Господин Чудо-Юдо

Глава 1. В плену у земноводных

На крошечном скалистом островке посреди бескрайнего океана было так ветрено, что из узких щелей каменного колодца доносился непрерывный свист и тоненькое завывание. От этого звука чудилось, будто рядом со мной поселилось маленькое депрессивное привидение.

Колодец был совсем неглубоким – всего полтора человеческих роста. Но когда Нуидхе, воинственный предводитель маленького экстремистского отряда плывчи, спихнул меня туда сразу же по прибытии из черного портала, вид изнутри на кругляш ясного звёздного неба над головой показался бесконечно далёким. Следом раздалась серия громких всплесков, и я поняла, что мои земноводные похитители отправились вместе с освобожденными рабынями-плывчи в свое подводное убежище.

В первый момент я была неприятно поражена местом своего заключения. Но разве можно было ожидать чего-то иного от неимущего в земном понимании народа плывчи? С островов космозонки давно их вытеснили, и несчастным земноводным гермафродитам только и оставалось, что жить под водой. В теплое время года они могли позволить себе держаться от своих агрессивных угнетательниц подальше, но с холодами они волей-неволей были вынуждены возвращаться к побережью и униженно просить разрешения выходить на берег, чтобы пользоваться своими неуютными, но относительно тёплыми пещерами среди скал.

Да, это всё я понимала и сочувствовала несчастным. Но пресной воды и какой-никакой еды они могли бы мне и оставить перед уходом! Да хоть те же проклятые водоросли друри, чей дурман на меня не действовал. На мерзком празднике Тигарденского равноденствия я толком так и не наелась – так, пара жалких крошечных бутербродов-канапе, – а последующий стресс и адреналин выжали из меня все остатки энергии. И теперь организм настойчиво требовал пищи, насылая на урчащий желудок голодные спазмы.

К тому же было очень холодно, а так называемая одежда на мне не предусматривала задачи сохранить тепло. Хоть тесный боди и достаточно плотно облеплял тело, но все четыре конечности и декольте оставались-то незащищенными!

Кое-как скорчившись на дне каменного колодца в позе эмбриона, я долго пыталась уснуть, но так и не смогла. Единственное, что помогало мне спокойно вынести непривычно гнетущий дискомфорт – это воспоминание о постулатах из Философии Боли, с которой меня познакомил премудрый Бойре, старейшина моего островного клана плывчи.

Из глубин памяти всплыл скрипучий дребезжащий голос:

«Философию боли понять способен не всякий. Боль не победить, скрываясь от неё. Невозможно сопротивляться, нельзя сдаваться...»

В следующее мгновение, как наяву, я услышала шепот:

– Лежащего боль пожирает долго и равнодушно... Сидящего боль терзает долго и настойчиво... Стоящего боль кусает долго и яростно... – и лишь ощутив, как шевелятся губы, поняла, что знакомые слова я проговариваю вслух сама.

Это немного стряхнуло с меня оцепенение. Ладони и ступни стали совсем ледяными, и я принялась их энергично растирать. Затем встала и начала разминаться, приговаривая вслух для бодрости:

– Идущему навстречу боль покоряется, как дикий зверь сильному сородичу. Давай, Гайя, этот кусачий холод необходимо принять... Разрешить ему быть, а самой смотреть со стороны.

Но самоувещевания не очень помогали. Куда лучше справлялась усиленная физическая активность, заставившая кровь быстрее побежать по жилам, неся тепло и жизнь в окоченевшие кончики пальцев. Особенно хорошо помогали приседания, от них даже жарко стало.

– Что ты делаешь? – спросил насмешливый голос Нуидхе над головой.

Я взглянула наверх и сощурилась от яркого контраста утреннего неба и сумрачных стен колодца. Ментальный шепот от разума плывчи был наполнен смутной угрозой и жадным любопытством.

– Провожу сравнительный анализ между эффективностью примитивной физики и психосоматической мудростью этой вашей Философии Боли.

Узкоглазый плывчи аж подскочил от удивления, и с его изуродованного шрамами лица сползла издевательская ухмылка.

