Господин следователь 3

Глава вторая Подлости по переписке

Правильно говорили, что девятнадцатый век — век писем. Эпистолярный. Впрочем, нечто подобное говорили и про восемнадцатый. Или ошибаюсь? Но я в восемнадцатом веке не жил.

Я привык к письмам, которые присылали мои родители, аккуратно на них отвечаю. Неожиданно, пришел к выводу, что бумажных письмах имеется своя прелесть. Да, они страдают многословием, в отличие от «писем», которые отправляются по электронной почте, зато в них вкладывается часть души человека и его настроения.

Но время от времени почта доставляет мне конверты, где адрес и адресат незнакомы, либо вообще отсутствует.

Чаще всего это просьбы. Каким образом людям становится известно, что в Череповце трудится судебным следователем сын вице-губернатора? Откуда они заполучают мой адрес? Понимаю — будь я великим князем, миллионером, известным писателем, вроде графа Толстого или Чехова (да, Антон Павлович еще незнаменит и небогат), но титулярный-то каким боком?

Ладно, если был сыном камергера Мосолова, нашего губернатора, у которого есть собственные заводы, где он пропадает четверть года, но у Чернавских немыслимых денег нет. Не бедствуем, разумеется, возможно, что и богаты, но не настолько, чтобы облагодетельствовать всех и каждого.

Вот, например, любопытное письмо.

'Приветствую вас уважаемый Иван Александрович.

К вам обращается студент-медик Московского Императорского университета Андрей Егорович Николаев, в настоящее время вынужденный оставить учебу из-за недостатка средств.

К сожалению, мой отец вышел в отставку, а его пенсия не позволяет оплачивать образование сына. Давать частные уроки, как это делают мои малоимущие коллеги или подрабатывать в полицейском участке, считаю неправильным и недостойным, потому что все жизненные силы и время студента-медика должны быть направлены на постижение новых знаний и укрепление старых.

Я обращаюсь к вам, потому что уверен — вы, как бывший студент Императорского университета, должны понимать, что образование не должно зависеть от кошелька. Наше отечество нуждается в образованных людях, вроде меня, особенно, если у них имеется четкая цель в жизни.

Моей конечной целью является не столько лечение больных, сколько изобретение лекарства, позволяющего лечить все болезни. Человек — единый организм и все жизненные органы его связаны между собой, поэтому единое — универсальное лекарство должно быть. И я это лекарство обязательно отыщу, лишь бы у меня имелся подходящий материал для опытов.

Диплом лекаря позволит мне работать над своим универсальным лекарством. Не сомневаюсь, что не пройдет и десяти лет, как это лекарство будет отыскано, а вы прославитесь как человек, оплативший обучение великого врача и фармацевта.

Вы занимаете в Череповецком уезде высокую должность, которая, как мне кажется, хорошо оплачивается. Уверен, что ваш отец — вице-губернатор присылает на ваше содержание определенную сумму. Вам не кажется, что это несправедливо?

Я считаю — и это правильно, что вы обязаны делиться своими доходами с теми, у кого нет средств.

Все расходы на обучение составят триста рублей в год, но с учетом того, что я проживаю вместе с отцом и матерью в Москве, тратить деньги мне придется только на учебу. Таким образом, вам придется прислать сто пятьдесят рублей.

К сожалению, деньги за обучение следует вносить сразу и рассрочку я принять не могу. Жду вашего первого перевода не позднее седьмого декабря сего года. Москва, Тверская улица 6, дом Крашенниковых, флигель'.

Памятуя свое студенческое прошлое, написал бы ему — иди-ка парень, вагоны поразгружай, снег с крыш скидывай. При желании шабашки всегда найдутся. Тем более, такие шикарные, как подработка в полицейском участке. Не знал, что такое есть. Или это в столицах?

Интересно, этот парень дурак или сумасшедший? Какие средства на обучение? Я сейчас не о его просьбе — требованию, а о планах. Таких «спасителей» метлой нужно гнать от университета, и уж тем более, не выдавать диплома врача. Чувствую, что свое «универсальное» лекарство начнет испытывать на пациентах. Сколько народа отравит?

