Как же без неё будет-то? Кавалеры сбежались в школу хоть одним глазком, хоть напоследок меня в памяти запечатлеть, ведь как наслышаны были за долгие учебные годы отпрысков своих непослушных… Да-да! Мужчин на том собрании было столько же, сколько и женщин, – помялась Клара Карловна, но не позволила себе соврать: – Но женщин больше!
– А шампанское разливали? – улыбнулся подобострастно Касьян Демидыч.
– О, да! В учительской. Представьте – уже в ночи! Полусладкое.
– Полугадкое, – поморщился несносный Тихон Лукич. – Пить надо брют. Всё остальное с сахаром.
– Ну, если б у меня был миллион рублей, я бы пил исключительно брют, гран-крю, икс-о, блю лейбл и аньехо, – сумничал Касьян Демидыч Гурчик, продемонстрировав крайнюю осведомлённость в непролетарских напитках. – С дырой же в кармане приходится пить самогон.
– О, если б у меня был мечталлион рублей! – передразнил соседа Тихон Лукич. – Я бы заставил его размножаться процентами и кормил бы голодающих.
– Ага, пиццей из Макдональдса, – занервничал подполковник в отставке, косясь на Клару Карловну, расположение которой мог и утратить после такого популистского заявления соседа.
– В Маке не подают пиццу, – поморщилась Клара Карловна, заслуженный работник школьного воспитания, профессиональные знания которой распространялись и на молодёжный общепит, так как за годы службы понятия «воспитанный ребёнок» и «упитанный ребёнок» в её сознании причудливо переплелись.