– Да что ты можешь знать о великой Философии Боли, иммигрантская дура?

– Почти ничего, – признала я. – Только то, что мне вкратце рассказал премудрый Бойре из клана острова Йо. Он назначил мне первое испытание, и я его прошла, а продолжить не успела – проблемы отвлекли.

– Врешь!

– Ни капельки. Можешь сам у него спросить. И Грай подтвердит. Где он, кстати?

– Мы не пустим его к тебе, – окрысился Нуидхе. – Не хватало только, чтобы ты его через рабский ошейник на нас натравила.

– Даже и не думала.

– А кто тебе поверит? На, пожри немного перед смертью!

Сверху полетела сырая рыба, моллюски и целая охапка водорослей друри. Я едва успела отскочить, чтобы всё это добро не оказалось у меня на голове. Затем услышанное дошло до моего разума, и я сдавленно спросила:

– Значит... Великая Госпожа умерла, раз вы готовы меня убить?

– Нет ещё, – буркнул Нуидхе, а его мысли продолжили: «Советница умеет уговаривать, тварь такая...»

Я посмотрела под ноги на груду неаппетитных морепродуктов. Голода как ни бывало.

– И какая у меня будет смерть? – спросила, не поднимая головы и старательно прислушиваясь к разуму плывчи.

Тот вдруг усмехнулся и ответил почти весело:

– Вполне в духе нашей Философии Боли, знанием которой ты только что хвасталась! Один из последних этапов испытаний, к которым плывчи готовятся годами.

Я успела уловить размытую мыслеформу, в которой проступила гигантская морда незнакомой чешуйчатой твари, а затем Нуидхе с размаху нырнул в океан, снова оставив меня одну.

В безделье и замкнутом пространстве время тянулось медленно. Постепенно меня охватило навязчивое беспокойство – где Тэймин и Грай, что с ними и почему никто до сих пор не появился? И на нервной почве я сжевала приличное количество склизских водорослей. К сырой рыбе и моллюскам не притронулась – уж очень мерзкие на вид, да и на консистенцию скорее всего тоже. Такое только совсем уж с голодного отчаяния пробовать.

Уняв с помощью друри спазмы в желудке, я попыталась медитировать. Очень хотелось повторить тот свой бестелесный прыжок в космическое пространство и контакт с лояльно расположенным ко мне неизвестным сонным разумом...

Но эта попытка оказалась безуспешной.

Какая жалость, что мастер Фьолл так и не смог доставить для меня на Тигарден-2 персонального учителя, чтобы тот помог освоить необходимый курс по контролю способностей дароликих отпрысков диниту!

Вспомнив сдержанное лицо Мастера Природных Ресурсов Диниту, я обхватила себя руками и прижалась к твердой стене поплотнее. Избавление от опостылевшего чувства собственного сиротства, одиночества и пожизненной робинзонады среди живого общества было так близко... и снова ускользнуло от меня. Доживу ли я до того момента, когда мастер Фьолл, мой настоящий отец, оправится от ранений и вернётся в Тигарденскую звёздную систему?

В детских воспоминаниях, вернувшихся ко мне, я не помнила черт его лица. Он всегда присутствовал рядом некой размытой фигурой, стоящей за спиной моей человеческой матери. Почему – я не знала. Но голос... именно его голос – в сочетании с воспоминаниями Тэймина о нашем недолгом детском знакомстве, – и стал тем самым толчком к пробуждению памяти.

К вечеру шум волн и ветра усилился.

Если начнется шторм, то на этом крошечном скалистом островке меня знатно зальёт водой, а может, и вовсе смоет в океан, если колодец переполнится...

Встревожившись, я начала ходить по своей темнице кругами, чтобы выплеснуть напряжение хотя бы в движении. Несколько раз волна захлестывала мою скалу, и меня окатывало с ног до головы холодной водой, оставляющей в носу и на языке солёную горечь. Под ногами уже хлюпало на каждом шагу.

Из-за шума водной стихии появление плывчи оказалось неожиданным.

– Эй, ты! – гаркнули сверху, перекрикивая шторм. – Вылезай!