Пожалуй, стоит отправить в Московский университет копию этого письма и поделиться своими соображениями. И опасениями тоже.

А вот тоже перл, достойный сохранения в архиве.

'Ваше благородие господин титулярный советник Чернавский Иван Александрович!

К вам обращаются представители волостного схода сел Покровское и Ильинка, а также окружающих их деревень.

22 октября с.г. мы созвали волостной сход в количестве 76 душ м. п., а также вдов, имеющих земельные наделы, в количестве 6 штук.

На нашем сходе мы решили построить ветряную мельницу, потому что прежняя мельница сломалась, возить зерно в другую волость очень дорого.

На строительство нам понадобится 6 тысяч рублей. Двести рублей мы уже собрали.

Мы обратились за помощью в уездное земство, но господин Волков заявил, что земство не финансирует мельницы. Земство готово дать денег на школу в разумных пределах. Но школа нам не нужна, потому что у нас уже есть церковно-приходская школа, а содержать еще одну накладно.

Нижайше вас просим попросить вашего достойного батюшку — Его Превосходительство вице-губернатора Чернавского о выделении из губернской казны необходимых средств. Губернская казна не оскудеет, зато наша волость получит мельницу.

В том случае, если казна не сможет дать нам средства без отдачи, то просим выдать нам беспроцентный кредит на двадцать лет.

Иван Александрович!

В случае, если ваш батюшка — Его Превосходительство положительно рассмотрит нашу просьбу и соблаговолит отдать приказ о выдаче нам безвозвратных средств, то мы готовы присовокупить к собранным деньгам еще сто. А если деньги, в виде беспроцентной ссуды — то только двести.

В чем подписуемся.

С поклоном жители волостей'

Забавно. Мужики готовы дать деньги, чтобы сынок замолвил словечко перед батюшкой. Как это называется? Предложение взятки? Нет, кажется, именуется «откат».

Причем, решают такой вопрос на сельском сходе, на людях, нисколько не сомневаясь, что поступают правильно. Привлечь, что ли их за попытку подкупа должностного лица?

Ладно, плевать.

'Уважаемый Иван Александрович! Мой милый и пока еще далекий друг.

Наверняка Вы будете очень удивлены, получив это письмо, потому что мы с Вами незнакомы.

Уверяю Вас — мне вовсе не хотелось тревожить Ваш покой, но сердцу, как говорят, не прикажешь. С тех пор, как я впервые увидела Вас, мое сердце бьется неровно, оно стучит грозит выскочить наружу! Доктора со своими пилюлями и каплями не помогут.

В последние ночи я не могу спать, потому что мне постоянно представляется ваше мужественное и благородное лицо.

Я уже неоднократно приходила к зданию Окружного суда, караулила Вас по дороге домой, чтобы хотя бы украдкой посмотреть на Вас.

Наверняка Вы не обращали внимания на меня. Не виню Вас за это. Я рада увидеть Вас мимолетно, украдкой.

Я неоднократно видела вас вместе с Еленой Б. Скажите, зачем Вам она? Елена Б. — всего лишь маленькая и глупая девочка. Она не пара такому удивительному человеку, как Вы.

Вам нужна взрослая, опытная женщина, которая сумеет стать Вам верным спутником жизни, та, что вырвет Вас из провинциального городка, где все покрыто скукой.

Мы с Вами рождены, чтобы жить в ином, более прекрасном месте. Там, где всегда светит солнце и где люди улыбаются.

Я ничего не прошу от Вас. Не хочу даже называть свое имя. Могу только сообщить, что мне 23 года, я замужем, но мне претит жить со своим мужем. Если вы согласитесь — я тотчас же брошу своего мужа. Я не стану требовать, чтобы Вы повлияли на моего супруга, чтобы тот дал согласие на расторжение брака. И не прошу, чтобы Вы женились на мне. Мне достаточно, чтобы мы с Вами сосуществовали в едином пространстве, как и положено людям, тонко чувствующих гармонию этого мира и которые тянутся друг к другу.