Сверху упала мягкая лестница, сплетенная из крепких водорослей.

Подъем оказался тяжёлым. Окоченевшие руки не желали слушаться, дрожь то и дело сотрясала всё тело, а долетающие до меня холодные брызги волн успеху тем более не способствовали.

Когда я со стоном распростерлась на скале у ног плывчи, Нуидхе брезгливо сказал:

– Какая же ты жалкая!

– Посмотрела бы на тебя, проведи ты сутки без питья! – вяло огрызнулась я.

– Какие сутки? – возмутился он. – Воды полно вокруг, и к тебе в колодец немало натекло.

Тут уже настал черед возмущаться и мне.

– Открою тебе великую тайну, умник! Люди не могут утолять жажду солёной водой. Нам пресная нужна. И сейчас я на приличной стадии обезвоживания!

– И где я тебе сейчас пресную воду найду?

– Не знаю, тебе видней, – я приняла сидячее положение и потерла одеревеневшие руки. – А может, ты так решил меня ослабить перед испытанием? Решил, скажем так, смухлевать...

– Не знаю, что означает это ваше межгалактическое «смухлевать», но звучит оскорбительно, – надменно сказал Нуидхе и повернул голову к другому плывчи: – Ну-ка, Холум, сплавай к ближайшему острову и принеси бутыль пресной воды. Все испытания плывчи всегда проводятся честно!

– Ну да, конечно, – пробормотала я себе под нос. – Только почему-то одни готовятся к ним годами, а других швыряют в самое главное испытание без подготовки, как щенка в реку.

Спутники Нуидхе заметно смутились, а сам шрамированный главарь саркастическое замечание проигнорировал.

Глядя, как с легкостью жизнерадостного дельфина Холум ныряет в бурных волнах, я отчаянно позавидовала своим захватчикам. Сырость и холод они воспринимали вполне себе нормой и совершенно не замечали их. По крайней мере, в так называемое теплое время года.

– Слушай внимательно, – проворчал Нуидхе, усаживаясь рядом со мной, – дважды повторять не стану. Твое испытание начнется с первыми звёздами.

– А как вы определите, что первые звёзды зажглись? Вокруг шторм, а небо в тучах.

– Не твое дело. Все казни наш народ извечно проводит на этом месте, и сейчас наши загонщики ведут к скале твоего главного судью. Он неподкупен, беспристрастен и зрит в самое средоточие духа. Если судимый виновен и не способен преодолеть свою внутреннюю боль – что физическую, что душевную во всех разновидностях тоски, вины, жажды смерти... неважно... то судья его поглотит и растворит в своих недрах. Любая боль влечет его, как самый сладкий зов.

Мне стало страшно. Очень страшно. Холод и сырость вдруг стали неважны под напором внутреннего леденящего оцепенения. С трудом разомкнула губы и нашла в себе силы хрипло поинтересоваться:

– Кто он, этот судья?.. Высокоразвитый хищник океана?

– Мы называем его Художор, – гордо ответил Нуидхе. – Он пожирает слабаков и отступает перед истинной силой духа. Все плывчи проходят последнее испытание на великом пути Философии Боли через него.

Пусть и дело касалось чужеродной морской твари, но описание показалось странным. Никогда прежде мне не то, что не встречались, но и даже на слух не попадались упоминания об инопланетной живности, которая обладала бы способностью питаться чужой болью и страхом.

И знакомиться с этим неведомым Художором сейчас хотелось меньше всего. Даже при всей моей страсти к изучению ксено-феноменов.

– Только этого не хватало... – сквозь зубы процедил вдруг Нуидхе. – Ну-ка, давай ты, Чуда-Юда, лезь обратно в колодец.

– Ни за что! – заупрямилась я и вцепилась в торчащий рядом узкий каменный выступ обеими руками. – Ты видел, сколько внизу уже воды набралось?

Моя наглость заставила плывчи перекоситься от злости, но я прекрасно читала в его разуме, что ничего плохого он мне не сделает перед грядущим испытанием почти со стопроцентным смертельным исходом. Да и не был Нуидхе сам по себе таким уж агрессивным от природы. Скорее несчастным, фанатичным и озлобленным.

– Тогда сиди тихо и помалкивай! – велел он. – А раскроешь свои жабры и вякнешь хоть что-нибудь, мигом полетишь холодную ванну принимать.

– Да в чем дело-то?

Не отвечая, Нуидхе пристально смотрел вдаль, где на фоне сумрачного неба бесновались темно-серые волны. Я тоже вгляделась в том направлении, и мне показалось, что за пенистыми гребнями, совсем близко, мелькает что-то темное и круглое... похожее на головы...

Они стремительно приближались к нам, и только в тот момент, когда расстояние от них до скалистого островка стало минимальным, я сумела опознать принадлежность плывущих голов.

Это был Грай. И он сидел верхом на тупорожке, опутанной крепкими водорослями, словно надёжной сбруей.

– Ачч, Нуидхе! – крикнул он, напряжённо балансируя между качающими его волнами. – Я привез тебе послание от старейшин! Они велели передать, что чужаки не могут быть судимы Художором. А невиновных в бедах плывчи нельзя казнить. Отпусти иммигрантку!

Нуидхе вскочил на ноги.

– Невиновных? Из-за нее правящая стерва Танн до сих пор жива!

– Какая разница? Всё равно она скоро подохнет!

– Советница поставила смерть этой девки условием для выполнения нашего договора! – бросил плывчи и скрестил руки на тощей груди. – И я намерен его выполнить! А откуда старейшины узнали об иммигрантке, Грай? Уж не ты ли донес?! Я не узнаю тебя, брат!

Грай раздражённо рявкнул:

– Не делай ее жертвой грязной интриги, Нуидхе! Она может стать нашим союзником в борьбе против тирании космозонгов!

– У нас уже есть союзник! – заорал в ответ взбешённый плывчи. – И советница – вариант получше, чем левая иммигрантка! Так что пусть старейшины не лезут в дела, которые не понимают!

Оба бунтаря-революционера смотрели друг на друга с такой яростью, словно были не соратниками, а лютыми врагами. Я послушно молчала, только поглядывала на них исподлобья и невесело задавалась вопросом, как меня угораздило стать разменной монетой во внутреннеполитических играх космозонгов и плывчи.

Внезапно Грай словно бы успокоился и мирно спросил:

– Когда назначен суд Художора?

– С первыми звёздами, как обычно, – ответил Нуидхе, тоже остывая. Но подозрительности в его взгляде не убавилось.

– Хорошо. Я вернусь к тому времёни. Кто знает, может, иммигрантка тебя удивит... Что ты станешь делать, если Художор ее не тронет?

– Это невозможно! – фыркнул плывчи. – Она слабая, глупая и страшится боли. Даже жалкая сырость ее пугает. Но, разумеется, если госпожа Чуда-Юда докажет, что постигла высший смысл Философии Боли, то она может быть свободна.

И он отвесил в мою сторону издевательский поклон. Хмурясь, Грай начал разворачивать тупорожку и одновременно с этим ментально потянулся ко мне, старательно пытаясь донести свою мысль.

Уровень скалы, на которой я сидела, был высоковат для обычного расстояния, на котором я читала чужие разумы, да и сам Грай находился не вплотную к ней – это было опасно в непогоду, – а поодаль. И все же некоторые мыслеформы разобрать удалось.

«Вернусь с менталистом... – сообщал Грай. – ...выжжет мозги Художору..!»

Я позавидовала его уверенности. Нет, в том, что Тэймин способен к очень болезненному ментальному давлению, я не сомневалась, но так, чтобы выжечь?.. Это вряд ли. В любом случае, как обычно, твердо рассчитывать можно только на себя. Закон пожизненной одиночки.

И первым делом нужно выяснить всё, что сможет мне пригодиться.

– Нуидхе, – обратилась я к плывчи, который угрюмо смотрел на неспокойный горизонт, – а в чем суть последнего суда или испытания Художором? Надеюсь, ты понимаешь, что испытуемый должен знать смысл происходящего. Это основа честности.