Если меня притягивает к вам, то неизбежно, что и Вас станет притягивать ко мне.

Думаю, что с Вашими связями Вы сумете получить от моего нелепого мужа отпускное свидетельство и паспорт, позволяющий мне жить отдельно от него.

У меня имеется независимый капитал, составляющий 5 тыс. руб. Если мы с Вами будем вместе, то сможем жить в Италии.

Ваша Н. К.'

И чего она хочет-то? Если просто сосуществовать в одном пространстве — это одно. Если поехать в Италию, совершенно другое. 5 тысяч рублей — это в год, или все про все? Если в год — шикарно, если всего, то хватит года на два, в Италии. Или на три.

Надо будет выяснить, что за дура скрывается под инициалами Н. К. Двадцать три года, замужем. В принципе, не так и сложно. К.? Карандышева? Как зовут даму, что уединялась в нумерах с прокурором, не знаю. Может быть и Наталья — очень распространенное имя, или Надежда. Какие еще имена есть на Н? Да, еще Нина. Больше не помню. Еще какая-нибудь Нинель. Нет, Нинель — это вряд ли[1].

К счастью, подобное послание всего одно, но и оно меня изрядно напугало. Допустим, если приедет студент-медик, или кто-то из обиженных крестьян заявится выяснять — почему их ходатайства оставлены без внимания, не страшно. С мужиками как-нибудь разберусь. Но что мне делать с экзальтированной особой? А еще, не дай бог, Леночку подстережет.

Все-таки, такие письма, что приходят мне — не страшно. Но есть другие, подлые и гадкие, способные испортить жизнь хорошему человеку.

Я уже был дома и щепал лучинки, чтобы раскочегарить самовар-эгоист, а на столе меня поджидал увесистый сверток с хлебом, колбасой и сыром — мой ужин.

Внезапно в дверь кто-то нетерпеливо застучал. Отправившись открывать дверь, обнаружил так Литтенбранта.

Жених хозяйки был обряжен в форменную шинель, голову украшал какой-то войлочный колпак с двумя козырьками. Кроме самого сельского джентльмена во дворе еще имелась и лошадь.

— Петр Генрихович? — удивился я. — Каким это ветром вас принесло? Наталья Никифоровна до сих пор у родственников.

— Я знаю, — кивнул Литтенбрант. — Но мне нужно срочно посоветоваться по очень важному делу, а кроме вас не с кем.

— Проходите, — посторонился я, пропуская аглицкого джентльмена в дом. — А лошадь как?

Надеюсь, ее-то в гости не нужно звать?

Литтенбрант прошел на кухню, привычно уселся на табурет между печкой и столом.

— Чай будете? — поинтересовался я, прикидывая — хватит ли нам кипятка? Пожалуй, придется «эгоист» еще раз ставить.

— Чай? — переспросил Петр Генрихович. — Чай буду. Но лучше бы водки.

— Вот здесь ничем не могу помочь, — вздохнул я. — Может, у Натальи Никифоровны где-то и есть, но где — не знаю, а искать не стану.

— Вон там, в буфете, внизу, — подсказал Литтенбрант.

В нижнем отделении буфета и на самом деле скрывалась початая бутылка водки. Надеюсь, хозяюшка не очень обидится, узнав, что взял без спроса? Но не для кого-то чужого, для жениха.

Вытащив бутылку, поставил ее перед Петром Генриховичем. Полез в буфет за рюмкой, но сельский следователь, не дожидаясь приличной посуды, набулькал себе половину чайной чашки и выдул ее одним мхом.

— Что у вас стряслось? — поинтересовался я. — Мужики все бревна разворовали или учитель отказался выходить на работу?

— Все гораздо хуже, — сообщил Петр Генрихович, наливая себе еще полчашки. Но на сей раз не выдул, а оставил стоять.

— И в чем проблема?

— Прочтите.

Литтенбрант вытащил из внутреннего кармана помятый конверт и пододвинул его мне.

Письмо без подписи. Анонимка, блин. И что там пишет анонимус?

'Многоуважаемый Петр Генрихович!