Он неприязненно покосился на меня.

– Я же говорил, Художор чует страх и боль. Стало быть, суть в том, чтобы их не испытывать, уметь быть в нужный момент выше этих примитивных чувств.

– Мне нужны подробности.

– Подробности... что ж, это справедливо. Ты будешь стоять здесь, на скале. Художор поднимется сюда, чуя твой страх и желая его попробовать. Потом он причинит тебе боль одним своим соседством, физически, и ты ее не выдержишь. А надо уметь расслабиться, позволить ей быть и согласиться с ее существованием. Если у тебя получится, Художор уйдет.

– А если нет? – напряжённо спросила я.

– Тогда он тебя поглотит в своем чреве и медленно растворит, наслаждаясь каждой крупицей твоей бесконечной боли от этого процесса. Ведь что такое боль и страх..? – вдруг увлекся собственными рассуждениями плывчи. – Это неприятие, которое испытывает всё живое при нарушении границ его существования, телесных или духовных. И Философия Боли учит не только властвовать над ними, но и готовит нас к познанию гармоничного круговорота жизни и смерти...

– Эй, лови!

Из-под скалы вылетела здоровенная пластиковая бутылка с водой и с размаху впечаталась в мою ногу. Я едва успела перехватить ее, чтобы та не упала обратно в океан.

Над краем обрыва показалась довольная физиономия Холума.

– Решил попытать счастья на место старейшины, Нуидхе? У тебя неплохо получается ездить по ушам, аж заслушался.

– Отвали, – беззлобно буркнул Нуидхе. – Ещё чего, в старейшины... Просто иммигрантка желает подробностей, чтобы пройти испытание живой.

– А!.. Ну-ну. Пусть попробует, – хмыкнул Холум и, посерьёзнев, спросил у меня: – Как собираешься сбалансировать страх, боль, плохие чувства?

– Э-э... расслабить всё тело и позволить им быть? – неуверенно предположила я, отчётливо ощущая, что кто-кто, а конкретно этот плывчи искренне хочет мне помочь. И это было как-то связано с Граем.

– Расслабить тело, ага, – он вдруг фыркнул. – Типичная ошибка новичка! Не тело нужно расслаблять первым делом. Не тело!

– А что тогда?

– Расслабляй дух. А за ним и тело последует.

– Легко сказать! – скривилась я. – Но как его расслаблять, аффирмациями, что ли? «У меня всё хорошо-замечательно», «Я не тело, а дух», «Страх ничто, боль проходит» и прочее?

Холум вздохнул, не глядя на закатившего глаза Нуидхе. Тот не преминул вернуть шуточку:

– Похоже, это тебе пора в старейшины записываться, Холум! Будешь молодняк наш обучать. Да что толку ее учить, все равно не поймет.

– А почему бы и нет? – пожал узкими плечами Холум и придвинулся ко мне. – Слушай сюда, объясню проще. Боль – это сигнал тела о нарушении его граней извне или изнутри. Дух этот сигнал принимает, включая страх, тревогу, панику и начинает действовать. Но если дух умеет всё это включать, значит, умеет и отключать, верно? Вселенной управляет закон равновесия, это всякий знает. Конечно, отключение от боли и страха серьезную проблему тела – ранение, например, – не решит, но и помехой не станет. Даже наоборот, голова останется холодной и будет решать проблему спокойно.

– Как вы ослабляете этот сигнал? – жадно спросила я. – Как отключаете связь между болевым импульсом и мозгом?

– Учимся долго и прилежно через кое-какие практики. Самое первое – это глубокое дыхание. Вдыхаешь на одну единицу, выдыхаешь на две. Второе – холод. Лучше всего использовать настоящий. Найди на своем теле место, которое будет мёрзнуть и смакуй его. Тело общается с духом очень прямолинейно, а сознание не умеет чувствовать нарушение в двух местах одновременно. Если ты выберешь холод, болевому импульсу придется ослабнуть.

Я покачала головой.

– Не могу представить, как я буду думать о холоде, когда рядом со мной окажется монстр и начнет причинять боль. А как... как он это делает?

– Всё дело в его щупальцах. Они покрыты тонкими волосками, которые обжигают тело медленным ядом. Если не подвергаться их воздействию слишком долго, то это не слишком опасно. Так, воспаление, волдыри, температура... Но боль сильная, острая. Появляется, к счастью, не сразу, а постепенно. Как будто держишь руку высоко над огнем, а потом начинаешь опускать ее все ниже и ниже, пока пламя не начнет пожирать тебя заживо.

– Какой ужас! – представив это, я поежилась. – Похоже на ожоги от земных книдариев со стрекательными клетками. Может, ваш Художор – это гигантская медуза?

– Я не знаю, кто такие медузы. Лучше послушай о третьем методе. Это – древняя Песнь Гармонии, которую мы поем непрерывно, и образ горячего красного шара, в котором живёт боль. Под эту песнь мы делаем шар синим и холодным... Жаль, что ты не знаешь слова. Они звучат на языке плывчи, который ты не поймёшь.

Говорить о том, что Муирне однажды пела мне свою гипнопеснь на эсперанто, я не стала. Слова начали забываться, но недавние мысленные песнопения Грая снова их оживили, да ещё и добавили те строчки, которые я в первый раз проспала.

После достаточно подробного описания грядущих страданий продолжать беседу резко расхотелось. Я отлично понимала, что все эти советы – не для меня. Во всяком случае, без длительной подготовки они бесполезны, такая вот трагедия голой теории.

Единственное, что внушало хоть какую-то надежду – это тот факт, что мои ментальные способности довольно обширны и сильны. И, неожиданно активировавшись на этой планете, они всегда выручали меня в миг опасности. Хорошо бы и теперь не подвели.

Взгляд упал на бутыль пресной воды у моих ног, и я немедленно присосалась к ней – жадно, словно пиявка. Успела опустошить ровно на треть и чуть не подавилась, услышав осознанное мысленное обращение ко мне от Холума:

«Не ведаю, что у тебя за способности, госпожа Чудо-Юдо, но советую воспользоваться ими в первую очередь. Иначе у тебя нет шансов...»

Теперь я уверилась окончательно, что плывчи Холум – довольно близкий друг Грая, раз тот поделился с ним фактически конфеденциальной информацией. Мой бунтарь не мог не понимать, что я буду против рассекречивания собственных особенностей третьим лицам.

Поскольку ответить вслух при Нуидхе я не могла, пришлось ограничиться еле заметным кивком.

Шторм не утихал. Соленые брызги от бьющихся внизу волн уже казались одним непрерывным дождем, который лился из неправильно расположившейся тучи. Давно я себя так плохо не чувствовала – если говорить о чувствах уныния, дискомфорта и назойливой тревоги. И мысли в голове бродили все сплошь пессимистичные под флагманом самой гнетущей из них: а доживу ли я до завтрашнего утра?

– Приближаются, – флегматично сказал Холум и кинул на меня взгляд, преисполненный жалости.

Я затравленно уставилась на неровно-пьяный от бури горизонт. Ничего разглядеть не могла, однако в том месте, куда смотрели плывчи, океан бурлил в разы сильнее, чем при обыкновенной непогоде. Словно вода находилась в стадии кипения, и от нее пышной шапкой расходилась густая белая пена.

Воздух неожиданно уплотнился, виски сдавило. Я непонимающе прикоснулась к ним, задышала чаще... и поняла, что проблема не в воздухе. Это было давление ментального уровня. Возникло тяжёлое ощущение, будто кто-то огромный и ленивый приоткрыл один глаз, чтобы осмотреться и понять, что заставило его очнуться. И по какой-то причине его взгляд упал на меня.

«А... это ты... – прошелестел знакомый мысленный шепот. – Подвижное... беспокойное... шумное... дитя не моего круга... вот к кому гонят моего чистильщика...»

Я резко выпрямилась, привлекая к себе внимание плывчи.

– Э-э... пойду за кустики... то есть за камушки схожу, – брякнула первое, что пришло в голову. – По нужде.