Спешу поздравить Вас с предстоящей свадьбой, но считаю своим долгом сообщить Вам, что спелый плод, который вы собираетесь вкушать, надкушенный покойным супругом Василием Кондратьевичем, еще и червив.

На заре своей семейной жизни Наталья Никифоровна Селиванова — в девичестве Подшивалова, имела предосудительные отношения с поручиком пехотного полка, от которого даже пришла в тягость.

С искренним уважением — ваш доброжелатель'.

Интересно, какая сволочь это писала? А ведь когда случились «предосудительные отношения»? Кажется, лет семнадцать назад. Странно, на что-то хорошее у людей память короткая, а вот такое все помнят. Кто бы это мог быть? Не думаю, что в Устюжне и уезде осталось много народа, кто знал об измене молоденькой женщины. Да еще и о ее беременности. Только кто-то из очень близких. Родственники? Сестры? Нет, вряд ли. Наверное, кто-нибудь из так называемых «друзей», кто в курсе дел семьи Подшиваловых.

Почерк, мужской, обратного адреса на конверте нет, но штемпель Устюжны.

Оставив письмо, принялся резать хлеб, колбасу и сыр, приготовляя бутерброды, собираясь с мыслями. Никак не подумал бы, что мужчину в сорок пять лет начнут волновать такие мелочи, как измена его избранницы бывшему мужу, совершенная много лет назад. Впрочем, осуждать не стану. Не знаю, как сам бы себя повел. Одно лишь скажу — советоваться бы не с кем не побежал. Сказать сельскому следователю, что если полюбил женщину, то принимаешь ее всю, без оглядок на прошлое? Он это и так знает, не хуже меня. И что верить анонимным письмам — глупость? Тоже знает, следователь, как-никак. Нет, нужно придумать что-то другое.

— И что скажете? — с нетерпением спросил Литтенбрант.

— Ничего, — отозвался я. — Видите, готовлю нам ужин, а еще делаю героическое усилие.

— Какое усилие? — не понял Петри Генрихович.

— Героическое, — повторил я и уточнил. — Делаю над собой героическое усилие, чтобы не сорваться и не дать вам по морде. Останавливает, что вы в два раза старше меня и находитесь сейчас в растрепанных чувствах. Но ей богу — ужасно хочется.

Литтенбрант не обиделся, только удивленно спросил:

— А за что — по морде?

— Во-первых, за то, что вы верите всякому вздору. Во-вторых, что притащили письмо, порочащее вашу невесту, почти незнакомому человеку. Вы делаете достоянием чужих ушей личную жизнь своей будущей жены. Даже не знаю — что хуже.

— Иван Александрович, у меня нет здесь ни родственников, ни близких друзей. Так получилось, что именно вы познакомили меня с Натальей Никифоровной, вы одолжили денег на свадьбу.

— То есть — несу ответственность и за невесту, и за тех негодяев, которые решили опорочить ее честь? — усмехнулся я.

— Нет, что вы, — смутился Петр Генрихович. — Вы произвели на меня впечатление человека, с которым можно поделиться наболевшим. Нелепо требовать от женщины, побывавшей замужем, чтобы она сохраняла девственность. Но это письмо? Этот адюльтер?

— Будете есть? — спросил я, кивая на тарелку с бутербродами. Мне самому почему-то есть расхотелось.

Литтенбрант выпил очередную порцию водки, взял бутерброд с сыром и принялся жевать. Глядя на него, я уцепил бутерброд с колбасой.

Откусив кусок, прожевав, задумчиво изрек:

— Любопытно — кому так сильно досадила Наталья Никифоровна, чтобы этот субъект отправлял анонимные письма? Наверняка какой-то отвергнутый жених.

— Письма? — вытаращился на меня Петр Генрихович.

— Ага, — подтвердил я, потянувшись за заварочным чайником. — Чай будете пить или ограничитесь водкой?

— Да подождите вы с чаем! — рыкнул сельский следователь. — Вы мне про письма скажите. Что за письма? Кто их получал?

— Я уточнить хочу — если будете чай, то я еще самоварчик поставлю, на двоих здесь не хватит, — ответил я, проверяя — Литтенбрант уже «закипел» или еще нет? Не закипел, но близко. — Я тоже получил парочку анонимных писем. И тоже почему-то из Устюжны. Почерк очень похож на почерк в вашем письме. Жаль, что свои я сжег, могли бы сличить.

— Вас поставили в известность, что Наталья Никифоровна имела роман с поручиком? — вытаращился на меня сельский следователь.

— Нет, что вы. Мне эти сведения до одного места. Наталья Никифоровна замечательная женщина, но ее личная жизнь волнует меня меньше всего. В первом письме сообщили, что я напрасно встал на квартиру к этой хозяйке, потому что она отравила своего мужа — коллежского асессора Селиванова. А во втором — что она скверная хозяйка и ее постояльцы постоянно страдали поносом.

— И что вы?

— А что я? — пожал я плечами. — Навел справки — отчего умер покойный коллежский асессор, узнал, что от грудной жабы. А про поносы даже и выяснять не стал. Может, у кого-то из мальчишек и был понос, но мало ли, что подростки могли сожрать?

— Так вы считаете, что анонимное письмо — это ложь?

Вообще-то, мне известно, что это не ложь, а чистая правда.

— Я вообще ничего не считаю, — пожал я плечами. — Думаю — не пришлют ли вам очередное письмо, где распишут, что у вашей избранницы был роман со своим постояльцем, то есть — со мной?

Петр Генрихович озадаченно посмотрел на меня, потом расхохотался.

— Ну, Иван Александрович, вы и шутник. Вот это было бы чересчур. В такое бы я не поверил!

— И правильно бы сделали, — с совершенно серьезным видом сказал я. — Если бы у меня был роман с Натальей Никифоровной, разве бы я позволил ей стать вашей невестой? Я бы уже повел ее в Воскресенский собор, а еще лучше — отвез бы в Новгород, в храм святой Софии.

— Зачем ее везти в Новгород? — захлопал глазами Литтенбрант.

— Как зачем? Чтобы обвенчаться. Такую женщину, как Наталья Никифоровна, нужно сразу же вести под венец, чтобы кто-то другой не увел. А знаете что, Петр Генрихович… — сделал я паузу.

— Что?

— Вы правы, вам следует отказаться от свадьбы. В этом случае я сам смогу сделать предложение Наталье Никифоровне и жениться на ней. Да, точно, — хмыкнул я.

— Так у вас уже есть невеста, — окончательно растерялся Литтенбрант. — А возраст? А ваше положение? А будущие дети?

— Официального обручения не было, Леночка все поймет. Возраст — ерунда, он не помеха для счастья. Дети? Возьмем на воспитание двух девочек и одного мальчика. Правда, мои родители… — поморщился я. — Но они не станут противиться.

— Нет, подождите-ка, господин Чернавский… — начал Литтенбрант.

— А чего ждать? Я не собирался уводить вашу избранницу. Но вы же решили отказаться от невесты?

— С чего это вы взяли? — возмутился сельский следователь. — Отказываться от любимой женщины из-за какого-то гнусного письма? Да я уже распоряжения к свадьбе сделал.

— Тогда нечего огород городить, — сказал я, подводя итоги. — Женитесь, живите долго и счастливо. А сейчас допивайте водку, закусывайте. Если хотите, пристрою вас у себя. Сдвинем стулья, попонку найду. Вон, у меня дорожки шикарные есть, с рисунком. Только, надо что-то с вашей лошадью сделать. Расседлать ее, что ли. Кажется, в сарае сено есть. Надо бы еще напоить?

— Пожалуй, лучше домой поеду, — решил Литтенбрант. — Дорога хорошая, луна светит, двадцать верст — пустяки. Лошадь кормленая, поить ее тоже пока не нужно.

Провожая к выходу жениха своей любовницы, попросил:

— Петр Генрихович, не говорите Наталье Никифоровне об этом письме. Она женщина добрая, очень любит своих родных, соседей. Не стоит ее расстраивать из-за какой-то сволочи.

[1] Это да. Имя Нинель образовано от слова Ленин.