Нуидхе и Холум отнеслись к моей отлучке с пониманием, и до меня с опозданием дошло: теперь эти двое будут считать, что госпожа Чудо-Юдо описалась, даже не успев воочию увидеть Художора. Тяжело вздохнув, я уселась на мокрый камень и протранслировала неизвестному знакомцу приветливую мысль:

«Рада слышать тебя! Кто такой этот чистильщик..?»

«Пожиратель негативной энергии... обычно инстинктивно кормится на тех местах, где она нарушает мой баланс... но иногда дети моего круга заставляют его менять путь по мелочам... я слежу... это интересно...»

«Интересно? – искренне возмутилась я. – То есть...если сейчас этот чистильщик Художор начнет «чистить» от меня океан, то ты просто сядешь в зрительских рядах и начнёшь закидываться попкорном? А как насчёт того, чтобы отправить его восвояси? Пусть продолжает свой путь туда, куда шел, а меня оставит в покое!»

«Беспокойное дитя... – почти весело отозвался голос. – Никогда прежде я не вмешивался в программы чужих жизней... но из-за тебя это происходит теперь на каждом шагу... ты и мать твоего круга развеяли мой сон в считанные мгновения...»

«Мать моего.. чего? Какая мать?»

«Она назвалась Саолл...»

«Саолл?.. Саолл... да это же планета Диниту! – осенило меня. – Так ты с ней общаешься?»

«Начал общаться, когда ты разбудила меня... – посетовал голос, словно жалуясь, – ...очень настойчивая... не дала мне снова уснуть... постоянно приходит, требует, тормошит... От Саолл невозможно отгородиться... Я пробовал... но она слишком давно закрепилась в моих сферах через свой энергетический путеводитель...»

«Можно спросить кое-что? – начала я, не удержав жадного интереса. – Ты...»

«Да... – ответил голос, предвосхищая вопрос. – Я один из тех сфер, что многие разумы во Вселенной называют планетами... А ныне, когда Саолл позвала, у меня появилось имя – Ти... маленькое и слабое... Таким она меня видит...»

«У планет существует половая принадлежность? Ты говоришь о себе в мужском роде.»

« Все сферы к идеалу жаждут ближе быть, и сбалансировать себя во всем – вот смысл жизни их из круга в круг. Во мне, увы, энергии мужские сильнее женских... – прошелестел Тигарден-2 (а это был именно он, что шокировало и восхищало), затем с куда большим удовлетворением добавил: – ...как женских сил преобладанье несомненно у Саолл самодовольной...»

– Эй, Чуда-Юда! – крикнул Нуидхе, деликатно не показываясь из-за каменного уступа. – Мы уходим! Готовься – скоро появится Художор!

– Да-да, идите! – отмахнулась я и снова обратилась к невидимому собеседнику: «А чего, собственно, хочет добиться от тебя Саолл?.. Чтобы космозонки отстали от ее детей-диниту?»

«Нет... Она хочет, чтобы я помог изменить их образ жизни... – проворчал планетарный голос. – И я уже один раз вмешался в чужую жизненную программу... пока что не очень удовлетворительно...»

«Как вмешался? Я думала, у планет нет таких возможностей.»

«Мне подсознания подвластны слабые... и полный спектр инстинктов всех созданий круга моего. Естественна и власть над всей программой своих сфер – энергетической, материальной... Однако с разумом любого из своих детей мне не управиться, когда он в силе... пришлось найти несчастное мое дитя с сознанием, разрушенным отравой, и действовать через него...»

«Я сейчас совсем ничего не поняла. Вот совсем, – призналась я. – Какое несчастное дитя? И при чем тут оно, если надо общественный строй у твоих жителей менять?»

«Несчастное дитя, что, подчиняясь моей воле и своим инстинктам примитивным, пришло в дом смерти и с собой забрало нескольких других моих детей... – охотно принялся делиться опытом Тигарден-2. – Средь них есть тот, кто дорог избраннице Саолл на будущую власть... чтобы попал в твои он руки, пришлось в первоначальной моей жертве раздуть желанье удовольствий, на спутник мой безмолвный за тобой отправить, повсюду следуя одним путем... и подобрать такой момент, чтобы пришлось ей ценное дитя тебе отдать... В тебе сомнений не было, ты предсказуема, а вот несчастное дитя заставило меня поволноваться...»

С каждым словом мои глаза раскрывались всё шире и шире, поворачивая картину моего недавнего прошлого совсем под другим углом, в обратном порядке.

Жалобы пьяной Мары Танн на депрессию высокородной матери – претендентки на власть и соперницы Фирэлеи Танн, между прочим! – из-за потерянного сына. Курортный спутник Демо. Очередь в игровую зону. Безбашенная наркоманка с бросовыми рабами.

Вот только который из них – ценное дитя?

Тут в моих воспоминаниях всплыл ещё один сомнительный момент – о дрогнувшей руке, которую словно бы кто-то подтолкнул, когда в «Межпланетариуме» я выбирала островок в личную собственность.

«Послушай-ка, – с подозрением начала я, – а то, что с самого начала поселилась я на острове Йо, не твоих ли рук... волевых усилий дело?»

«Нет, не моих... Тем временем еще дремал я, – ответил планетарный голос. – Воля Саолл тут в действии видна... ведь там, где собственный ее путеводитель, она сильна, почти как у своей звезды... но силы этой радиус уж очень мал, и это ее вечно огорчает...»

Внизу, у водного подножия скалистого островка, где бешено бились волны, раздался утробно хлюпающий полурёв-полувздох с подсасывающим звуком. Озабоченная новой информацией, я не сразу восприняла его осознанно.

«Чистильщик недоумевает, зачем он здесь...– прокомментировал Тигарден-2. – Тебя не чует, от низших чувств ты слишком уж отвлечена... Сейчас обрушит ярость на загонщиков своих, кто волноваться начал...»

На меня тут же нахлынул запоздалый страх, на который сквозь грохот шторма прилетел звук одобрительного рёва. Вот зачем мне напомнили об этой твари, а?

«Эй, Ти! – заволновалась я. – Прогони чистильщика, ты же можешь!»

«Могу... – не стал отрицать тот. – Но тебе нужно быстрое развитие, а с помощью чистильщика это вполне возможно... не ты ли жаловалась мне на боль?.. Искала способы ее взять под контроль?.. Вот шанс тебе... Саолл сказала, Мастером Ресурсов ты моих стать можешь, облегчить тягость эволюции... а если сына Инфомерной ветви приведешь ты к норме – того, кто в черном ходит колпачке на голове... то будет у меня прямой канал общения с детьми...»

Я начала злиться, при этом отлично зная, что злость приманит Художора на скалистый островок ещё быстрее.

«Твой чистильщик меня сожрёт! Я не умею терпеть боль... И плакали тогда ваши с Саолл грандиозные планы!»

«Не сожрёт... – возразил Тигарден-2. – Я не позволю... Тебя не буду больше отвлекать – он уже рядом. Приступай к познанью и развитию...»

Давление на виски ослабло. И вместо него немедленно возникло гнетущее давление на нервы – от понимания, что никуда мне не деться от суда Художора.

Чтобы хоть как-то ослабить панику, я начала размеренно и глубоко дышать, делая каждый выдох длиннее. Потом обхватила себя руками, закрыла глаза и принялась раскачиваться неваляшкой, попутно вспоминая слова гипнопесни Муирне.

Чувство беспомощности и общего идиотизма своих надежд не уходило.

Не позволит он, понимаете ли, меня сожрать... Это, конечно, сильно успокаивает. А как насчёт огромных стрекательных клеток, которые будут сжигать меня своим ядом?

Приближение страшной твари из инопланетного океана ознаменовалось своеобразной музыкой «шагов», которую издавали присоски на щупальцах.

Шлёп-чпок. Шлёп-чпок. Шлёп-чпок.

У меня волосы на затылке буквально зашевелились, когда я услышала эти пугающие звуки. А затем на поверхность скалы легла первая конечность прозрачной желеобразной плоти.